Александрия. Глава 5. 1

Она родилась и выросла у самого моря. И так же как родной дом или близкие люди, оно всегда было рядом; его шумное дыхание, не смолкавшее ни днем, ни ночью, с самого её рождения повсюду сопровождало её. Вот оно, игриво плещется за городскими воротами, от берега до маяка, манит к себе. Что там, дальше, за маяком её никогда не интересовало - там попросту ничего не могло быть, ведь там не было её.

И вот оказалось, что все же она совсем не знала его. Она и представить себе не могла, что вся Александрия с обширными бухтами, пристанями, величественными набережными и, словно подпирающей небеса, громадиной фаросского маяка, - всего лишь пылинка на окраине этой безбрежной мировой стихии, которую невозможно охватить взглядом, от необъятности которой замирает сердце. Она с удивлением видит себя парящей, словно птица, в вышине, в ласковых лучах солнца, а до самого горизонта, на сколько хватает глаз – лишь бескрайняя, бликующая и трепещущая синяя гладь, в которой можно разглядеть как резвятся стайки дельфинов, устремившихся куда-то наперегонки, то и дело выныривающих над поверхностью вод, поблескивая на солнце мокрыми спинами.

Вокруг царит безмолвие, абсолютный покой, и на душе такая же счастливая безмятежность. Хочется петь от счастья – и, о чудо, в плеске водной глади слышатся звуки тихой эллинской песни. И её душа, словно услышав что-то очень знакомое и родное, хотя и позабытое, радостно откликается и с упоением подпевает дивной мелодии.

Она хотела бы остаться ещё, но, пора возвращаться домой. Вон и маяк, и знакомый берег виднеется вдали. Она поспешно устремляется туда. Словно с качелей, легко соскользнув с солнечных лучей на камни берега, она бежит к городской насыпи. Вот и открытые ворота. Ещё немного и она окажется дома.

Но вдруг, к её ужасу, ворота быстро и страшно начинают обваливаться. Насыпь, а затем и весь город: дома, величественные храмы, грандиозные колонны и прекрасные скульптуры – все рушится, и, превращаясь на глазах в камни и пыль, устрашающе надвигается на неё. Она видит камни со всех сторон, они засыпали весь берег и вот-вот завалят её саму. С криком ужаса она замечает огромный камень, который летит прямо на неё, готовый её убить… И просыпается.

Однако, крик, только что так явственно звучавший в её голове, не смолкает и после пробуждения – она слышит его уже наяву.

- Где же она?! Где моя доченька?! Где Лидия?! О боги! Что за злодей похитил мою бесценную кровинушку?! – голосит мать, не помня себя, под вопли и вой перепуганных служанок.

Взглянув на кровать сестры, Сабина окончательно проснулась: все понятно, Лидия не успела вернуться вовремя с ночной гулянки. Ну и кто из нас дура?

- Сабина, доченька моя милая! – бросилась к ней мать. – Как же это?! Что произошло?! Куда она могла исчезнуть?! Ведь ты же должна что-то знать!

- Я знаю, - сказала вдруг Пантия, присаживаясь на кровати рядом с Сабиной. - Богиня забрала её.

- Что? Что ты несешь?! Какая богиня?! – ошарашенно переспросила мать, в удивлении и гневе уставившись на девушку.

- Исида. - уверенно кивнула Пантия. - Это была она, точно такая же как в храме. Я-то думала, что это все мне приснилось, а теперь вижу, что и впрямь - сама богиня посетила нас этой ночью, - говорила девушка, никем больше не прерываемая. - Проснулась я посреди ночи от яркого сияния в комнате и вижу – Исида! – она стоит возле кровати Лидии и протягивает к ней руки. Я в испуге закрыла глаза и спряталась с головой под покрывало, сердце у меня колотилось как бешеное, да так и заснула, а утром ещё подумала – что за дивный сон мне приснился, надо бы в храм сегодня наведаться, и вдруг смотрю – Лидии нет, нянюшка плачет, все вокруг кричат, и тут ты, госпожа, пришла, тоже плачешь. Вот я и смекнула, что, не сон это был… Ты разве ничего не видела, Сабина?

Сабина, так же ошеломленно взирая на неё, как и все остальные, лишь растерянно пожала плечами.

- Должно быть, великая богиня сочла Лидию достойной служить ей, - заключила Пантия.

Корнелия обхватила голову руками, словно мучимая страшной мигренью. Все это и впрямь напоминало кошмарный сон, или просто безумие. Но Лидии утром не оказалось в её постели, а старик Эхион клялся всеми богами, что всю ночь не смыкал глаз, охраняя дом, и обе двери, включая ту, что вела в экседру и в сад, всю ночь были заперты. Куда же она могла деться?

- Да, пожалуй... надо наведаться в храм, - молвила Корнелия, взирая безумными, полными тревоги глазами на окруживших её служанок. Не вполне веря словам Пантии, но уцепившись за возможность хоть что-то сделать для поиска пропавшей дочери, мать поспешила вон из комнаты. Следом устремились служанки, последней вышла нянюшка, с подозрением глянув на Пантию.

- Невероятно, - проговорила Сабина, глядя на пустую кровать сестры. – Что же теперь будет… Как думаешь?

- Поплачется в коленки родителям, а те и простят.

- А ты-то не боишься, что тебе влетит за твои сказки? – усмехнулась Сабина.

- Я всего лишь поведала о том, что видела во сне, - беспечно пожала плечами Пантия. – Ну так что, я пойду?

- Куда ещё? – удивилась Сабина, вдруг заметив, что подруга старательно причесана и одета в свое лучшее платье, как на праздник.

- Что значит куда? Ты же сама отпустила меня сегодня в Ракотис.

Ах да, действительно, только теперь Сабина вспомнила о вечернем разговоре насчет колдуньи. Это было словно в другой жизни.

- Отпустила - так иди! - не скрывая неудовольствия отозвалась она и добавила вдогонку, - только не задерживайся, ты мне нужна!

- Знаю, - самодовольно проговорила вполголоса Пантия, - я всегда тебе нужна.

Она вышла было из комнаты, но тут же вбежала обратно и замерла, прижавшись к стене и смиренно склонив голову. Сабина в испуге вскочила с кровати и тут же увидела отца. Пантия же, лишь только хозяин прошел мимо неё в комнату, тихонько выскользнула вон.

Агапий выглядел мрачным и злым.

- Что это ты вздумала матери голову морочить?! – прогремел он с порога, тяжело глядя на дочь.

- Я?! – удивилась Сабина, испуганно глядя на него.

Отец бросил взгляд в сторону её подруги, но той уже след простыл.

- Выгораживаешь свою злонамеренную сестру?

- Да я… - растерянно заговорила Сабина, но отец не был расположен её слушать.

- Значит, и ты намерена так же облапошить родного отца, как она?

- Батюшка!.. – попыталась возразить дочь.

- Вот ваша благодарность: опозорить отца перед всем городом?! – заходился праведным гневом Агапий, ничего не слыша.

- В чем я виновата?! – искренне не понимая отцовских к ней претензий, пыталась защищаться Сабина.

- Ты такая же, раз выгораживаешь её! – всё сильнее разгорался отец, а попытки дочери оправдаться лишь ещё больше гневили и раздражали его. – Тоже, поди, собралась сбежать из дому ночью, тайком, оставить отца в дураках?! И это за всю мою заботу! А я-то: и тряпки вам сирийские, самые лучшие и дорогие, вот вам золото, вот вам самоцветы, хотите образование – вот вам уроки самого дорогого философа! Ты хоть понимаешь своими бабьим умом, во что мне это все обходится?! Я каждый денарий кровью и потом добываю, только чтобы девочек своих в приличное общество пристроить! А вы значит так со мной! Лишь бы подцепить кого – и готово дело - бегом из дому и знать не знаю родителей! Разве же добрые дочери так поступают?!

- Но, батюшка, это неправда!.. – Сабина с досады даже топнула ногой, настолько нелепы и несправедливы были эти обвинения.

- Помолчи лучше! – отмахнулся ослепленный гневом Агапий. - Уж ты-то меня не проведешь!

Окинув быстрым взглядом комнату, и заметив то, что искал, отец направился к объемному серебряному ларцу на мраморном столике возле кровати, в который Сабина бережно складывала своим многочисленные затейливые украшения, и открыл его. Дочь с замирающим сердцем следила за его действиями, в отчаянии прижав руки к груди.

- Смотри, чего здесь только нет! – со злостью обратился к ней Агапий, небрежно выбрасывая украшения из их хранилища, - жемчуга, алмазы, сапфиры, рубины… да это просто сокровищница царицы Клеопатры! Зачем тебе все это?! – вопрошал он дочь, которая, роняя горькие слезы, лишь в безмолвной мольбе протягивала руки, не смея ни возразить, ни помешать свершаемому родителем святотатству. - Если в тебе живет душа простой рыбачки, значит и драгоценный убор тебе не к лицу! - ругался отец, немилосердно и грубо сгребая в кулаки изысканные драгоценные вещицы. - Итак, это всё я забираю у тебя! – сбросав как попало украшения обратно и захлопнув ларец, сурово изрек родитель.

Ответом на его жестокий приговор были громкие стенания дочери, ни в малой мере, однако, не разжалобившие Агапия.

- А ты, Сабина, чтоб с этого дня из дома ни ногой! Будешь прясть, ткать... мать тебе найдет работу. Лидия же зря надеется провести меня. Она больно хитрой себя возомнила, думает, если подцепила сынка префекта, можно и про отца забыть. Ничего, я в префектуру пойду, я в суд пойду, я добьюсь правды, они скоро узнают, как чужих дочерей воровать и почтенных горожан позорить, будут впредь знать, как у порядочных людей заведено дела делать! – продолжая ругаться и бушевать уже выйдя из комнаты, Агапий удалился, оставив дочь совершенно раздавленную сколь жестоким, столь и несправедливым наказанием.

Сабина упала на кровать и, воя от обиды и бессильной злобы, кусала до крови губы и рвала свои роскошные волосы, что перламутровыми волнами разметались по плечам и спине девушки. Она уже готова была разорвать на себе с горя тонкую льняную сорочку, но тут ей вдруг пришли на ум последние слова отца, на которые она сперва, поглощенная горем жестокой утраты, не обратила внимания… Что-то такое невероятное и жуткое он произнес, что иглой вонзилось в самое сердце и застряло там. Подождите-ка… Он сказал... что Лидия выходит замуж за Макария Аттала?! Да не может того быть! Не может быть, чтобы она так возвысилась!

Перед ней, словно воочию, предстала ночная улица, и Лидия, убегающая за руку прочь от дома с каким-то мужчиной.

Обезумев от ярости, Сабина, заметалась по комнате, словно раненая львица по клетке. «Как же так?! Как же так?! Этого не может быть!»

- О бессмертные боги! Всемогущие! Справедливейшие! Не допустите! Умоляю! – что было духу завопила она. – Пошли вон! – переходя на визг, заорала она на рабынь, сбежавшихся на крики, и те в страхе скрылись с глаз госпожи.

Подбежав к кровати сестры, она в ярости сорвала все покрывала и раскидала их по комнате.

- Мучители! Я вам всем отомщу! Отомщу! – задыхаясь от ненависти простонала она и рухнула без сил на пол, устланный цветастым домотканым ковриком.