Хохлов

Хохлов, эта фамилия такая, а полное имя, - Хохлов Анатолий Иванович, начальник бюро пластических масс в отделе главного технолога.  Специальность у него конструктор по пресс-формам, сам отработал много лет рядовым конструктором в этом бюро, а потом возглавил его. Человек он был неординарный, начиная от внешнего вида и кончая своими поступками. Роста он был небольшого, возможно это только казалось так, из-за его сильной хроматы, одна нога у него была намного короче другой. Причиной его инвалидности мог стать полиомиелит, свирепствующий во времена его детства, или какое-нибудь увечье, полученное в деревне, где он родился и вырос.


    Несмотря на свою хромую ногу, выглядел он всегда прилично. Большая, но аккуратная шевелюра соломенных волос, выразительные всегда оживлённые черты лица, выдавали в нём человека жизнелюбивого. Особенно всем нравилось его отношение к одежде, всегда выглажен и в галстуке, отлично подобран цвет пиджака по отношению к брюкам. Он, почему то не любил тёмных строгих костюмов и костюмов вообще. Скорей всего в стандартном одноцветном костюме он выглядел бы как покойник, навсегда смерившийся в своих неуёмных порывах. Пиджак он выбирал всегда светлее, чем брюки, тем самым привлекал внимание к верхней части своей фигуры, а не совсем стандартную нижнюю часть, как бы скрывал в тени.


   В основном его физическую неординарность выдавала походка, за которую злые люди между собой называли его, - «кандыбачело», а добрые с любовью, но тоже за глаза, именовали его, - «аист». Второе прозвище нравилось ему больше, а песня, про аиста стала его любимой. Как-то его друзья, прослышав про это, в ресторане заказали для него исполнение этой песни. У подпевающего слова песни виновника, даже заблестели глаза, а я подумал, не то чтобы счастье, но уж, по крайней мере, доля везения в том, что он встретился на моём жизненном пути, всё-таки есть. Благодаря ему я из простого мальчишки токаря, в ковбойке, превратился в инженера конструктора, скажем так, - не совсем заурядного, и не только я один.


   Больших трудов не было, сделать из меня инженера, просто он, это понял сразу, в то время когда я и не помышлял об этом. Работал себе токарем, с шестнадцати лет, до армии, и в армии тоже токарем служить пришлось. Профессию свою я любил, и она меня тоже, мы подходили с ней  друг к другу, поэтому менять её я не собирался. Даже получив, кое-какое образование после армии, не знал, куда его применить, даже маленького начальника из меня не получалось, несмотря на то, что голова работала, дай бог каждому.


    Это он, Анатолий Иванович посоветовал мне податься в конструктора, для такого совета у него были веские основания. Ещё не будучи, мастером и конструктором, я, проходя мимо обсуждений, выхода из создавшегося трудного положения ремонта пресс-форм, часто давал толковые предложения. Товарищи за это, в шутку называли меня, - «конструктор», но в каждой шутке, есть только доля шутки, лучше всех это понимал Хохлов. После окончания техникума, он сразу предложил мне перейти работать конструктором в его бюро. Я сделал этот решительный шаг, несмотря на потерю в зарплате, презрительного ко мне отношения, других конструкторов и нежелания начальника цеха отпускать меня на работу в отдел.


    Мне не нравилось работать мастером, а поскольку, я не находил в этом ничего привлекательного, передо мной не открывались другие горизонты, быть начальником, директором, любое руководство претило мне. Сама несовершенная система организации труда, выталкивала меня и заставляла искать другое место работы, а тут такое предложение от мной уважаемого человека.


   Перейдя в бюро пластмасс конструктором, не могу сказать что, мне дали какое-то время привыкнуть, освоиться, начать с чего простого, разогнаться так, сказать. Получилось с корабля на бал, с места в карьер, да ещё начальство с прежнего места работы в цехе тревожили, якобы по не выполненной мной работе. Эта бумажная работа, никогда не выполнялась до меня, с меня её не спрашивали два года, и после меня, её никто не делал никогда. Как я понял цеховое начальство, во что бы то ни стало, хотело вернуть меня назад, не то чтобы я был хороший мастер, просто мастера у них не было уже несколько лет. Через пару месяцев мне надоело разрываться между цехом и отделом, и я перестал ходить в цех.


   После этого мои конструкторские дела пошли лучше, хотя ответственной работы мне не давали, так что-то переделать, после кого-то, спроектировать на всякий случай, помочь конструкторам другого бюро. Потихоньку, я привык быть на подхвате у Хохлова, который имел большой опыт конструирования, но не всегда понимавший технологию металлообработки. Раньше для того, чтобы спросить, а можно ли будет изготовить предлагаемую конструкцию, он ходил через пол завода в инструментальный цех, то теперь достаточно было спросить у меня. Кроме него ко мне стали обращаться другие конструктора и технологи, так с лёгкой подачи Анатолия Ивановича, я становился ходячим справочником.


   С одной стороны, мой опыт в проектировании пресс-форм, топтался на месте, а мои общие познания в технологии: механической обработки, штамповке, и сборки расширялись. С помощью опыта Анатолия Ивановича, я понял основные принципы конструирования в технике. Казалось бы, простые правила, но о них нигде не написано, одно из них я приведу для примера. Вал нужно предусмотреть больших размеров, его никогда не поздно изменить в меньшую сторону, это гораздо проще, чем заменить, на малый размер. Отверстие нужно предусмотреть маленького размера, его никогда не поздно увеличить.


    Таких маленьких хитростей у моего наставника Хохлова в запасе было множество и почти все они постепенно переходили в мой арсенал. Кроме того у меня начал вырабатываться свой стиль черчения, отличный от других конструкторов, работавших рядом, это нравилось мне и моему наставнику Анатолию Ивановичу. Нельзя сказать, что ему нравились все мои действия, наоборот, за некоторые он сильно ругал меня, говорил, что у меня нет усидчивости. В курилку сбегались даже не курящие, послушать мои рассказы, тогда я их ещё не писал. Потом я стал ходить в курилку, только по его предложению, которое больше походила на приказ, ему тоже нравились мои устные изложения жизненных ситуаций и анекдоты.


   С анекдотами вообще выходило затейно, мой товарищ учился по вечерам в политехническом институте и приносил их иногда, рассказывал по секрету мне, а потом ждал, когда я начну художественно рассказывать для всех. Товарищ сам получал от этого огромное удовольствие, так же как и другой уважаемый нами, самый лучший конструктор отдела, тому я рассказывал по пятницам один и тот же анекдот, по его просьбе. После моих рассказов у него выходные дни становились чудесными, если верить его словам. Лично я, верил, потому что его кульман стоял прямо за мной, мы работали в одном бюро, только он давно и отлично, а я не давно и мою работу ещё нельзя было оценить даже удовлетворительно.

                ***

   Первая жена нашего начальника умерла, оставив ему дочку, которую он очень любил. Поскольку он любил не только дочку, но и застолья с выпивкой, все начали жалеть девочку, хотя оснований у них для этого не было. Он одевал её лучше всех в детском саду и сам повязывал такой красивый бант, всем бантикам и косичкам на удивления, после этого, все разговоры приняли совершенно другой оборот. Приятно было всем: девочке, отцу, его друзьям, а злопыхателям,  пришлось умолкнуть раз и навсегда, а всё потому, что он был конструктор не только банта, но и всей своей жизни.


    Злые люди никогда не видели, какие застолья он не часто, но организовывал. В этом бюро я проработал года полтора и только один раз участвовал в застолье, других и не было, дочь его подросла, а сам наш начальник женился второй раз на медсестре. Медсестра была на ночном дежурстве, дочка в деревне, гуляй, не хочу. Нас с Серёжкой послали за водкой, хозяин с лучшим конструктором, - Алексеем Васильевичем готовили закуску, конструктора в годах мы не пригласили, он своё уже перебрал в должности начальника цеха. Каждого начинавшего говорить о работе, хозяин грозился выгнать, поэтому мы сидели и пели хором, застольные песни. Лучше всех нам удавалась, «Гори, гори моя звезда …», так спелись за один вечер, хоть по телевизору показывай, только без меня и без хозяина. У меня нет слуха, а у хозяина голос противный, дрожаще-блеющий, ну чисто козлотон, но петь любил, помнил слова и слух имел.


    Однажды сославшись на свою больную ногу, он направил меня на научно-техническую конференцию вместо себя, идти туда мне не хотелось, но отказать я ему не смог. Всю эту конференцию я провёл рядом с начальником бюро сборки, как на заседаниях, так и на экскурсиях по заводу и даже на обеденном перерыве. До моего возвращения на завод, я работал в политехническом институте и многих учёных знал, и имел представления об их работах, которые, кстати, не внушали мне доверия. Своими соображениями я поделился со своим спутником, оказалось, он тоже до завода работал в ВУЗе, но другом, его бывшие товарищи, не были представлены на этой конференции.


   У нас сменился начальник отдела, а новый, он же прежний начальник бюро сборки, решил усилить группу сборки новым конструктором, то есть мной, кто ему сказал, что я хороший конструктор я не знаю до сих пор. Может быть, я много наговорил ему на конференции, или он не курящий человек наслушался «моих» анекдотов в курилке? Ему начальнику виднее, но Хохлов на меня обиделся, сказал, что я ещё пожалею об этом, но человек он добрый и долго обижаться не мог, мы сохранили дружеское отношение.


   Смешные и затейные случаи позорящие, на  мой взгляд, Анатолия Ивановича, я рассказывать не буду, слишком сильно я его уважал, и мне было, за что его уважать, как и многим другим. Его уважали заслуженно, и многое ему прощали и правильно делали, таких людей надо было ценить, прежде всего, за работу. Цеха завода, оснащённые технологической оснасткой разработанной его бюро, всегда были передовыми, это, прежде всего результат его работы.

                ***

   Однажды мне пришлось дежурить по заводу, по очереди все ИТР мужского пола выполняли такие обязанности. Заступали на дежурство вечером, а сменялись в 8.00 утра в выходные и праздничные дни. В тот раз, я дежурил вместо кого-то, этот кто-то меня попросил, а я не смог отказать, так делать разрешалось. Дежурство прошло нормально, ни аварий, ни пожаров, но мне всё равно не нравились эти дежурства, для себя решил, что даже на пенсии никогда не пойду в охрану. Мне не нравились даже запахи караульных помещений, я их ещё в армии терпеть не мог. Для меня, они всегда пахли грязными половыми тряпками и прокуренным перегаром, а торчание без сна, утомляло меня больше чем тяжёлая работа.


    Я ждал своего дежурного сменщика как никогда, а он всё не шёл, моему удивлению пришёл конец, когда я посмотрел график дежурных, меня должен был сменить Хохлов Анатолий Иванович. Утреннее солнце уже освещало безлюдную территорию завода своими первыми лучами, пошёл уже десятый час, а этот «Аист» не соизволил до сих пор прилететь мне на смену. Около десяти часов, я услышал «кондыбачищиеся» тяжёлые шаги по лестнице, ведущие в комнату дежурного по заводу. Я, наконец, дождался этой «птицы». Вместо того чтобы извиниться и обещать что это не повториться, он вздохнув с облегчением, вытер пот со лба, и заявил: «Если бы я знал, что дежуришь ты, я бы вообще не пришёл». Потом он послал меня за водкой, и обещал рассказать мне о своём приключении.


   За водкой я сходил, выпивать с ним не стал, мне только не хватала с дежурства пьяным прийти домой, но его выслушал внимательно. Он ко мне всегда был внимателен, я отвечал ему тем же. Похмеляться сразу он не стал, а может и вообще не пил, хотя собирался потом пойти с бутылкой к начальнику караула, в надежде там найти собутыльника и закуску сразу. Пока же он осушил графин с позеленелой водой, с вопросом: «Почему водичку не сменил?», я резко оборвал его: «Давай рассказывай, а то я и так уйду, меня жена с дочкой ожидают с затянувшегося дежурства». Чтобы сгладить наши разногласия он начал рассказывать о своём ночном приключении.


    Вчера оказывается, он был приглашён на именины, его завезли в новый район под названием «Каштак-3». Те, кто его туда завёз, жили тоже где-то там и потихоньку рассосались по домам к концу празднества, а он как интересный человек оставался, пока не надоел всем, бывает и так. Взглянув на часы, обе стрелки которых уже начали отсчёт времени нового дня, он засобирался домой. Сколько ни уговаривали его остаться ночевать, он не согласился, зная за собой одну нехорошую привычку, которую можно назвать и хронической болезнью.


    Вот так он, ночью ранней весны оказался на улице, в совсем не известном ему городском районе с тёмными окнами огромных девятиэтажных домов. Транспорт уже не ходил, даже такси не было видно. Видно было с высокой горы «Каштак-3», его родной район, но как туда попасть он не знал, хоть прыгай с обрыва вниз. Прохлада весенней ночи, прокрадывалась сквозь лёгкую его одежду, замёрзнуть и простыть он не мог, потому что надо было в 8 часов сменять дежурного по заводу.


    Согреться в подъезде любого дома не составляло труда, домофонов тогда ещё не устанавливали. Заходи и грейся, с проблемой выспаться было труднее, хотя Анатолий Иванович решил её по-своему, с присущей ему конструкторско-технологической выдумкой. Зайдя в подъезд, он с первого этажа до последнего, собрал все лежащие перед дверями коврики, и расстелил их в каком-то закутке наверху. Ковриков хватило на подстилку и на укрытие, вместо одеяла, резиновых он не брал, несмотря на то, что опыта отдыха в подъезде у него ещё не было. У него был богатейший опыт работы с пластическими массами, он хорошо знал их свойства, все плюсы и минусы этих материалов.


   Утром, как честный человек он разложил их обратно у дверей, боясь перепутать и нарушить обратную последовательность этого процесса. Первым троллейбусом добрался до дома, всего-то  4 остановки, выстирал свой костюм, выгладил его же, повязал галстук, и на дежурство, а там я. Я встретил его сразу после утренней зари, без нытья и нареканий, помог, чем мог. Дома меня спросили: «Почему так долго?», не вдаваясь в подробности, я сказал: «У моего сменщика болела нога, и ещё кое-чего, даже не знаю, что именно?», разделся, расстелил постель, затем сразу провалился в сон, накрывшись тёплым одеялом в свежем пододеяльнике. Чувствовалось, что я пока ещё не дорос до своего наставника, отличного конструктора и человека очень изобретательного.

                ***

    Последний раз его изобретательностью я восхищался, нечаянно оказавшись у него в гостях, опять же из-за уважения к нему. Я был послан на родной завод, чтобы заказать изготовление точных зубчатых колёс на японском зуборезном станке. Работая в секретном НИИ, я был поражён примитивной технологии точных работ, по нарезанию зубьев этих колёс, которые в быту называют просто шестернями. Я считал, если нет оборудования, то надо обратиться туда, где оно есть, самое лучшее было на моём родном заводе, и организовать их изготовление было моей целью. Это было не проявление, излишней инициативы, дело в том, что редукторы, в которые устанавливались колёса, разрабатывал я, а от точности их изготовления, напрямую зависела их работа.


     Я стоял у проходной завода и ждал, пока мне выпишут пропуск на завод, по уже отданным моим документам. В доме напротив жил мой наставник, который в это время должен был быть на работе, но он стоял на своём балконе и кричал, зазывая меня к себе в гости. Бросить свои дела я не мог, просил его подождать и спросил номер квартиры, чем кое-как успокоил его. Это надо было сделать, во-первых, на него пялился в окна весь отдел, куда сегодня утром он не пришёл на работу, от звонился, конечно, отгулов у него тьма имеет право. Во-вторых, была поздняя осень, а на балконе в майке холодно, даже в мае месяце, северная вечно теневая сторона, конечно человек не прихотливый, но всё-таки.


     Я быстро уладил свои дела, и посетил загульного прогульщика, наехав на него с порога со смехотворными упрёками, он был рад мне, долго искал крючковатую палку из комплекта стиральной машины первых советских образцов. Найдя этот деревянный крюк, он упал в кухне на пол прямо возле холодильника и долго шуровал под ним стиральным инвентарём. Пока не вышвырнул оттуда, плоскую бутылочку из-под шампуня. Бутылочка была до самой пробочки наполнена прозрачной жидкостью. Я сразу догадался, что это спиртное, не смотря на прохладную погоду, стал отказываться от угощения, мол, на работу мне ещё надо, но он даже меня не слушал, разливая жидкость по хрустальным рюмкам.


     Он меня успокоил, что в плоском пузырьке из-под шампуня, не технический спирт, и даже не самогонка, а чистейшая качественная водка, а под такую закуску, да за редкую встречу и выпить не грех. Я что-то бормотал про работу, а он, опрокинув рюмку, показывал мне на часы, которые показывали 15,40. Ехать до работы часа, полтора, даже прямым транспортом. «Зачем Анатолий Иванович водочку храните в плоских бутылочках, да ещё и под холодильником?», -  поинтересовался я. «Потому что круглая, туда не может поместиться, поэтому жена там её искать не будет. Строгая она у меня стала, вот и приходится изобретать», - был ответ моего конструктора-наставника. Вот так он пил изобретательно и угощал меня нормальной водкой с хорошей закуской, огурцы солёные хрустящие, рыбки разных пород, но все морские.


    Опустошив плоскую 250–и граммовую бутылочку, мы стали мирно разговаривать о жизни, но он всё время что-то искал глазами и руками по шкафам кухонного гарнитура, не отрываясь от беседы. Прямо над моим затылком открывал и закрывал шкафчик, я всё боялся, что он дверцей проведёт мне по макушке. Не выдержав испытания, я встал и посмотрел на содержимое полок самого ближнего ко мне шкафчика, он весь был уставлен 100 граммовыми одинаковыми пузырьками «Настойка радиолы розовой» было написано на каждой бутылочке. «Ладно, я пошёл домой, а вы Анатолий Иванович лечитесь только этим лекарством, на полстакана воды 20 капель», - сказал я, одевая свой плащ. «Это жена с работы принесла, она у меня медсестрой работает, а без воды употреблять можно?», - интересовался хозяин. «Только по 20 капель!», сказал я, уже спускаясь по лестнице, - «Эта настойка повышает тонус и работоспособность, завтра на работу, пейте не бойтесь».