Фатима

По первому разу в тюрьме всегда тяжко. Сплошная грусть и отрицательные эмоции. Любой герой вешает нос и впадает в депрессию. Тем более женщины, которые не думали и в страшном сне не мечтали. Для них получается двойной сюрприз. Ведь в следственных изоляторах никакого изящества. Ничего взгляд не радует, а звуки и запахи совсем вгоняют в тоску. Контингент тоже не утешает. Одни мужики без всякой галантности.
Специально для таких случаев бог дал преимущество. Способность лить слёзы в любое время и любом месте. Мужчина после ареста, за одну ночь может превратиться в развалину. А она поплакала и опять верит в правду и справедливость. Будто божьей росой окропилась. Одно плохо, когда природный дар потребляют не в меру…
Людям спать надо, а она ревёт белугой всю ночь. По всему блоку разносятся рыдания. Мужик за подобные звуковые эффекты живо схлопотал бы утешение. В виде обуви, снятой и обутой. А дамам позволено потому, что слабые создания. Как те другие, что остались дома… 
Понятное дело, народ возбудился. Крики, как на колхозном собрании. Из каждой камеры орут, кто громче. В том смысле, чтобы не боялась. Дескать, не дадим в обиду. Будто от них что-то зависит. Она от испуга чуть притихла, а потом опять по новой…
Мужики собрались послать чай, а от охраны жёсткий отказ. Особое распоряжение генпрокуратуры. Камера на строгом режиме. Чтобы муха не залетела без специального разрешения. Чай всё же заслали и тётка умолкла. В тюрьме это лучшее лекарство. 
Наутро ведут на допрос. Оказалось, вовсе не тётка, а роскошная женщина. Всё при ней и в крутом прикиде. Ничего вызывающего, но дорого и со вкусом. Мужики приникли к глазкам, но уже реплики другого свойства. Жалели, когда плач в темноте, а при свете дня другие мысли…
На воровку или барыгу не похожа, а туфли на каблуках указывают на поспешность. Видимо, схватили второпях, даже не дали переодеться. Значит, шьют громкое дело или заказ с самого верха. Чтобы простые люди порадовались. Народ любит, когда из персональных машин прямо в кутузку. Значит, есть в жизни справедливость.
Она ещё не вернулась, а по камерам уже прошёл слух. Взяли красавицу по узбекскому делу. Специально привезли в Россию, чтобы тюрьма мёдом не казалась. У себя не так страшно и есть поддержка, а среди чужих людей, поневоле подпишешь любые признания.
Другие сознались, сдали ценности и деньги, а эта упёрлась. Ни денег, ни драгоценностей, ни признаний. Теперь остался простой выбор; подписывать протокол или назначат главой преступной группы. Слава богу, не сталинские времена. Можно обойтись без личного покаяния. Главное, дело сшить аккуратно, а для упёртых найдётся много обличающих показаний. 
Она бы созналась, но не могла найти вещественных доказательств. Откуда взять, если нет денег и драгоценностей и никакой родственной поддержки. В средней Азии повсюду большие семьи. Наизусть помнят троюродных тёток и внучатых племянников. Обязательно держатся вместе. Даже те, кто выбился в большие начальники. Соберут любую сумму, чтобы откупиться от стихийного бедствия, вроде суда и прокуратуры.
Плохо тем, у кого нестандартная биография. Кто без влиятельных родственников сверху и поддержки снизу. Она упустила удачу в самом начале. Когда появился жених из хорошей семьи. К тому же, сын большого начальника. Повезло в жизни, только по причине природной красоты. Как положено, привёл к папе для благословения. Родитель внимательно осмотрел красавицу, задумался и вынес решение: «Для тебя, сынок, слишком молодая. Всего шестнадцать лет. Я, - говорит, - оставлю её себе, а для тебя найдём что-то другое. Можно её сестру если хочешь. Для родного сына, -говорит, - ничего не жалко».
Сын, вопреки правилам приличия, стал возражать. Откуда, мол, взять сестру, когда кроме инвалида отца никого нет. Ведь девица не нашего роду, племени, а из переселенцев. Дескать, у месхетинцев нет семейных традиций. Специально поселили врозь, чтобы не сбивались в родовые кланы.
- Возьми узбечку, - отвечает отец, - из богатой семьи, со связями. Тебе надо жизнь строить. Ведь у этих, кроме медалек отечественной войны ничего нет. Мне, на склоне лет, позволено. Инвалиду тем более будет польза…
Под конец, отец с сыном пришли к взаимному согласию. Чтобы никому не обидно, но не учли интересов девицы. Тогда она нарушила правила приличия. В результате, сынок загремел по позорной статье, а клан папаши рухнул со всех постов и должностей. По закону она права, а в людском мнении не очень. Погубила уважаемых людей и семью поставила под удар. Ни себе, ни людям. Тем более, что в неразберихе возникла реальная беременность. Настолько подлинная, что даже родился ребёнок.
Человека в клетке легко унизить, женщину ещё проще. Одежда для них, как вторая натура. Обратно в камеру, её провели уже в тюремном прикиде. Специально подобрали на размер выше, чтобы выглядела кладбищенской попрошайкой. Арестанты опять приникли к кормушкам, но расчет не оправдался. В этот раз стали орать не то, что надо. Выдали мощную поддержку, вместо похабных возгласов. Громче, чем прошлой ночью, при звуках рыдания. Наверное, в отместку администрации за испорченное представление. 
В тюрьме много грамотных людей. Не по дипломам, а в политическом смысле. В перестройку все стали широко мыслить. Если раньше газеты только для подтирок, то теперь не доходили до параши. От новостей голова пухла. Каждый день увольнения и перестановки. Читали даже передовую статью. Не успевали запомнить, кого выпустили, а кого посадили. В общей сумятице, каждый думал о досрочном освобождении. Только для врагов новой власти легла плохая карта. Выпало сидеть до конца перестройки. 
Некоторые могли не дождаться. Ведь расстрельных статей никто не отменял. Зато народу – счастье! Если расстреляли убийцу, никакой радости. От обиды или в горячке со всеми случается. Тем более, если по пьяному делу. А этих не жалко, всю жизнь смотрели на людей сверху вниз. Теперь пусть заглянут в дуло…
Фатима не числилась в списке первых лиц, но дослужиться до вторых должностей, тоже большой успех. Ведь у женщин особая роль. Мелькать в национальных платьях на съездах и пленумах. Бренчать медальками и поднимать руки на голосованиях. Чтобы видели свободную труженицу востока. На большее не стоит надеяться. Восточный мужчина, как венец мироздания, не станет подчиняться слабому полу.
Пришлось работать и учиться, чтобы подняться наверх. Без помощи отца ничего бы не вышло. Ребёнок перекрывал все пути. Когда получила диплом, стала главным технологом, но жила на голую зарплату. Ведь живые деньги только за практическую работу, а в технологии одна теория. Зато нет риска, как в бухгалтерии. Главному технологу тоже полагалось за молчание, но Фатима не хотела мараться.
Отец Фатимы тоже не зевал. В своём огороде и саду, перевыполнял все планы. У месхетинцев это в крови. Никто не получал такой урожай. Даже герои труда не собирали столько овощей и фруктов. Соседи злобствовали, а начальство не обращало внимания. Порой даже одобряло. Правда, не было сил отвозить на рынок, но торгаши забирали всё подчистую. Вот откуда шли деньги на дочь и ребёнка.
Хлопок не слишком прибыльная культура. Хлопот много, а денег в обрез. Это когда капиталисты у руля, а в стране Советской по-другому. Сборщикам хлопка тоже не сладко, а для начальства золотое дно. Не потому, что люди плохие, Просто в плановой экономике так заложено. Союзное руководство требует план, а приписки обрастают деньгами.
Каждый год Ташкент рапортовал об окончании сбора. Как водится, хвастали успехами. Дескать, собрали всё до последней коробочки. Птица не найдёт ошмётков для своего гнезда. В Москве внимательно слушали и отвечали: «Продолжайте сбор белого золота». Советская пропаганда так называла хлопок. Многие вещи считались золотом, даже со скверным запахом.
Написали лишние тысячи тонн, значит получили деньги. Иначе нельзя, будет липа. В бумагах каждая цифра должна сходиться, до последней копейки. Все в доле, от колхозного бригадира, до ткацкой фабрики и никто не виноват. Деньги есть, а хлопка нет, виноватых тоже. Если кого сажали, то для порядка. Только по мелочёвке, чтобы почитали старших и не зарывались. Люди уже втянулись, обвыкли и вдруг перестройка. Дали команду разоблачать по полной программе. Чтобы воссияла правда и справедливость…
Фатима уже была замминистра, отвечала за лёгкую промышленность. Её специально держали для отвода глаз. В тухлых сферах, первое лицо или заместитель, обязательно жили на одну зарплату. У таких работников везде порядок. Полное соблюдение партийных норм на работе и в быту. Ни роскошных домов, ни драгоценностей. Фатима, обходилась даже без родственников на хлебных местах.
Их в первую очередь загребли следователи Генпрокуратуры. Готовился показательный процесс перестройки. Руководили следственной бригадой армянин и русский. Специально подобрали стерильных людей. Свободных от любых узбекских влияний. Ни родственников, ни знакомых, ни одноклассников в далёком детстве. Никогда в жизни тюбетейки не надевали и плова не кушали. Перспективные работники, готовые мать родную засудить ради карьеры.
Советский следователь не должен быть Шерлок Холмсом. Есть другие способы получения признаний. В средней Азии можно совсем ничего не делать. Стоит намекнуть и арестованные все сделают сами. Надо только пошире закинуть невод. Подписывать санкции на арест, пока рука не онемеет.
Русский человек не станет выгораживать преступника. Хоть родного брата, если на то пошло. Посадили, значит так надо. Сам виноват, честных людей не сажают. Зато узбек, последний золотой зуб вырвет и продаст ради троюродного племянника. Есть у них такая традиция, помогать тем, кто в темнице и больнице. Залезали в долги, плов кушали без мяса, а родственничков не оставляли.
Каждая семья копила деньги на такой случай. Если пронесло, можно заплатить калым за невесту или купить жене лишний браслетик. Кому не повезло, пусть остаётся холостяком или берёт залежалый товар. Женщины такой семьи носа не казали из дома. Стыдно появляться на людях без золота и украшений. Будто не мать семейства, а нищая или Христова невеста.
Прокуратура ещё протоколов не успела оформить, а узбеки уже натаскали денег и золота. Килограммы ювелирных изделий и квадратные метры денежных пачек. Целую неделю по телевидению крутились эти кадры. Следователи сразу стали звёздами. Получили уйму писем от девушек и женщин. Несмотря на жуткие физиономии, будто специально подобранные для страха. В Голливуде могли сделать карьеру в фильмах ужасов. Это советских людей ничем не запугаешь. Не такого навиделись...
Только Фатима омрачала прокурорский пейзаж. Никаких денег и ценностей от неё не дождались. Отказалась даже подписать протокол чистосердечных признаний. Значит, вся работа насмарку. Ведь показания писались как под копирку. Всё хлопковое дело крутилось вокруг неё. На кого же писать уважаемым людям? Не на своих же подельников и домочадцев!
На следователей жалко было смотреть. Ведь готовились к триумфальному возвращению. Чтобы занять достойное место среди героев перестройки. Теперь приходилось копаться в показаниях и вырабатывать линию обвинения. Красивое дело, сшитое как произведение искусства, разваливалось на глазах. Одна Фатима вносила уродливый диссонанс в общую гармонию.
Пришлось вывезти из республики, чтобы обрубить контакты. Однако, опять без пользы. Тюрьма на чужбине не подействовала. Не соглашалась сотрудничать со следствием. Жаль, без малых детей. Живо написала бы признание. Хоть в стихотворной форме. Только бы выручить из детского дома. А что делать со взрослым ребёнком? Подбрасывать наркоту себе дороже. Не поверят, народ потерял стыд и страх. Думают, раз гласность, значит можно выражать сомнение. Даже пытаются совать нос в прокуратуру и КГБ.
Тем временем Фатиме передали иголку. Самый ценный предмет за решёткой. Чтобы улучшила казённую форму. Для женщины вопрос всегда важный. Лекарство от комплекса неполноценности и депрессии. И без того гнусная ситуация, а тут ещё тюремный костюмчик не по росту! Даже нитки заслали, как особую роскошь. Вдруг не догадается добыть из тюремного тряпья или не сможет…
 Наутро прошла по коридору в полной тишине. Публика выпала от удивления. Некоторые говорили, что результат лучше собственного прикида. Не зря пожертвовали иголку. Будто знали, с кем имеют дело. Что начинала на швейной фабрике. Прошла путь до главного технолога. Заслужила орден и трамплин для дальнейшей карьеры.
Весь день была на допросе и вернулась с фингалом. Понятное дело, что сама виновата. Залепила пощёчину старшему следователю. В самом начале успела плюнуть в светлые очи русского дознавателя. Тот утёрся, никому не сказал, но наотрез отказался иметь с ней дело. Армянин перепробовал все способы и в этот раз решил употребить неформальную лексику. В других языках нет такого богатства. Несколько тысяч слов из четырёх кратких корней. А сколько выражений! Ведь у  женщин слух развит лучше зрения. Почти все ломаются под тяжестью грязного мата.
Фатима нахально выслушала. Осведомилась, закончил следователь свою речь или хочет что-то добавить. Получила отрицательный ответ и залепила слуге отечества звонкую оплеуха. Узбечка бы не осмелилась, а в этих сидит кавказская наглость. Тут же получила сдачу. Не со злобы, а по причине рефлекса. Он когда-то боксировал и стукнул просто машинально.
Она бы прикрыла фингал, но нечем. Руки положено держать за спиной. Опять шум в коридоре, на этот раз возмущённый. Дескать, вымещайте на нас уродливые инстинкты, но женщину оставьте в покое. Конвой, тем временем шептал оправдания, мол не наша вина. Пока подавляли шум и крики, состряпали коллективную жалобу и пустили на подпись по камерам.
Люди не знали главного. Пока она хвастала синяком под глазом, следователь оглох на правое ухо. Бывают люди с дьявольской меткой. С виду слабая женщина, а причинила членовредительство. Особенно обидное для прокурорской карьеры. Для них это главный орган. Именно туда нашёптывают заместители и прочие клерки.
Вместе с перепонкой лопнуло и терпение. Ещё до ларинголога, он подписал выделение дела в отдельное производство. Ничего не поделаешь, придётся узбеков судить по готовому сценарию, а для неё просить высшую меру. Созревал и другой мстительный план. Хуже расстрела и страшнее смерти…
 В Советском Союзе испытали все виды казни, кроме гильотины и гарроты. В иные времена, палачей было больше, чем гинекологов. Под конец страсти утихли и выбрали самый дешёвый и гигиенический способ. Подход тоже был деловой, но благородный: Незачем отравлять человеку последние мгновения. Пусть до конца уповает на спасение. Люди послушно надеялись, хотя знали, что есть только одна отмазка от расстрела. Сильнее кассации и просьбы о помиловании.
Почти никто не пользовался такой льготой. Ведь женщин редко приговаривали к высшей мере. А если удостаивали смертного приговора, то зорко следили за моралью. Чтобы не обрюхатились назло прокуратуре. Советская власть плевала на любые условности, но иногда соблюдала приличия. Считалось, что некрасиво расстреливать беременных. 
На другой день перевели в подвальное помещение. Фатима думала, из-за вчерашнего бунта, но шепнули, что шьют высшую меру. Среди тюремной администрации тоже встречаются нормальные люди. Если небольшой стаж работы. Беда в том, что не знают причин и последствий. Иногда помощь идёт только во вред. Не приходило в голову, что исполняют план прокурора. Ни сном, ни духом о конечной цели…
Пока дошивали узбекское дело, перестройка набирала скорость. Народ обнаглел сверх всякой меры. В головах зрели непотребные мысли. Изо всех щелей повылазили антисоветчики и принялись расшатывать устои. Особенно нападали на правоохранительную систему. Сначала кинулись на милицию, потом навалились на прокуратуру. Не пощадили суд и Госбезопасность. 
Оставалось мало надежд на судебный процесс. Не было даже гарантии на серьёзный приговор. Весь свод обвинений мог рухнуть в одну минуту. Но генеральная прокуратура уже поимела свой интерес. Впереди ждали другие дела и свершения. Напоследок, хотелось лишь проучить упрямую стерву. Ведь за решётку с трудом проникают новые веяния и надежды. Тем более в подвал, где обещали высшую меру.
Намёк на беременность, она восприняла, как оскорбление. Неужели поганый конвой предлагает свои услуги! Однако, дали понять, что без корыстных планов. Ведь спускались всегда только втроём. Обязательно со старшим инспектором. Чтобы без греха. Шепнуть или бросить записку можно, а с инкорпоральным оплодотворением проблемы.    
Неожиданно пришло разрешение из прокуратуры. Вначале думали ошибка, но из Москвы подтвердили.  Оказывается, закон предусматривал такую возможность. Даже на этапе следствия, можно предоставить родственное свидание. Не просто посещение, а в полном объёме. Хотя в тюрьме нет условий. Даже старые зеки и ветераны службы, не помнили такого разврата. Пришлось оборудовать караульную комнату, где отдыхали дежурные офицеры.
Не успели обсудить пикантную новость, как приходит новая сводка. В документе значится вовсе не муж, а очень даже сын. Совсем некстати к грядущему приговору. Но её тоже можно понять. Что делать если мужа отродясь не было. Не считая жениха с папашей. Которые загремели из-за вредных традиций. Собственный отец давно помер, но даже в лучшие времена не принёс бы пользы. На сад и огород хватало способностей, а на отмазку от высшей меры уже никак...
С Фатимой давно шёл разговор на эту тему. Не прямо, а косвенно, будто о других людях. Когда сказали про свидание, она лишь спросила: «Какой сын?» и умолкла, будто обдумала такую возможность.
Тюрьма разделилась на две части. Одна половина строго осуждала, а другая, нет. Нельзя сказать, что одобряли, но находили оправдания. Администрация тоже вступила в дискуссию, но чётко на стороне моральных принципов. Дескать, лучше подохнуть телесно, чем загубить душу. Ни в какой церкви не найти столько моралистов, как в тюремной охране. Все жаждали только одного; взглянуть хоть одним глазом на почтительного сына.
Парень оказался слишком взрослым для такой симпатичной мамаши. Некоторые усомнились, но когда вспомнили, что разница в возрасте всего шестнадцать лет, умолкли. Ждали дальнейшего развития событий, но пацан не оправдал ожиданий. Вёл себя слишком спокойно. Как адвокат перед свиданием с клиентом. Намного хладнокровнее, чем сидельцы вместе с охраной. Наверное, не догадывался о своей роли. 
Несмотря на споры и моральные принципы, возникло общее желание. Все хотели, чтобы это случилось. Вовсе не из-за спасения чьей-то жизни, а только по любопытству. Обходились без лишнего слова и взгляда, только бы не спугнуть. В обычной жизни, неудача тоже случается. Иногда без всяких причин, а тут любая мелочь может вызвать облом...
Из дежурного помещения соорудили будуар. Жена начальника не пожалела собственного белья и кружевных занавесок. Повесили зеркало и выдали вольное платье вместо тюремной одежды. Если нарушать природные и людские законы, так хоть с комфортом! Начальник лично запер за ними дверь и адское пламя обдало его с головы до ног. Всё замерло, даже психованные и бакланы притихли. Не тюрьма, а дикарская свадьба. Будто упились до смерти, но ждут простыню с пятном дефлорации.
Ещё солнце не взошло, а следователи уже примчались. Тарабанят в дверь дежурки, будто там собственная жена с любовником. Не верят, что ключ только у начальника. Чуть не выбили дверь, пока за ним посылали. Хорошо, что железная, а то могли повредить казенное имущество. 
От неё никакого раскаяния. Даже глаза не прячет, а нагло смотрит на окружающих. Будто уже на свободе. Похорошела и посвежела от собственного нахальства, цветёт и пахнет. Он тоже доволен как слон, но в некотором смущении.
Её отвели в камеру, а ему прямо в дежурке учиняют допрос. «Ты кто такой?» хором спрашивают оба следователя и накладываю наручники.
Он называет фамилию и ухмыляется, будто пол жизни провёл в браслетах. Достаёт сигареты, закуривает и пыхает прямо в лица прокурорских работников. Сигарета сразу полетела в одну сторону, а он в другую. но наглость не потерял. Сидит на полу с окровавленной физиономией и зубы скалит. Начальник тем временем, заглянул в документ и тоже обрадовался. Сразу отлегло от сердца. Та самая фамилия в разрешении на свидание. Значит, следователи сами напутали, а к тюрьме никаких претензий. 
- Прошу быть свидетелями, - опять раздался нахальный голос, - арест без ордера и физическое воздействие.
Он попытался встать, но браслеты мешали. Тогда устроился на полу удобнее и опять закурил. В этот раз следователи стерпели. Заперли его в дежурке и пошли к начальнику. Потребовали представить разрешение на свидание. Он сразу запер документ в сейф. Знал, с кем имеет дело. Ведь люди без стыда и совести. Порвут на клочки и скажут, что так и было. Пусть просят по официальной линии. Потребовал у них ордер на сына, но без ответа. Так и ушли, будто оглохли.
Теперь начальник струсил. Стал накручивать телефон по своим каналам. Хотел выяснить, кто допустил ошибку. Знал, что дело состряпано второпях, но не в такой же степени! Стало быть, не случайно сын показался чересчур взрослым. Почти ровесник собственной мамаши.
В системе исполнения наказаний не такое бывало. Иногда люди тянули срок под чужим именем и даже шли под расстрел вместо других. Все знали, что документ важнее персоны. На этом держался закон и порядок. До тех пор пока сходилось. В этот раз не совпало. Оказывается, сына не существовало в природе! Имелась лишь дочка, но после ареста ни слуху, ни духу. Умные люди подсказали, чтобы не казала носа. Ведь дети самое слабое место.
С маленькими всегда проблемы, но со взрослой дочерью совсем хреново. В сто раз хуже, чем с сыном. Ради дочери подписывают любые признания, не глядя. Чтобы не портили жизнь ребёнку. Ведь могут арестовать и держать сколько надо. Кто возьмёт замуж после отсидки? Даже если одну ночь провела в кутузке…
Начальник велел привести арестованного. Сколько можно сидеть на полу без ордера и законных оснований! Велел снять наручники и дать умыться. Хотел сам разобраться в деле. Сразу зачитал подходящие статьи. О мошенничестве, лжесвидетельстве и прочих помехах следствию. Но арестант даже не смутился. Дескать, сам профессиональный юрист, но перед законом чист.   
Признался, что посылал уйму жалоб и заявлений, но под своим именем. Действительно называл её матерью, но ни разу не представился сыном. Только в предикативе, в сравнении или в метафорическом смысле. Как ещё докричаться? Ведь никто кроме родственников не имеет право на ходатайства и просьбы. Хотя всегда отказывают. Кто рискнёт помочь заинтересованному просителю? Говорят, сам Дзержинский изобрёл заколдованный круг. Ведь жалобы посторонних вообще не рассматривались. Не их собачье дело! Лишь адвокат мог подать голос. Только после окончания следствия. Если разрешат.
Значит, не зря писал, если в конце повезло. Не отвертелись, дали свидание. Чувствуют, что перестройка на дворе! Как раз во время. Ведь могла в этой одиночке свихнуться. Нагнали ужасов, а на самом деле всё пусто. Ни фактов, ни зацепок, одна туфта. Не те времена, чтобы держать без причины под арестом. Скоро освободят, но прежде дадут голубчикам под зад. Могут вообще погнать из прокуратуры.
Хотя, надо бы наградить. Иногда злодеи тоже приносят пользу. Ведь до ареста не было никаких шансов. Не воспринимала всерьёз, даже в упор не видела. Из-за возраста и по должности. Она замминистра, а он простой юрисконсульт на швейной фабрике. Поднимала на смех любые знаки внимания. Не подойти, не подъехать. Только в тюрьме шансы сравнялись…