Не хлебом единым

Так уж повелось, дорогие мои друзья, что те предметы или блага, которые достаются нам своим трудом, мы ценим больше всего в этой жизни. И хотя порой истинная цена некоторых вещей может быть мала в денежном эквиваленте, но ее ценность для нас будет тем дороже, чем труднее она досталась. Жизнь человека, живущего на земле и от земли питающегося, заставляет его ценить именно то, что было произведено его собственным  трудом или трудом его близких людей. Вот и герой этого рассказа как раз из тех, кто на собственном примере знает, какова она,  цена труда.
Вырос Василий Иванович в станице, в простой крестьянской семье, прадед его и дед были, как говорят в народе, от сохи.  Его отец  - Иван Пантелеевич работал трактористом в совхозе и сына к труду приучал с малку.  Жили, как и все, поэтому цену куску хлеба парень знал еще с первых шагов. Трудился с детства рядом с родителями и на поле и на сенокосе. А летом, во время каникул в совхозе подрабатывал.
После армии вернулся Василий в родной совхоз, устроился в  тракторную бригаду, где отец трудился,  а через полгода, получив направление в техникум, поехал учиться на механика.
Учеба ему давалась легко, а привитые с детства в семье навыки и дисциплинированность быстро помогли выдвинуться среди других сверстников. Сначала парень стал старостой группы, а потом и комсоргом всего техникума.  А к тому моменту, как пришло время получать вожделенные корочки так нужной на селе специальности, комсомольская жизнь так взяла его в оборот, что Василий о возвращение в родную станицу и думать уже не мог. Так и пошел он дальше по жизни  по стезе номенклатурного работника.
  Женился Василий на дочери директора молочного завода и перебрался к родственникам супруги в районный центр.  Там и строил карьеру, сначала в комсомоле, потом в партии, а когда перестройка грянула, и партбилет стал никому не нужен, перебрался в теплый кабинет администрации. Корни свои при этом старался не забывать, в станицу наведывался на семейные праздники, да и так по выходным, когда никогда, престарелым родителям помощь всегда была нужна.
По долгу службы ему часто приходилось выезжать в Краснодар.  Когда выезды были однодневного характера, Василий Иванович пользовался служебной «Волгой», дорога была не такая дальняя - два часа езды, не более.  Но в этот раз ему нужно было ехать на переподготовку в учебный центр, и пришлось добираться автобусом туда и обратно.  Занятия в последний день закончились рано, корочки об окончании курсов были выданы на руки.   
Василий Иванович приехал на вокзал, купил билет на свой рейс и стал ждать автобус, устроившись на скамейке возле мраморной колонны. Он уже успел соскучиться по жене и детям, и с нетерпением ждал той минуты, когда сможет их всех обнять и расцеловать. Особенно младшую дочь, Настену, которой в конце месяца должно было исполниться двенадцать лет.  Прислонившись спиной к холодному камню, он даже немного задремал. Разбудил его детский голос:  «Дядя, дай на хлебушек…»
Перед ним стояла девочка лет семи, не более, одетая не по размеру в большую джинсовую юбку и красную вязаную кофту. Она протягивала к нему грязную ладошку и монотонно повторяла: «Дай на хлебушек, дай на хлебушек».
Он никогда не подавал попрошайкам, зная, что вся эта братия кормит своих хозяев, а сама довольствуется в лучшем случае куском колбасы на ужин или лапшой быстрого приготовления. Но тут сердце его дрогнуло. Эти глаза, смотрящие на него из-под давно не мытых золотых кудрей, буквально сверлили насквозь. Василий Иванович достал из внутреннего кармана пиджака кошелек и попытался найти там мелочь, но самой мелкой оказалась купюра в тысячу рублей.
Ему вдруг стало как-то неловко перед этой черноглазой малявкой, кошелек-то уже был в руках, но отдать тысячу он не решился. И тут ему на помощь пришла женщина, сидящая рядом на скамейке.  Она открыла свой большой баул и достала оттуда огромную свежую плюшку. Ее запах сразу ударил в ноздри и на мгновение перенес взрослого мужчину в те далекие годы детства, когда о такой булочке он мог только мечтать. Плюшки, как было принято  их называть, стоили целых двадцать две копейки, и мать изредка привозила такие из города. В сельмаге в основном в продаже были только бублики. Поэтому получить мягкую и свежую плюшку, посыпанную сахарной пудрой, была вожделенная мечта любого ребенка. 
- На, бери, кушай, - протянула она плюшку девчушке.
Та нехотя подошла, протянула руку и взяла булку, тут же откусив кусок, поспешила ретироваться.  Проходя мимо Василия Ивановича, она пробурчала себе под нос: «Могла бы и денег дать, дура старая».
Это так резанула слух Василия, что он, отправив кошелек обратно в карман, решил проследить за маленькой попрошайкой. Та, обойдя вокруг колонны, двинулась в сторону автобусной стоянки и по пути бросила плюшку в ближайшую к ней урну. Никто даже не обратил на это внимания, ни стоявшие рядом с урной молодые ребята, ни дородная тетка, торговавшая тут же поодаль своими домашними пирожками. Вокзал, как пчелиный улей продолжал жить своей жизнью.
Глядя на это, Василий Иванович был ввергнут в шок, несколько секунд он хватал ртом горячий воздух, пытаясь что-то сказать или крикнуть, но язык как будто приклеили к небу.  Пока он думал, как поступить дальше, бежать догонять эту мерзавку или звать милиционера, дежурившего у входа в здание вокзала, девчонка уже скрылась из вида. Он понемногу стал приходить в себя, холодный пот струйкой стекал в ложбине между лопаток, ноги налились свинцом, а по телу волнами пробегала мелкая дрожь.
До отъезда автобуса было еще более получаса. Василий поставил свои вещи в камеру хранения, вернулся к урне, достал из нее плюшку и пошел на вокзальную площадь, где всегда собиралась стая сизарей. Он отрывал от плюшки кусочки и кидал их голубям. Слезы медленно текли по его выбритым щекам на ворот рубашки, ему казалось, что с каждым оторванным куском булки он бросает под ноги маленький кусочек своей души. И так же, как булка черствела в его руках под палящим южным солнцем, черствела и его душа.
В автобусе, заняв свое место возле окна, он сразу откинулся на спинку кресла, закрыл красные воспаленные глаза и постарался забыть всю происшедшую картину как страшный сон. Он просто не знал, как будет жить с этим дальше.