Не отрекаюсь!

                Глава шестая

                На пути в ставку хана Бату
    
     Князь Михаил Всеволодович два месяца1 добирался до улуса Джучи, кочевавшего на левом берегу Волги. Весной кочевники поднимались на северные пастбища, расположенные у слияния Камы с Волгой, тут расстилались земли Волжской Булгарии.2 Несчётные татарские табуны, стада и отары паслись здесь на сочных приволжских травах всю тёплую пору года, а с наступлением осени опять откочёвывали в низовья на зимние выпасы.3
     Когда черниговское посольство проезжало через земли Ростовского княжества, к ним присоединился княжич Борис,4 внук Михаила Всеволодовича. И всюду, где ступали русичи, им встречались картины страшного запустенья. Многие руськие селенья заросли бурьяном, в иных же едва теплилась жизнь. Между руин и в полях среди высокой ковыльной травы белели людские кости и черепа, угрюмо смотревшие пустыми глазницами в небо. Завидев всадников, нехотя отбегало от них степное зверьё; лениво поднималось в небо и долго кружило, истошно крича, галочье и вороньё.
     После полного тревоги пути, когда приходилось опасаться рыскающих повсюду литовцев,5 зарившихся на лёгкую добычу, впереди заблестели воды великой могучей реки. Обоз князя подошёл к небольшому приграничному посёлку, формально считавшемся руським, — в этом месте предстояло задержаться, прежде чем переправиться через Волгу. Здесь останавливались все руськие князья, спешившие засвидетельствовать свою покорность Бату, и порой застревали надолго, ожидая, когда примет хан.
     Монголы были язычниками. Они считали, что существует единое верховное божество, но у него в подчинении находятся божества рангом поменьше. И часто в полемике с христианами о вере, в доказательство своей правоты, показывали сжатый кулак, а потом его разжимали и указывали на растопыренные пальцы. Поясняя: как кулаку подчиняются пальцы, так верховному божеству подчиняется множество других богов. Собственно, религиозное мировоззрение монголов было не чем иным, как слепком их общественного устройства, когда на верху иерархической лестницы стоял верховный хан, которому безраздельно подчинялись другие из ближайшего родственного ему окружения.
     Они обожествляли природу: поклонялись солнцу и луне, чтили воду и землю, деревья. В особом почёте был дух огня От (Ут).6 Кто по неосмотрительности плевал в костёр, перепрыгивал или бросал в него грязные вещи, сам считался нечистым и по закону Ясы7 подвергался смертной казни. Такая же участь ждала бедолагу, наступившего на порог ханской юрты.

                Думы князя
    
     Князю Михаилу не спалось, невнятная тревога нудила сердце. Он долго ворочался с боку на бок, но сон так и не шёл. Слыша, как ворочается князь, боярин Фёдор тоже не мог уснуть, а только неслышно вздыхал и тихо молился. Наконец, князь встал, глянул на притворившегося спящим Фёдора и, накинув на плечи корзно, вышел на свежий воздух.
     Вызвездило. Мириады больших и мелких звёзд дрожали высоко в небе. Вот одна сорвалась и, оставляя за собой узкий огненный след, вспорола небесную темь. А на исходе лёта ярко вспыхнула и сгорела. Через мгновенье вереницы причудливых огненных всполохов осветили северо-восток небосклона. За долгую свою жизнь князю не раз приходилось видеть буйство огня в ночном небе. В такие минуты ему всегда думалось, что даже на небесах нет покоя, даже там есть недовольные своей участью. Там идёт постоянная борьба добра со злом.
     Вспыхивающие в ночном небе звезды представлялись ему душами падших ангелов, которые слишком о себе возомнили и начали роптать на Всевышнего. Мол, они тоже участвовали в сотворении Мира, а потому стали настойчиво требовать себе привилегий. Грех роптать на того, кто даёт тебе кров и пищу. Кто высоко возносится, нередко низко падает (князь знал много примеров тому), они были жестоко посрамлены и в страхе бежали, но укрыться от длани Всевышнего не смогли. И вот теперь пылают в небесах, сгорают от Его праведного гнева.
     Как-то, глядя на звездопад, князь со злорадством подумал: ишь, захотели уравняться в правах с Ним. А равенства, как и справедливости, ведь нет, и никогда не было. Нет правды на небесах и на земле! Сочувствовать сирым и убогим, подавать им милостыню — это одно. Делать это нужно из сострадания, чтобы не озлоблять забитые нуждой сердца. Это по Божьей заповеди. Но каждый в этом мире должен знать своё место. Кому шесток, а кому теремок, что у кого на роду написано. Так было испокон веков и так будет до их скончания. А если на твоё кровное посягают даже близкие, отстаивать его нужно с мечом в руках.
     Но звездопад утихал, вместе с ним проходили и раздумья о сумятице на небесах. Да и стоило ли о ней думать, когда тут, на земле, своих неурядиц хватало. Насущные проблемы, насквозь пронизанные звоном мечей и пением стрел, казались князю более существенными.
     Глядя на ночную феерию, князь Михаил тяжко вздохнул. И ему опять вспомнилась Калка. Вот также тогда полыхало на востоке небо, предрекая русичам трагедию. Тогда они с шурином Даниилом еле унесли ноги с этой Богом проклятой речки. Михаил Всеволодович перекрестился и молитвенно произнёс:
— Господи, услышь меня грешного! Много в жизни своей кривил я душой. Много зла сотворил Руськой земле, жил постоянно в гордыне и лицемерно молился. Душа моя стала нага, и вот теперь пришла расплата по грехам моим. Знаю, что суждена мне смертная чаша. Господи, очисти мою смутившуюся душу росою Твоей милости. Дай мне силы достойно пройти свой смертный путь с именем Твоим на устах!
    Князь подумал о своём ничтожестве перед неисповедимой великой тайной Бытия. Ведь Бог даровал людям жизнь, а они возгордились, стали неправедно жить. Сын его был распят за людские грехи. И разве его смерть на кресте не была предупреждением людям, что нельзя бесконечно грешить, пора остановиться и покаяться? А ведь он тоже не хотел умирать и просил Отца Небесного дать ему силы, чтобы достойно принять уготованное ему. Своей смертью и Воскресением он показал пример, что зло можно одолеть, хоть оно и сильно, и нет веры в ослабевших душах на победу в неравной борьбе. А верить в добрый исход нужно всегда, несмотря на все горести и печали, преследующие тебя в жизни. Нужно быть стойким в своих несчастьях, как праведный Иов.8 Бог услышит тебя и сторицей вознаградит за все твои страдания.
     Князь Михаил вспомнил, как в детстве гадал с боярином Фёдором по Псалтири. Тогда он указал пальцем на строку псалма: «Я ем пепел, как хлеб, и питьё моё растворено слезами. От гнева Твоего и негодования Твоего, ибо Ты вознёс меня и низверг меня».
     Тогда он очень расстроился. Молодому, полному сил и задора княжичу не хотелось верить в прочитанное, как ни утешал его боярин Фёдор. И вот теперь он ясно осознал, что предсказание сие сбылось. Князь надолго ушёл в свои думы, вспомнил, как унижались перед монголами его соперники — Ярослав Всеволодович и Даниил Галицкий.9
     Когда же он очнулся, уже занимался рассвет. Времени оставалось совсем ничего, еще намедни ханский посланец объявил ему, чтобы с восходом солнца был готов в путь. Он скорбно вздохнул и направился в свой шатёр, где вместе с внуком Борисом, боярином Фёдором и ковалем Андреем долго молился у иконы Божьей Матери, а потом причастился Святых Даров,10 которые по настоянию епископа Иоанна взял с собой в путь.

                В ставку хана Бату
    
     Князь со спутниками сидел на корме лодки и всё смотрел на удаляющийся берег, на уже еле заметных на берегу Светозара и Ходяту. Гребцы дружно ударяли вёслами, лодка быстро скользила вниз по течению. Наконец, после нескольких дней пути на левом берегу Волги засверкало под солнцем множество белых юрт.
     Лодка причалила к деревянной пристани, и руськие в сопровождении татар поднялись на высокий крутой берег. Пока они шли, Андрей с удивлением оглядывался по сторонам и пронеслась мысль: как этот град разительно отличается от его родного Чернигова! Большие и маленькие юрты, расписанные затейливым растительным узором и обращённые входом на юг (многие размещались на повозках и были разборными), стояли вдоль длинной широкой улицы. Между ними деловито сновали люди, казавшиеся Андрею на одно лицо, так как одеты были все одинаково.11
     В конце этой необычной улицы возвышался огромный льняной шатёр хана Бату,12 за ним стояли шатры его жён и наложниц. Самый большой и нарядный, раскинувшийся рядом с шатром хана, принадлежал старшей жене. Всё пространство вокруг было огорожено, возле главных ханских ворот стояла охрана.
     В Сарае, столице Золотой Орды, кипела своя привычная жизнь: скрипели телеги, ржали кони, блеяли овцы и ревели быки, отрешённо жевали жвачку верблюды. Над городом войлочных юрт курился дымок, выходивший в дыры в конусообразных крышах. Сквозь них проникали солнечные лучи и поочерёдно освещали 12 внутренних жердей остова. По этим своеобразным солнечным часам кочевники отсчитывали дневное время. Андрей обратил внимание на юрту, соединённую верёвкой с колом, воткнутым в землю возле порога. Оказалось, это было предупреждение, что тут больной, и постороннему входить нельзя.
               
                Не отрекаюсь!
      
     Когда руських подвели к воротам ставки Бату, навстречу вышел найон Елдега. Он холодно посмотрел на князя Михаила и перевёл взгляд на Андрея. Ему показалось, что они уже где-то встречались, а когда вспомнил, что тот храбро бился в Чернигове, был взят в плен и за свою отвагу отпущен ханом Менгу, скривился в улыбке. Но тут же насупился и приказал, чтобы урусы сняли мечи, а князю повелел пройти обряд очищения, лишь тогда он будет допущен к солнцеликому. Об этом татарском обряде Михаил Всеволодович был наслышан, его уже проходили побывавшие до него в Орде руськие князья, но слова Елдеги неприятно кольнули сердце. Он воздел руки и воскликнул:
— Господи, дай мне силы пройти это бесовское искушение!
     Затем ответил Елдеге:
— По Божьему попущению дана власть Батыю над нами, а потому ему кланяюсь. Негоже православному совершать языческие обряды, но сердце своё смиряю и пройду меж огней.
     Возле двух пылающих костров пританцовывал, бормотал и бил в бубен шаман, бросая в огонь частицу от принесённых руських даров. Увидев князя, он взял его за руку и увлёк за собой. Михаил Всеволодович, собравшись с духом и шепча Иисусову молитву: «Господи, спаси и помилуй, меня, грешного!», покорно прошёл с поклонами меж огней. Возле ханского шатра шаман упал ниц перед большой войлочной куклой и дал знак князю следовать его примеру.
     Михаил Всеволодович заколебался и прикрыл глаза. Пред его мысленным взором проступил лик епископа Иоанна, тот укоризненно покачал головой и внятно молвил: «Крепись, Михаил! “Блаженны плачущие, ибо они утешатся“». Сердце князя вздрогнуло, он качнул головой, желая отогнать видение, а потом окрепшим голосом громко проговорил:
— Не возьму грех такой на душу! А посему кланяться идолу — отказываюсь!
     Елдега, когда ему перевели слова князя, схватился за саблю и зло прокричал:
— Опомнись, князь урусов! Ты не желаешь уважать наши обычаи, отказываешься почтить память вождя всех вождей! Одумайся, Михаил, неужели тебе не дорога жизнь и её блага? Ты что, не от мира сего, и хочешь смерти? Одумайся, безумец!
     Михаил Всеволодович снял с себя плащ и бросил на землю.
— Мы живём и умираем по Божьей воле, нехристю этого не понять. Ваша душа заложена князю тьмы — дьяволу, вы безумно почитаете мертвых, превращаете память о них в идолопоклонство. Вы — слепцы, своей неправедной верой вы лишаете ваших подданных надежды. Они боятся вздохнуть полной грудью и ступить лишний шаг — всюду настигнет их кара, а потому нет у вас будущего! Мы же через смерть чтим Воскресение! Ибо алчущие Его чают жизни вечной, где никто никому не завидует, не желает гнусности своему ближнему. Даже страх смерти не отнимет у истинно верующих этого разумения!
     Князя слёзно уговаривали внук Борис и коваль Андрей, чтобы поклонился этой тряпичной кукле. Говорили, что это всего лишь языческий обряд, злейшее испытание, которое послано за грехи наши. Бог всё видит, а потому простит, но князь твёрдо стоял на своём.
— Вера без дел мертва!13 А посему не отрекаюсь! — и обратился к своим спутникам — Не проливайте напрасно слёз! Если сейчас отступлюсь, потеряю себя перед Богом, своей совестью и людьми. Помню слова отца своего духовного и вам говорю, что сейчас в руськой земле тьма, а потом будет солнце! Но чтобы оно взошло, много ещё предстоит потрудиться душой и телом, много ещё бед и страданий испытает руський народ. Вернётесь домой, расскажете всю правду о моей смерти.
    И ты, мой преданный друг Фёдор, — прощай! Для меня было большой честью жить рядом с тобой!
— А для меня, князь, будет великой честью умереть рядом с тобой! — ответил Фёдор. — Крепись, Михаил, праведный путь тернист и узок, не каждому он по плечу. Твои страдания не будут напрасны, о них ещё вспомнит Русь! Я всегда был рядом с тобой в радостях и печалях, и в сей смертный миг не отступлюсь от тебя!

                Расправа и смерть
    
     Когда Елдега доложил Бату, что князь урусов отказывается поклониться Чингисхану, тот разъярился, лицо его, и без того покрытое красными пятнами,14 стало пунцовым. Сжав кулаки и затопав ногами, он закричал, чтобы князя Михаила убили.15
     Елдега, спеша выполнить волю хана, вспомнил о Домане. «Этот пёс убежал из Чернигова, чтобы спасти свою шкуру. И теперь верой и правдой служит нам. Князя он ненавидит, потому что отец Михаила заморил его отца в яме. Вот пусть эта собака и загрызёт его!». Он дал знак, чтобы позвали Домана. Когда тот раболепно приблизился, отрывисто бросил ему несколько слов. Доман, ощерившись и сжав свои огромные кулаки, направился к князю и боярину Фёдору. Они же, предчувствуя свою кончину, обернувшись лицом на восток, молились. Подойдя, Доман оттолкнул боярина.
— Вот мы и встретились с тобой, князь, теперь ты ответишь за все мои унижения! — Доман размахнулся и ударил старого князя ногой в грудь. — Теперь ты никто! — избивая Михаила ногами, глумился Доман. — Был князем — стал грязью, и теперь валяешься у меня под ногами. Твой бог высоко, а вера в лучшую долю после смерти только для простаков. Я же хочу хорошо жить сейчас! А ты, если такой праведник, молись, призывай своего бога и всех святых, может, милуют и спасут, а нет — умою руки свои в крови твоей!
— Нечестивец! — сквозь выступившую на губах кровавую пену прохрипел Михаил Всеволодович. — За мясную похлёбку ты предал свою веру и обычаи своих предков. Но зря выслуживаешься, неверные и тебя не милуют!
    
     Доман в остервенении бил Михаила Всеволодовича, а когда тот затих, выхватил нож и, схватив за волосы, отрезал ему голову. Елдега, указав на неё боярину Фёдору, сказал, что такая же участь постигнет и его, но если он не будет упёртым, как князь, станет вместо него владеть Черниговом. Фёдор, с болью вглядываясь в изуродованное тело своего князя и товарища, собравшись с духом, твёрдо, как и его князь, произнёс: «Не отрекаюсь!». Боярина постигла та же жестокая участь. Доман долго его избивал, а когда Фёдор затих, отрезал ему голову.
    
     Свою смерть князь Михаил Всеволодович Черниговский и боярин Фёдор приняли 20 сентября (по старому стилю) 1246 года, в день памяти святого мученика Евстафия Плакиды, казнённого за свою праведную веру вместе с женой и детьми.16
    
     Монголы приказали не трогать растерзанные тела, и долго лежали они в чистом поле. Не прикасалось к ним ни степное зверьё, ни птицы небесные, а по ночам дивным образом появлялись над телами мучеников зажженные свечи. Тогда язычники, чтобы не гневить христианского Бога, разрешили забрать останки. Так сбылось предсказание инокини Ефросиньи, что Андрей привезёт тела убиенных в Орде её отца и наставника в Чернигов. Андрей, когда забирал останки, поклялся, что с почестями похоронит их в Спасо-Преображенском соборе,17 а черниговцы обязательно узнают о стойкости Михаила Всеволодовича и его верного боярина Фёдора. Как они, отвергнув все татарские уговоры, с молитвою на устах встретили свою смерть.
    
     Стояла глубокая морозная осень. Печальный обоз по волжскому льду выехал из Орды, через несколько дней его встречали в волжском селении Светозар и Ходята — весть о трагических событиях, разыгравшихся в ставке хана Бату, уже давно прибежала к ним. А уже отсюда траурное шествие направилось во Владимир. Здесь князь Борис расстался с Андреем и ушёл в своё Ростовское княжество.
Тела князя Михаила и боярина Фёдора переложили в новые саркофаги. Установив их на сани, так как уже лежал большой снег, и санный путь устоялся, Андрей, Светозар и Ходята заспешили с сопровождающими в родной Чернигов. А о том, что сталось с ними в пути, мы рассказали в самом начале нашего повествования.

                Изгнание Домана из Орды
    
     Елдега, довольный расправой с гордыми руськими, изрядно угостил палача хмельным кумысом. Подобострастно приняв щедрое угощение, Доман быстро опьянел, а когда Елдега махнул рукой, чтобы он уходил, попятился на коленях к выходу и неловко зацепил порог шатра. Последствия такой оплошности были суровы: его тут же схватила охрана и отвела в холодную юрту, где он просидел без пищи несколько дней, пока решалась его судьба. А когда его опять привели к Елдеге, он бросился к нему в ноги и слёзно каялся, что неумышленно наступил на порог. Нойон, памятуя его собачью преданность, даровал ему жизнь, но повелел показательно проучить, ибо закон Ясы незыблем. Доману повесили на шею отрезанную голову собаки и побили горящими палками. Едва он пришёл в себя, ему сунули за пазуху несколько лепёшек и выгнали из Орды. Ненастным осенним днём, больной и плохо одетый, он ушёл. А вслед ему кто-то из татар презрительно бросил: «Шелудивая собака пусть сдыхает в степи!».

                Эпилог
    
     Тёплым сентябрьским днём в Спасо-Преображенском соборе шла служба. Перед иконой князя Михаила Черниговского и боярина Фёдора горело множество свечей. Среди желающих приложиться к образу стояла средних лет женщина с двумя дочерями, когда подошла очередь, она, чуть слышно шепча молитву, истово перекрестилась и поцеловала краешек иконы. Её примеру последовали дети.
     А когда вышли из церкви, девочки спросили у матери, почему сегодня так много людей и кто изображён на иконе. Ведь два человека на ней — это совсем не Боженька?
     Мать, а это была Росава, рассказала дочерям о христианском подвиге черниговского князя Михаила Всеволодовича и боярина Фёдора в стане татар. Поведала подробности злосчастного зимнего дня, о котором не любила вспоминать все прошедшие годы: о встрече с их отцом и о том, что ей предшествовало.
     После вечери Росава уложила детей спать и, поджидая своего мужа — Ходяту, который ещё не вернулся с княжеского двора, предалась раздумьям. Как по совету Андрея хотела уйти в Пятницкий монастырь (после монгольского погрома он исподволь возвращался к жизни). Вспомнив об Андрее, вздохнула и перекрестилась, потому что его уже давно не было в живых. Вернувшись в Чернигов, он тяжко захворал и в скором времени умер. Сказались преследовавшие его последние годы несчастья. Тяжело пережив известие о пропаже жены, а потом смерть сына и внуков в Киеве, Андрей стал нелюдим. А смерть князя, которому верой и правдой он служил с самого детства, окончательно подорвала его здоровье, ведь и годков ему было довольно — с князем Михаилом они были ровесники.
     Улыбнувшись, припомнила, как Ходята отговаривал её идти в монастырь, просил поселиться у него. Семьи у него не было, а родители давно умерли. Свой дом он восстановил, так что места хватит. Тогда она решила: раз осталась в живых, значит, это угодно Богу. А Ходята ради неё рисковал — на его плечо можно опереться смело. Она сказала, что пока поживёт в монастыре, а когда повенчаются, перейдёт к нему. Теперь у них подрастали две дочери, они души в них не чаяли и очень переживали за их будущее.
    
     Потом подумала о Светозаре. Вернувшись в Чернигов, он разыскал Ярину. А та уже и не верила, что дождётся его, а когда увидела — вся засветилась радостью. Светозар её обнял и лишь только тогда заметил, что она на сносях. Ярина прильнула к нему и горячо выдохнула, что не мнила уже и дождаться, думала, что и второй ребёнок будет расти без отца. Светозар, услышав такие слова, только крепче прижал любимую к груди. Она же, притворно пытаясь вырваться, вскрикнула: «Осторожней, чертяка, задушишь!» — и счастливо засмеялась. Так бесстрашный ратник Светозар нашёл, наконец, своё счастье. А в скором времени Ярина разрешилась дочкой.
    
     Росава с любовью глянула на своих спящих девочек, поправив сползшее с них одеяло, опять задумалась. Этим летом она с Яриной жала рожь и увязывала в снопы, а дочки складывали их в копны. Они взапуски мчались за очередным снопом, прихватив зубами, чтобы не мешали бежать, длинные русые косы. Утомившись от своей весёлой работы, девочки рассыпались по полю в поисках васильков. Сплетя из голубых, как небесная синь, полевых цветов венки, они надели их на голову и стали водить вокруг жёлтой копны хоровод. А потом, устав танцевать, три девочки, крепко держась за руки, пошли навстречу солнцу. Над притихшим от летнего зноя полем послышались звонкие детские голоса:

     Здравствуй, солнце, трижды светлое и красное!
     Здравствуй, небо, сине-синее и ясное!
     Здравствуй, мать-земля, родная, православная!
     Детьми Божьими презвонко-звонко славная!
    
    Три родственных детских души дружно потянулась навстречу новой неизведанной жизни. Но единая дорога, по которой они сейчас идут, дружно взявшись за руки, скоро разойдётся, как в руськой сказке, на три различных, полных опасностей и лишений пути. Но девочки, полные надежды и веры в свою лучшую долю, смело ступят каждая на свою стезю. И каждая пойдёт своим полным горечи и лишений путём. В новой взрослой жизни у них появятся свои семьи, заботы, суждения. И хорошо, если в жизненной сутолоке они не забудут годы, когда были счастливы и дружили, и любовь к своей «красно украшенной» руськой земле передадут своим детям. А те своим детям. И так по родственной цепочке в глубину будущих, предстоящих веков. Чтобы и через сотни лет потомки всегда помнили слова князя Михаила Всеволодовича Черниговского: «Не отрекаюсь!». Ни от своей родной земли, ни от своих славянских корней, ни от своей православной веры!

                Примечания
    
     1. Плано Карпини сообщает, что его посольство к хану Бату продолжалось два месяца по выходу из Киева. «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», М.: Гос. изд-во географ. лит-ры, 1957, с. 217, примечание 169. (Далее: Ук. соч).
     2. Мусульманское тюркоязычное государство Волжская Булгария (Волжская Болгария, Волго-Камская Булгария) находилось в среднем течении Волги. Образовалось после распада под ударами хазар «Великой Булгарии» (VII ст.). Столица город Булгар, позже — Биляр. В основе экономики — ремесленное производство, сельское хозяйство, торговля, охота, рыболовство. После завоевания монголо-татарами вошла в состав Золотой Орды (1240).
     3. Зимовал улус Джучи в низовьях Волги (территория современной Астраханской области Российской Федерации). С января орда Батыя откочёвывала вдоль Волги на север, в район Волжской Булгарии, в августе опять возвращалась в свою столицу. Об этом говорится в сочинении «Путешествие в Восточные страны» монаха Гильома де Рубрука. Ук. соч., с. 118.
     4. Борис Василькович — старший сын Василька Константиновича, женатого на Марии Михайловне, дочери Михаила Всеволодовича Черниговского. После смерти отца, убитого в битве с татарами в 1238 году, Борис стал князем Ростовским. Не раз бывал в Орде, там и умер в 1277 году. Погребен в Ростовском Успенском Соборе.
     5. Плано Карпини говорит, что литовцы в это время «часто и тайно» набегали на Руськую землю. Ук. соч., с. 67, п. 4.
     6. «Бог огня Ут (От)». Ук. соч., с. 199, примечание 25.
     7. Яса — свод монгольских законов, известных только в пересказе арабских и персидских авторов. Некоторые исследователи считают Ясу просто изречениями, приписываемые Чингисхану (например, синолог В. Васильев, П. Рачневский).
    8. В Ветхом Завете (книга Иова) повествуется, что праведный Иов жил за две тысячи лет до рождения Христова на Аравийском полуострове. Происходил из рода Авраама, имел семь сыновей и три дочери. Очень любил Бога. По наущению сатаны Бог решил испытать веру Иова и лишил его всех богатств, умертвил детей, наслал на него проказу, от него отвернулась жена и друзья. Трижды испытывал Бог прочность веры Иова, но тот стойко переносил свои страдания и лишения, не отступился от Бога. «Нагим вышел я из чрева матери моей, нагим возвращусь к матери своей земле. Господь дал, Господь и взял. Да будет имя Господне благословенно!». Бог, убедившись в праведности Иова, вернул ему все его богатства, у него появилась новая семья. Всего Иов прожил 248 лет.
    9. Ярослав Всеволодович первым смиренно склонил свою голову перед завоевателями. Первым из руських князей посетил Золотую Орду (1243), покорно пройдя языческие обряды, был признан старейшим среди русских князей и получил от хана Бату ярлык на владение Владимирским и Киевским княжеством. Весной 1246 года ставку хана Батыя посетил Даниил Галицкий.
   10. «Святые Дары» — хлеб и вино, которыми причащаются верующие на литургии. Считаются Телом и Кровью Христовой. Существуют запасные Святые Дары, которые хранятся и переносятся в дароносице. Такие Святые Дары благословил в путь с князем Михаилом епископ Иоанн.
  11. Мужчины и женщины носили долгополые халаты, разрезанные спереди от груди до полы, стянутые в поясе и застёгнутые на застёжку с правого бока. Внешний вид, одеяния, пища, жилища монголов, их обряды описаны Плано Карпини и Гильомом де Рубруком. См.: Ук. соч., с. 26-28; 91-103.
    12. О льняных шатрах Бату, которые были захвачены в Венгрии, говорит Плано Карпини. Ук. соч., с. 71, глава последняя, параграф I. п. XII.
    13. «Вера без дел мертва». — «Соборное послание св. апостола Иакова» (2:17-26).
    14. О красных пятнах на лице хана Бату вспоминает Гильом де Рубрук. Ук. соч., С. 120.
    15. Смерть князя Михаила Черниговского в Золотой Орде трактуется историками неоднозначно. Есть мнение, что его оговорили перед Батыем князья Ярослав Всеволодович и Даниил Галицкий. По другой версии монголы не простили Михаилу Черниговскому его попытку поднять против них западные страны. С этой целью он послал в 1245 году на Лионский собор во Францию митрополита Петра (Акеровича), но призыв митрополита подняться на борьбу с Ордой Европа проигнорировала.
    16. Римский полководец Евстафий Плакида жил во время правления императора Трояна (98-117), за отказ отречься от христианской веры был заживо изжарен вместе с женой и детьми в раскалённом медном быке. О его жизни и смерти рассказывает Дмитрий Ростовский. «Четьи-Минеи», «Жития святых» (октябрь).
    17. При Иване IV Грозном прах князя Михаила Черниговского и боярина Фёдора перевезли из черниговского Спасо-Преображенского собора в Москву, где положили в специально построенной для них церкви (февраль 1572 года). В настоящее время мощи святых находятся в Архангельском соборе Московского Кремля. Бронзовые барельефы князя и боярина украшают московский храм Христа Спасителя.