Про Степана рыбака. Сказка в стиле рок

Жил да был Степан рыбак. Каждое утро в море, а с закатом, наудив рыбы, плыл домой на ветхой своей лодке. А на берегу ждут Олеся жена и Настенька дочка. И это все семейство его, нету больше родни. Развесит Степан сети, а в избе под соломенной крышей, в печке, уха поспела. Поужинают и песни поют. Потом спать. А Степану хоть глаз коли, все кручинится, скоро ж Настеньку замуж выдавать. А кто возьмет, приданного кот наплакал, всего богатства – один золотой, что за подкладкой рыбак хранит. Даже Олеся о нем не ведает. Три было. Один с соседом прогуляли, думал друзьями стали. А сосед потом обманул, вперед второй золотой взял, а дров так и не привез. Проучить бы, да как назло у того братьев полон дом. Эх, был бы я Иван богатырь, доблестный да грозный, не баловал бы сосед, да как назло я Степан рыбак. Только чудо поможет, только чудо. Каждый день работать хожу, а ничего не прибавляется. Бедный я, горемычный. Надо семью кормить, на огороде и ягодах да орехах из лесу не протянем. Терзается ноченьку, придремлет к восходу, а там и вставать пора, и думать некогда - заботы.

Утром рыбой сушеной подкрепится, да брагой кислой запьет, чтоб печку лишний раз не жечь, поберечь дрова,  и к морю. Идет, размышляет, сперва снасти распутать надобно, опосля лодку дегтем смазать. А тут дети соседские лебедя подманили, да накинули веревку. Наигрались, натешились, и давай палками бить, да камни швырять. Жалко стало лебедушку. Рыбак и говорит детям:
- Почто птаху обижаете, отпустили б лучше, насмерть же замучаете.
- Не твое рыбачье дело! Коли помрет, мамка его в печи испечет. А силой взять захочешь, мы батю кликнем, а он братьев.
- Дык я о чем толкую, продайте мне ее, вот золотой у меня имеется.
На том и порешили. Убежала ребятня с веселым визгом.
Гладит лебедушку Степан, да приговаривает:
- Бедняжка, ты бедняжка, а лети ка восвояси. Досталось нипочем, да наука тебе будет.
Встрепенулся лебедь, поплыл вдоль берега, захлопал белыми крылами, и в небо устремился. Укладывает сети рыбак, корит себя ругательски. Бражка сердце размягчила. Последнее отдал. Да, что уж теперь поделаешь, зато дело доброе сделал.  Опрокинул фляжку, захмелел немного, легче стало на душе крещенной, теплее. А тут волны поднялись, и черти из моря как выпрыгнут, маленькие, противные, зеленые. Судачат гадкими голосами:
- Вот зря ты Степан лебедя спас, не разумеешь ничего, лучше бы ты его убил и домой отнес. Горюшком горючим тебе доброта твоя обернется. Ты правду нашу признай, мы тебе и вернем твой золотой.
Да не стал он отвечать, весло ухватил, размахнулся, да только по ноге своей попал, черти уж поубёгли. Только плюнул им в след.

Весь день Степан сеть закидывает, да куда там, ни одной рыбёхи нет. Закат уж близок. Пригорюнился рыбак, и вдруг слышит, - «Степан рыбак! Степан рыбак!», - голос чудесный призывает. А вокруг ни души только море открытое волнуется.  Смекнул рыбак за борт глянуть, а там рядышком с лодкой лебедь, смотрит на него глазами черными и говорит человеческим голосом:
- За спасенье мое, хочет тебя благодарить отец мой, владыка вод, великий Змей морской. Ты за мной плыви, не далеко здесь остров его Буян.
Огляделся Степан из-под ладони мозолистой, где ж остров, завсегда здесь рыбачит, а не видал. Солнце красное уж садится, дома ждут, да неудобно от приглашения отказываться. Глядь, а лебедь плывет на закат, недалече вроде, а пришлось на весла налечь, взмок аж. Стемнело, появились на небе частные звезды, в воде отражаются. А тут прямо из моря остров показался невиданный, на нем дворец красоты не писанной. Пристал к берегу, только выбрался из лодки рыбак, как и лебедушка из воды вышла и обернулась красной девицей.
- Марья я, царевна морская. За спасенье чудесное, дарю я тебе шкатулку волшебную. Вот она. Маленькая совсем. Ты ее схорони, и открой, когда совсем невмоготу станется. А отец мой тебя уж дожидается. Веди себя с ним чинно, помни, Царь он, а ты простой рыбак.

Добрались к воротам. Там стража Степану улыбается, слуги в кружевных нарядах кланяются. Слова ласковые говорят. Никогда еще такого не бывало. Устыдился он рубахи своей дранной, эх слентяйничала Олеська, не заштопала, а Настьке сказать сам запамятовал, да что уж теперь. А Марья обратно лебедем обернулась, говорит, дела добрые праведные ждут, и улетела.
 Вошел рыбак во дворец и диву дался. Своды самоцветами переливаются, свечи в золото оправлены, а по полу ковры алые. А посреди тронного зала восседает Змей трехголовый, грозный как Иван богатырь, дым всеми пастями попыхивает. А Степан смутился, встал у дверей как вкопанный. Как жеж так, по коврам лаптями та грязными. Да на колени с перепугу опустился. Тогда Змей сам поднялся навстречу. Руки гостеприимно раскинул, да как заговорит громовым голосом:
- Вот ты каков! Орел! Простой рыбак, а дочь мою спас! Пока не перевелись такие люди, простые и честные, будет царствие мое стоять, не пошатнется. Благодарю Степан, от всего сердца благодарю. Дай пожму твою руку!
И пожал. Чуть кости Степану не переломал. Да как рявкнет:
- Слуги, несите вина герою!
 Прибежали холопы, кубок с брильянтами подали, отведал вина Степан самого сладкого на свете.
- Благодарствую! Благодарствую! – залопотал рыбак, стал кланяться, слезы навернулись, - ах чести такой не доводилось знать, я ж все дома с Олесей, да Настей.
- Ну что ты, что ты друг мой сердешный, в другой раз кланяться будешь, - ответствует Змей, - может, пир горой закатим? Со скоморохами! Что б вино рекой текло!
- Кто ж от доброй чарки откажется, - пробормотал Степан, засомневался, а Змей как хлопнет в ладоши, и откуда ни возьмись, появился стол три версты длинной.
А на нем: поросята печеные, пиво с раками, осетры копченые, селедка вяленная, утки с яблоки, лебеди жареные с ананасами, редька в меду, студень куриный и холодец коровий, бок бараний и каша гречневая, икра красная, икра черная, икра неизвестно какая, от того еще более заманчивая. И яства заморские неведомые. А дома только уха ждет, подумал рыбак.
Усадили Степана на самое почетное место. Так сытно, от пуза еще не ел он. Все даром. Сколько хочешь пей вина, пива, мёду хмельного, браги сладкой, воды огненной, все вволю. А бояре в его честь кубки  поднимают. Здравницы кричат. Уже и царь почивать ушел, а пир продолжается. Только обороты набирает. Все рыбака хвалят, обниматься лезут. В ноги кланяются. Скоморохи давай кувыркаться, песни лихие запели. Кто-то девок шальных кликнул. Удумали в догонялки играть. Пока царь не видит, посадили, смеха ради, на трон Степана. А на колени ему красавица уместилась. Как кончилось, рыбак не запомнил…

Очухался совсем похмельный, мордой в миске, брюхо болит от обжорства. Вокруг ни души, только столы разоренные. И вдруг черти как выскочат из-за трона и давай Степану руки крутить.
- Поймался! – кричат голосами знакомыми.
- Да за что-то ж вы меня, ироды! Царь меня уважил! Руку жал, - оправдывается Степан.
- Царь то руку тебе жал, свинья собачья, а ты на трон его уселся, а сколько мебели переломал, а девок сколько перепортил! А что к царёву портрету, прямо ко лбу приделал?
Стал припоминать рыбак, да, была какая-то забава.
- Так скоморохи у статуи что-то оторвали, говорят, лишний рог будет его величеству. Сразу знал бы я что х*й, стал бы я его лепить?
- Стал бы не стал, а станешь теперь наказанье отбывать свое, пока ущерб не искупишь!

Привели Степана в шахту, как пса приковали цепью. Кирку дали, да заставили камень черный ковырять, самоцветы добывать, чтоб дворец владыки еще краше был. Вернулись только вечером, так что, день рабочий Степану бесконечным показался. Спрашивают, где брильянты? А рыбак ни одного самоцвета не нашел. Плетей всыпали, ругали грозно и голодным оставили. А на завтра Степан камень долбить не стал, раз без надзору оставили, он цепь бил бил, бил бил и наконец разбил! Не заперто было, на цепь да страх и глупость рыбачью черти понадеялись. Пустился  он бежать со всех ног. Как на крыльях пролетел коридоры самоцветные по коврам красным, прыгнул в лодку и был таков. Жалел только, что не прихватил ничего. Чуть не заплутал в море синем. Лишь к следующему утру обернулся. На двор добрался, а изба пустая стоит. Старика прохожего кликнул.
- Что ж поделалось? – спрашивает Степан, - где семья моя?
- Дык того этого, - отвечает старец, чем-то смутившись, - печенеги увели в полон.
- А куда же Иван богатырь глядел?
- Дык того, не без этого, пьян был на пиру. Дык то лет двадцать назад уже было, а то и тридцать, они уж в неволе, поди, состарились, а то и перемёрли, - ответствовал седовласый дед, и двинул куда-то через чисто поле. Только потом соседа своего состарившегося признал Степан.
Страшная кручина согнула плечи. Не утешает даже, что Настеньку, при живом отце бесприданницей замуж выдавать уже не надо.
- Что ж это делается? Бедный я, горемычный! Как же так? Как же так? – твердил Степан, как вдруг услыхал в ответ знакомый голос. Черти кругом встали.
-   Говорили мы тебе, что пьяная твоя доброта горем к тебе вернется! Надо было не на чудо надеяться, а дрова по ночам колоть самому. И день не с браги начинать, оправдывая себя, тем, что дрова бережешь. И от того, что с соседом вместе на твои гуляли, он другом не станет.  И не жрать в три горла в гостях, а честь блюсти. И тайн от жены своей не иметь, ишь чего, за подкладкой он золотой прятал! И наказание по совести не отбыл, убёг! Стыда у тебя нету! А искупил бы, всё не так было бы, – посвирепствовали черти, разбежались кто куда, и были таковы.
Вернулся Степан в избу, лег прямо на пол. Думает, горе то какое, эх, умереть бы прямо сейчас. Эх, руки на себя наложить от сраму. Сдохнуть бы как собаке паршивой. Как вдруг вспомнил о шкатулке, что царевна лебедь подарила, схоронил же ее за пазухой. Открыл. А из шкатулки голос лебедушки чудесной прозвучал, - «исполняю твое желание». Вмиг состарился Степан и умер. А перед смертью только и успел подумать, - «вот суки, не дают жизни русскому человеку, один обман вокруг!».