БОРЩ

Девочка Тата 11 лет, белесо-рыженькая, с подпалинами золотых и совсем белых, как лен, прядей,- о такой масти " пегая" говорят, -  синеглазая, тонкая, как на просвет, очень худенькая, стояла напротив старинного дубового стола, накрытого скатертью наверное начала века, за которым на венский стул с капризной, изогнутой спинкой взгромоздился огромный мужик: набриолиненная  голова, мясистое, круглое лицо и ручищи молотобойца.

 Он ел борщ. Явился прямо с поезда, голодный, поэтому бабушка, растившая Тату вместо родителей, кормила гостя  раньше обеденного времени.

Борщ вылетал красными брызгами из его  тарелки, кроваво-буро, неприглядно расплываясь на белоснежной, из голландского полотна, скатерти. Гость шумно втягивал жидкость с ложки, сопел, глотал, будто целиком большое что-то, так же тяжко и звучно.

Неаккуратно ел. Тата никогда не видела, чтоб так ели.

 Бабушка вышла из комнаты по своим  домашним делам, и они остались наедине. Тата и приезжий.
Он был новым мужем ее матери, жили они в городке на Волге и вроде даже счастливо. Вот новый муж и  решил наконец познакомиться с тещей и падчерицей.

 То есть с Татой, которая, застыв от недоумения и тревожного  предчувствия, не сводила с него глаз.
 И напрасно: ничего симпатичного ей в этом человеке  уловить не удалось.

В очередной раз втягивая в  рот жидкость и подбирая ложкой гущу, отчим произнес вдруг, уткнувшись в тарелку: "Можешь звать меня папой". Даже не взглянув на Тату.

Тата молчала.
А что говорить, он разве не знает?! У нее есть папа!  Ее папа - военный, служил в дальних гарнизонах и за границей, воевал.  А сюда,  Тате и бабушке,   деньги присылал, посылки. И только  недавно вернулся, весь в орденах и  гвардии майором.
 Но он еще не обжился и вряд ли сейчас возьмет Тату к себе, если что.
 Защиты от лопающего борщ самозванца и малознакомой ей мамы у нее нет,- Тата понимала.

Вошла бабушка, они поговорили, как там и что, все ли здоровы, и гость заторопился на поезд.

 Мужчина этот под два метра ростом, средних лет, был родом из дальнего южного села, откуда давно сбежал в поисках лучшей доли.
Нашел он ее в цирке, где выступал в спортивном шоу "На арене силачи!".
А в волжском городке ему дали должность тренера в спортивном центре и  две комнатки в общежитии.

 Обо всем этом он с гордостью поведал  теще. Тата тоже слышала. И что приглашал приехать повидаться. Или надолго. Да хоть насовсем. Обычно так говорят из вежливости.

В волжский городок ей не хотелось. Тут, с бабушкой, в уютной, большой  комнате старинного арбатского дома с венецианскими окнами она живет с рождения, выросла, пошла в школу рядом и ни о каких  переездах не помышляла.
 А вон оно как может обернуться...

По словам отчима, мама  желает видеть дочку в новой своей семье. Ей рожать скоро, а дочка старшенькая, поможет с  новорожденным.
Но,  пока ребеночек не родился,  забирать ее рано.

О своей семье и перспективах, придуманных для Таты ее мамой и не без его участия,  он рассказывал, обращаясь подчеркнуто  к бабушке, будто Таты нет в комнате. Бабушка слушала, не поднимая глаз, с бесстрастным лицом. Как обычно, если была не согласна.

 Видимо, почувствовав, что своими рассуждениями  попал впросак и неуместен здесь,  среди  диковинных стульев с резными спинками, лепнины на стенах, гость  суетливо, путаясь в рукавах, натянул куцее драповое  пальто, нахлобучил  мелкую для его головы  шляпу-котелок, подхватил сумку с бабушкиными гостинцами и, пробормотав "до свиданьица", потопал к двери.

Никто его не провожал.

Тата осталась дома. Посчастливилось,  не увезли помогать.
 Всё  впереди еще. 
Случайно, что ль,  летели на скатерть красные брызги борща! Ничего случайного не бывает, летели они вестниками недобрых перемен.

 
Коллеги заметили, что директор школы  Татьяна Владимировна,
 если берет   борщ в столовой,
  всегда он у нее пополам со сметаной: совсем белый в тарелке.