Жизнь за жизнь

На втором курсе института (1978 г), когда наступили осенние холода, мы с двумя магаданскими земляками Сашкой и Виталей, которые ездили гостить к своей бабушке в Переясловку, а это совсем рядом с Хором, на виталиных мопедах приехали к моей бабушке с ночёвкой. И опять сюрприз: бабушка продала дом, вещи ещё не вынесла, но ночует у бабы Дуси. Опять меня случайно туда кто-то привёл именно в этот последний день перед её отъездом?

С чего вдруг переезд? Сказала, что помирать надо ближе к своим. Завела свою шарманку! Ну, просто ближе к родственникам хочет, так решила я. Ночевать у  бабы Дуси отказалась: как я парней брошу в пустой хате? Запомнилось, как она мне через плечо бросила:

- Ты шо, с мужиками одна будешь в хате спати?

Я удивилась - а что такого? В походах, в общежитии, в стройотряде, да сколько раз уже приходилось спать вповалку без половых различий. Короче, не поняли мы друг друга.

- Ну, шалава ты, Ирка. Роби, как знаэш, но я попередила тя! - буркнула и открыла нам дом.

Мы как-то разместились по диванам и кроватям, печь протопили немножко. Посмеялись над бабушкиными страхами, чего-то поели, выспались и уехали утром. Бабушка мне адрес продиктовала, где её теперь искать. И все мои вещи, что у неё хранились, туда увезла. Далеко от Хабаровска, в Приморский край, в посёлок ЛДК, где жили четыре её сестры и многочисленные родственники.

НА НОВОМ МЕСТЕ

Сдав свои «культурные» экзамены, отметив окончание сессии, я встретила в аэропорту маму и сестру Любу, которые прилетели с Чукотки в отпуск. И мы все вместе поездом отправились на новое место жительства нашей бабули. В городе Дальнереченске вышли, сели в рейсовый автобус, куда-то долго тряслись. Это потом я буду там жить и работать, и на своём мотоцикле и редакционном УАЗике объезжу все сёла Дальнереченского района. А пока - земля неведомая.

Улица, на которой жили бабушка и её две сестры, была длинной и многолюдной. Мы с Любой сели на лавочку и, не таясь, разглядывали всех прохожих. Компания ребят тоже без всяких сантиментов подошла к калитке:

- А вы чьи будете?

- Мы бабы Нюры внучки. А вы кто?

- А мы тут живём!

Парни назвали свои имена, мы - свои. Ну, вот и познакомились. Поскольку тут много родственников у бабушки, её все знают и уважают. И к нам отнеслись сначала очень даже с почтением. Потом, правда, пытались нас втянуть в пьянку. Увидев, что я курю, предложили наркотик какой-то травяной. Один пытался про любовь - в кусты утащить. Еле как я выдержала эти «деревенские экзамены», чтобы не послать их всех куда подальше.
 
А вот когда они меня позвали «на дело», я не устояла! Задача была такой: на каком-то железнодорожном тупике, недалеко от посёлка, стояли цистерны с вином. И когда охранник уснёт, можно подползти и отлить себе в канистру. Сказали, что сейчас там грушевое вино. Мне было всё равно, какое там вино или спирт, мне было интересно «сходить в разведку».

Ехали мы на мотовеликах человек шесть. Пассажиры, и я в том числе, держали в руках канистры из белого пластмасса. Свет не зажигали. Моторы заглушили задолго до места назначения. Куда-то шли таинственно след в след, потом ползли в траве по откосу с рельсами. Было страшно и интересно. Страшно интересно было!!!

Две цистерны я увидела сверху на рельсах. Вагончик с лампочкой у двери. Сторож не дремлющий. Парни дважды кидали камушки подальше от цистерн, надеялись, что мужчина пойдёт туда, но он не реагировал. Ползти вниз никто не решился. Видимо, они у другого сторожа воровали раньше. Так несолоно хлебавши и вернулись. А через два дня похвалились: таки повезло - две канистры накачали.

Ещё мы с ними ночью лазали в соседский огород - вишню воровать. Как в песне - «Поспели вишни в саду у дяди Вани»... У каждого на усадьбе есть вишня, у нас тоже была, но мы с этой «ночной вишней» хапали ещё и адреналин! Смешно, но когда мы сильно зашуршали, к нам прибежала собачка, хвостом повиляла и убежала. А потом оказалось, это мы у кого-то из моих знакомых в саду лазали, меня на смелость проверяли. Идиоты какие-то... Я думала - приключение!

ЗДРАВСТВУЙ, МОРЕ ЧЁРНОЕ

Через неделю мы с мамой улетели отдыхать на Чёрное море, в родной с детства Туапсе. Пять раз всей семьёй туда летали, с папой. Люба не захотела на море, чем очень меня удивила. Потом я поняла, что у неё проблемы с поведением и школой были, и мама её брать не собиралась.

Дальше весёлого получилось мало. Резкая смена климата и обстановки привела к тому, что через три дня, в результате обильного кровотечения, я загремела в местную больницу. Мы с мамой туда пошли сами, но не дошли. На высокой горе стоит больница, ступенек больше сотни и площадок с лавочками штук шесть по пути. На второй площадке я сознание потеряла.

Донёс меня до приёмного покоя какой-то мужчина, шедший мимо. Забежал в коридор и закричал - ребёнок умирает! Медсестра велела положить меня на стулья и пыталась привести в чувство нашатырём. Когда я не отреагировала на мерзкий резкий запах, она заскочила в ближайший кабинет.

Всё это мне рассказала мама. Она объяснила медсестре ситуацию. Та ещё раз попыталась привести меня в чувство. Мама увидела, что у меня посинели губы и руки и начала кричать. В коридор выскочили врачи. Сделали искусственное дыхание. Потом через платье какой-то укол в сердце (не представляю, как это всё было, ничего не чувствовала). Когда я открыла глаза, через слёзы, как через воду, увидела, что лежу я ноги врозь (на гинекологическом кресле), а передо мной... два мужика нерусских! Один совсем молодой. И говорят мне, что надо трусы снять...

Короче, прежде, чем опять в обморок грохнуться, я вцепилась в свои плавки и собралась бороться за свою девственность на смерть. А это были врач и интерн гинекологического отделения.  Маме потом отдали моё нижнее бельё, аккуратно разрезанное по узкой части. Иначе никак, сказали. И вот эти мужики почему-то решили, что я сделала внебольничный аборт и теперь идёт осложнение. Они там, на юге, даже представить себе не могли, что в моём возрасте можно было оставаться девственной и не родить ребёнка. Южанки в мои годы уже вторых рожают. Вот так.

Срочно на каталке меня лифтом подняли в операционную. Опять пришла в себя, видела, как наплывают и отдаляются какие-то лица, это меня везли по коридору, где лежали женщины. Потом яркая вспышка - операционная палата. И вот тут моё сердце остановилось. На полторы минуты. Я вдруг стала такой лёгкой, поднялась к потолку и оттуда смотрела, как четыре женщины в белых халатах били меня по лицу, прокачивали лёгкие, боролись изо всех сил.

А мне было так тепло, не больно, вокруг разливалась субстанция счастья - похожая на солнечный сок манго... Тоннеля не было. Но папа появился. Ещё кто-то... Показалось, что бабушка была... Постояли, головами покачали отрицательно и... Сразу всё почернело и исчезло. Резкая боль в теле, вдох, как после долгого сидения под водой, больно! И громкий голос:

- Как тебя зовут?

- ...И-ра...

- Адрес свой скажи!

- Хабаровск... ули... от института прямо... три...

Я опять пыталась уйти, но...

Как они удивились, что не было у меня никакой беременности, даже внематочной, никакой! Поторопились с абортом. Но кровотечение остановили. И потом месяц лечили и поднимали гемоглобин от 49 единиц до 69.
 
После того, что они там со мной сделали, мама хотела идти к прокурору. Я отговорила. По большому счёту - они мне жизнь спасли, остальное - мелочи. А потом профессор в Хабаровске сказал:

- Если лет пять усиленно лечиться, то, может быть, вам удастся родить...

ПРИШЛА С КОСОЙ

В общем, в Чёрном море поплавать мне практически не удалось. Выписали меня за три дня до отъезда. Зайду по колено, а мама уже бежит спасать, меня качание воды, даже не волна, с ног валило. И когда прилетели в Хабаровск, решили, что я останусь в городе решать свои вопросы по стройотряду и лечению. К бабушке в таком виде было нельзя появляться.

Мама ещё недельку погостила в ЛДК, забрала сестру и собралась в обратный путь на Чукотку. Я встретила её на хабаровском вокзале, проводила до аэропорта, помахала вслед самолёту. Разревелась чего-то... То ли к маме хочу, то ли на Чукотку... Поеду, наверное, завтра к бабушке. У неё отлежусь, мама её уже подготовила к моему болезному виду.

На следующий день, купив бутылку водки (проспорила пацанам на улице), надела чёрную водолазку и приехала на вокзал. Объявили посадку на вечерний поезд в Приморье. Иду к выходу на перрон и вижу перед собой... маму! Всё, крыша поехала... голова закружилась.

- Ира, это я, я не привиделась! - мама обхватила меня руками, держала и плакала.

- Я же вас вчера... самолёт... улетели же?!.

- Ира, у нас бабушка погибла вчера. Мне телеграмму в Анадырь прислали, сразу на ближайшем самолёте вернулась. Тётя Рая болеет, не прилетит. Наташа должна прилететь...

Я лежала на верхней полке плацкартного вагона, куда забралась в три этапа, и тихо плакала. Всю ночь. В подушку. Душа выла! Как же так? За что нам всё это? Я еле хожу, тётя Рая лежит, бабушка... страшный август 1979 года.

В Дальнереченске на перроне объединились со старшей дочерью тёти Раи Наташей, она в другом вагоне этого же поезда ехала. Встретили нас какие-то родственники. По дороге рассказали страшную в своей обыденности историю. Кто-то сказал бабушке, что в соседнем селе подсолнечное масло дешевле стоит. И она сговорилась с мужем сестры Веры, на его мотоцикле поехали в магазин.

На обратном пути, при подъезде к закрытому шлагбауму, потому что поезд скорый шёл, у деда вдруг остановилось сердце. Удар тела о шлагбаум, его скидывает под откос, а рука при этом выкручивает ручку газа на полную мощность. Мотоцикл на полном газу делает рывок под шлагбаум и коляска, в которой сидела бабушка, попадает под четырнадцатый вагон. 1400 метров её тянет под вагоном, пока искорёженная она не застревает в стрелке...


ОТ СУДЬБЫ НЕ УЙДЁШЬ
Очень часто я слышала от бабушки такие слова про смерть:

- Только бы быстро и целой умереть...

Её собирали по частям, выковыривая из покорёженного железа. Она словно предчувствовала... У деда только посмертный перелом ребра и руки был, а у бабули две части тела так и не нашли.

- Только бы целой, чтобы не страшно было к гробу подойти и попрощаться...

С Камчатки Витя прилетел. Петр приехал. Почему-то не дождались нас, похоронили вчера. По обычаю, на второй день после похорон, все идут на могилку, несут завтрак. Вот тогда впервые мы попали на старое кладбище, где покоятся наши предки. Мне показали могилы прадедов. Поплакали над бабушкиной могилой, заставленной венками из искусственных цветов.

В бабушкином доме творилось непонятное. Кто-то мыл посуду, кто-то плакал, кто-то готовил ужин. Разговаривать не хотели, фразы короткие пролетали и разбивались о тяжёлую тишину. Меня, оказывается, ждали, чтобы я бабушкино завещание рассказала. Откуда они про это узнали - до сих пор мне неведомо. Я рассказала бабушкину последнюю волю. Но выполнять решили потом, перед отъездом.

У Вити, видимо на нервной почве, сильно болели зубы. А я боялась спать в темноте. Нас по этой причине объединили в зале: пока дядька ходил и стонал при свете, я постаралась уснуть.

...Вдруг посреди ночи в окно около входной двери сильно постучали. Я проснулась и услышала:

- Ирка, открой крючок! До дому хо'чу! Я ж тебя всегда пущала з танцив!

- Бабушка! Кто закрыл двери? Почему ты не дома? Я сейчас!

Я вскочила и рванула к двери. Остановил меня уже у двери Витя, который всё ещё бродил бессонно по комнате.

- Витя, открой, там бабушка пришла! - я вырывалась, пока окончательно не пришла в себя от его голоса:

- Ира, тихо, все спят. Мамы нет. Она умерла. Тебе приснилось...

Мы попили воды, посидели. Покурили и неожиданно быстро оба провалились в сон. Вот для чего Витьке не давали спать - чтобы меня уберечь. Хорошо, что я не успела открыть шторы на окне, сказали мне. Говорят, если на зов покойника открыть двери, то умрёт ещё кто-то в доме. А я-то была почти готова...

***
Через много лет, вспоминая это лето, я вдруг впала в ступор: как я могла во время клинической смерти увидеть бабушку? Она же была живая тогда? А ночью будто она прошептала мне на ухо:

- Долг платежом красен.

И там, во сне, я поняла, что годом раньше я её спасла, а потом она вместо меня ушла. Но как неравноценно-то!.. 

Очень жалко в этой истории ещё бабушкину сестру Надю. Она у нас ведунья была. На картах гадала так, что могла точно каждый час предсказать. Меня пыталась научить почему-то. Она в день гибели Нюры уже знала, что случится, но предотвратить не могла. Села в поезд и поехала  в ЛДК, надеялась - вдруг успеет помешать. Прибыла, когда всё уже случилось.
 
Как ей, бабе Наде, всё про всех знающей, тяжело было жить... Меня кто-то сверху за руку водит, а она заранее всё знает. Только сделать ничего не может. Говорит только, тяжко вздыхая:

- Судьбу не обманешь...