На перекрестке параллелей. Часть 3 окончание

19.
    Карельских направлялась быстрыми шагами в кабинет Алевтины Григорьевны. Подобные посещения помощника главы Правительства происходили практически ежедневно. Ткаченко доверяла грамотно обработанным Настей данным, поэтому и поручала ей больший объем работы, чем остальным сотрудникам отдела, но старалась не злоупотреблять ее исполнительностью.
   Еще с порога Настя услышала раздраженный голос хозяйки кабинета:
   - ...Анатолий Иванович, я понимаю, что Вы не всесильны, но это – распоряжение Правительства и Вы не имеете права от него отмахиваться.
   Она в нерешительности остановилась в дверях, не желая мешать телефонному разговору, но та энергично помахала рукой, приглашая ее к столу, и продолжила беседу:
    - Должна сказать, Анатолий Иванович, что Ваши объяснения не будут приняты Владимиром Владимировичем. Так что советую изыскать другие каналы для закупки компьютеров.
   Телефонная трубка что-то прохрипела в ответ и замолкла.
   - Вот, пожалуйста, - пожаловалась Алевтина Григорьевна, - как разговаривает с нами замминистра. Бросил трубку.
   - Какие-то проблемы? - вежливо поинтересовалась Настя, передавая ей папку с обработанными данными.
   - Мы, - Ткаченко часто использовала местоимения множественного числа, когда речь шла о работе, - поручили Министерству связи и информатизации закупить компьютеры, а зарубежные поставщики отказываются с нами заключать контракт из-за событий в Чечне.
   - А сколько нужно? - живо спросила она.
   - Чего? - не поняла вопроса Алевтина Григорьевна, все еще оставаясь под впечатлением телефонного разговора.
   - Компьютеров.
   - Да какая разница, Настасья Борисовна?! Их все равно никто нам не продает...
   - И все же, сколько?
   - Хотя бы сотню.
   - Вы позволите мне позвонить? - попросила разрешения Настя. 
   Алевтина Григорьевна удивленно кивнула на аппарат, но Карельских достала из кармана пиджака свой сотовый телефон, быстро стала набирать цифры и, извинившись перед ней за предстоящий разговор на английском языке, поприветствовала своего собеседника на другом конце:
    - Здравствуй, это я.
    - Нэнси?! - Мэйсон одновременно и удивился, и обрадовался столь раннему для Канады звонку Карельских. - Как ты поживаешь?
   - Спасибо, хорошо. А как у тебя дела? - в свою очередь спросила она.
   - Все окей.
   - Послушай, я звоню сейчас с работы и, к сожалению, не могу с тобой долго говорить. У меня к тебе просьба...
   - Говори.
   - Ты бы не согласился сделать еще раз то, чем мы занимались два года назад?
   - Заняться чем? - спросил он и, помолчав, предположил: - Неужели ты имеешь в виду сделку с компьютерами?!
   - Да, - просто ответила Настя.
   - О, нет, только не это! - взмолился голос в трубке.
   - Почему?
   - Разве непонятно? Тебе не хватило тех... приключений?!
   - Сейчас все будет по-другому. Тогда мы их продавали, теперь я выступаю от лица покупателя.
   - Ты шутишь...- обескуражено пробормотал Мэйсон.
   - Вовсе нет. Итак, сколько времени тебе необходимо подготовить для отправки ста комплектов? - настаивала Настя.
   - Нэнси, я не могу сейчас ничего обещать, - сопротивлялся Мэйсон.
   - Не верю. Ты же всегда был отличным менеджером. Мне нужен ответ послезавтра, договорились?
   - Окей, - помолчав с полминуты, упавшим голосом ответил он.
   - Все в порядке, Алевтина Григорьевна. Считайте, что компьютеры уже у нас, - победно объявила Настя.
   - Это точно? - несколько подозрительно спросила помощник Премьер-министра.
   - Без всяких сомнений.
   - Если не секрет, куда Вы звонили?
   - В Канаду... Владимиру Владимировичу Вы доложите сами?
   - Да нет, - несколько недовольно пожала плечами Алевтина Григорьевна. – Вы нашли поставщика, Вы и докладывайте. 
   - Я могу идти? - заспешила Карельских, вставая.
   - Да, конечно.
   Вернувшись к себе, Настя тут же написала служебную записку на имя главы Правительства, в которой уведомляла Владимира Владимировича о возможности закупки ста комплектов компьютеров последнего поколения в Канаде. Ни названия фирмы, ни фамилии поставщика она не упомянула в записке, но не сомневалась, что Путин догадается, с кем именно к концу недели можно подписывать контракт.   
   Через два дня Настя вновь позвонила в Виннипег. Мэйсон сообщил, что есть возможность зафрахтовать судно на следующую пятницу. Поэтому тем, кто будет заниматься формальностями, необходимо прилететь в Виннипег как можно скорее.      
   А к концу того же дня раздался звонок личного секретаря Премьер-министра. Дмитрий Андреевич попросил Карельских незамедлительно зайти к Путину.
   Владимир Владимирович сидел за рабочим столом и что-то писал. Бесшумно ступая по ковру, Настя прошла в глубь кабинета и села в указанное ей Премьером кресло.
    - Должен признаться, - начал он, откинувшись на спинку, - что помощь с твоей стороны подоспела очень своевременно. Воспользовалась старыми связями?
    - Да. Я позвонила Мэйсону Дювалю. Он готов отправить груз уже в следующую пятницу, - коротко объяснила она, дабы не отнимать драгоценного времени у главы Правительства.
   - Вот и отлично, - заключил Владимир Владимирович, весело глядя на Настю. -    Значит так, договор заключишь сама. Командировку я тебе оформляю с понедельника. Полетишь через Оттаву. Там отметишься в российском  Посольстве и свяжешься с нашим торговым представительством. Они будут предупреждены через МИД и окажут тебе всяческую помощь на месте в случае возникновения вопросов.
    Настя внимательно слушала указания Путина и все больше волновалась с каждой его фразой, осознавая, какая ответственность ложится на ее плечи. Она вдруг отчетливо вспомнила, с чего началось ее знакомство с Путиным. Два года назад ей и не приснилось бы выступать в роли представителя Правительства Российской Федерации при заключении контракта... 
    - Спасибо, Владимир Владимирович, - с дрожью в голосе произнесла она. -Я постараюсь, чтобы не возникло никаких вопросов.
    - Это я тебе благодарен. Ты, наверно, в курсе, как ждут эти компьютеры на Северном Кавказе для регистрации десятков тысяч беженцев, - пояснил он значимость поставки груза.


   Дома Катерина Васильевна привычно хлопотала на кухне, откуда доносился аромат испеченного яблочного пирога.
   - Мама, - объявила Настя с порога, - я еду в командировку.
   - Куда это? - удивилась та, снимая фартук и устало садясь на табуретку.
   - В Канаду. Вылетаю пятнадцатого в Оттаву.
   - Ах, в Оттаву... - задумчиво произнесла мать. - А зачем, можно поинтересоваться?
   - По заданию Владимира Владимировича я еду закупать для нас компьютеры у Мэйсона.
   - Значит, все-таки ты едешь в Виннипег, - заволновалась отчего-то Катерина Васильевна. - И где собираешься остановиться?
   - Разумеется, у Ани.
   - А почему не у Ильи Семеновича?
   - Мама, - как можно мягче сказала Настя, - представь, какого будет Ане, узнай она, что я в Виннипеге, а жить буду у свекра. Да и пробуду я там всего пару дней.
  - Да, наверно, ты права... - вздохнула мать. - Аня уже знает о твоем приезде?
  - Нет еще, - улыбнулась она. - Тебе сообщила первой.
  После ужина Настя набрала канадский номер:
  - Аня, здравствуй!   
  - Настенька! Господи, как я рада слышать твой голос... - взволнованно ответила Анна.
  - А у меня новость. Я еду в Канаду. Буду в Виннипеге в понедельник вечером или во вторник утром. Я позвоню тебе из Оттавы.
  - Неужели это правда? Ты едешь к нам?!
  - Не только. Вообще-то я еду по делам, - уклончиво ответила Настя и, смеясь, добавила: - Но остановиться решила у вас. Не возражаешь?   
  - Как только у тебя язык повернулся спросить такое?! Только у нас - и точка. Как вы там, Настя?
  - Спасибо, хорошо. Приеду - все расскажу. До встречи!
  - Жду с нетерпеньем, - ответила Анна, предвкушая встречу с вновь разлученной судьбой дочерью.


   Оттава встретила Настю дождем со снегом. Добравшись на такси до российского Посольства, ей стало по-особенному тепло лишь когда переступила его порог. Карельских вспомнила, как, бывало, прежде приходилось приезжать в Посольство для оформления личных документов. В те посещения она чувствовала себя рядовым посетителем, выступающим в роли просителя, подобно сотням других россиян, и никогда не испытывала того воодушевления, которое переполняло ее на этот раз.            
   Внутри здания царила привычная деловая атмосфера. Дипломаты куда-то спешили, на ходу приветствуя друг друга или перебрасываясь парой фраз.    Настя представилась и протянула дежурному у входа свой паспорт. Вскоре в холле появилась миловидная худощавая сотрудница с коротко остриженными седыми волосами и, любезно предложив ей свои услуги, проводила ее в одну из комнат, расположенную на втором этаже Посольства, извиняясь на ходу, что советник по экономическим вопросам задерживается на важной встрече.
    Настя сняла куртку и поставила дорожную сумку у ножки стола, а работник Посольства, сославшись на неотлагательные дела, удалилась с чуть виноватой улыбкой на лице.
   Карельских села напротив двери так, чтобы ее было видно проходящим мимо комнаты дипломатам и чтобы самой не пропустить советника, кабинет которого находился как раз напротив. Думая, чем бы себя занять, Настя поводила глазами по практически пустой комнатке, где кроме стола, двух стульев и закрытого на замок шкафа ничего не было. Ни прессы, ни какой-нибудь другой литературы, которая помогла бы скоротать время, не оказалось. Она уже пожалела было, что не купила свежих газет в аэропорту, как вдруг мужские голоса из-за перегородки, разделяющей помещения в здании, привлекли ее внимание.
   - ...А ты пытался подключиться через другой адрес? - спросил приятный баритон.
   - Да, Валерий Николаевич, но ничего не получается. Нас, похоже, заблокировали, - ответил совсем юный голос.
   -  Как так? Мы же имеем подписку, - не понял Валерий Николаевич. - Не могут же они, не предупредив, отключить нам доступ к информации?
   -  Кажется, именно это они и сделали...
   "Интересно, - подумала про себя Настя, - к какой информации перекрыли нашему Посольству доступ?.." Кто "они", она догадывалась и так.
   Тут ее мысли были прерваны приходом советника. Михаил Петрович Зайцев буквально взбежал на второй этаж и первым делом представился Карельских.
   - Прошу простить меня, Настасья Борисовна, за опоздание... - извиняюще развел он руками, - бизнесмены задержали.
   - Ничего страшного, - поспешила успокоить его Настя. - Я сама пришла всего несколько минут назад.
   Отперев дверь своего кабинета, советник пропустил вперед гостью. От предложенного кофе Настя вежливо отказалась и перешла сразу к делу. Все формальности были выполнены в считанные минуты. Несмотря на кажущуюся неповоротливость из-за излишней полноты фигуры, опухших глаз и множества мелких морщин на лице, Михаил Петрович оказался на редкость расторопным работником.
   Менее часа спустя Карельских покинула территорию Посольства, имея на руках все необходимые документы, которые давали ей право на заключение контракта с канадской стороной и гарантировали поставщику товара стопроцентную оплату. Предусмотрительный советник заказал ей билет на вечерний рейс до Виннипега, что позволяло Насте к ночи добраться до Харрисонов, а с утра встретиться с Мэйсоном.


   Около полуночи Карельских подъехала к дому Харрисонов.
   - Настенька! Девочка моя! - Анна кинулась обнимать дочь.
   - Ну, здравствуй, - устало произнесла Настя, уткнувшись холодным носом в ее плечо.    
   Из кабинета появился в домашнем халате Питер и, заботливо поухаживав за гостьей, прошел в гостиную вслед за без умолку болтавшей женой. Насте сразу же бросились в глаза стоящие в углу чемодан и дорожная сумка, и она вопросительно посмотрела на Анну.
   - Это Алекс вернулся из Польши, - пояснила та и гордо добавила. - Знаешь, он стал лауреатом первого в своей жизни международного конкурса за лучшее исполнение произведений Шопена.
   - Поздравляю! И где же сейчас наш победитель?
   - Уже, наверно, видит седьмой сон, - улыбнулся Питер.
   - Да и тебе пора отдыхать, - подсказала Анна. - Пойдем. Я приготовила твою комнату.
    Пожелав Питеру доброй ночи, Настя с Анной поднялась по лестнице наверх.
    Угловая комната на втором этаже служила у Харрисонов для гостей. Тут Настя провела свою первую ночь, когда приезжала еще из Северной Дакоты, здесь же она узнала многолетнюю тайну своей родной матери...
   - Устраивайся, Настюша, - шепотом сказала Анна, пряча дрожащие руки в карманы джинсов. - А завтра мы с тобой поговорим обо всем. Спокойной тебе ночи.
    - Спокойной ночи, Аня.    
    Наутро Настя первым делом позвонила Мэйсону в офис и, выпив с Харрисонами чашечку кофе, сразу же отправилась в свою бывшую фирму.
   От Мэйсона все сотрудники узнали о приезде Карельских и собрались в приемной у Горданы. Когда Настя вошла, то несколько растерялась, поскольку ее сразу окружили Лиза, Гордана, Виктор и Артур и начали наперебой делиться новостями и задавать вопросы. В свой бывший, а теперь кабинет Мэйсона, она попала спустя добрых десять минут.
    - Здравствуй, Нэнси!- сказал Мэйсон, и они тепло обнялись.
    Настя сняла куртку и медленно обвела глазами помещение. Все сохранилось так, как было при ней. Даже картины Виктора висели на своих местах, хотя сюрреализм никогда не нравился ее менеджеру. Лишь на письменном столе вместо фотографии семьи Карельских появилась другая. Симпатичная блондинка с пышными, как у Насти, волосами, озорно улыбалась новому хозяину офиса.      
    - Красивая... - мечтательно промолвила Карельских.
    - Мне тоже нравится, - чуть смущенно признался Мэйсон, придвигая ей кресло.
    - Ну что ж, Мэйсон, не будем терять времени? У меня все готово, - и с этими словами она достала из сумки увесистую папку с документами.
    Но ее собеседник хранил молчание. Медленно обойдя стол с другой стороны, он был явно чем-то встревожен и старался не смотреть Насте в глаза.
   - Мэйсон! Что-нибудь не так? - строго спросила она.
   - Видишь ли, - сконфуженно начал Мэйсон, - я... я не могу заключить с тобой этот контракт.
    - То есть, как?! - удивленно вскинула бровями Карельских. - Мы ведь обо всем договорились на прошлой неделе.
    - Изменились обстоятельства, независящие от меня.
    - Какие еще обстоятельства? Говори, пожалуйста, начистоту, - потребовала она.
    Мэйсон, все также продолжающий стоять по другую сторону стола, зачесал длинными пальцами назад свой вечно спадающий на глаза чуб и виновато улыбнулся:
   - Прости меня, Нэнси, но ничего не получится. Я не успел предупредить тебя до отъезда, что все изменилось...
    - Что "все"?! - перебила его Настя.
    - Господи, как глупо вышло! Ты столько сделала для меня, а я теперь выгляжу в твоих глазах таким неблагодарным, - и, безнадежно махнув рукой, он рухнул в кресло.
    Карельских встала из-за стола и, подойдя к нему, положила руку на плечо. Мэйсона всего трясло мелкой дрожью, и это чувствовалось сквозь толстый свитер из грубой шерсти.
    - Мэйсон, - спокойно попросила она, - успокойся и расскажи обо всем.
    - Хорошо. Я надеюсь, ты поймешь меня и простишь... - и неожиданно для самого себя выпалил главное. - На прошлой неделе поступила рекомендация нашего правительства прекратить деловые отношения с Россией.
    - Почему?
    - Не догадываешься? Из-за вашей войны в Чечне.
    - Ах, вот как... - задумчиво протянула Настя. - И это все?
    - А разве недостаточно? - еще не понимая, о чем она думает, вытаращил глаза Дюваль.
    - Но ведь безвыходных положений нет, не так ли? - улыбнулась Карельских. Ее осенила идея, как заключить контракт, не ставя под удар деловую репутацию Мэйсона. - Скажи, распоряжение поступило в письменном виде?
    - Н-нет, но об этом заговорили в средствах массовой информации после того, как премьер-министр выступил с критикой в адрес действий русских в
Чечне. Так что сама понимаешь, никакая фрахтовка теперь невозможна.
    - Мэйсон, а если бы мы подписали договор, скажем, месяц назад, а отгрузка была запланирована на эту пятницу, как бы ты поступил?
    - Что ты хочешь этим сказать? - насторожился он.
    - Во-первых, за не выполнение условий контракта, ты бы заплатил крупный штраф покупателю, что непременно отразилось бы на финансовом состоянии фирмы и на твоей деловой репутации. Во-вторых, ты мне не откажешь в оформлении договора задним числом, ведь так?
    Наступила пауза, во время которой оба пристально смотрели друг другу в глаза. 
    - Ну, хорошо.... - наконец вымолвил Мэйсон. - Я сделаю это исключительно ради тебя, Нэнси. Ведь я стольким тебе обязан.
    - Спасибо. Я была уверена, что не ошиблась в тебе...
    Поставив под контрактом дату месячной давности, когда Карельских на неделю вернулись в Виннипег за детьми и Катериной Васильевной, Настя удовлетворительно провела рукой по полированной поверхности стола и спросила:
   - Ты, надеюсь, еще не отменил заказ на компьютеры?
   - Честно говоря, не успел, - улыбнулся довольный Мэйсон.
   - Вот и отлично. Мне поехать с тобой?
   - Не стоит. Я справлюсь один.
   Карельских понимающе закивала головой и, покосившись на компьютер, попросила разрешение поработать на нем в отсутствии хозяина офиса.
   - Разумеется.   
   - Мэйсон, скажи, - обратилась она, включая монитор, - ты сохранил все подписки на сайты?
   - Да. А почему ты спрашиваешь? - удивился тот, держа плащ в руках.
   - Хочу перепроверить кое-какую информацию, - уклончиво объяснила Настя.
   Как только Мэйсон ушел, она заперла дверь изнутри и поудобнее расположилась в кресле перед экраном. Поиск по подписным страничкам занял всего несколько минут, но вырисовывающаяся по его результатам картина выглядела красноречивой.
   "Так оно и есть!" - усмехнулась она. - "Значит, им не нравятся те методы, какими мы решаем проблему с терроризмом".
   Карельских открывала все новые и новые страницы, где только можно было "выудить" информацию по Чечне. Результат она уже предвидела заранее: тон у всех агентств, будь то правительственных или частных, был агрессивно-осуждающим по отношению к Кремлю.
   Потерев кулаком лоб, она вышла на сайт, помогающий любому канадскому предпринимателю разобраться в экономических и правовых нюансах других стран в случае заключения сделок, а также дающий неофициальные рекомендации и оценки экспертов о зарубежных партнерах. Подборка заключений специалистов по России сводились к одному: сворачивать все деловые отношения с этой страной, ни при каких выгодных условиях не заключать новые контракты. Формально канадских бизнесменов предостерегали от непредсказуемости российского рынка, а, по сути, это была доктрина, направленная против России.
   "Что же заставило так измениться нейтральную Канаду? - задумалась Настя, откинувшись в кресле. - Похоже, их что-то серьезно не устраивает. А может и кто-то..."
    И она начала новый поиск, на этот раз относящийся к главе Правительства России. Интернет-сайты телевизионных каналов, равно как и обзоры периодических изданий, ее мало интересовали по причине своей открытости. Поэтому Настя задала адрес для спецподписчиков. Доступ на этот сайт имели право лишь те, кто регулярно пользовался всеми подписными страничками. Когда-то стать подписчиком ее заставил Мэйсон, убедивший в ее выгодности. Однако Настя пользовалась сайтом крайне редко в отличие от Мэйсона, в обязанности которого входила и информационная безопасность фирмы. Мелькавшей на экране монитора информации позавидовал бы любой разведчик.
   "Вот это да!" - прошептала Карельских и мысленно пожалела, что неизвестный ей Валерий Николаевич не может с ней ознакомиться.
   В биографии Путина, с которой открывался сайт, особенно выделялся период его жизни и работы кадровым офицером КГБ. Отдельно шел список тех, кто работал рядом с ним в Санкт-Петербурге и в Москве с характеристиками их положительных качеств и слабостей, а также перечень имеющейся у них собственности за пределами России и денежным капиталом. Особый акцент делался на тех, кто теперь работает в Правительстве.
   "Откуда у них все это?.."
   Настя не успела задаться вопросом, как в дверь постучали. Прежде чем отпереть дверь, она выключила монитор.
   - Нэнси, ты в порядке? Почему ты заперлась? - тревожно спросил вернувшийся Мэйсон.
   - Как дела? - вместо ответа последовал вопрос, когда она отперла дверь.
   - Все окей. Деньги поступили. Груз уйдет в пятницу.
   - Спасибо тебе большое, - трепетно поблагодарила его Карельских.
   - Да что с тобой, Нэнси? - не унимался Мэйсон.
   - Иди сюда, - Настя потянула его за рукав плаща к компьютеру. - Ты это читал?
   - Д-да, - заикаясь, ответил он, когда на экране вновь появилась нужная страница.
   - И что ты скажешь? - она пытливо посмотрела на собеседника.
   - Я думаю, это серьезный компромат против ваших...
   - Мэйсон, - перебила его Карельских, - у тебя есть запасной диск?
   - Зачет тебе? - настороженно спросил Дюваль, снимая плащ.
   - Сделай мне копию.
   - Ты сошла с ума! - прошептал он и огляделся вокруг себя.
   - У нас в стране обязаны это знать, - твердо заключила Настя. - И ты это сделаешь.
   - Ни за что! Ты это все равно не сможешь провезти через границу, поэтому не теряй времени на уговоры.
   Слова Мэйсона звучали резонно, но только не для Карельских:
   - Не твоя забота, как я провезу.
   - Ну, послушай, - взмолился он, зашагав из угла в угол. - Нас же вычислят в считанные часы. Все подписчики этого сайта на учете, и любой запрос фиксируется мгновенно. Не мне тебе объяснять детали.
   - Если вдруг кто-то поинтересуется, ты скажешь, что тебе была нужна вся информация по России, так как русские предлагали заключить новый контракт, - парировала Настя и с подозрением спросила: - Ты за кого больше печешься: за себя или за меня?
   - За нас обоих. Нэнси, пойми, я не могу так рисковать. Это очень... опасно. Да и зачем все это тебе? Неужели ради него?! - и Дюваль покосился на экран монитора, на котором застыло изображение российского Премьер-министра.
   Настя села в кресло и окинула Мэйсона с ног до головы прищуренными от раздражения глазами.
   - А когда похитили тебя те мерзавцы, он так не говорил.
   Она решилась открыть Мэйсону тайну происшедшего в Калининграде.
   - Что ты сказала?!
   Но Карельских продолжала хранить молчание, давая ему возможность самому осознать, кому на самом деле он обязан своим освобождением.
   - Нэнси, при чем здесь он? Я ничего не понимаю.
   - Хорошо, я все тебе расскажу, но при условии, что это навсегда останется между нами.   
   Мэйсон присел на краешек стола и стал внимательно слушать Настин рассказ о событиях тех августовских дней. Чем больше он вспоминал детали проведенных на заброшенной даче суток, тем больше был благодарен своим спасителям. Все это время он, не переставая, постукивал носком ботинка о ножку стола, что являлось, насколько Настя изучила его привычки, признаком сильного возбуждения.
    - Теперь, когда тебе все известно, я надеюсь, что ты хотя бы не помешаешь мне сделать копию на диск, - заключила она.
    - Нэнси, можно мне задать тебе один вопрос? - спросил обескураженный Мэйсон.
    - Спрашивай.
    - Почему ты пошла к нему? - Карельских только сейчас отметила про себя, что они оба еще ни разу не произнесли вслух имя российского Премьера.
    - Я же сказала, что у меня не было тогда другого выхода...
    - Нет-нет, - перебил он, - я имею в виду сейчас. Почему ты пошла к нему работать?
    Настя вдруг отметила про себя, что подобные вопросы стали все больше раздражать ее.
    "Странно, - подумала она, - когда я уезжала в Америку, никто из моих друзей не посмел осудить меня за такое решение. Но мало кто из нашего здешнего окружения понял, почему мы вернулись в Россию. Так неужели для большинства размер собственного кошелька может перевесить желание помочь своей родине выбраться из пропасти?!"
    И она решила сделать еще одну попытку быть понятой:
    - В двух словах этого не объяснишь... Россия - моя Родина, и я согласилась поработать у него, потому что он не допустит дальнейшего развала нашей страны.
   - А я думал, что Канада давно стала твоей второй родиной. Выходит, я ошибался, - с оттенком разочарованности произнес Дюваль.
   - Не знаю, поймешь ли ты меня, Мэйсон, - медленно, подбирая нужные слова, ответила Настя,  - но я уверена, что человек не в праве забывать о своих корнях. Тебе проще, потому что ты родился в стране иммигрантов. И тебе повезло: в Канаде французский язык является государственным. И твои дети всегда будут говорить на этом языке, а мои, возможно, уже через несколько лет совсем позабыли бы здесь русский. И если ты по праву гордишься своей страной, то я очень хочу, чтобы мы, русские, тоже гордились Россией...
    Мэйсон молчал, но теперь его взгляд выражал совсем другое - непонимание и испуг сменялись восторгом и уважением. Настя встала и подошла к окну. Она не торопила его, хотя время было ей очень дорого, но уже не сомневалась, что диск с секретной информацией увезет с собой в Москву.
   - Нэнси, это очень опасно... для тебя, - слова, прозвучавшие за ее спиной, принадлежали уже не тому Мэйсону, который всего полчаса назад спорил с ней.
   - Ты напрасно беспокоишься. Я найду способ, как провести диск. Так ты позволишь мне все скопировать?
   -  Хорошо. Садись. Я помогу тебе.
   - Спасибо тебе, - Настя быстро села за компьютер, словно боясь, что Мэйсон передумает.
   Запись на диск заняла добрых два часа. За окном давно стемнело - ноябрьские дни в Виннипеге были короткими. Когда работа была закончена, часы показывали шесть часов. Бережно положив диск в сумку, Настя тепло попрощалась с Мэйсоном, пригласив его в дом Харрисонов на ужин в четверг. Идея устроить ужин для всех Настиных друзей принадлежала Анне, о чем она сообщила дочери еще утром.
    Карельских торопливо покинула офис и быстрым шагом направилась в торговый центр, расположенный в пяти минутах ходьбы. Отыскав по указателям, на каком этаже продаются музыкальные диски и "плейеры", она по эскалатору поднялась на четвертый этаж замысловатого здания. В музыкальном отделе большинство покупателей составляли подростки, интересующиеся современной музыкой. А седовласый продавец с усталым и одновременно безразличным выражением лица, похоже, не мог дождаться окончания рабочего дня. И лишь на мгновение его взгляд сменился на уважительный, когда он упаковывал Настин набор дисков, состоящий исключительно из классической музыки.
    Когда покупки были уложены в фирменный пакет торгового центра, Настя с облегчением вздохнула. "Теперь никому и в голову не придет, что вместо Шопена там лежит совсем другое", - с удовлетворением подумала она.



20.
   Вечером после ужина, который Харрисоны устроили в честь Алекса, Анна
уединилась с Настей в своей рабочем кабинете. Муж с сыном понимали, что им есть о чем поговорить наедине, и перешли в гостиную с недопитыми бокалами шампанского.
   - Вы можете гордиться Алексом! - восхищенно сказала Карельских, все еще находясь под впечатлением рассказа о музыкальном конкурсе, когда обе женщины удобно расположились в креслах друг напротив друга.
   - Да, он молодец, - задумчиво ответила Анна, отчего-то вдруг вспомнив, с чего началось его увлечение музыкой. Однажды, слушая пластинку Шопена, сын заметил слезы в ее глазах и очень испугался. Она поспешила успокоить его, объяснив, что это слезы радости от услышанной давно забытой мелодии. И тогда маленький, но не по годам рассудительный Алекс, торжественно пообещал, что научиться играть на рояле не хуже других, чтобы доставлять маме радость каждый день...
     - Кстати, ты обратила внимание на фамилию председателя жюри, подписавшего его диплом?
     - Нет, а что? Он тебе известен? - Насте было невдомек, какое значение все это может иметь для нее.
    - Марека Томашевского я когда-то хорошо знала... - и после паузы с чуть заметной  дрожью в голосе вымолвила: - Дело в том, Настенька, что Марек - твой родной отец.
    Настя окаменела от такого признания. Она прямо смотрела в глаза Анны, не зная, как должна отреагировать на эти слова.
    - Да, Настя. Вот видишь, когда вновь судьба свела нас... Я полагала, что никогда больше ничего о нем не узнаю. Расставаясь тогда в Москве, я была уверена, что наши пути разошлись навсегда и никогда больше в жизни не пересекутся. Но оказывается, у параллелей тоже есть перекрестки. И порой Всевышний уготавливает нам свои сюрпризы. Кто бы мог подумать, что, живя на разных концах света, мне вновь придется столкнуться с этим именем?.. - Анна неподвижно уставилась в одну точку. Потом, усмехнувшись, добавила: - А ведь он даже не подозревал, подписывая диплом, что Александр Харрисон - мой сын, сын женщины, которая когда-то его очень любила и родила от него дочь.
   - Ты... ты по-прежнему ничего не хочешь ему сообщить? - наконец глухо спросила Настя.
   - Нет, - твердо ответила Анна. - Ни к чему это.
   - Поступай, как хочешь. Но если хочешь знать мое мнение, то это не совсем справедливо по отношению к нему. Если обо мне знаешь ты, он тоже имеет на право  узнать.
   - Я надеюсь, ты не собираешься его разыскивать? - испуганно прошептала она.
   - Успокойся, я этим заниматься не буду, - заверила она Анну, глядя исподлобья.
   Они помолчали. При этом каждая думала о своем. Насте было непонятно, почему ее родная мать до сих пор избегает всех, кто связан с ее прошлым. Даже о своих родителях ей ничего неизвестно более тридцати лет. А тем временем Анна осознавала, что сегодняшний разговор с дочерью, по всей видимости, будет последним в ее жизни, если она не нарушит когда-то данной себе клятве никогда не возвращаться в Россию.
    - Ты хоть расспросила Алекса, какой он теперь? - решила допытаться Настя.
    - Да. Хотя, по правде говоря, мне трудно представить себе некогда рыжего юношу с пышной шевелюрой полысевшим и абсолютно седым... - и, нащупав рукой на столе фотографию, запечатлевшую момент вручения Алексу диплома председателем жюри, протянула ее Насте, а сама встала с кресла: - Ладно, отдыхай. Ты, наверно, устала сегодня и без моих разговоров.
    - Ну что ты. Спасибо за откровенность.
    - Спокойной ночи.
   Анна вышла из комнаты, а Настя при свете настольной лампы стала внимательно изучать обаятельного мужчину в смокинге и галстуке-"бабочке".


    Настя проснулась рано оттого, что раскалывалась голова. Такое состояние у нее бывало перед простудой. "Этого только не хватало", - подумала она, кутаясь в махровый халат и направляясь в ванную. После горячего душа и таблетки аспирина ей немного полегчало. Внизу было тихо, из чего она сделала вывод, что Харрисоны еще не встали.
   Осторожно, чтобы не шуршать пакетом, Настя достала из него покупки, сделанные ею накануне, и аккуратно положила их на застеленную кровать. Дюжина красочных упаковок лазерных дисков с записями произведений любимых классических композиторов пестрели на бордовом фоне покрывала. Ее рука самопроизвольно потянулась к коробке с надписью "Шопен. Мазурки" и через минуту она внимательно разглядывала со всех сторон его содержимое. Потом Карельских достала из сумочки еще один диск, на который накануне с помощью Мэйсона была скопирована ценнейшая информация, удовлетворенно улыбнулась и бережно положила его взамен оригинального. Еще один из купленных дисков с вальсами Штрауса она положила в "плейер", надела наушники и прослушала начало "Венского вальса".
   "Кажется, все верно", - мысленно похвалила Настя сама себя, укладывая "плейер" и пакет с дисками в дорожную сумку. После чего она провела маникюрными ножницами по диску с мазурками Шопена, отчего на мгновение в комнате раздался противный писк, заставивший ее передернуться, и спустилась вниз, чтобы выбросить "бракованную" покупку в мусорный бак. 


   Весь день Настя провела с Ильей Семеновичем и Еленой Петровной, у которой опять дала о себе знать язва желудка, но ложиться на операцию та категорически отказывалась. Старики много расспрашивали Настю об Андрее, внуках, Катерине Васильевне и, конечно же, о Москве и их новой работе. На прощанье Илья Семенович подарил Насте книги, которые он собирался послать ей с Андреем на Рождество и, извинился, что из-за болезни супруги не смогут приехать по приглашению Анны на ужин.
   Вернувшись к Харрисонам, Настя услышала с порога шумные голоса.
   - Настя, ну, сколько можно тебя ждать? - Виктор первым встретил ее в дверях. - Мы заждались!
   - Разве я опоздала? Между прочим, я проведывала твою маму, - парировала она.
   В столовой все было готово. Стол накрыт. Анна с Питером хлопотали на кухне. Алекс, обычно избегающий большие кампании, отдавая предпочтение одиночеству и музыке, старался развлечь гостей, как умел.
   Настя окинула взглядом собравшихся, и у нее вдруг отчего-то защемило сердце.
   - Ну, вот и все готово, - громко объявила Анна, внося в комнату огромный пирог из свежих ягод. - Просим к столу.
   - А ты по-прежнему прекрасно выглядишь, - с восхищением сказал Артур, усаживаясь рядом с Настей.
   - Спасибо, Артур. Ты всегда был галантен с женщинами, - ответила она и покосилась в сторону зардевшей Лизы.
    Ужин удался на славу не только пирогами, но и дружеским общением. Анна и Питер старались говорить за столом как можно меньше, давая возможность друзьям наговориться с Настей, которая назавтра уже улетала обратно в Москву.
    - И все же, Настя, ты ни словом не обмолвилась о своем начальнике, - сказала Марина, и остальные замолчали в ожидании Настиной реакции.
    - О каком начальнике? - не сразу поняла вопрос Карельских.
    - Ну, что ты прикидываешься?! - воскликнул Виктор. - Конечно же, мы говорим о Путине.
   Настя поискала глазами Анну, потому что желала быть понятой прежде всего ею.
   - Ну, во-первых, он не мой непосредственный, как выразилась Марина, начальник. Я подчиняюсь одному из его помощников, точнее это женщина. Во-вторых, вижу я Путина чаще по телевизору, как, впрочем, и другие. Могу лишь добавить, что он внимателен к подчиненным и справедлив. 
   - А он и правда такой, каким мы его видим на экране? - не унималась Марина.
   - Да. Он совсем не красуется. Это вообще не его стиль, - с улыбкой ответила Карельских, вспомнив разговор в кабинете Путина о его внешности. - И очень много работает.
   - Настя, - начал Виктор, - как ты думаешь, он станет следующим Президентом России?
   - Больше некому. Никто не рискнет взвалить на себя ту ответственность, которая сегодня лежит на Владимире Владимировиче, - твердо ответила она и, заметив погрустневшие глаза Виктора и Марины, в свою очередь спросила: - Скажите, ребята, а вам не хочется вернуться?
    - Хочется, - упавшим голосом ответила Марина. - Но есть обстоятельства, ты знаешь...
   - Понимаю, Елена Петровна.
   - Это не главная причина, - покачал головой Виктор.
   - Тогда какая же?
   - Ты ведь знаешь, где мы были, и как ты нас вытащила сюда.
   - Ну и что? - не поняла Настя.
   - Ты, что же, забыла, кому в Германии дают политическое убежище?! Всякой шушере, кто давал компромат против России, - удивился Виктор, повышая голос. Тема "убежище" навсегда останется для него самой болезненной, а годы, проведенные в гамбургской "ночлежке", как выражались Зимины, потерянными.
   - Но вам-то как раз и не дали убежище, - возразила Карельских. - В чем же вы провинились перед Россией?!
   - И кому мы сумеем это доказать? - парировала Марина, вставая из-за стола.
   - Сейчас не тридцать седьмой год, если это вы хотели услышать...
   - А завтра? - перебили в один голос супруги. - Когда у власти будет уже не Путин, кто знает, чем это для нас закончится.
   - Виктор, я тебя что-то не понимаю. Два месяца назад ты готов был идти в команду Путина, а сегодня уже пасуешь? - с некоторым раздражением спросила Настя, допивая чай.
   - И сейчас готов да никто меня с такой биографией, к сожалению, близко к его команде не подпустит. Мы ведь были в Посольстве...
   - Продолжай, -  Насте не терпелось узнать результаты их поездки.
   - В общем, отнеслись к нам - как бы это помягче выразиться? -  как с непрошенными гостями. Так что, Настя, не трави ты нам лучше душу... - безнадежно махнул рукой Виктор, вставая вслед за женой из-за стола.
   Наступило тягостное молчание.
   - Ну, вот, испортили такой чудесный вечер, - вздохнула Лиза, не терпящая разговоров о политике, и осуждающе посмотрела на подругу.
   Настя приняла укор и уже сожалела, что затронула с Зимиными эту тему.
   - А мне кажется, - робко заговорила Гордана, - что Виктор с Мариной и отсюда могут принести немало пользы для своей страны, хотя бы тем, что являются носителями русской культуры здесь. Просто, Настасия, тебе с Андреем больше повезло. Вы там сразу - как это говорится? - стали востребованы. К огромному сожалению, не у всех исполняются желания так легко, как у тебя.
   - Простите меня, ребята, - Насте стало крайне неловко, и она хотела как можно скорее исправить положение. - Я, наверно, выгляжу эгоисткой. Впрочем, все счастливые люди, скорее всего, несколько эгоистичны. А я сегодня очень счастлива.
   От такого признания вся компания в миг повеселела. Лиза и Гордана нежно по очереди обняли Настю.
   Затем к ней подошел Виктор:
   - Мы рады, что вам с Андреем удалось найти свое место в новой России. Поверь, я и Марина не перестаем думать о возвращении, но надо твердо знать, чем будем там заниматься.
   - У вас хороший багаж знаний и опыт, - спокойно возразила Карельских. - Я уверяю, без работы вы не останетесь.
   - Видишь ли, Настя, за последние месяцы я понял одну вещь: работа, которая только кормит тебя, не может принести морального удовлетворения. А заниматься тем, что меня интересует, сегодня в России у меня вряд ли получится. Вот такой заколдованный круг получается, Настя. Но я все же верю, что и для нас наступит "завтра".
   

   В аэропорт Карельских приехали провожать все сотрудники ее бывшей фирмы, кроме Мэйсона. Настя подъехала с Харрисонами за полчаса до вылета. Она была крайне тронута таким вниманием друзей, которые несмотря на ранний час и резко испортившуюся погоду в Виннипеге, захотели лично ее проводить. В то же время ее сильно тревожило отсутствие Мэйсона.
   "Неужели я больше не увижу их?" - пронеслось у нее в голове. Попрощавшись со всеми по очереди, она подошла к Анне.
   - Ну, мне пора. Спасибо тебе за все, - обнимая ее, поблагодарила Карельских.
   - Счастливого тебе пути, дочка, - пожелала та и поцеловала в обе щеки. - Береги себя.
   Настя стала внимательно изучать лицо родной матери, пытаясь прочитать ее мысли, но безуспешно - Анна умела скрывать свои чувства.
   - Значит, "прощай"? - не удержалась от вопроса дочь.
   - Нет, Настенька, до новой встречи. Обещаю, что мы приедем к тебе.
   - Правда? - не веря своим ушам, переспросила Настя.
   - Мы обязательно приедем, - твердо повторила Анна.
   Настя взяла дорожную сумку в руки и уже направилась к выходу на посадку, как вдруг услышала за спиной голос Дюваля:
   - Нэнси, подожди!
   - Мэйсон! - радостно закричала она и бросилась навстречу. - А я терялась в догадках, почему тебя нет...
   - Извини, из-за гололеда по дороге попал в затор.
   Карельских многозначительно посмотрела на Мэйсона:
   - Все в порядке?
   - Да, пока, - чуть слышно ответил он.
   Насте хотелось многое еще сказать на прощанье, понимая, что это их последняя встреча, но мешали окружающие. Мэйсон как будто бы понял ее состояние. И когда обнял ее, то прошептал на ухо:
   - Пожалуйста, будь очень осторожна.
   - Спасибо тебе, Мэйсон, - и, помахав всем рукой, она заспешила к выходу, так как мелодичный женский голос напомнил пассажирам о завершении посадки на рейс до Оттавы.
   - Мэйсон, - подозвала его Анна, когда все стали покидать здание аэропорта. - О какой опасности ты говорил с Нэнси?
   - Я?.. Да так, в общем... - слегка смущенно пробормотал Дюваль, крайне удивленный, как ей удалось расслышать его слова.
   - Тебе она что-то поведала, да? - сердцем почуяв неладное, подозрительно спросила она.
   - Нет-нет, - постарался заверить он. - Но ты же знаешь, какая жизнь в Москве. Я так в общем пожелал ей быть осторожной.
   Тут Мэйсона выручил Питер, поджидающий у машины жену:
   - Анна, ты скоро?
   - Пока, Мэйсон, - протянула она на прощанье руку Дювалю.
   - До свиданья, - ответил тот и направился быстрым шагом за угол, где была припаркована его "Тойета".


   В Оттаве у Карельских было около трех часов до рейса на Москву. Все это время она просидела в зале ожидания аэропорта и, надев наушники, слушала "плейер". Когда у регистрационной стойки на московский рейс выросла очередь из пассажиров, Настя не спеша подошла со своим скромным багажом, состоявшим из дорожной сумки и пакета, в котором лежали музыкальные диски. Держалась она вполне уверенно, запретив себе хоть на миг думать о том, что именно она везет в Россию.
    Оформив билет и сдав дорожную сумку в багаж, Карельских, на груди которой по-прежнему висел "плейер" с беспечно болтавшимися миниатюрными наушниками на шее, подошла к стойке паспортного контроля. Миловидная девушка в синей форме дежурно улыбнулась и раскрыла ее паспорт. В этот момент стоящему рядом молодому сотруднику пограничной службы с аккуратно подстриженной рыжеватой бородкой подал условный знак его напарник-крепыш, указывая глазами на пассажирку с "плейером".
   - Мэм, Вы надеюсь не будете возражать, если мы досмотрим Ваш багаж, - вежливо сказал сотрудник, забирая из рук девушки Настин паспорт.
   - Конечно же, не возражаю, - как можно спокойнее ответила Карельских и они вместе вернулись в столику досмотра багажа, на котором уже стояла ее дорожная сумка.
    Настя попросила сопровождавшего ее сотрудника подержать пакет с дисками, а сама начала рыться в своей сумочке в поисках ключика. Когда она наклонялась, то волосы зацепились за провода от наушников, отчего нестерпимо стянуло затылок, но, пересилив боль, продолжала с чуть виноватой улыбкой на лице искать куда-то запропастившийся ключ. При этом она краем глаза очень внимательно следила за сотрудником, державшим в руке ее пакет. Наконец ключ нашелся и Настя, извинившись перед терпеливо ожидающими сотрудниками, протянула его полноватому мужчине. Пока тот открывал замок ее дорожной сумки, бородач не удержался от любопытства и заглянул в Настин пакет.
   - О, Вы любите классическую музыку? - уважительно спросил он.
   - Да. Я надеюсь, что вывоз дюжины дисков не противоречит таможенному законодательству Канады. К тому же у меня имеется чек на покупку.
   - О, нет, что Вы, мэм...
   - Что это? - перебил их полноватый сотрудник, указывая на завернутый в подарочную бумагу пакет, подарок Ильи Семеновича и Елены Петровны.
   - Откройте и посмотрите сами, - разрешила ему Настя и пояснила: - Словари, подарок родственников для меня и мужа. К сожалению, это единственное, на что у меня нет чека.
   - Хорошо, - снисходительно ответил тот и, закрыв сумку, вернул ей ключик.
   Через минуту Настин багаж благополучно отправился по транспортеру, а она сама вновь перешла к стойке паспортного досмотра, где ей уже ставили в паспорт отметку о переходе границы. Беря свой пакет из рук бородатого пограничника, Карельских учтиво поблагодарила его за помощь.
    - Счастливо пути, мэм! - ответил он на прощанье.
    И лишь когда шасси самолета оторвались от земли, Настя заметила, что ее всю колотит.
   "Ну, довольно трястись. Ведь все уже позади, - успокаивала она себя. – Подумай лучше, как это важно для России."


    В понедельник отдохнувшая за выходные Настя пришла на работу полная сил и сразу же направилась в Приемную главы Правительства РФ, чтобы передать через секретаря отчет о своей командировке, подготовленный с вечера дома.
   Чуть позже, отворяя дверь своего кабинета, она поймала себя на мысли, что, несмотря на напряженную канадскую неделю, успела соскучиться по своему рабочему месту. А еще через четверть часа на экране ее компьютера замелькали  безошибочно набранные длинными пальцами его владелицы регистрационные номера поступивших за время Настиного отсутствия писем со всех концов необъятной России.
   Во второй половине дня раздался телефонный звонок. Дмитрий Андреевич сообщил, что Карельских должна быть у Владимира Владимировича через тридцать минут.
   Прихватив с собой папку с копиями заключенного договора и справкой канадского пароходства с названием судна, на котором отправлены компьютеры в Россию, она радостно направилась по лестнице наверх, благодаря судьбу за предоставленную возможность передать диск с секретной информацией, также лежащий в папке, напрямую в руки Путина.
    - Добрый день. С возвращением, - протягивая руку, улыбнулся Премьер.
    - Добрый день, Владимир Владимирович! Спасибо, - ответила Карельских и присела напротив главы Правительства.
    - Мне бы хотелось услышать от тебя более подробно, как прошло заключение договора. Может, были какие-то неувязки?
    - Никаких, Владимир Владимирович. То есть в Канаде, как, впрочем, и повсюду на Западе, сегодня придерживаются мнения не заключать с нами никаких торговых контрактов, но фирму "Си энд Эйч" устроили наши условия закупки, - лаконично отрапортовала  Настя и, открыв папку, передала Путину копии всех документов, на что он удовлетворительно кивнул.
   Потом серьезно посмотрела ему прямо в глаза и добавила:
   - А это, я полагаю, вызовет у Вас отдельный интерес. 
   И достала из папки квадратный бумажный конверт нестандартного размера.
   - Что это? - чуть приподнял брови глава Правительства.
   - Диск с информацией о России, - пояснила Карельских, чуть понизив голос.
   - Откуда он у тебя?
   - Скопировала в Канаде.
   - И что в нем? - сухо спросил Владимир Владимирович.
   - Информация с сайтов, доступ к которым имеют только постоянные подписчики. Кстати, Владимир Владимирович, наше Посольство в Оттаве, насколько я знаю, лишили возможности выходить на некоторые из них.
   - Откуда тебе это известно? - живо поинтересовался он.
   - Я была случайным свидетелем разговора двух сотрудников нашего Посольства. И мне стало интересно. Да в нем такое, что любой разведчик позавидует, - не сдержав эмоций, воскликнула Настя.
   Реакцию Путина, последовавшую за этими словами, она никак не предполагала.
   - Ты отдаешь себе отчет?! - Он лишь чуточку повысил голос, но этого было достаточно, чтобы собеседник испытал себя в положении провинившегося. - А если бы этот диск нашли у тебя на таможне? Представляешь, в какое положение ты поставила бы и себя, и все российское Правительство?
   Карельских растерялась на мгновение от такого выговора, но тут же взяла себя в руки и покачала головой.
   - И это вместо... "спасибо", - раздосадовано произнесла она.
   - За заключение договора тебе будет объявлена благодарность. А за такую твою "самодеятельность" не мешало бы проучить, как следует, - строго добавил он.    
   - Я все продумала, - начала объяснять Настя. - Найти его было невозможно, так как я везла коллекцию музыкальных дисков. Никому и в голову не пришло бы, что вместо мазурок Шопена в коробке лежит совсем другое.
   Путин испытывающе посмотрел на нее. Потом задал еще один вопрос:
   - Кто-нибудь еще знает, что ты провезла?
   - Только Мэйсон Дюваль. Без него я не смогла бы ничего скопировать.
   - Как же он пошел на такое? - удивленно вскинул он бровями.
   - Пришлось рассказать все, что произошло в прошлом году...
   - Та-ак, - откинувшись в кресле, протянул Владимир Владимирович. - Ты настолько в нем уверена?
   - Мэйсон умеет быть благодарным тем, кто спас его, - твердо заверила Настя.
   В кабинете Премьера нависла пауза. Путин взял в руки белый бумажный конверт с диском и задумчиво повертел им в разные стороны:
   - Говоришь, он лежал в коробке с музыкальными дисками?
   Карельских молча кивнула головой.
   - Жаль... Хорошие, наверно, были мазурки.



21.
   Настя тихонько прикрыла входную дверь. В прихожей было темно, лишь из
кухни пробивалась полоска света.
   "Мама, наверное, еще не спит", - вздохнула она устало, снимая пальто и переобувшись в домашние тапочки. Ноги гудели, голова раскалывалась, но она пересилила боль и вошла в кухню, как обычно, с радостной улыбкой на лице.
   - Ужинать будешь? - спросила Катерина Васильевна.
   Дочь молча кивнула.
   - Где ты пропадаешь, уже одиннадцатый час, - не зло ворчала ее мать, ставя перед ней тарелки с котлетами и салатом из свежих овощей со сметаной.
   - Андрей спит? - вместо ответа задала Настя вопрос.
   - Да. Ему завтра рано вставать, - пояснила Катерина Васильевна, усаживаясь напротив нее.
   Настя ела молча и медленнее обычного. Казалось, она жевала машинально,
не чувствуя ни вкуса, ни запаха еды, глубоко погрузившись в свои мысли.
   - Ты счастлива, Настя? - неожиданный вопрос мамы заставил ее вздрогнуть.
   - Ты о чем это, мам? - чтобы хоть как-то оттянуть время и понять, что именно она имеет в виду, притворилась удивленной она.
    - Можешь не отпираться, я ведь вижу,  как у тебя последние дни блестят глаза. Ты вся сияешь... У меня тоже такое было, когда я работала вторым секретарем. Уставала чертовски, но была безгранично счастлива, что помогала людям... Настя, я очень рада за тебя, что тебе нравится работа.
   - Нет, - покачала отрицательно головой Настя, вздыхая. - Мне не нравится моя работа.
   - То есть как?! - изумилась Катерина Васильевна.
   - Ой, мамуля, не знаю, как и сказать...
   - Скажи, как есть...
   - Эта работа не по мне, не по моему характеру. Я имею в виду то, чем мне приходится заниматься. Я ведь согласилась на эту должность только из-за него, чтобы помочь ему.
   - А разве этого недостаточно? - осторожно спросила мама. Она почувствовала, что причина  Настиного душевного состояния кроется в чем-то другом.
   - Да, наверно, достаточно для кого-нибудь... Но дело совсем в другом...- Настя попыталась улыбнуться, но у нее лишь слабо дрогнули уголки губ. Глубоко вздохнув, она прошептала: - Я люблю его, мама... Я думаю о нем больше, чем о семье, о детях. И ничего не могу с собой поделать... Как ты считаешь, это грех?
   Катерина Васильевна пристально следила за движениями дочери, которая, встав, нервно зашагала из угла в угол.
   - Скажи, а что ты испытываешь к нему? - Ей хотелось побольше выяснить из откровений дочери, прежде чем ответить на вопрос.
   - Не знаю. Этого не передать словами...
   - Он, что, привлекает тебя... как мужчина?
   - Ой, нет, что ты говоришь?! - испугалась Настя. - В этом смысле он не герой моего романа. Но... понимаешь, всем своим поведением, характером, силой воли и решительными действиями он покорил меня. Скорее... скорее это как любовь к брату, который старше тебя и может защитить. Но в то же время мне страшно за него... Как бы с ним ничего не случилось. Если вдруг, не дай Бог... - Настя замолчала, не в силах продолжить мысли вслух, - я, наверно, этого не переживу...
   Она снова села напротив матери и продолжила:
   - Мне до безумия хочется сделать для него побольше хорошего, полезного, доброго, чтобы ему стало чуточку легче, пусть на йоту, но легче, понимаешь?.. Но я не знаю, как. У меня, кажется, ничего не получается. И от своего бессилия я порой настолько бешусь, что ненавижу себя...
   - Глупенькая ты моя, - улыбнулась Катерина Васильевна. - Какой же это грех?!
   - Ты действительно так считаешь? - переспросила Настя лишь для того, чтобы убедиться, что в ее чувствах к Владимиру Владимировичу нет ничего аморального.
   - Разве я высказывала тебе когда-нибудь свои взгляды неискренне? Ты только не горячись, работай, как умеешь, и все время думай о его и нашем общем благе.
   - Спасибо, мамуля, - Настя встала и обняла мать за плечи.
   Катерина Васильевна одобрительно похлопала дочь по руке.
   - Да, чуть было не забыла: звонила Аня, - спохватилась она.
   - Что-нибудь случилось? - забеспокоилась Настя.
   - Не думаю, хотя она мне ничего не сказала.
   Настя вернулась в кухню с телефоном в руке, на ходу набирая канадский номер.
   - Хэлло, - донесся через минуту знакомый голос.
   - Аня, здравствуй!
   - Настя?! У вас же сейчас уже ночь! - воскликнула та.
   - Мама передала, что ты звонила... Что-нибудь случилось?
   - О, нет, ничего особенного. Просто я давно не слушала твой голос. А ты сама не звонишь.
   - Прости, закрутилась, - извиняющимся тоном сказала Настя.
   - Настя, у тебя усталый голос. Ты только что вернулась домой, да? - догадалась Анна. - Так ты изведешь себя, Настя... Не жалеешь, что уехала? Ты хоть счастлива?
    "Боже мой, и она туда же! - в сердцах подумалось Насте. - Да они что, сговорились сегодня? Ах, мамы, мамы..."
   -  Не понимаю, ради чего ты работаешь на износ?! - Анну словно прорвало, а Настя слушала, не перебивая. Внезапно Харрисон осенила мысль: -  Может, ты так стараешься ради него?
    - Ну, хватит, Аня, не заводись, пожалуйста, - наконец Настя перехватила у нее инициативу, не в силах более слушать ее шквал вопросов, и твердым голосом ответила: - Да, я счастлива, что вернулась. Конечно, я скучаю по тебе, по всем вам... Но, по правде говоря, у меня не слишком много времени, чтобы думать об этом часто. Что же касается твоего последнего вопроса, он работает ради будущего России, а значит ради будущего и моих детей, и нас с Андреем, и мамы... И я бы не хотела, чтобы ты задавала подобные вопросы.
   - Прости меня. Я наговорила сгоряча, - стушевалась Анна.
   - Ты все поймешь, если приедешь сюда.
   Харрисон никак не отреагировала на эти слова и сменила тему:
   - Я, собственно, звоню совсем по другому поводу. Вы с Андреем пишите что-нибудь? Я тут собираюсь поставить вас в план первого полугодия следующего года... - по-деловому продолжила Анна.
   - Вообще-то идеи есть. Но, боюсь, что в первой половине не успею. Запиши меня лучше в план второго полугодия, когда... - она чуть было не проболталась о своих планах уйти с работы летом после выборов.
   - Когда что? - поймала ее на слове Анна.
   - Ну, когда... когда будет что-то реальное. За Андрея же ничего не могу тебе пообещать. Пусть он сам с тобой поделится со своими планами. Мы перезвоним на выходных.
   - Хорошо. Буду ждать вашего звонка. Как дети? Ты их хоть видишь?
   - Вижу, - с улыбкой ответила Настя. - У них все хорошо. Вилли пошел в подготовительный класс. - Настя помнила, что Анна питала особые чувства именно к Вилли из двух приемных мальчиков.
   - Скоро они совсем забудут Канаду... - с грустью произнесли на том конце.
   - Ну что ты говоришь! - возразила Настя. - Мы вспоминаем наш дом в Виннипеге и тебя с семьей.
   - Ладно. Поздно уже у вас. Привет от всех наших.
   - Спасибо. И им передавай от нас привет. Целую тебя.
   - И я тебя целую. Спокойной ночи.
   Настя положила трубку. В душе блуждали смешанные чувства. Было несколько горько оттого, что Анна до сих пор не разделила их решения о возвращении на родину. Было досадно, что та опять проигнорировала ее приглашение приехать в Москву. Карельских не верила, что та все еще держит зло на ту систему, от которой она и сбежала в Канаду. Скорее, она боялась приезда по другим причинам. Настя догадывалась, по крайней мере, об одной из них: Анна все эти годы не имела связи с родителями и, естественно, приехав в Россию, она должна будет повидаться и с родными, если, Бог дал, они живы-здоровы... У нее не раз закрадывалась мысль самой начать розыск родных Анны Меньшовой. Но как та отнесется к этому, она не знала. Тем не менее, сейчас, после разговора с Анной, она твердо решила найти их и повидаться хотя бы инкогнито. А потом... потом можно будет и Анне рассказать и будь, что будет...
   "Надо, наконец, написать письмо в Архив. И отправить его, не откладывая", - решила Настя, укладываясь спать.
    Рядом, словно ребенок, слабо посапывал Андрей. Он всегда издавал это смешное сопение, когда сильно уставал и крепко засыпал. Теперь его нельзя было бы разбудить даже выстрелом из Царь-пушки. В отличие от Андрея Настя в последнее время спала чутко, по утрам просыпалась разбитой, и лишь чашечка двойного черного кофе придавала ей бодрость, то необходимое состояние, чтобы выдержать напряженный ритм очередного рабочего дня…


    А на работе ей было уже не до настроений и чувств. "Рутина затянула, как трясина", - отшучивалась она на вопрос Андрея, как прошел день.  Что до отношений с другими сотрудниками, Настя, как могла, старалась держаться одинаковой дистанции со всеми, быть ровной, скрывая свои эмоции, не поддаваться искушению или чьей-нибудь провокации вступать в дискуссию, перепалку или обсуждение предметов, ничего общего не имеющих ни прямо, ни косвенно к ее непосредственным обязанностям. Но, как стала замечать Настя, с каждым днем сохранять эту дистанцию становилось все труднее. То тут, то там сотрудница аппарата, с которой ей ежедневно приходилось общаться по долгу службы, или малознакомый работник какого-нибудь Министерства, на минутку заскочивший на консультацию, завуалировано или напрямую выпытывали, как она относится к Владимиру Владимировичу. Тем самым они пытались "прощупать", что Карельских думает о происходящих в стране переменах, и по какую сторону баррикад, в случае смены власти, она встанет завтра. Поначалу Настя, как человек новый и несведущий, с недоумением относилась к подобным вопросам, потом они начали всерьез раздражать ее. Она стала избегать таких разговоров и, ссылаясь на занятость, тут же уходила к себе.
   Неизвестно, как долго это еще продолжалось бы, не став она однажды случайным свидетелем беседы двух сотрудниц отдела сбора и обработки информации. Настя как раз несла туда папку с обработанными данными, а дверь кабинета была приоткрыта.
   - Откуда она взялась, эта Карельских? - услышала она низкий женский голос, явно раздраженный чем-то.
   - Толком никто ничего не знает. Говорят, она с мужем до этого жила в Канаде или Штатах... - ответил неуверенный голос собеседницы.
   - Ах, вот оно что!.. Ты случайно не слышала, чем они там занимались? – спросила снова женщина.
   В этот момент Настя резко потянула на себя дверь, не дав молодой сотруднице и рта раскрыть, полная решимости самой удовлетворить их любопытство.
   - Добрый день, - начала она. - Кажется, вы говорили обо мне?
   Те смущенно замолчали и отвели в сторону глаза.
   - Если вас интересуют факты из моей биографии, - продолжала Карельских, - можете спрашивать. Мне нечего скрывать от кого бы то ни было.
   Обе женщины хранили молчание, словно нашкодившие школьницы, застигнутые строгим учителем, который отчитывал их за дурной проступок.
   - Я, пожалуй, пойду, - сказала пожилая дама, выйдя из оцепенения первой, и, поправив высокую прическу белокурых волос, выскользнула за дверь.
   - Простите меня, Настасья Борисовна, - извинилась молодая девушка, вставая, когда они остались одни в кабинете. Ее большие серые глаза, слегка подведенные косметическим карандашом, выражали искреннюю досаду за случившееся.
   - Вы не виноваты, Таня, - дружелюбно ответила Настя, дойдя до окна и облокотившись на подоконник. Рукой она прижимала к груди папку, которую должна была оставить сотруднице.
   Таня Черкасова была ей симпатична своей исполнительностью и немногословностью. Та тоже отвечала Насте взаимностью, предоставляя необходимую информацию в первую очередь, как бы занята сама не была в данный момент.
   Насте захотелось выяснить, что предшествовало услышанному диалогу:
   - Скажите, Таня, и часто сотрудники судачат про меня?
   - Ой, нет, что Вы, Настасья Борисовна, - испуганным тоном попыталась заверить сотрудница, но бегающие по сторонам глаза выдавали ее с головой.
   - Таня, не бойтесь, пожалуйста, быть со мной искренней, откровенной. Могу Вас заверить, что разговор останется строго между нами... Я спрашиваю, поверьте, не из праздного любопытства... Да, это правда, что я жила в США и Канаде. И вернулась сюда не для того, чтобы про меня сплетничали за моей спиной. Итак, что говорят обо мне, а?
   Пытливый взгляд Карельских, наконец, вынудил сдаться молодую сотрудницу, но не будучи еще до конца уверенной в обещании Насти сохранить все в тайне она переспросила:
   - А Вы, правда, меня не выдадите?
   Таня по-прежнему стояла у стола и нервно теребила кончики русых спадающих до плеч волос.
   - Танечка, я же обещала Вам, а свои обещания всегда держу.
   - Ну, хорошо... - выдохнула та. - Говорят всякое... Но, поверьте, это не со зла, а скорее из любопытства, как сегодня, например.
   - И что же они говорят?
   _ Так сразу и не вспомнишь... - скорее задумчиво, чем уклончиво ответила девушка. - Но почти всех интересует, как Вы попали, то есть поступили, на работу к нам. Тем более, что из-за скрытности Вашего характера никто не решается спросить об этом Вас напрямую...
   Настя, всегда чутко реагирующая на справедливую критику, несколько стушевалась и постаралась со стороны посмотреть на свое поведение с остальными сотрудниками. "Черт возьми, - подумала она, - эта молоденькая особа, по всей видимости, права. Я слишком уж отгородилась с первого дня работы в "Белом Доме" от всех служащих, что, естественно, не могло не вызвать нездорового интереса к моей персоне". Но с другой стороны, как человек пришлый, а главное, временный, Настя не жаждала заводить с кем-нибудь приятельских отношений, а их попытки фамильярничать сводила на нет.
    - И Вас тоже интересует? - прервала она свои рассуждения.
    - Ну, в общем-то, да. Но если не хотите, мне можете ничего не рассказывать, - поспешила заверить Таня.
    - Никогда не думала, что в таком месте людей может интересовать еще что-то  кроме самой работы. У меня, к примеру, просто времени нет подумать о постороннем...
    - Поэтому Вы так часто остаетесь по вечерам?.. - с легким недоверием в голосе, как показалось Карельских, спросила она. 
   Настя непроизвольно вся напряглась, что имеет в виду ее собеседница, но старалась не выдать себя.
   - Таня, выслушайте меня. Чтобы там ни говорили, меня это, по большому счету, как-то мало волнует. А остаюсь я, пусть это и звучит громко, ради нашего будущего, чтобы помочь тем, кто желает нашей стране процветания. И вернулись мы с мужем ради этого.
   Лицо Тани зарделось от услышанного, но она больше не чувствовала себя скованной перед Карельских и, набрав побольше воздуха, неожиданно выпалила:
   - А говорят, что Вас принял работу лично Владимир Владимирович, и Вы задерживаетесь только из-за него... - и, испугавшись собственных слов, прижала ладонь к губам.
   - Да. Это так, - с вызовом ответила Настя. - Ну и что?
   После долгой паузы, во время которой Таня все также нервно теребила свои локоны, наконец, произнесла:
   - Но вы же понимаете, что люди бывают разные... Так вот ходят слухи, что Вы, по всей видимости, ...неравнодушны к нашему Премьеру...
   - Ах, вон оно что... - затянула Настя: до нее начала доходить суть происходящего за ее спиной. Она отошла от окна, положила папку на письменный стол Тани и, опершись руками за края, назидательно процитировала слова из Библии:
   - "Не распространяй суждений, да не судим будешь...", говорится в Писании. Можете и другим так передать. Что же касается меня, то я счастлива со своим мужем и тремя детьми...
   - Как трое детей?! - воскликнула Таня. Она, похоже, пропустила мимо ушей слова из Библии, но проявила живой, чисто женский интерес к семейному положению Карельских: - Никогда бы не подумала... А они уже большие?
   - Скорее наоборот: дочке скоро будет два, а мальчикам пять и шесть.
   - Как же Вы справляетесь с ними, если не секрет?
   - Не секрет. У нас любящая семья, - улыбнулась Настя, покидая кабинет...


   "Я так долго не продержусь, - мысленно заключила она, возвращаясь к своему к ночному разговору с мамой. - И тогда... тогда сотрудники начнут судачит Бог весть о чем... Нет, только не это!! Этим я только наврежу ему... Господи! Помоги мне, дай силы выдержать все испытания. Ведь осталось всего каких-то несколько месяцев ждать… А потом... потом я уйду..."
   Настя перевернулась на другой бок: "Но смогу ли я и вправду уйти?"
   Мысли уже путались, хотелось спать, но она задала себе столько вопросов, что нужно было ответить хотя бы на один, самый главный: как ей оставаться там при смене Премьера. Нет, тут двух мнений, как говорится, быть не могло. Это сразу, еще когда она дала согласие Владимиру Владимировичу поработать у него, было решено: уйдет он - уйдет тут же и она, как и было заведено в старину. Настя никогда не стала бы "слугой двух господ" и не останется работать при другом Премьере, пусть даже очень способном и достойном. Но уйти с должности, значит уйти от Владимира Владимировича навсегда. Вот тут и сжималось сердце. Каких усилий ей будет стоить перебороть себя, отказаться от желания работать дальше, находясь пусть не рядом с ним, как сейчас, но где-то поблизости, в коридорах власти...
   "Не дури, - разозлилась она на себя, - суть ведь не в том, чтобы работать возле него, суть в том, чтобы твоя работа была нужна России, и приносить пользу ты должна не только в стенах Дома Правительства..."
   И тут Настя очень пожалела, что никогда не сможет поделиться своими чувствами с Анной, со своей старшей подругой, женщиной, давшей ей жизнь. Она была единственной, кого Настя посвятила в события на "Королеве Виктория" и кто понял ее чувства к Леониду. Но Путина ей (увы!) не суждено понять. Путина поняла лишь мама, воспитавшая ее, кто дал ей все, поддерживал и помогал в жизни, а значит и со своими сомнениями она поделиться с ней, когда придет время получить правильный совет...
   "Неисповедимы пути Господни! Две женщины - две мамы, две страны - два дома. Нормально ли это? Или аномалия?.. А может, я сама аномалия и есть?" - усмехнулась Настя, засыпая...



22.
    Настя посмотрела на часы: было половина девятого. Кабинеты Дома Правительства давно опустели. Технические работники, закончив свою работу, уходили домой. Вскоре наступила полная тишина, к которой Настя относилась неоднозначно. Можно было передохнуть, наконец-то отвлечься, выпить, расслабившись, чашку кофе, не будучи застигнутой за этим занятием неожиданным посетителем. Однако по-настоящему расслабиться и насладиться тишиной здания ей ни разу не удалось, поскольку в такие минуты в мыслях всегда перемещалась в кабинет главы Правительства и представляла его, напряженно работающим над очередным документом.
   Настя взяла пустой электрический чайник, и через минуту вернулась к себе с наполненным водой. Потом не спеша съела последнее печенье, накануне испеченное мамой. Привстав с крутящегося кресла, она аккуратно стряхнула с черного брючного костюма крошки на ладонь и высыпала их в мусорную корзину. Вода как раз закипела, и чайник автоматически отключился. Насыпав в чашку прямо из банки на глаз растворимого кофе и залив его крутым кипятком, Карельских подошла к окну.
   К подъезду, расположенном правее от ее кабинета, подкатила машина. Насте не сомневалась, чья она - значит, теперь можно и самой собираться домой...


   Владимир Владимирович встал из-за письменного стола, надел пальто, выключил свет в кабинете и вышел в Приемную. Попрощавшись с Дмитрием Андреевичем, он в сопровождении Сергея Ивановича направился было по коридору к лестнице, но, спохватился и вернулся, чтобы отдать последние приказания личному секретарю.


   Настя взглянула на ясное зимнее небо. Звезды мерцали холодным светом. Лишь полумесяц, окутанный желтым ореолом тумана, казался теплым, и, если можно было бы его коснуться, он, похоже, с готовностью щедро поделился бы своим теплом.
   Насте вспомнился один из вечеров, когда она вот также, как сейчас, стояла у окна, высматривая, когда подадут автомобиль Путина к подъезду, как вдруг дверь ее кабинета широко распахнулась и на пороге появились сам Премьер.
   - Добрый вечер, Настасья Борисовна, - бодро поздоровался Путин.
   - Добрый вечер, Владимир Владимирович, - голос Насти чуть заметно задрожал от неожиданного визита.
   - Почему до сих пор здесь? - серьезно спросил он и добавил. - Учтите, за сверхурочные часы Вам не будет заплачено. Я знаю, что это не в первый раз.
   Настя молчала: выдумывать причину задержки на ходу было не в ее характере.
   - Идите домой, отдыхайте, - мягко, почти по-отечески, отдал он распоряжение.
   Настя осторожно возразила:
   - Но Вы ведь тоже еще не ушли...
   - Значит так: мне нужны работники полные сил, - разъяснил Владимир Владимирович и впервые тогда перешел с ней на "ты": - Моего режима тебе не выдержать.
   - Я выдержу, - твердо пообещала она. - Выдержу, сколько надо.
   - А потом?
   - Потом... потом я уйду...
   Она уже собиралась вернуться на место и выпить поостывший кофе, когда ее взор еще раз упал вниз, на подъезд здания, у которого одиноко стояла машина и поджидала своего хозяина. Через мгновение она увидела мужскую фигуру в пальто, направляющуюся к задней двери автомобиля, и, чтобы получше разглядеть его, уперлась лбом в холодное стекло. Но как только мужчина дотронулся до двери, донесся какой-то странный звук, подобный хлопку, и в тот же миг машину окутали языки пламени.
   Ум Насти отказывался поверить в смысл происшедшего. Ноги мгновенно стали ватными и словно вросли в пол, глаза расширились настолько, что от напряжения выступили слезы, а спина одеревенела. Она была не в силах пошевелиться, губы не разжимались, отчего вместо крика ужаса, получилось какое-то мычание. С огромным  усилием оттолкнувшись руками от окна, она вцепилась ими в волосы, а вернувшаяся речь позволила ей заорать, что было мочи:
   - Н-не-т!!! - и бросилась к двери. - Н-не-ет-т-т!!!
   Ей не сразу удалось распахнуть дверь: дрожащие пальцы соскользнули с ручки. Со второй попытки она, что было сил, дернула на себя непомерно, как ей показалось, тяжелую дверь и чуть не уткнулась в грудь одетого в черную куртку мужчины. Настя подняла лицо, по которому текли до той минуты незамеченные ею слезы, и увидела за его спиной еще одного человека.
   - Пу-тин... - успела она прошептать и лишилась чувств.
   Карельских, наверняка, упала бы, не подхвати ее Сергей Иванович ловко под мышки. 
   - Осторожней, Сергей, - попросил его Премьер. - Давай ее сюда.
   Владимир Владимирович выкатил из-за стола крутящееся кресло, в которое и поместили лишившуюся чувств Настю. Расстегнув пальто, Путин достал из кармана пиджака носовой платок и протянул его телохранителю:
   - Налей на него воды быстро, - а сам, присев на корточки, начал разминать ее холодные руки.
   Сергей Иванович схватил электрический чайник и, плеснув немного воды, выругался:
   - А, черт! Тут у нее кипяток.
   Он пошарил глазами по сторонам в поисках какой-нибудь посуды, где могла быть холодная вода, но не обнаружил ничего, кроме остывшей чашки кофе на краю стола:
   - Может вызвать врача?
   - Не стоит. У нее обыкновенный обморок, - Путин внимательно следил за бледным лицом Насти и, видя, что она не проходит в себя, резко, но несильно, дал ей две пощечины по очереди, сначала левой, а затем правой рукой, отчего ее веки дрогнули.
   Сергей Иванович подошел к окну. Он был озадачен невыясненной пока причиной, которая побудила Карельских закричать так, что, спускаясь по лестнице, он с Путиным услышали ее истошный крик и чуть ли не бегом преодолели расстояние до ее комнаты.
   Краем глаза он заметил, что площадка перед подъездом Дома Правительства освещена ярче обычного, и, прильнув к стеклу, внимательно глянул вниз. Вокруг машины, окутанной пламенем, бегали и суетились какие-то тени. Он повернулся к Путину и глазами показал вниз:
   - Владимир Владимирович, там сгорела чья-то машина.
   Премьер приподнялся с корточек, ничего не ответив.
   Сергей Иванович подошел и послушал слабый пульс Насти:
   - Не думал я, что она Вас так... - обронил он фразу, которую Карельских услышала, приходя в себя.
   Она осторожно приоткрыла глаза, как бы боясь, чтобы Путин и его телохранитель не исчезли, а картина ужаса, увиденная несколько минут назад, не оказалась единственной реальностью. Однако и Владимир Владимирович, и Сергей Иванович предстали перед ней живыми и невредимыми, отчего у Насти пуще прежнего потекли слезы, и она попыталась слабо улыбнуться им, одновременно вытирая дрожащими ладонями мокрые щеки.
   Путин первым нарушил молчание.
   - Тебе лучше? - участливо спросил он.
   Настя, все еще не в силах спокойно говорить, слабо закивала головой.
   - Как ты доберешься домой? Ты можешь ехать?
   - Да, - постаралась заверить его Карельских, - могу. А как же Вы? Там... – она медленно повела пальцем в сторону окна, - взорвалась машина, и я подумала, что...
   Настя прикрыла глаза рукой, и по щекам опять потекли слезы.
   - Ну-ну, - как можно мягче сказал Путин, положив руку ей на плечо. - Довольно, с нами же ничего не случилось.
   - Я.. я... - все еще всхлипывая и заикаясь, начала объяснять она, - я все видела... Я стояла у окна, когда подъехала машина. И вдруг взрыв... Даже не взрыв, а хлопок, и потом все сразу заполыхало... - и внезапно замолчала, с испугом посмотрев на Премьера.
   Владимир Владимирович без слов понял ее вопросительный взгляд:
   - Ты ничего никому не расскажешь о случившемся, - это был полуприказ-полупросьба.
   Карельских утвердительно кивнула, но возразила:
   - А разве удастся это скрыть от журналистов? Там, наверняка, уже вызвали и пожарных, и милицию...
   - Об этом мы позаботимся, - Путин сделал ударение на слове "мы".
   Настя плохо представляла себе, как это можно будет сделать. Сейчас ее больше занимала судьба того человека, который стоял у машины в момент взрыва, и что с ним стало. Потом она медленно привстала со стула, опершись правой рукой об угол стола, и повернулась к телохранителю:
   - Сергей Иванович, я расслышала Ваша слова и хотела бы ответить Вам словами из Библии: "Не распространяй суждений, да не судим будешь..." Нам всем, если мы работаем в одной команде, непозволительны подобные мысли вслух. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то судил о моих чувствах к кому бы то не было...   
   Второй раз в жизни поражала эта женщина Сергея Ивановича. Первый раз это было в прошлом году, когда он провожал ее в аэропорт. Тогда Карельских-иммигрантка открыто высказала свои мысли о будущем России как истинно русский человек, глубоко переживающий за судьбу страны. Казалось, зачем преуспевающей деловой женщине, проживающей в Канаде, да еще попавшей в серьезную переделку на бывшей родине, делиться о наболевшем с рядовым сотрудником ФСБ? Но она высказала все, как думала, и в ее словах не было ничего, кроме горечи. Проводив ее тогда в Шереметьево, Сергей Иванович возвращался на работу с мыслью, что далеко не все иммигранты одинаковы. Он презирал нравоучения "западников", но на то, как говорила Карельских, ему нечем было возразить. Тогда же он впервые по-новому взглянул на русскую иммиграцию, выделив из нее истинных патриотов, которых он был более не вправе осуждать за их бегство из России.
   А сегодня Настя пристыдила его за необдуманную фразу, и Сергей Иванович признал справедливость ее замечания:
  - Простите, пожалуйста, я не хотел оскорбить Ваших чувств...
  - И Вы тоже не сердитесь на мои слова... - слабо улыбнулась Настя в знак примирения.
   Путин, до сих пор молча их слушающий, вдруг спросил:
   - Скажи, почему ты процитировала: "Не распространяй суждений..." Ведь в Библии сказано "Не суди, да не судим будешь".
   - Вы правы, Владимир Владимирович, русская православная церковь трактует это именно так. Но в Канаде я была прихожанкой англиканской церкви, и толкование данной фразы  у них несколько иное и, как мне думается, более логичное, ближе к истине. Каждый вправе судить, но не вправе распространять свои суждения...
   Путин задумчиво нахмурил брови. Похоже, он не предполагал о столь углубленных религиозных познаниях своей подчиненной.
   - Я вижу, ты уже в порядке, раз говоришь словами из Библии, - заключил он, направляясь к дверям. - Спокойной ночи.
   - До свиданья, - попрощался телохранитель.
   - Сергей Иванович, - окликнула его Настя и шепотом попросила: - найдите, кто это сделал...
 

   Настя добралась домой, ведя свою маленькую "Мазду", что называется, на автопилоте. Когда она тормозила у перекрестков на красный свет, перед глазами каждый раз вставала страшная картина взрыва, и каждый раз она встряхивала головой, включая скорость и трогаясь с места.
   Открывая дверь в прихожую, у нее все еще мелко дрожали руки, но она заставила себя улыбнуться выбежавшим из детской мальчикам:
  - Мама-а! - закричали они радостно и тут же наперебой начали рассказывать о своих детских проблемах. Настя присела на корточки, обняла сразу обоих и уткнулась лицом в плечо Вилли. Тот, будто почувствовал что-то неладное, осторожно погладил ее по растрепавшимся волосам.
   Тут вышел из кухни муж:
   - Настя, ну, наконец-то!
   - Привет, - слегка дрожащим голосом промолвила она, потом разделась и прошла в ванную умыться.
   - Ты в порядке? - спросил Андрей, приоткрыв дверь, когда Настя выключила воду.
   - Устала немного, - тихо ответила та, вытирая лицо желтым пушистым полотенцем.
   - Настя, Андрей, идите скорее сюда! - закричала Настина мать из гостиной.
   Супруги вбежали в комнату, где, сидевшая на диване Катерина Васильевна с Ан-Кой, смотрела вечерний выпуск новостей с побелевшим лицом.
   - ...Машина, предположительно принадлежавшая главе Правительства, мгновенно была окутана пламенем, - услышали они слова диктора. - Наши корреспонденты, находящиеся сейчас в районе Краснопресненской набережной, пытаются выяснить подробности происшедшего, и мы сообщим о них, как только они будут получены.
   - Тебе ничего неизвестно? - спросил Андрей.
   - Нет, - упавшим голосом ответила Настя, беря на руки засыпающую дочку.
   - Но это случилось примерно час назад, как передали, - удивилась Катерина Васильевна. - Ты ведь еще была на работе. Неужели ты ничего не слышала и не видела?!
   - Когда я уходила, ничего не было, - Настя старалась не смотреть ни на мужа, ни на мать.
   - Странно, - размышлял вслух Андрей. - Тебе до дому добираться минут пятнадцать, от силы двадцать... А где стояла твоя машина?
   - Во дворе, как обычно...
   - И взрыва ты не слышала? - допытывался муж.
   - Я работала. Один раз выходила за водой, чтобы заварить кофе. Скорее всего, машину, когда я уезжала, уже отбуксировали.
   - Настя, как ты можешь так спокойно об этом говорить?! - всплеснула мать руками.
   - Что именно? - притворяясь, будто не понимает, спросила она.
   -  А то, что взорвалась, как ты сама слышала, по всей видимости, машина Путина. Ты же на это никак не среагировала!
   - Не знаю, что там взорвалось, но могу вас заверить, что с ним все в порядке. Я видела, как он уходил домой.
   - Слава Богу! - облегченно вздохнула Катерина Васильевна. - Этим репортерам лишь бы сенсацию преподнести. Передают, черт знает что. Андрей, неужели этому не будет конца?! Ну разве можно вести такие безответственные репортажи?
   - Да, Вы правы, - согласился с ней Андрей. - Уровень СМИ у нас, конечно, еще далеко не тот, каким должен быть.
   - И все же, интересно, чья машина там взорвалась, - задумчиво произнесла она,  направляясь к себе в комнату.
   "Господи! Не дай, чтобы с ним что-нибудь случилось. Я свое пожила, и если нужно, возьми мою, но не его жизнь. А его храни ради будущего России!" - Катерина Васильевна устыдилась собственной молитве, как она, воспитанная в атеистическом духе и всегда считающая себя неверующим человеком, посмела просить Всевышнего за кого-то.
   Укладывая Ан-Ку в кровать, Настя в сердцах выругалась: "Черт бы побрал этих вездесущих журналистов! Завтра Андрей, скорее всего, все узнает, и тогда... Тогда не знаю, как объясню свое сегодняшнее поведение. Ладно, завтра будет завтра…"



23.
    Свой последний рабочий день уходящего года Настя начала в приподнятом настроении, несмотря на такое множество запланированных дел, что ей пришлось составить целый план. Главное событие - встреча Нового года, - конечно же, было намечено на вечер. Подарки уже куплены и, как считала Настя, спрятаны от случайных глаз в надежном месте. В полночь она собиралась позвонить Леониду, а позже всем близким и друзьям в Канаде...
   Хотя день и был предпраздничный, обстановка в Доме Правительства сохранялась вполне будничной. Сотрудники занимались своими привычными обязанностями: кто-то изредка заглядывал к Насте, чтобы получить справку, или приносил новые сведения по отдельным регионам, которые необходимо было срочно занести в компьютерную память.
   Стрелки часов показывали полдень, когда в комнату Насти буквально влетела Таня из отдела сбора и обработки информации и крикнула с порога:
   - Настасья Борисовна, включайте скорее телевизор!
   - А что случилось? - встревожилась Карельских.
   - Ой, сами все поймете, - и в ту же секунду убежала.
   Настя встала и, подойдя к стеллажу, где среди ровно стоящих папок разместился и маленький "Sony", которым она практически не пользовалась, ткнула кнопку выключателя.
   - ...Я ухожу ... в отставку. Я хочу попросить у вас прощения... - неторопливо произнес с экрана Президент.
   Далее Настя была не в силах слушать. Ее начал бить крупный озноб, руки затряслись, лицо побелело. Подобно зверю в клетке, внезапно почуявшему опасность, она заметалась по комнате в поисках места, где можно было бы укрыться, спрятаться, забиться... Сколько времени она провела в таком состоянии, Настя не могла ответить ни теперь, не сможет ответить и позже. Сама же речь Президента доходила до ее слуха с трудом, как будто у нее заложили уши.
   Наконец она остановилась по середине кабинета напротив телеэкрана и внимательно, словно впервые в жизни увидела этого человека, стала рассматривать его лицо. Он показался ей сильно постаревшим, как если бы пережил огромное потрясение: глаза смотрели с экрана неподвижно перед собой, взгляд был потухшим. Но его выступление, во время которого он ни разу не сбился, заслуживали уважение и восхищение, а голос, полный мужества и достоинства, навсегда запомнится ей. Более всего Настю поразили его слова прощения за все, что он не успел за эти годы сделать для страны. Карельских была не просто благодарна за это новогоднее выступление, более того, она в одночасье простила ему все обиды, которые были нанесены ей и ее семье за годы его правления. И  вдруг как-то стало легко и радостно, словно тяжелый камень упал с ее души, не дававший по-настоящему радоваться тем успехам, которых она добивалась за последние годы.
   Немного успокоившись, Настя села за письменный стол и обхватила голову руками. Но уже через минуту ее охватила новая тревога, на этот раз связанная с человеком, который займет место исполняющего обязанности Президента России.
   "Господи! Сколько раз я представляла себе этот миг, но никак не ожидала, что он наступит вот так неожиданно, именно сегодня... - подумала Настя. - И что же мне теперь делать?"
   Разумеется, она останется здесь работать до выборов, но теперь стало очень трудно осознавать, что эта дата переносится на несколько месяцев раньше запланированного срока.
   "Ну, что ж, может это и к лучшему для меня... - продолжала она размышлять. - По крайней мере, не так вживусь в эту атмосферу, а, значит, легче будет уходить".
   Ее мысли прервал телефонный звонок.
   - Слышала? - кратко спросил голос мужа.
   - Да, - тихо ответила Настя.
   - Ты сегодня когда заканчиваешь?
   - Еще не знаю... Пока у нас все спокойно.
   - Я, наверно, задержусь. Справитесь без меня?
   - Постараемся, - улыбнулась в трубку жена. - Если что, звони.
   - Пока.
   Настя повесила трубку. Обеденный перерыв заканчивался, но идти вниз, в столовую, у нее не было желания. Там, наверняка, все обсуждали последнюю новость, делились впечатлениями, и ей не хотелось сейчас принимать в этом участие с кем бы то ни было, поэтому ее ленч составил бутерброд, прихваченный из дому, да чашка крепкого кофе.


   Домой Настя приехала, как и планировала, вовремя. Оказалось, Андрей позвонил Катерине Васильевне и сообщил, что Новый год ему не придется встречать дома с семьей: он включен в список сопровождающих Премьера в его первую поездку уже в качестве исполняющего обязанности Президента России. Куда, не пояснил, но Настя с мамой и так догадывались.
   В гостиной все было готово встрече Нового года, благодаря усилиям Катерины Васильевны и Ольги: стол сервирован, "живая" елка, украшенная разноцветными шарами и гирляндами, выглядела грациозной и нарядной. Настя бесшумно подошла к ней и включила лампочки, которые тут же замигали веселыми огоньками.
   Переодевшись в праздничное платье, она все также тихонько вернулась в гостиную с подарками, каждый из которых был упакован в подарочную коробку с рождественским мотивом, и аккуратно уложила их под елку, с трудом находя место среди других подарков  домашних. Ей стало жаль, что модному свитеру из нежной шерсти, с такой тщательностью подобранному ею в бутике французской моды, придется дожидаться своего хозяина еще сутки.
   Мальчики, как обычно, играли в своей комнате. Там же, на полу, устланному мягким ковром, Ан-Ка старательно перебирала разбросанные игрушки.
   - Мама! - закричали хором дети, увидев наблюдающую за ними с порога Настю, и кинулись к ней наперегонки. Она обняла и поцеловала каждого по очереди:
   - Ну, как у вас тут дела? Бабушку с Ольгой слушались?
   - Да, - не моргнув глазом, первым ответил озорник Вилли.
   - Мама, а Новый год скоро? - по-деловому спросил Женя.
   - Скоро. Через шесть часов.
   - Бабушка сказала, что мы его встретим все вместе, правда? - хором спросили сыновья.
   - Не совсем. Папы, к сожалению, с нами не будет.
   - Почему? - задал привычный для своего возраста вопрос Женя, а Ан-Ка, при упоминании слова "папа", захныкала. Она была более привязана к отцу, чем к ней, матери, как неоднократно замечала Настя. Мальчики же тянулись к Насте и были безмерно рады каждому часу, проведенного рядом с ней.
   - Так надо, Женя. Папа работает.
   - А когда он придет? - не унимался Женя.
   - Завтра.
   - Что же будет с нашими подарками? - спросил Вилли.
   - Ровно в полночь каждый получит свой подарок. Папин же будет лежать под елкой до его возвращения. У вас все готово?
   - Да, - хором ответили мальчики. - Наши уже под елкой.


   До Нового года оставалось несколько минут, когда на экране телевизора появился исполняющий обязанности Президента и выступил с краткой поздравительной речью к гражданам страны.
   Катерина Васильевна и Настя сидели за столом и внимательно слушали Владимира Владимировича.
   - Настя, - первой нарушила молчание мать после речи Путина, - ты еще ни слова не сказала об этом событии...
   - А ты сама что думаешь по этому поводу? - вместо ответа спросила дочь.
   - Я не сомневаюсь, что Президент поступил правильно. Это был красивый жест и отличный подарок для страны.
    Тут пробили кремлевские куранты, за окном что-то ухнуло и небо осветилось праздничным салютом.
   - С Новым годом! - Настя встала с бокалом шампанского в руке.
   - С Новым годом! С Новым счастьем! - Катерина Васильевна, тоже вставая, чокнулась с дочерью.
   - Ура! - закричали дети, подбежав к окну. - Мамочка, можно на улицу? Там так красиво!
   - Вы с ума сошли! - воскликнула Настя и, взглянув на диван, где тихо посапывала Ан-Ка, не дождавшаяся полночи, попросила: - Пожалуйста, потише. Не разбудите сестру.
   - Я пойду с ними, - предложила Катерина Васильевна и, не дожидаясь реакции дочери, скомандовала внукам:  - Одевайтесь, только быстро. 
   В мгновение ока мальчики оделись и обулись. Их лица сияли в предвкушении праздника, в котором им впервые, как взрослым, можно будет принять участие.
   Когда за детьми захлопнулась дверь, Настя задумчиво подошла к телефону и набрала номер. На другом конце раздавались долгие гудки. Она положила трубку и набрала другой номер. После второго звонка она услышала знакомый голос, который перекрывал звон посуды и веселый смех:
   - Алло.
   - С Новым годом, Леня! - Настя старалась говорить спокойно.
   - Настя?! И тебя с наступающим! - ответил наконец Леонид, придя в себя от
неожиданного сюрприза.
   - Я позвонила сначала тебе домой, но никто не ответил... Я не помешала?
   - Ну что ты говоришь?! Я так рад. Кажется, Новый год у меня начинается с исполнения желаний.
   - Ты где встречаешь? - осторожно, чтобы не показаться нетактичной, спросила Настя.
   - С командой, в ресторане. А ты?
   - Дома... Я хотела поздравить тебя именно в полночь...
   - Но ведь до Нового года еще два часа, - не понял Благовещенский.
   - Я имела в виду по-нашему, по московскому, - пояснила Настя.
   - Спасибо. Кстати, знаешь, что в Москве Президент подал сегодня в отставку?
   - Конечно. Тут такое творится... Такой сюрприз!.. - взволнованно начала она
   - Прости, я не понял, где "тут"... Настя, откуда ты звонишь? - перебил он ее.
   - Из Москвы. Леня, мне надо очень-очень многое тебе сказать, но это не телефонный разговор. Сообщу тебе лишь главное: еще осенью мы вернулись сюда.
   - Правда?! Искренне рад за тебя, - все еще обескураженный произнес Леонид. - Вот только...
   - Что только? - насторожилась Настя.
   - Когда-то я не сумел уговорить тебя вернуться в Россию... Могу я спросить, кому это удалось?
   - Почему ты полагаешь, что это связано с конкретным лицом? Мы вернулись, потому что так решили...
   - И чем же вы там занимаетесь?
   - Работаем, - неопределенно ответила она и продолжила: - Леня, я... я должна извиниться перед тобой.
   - За что?! - изумился он.
   - Не перебивай, прошу. Я вела себя неправильно, скрывая тебя от своей семьи, не познакомив тебя ни с мужем, ни с детьми. А ведь ты спас меня тогда, на корабле. Я хочу исправить свою ошибку и приглашаю тебя к нам в гости. Приезжай, когда сможешь и захочешь. Между нами ничего не было, и мне ни к чему скрывать тебя от своих.
   - Настя! Ты... самая восхитительная женщина, которую я когда-либо встречал в жизни, - прошептал Леонид. - Я благодарен тебе за все.
   - Да брось ты... - смущенно сказала она. - Тебе есть чем записать? - и продиктовала свой московский адрес и номер телефона.
   Повесив трубку, она вспомнила слова Леонида об исполнении желаний. "Не только у тебя, Ленька, они сбываются, но и мое самое заветное осуществилось сегодня в полдень..."
   Затем Настя набрала канадский номер. Трубку сняли практически сразу: первый гудок даже не успел закончиться.
   - Хэлло, - звонко и весело ответил женский голос.
   - С наступающим, Аня! Желаю вам всех благ, удач и, конечно же, крепкого здоровья. - Настя почувствовала, как к горлу подкатывается ком, и замолкла.
   - Настюша! С Новым годом! И вам всего самого доброго. Я пыталась ровно в полночь по московскому дозвониться до вас, но это было абсолютно невозможно. - От волнения Анна начинала строить русские фразы по-английски, как уже не раз замечала Настя. - Возможно, это перегрузки линий...
   - Нет-нет. Это я звонила поздравлять... Леонида.
   - Леню?.. Ты рассказала своим?!
   - Завтра. А сегодня Новый год.
   - Как вы встречаете?
   - Мама с мальчиками во дворе любуются салютом. Ан-Ка спит рядышком, а вот Андрей... - она не успела докончить фразу: на экране телевизора появилась заставка "Прямое включение", прервавшая праздничный новогодний концерт, и через несколько секунд Настя увидела Путина в окружении многих людей, большинство из которых были в военной форме.
   - Хэлло, Настя, ты слышишь меня? - послышался обеспокоенный голос Анны.
   - Да. Прости... - Настя старалась больше прислушаться к сообщению диктора.
   - Ты начала говорить об Андрее, - напомнили ей из-за океана.
   - Он в командировке. Приедет только завтра.
   В этот момент мелькнуло лицо Андрея и Карельских улыбнулась ему.
   - Настя, какая может быть командировка в новогоднюю ночь?
   - Я... я потом объясню, - уклонилась она от ответа.
   - Не держи меня за дурочку, как говорится. Это связано с ним, да? Я уже знаю, что у вас там сегодня Президент подал в отставку.
   - Ты... - Настя вовремя спохватилась от желания задать саркастический вопрос: "Ты интересуешься российскими новостями?" - И как передали на Западе? У меня сегодня не было времени проследить за новостями...
    - Пока информация скупая. Похоже, что здесь все в шоке и еще никто не дал ни комментария, ни прогнозов, как могут развиваться события в России в ближайшем будущем. Поэтому я тоже теперь смотрю российское телевидение.
   Настя была приятно удивлена происходящими переменами в Анне:
   - Рада, что наша антенна послужит тебе.
   - Настенька, я теперь боюсь за вас еще больше...
   - Теперь как раз и не надо. Теперь все будет хорошо, - твердо заверила она
на прощанье Анну.




      Первый рабочий день в Новом году в Доме Правительства начался с продолжения обмена мнений о назначении Путина исполняющим обязанности Президента России. Чаще других среди сотрудников аппарата звучал вопрос, где теперь будет работать Владимир Владимирович: в Кремле или "Белом Доме", так как он еще являлся и главой Правительства. Неизвестно, сколько они гадали бы об этом, если бы с небольшим опозданием к началу рабочего дня к подъезду не подъехала машина  Путина. Многие работники, узнав об этом, в мгновенно прекратили все пересуды и приняли деловой вид.
   Настя направлялась в Канцелярию главы Правительства с данными о задолженности по выплате заработной платы бюджетникам, когда Владимир Владимирович бодро взбегал по ступенькам, как будто не было никакой новогодней поездки с бессонной ночью и того колоссального груза ответственности за судьбу страны, который он принял накануне на себя. Все, кого он приветствовал на своем пути, поздравляли Владимира Владимировича с назначением и Новым годом. В ответ он сдержанно улыбался и благодарил кивком головы. С Настей он встретился на лестничной площадке своего этажа.
   - С Новым годом, Владимир Владимирович! Всех благ Вам, - пожелала она.
   На мгновение остановившись, он заглянул ей в глаза:
   - И Вам, Настасья Борисовна, исполнения желаний.
   - У меня их больше нет, - тихо ответила Настя, улыбнувшись.
   - Загадайте новое, - озорно посоветовал он в ответ и быстро прошел к себе в
кабинет.



24.
    До конца перерыва оставалось несколько минут, и Карельских решила включить телевизор, которым пользовалась на работе крайне редко. Передавали последние новости:
    - Предвыборная кампания набирает силу, - известил телезрителям молодой диктор в модных очках. - Как сообщили нашему корреспонденту, штаб главного претендента на пост Президента Российской Федерации Владимира Путина возглавит известный в стране олигарх, глава компании...
    Фамилия олигарха была хорошо знакома Насте не понаслышке. Ей не раз приходилось читать письма и жалобы возмущенных граждан, присланные в адрес Правительства из разных концов России, на своевольные действия владельца ряда крупных промышленных предприятий, которые - и это больше всего удивляло ее - до сих пор оставались безнаказанными.
   Однако, услышав сообщение, кто именно возглавит предвыборный штаб Путина, Настя не находила себе места. Выключив телевизор, она попыталась продолжить работу, но тщетно. Мысли были заняты совсем другим. Ей не давал покоя вопрос, что же могло заставить Владимира Владимировича дать согласие олигарху с далеко не безупречной репутацией руководить его предвыборной кампанией. И как ни старалась Карельских воспринять новость без эмоций, у нее ничего не получалось. Трезво найти ответ на мучавший ее вопрос было нелегко. Проведя в раздумьях более часа, она пришла к выводу, что Путина, скорее всего, чем-то связала так называемая бизнес-элита. Но если предположения Насти подтвердятся хоть в какой-то мере, это означало для нее концом. Концом всего: работы в Доме Правительства, во-первых, и, во-вторых, (что было для нее самым главным) наступало полное разочарование в последовательности действий Премьера, фаворита предвыборной кампании.
   "Нет, я так не могу, - мысленно пришла она к заключению. - Я должна, как можно скорее, все выяснить."
   И направилась в Приемную главы Правительства.
   - Добрый день, Дмитрий Андреевич, - говорить спокойно ей стоило немалых усилий. - Я бы хотела поговорить с Владимиром Владимировичем по одному важному делу. Быть может, он смог бы принять меня сегодня буквально на пару минут?
   - Боюсь, Настасья Борисовна, что это невозможно, - покачал головой секретарь, -  Владимир Владимирович сейчас уезжает. И вряд ли уже вернется назад... А по какому вопросу?
    - Мне необходимо получить лично от Владимира Владимировича кое-какую информацию... - ответ, который, по ее мнению, не должен был вызвать никаких подозрений, она приготовила заранее.
   - В таком случае я бы порекомендовал Вам зайти завтра до обеда. Может он Вас и примет.
   - А что у Вас ко мне? - раздался голос Премьера за ее спиной.
   Ни Дмитрий Андреевич, ни Настя не услышали, как открылась дверь, не заметили они и того, как Путин вышел из своего кабинета. Личный секретарь, вздрогнув, вскочил со своего кресла.
   - Мне необходимо кое-что выяснить непосредственно у Вас, Владимир Владимирович, - ответила Карельских, повернувшись к нему лицом.
   Бросив взгляд на настенные часы, глава Правительства сделал шаг назад к дверям и пригласил Настю войти.
   - Учти, у тебя не более двух минут, - предупредил ее Путин, стоя в пальто посередине кабинета.
   - Не беспокойтесь, Владимир Владимирович, я Вас не задержу... - и пытливо глядя ему прямо в глаза, она заговорила: - Час назад по новостям передали, кто будет возглавлять Ваш избирательный штаб. Скажите, пожалуйста, это правда?
   Премьер ничего не ответил.
   - Значит, правда, - медленно прошептала Настя.
   Молчания Путина она никак не ожидала. Возмущению, накопившимся в ее душе за этот час, не было предела. И сейчас оно переходило в откровенную ярость. Не считаясь даже с присутствующим здесь же Сергеем Ивановичем, неожиданно для самой себя Карельских выпалила:
   - Чем же он держит тебя? Неужели ты не понимаешь, что столь одиозная фигура не вправе возглавлять твой избирательный штаб?!
   На что Владимир Владимирович жестко ответил:
   - Если это все, то можешь идти.
   Его слова подействовали на Настю, словно ледяной душ. Развернувшись и не прощаясь, она молча покинула кабинет.
   - Зачем Вы так, Владимир Владимирович? - тихо спросил Сергей Иванович. - Почему Вы не сказали ей правды?
   - Защищаешь, - устало проведя рукой по лицу, подытожил Премьер. - Ничего... Ей на пользу, чтоб не зарывалась.
   - Она же все равно не сегодня, так завтра все узнает...
   - Мне тоже было небезынтересно узнать, на что она способна... – и, взглянув еще раз на часы, добавил: - Ладно, Сергей, пора. Мы и так уже опаздываем...   


   Когда цифры в нижнем углу монитора показали ровно 18.00, Настя выключила компьютер.
   "Можешь идти..." - с горечью ухмыльнулась она, вспомнив слова Владимира Владимировича. Оставаться дольше положенного на рабочем месте у нее не было никакого желания. Ярость постепенно улеглась благодаря тому объему работы, который необходимо было выполнить к утру. Жалела ли Карельских о сказанном и о том, как при этом вела себя в кабинете главы Правительства? Навряд ли. Прежде всего, не в ее характере было сожалеть о совершенном, считая, что сама жизнь в последствии покажет, правильно ли она поступила. Что же касалось сегодняшней конфликтной ситуации, то к концу рабочего дня к усталости, которую она, как правило, не чувствовала, прибавилось и полное безразличие после  злосчастного разговора. Ее даже не интересовало теперь, вернулся ли Премьер или нет. Сегодня засиживаться она не собиралась.


   Машина главы Правительства бесшумно въехала во двор Дома Правительства, когда почти все окна кабинетов были погашены. Застегивая пуговицу пальто, Путин покосился на темное окно, расположенное на третьем этаже.
   "Ушла," - разочарованно усмехнулся он, вдыхая морозную свежесть воздуха, и поймал взгляд Сергея Ивановича, который тоже отметил ранний уход Карельских домой.
   

   Дверь Насте открыла Ольга, одетая в новую пуховую куртку, которую купила на первую зарплату, полученную от Карельских.
   - Ой, Настасья Борисовна! Добрый вечер, - воскликнула она, испуганно отступая от двери. - С Вами все... в порядке?
   - А почему ты спрашиваешь? - спросила Настя, подходя к висевшему в прихожей зеркалу.
   - Ну-у, у Вас такой вид... Вам не здоровится?
   - Я просто устала, Оля,- вздохнула Настя, снимая сапоги. - Мама дома?
   - Да... Мне задержаться?
   - Нет-нет. Можешь идти домой.
   - До свиданья, Настасья Борисовна, - снимая с вешалки сумочку, попрощалась Ольга.
    - До завтра, Оля, - и, закрыв за няней дверь, она направилась на кухню.
    Катерина Васильевна чуть было не выронила из рук стакан, который она протирала кухонным полотенцем, столь неожиданным явился для нее ранний приход дочери с работы:
   - Настюша! Почему так рано? Разве он не в Москве?
   Она знала, что дочь могла вернуться так рано, только если Премьер уезжал куда-нибудь. Но сегодня по новостям не передавали ни о какой поездке главы Правительства.   
   Настя молча села в углу на табуретку.
   - Скажи, что стряслось? - повелительно спросила Катерина Васильевна.
   - Ничего особенного, - устало ответила она.
   - Неправда. Ну-ка, выкладывай! - усаживаясь напротив нее, потребовала мать.
   И Насте ничего не оставалось сделать, как рассказать сначала об услышанной по  телевизору новости, а потом передала слово в слово разговор с Путиным.   
   Катерина Васильевна все выслушала молча, изредка хмуря тонкими бесцветными бровями. К большому удивлению Настин рассказ не произвел на мать того впечатления, которого она ожидала.
   - Мам, что ты обо всем этом думаешь, а? - допытывалась она.
   - Мне кажется, что ты поторопилась с выводами?
   - То есть?
   - Ну, не пори горячку. Прежде всего, с чего ты взяла, что информация достоверная? А может, это очередная "утка", как говорят?
   - Но тогда тем более, почему он не возразил мне?! - снова закипала Настя.
   - А с какой стати ему тебе докладывать? - пожала плечами мать, делая ударение на слове "тебе".  Вопрос прозвучал вполне резонно, заставив ее по-новому оценить разговор в кабинете Путина.
   "Но ведь чисто по-человечески он мог бы успокоить меня, видя, что со мной творится..." - мысленно продолжая злиться на Владимира Владимировича, рассуждала она.
   - Пошли. Сейчас новости начнутся, - вывели ее из раздумий слова матери.
   В гостиной Вилли с Женей смотрели программу мультфильмов. Ан-Ка тут же, сидя на ковре, что-то старательно собирала из разноцветных кубиков.
   - Дети! - позвала их Катерина Васильевна. - Дайте-ка нам с мамой посмотреть новости.
   Одновременно повернув головы, мальчики кинулись к Насте и повисли у нее на руках.
   - Тише, тише, - взмолилась она, поцеловав каждого в макушку и чувствуя, что может не удержать сразу обоих.
   Заливаясь звонким смехом, сыновья, наконец, отпустили мать. Настя взяла на руки Ан-Ку и села на диван. По обе стороны от нее мгновенно расположились Вилли и Женя. А Катерина Васильевна переключила телевизор на программу новостей, располагаясь в кресле у окна.   
    Появившаяся на экране молоденькая журналистка с длинной косой в коротком черном полушубке на фоне здания Центризбиркома дрожащим от морозной погоды голосом вела диалог с сидящим в студии диктором о том, кто из кандидатов на пост Президента РФ уже официально зарегистрирован. Карельских вполуха слушала журналистку, ожидая лишь, когда же та объявит фамилию человека, возглавившего избирательную компанию Путина. Однако журналистка лишь скороговоркой перечислила адреса предвыборных штабов основных претендентов, и на этом "прямое включение" окончилось. Настя хотела было уже покинуть гостиную, как ведущий новостей сообщил, что операторами готовится еще один репортаж, на этот раз о руководителе предвыборного штаба главного претендента на Президентский пост.
   Катерина Васильевна серьезно посмотрела на дочь, которая, замерев, сидела между сыновьями и кусала нижнюю губу.
   - Ничего не понимаю, - прошептала Настя.
   Репортаж был совершенно другим, в отличие от увиденного в дневных новостях. Правда, и сами новости принадлежали разным телевизионным каналам. Но несовпадение фамилии руководителя штаба Путина не укладывалось у нее в голове.
   - Ну, что скажешь теперь? - строго спросила мать.
   - Женя, Вилли, идите-ка к себе в комнату, - велела детям Настя.
   - Ну, мама, можно еще побыть с тобой, - прижавшись к ней, попросил Женя.
   - Хорошо, но позже. А пока смотрите телевизор, идет? - пошла она на компромисс и вышла, неся Ан-Ку на руках, следом за Катериной Васильевной в ее комнату.
   - Что же теперь будет? - спросила Настя маму, как, бывало, в детстве спрашивала у нее совета.
   - Ты завтра же пойдешь к нему и извинишься за свое поведение, - забирая у нее внучку, которую пора было укладывать в постель, ответила та.
   - Нет, - медленно покачала она головой. - Я не смогу.
   - Ах, не сможешь?! Тогда уходи!
   - Как "уходи"? Сейчас?! 
   - Именно, - утвердительно кивнула головой Катерина Васильевна.
   - Но это невозможно! - воскликнула дочь.
   - Вот как? Настя, ты - взрослый человек. За свои поступки надо уметь отвечать. Или ты завтра же пойдешь и извинишься, или же должна написать заявление об уходе.
   - Мама, я не смогу посмотреть ему в глаза, - взмолилась Настя. Она представила весь ужас предстоящего разговора с Путиным, если он еще, конечно, захочет ее принять после всего, что она наговорила ему сегодня. Ей проще было провалиться сквозь землю, чем идти к нему на прием.
   "Может и в самом деле уйти сейчас?" - в сердцах спросила себя Карельских, но тут же отбросила эту мысль, так как это было бы равнозначно предательству.
   А Катерина Васильевна была непреклонна:
   - Ты добровольно согласилась взять на себя этот крест, так что неси его с честью.
   - Крест? - переспросила Настя. - Нет, мама, для меня это не крест, а огромное счастье работать рядом с ним.
   - Тем более, - помягче ответила мать. - Ты сама заварила эту кашу. Изволь ее расхлебать. И чем скорее ты это сделаешь, тем больше уважения сохранишь в его глазах.
   Слово "уважение" сыграло решающую роль в их беседе. Настя перестала нервничать, что помогло ей более спокойно обдумать свои дальнейшие действия. И она снова вернулась к мучавшему ее вопросу:
   - Скажи, мама, как по-твоему, почему он все же не сказал мне правды?
   Катерина Васильевна молча пожала плечами, укачивая в кроватке Ан-Ку, хотя давно догадалась о причинах такого поведения Путина, но решила ничего не говорить дочери.
   Наутро Настя первым делом отправилась в Приемную главы Правительства, чтобы попроситься на прием к Владимиру Владимировичу.
   Дмитрий Андреевич был несколько удивлен столь раннему приходу Карельских. Поздоровавшись, она робко, чем еще более озадачила личного секретаря Путина, попросила записать ее на прием на этот раз по личному вопросу. Дмитрий Андреевич пообещал сообщить время, на которое она будет вызвана к Владимиру Владимировичу.
   Весь день Настя вздрагивала от каждого телефонного звонка, находясь в напряженном ожидании. К ближе к вечеру, наконец, Дмитрий Андреевич пригласил Карельских к главе Правительства.
    Настя прошла в кабинет Путина, стараясь внешне никак не выдавать своего смущения из-за сложившейся накануне в этих стенах конфликтной ситуации.
   - Добрый вечер, Владимир Владимирович, - тихо, опустив глаза, промолвила она.
   - Добрый вечер. Присаживайся, - спокойно, словно ничего между ними не произошло, ответил Владимир Владимирович.
   - Спасибо, - сказала Настя, продолжая стоять. - Владимир Владимирович, я пришла извиниться за свое вчерашнее поведение.
   - Честно говоря, я тебя так скоро не ожидал. Впрочем, рад слышать, - шумно выдохнул Премьер.
   - Должна признаться, что мне очень стыдно, - прошептала она.
   - И кто же тебя устыдил?
   Настя уловила оттенки снисхождения в голосе Путина и впервые подняла глаза.
   - Моя мама, - чуть слышно призналась она.
   Владимир Владимирович пытливо смотрел на нее. Уголки его губ чуть дрогнули, а бледные обычно щеки отчего-то залились румянцем.
   - Хорошо, когда есть такая мама, - после паузы сказал он, чем окончательно снял между ними напряжение.



25.
    Карельских возвращалась к себе от Алевтины Григорьевны после ежедневного отчета о поступившей от российских граждан корреспонденции, львиную долю которых составляли жалобы на бездействия местной власти, коррумпированных чиновников, взорвавшихся предпринимателей или отсутствие правопорядка. Еще  утром Настя обратила внимание на одно письмо, содержание которого, как и фамилия автора, показалось ей знакомым. Пролистав на мониторе несколько страниц зарегистрированной в течение последнего месяца корреспонденции, она дважды нашла знакомую фамилию, о чем и упомянула во время доклада у Ткаченко.
   - Ну и что? - усмехнулась Алевтина Григорьевна. - Мало ли кто нам будет писать об одном и том же по нескольку раз.
   - Да, но, по всей видимости, его жалоба так и осталась без внимания, - возразила Карельских.
   - Настасья Борисовна, - устало вздохнула помощник главы Правительства, - я понимаю и даже разделяю Ваше рвение реагировать на каждый поступивший в наш адрес сигнал от населения, но поймите и Вы, что мы физически не можем отвечать каждому автору.
   - Простите, Алевтина Григорьевна, но данный, как Вы выразились, "сигнал" весьма тревожен, а в мои обязанности входит и контроль за их исполнением. И если автор обращается к нам в третий, заметьте, раз, то нам следует отреагировать должным образом. К тому же факты действительно заслуживают внимания, и их надо было бы проверить.
   Настя была тверда в своем мнении относительно реакции прежде всего на те письма, в которых граждане России тревожились за территориальную целостность страны, затрагивали национальные проблемы и предупреждали об угрозах экологических и техногенных катастроф. В данном случае житель одного из дальневосточных городов бил в набат сразу о двух угрозах, основываясь - и в этом у нее не было никаких сомнений - на реальные факты. В его письмах говорилось о резко возросшей численности (и, как считал автор, совершенно необоснованно) постоянно проживающих  в их городе выходцев из стран Азии, что в будущем чревато вытеснением русских из этого края. Он также призывал Правительство пресечь незаконную ловлю промысловой рыбы в дальневосточных водах и ее нелегальный вывоз в соседние государства.
    Однако несговорчивость подчиненной начала раздражать Алевтину Григорьевну. Возможно, причиной тому явились и не проходящая головная боль, несмотря на принятую таблетку аспирина, и неприятный разговор с вице-премьером Правительства относительно чрезмерно завышенного, как тот полагал, счета на ремонт ее служебного автомобиля, который пострадал в результате аварии осенью.
   - А Вы не допускаете мысли, что писать мог и больной человек, - не скрывая своего раздражения, спросила Ткаченко.
   - Почему больной? - возмутилась Настя и в упор уставилась на нее.
   - Почему, почему... Откуда мне знать? - передернула та плечами. - Чего Вы хотите от меня?
   - Я считаю, что факты необходимо проверить...
   - Какие факты? Что китайцы приезжают, а рыбу воруют, так нам это известно и без его писем. В общем так, Настасья Борисовна, перестаньте Вы так болезненно реагировать на каждую писанину. Идите и работай дальше.
   Насте нечего было ответить помощнику главы Правительства, и она молча вышла из ее кабинета, не столько возмущенная, сколько расстроенная непониманием Алевтины Григорьевны. Спускаясь по лестнице к себе и громче обычного отбивая каблуками о каждую ступеньку, до нее донесся знакомый мужской голос, который не смогла бы спутать ни с одним другим, хотя и не слышала его более месяца. 
   - ...Все данные должны быть получены до моей поездки в Приморье, - строго потребовали этажом ниже.
   Чуть перегнувшись через перила, Настя увидела поднимающегося наверх Путина в окружении нескольких человек и замедлила шаг.
   "Вот так удача!" - подумала она. Решение обратиться к нему напрямую здесь же, на лестничной клетке, созрело неожиданно, однако она не сомневалась в правильности своего поступка.
   Они встретились на площадке ее этажа и, поздоровавшись, Карельских выпалила:
   - Владимир Владимирович, возьмите меня, пожалуйста, с собой в поездку.
   - Зачем? - спокойно спросил он.
   - К сожалению, мои объяснения отнимут у Вас немало времени...
   - А если коротко? - перебил Премьер.
   - В Правительство много обращаются с жалобами именно из Приморья, а реакции, порой, увы, никакой. Так можно и доверие жителей растерять...
   - Хорошо, я понял... Вы поедете. Только при одном условии: Вы не должны превращать мою рабочую поездку в предвыборную кампанию.
    - Спасибо, - благодарно улыбнувшись, ответила Настя. 


   Лайнер Премьера с сопровождающей его Правительственной делегацией вылетел из Москвы в воскресенье вечером с таким расчетом, чтобы приземлиться в  Приморье как раз к началу рабочего дня.
   Во время полета  Насте совсем не хотелось спать, но необходимо было вздремнуть хотя бы на пару часов, иначе она не выдержала бы напряженного ритма двухдневной поездки. За двое суток по личному поручению Владимира Владимировича Карельских должна была посетить образовательные учреждения, от детского сада до университета, и составить отчет о наиболее остро стоящих перед ними проблемами. Сидя в хвостовой части лайнера с прикрытыми глазами, она не сомневалась, что сполна выполнит задание главы Правительства. Уверенность и силы ей придавали слова Путина, сказанные перед поездкой: "Образовательные вопросы тебе, как педагогу, должны быть близки..."
   Дальний Восток встретил их порывистым ветром. На взлетном поле исполняющего обязанности Президента встречали представители краевой администрации во главе с губернатором. Карельских спустилась по трапу одной из последних, как и предписывалось протокольными правилами. Здесь же, у летного поля, московских гостей поджидала колонна автомашин из одних иномарок.
   "Богато живет местная власть", - подумала про себя Настя. 
   Первым пунктом рабочей поездки Путина и сопровождающих его лиц было возложение венков у памятника героям русско-японской войны. Несмотря на гололед эскорт машин добрался до центра города менее чем за получаса. В "Вольво", в котором ехала Карельских с депутатом краевой Думы, словоохотливым лысым толстяком, было настолько тепло, что она тут же забыла бы о морозной погоде, если бы не мелькавшие за окном заснеженные сопки. Впрочем, по сторонам ей смотреть почти не удавалось. Степан Савельевич Ферапонтов, так звали депутата, (он же должен был повсюду сопровождать Настю), все время задавал вопросы, из которых она сделала один вывод: его интересовала ее должность в Доме Правительства с тем, чтобы знать наверняка, о чем просить...
   На городской площади собрались местные жители, ожидающие увидеть и (если повезет) поговорить с главой Правительства и исполняющим обязанности Президента в одном лице. Завидев вдали кортеж мчавшихся машин, толпа зааплодировала и стала громко выкрикивать приветственные лозунги. Первые ряды, то и дело напирающие вперед, приходилось сдерживать молчаливым стражам порядка.
   Во время церемонии возложения венков Владимир Владимирович лично поправил развевающиеся от порывистого ветра ленточки, встав при этом на одно колено. Настя не помнила, чтобы с такой трогательной данью павшим, как это сделал Путин, поступал кто-то из прежних советских и российских государственных мужей.
   Затем, по намеченному плану, Премьер должен был ехать в краевую Думу на встречу с депутатами. Однако Путин неожиданно для всех изменил программу поездки и подошел к толпе ликующих граждан, чем вызвал замешательство у губернаторского окружения. Ожидание же продрогших дальневосточников было вознаграждено сполна. Глава Правительства пожимал им руки, отвечал сходу на всевозможные вопросы, касающиеся и большой политики, и региональных проблем, а симпатичную девчушку, невесть откуда пробравшуюся к нему сквозь толпу с букетиком цветов, взял на руки и поцеловал. При этом та нисколько не смутилась и гордо посмотрела на премьерское окружение.
   У Насти в какой-то момент навернулись слезы на глаза, но не от холода, а от чувства гордости за причастность по воле судьбы к тому, что делает для своего народа нынешний Премьер. Она была безгранично благодарна Всевышнему за то, что стала свидетелем той искренней признательности, которую выражали ему жители Приморья, безошибочно угадав в Путине единственного, заслуживающего этой самой народной любви, лидера.
   Когда после получасовой беседы Путин стал прощаться с жителями города, со всех сторон посыпались заверения, что весь их край будет голосовать на предстоящих выборах только за него. Они искренне желали здоровья и успехов будущему Президенту России, а пожилая женщина в пуховом платке громче остальных выкрикнула пожелание, чтобы все закончилось сразу, без второго тура голосования, на что Владимир Владимирович, полушутя-полусерьезно ответил:
   - С двадцать шестого все только начинается... 


   - Куда мы едем? - поинтересовалась Настя у Ферапонтова.
   - В частный коллеж. Между прочим, один из самых престижных в нашем городе, - гордо пояснил депутат. - А потом... потом я приглашаю Вас на обед.
   - Спасибо, - скромно поблагодарила она. - Но обед у меня с собой.
   Еще с вечера Карельских положила в небольшую дорожную черную сумку, которая теперь покоилась рядом с ней на заднем сидении, все то, чем она будет питаться в дороге - десяток таблеток с мультивитаминами и три маленькие пластиковые бутылочки с апельсиновым соком. У нее  выработалась многолетняя привычка есть как можно меньше в дороге, но при этом не лишать свой организм необходимых ему витаминов.
   - То есть, как с собой? - не понял Степан Савельевич, отчего-то виновато улыбаясь. - А мы приготовили для Вас наши деликатесы.
   - Благодарю Вас, Степан Савельевич, но я вынуждена отказаться. Вы уж не обижайтесь.
   - Ну, там будет видно... - пробормотал он про себя, когда машина остановилась в тихом переулке.
   - Скажите, а что там, за углом? - спросила Настя, выходя из машины.
   Двухэтажное строение, в конце переулка походило на детский сад или ясли.
   - Детсад, - последовал равнодушный ответ.
   - Степан Савельевич, я полагаю, Вы не будете возражать, если для начала мы пойдем туда?
   Ее спутник оторопело посмотрел на Карельских, помолчал с минуту, затем задал вопрос, прозвучавший несколько глупо:
   - Зачем?
   Теперь настал черед удивиться Насте.
   - Я бы хотела увидеть, в каких условиях воспитываются дети, - и, не дожидаясь его реакции, уверенно направилась за угол.
   Обветшалое здание с облупившейся штукатуркой выглядело весьма убого. В вестибюле им повстречалась полная блондинка лет пятидесяти в белом поношенном халате.
   - Вам кого, товарищи? - тихим голосом обратилась она к незнакомцам.
   - Здравствуйте. Меня зовут Настасья Борисовна Карельских. Я из Москвы. А это депутат вашей краевой Думы Ферапонтов Степан Савельевич, - пояснила Настя.
   - Из Москвы?! Ой, простите меня, ради Бога! - спохватилась она, энергично пожимая им руки, и представилась в свою очередь. - Зоя Афанасьевна Крылова, заведующая детсадом.
   - Очень приятно, - ответила Карельских. - Зоя Афанасьевна, Вы не против, если мы осмотрим Ваши... владения, поговорим с воспитателями и нянечками?
   - Господи, конечно же, нет! - радостно воскликнула заведующая. - Правда, должна признаться, что нам нечем похвастаться перед вами. У нас сегодня больше проблем, чем достижений, поскольку до местной власти не достучишься. 
   - Вот и поговорим о Ваших проблемах, - предложила Настя, покосившись на депутата, покрасневшего, как помидор.
   И все втроем направились по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, где, как объяснила Зоя Афанасьевна, у детей из старших групп шла подготовка к празднованию 8 Марта.
   В большой светлой чисто убранной комнате на маленьких стульчиках вдоль стены сидели не более двух десятков мальчиков и девочек. Молодая рыжеволосая с чуть раскосыми глазами воспитательница, завидев в дверях заведующую и гостей, замолкла на полуслове. 
   Настя окинула внимательным взглядом не столько помещение, сколько самих детей, на которых были надеты по два, а  то и по три свитера. Некоторые из них были в вязанных шапочках, а два мальчика сидели в ушанках. Карельских обратила внимание, что у всех на груди висели какие-то странные медальоны, и, не выдержав, тихо спросила заведующую:
   - А что это у них висит?
   - Чеснок, - коротко пояснила та. - Помогает от простуды.
   - Вы серьезно? - удивилась Настя.
   - Да. Одна наша нянечка посоветовала, и, знаете, дети стали действительно гораздо реже болеть. У нас тут холодно очень. Энергетики говорят, что им задолжали, вот и отключают отопление и свет, хотя мы платим регулярно.
   Заведующую словно прорвало. Она все тем же тихим голосом делилась с гостьей из Москвы проблемами и трудностями, с которыми ей и ее коллективу приходится сталкиваться ежедневно. Настя ни разу ее не перебила в отличие от краевого депутата, то и дело пытавшегося  во время осмотра других помещений сбить Зою Афанасьевну с толку отвлекающими вопросами, которые он прекратил задавать только после многозначительного взгляда Карельских.
   Примерно через час тепло попрощавшись с заведующей у ворот детсада, словно Настя было с ней знакома много лет, она со Степаном Савельевичем направились к машине.
   - Ну, а теперь давайте зайдем в коллеж, - робко предложил Ферапонтов.
   - Знаете что, Степан Савельевич, я уверена, что с колледжем у вас тут в порядке, не правда ли? - спросила она. - И это очень хорошо. Скажите, а у вас в городе есть детский дом?
   - Детский дом? - переспросил обескураженный депутат и покосился на водителя.
   - Есть, - ответил тот.
   - И чего же мы ждем? Поехали, - сказала Настя, усаживаясь на заднее сидение.
   Как только "Вольво" отъехала, она достала чистый блокнот из дорожной сумки и начала быстро делать в нем какие-то заметки. Степан Савельевич, сидевший впереди, так и не решился нарушить молчание до самого детдома.
   Закончив писать, Настя посмотрела в окно как раз в тот момент, когда они проезжали по широкой улице, вдоль которой с одной стороны плотными рядами были расположены какие-то ларьки, прилавки и павильоны.
   - А что у вас здесь? - полюбопытствовала она.
   - Вещевой рынок, - отозвался депутат.
   - Остановите, пожалуйста, - попросила Карельских водителя.
   Свернув за угол, тот повиновался ее просьбе и припарковал машину у обочины.
   Медленно проходя сквозь толпу, Настя то и дело вертела головой в разные стороны. От изобилия разноцветного товара, казалось, что вот-вот у нее зарябит в глазах. При этом она отметила про себя, что почти все продавцы - китайцы, говорящие по-русски с сильным акцентом. Задержавшись чуть дольше у одного прилавка с детскими курточками, Карельских стала невольным свидетелем следующего разговора между продавцом-китайцем и молодой русской женщиной, которая еле доволокла два огромных баула.
   - Завтра принесешь есчо столько зе, - улыбаясь, похлопал он ее по плечу.
   - Деньги давай, - устало выдавила женщина, медленно распрямляя спину.
   - Завтра получишь всио, - пообещал китаец.
   Настя внимательно посмотрела на "наемницу". На вид ей было не больше тридцати пяти. Большие карие глаза, некогда излучающие тепло, смотрели на хозяина лотка с едва скрывающейся раздражительностью. Одетая в поношенную джинсовую куртку на меху и вязанные шерстяные брюки, заправленные в голенища старых кожаных сапог, она стояла на ветру и переминалась с ноги на ногу, не смея ему возразить.
   - Как же вы допустили такое? - гневно спросила Карельских, когда возвращалась с Ферапонтовым к машине. - Что, так трудно самим наладить производство ширпотреба?
    Степан Савельевич семенил в полушаге позади нее и хранил молчание.
    - Скажите, разве у вас в крае нет предприятий легкой промышленности?
   - Теперь уже нет. Все закрыты, - тихо вымолвил тот и услужливо отворил ей дверцу "Вольво".
   Детский дом, как оказалось, находился на соседней от вещевого рынка улице.
   "Хорошенькое соседство," - с беспокойством подумала Карельских и вошла в трехэтажное кирпичное здание послевоенной постройки.
   Внутри было тихо настолько, как если бы дом был необитаем. Дойдя до конца коридора, Настя услышала какое-то постукивание за дверью. Она вопросительно посмотрела на Степана Савельевича и осторожно приоткрыла ее. Перед их взором открылось просторное помещение с длинными деревянными столами в три ряда, за которыми сидели дети, наклонившиеся каждый над своей тарелкой и без лишних разговоров уминающие нехитрую стряпню. Вдоль рядов прохаживали двое мужчин и женщина, очевидно, воспитатели. Потребовалось некоторое время, прежде чем они заметили стоящих в дверях Карельских и Ферапонтова. Первым вошедших заметил худенький коротко постриженный мальчуган лет одиннадцати, внезапно прекративший стучать ложкой по тарелке. Тем самым он тут же привлек к себе внимание воспитательницы, которая не замедлила воспользоваться случаем для замечания:
    - Погорелов, почему не ешь?
    - Я ем, ем, - не сводя глаз с Насти, ответил он и отправил  пустую ложку в рот.       
    - Ест он, - со злостью пробурчала она. - Это тебе не Москву удирать, тут челюстями работать надо.   
    Тут и воспитательница повернулась в сторону дверей и грубо спросила сиплым голосом:
    - А вы как сюда попали?
    - По коридору, - нашлась Карельских, окидывая взором худощавую женщину неопределенного возраста. Следом за ней вошел и смущенный Степан Савельевич.
   - Ой, а я Вас узнала. Ваша фамилия Ферапонтов, верно?
   - Да, - окончательно растерялся депутат. - А откуда Вы меня знаете?
   - Как же Вас не знать, когда Вы до сих пор висите у нас за воротами! - обрадованно пояснила она и тут же спохватилась, заметив острым взглядом своих маленьких поросячих глаз ямочку на левой щеке Насти, которая с трудом сдерживала смех, вызванный ляпсусом воспитательницы. - То есть агитационный плакат висит с Вашей фотографией. - И покосившись в сторону Карельских, тихо спросила: - А это с Вами Ваша супруга?
   - Нет, - ответила за Ферапонтова сама Настя. - Моя фамилия Карельских. Я - из Москвы. Мы хотели бы посмотреть, в каких условиях содержатся дети...
   - Какие еще условия?! - бесцеремонно перебила ее воспитательница и, повернувшись в сторону своих коллег, явно ища их поддержки, безапелляционно добавила. - У них есть все необходимое.
   - У детей, я полагаю, сейчас обед, - спокойно продолжила Карельских.
   - Да, а потом прогулка. Режим мы стараемся соблюдать.
   - Могу я ознакомиться с меню?
   - С меню-ю? - удивленно переспросила собеседница.
   - Да. Что у вас сегодня на обед?
   - Суп перловый и каша.
   - Я надеюсь, у Вас найдется пара лишних столовых приборов для нас, а? - неожиданно для всех спросила Настя и обратилась к депутату: - Степан Савельевич, Вы не откажитесь отобедать вместе со мной?
   - Здесь? - вырвалось у Ферапонтова.
   - А почему бы и нет? - удивленно вскинула она бровями.
   Когда Настя присела на свободный край неокрашенной деревянной скамейки рядом с тонкошеей девчушкой лет восьми с крупными веснушками на щеках, на нее устремились десятки глаз. Напротив сидел тот самый мальчик, который первым заметил появление гостей в столовой комнате. Через минуту седовласая женщина в белом халате со множеством пятен всевозможного происхождения поставила перед Карельских и Ферапонтовым пластмассовые миски с несколько поостывшим жидким супом. Все присутствовавшие внимательно наблюдали, как гости будут поедать его. Степан Савельевич долго сидел неподвижно, но, видя, как Настя доедает свою порцию, брезгливо взял в руки ложку. На второе им принесли перловую кашу, которая лежала на тарелке одним куском и оказалась настолько безвкусной, что Насте стоило немалых усилий, при ее не привередливости в еде, съесть половину порции.
    А тем временем мужчины-воспитатели отправили детей гулять на улицу.
    - Скажите, - обратилась к воспитательнице Карельских, - у вас каждый день подобный... рацион?
    - Чего? - переспросила та.
    - Вы так кормите детей каждый день?
    - А откуда я возьму деньги на бананы?! Вы нас в воровстве обвинить не сможете! Нам в день на одного ребенка выделено всего пять рублей. Вот и считайте сами, что на них можно купить...
    Тут она разом сникла. Насте показалось, что от ее грубости и невежества, явно служившими в начале разговора средством самозащиты от вышестоящего начальства, не осталось и следа. Перед ними сидела женщина, с трудом выдерживающая на своих плечах всю ответственность за судьбы сирот...
    Из детдома Карельских уходила с тяжелым сердцем. У ворот стоял тот самый беглец в тонкой серой курточке, который за  столом сидел напротив нее и Ферапонтова.
    - Тетенька, - тихо позвал он Настю. - а Вы правда из Москвы?
    - Да.
    - Тетенька, пожалуйста, возьмите меня с собой в Москву, - попросил мальчик.
    - Тебя как зовут? - спросила Настя.
    - Юркой.
    - Я слышала, ты уже убегал в столицу.
    - Я не доехал, - едва слышно ответил Юра и упрямо добавил: - Но я все равно убегу.
    - Скажи, Юра, тебе это очень нужно было?
    Мальчик закивал головой.
    - А зачем?
    Тот молчал, опустив глаза.
    - Пойдемте, Настасья Борисовна, - сказал Ферапонтов, робко пытаясь взять ее под локоть.
    - Значит, не хочешь отвечать, - заключила Настя и сделала шаг к воротам. - А я хотела тебе помочь...
    - Мне... я очень хотел увидеть Путина... - наконец шепотом выдал он свой секрет.
    - Знаешь, Юра, а я ведь работаю у него, - присев перед ним на корточки, призналась мальчугану Карельских.
    - А Вы не обманываете? - воскликнул тот недоверчиво.
    - Это правда. Ну, так что мне передать от тебя Владимиру Владимировичу?
    - Передайте... передайте, пожалуйста, что я обязательно приеду в Москву увидеть его, хотя бы издали, - трясясь от холода, ответил Юра.
    - Хорошо, но при одном условии, - пообещала Настя. - Дай мне слово, что ты не будешь больше убегать из детдома. А когда вырастешь и окончишь школу, тогда и приедешь в столицу. Договорились?
    Мальчик молча кивнул и изучающе посмотрел на московскую гостью юными ясными глазами.
    - До свиданья, Юра! - пожала она его шершавую ручонку, холодную словно ледышку. - Всего тебе доброго и желаю успехов в учебе!
    - Спасибо... - и Юра долго еще, стоя у ворот, смотрел вслед отъехавшей машине.



26.
    К главному корпусу университета, где проходила встреча главы Правительства со студенческой молодежью и профессорским составом, Карельских и Ферапонтов подъехали, когда солнце уже скрылось за сопки и над городом начали сгущаться сумерки. В светлом просторном вестибюле почти ничего не говорило о приезде высоких гостей, разве что до блеска натертый паркет да огромная сверкающая хрустальная люстра под потолком. Однако по мере приближения к конференц-залу Настя отчетливо услышала какой-то странный нарастающий по силе гул и вопросительно посмотрела на Степана Савельевича.
    - Прошу Вас сюда, Настасья Борисовна, - учтиво распахнув перед ней массивную дубовую дверь, пригласил он.
    В зале, как говорится, яблоку негде было упасть. На сцене за длинным столом, покрытым бордовым сукном, как прежние советские времена, восседал президиум. Пока Ферапонтов, близоруко щурясь, искал куда бы предложить Карельских присесть, Путин, закончивший свое выступление перед аудиторией, как раз направлялся к выходу под разразившимся шквалом аплодисментов.
    - Ну вот, опоздали, - констатировал депутат то ли извиняющим, то ли осуждающим тоном за самовольное изменение Настей маршрута их поездок по городским образовательным учреждениям.
     Присутствующая в зале молодежь неистовствовала. Насте еще никогда не приходилось видеть столь бурный восторг и ликование молодых людей в современной России.
    "Интересно, что же ты им такого сказал, Путин", - мысленно обратилась она к улыбающемуся Премьеру, который с трудом протискивался в сопровождении Сергея Ивановича к дверям.
   На прощанье Владимир Владимирович что-то выкрикнул окружающим его группе студентам, отчего ее прекрасная половина взвизгнула в очередном приступе неистовства. У Насти не было и доли сомнений в том, что в эту минуту молодой российский лидер покорил их сердца настолько, что те теперь позабудут всех своих прежних кумиров.


    У порога своего гостиничного номера Настя стала прощаться с Ферапонтовым:
    - Большое Вам за все спасибо, Степан Савельевич. Всего доброго и до завтра.
    - То есть как "до завтра"? - в который раз за день его удивляла московская гостья. И решил сделать последнюю попытку взять инициативу в свои руки. - А как же  ужин?! В общем, так: Вы отдыхаете, скажем ...с  полчасика, а потом я за Вами заезжаю и мы едем на банкет, где, между прочим, будут все Ваши коллеги. Так что никаких возражений!
    И, не дожидаясь ответа Карельских, быстро направился к лифту.
    - Фу, - шумно выдохнула Настя, которой наконец-то удалось впервые за сутки остаться наедине с собой, и рухнула, не раздеваясь, в кресло. Ноги гудели, несмотря на то, что большую часть дороги она провела в комфортабельном автомобиле. Хотелось забыться и расслабиться, но в ее плане оставался невыполненным еще один пункт. Открыв дорожную сумку, она достала маленькую дамскую сумочку, в которой заблаговременно лежали копии трех писем. Запив две таблетки мультивитаминов апельсиновым соком, она встала и тихонько приоткрыла дверь. В холле не было ни души. Бесшумно повернув ключом в замке, она направилась по лестнице вниз и незаметно для администратора гостиницы покинула отель.
    С наступлением темноты мороз усиливался. Насте повезло: она почти сразу же поймала такси и назвала адрес, куда ехать. Ее совсем не мучили угрызения совести оттого, что вскоре Ферапонтов вернется за ней в гостиницу и что может последовать за тем, когда обнаружится ее отсутствие в номере. Об этой поездке было известно одному Владимиру Владимировичу, и она получила его личное "добро".


    Как и обещал, Ферапонтов вернулся за Настей ровно через тридцать минут. Постучав в дверь, он стал переминаться с ноги на ногу в ожидании, когда ему откроют. Однако за дверью было все тихо. Вторично он постучал уже более решительно и позвал Карельских по имени-отчеству. С каждой минутой его нетерпение сменялось тревожным недоумением, куда могла подеваться московская гостья, входящая в состав правительственной делегации. Так и не дождавшись ответа, он почти бегом направился вниз к администратору гостиницы справиться о Насте. Тот заверил краевого депутата, что госпожа Карельских не покидала своего номера-люкс, но на всякий случай позвонил в ее номер по телефону. Результат был все тот же: телефон не отвечал. В глубине души Степан Савельевич тешил себя надеждой, что Настя  могла находиться либо в ванной комнате, либо, устав, задремала. С этими мыслями он и побрел к своей "Вольво" и отправился в банкетный зал при здании краевой администрации, где в это время уже начинался ужин в честь приезда Премьера и его сопровождающих.
    - Степан Савельевич, ну что же Вы опаздываете? - спросил его у входа в зал Захар Юрьевич Бубнов,  заместитель председателя краевой Думы, седеющий мужчина богатырского роста. - А где Ваша, так сказать, подопечная?
    - Я не знаю, - тихо вымолвил он и виновато посмотрел снизу вверх на Бубнова.
    - То есть, как? - прошептал тот.
    - Я ее проводил до номера, вернулся, как и обещал, через полчаса. В гостинице говорят, что она никуда не отлучалась. Может, спать легла. Перелет, поездки, знаете ли... - пытался он объясниться.
    - Да Вы что говорите-то?! А вдруг с ней что-то случилось? Кто в ответе будет?! - с каждым вопросом Бубнов все более разъярялся.
    - Ну что я мог сделать? Не вламываться же с администратором  к женщине в номер?
    - Ну, ладно, - примирительно ответил Захар Юрьевич и похлопал депутата по плечу. - Отдыхайте пока, там будет видно...
    - Спасибо, Захар Юрьевич, - зачем-то поблагодарил Ферапонтов и, поправляя галстук, направился к столу, который ломился от всевозможных деликатесов и яств.
     Возле колонны стояли с бокалами шампанского двое мужчин, советник Путина  Борис Павлович Санаев и пресс-секретарь Дома Правительства Олег Васильевич Борисенко. Проходя мимо них, Степан Савельевич услышал слова, заставившие его замедлить шаг.
    - Олег Васильевич, Вы заметили, что и Карельских отсутствует? - спросил тот, кто был постарше.
    - Вы полагаете, - усмехнулся второй, - что она направилась с Владимиром
Владимировичем? Но это невозможно.
    - Тогда где же она?..
    Озираясь по сторонам, Ферапонтов так и не увидел того, кого он искал глазами. О планах исполняющего обязанности Президента отправиться вместе с министром обороны осматривать военные корабли, на одном из которых они и проведут ночь в открытом море, знали немногие...    


    Таксист довез ее до самого подъезда пятиэтажного дома. В парадной стоял запах плесени и еще чего-то скисшего. Настя почти на ощупь стала подниматься по тускло освещенной лестнице. Нужная квартира оказалась на третьем этаже справа, в которую она и позвонила. Вскоре послышалось шарканье, и из-за двери хриплый женский голос спросил:
   - Кто там?
   - Смирнов Иван Петрович здесь живет? - ответила вопросом Карельских.
   - А Вы кто? - Дверь по-прежнему не открывали.
   - Может, Вы все-таки откроете, и я Вам все сейчас объясню. Не бойтесь, я одна, - добавила Настя, догадавшись, что хозяева могут бояться впускать в дом незнакомцев.
   - Люба, да открывай ты, в конце концов, - раздался мужской бас, и дверь, наконец, приоткрыли.
    - Добрый вечер, - спокойно сказала Настя. - Извините за поздний час, но мне бы повидаться с Иваном Петровичем, если можно...
    - Ну я - Смирнов. Проходите, - пригласил ее седовласый мужчина крепкого телосложения в накинутой поверх тельняшки телогрейке.
    Карельских открыла свою сумочку и достала из нее копии писем, присланные жителем города Смирновым в адрес Правительства РФ.
    - Это Вы писали? - передавая их в руки Ивана Петровича, спросила она.
    Хозяин квартиры молча кивнул. А тем временем невысокая худощавая женщина в клетчатом махровом халате, внимательно разглядывала ночную гостью.
    - Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Настасья Борисовна Карельских. Я работаю в Доме Правительства и ознакомилась с Вашими письмами.
    При этих словах его супруга ойкнула и вмиг засуетилась:
    - Вы уж извините нас, ради Бога. Проходите в комнату. Только раздеваться мы Вам не советуем. Холодно у нас.
    - Мы в основном нынче на кухне живем, - пояснил Иван Петрович. – Отопление уже две недели как отключили, так мы теперь газовой плитой обогреваемся.
    Настя предпочла вести беседу на кухне и, повесив пальто на вешалку, прошла туда следом за хозяевами. Она молча присела на предложенный табурет и осмотрелась по сторонам. Кухня была хоть и небольшой, стандартной для построек шестидесятых годов, но чисто убранной и вполне уютной. На столе стояла ваза с вареньем, пузатый фарфоровый заварочный чайник в крупный синий горошек и такой же раскраски две чайные чашки с блюдцами. По-видимому, супруги собирались пить чай.
    Пока хозяйка доставала третью чашку, Иван Петрович, присевший напротив нее, заговорил:
    - А я боялся, что письма мои не дошли... Если честно, то я вообще впервые в своей жизни отправлял письма на имя Правительства.
    Настя внимательно слушала пожилого собеседника, сразу проникшись симпатией старику, чье лицо было исчеркано глубокими морщинами. Иван Петрович также признался ей, что если бы не приход к власти нового главы Правительства, вызывающего своими действиями у него уважение и доверие, он никогда не решился бы написать о творившихся уже не первый год в Приморье безобразиях. Оказалось, что Смирнов, потомок первых переселенцев на Дальний Восток, проработал на рыболовецкой шхуне три десятка лет, последние семь лет в должности помощника капитана. Его единственный сын пошел по стопам отца, и теперь ловит рыбу на той же шхуне. Но беда в том, как выразился Иван Петрович, что почти все суда нынче принадлежат иностранным владельцам и рыба из российских морей уплывает в другие страны, там перерабатывается, а потом продается в Россию чуть ли не втридорога, как импортный продукт.
    - Вот Вы мне скажите, Настасья Борисовна, какое будущее ожидает наш флот вообще и моего Павла в частности при таком "государственном" подходе? – спросил он, прикуривая трубку.
    Прежде чем ответить Карельских с удовольствием согласилась на предложение хозяйки выпить еще одну чашку крепкого душистого чая со смородиновым вареньем.
    - Иван Петрович, я должна признаться, что почти ничего не понимаю в рыболовстве и в морском деле, но полностью разделяю Вашу тревогу за его судьбу и обещаю Вам, что она будет доведена до сведения нашего Правительства.
    - А тут и знать-то особо нечего. Все ясно, как дважды два. Если ты хозяин - ты и отстаиваешь свои интересы. Ну, а если все твое принадлежит чужому, тогда и по миру пойти недолго... Вы посмотрите, что у нас делается. Китайцев стало проживать примерно столько же, сколько и русских. Границы открыты - приезжай, кто хочет. А им только этого и надо. Они же обогащаются за нас счет. Заводы, фабрики - все позакрывали, рабочих оставили без средств существования. Кто пошустрее, в челноки подался, остальные горбатятся здесь на иноземцев. Разве ради этого наши предки покоряли этот край?!
     Настя молчала, глубоко переживая услышанное. Ей даже стало жарко в холодной квартире Смирновых то ли от волнения, то ли от горячего чая.
    - А что же местная власть? - наконец спросила она.
    - Это кого Вы имеете ввиду? - усмехнулся Иван Петрович.
    - Ну, городских, краевых руководителей, губернатора, в конце концов.
    - Их ничего не интересует, кроме личного обогащения. Их головы, похоже, забиты одним: чтобы еще продать. Вот сейчас, например, спорят, за сколько можно японцам продать Курильские острова...
    - Как продать?! - перебила Настя.
    - А Вы разве ничего об этом не слышали у себя в Москве? - удивился ее собеседник, вертя в руках давно погасшую трубку.
     Карельских смутилась. Она начинала осознавать, что годы, прожитые за океаном, стали расплатой за незнание ряда событий, происходящих в ее стране, и, возможно, пройдет еще не один месяц, прежде чем она восполнит этот пробел.
     - Дело, в конечном счете, не только в том, кому будут принадлежать эти стратегически важные островки, нам или Японии, - продолжал Иван Петрович. - Оскорбителен сам торг для памяти тех русских солдат, кто отдал здесь свою жизнь. Мы, я убежден, не вправе допустить прецедента. Иначе пойдет цепная реакция, как говорится. Тогда и Германия захочет вернуть Калининградскую область, и Финляндия может предъявить территориальные претензии на часть Карелии и пиши пропало. Разве для этого мы проливали кровь в финскую, в Отечественную? Я сам в сорок пятом успел повоевать с японцами... - и он пустился в военные воспоминания.
     Несмотря на поздний час, Настя не торопилась покидать дом симпатичной пожилой пары. За время общения она поняла, насколько мудрым, бескорыстным и преданным своей Родине может быть простой русский человек, за что и была бесконечно благодарна случаю знакомства со Смирновым.
    Назад в гостиницу Карельских привез Иван Петрович на собственном старом "Москвиче", сколько она не отказывалась. Однако спорить с бывшим рыбаком было невозможно даже такой упрямице, как она. "Так нам с женой будет спокойнее", - только и сказал он.
    Наутро Настя встала достаточно отдохнувшей, несмотря на вчерашний насыщенный событиями день и разницу во времени. По дороге в аэропорт Степан Савельевич все рассказывал, как не мог достучаться до нее, так и не решившись спросить напрямую, не покидала ли она вечером своего номера. Карельских молча слушала его и изредка изображала нечто подобное улыбке, при этом думая совсем о другом...


   Как только лайнер набрал высоту, Путин пригласил к своему столику членов кабинета министров и провел совещание. До Насти, сидевшей в конце салона, изредка доносились обрывки их речи. Но она тоже не теряла времени, а, перечитав вчерашние заметки, на чистом блокнотном листе составляла свой отчет об увиденном, который завтра в отпечатанном виде должен лежать на столе Премьера. Писать по свежим впечатлениям ей всегда было легче, поэтому работу она завершила в течение часа. Откинувшись в кресле, она прикрыла глаза и вновь, как по дороге в аэропорт, стала обдумывать свою идею. Потом, словно спохватившись, что может упустить что-то важное, быстро сделала пометки в блокнот. Настя настолько увлеклась своими записями, что не заметила, как над ней склонилась хрупкая стюардесса:
    - Настасья Борисовна, Вас просит подойти Владимир Владимирович.
    - Хорошо, спасибо, - вздрогнув и подняв голову, ответила Карельских. Потом положила свой блокнот в сумку, пригладила рукой волосы и направилась к столику Премьера.
    Путин сидел в белой сорочке и галстуке. Насте никогда еще прежде не приходилось видеть главу Правительства без пиджака. На небольшом столике перед ним лежала папка с бумагами, которую он переложил на соседнее кресло, приглашая ее жестом сесть напротив.
    - Я заметил, что ты неотрывно пишешь. Надо уметь расслабляться, а отчет допишешь завтра,  - сказал он Насте и попросил подошедшую бортпроводницу. - Принесите нам, пожалуйста, чайку.
     - Должна признаться, Владимир Владимирович, что это был не отчет... – Настя замолчала, так как вернулась стюардесса с подносом.
    Когда та услужливо поставила сначала перед Владимиром Владимировичем, а потом перед Настей по чашке ароматного чая и удалилась, Карельских обхватила по привычке обеими руками свою чашку из нежного фарфора с замысловатым рисунком и задумчиво заулыбалась, глядя в иллюминатор.
    - Чему ты улыбаешься? - спросил Путин. От его внимательного взора не могла ускользнуть Настина улыбка.
    Она подняла на него глаза и пытливо уставилась на Премьера:
    - Вспомнилось, как я впервые посетила кабинет директора ФСБ, который угостил меня душистым чаем...
    - А ты так же, как сейчас, - продолжил он, - обхватила чашку руками.
    - Ты... помнишь?!
    Такой памяти Путина Настя не ожидала.
    - Я очень благодарна тебе за ту помощь, - не зная, что можно было бы еще ответить, смущенно промолвила она.
    - Я тоже рад, что вы вернулись.
    - Ну, это всего лишь закономерное следствие тех событий, которые произошли в России. 
    - Можно полюбопытствовать, что ты так увлеченно писала? - спросил Премьер, сделав маленький глоток чая.
     - Наброски для будущей книги.
    - Очередной детектив? - предположил Путин.
    Настя с минуту собиралась с мыслями, закусив нижнюю губу, потом ответила:
    - Нет, это будет совсем другая книга. Когда-нибудь, спустя много лет, быть может, я опишу события сегодняшних дней, свидетелем чего мне посчастливилось стать  прежде всего благодаря тебе. Хотелось бы верить, что нашим потомкам будет небезынтересно прочитать о том, как ты изменил нынешнюю Россию...
    Тут Настя прервалась и по привычке залпом выпила поостывший чай. Поставив пустую чашку на блюдце, она решила рассказать все о сюжете будущей книги, хотя это не было в ее правилах. Но подсознательно она понимала, что их сегодняшний разговор может стать для нее последней возможностью добавить еще некоторые штрихи к литературному портрету Путина.
     - Я как раз, - продолжила она, - старалась представить, что заставило тебя стать именно таким.
    Владимир Владимирович, медленно допивая свой чай, удивленно вскинул бровями:
    - Каким?
    - Заслужившим за столь короткий срок у власти всероссийское признание. Это... - Карельских было нелегко подыскивать слова. - Это же почище американской мечты, чтобы простой питерский парень из обычной семьи достиг таких высот. Тут должна быть причина. И я пытаюсь ее представить  так, чтобы читателям стало интересно.
    - А без вымысла нельзя? - спросил Премьер несколько недовольным, как уловила Настя, тоном.
    - Нельзя, - твердо ответила она. - В литературном произведении всегда присутствует элемент вымысла.
   Прежде чем поведать о том, что больше всего ее занимало во время полета, Настя  заглянула в глаза Путина. Она должна была убедиться, что он понимает ее. Владимир Владимирович слушал, ничем не выражая своего отношения к ее словам, но желая услышать продолжение.
   - Ты счастливый человек, - с чуть заметной улыбкой на усталом лице ответил Путин, дослушав ее.
   - Не совсем, - тихо возразила она. - Я жалею лишь об одном, что срок правления Президента у нас слишком короткий, чтобы ты все успел...
   - А ты не торопишь события? Меня еще не избрали.
   - Нет, нисколько. Я же видела, как люди поверили в тебя, - покачала головой Карельских и, взглянув в иллюминатор на множество огней приближающейся столицы, взмолилась. - Путин, пожалуйста, только  не превращайся во всероссийскую жилетку, в которую начнут плакаться желающие в поисках твоей защиты. Иначе на главное может не остаться времени...      



27.
    - Да, Настенька, тебе сегодня пришло какое-то казенное письмо из Калуги, - спохватилась после ужина Катерина Васильевна и передала дочери лежащий на холодильнике конверт.
    - Ну, наконец-то, - с волнением прошептала Карельских, нервно вскрывая его.
    - Это касается Аниных родственников? - осторожно предположила мать.
    - Да, - бегло пробежав глазами по справке, выданной в городском архиве г.Калуги, кивнула она головой и объявила: - Анин отец, оказывается, умер семь лет назад. Но мать, слава Богу, жива.
    Настя вложила лист бумаги обратно в конверт и направилась в спальню, а
Катерина Васильевна недоумевала остаток вечера, почему, если Настя разыскивала родителей Ани Меньшовой по ее просьбе, не торопилась звонить в Канаду.


    А ранним субботним утром Настя вдруг сообщила домашним, что ей надо уехать по делам.
   - Когда вернешься? - спросила Катерина Васильевна.
   - Думаю, что к обеду. Если буду задерживаться - позвоню, - пообещала она на прощанье.
    Во дворе, вдохнув утреннюю свежесть полной грудью, Карельских направилась к своей красной "Мазде", которую держала на платной стоянке недалеко от дома.
    Весна с каждым днем все более решительно напоминала о себе. И хоть по ночам еще было довольно морозно, днем все чаще из-за хмурых зимних туч проглядывали теплые лучи солнца. Снег потемнел не только в столице, но и за городом, как заметила, выезжая на Калужское шоссе, Настя.
    "Значит, скоро конец зиме, конец и моей работе..." - с грустью подумала она, уверенно управляя маленькой послушной "Маздой". До сих пор Карельских запрещала себе думать о том дне, когда придется написать заявление об уходе, хотя и сознавала, что он уже совсем недалек. Она никогда загодя не загадывала на будущее, поэтому ее вовсе не волновала собственная судьба, равно как и вопрос, где она после будет работать. Единственное, что ее беспокоило, как Владимир Владимирович отнесется к ее уходу.      
    Погруженная в собственные мысли Настя не заметила, как вдали показался старинный русский город Калуга. Добравшись до центра города, она, наконец, решила остановиться в переулке, чтобы узнать у какого-нибудь прохожего, где находится  Театральная улица.
   Как выяснилось через минуту, нужная ей улица начиналась за углом, а дом, в котором живет Наталья Николаевна Меньшова, - третий по правую руку. Оставив машину во дворе, Настя медленно направилась к подъезду четырехэтажного дома с высокими окнами, какие строили в первые послевоенные годы.
    - Кто там? - спросил старческий голос, когда Настя позвонила во второй раз.
    - Меньшова Наталья Николаевна здесь проживает? - Карельских с трудом удавалось сдерживать волнение.
    За дверью молчали.
    - Бабушка, пожалуйста, не бойтесь. Откройте. Я - из Москвы... Мы выборочно опрашиваем пенсионеров.
    - А у Вас есть какой-нибудь документ? - приоткрыв дверь на ширину дверной цепочки, спросила хрупкая старушка с короткой седой стрижкой и очками на лбу.
    - Удостоверение сотрудника Дома Правительства, надеюсь, убедит Вас, - приветливо улыбнулась Настя.
    - Ну, проходите, Настасья Борисовна, - пригласила хозяйка дома Настю, возвращая ей удостоверение и все еще пребывая в недоумении.
    Карельских с любопытством огляделась в небольшой в прихожей, боясь при этом вызвать подозрения хозяйки.
    - И чем это моя персона вдруг заинтересовала Вас? Я жалоб не писала, - первой заговорила Наталья Николаевна, когда, пригласив гостью в небольшую комнату, обе присели к небольшому круглому столу.
    - Видите ли, Наталья Николаевна, Правительству хотелось бы из первых уст, как говорится, узнать о сегодняшней жизни наших пенсионеров.   
    - Господи! - всплеснула та руками. - Да как нам, старикам, живется-то. Пенсию платят - и хорошо. Мне грех жаловаться. Вот дочка с зятем помогают, чем могут. Это другим, кто совсем один, очень тяжело. Концы с концами еле сводят. А у меня, слава Богу, все необходимое есть.
    Наталью Николаевну неожиданно прорвало. Пожилой человек, проводивший большую часть дня дома в одиночестве, хоть и по-соседству проживающей семьей дочери, был рад любому общению. И через полчаса беседы, перейдя с Настей на "ты", она поведала и о единственной любимой внучке Леночке, студентке медицинского института, и о дочери Надежде и зяте Олеге, инженеров по специальности, но после перестройки вынужденных заняться коммерцией.
    - Нет, вот ты мне скажи, чем вы там, в Правительстве, думаете? - не по годам эмоционально заговорила Наталья Николаевна. - Почему миллионы таких, как моя Надя, вынуждены были отказаться от любимой работы и заняться торгашеством?! Это что за "перестройка" такая? Еще мой Митя, царствие ему небесное, дал определение, что "перестройка есть челнокозация всей страны".   
    Настя невольно улыбнулась столь необычному, но не лишенному смысла, определению. До этого момента она только делала вид, что что-то записывает в свой блокнот, но это меткое выражение она аккуратно вывела, чтобы не забыть поделиться им с Андреем и мамой.
    - Да что мы разговариваем за пустым столом-то?! Я сейчас напою тебя чаем с вареньем, - встрепенулась вдруг Наталья Николаевна и с гордостью добавила: - Сама летом земляничное варила.
    - Спасибо большое, но... - начала было Карельских.
    - После будешь благодарить. Я скоро, - перебила Меньшова гостью и засеменила на кухню.
    Оставшись в комнате одна, Настя оглянулась в комнате. Слева от нее длиною с полстены занимал старинный книжный шкаф, в котором аккуратно стояли потрепанные томики русских писателей-классиков. В углу, возле окна, на низенькой тумбочке чернел погасший экран небольшого цветного телевизора еще советского производства. На противоположенной стене над диваном висел огромный ковер ручной работы. Настя тихонько, чтобы не скрипели давно не крашенные половицы, подошла к книжному шкафу, заметив в нем несколько фотографий в простых деревянных рамочках. В одной из них она сразу определила Аниного отца и своего родного деда, Дмитрия Федоровича Меньшова. С пожелтевшей от времени фотокарточки весело смотрел загорелый мужчина в военной гимнастерке, на груди которого сияли ордена и медали героя Великой Отечественной войны. Остальные фотографии относились к более позднему периоду семьи Меньшовых. Дольше всего взор Насти задержался на одной из тех, где молодая мама держала за руки двух девчушек, одетых в одинаковые летние сарафаны и с огромными бантами, заплетенными в светлые косички.
    "Вот ты, оказывается, какой была, Аня..." - грустно вздохнула Настя, вглядываясь в глаза той, что была постарше.
    - А вот и чай, - вывела ее из раздумий вошедшая с подносом в руках Наталья Николаевна.
    - Вы знаете, Наталья Николаевна, удивительно все ж таки наш русский народ умеет делать варенье, - медленно поедая из розетки земляничные ягоды, призналась она. - И это совсем не зависит, в каком краю он живет. Меня недавно одни старики на Дальнем Востоке угощали таким же отменным вареньем.
    Хозяйка внимательно следила за движениями Насти и отчего-то становилась все грустнее. Карельских подумалось в один момент, не обидела ли она чем-то радушную хозяйку и вопросительно посмотрела той прямо в глаза, но тут же отвела взгляд, испугавшись, чтобы невольно не выдать себя. 
    - Наталья Николаевна, может у Вас есть какие-нибудь пожелания?
    - Да что ты, деточка, какие у меня, старухи, могут быть еще желания, - ответила Меньшова, поставив на стол чашку дрожащей рукой. Но чувствовалось, что она колеблется. И после затянувшейся паузы тихо заговорила: - Никого бы не стала просить, но тебе откроюсь, сама не знаю, почему. Мне бы перед смертью с дочкой повидаться...
    Насте стоило неимоверных усилий сдержать эмоции и притвориться, будто ничего не понимает:
    - Так Ваша дочь, как Вы сами сказали, живет через дорогу...
    - У меня была... есть еще одна дочь. Старшая... Но где она и что с ней я ничего не знаю целых тридцать пять лет, - последние слова Наталья Николаевна произнесла не в силах сдержать слезы.
    Карельских придвинула свой стул поближе к ней и нежно обняла ее за хрупкие плечи:    
    - Наталья Николаевна, я обещаю Вам, что сделаю все, чтобы разыскать ее.
    - Правда, Настя? Ты поможешь? Я заклинаю тебя, помоги! - и Меньшова крепко схватила Настину руку. 
    - Прошу Вас, пожалуйста, успокойтесь, - не на шутку испугалась за состояние старушки Карельских. - Только для этого мне нужны ее данные.
    - Да-да, конечно, - засуетилась Наталья Николаевна, встав со стула и направляясь к книжному шкафу. Через минуту перед Настей лежала та самая фотография в рамке, с которой на них глядела девочка с длинными косичками не по-детски серьезным выражением лица. Трепетно погладив шершавой ладонью фотокарточку, она медленно продолжила: - Эта единственное сохранившееся фото. Все остальные мой покойный муж уничтожил после того дня, когда отрекся от нашей Анечки...
    Настя слушала ее рассказ, чувствуя, как в груди колотится сердце. До сегодняшнего дня ей была известна одна сторона этой семейной трагедии, та, которую поведала ей в Виннипеге Анна Харрисон. Тогда, шокированная историей, напрямую относящейся к ней, она даже не думала, что пришлось пережить Аниной матери. Теперь же Настя отчетливо представляла материнские страдания Натальи Николаевны, начавшиеся с того дня, когда дочь объявила родителям о своей беременности.
    -...Митя был очень властным и бескомпромиссным человеком, - словно издали доносились слова хозяйки дома. - И он до последней минуты своей жизни считал, что поступил с ней не жестоко, а справедливо. Я надеялась, что хоть дочь одумается и приедет просить прощения. Но не тут-то было. Уже на последнем курсе она вдруг позвонила мне и попросила приехать к ней в Москву. Я обрадовалась, собрала гостинцы и в тот же час поехала... Аня встретила меня на перроне и сразу объявила, что выходит замуж за какого-то канадца и что ей нужно наше с отцом официальное на то согласие с тем, чтобы она уехала с ним в Канаду. Я чуть было не лишилась чувств. Помнится, ноги подкосились и, если бы она меня не подхватила под руку, рухнула бы прямо на платформе. Тем же поездом я вернулась домой, думая всю дорогу, как сообщу об этом мужу. Неделю ходила, как в тумане. Боялась нового всплеска его гнева. В доме хоть и не говорили про Аню, но мысль, что она рядом, в Москве, все же успокаивала и согрела мое сердце. А тут далекая чужбина... Уж лучше бы, думала, Митя согласился на ее брак с поляком, все ближе, жила бы в соседней стране... 
    Наталья Николаевна замолчала, чтобы перевести дух. Казалось, что рассказывая свою историю постороннему человеку, ей самой становится несколько легче. А, может, в этот момент в истерзанной материнской душе забрезжил слабый луч надежды наконец-то отыскать дочь:
    - Когда Аня позвонила во второй раз, я набралась духу и все рассказала Мите. К моему великому удивлению, он спокойно отнесся к новости, заявив только, что для иммиграции сироте не нужно никакого родительского согласия. Сел и написал заявление об отречении от дочери. И меня заставил сделать то же самое...
    В комнате наступило тягостное молчание. Обе женщины сидели и задумчиво смотрели на фотографию Ани.
    - Я обязательно найду Вашу дочь, Наталья Николаевна, - повторила свое обещание Настя.
    - Как же ты ее разыщешь? - спросила Меньшова и снова полезла в карман домашнего халата за носовым платком. - Ведь я даже ее фамилии по мужу не знаю. Уже после смерти мужа я обращалась в Канадское Посольство с письмом, но мне ответили, что одной девичьи фамилии для розыска недостаточно. Я даже квартиру менять отказать. Все ждала, вдруг решит приехать и не сможет найти меня...
    - Не волнуйтесь, - уверенно ответила Карельских. - Я запрошу канадские архивы. В те годы не так уж и много наших девушек выходили там замуж. Не то что сейчас. Правда, для этого необходимо время, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы Вы получили ответ, как можно скорее.
    - Да благословит тебя, Настенька, Бог за твое чуткое сердце к чужой боли, - с жаром поблагодарила Наталья Николаевна.
    - Ну, не такая она и чужая... - непроизвольно вырвалось у Насти. - Мы с Вами русские люди, значит и радости, и беды у нас общие.
    Когда она засобиралась уходить, то хозяйка дома долго не хотела отпускать гостью, уговаривая ее остаться на обед и обещая познакомить с семьей младшей дочери, которая с минуты на минуту должна была прийти к ней. Но Карельских вежливо поблагодарив за угощение, заторопилась к выходу.
    С трудом открыв дрожащими пальцами дверку машины, она плюхнулась на холодное кожаное сидение и задумалась.
    "Что же теперь будет? А вдруг Аня не захочет приехать? Нет, это невозможно. Она же сама мать и должна понять страдания несчастной матери-старушки".
    И решив, что надо звонить немедленно, достала из сумочки сотовый телефон и несмотря на ранний час в Виннипеге набрала канадский номер.
    - Аня, доброе утро. Я тебя не разбудила?
    - Нет, я уже встала. Настя, у тебя что-то случилось?
    - Да, но не у меня. Я была в твоем доме.
    На том конце напряженно слушали, потом коротко спросили:
    - Как они?
    - Твоего отца нет уже семь лет. А мать... она ждет тебя. Приезжай!
    - Хорошо. Спасибо тебе, Настенька... - и в трубке послышались короткие гудки. По-видимому, Ане было трудно продолжать разговор после такого известия. Зато с Настиной души упал тяжелый камень.



28.
    В день выборов Катерина Васильевна встала раньше всех в доме, тихонько прошла на кухню и поставила чайник на плиту. Пока собиралась, закипела вода. Выпив чашечку крепкого чая с бутербродом, она бесшумно прикрыла за собой входную дверь. Ей очень хотелось проголосовать одной из первой, как делала в молодые годы...
   В те годы считалось, что весь советский народ, единогласно поддерживающий политику партии, как тогда писала пресса, непременно должен был наперегонки бежать к избирательным урнам опускать бюллетени, в которых была занесена единственная, рекомендованная коммунистической партией, кандидатура. И в первых рядах, кто служил личным примером для "политически незрелой части населения", должны были быть ветераны партии и активисты-комсомольцы, являющиеся для советской власти ярким свидетельством преемственности поколений.
   Но сегодня, когда не было ни КПСС, ни первой в мире социалистической страны, а молодая Россия делала первые робкие шаги на пути создания демократического государства, выборы, по мнению Катерины Васильевны, приобрели не менее  уродливые формы. Газеты пестрели финансовыми скандалами про одних кандидатов на пост Президента, сообщались "пикантные" подробности из личной жизни других с публикацией фотографий, сделанными фотографами-любителями, именуемыми иностранным словом "папарацци", третьих  вот-вот ожидало разоблачение каким-нибудь журналистом-пройдохой, который якобы собрал чемоданы компроматов. Однако данные со страниц печати и с экрана телевизора обещания, похоже, никто не собирался выполнять, а периодичность появления очередной "сенсации" окончательно утомила страну.
   Вдыхая морозную свежесть воздуха, Катерина Васильевна быстрым шагом направилась в сторону школы, где разместился их избирательный участок. Прохожих на улицах почти не было. Возле школы, двери которой еще были заперты, терпеливо ожидала пожилая супружеская пара.
   - Доброе утро, - поздоровалась с ними Катерина Васильевна. - С праздником!
   - Доброе, - ответили ей в один голос, а мужчина добавил: - А какой сегодня праздник?
   - Как какой?! - удивилась она. - Ведь не каждый день и даже не каждый год выбираем главу государства.
   - А-а... - разочарованно протянул старик, поднимая воротник потрепанного пальто. - Ну, разве что... Только какие это выборы? Вот раньше было действительно празднично. А сейчас что? В списках десяток фамилий, большая половина из них либо прохвосты, либо политические авантюристы. И каждый прежде всего ищет личную выгоду от пребывания во власти.
   - Тут я с вами не совсем согласна, - возразила Катерина Васильевна. - К сожалению, прохвостов, как Вы выразились, хватало у власти и раньше, а порядочные люди избираются и сегодня. Только их должно быть гораздо больше, чтобы страна зажила достойно.
   - А Вы, простите, если не секрет, за кого будете голосовать? - спросила женщина, поеживаясь на ветру.
   - Вообще-то, как сказано в Конституции, у нас гарантируется тайное голосование...
   - Все понятно, - перебил ее мужчина. - Вы за этих, демократов. Ну, конечно, дети, небось, в бизнесе, сами обеспечены. Чего же Вам еще желать? А ведь поди, одногодки мы с Вами. Только забыли, что советская власть Вам все дала. Из-за таких, как Вы, и развалилось все...
   - Зачем Вы так? Вы ведь меня совсем не знаете?! - возмутилась Катерина Васильевна. - Я, между прочим, сорок лет состояла в партии, руководство которой и предало таких, как мы с вами.
   Она хотела продолжить дискуссию, но тут открылись двери школы и первые избиратели устремились во внутрь здания.


    Вечером Настя с матерью сидели у экрана телевизора и с нетерпеньем ожидали результатов выборов. Сомнений в том, что Владимир Владимирович Путин наберет наибольшее количество голосов от общего числа избирателей, ни у кого не было. Но не было и абсолютной уверенности, что их хватит для победы в первом же туре.
   Ежечасная информация о подсчете голосов по регионам России еще в полночь не разъясняла картину. Андрей, весь день работающий в центре избиркома, обещал сообщить, как только станут известны первые предварительные итоги голосования. Однако и он пока не звонил. Несмотря на поздний час, Настя не шла спать, а упрямо решила дождаться объявления результатов.
   В душе Насти бушевали страсти, которые никак нельзя было назвать однозначными. С одной стороны, она мечтала, чтобы сегодня все разрешилось. Закончилась бы многомесячная борьба за власть, предвыборный марафон для Владимира Владимировича, страна получила бы молодого сильного лидера и, наконец-то, прекратились бы политические интриги. С другой стороны, это был бы и последний день ее работы в Доме Правительства. Заявление об уходе уже лежало в ее письменном столе и теперь оставалось только отнести его на подпись. Единственный момент, который беспокоил Настю, был связан с тем, кто его подпишет. Ей очень хотелось, чтобы оно было подписано самим Путиным, а не новым Премьером. Она считала логическим такую последовательность: раз Владимир Владимирович взял ее на работу к себе, пусть им же и будет подписано заявление об уходе. Еще днем Катерина Васильевна с тревогой спросила дочь, все ли она обдумала, не пожалеет ли об уходе через какое-то время, на что та ответила тяжелым молчанием.
   Когда стрелки часов перевалили далеко за полночь, на экране телевизора вдруг появился сам Владимир Владимирович, подъехавший к зданию своего избирательного штаба. А спустя минуту диктор объявил, что Путин набрал необходимые для победы в первом же туре пятьдесят процентов голосов.
   - Ура! - в один голос закричали Настя с Катериной Васильевной и испугались, что разбудят детей.
   - Ну, вот все и закончилось, Настюша, - вставая с дивана, сказала мать.
   - Для него все только начинается, - поправила ее Настя, процитировав Путиным же сказанные слова во время одной из его поездок по стране, и продолжала задумчиво смотреть на погасший экран телевизора...


   Собрание сотрудников Дома Правительства было назначено на три часа пополудни в большом зале заседаний. К этому времени избранный Президент РФ Путин должен был подъехать в "Белый Дом" и выразить благодарность всем тем, с кем он работал, будучи главой Правительства.
   Карельских впервые перешагнула порог зала заседаний, где принимаются Постановления Правительства, идут острые дискуссии по проблемам, требующим безотлагательного решения, обсуждаются насущные вопросы и долгосрочные планы экономического развития страны. 
   Зал был уже почти полон. Настя несколько робко прошла вдоль левого ряда кресел и, сев на свободное место у стены, огляделась вокруг себя. Ее соседкой по правую руки оказалась молодая женщина, которую она не знала, но поздоровалась кивком головы.
   Далеко впереди два длинных дугообразных стола, предназначенных для министров, соединял стол главы Правительства, возле которого пока еще пустовало массивное кожаное кресло.
   Настя много раз видела в телевизионных репортажах заседания кабинета министров под председательством Путина. Но никогда не представляла себе, что можно испытывать такое волнение, находясь в этом самом зале, где планируется будущее ее страны...
   Владимир Владимирович появился внезапно и быстро прошел к своему месту. Все присутствующие встали и встретили его аплодисментами. Речь Путина была краткой. Он поблагодарил всех сотрудников Дома Правительства за ту помощь, которую каждый оказывал ему во время его пребывания на посту главы Правительства. Далее он выразил надежду, что коллектив будет также плодотворно работать и при новом Премьере, имя которого станет известно на днях. В конце своего выступления  Путин зачитал список работников, которым за особые заслуги занесена благодарность в личное дело.
   Затем от лица всех сотрудников Дома Правительства первый вице-премьер поздравил Владимира Владимировича с избранием на пост главы государства, пожелал ему успехов и преподнес огромный букет цветов. Настя, с замиранием сердца следившая за каждым жестом избранного Президента, отметила про себя, что тот одновременно и растроган, и несколько растерян таким вниманием к себе. Владимир Владимирович еще раз всех поблагодарил и предложил закончить собрание, если ни у кого из сотрудников нет к нему вопросов.
   - Есть вопрос, - громко заявила Карельских, вставая со своего места. – Владимир Владимирович, заявление об уходе подать на Ваше имя или уже на имя нового исполняющего обязанности главы Правительства?
   По залу прошел легкий шепот. Те, кто сидели впереди Насти, обернулись и она всем телом испытала на себе обжигающие взгляды присутствующих.
   - Ну что ж... Все свободны. А Вас, Настасья Борисовна, попрошу задержаться.


   - Неужели Карельских решила уйти? - тихо спросил пресс-секретарь Борисенко главного советника главы Правительства Красикова, покидая зал заседаний.
   - Не будьте Вы таким наивным, Олег Васильевич! - усмехнулся тот. - Она далеко не проста, как кажется на первый взгляд. Наверняка, это заранее обдуманный ход.
   - Вы так думаете, Виктор Львович? И что же она, по-Вашему, задумала? - недоумевал Олег Васильевич.
   - Точно не знаю... Может, рассчитывает, что Владимир Владимирович предложит ей работу в Кремле?
   - ?
   - Почему бы и нет? - пожал плечами Виктор Львович. - Свою преданность она ему не раз доказала. Так что такой расклад я не сбрасываю со счетов. В любом случае, Олег Васильевич, мы это скоро узнаем. Так что не будем лишний раз ломать голову.
   И пожав друг другу руки, они разошлись по своим кабинетам.


   Когда за последним участником собрания закрылись двери, Настя прошла вперед и присела напротив Путина, положив перед собой заявление об уходе.
   - Почему ты решила уйти? - спокойно спросил Владимир Владимирович.
   Сотни раз Настя репетировала в уме ответ на этот вопрос. Однако когда пришло время ответить на него, ком, подкатившийся к горлу, мешал дать лаконичное объяснение.
   - Я не смогу здесь остаться, - наконец последовал хриплый ответ.
   - Почему?
   - Ну, не смогу и все, - еле выдавила из себя она.
   - Что же тебе мешает работать и дальше? - настаивал Путин.
   - Владимир Владимирович, я надеюсь, что Вы поймете меня правильно... Это как в старину, помните? Сменялись правители, уходили и их слуги. Я не смогу служить другому Премьеру.
   - Но ты даже не знаешь, кто им станет, - возразил он.
   - Слухами "Белый Дом" полнится...
   - Да? - Владимир Владимирович нахмурил брови. - И что ты можешь сказать о возможной кандидатуре?
   - Кокетливая карьеристка, - передернув плечами, ответила Настя.
   - А почему в женском роде? - слегка растянув губы в улыбке, спросил он.
   - Потому что слово "кандидатура" - женского рода.
   Карельских все более труднее становилось продолжить беседу. Она отчетливо осознавала, что этот разговор с Владимиром  Владимировичем последний в ее жизни в этих стенах. И тем не менее сейчас ей хотелось только одного, чтобы он поскорее подписал заявление, не заставляя ее объяснять причины такого шага. Но, похоже, она зря на это надеялась.
   - Что ты собираешься делать дальше? Где будешь работать?
   - Пойду в школу преподавать английский.
   - Ну, это я уже слышал... - ответил Путин, думая о чем-то своем. - Послушай, а если я попрошу тебя остаться поработать еще, скажем, месяца два-три, ты согласишься?
   - Зачем? - Настя  заглянула ему в глаза, желая угадать, для чего ему это потребовалось.
   - Я... сейчас не могу пока ничего конкретного предложить у себя.... Но через пару месяцев, когда будет скомплектована новая администрация, ты перейдешь в Кремль.
   Такого предложения Настя никак не ожидала. С полминуты она обдумывала ответ, потом твердо сказала:
   - Спасибо большое, Владимир Владимирович, за предложение, которое оказало бы любому большую честь. Я Вам за него очень признательна. Однако должна сразу честно ответить, что не смогу его принять.
   - Но почему?! - крайне удивился Путин.
   - Владимир Владимирович, - медленно подбирая нужные слова, начала она, - я не боялась Вам смело высказывать свои мысли, когда Вы возглавляли ФСБ. Я, как могла, помогала в Вашей работе, когда Вы были главой Правительства. Но, к сожалению, мне нечего Вам сказать, как Президенту России. Так что пусть эту должность займет более достойный человек, который принесет Вам больше пользы, чем я. У меня же к Вам единственная просьба. Вы меня принимали на работу, и я бы очень хотела, чтобы мое заявление об уходе было подписано Вами.
   С этими словами она подвинула заявление поближе Путину.
   - Мне кажется, ты струсила? - разочарованно подытожил он их беседу.
   - Я?! Почему Вы так решили? - и ее бледные щеки залились краской.
   - Хотя бы потому, что мы сейчас наедине, а я ни разу от тебя не услышал "ты"...
   И это было чистой правдой. С той самой минуты, как по телевизору объявили, что Владимир Владимирович Путин стал Президентом России, Настя не на шутку испугалась, как позволяла себе обращаться с ним на "ты". Однако признаться ему в этом, означало расписаться в собственной слабости. 
   - И ты не пожалеешь? - глухо спросил Владимир Владимирович.
   - Сегодня я не могу поступить иначе.
   - Хорошо, - сказал он и достал ручку из внутреннего кармана темно-серого
костюма. Подписав заявление, он протянул его, глядя на нее грустными воспаленными глазами.
   "Сколько же бессонных ночей впереди предстоит тебе, Путин..." - пронеслось у нее в голове.
   - Спасибо большое, - прошептала Настя, вставая и принимая бумагу из его рук. Следом с кресла поднялся и Путин. 
   - Я хочу, чтобы ты знала: я уважаю твое решение, но не разделяю его. Запомни, Настя, преданные люди нужны не столько мне, сколько нашему общему делу. И мне жаль, что я теряю в твоем лице одного из таких...
   - Но ведь с Вами остается мой муж, - возразила во второй раз за время их беседы Карельских.
   На что он шумно выдохнул и сказал на прощанье:
   - Удачи тебе в жизни!
   - Спасибо... Я желаю Вам, Владимир Владимирович, ежедневно, ежечасно ощущать поддержку русского народа, чтобы Ваши планы, как главы государства, совпадали с чаяниями простого россиянина. И тогда у Вас все получится!
   Он с признательностью пожал ей руку, придерживая другой за ее хрупкий локоток. Насте вдруг показалось, что этим самым он хочет сделать последнюю попытку удержать ее. Если бы он в этот момент еще раз попросил ее остаться, она, наверняка, согласилась бы и дальше работать в Доме Правительства. Но этого - (кто знает, на ее счастье ли, а может, на несчастье?) - не случилось.


   Вернувшись к себе, Настя стала собираться домой. Она уложила личные вещи в свою сумку и прощальным взором оглядела свой маленький кабинет, с которым теперь ее будут связывать одни лишь воспоминания.
   Внезапно без стука распахнулась дверь и в комнату вбежала Таня из отдела
сбора и обработки информации.
   - Настасья Борисовна, скажите, пожалуйста, это правда? - в ее голосе улавливались недоверие и тревога одновременно.
   - Что именно? - спокойно спросила Карельских.
   - У нас все только и говорят, что Вы увольняетесь.
   - Да, правда. И Владимир Владимирович уже подписал мое заявление.
   - Как... по-одписал? - заикаясь, переспросила Таня. - Почему?
   - Так надо, Танечка. Честно говоря, эта работа не для меня. И я больше не хочу за нее держаться.
   - Куда же Вы теперь пойдете? - уставилась на нее своими большими серыми глазами она.
   - Домой, - улыбнулась Настя.
   - Нет, я вообще спрашиваю.
   - Это я так пошутила. У меня ведь прекрасная профессия: учить детей. А педагоги нынче повсюду нужны. Так что за меня не волнуйтесь.
   - Но ведь у учителей такая мизерная зарплата?! А тут...   
   - Разве дело только в зарплате? - перебила ее Карельских. - Да, Вы правы, сегодня учителям платят незаслуженно мало. Но ведь они все равно учат наших детей. Так что я ничем не буду выделяться среди них.
   Таня молчала, переступая с ноги на ногу. Она выглядела очень расстроенной.
   - Настасья Борисовна, а можно я Вам как-нибудь позвоню, а? - со слабой надеждой сохранить связь с женщиной, которой она восхищалась все месяцы совместной работы, попросила она.
   - Я сама как-нибудь позвоню Вам, - пообещала Настя, надевая куртку, и махнула ей на прощанье рукой.

   Дома Карельских застала только Вилли и Ольгу.
   - Ой, Настасья Борисовна, - воскликнула няня. - Вы сегодня так рано!
   - А где мама? - вместо ответа спросила Настя.
   - Катерина Васильевна забрала Женю и АнКу на прогулку.
   - Мамочка, - радостно закричал Вилли, выбегая из детской. - Ты сегодня больше никуда не уйдешь?
   - Нет, - заверила его Настя. - Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра...
   - Ты взяла отпуск, да? - сын ликовал от счастья.
   - Не совсем, Вилли, - она колебалась, как ему сообщить новость. - Я позже тебе все объясню, а пока мне надо поговорить с Ольгой, хорошо?
   - Окей, мамочка! - и тут же убежал к себе делать дальше уроки.
   - Оля, - начала Карельских, - я ушла с работы, так что тебе придется искать
другое место.
   - Как ушли?! - переспросила она, огорошенная таким сообщением.
   - Собственно, ты можешь, конечно, доработать этот месяц. В любом случае мы тебе за него заплатим, так как я не предупредила заблаговременно. Прости, но я сама не знала, когда это произойдет.
  - За меня не беспокойтесь. Я всей Вашей семье, Настасья Борисовна, за все очень благодарна. А вот Вы, наверно, сильно расстроились...
   - Да нет, я была к этому давно готова и, все взвесив, решила, что уйду с этой работы именно сейчас. Извини, я устала. Пойду, прилягу.
   - Может Вам что-нибудь приготовить?
   - Нет, спасибо, пока ничего не нужно.
   В спальне Настя переоделась в домашний халат и легла на кровать поверх покрывала. В комнате сгущались сумерки, которые помогали ей еще раз восстановить в памяти последний разговор с Владимиром Владимировичем. Вспомнив, как он предложил ей и дальше работать с ним, у него сдавило сердце. Теперь о чем-нибудь сожалеть было уже слишком поздно. Да и характер у Насти был не такой, чтобы корить себя за сделанное. Но червь сомнения, поступила ли она до конца правильно, продолжал ее точить, и от этих мыслей становилось нестерпимо больно на душе...
   Настя услышала, как зазвонил телефон, но даже не пошевелилась.
   - Слушаю, - сняла трубку Оля.
   - Кто говорит? Ольга? - спросил звонкий голос с легким акцентом.
   - Да.
   - Добрый день. Это Анна Харрисон. Попросите, пожалуйста, к телефону Катерину Васильевну.
   - Здравствуйте. А ее нет.
   - Жаль... Тогда я перезвоню попозже.
   - Постойте, - испугалась няня, что та сейчас повесит трубку. - Вы можете поговорить с ее дочерью. Она дома.
   - Настя дома? - удивленно спросила Анна.    
   - Настасья Борисовна? - осторожно постучала в дверь спальни Оля.
   - Входи, я не сплю, - отозвалась Настя.
   - Вам звонят из Канады, - держа в руках телефонную трубку, вошла та.
   - Спасибо, - и, привстав, приложила трубку к уху - Алло?
   - Настенька! Вот не ожидала застать тебя, - чуть растерянно начала она разговор. - Почему ты дома? Ты здорова?
   - Да, - устало произнесла Настя.
   - Как у тебя дела?
   - Сегодня я ушла с работы...
   - Не может быть!
   - Только не спрашивай, пожалуйста, почему. Я уже устала всем объяснять причину.
   - А мне и без вопросов все понятно, - спокойно ответила Анна.
   - Аня, - спохватилась Настя, - а почему ты звонишь в такой час?
   - Я хотела сначала поговорить с Катей, прежде чем ты узнаешь нашу новость.
   Насте было невдомек, с каких это пор у Анны с мамой появились от нее секреты.
   - Интересно, что я должна узнать?
   - Я хотела сообщить Кате, что в начале мая я с Алексом лечу в Москву.
   - Правда?! - радостно воскликнула Настя. - Отлично. Мы все подготовим к вашему приезду.
   - Спасибо, но ничего не надо готовить. Мы не будем вас стеснять и остановимся в гостинице.
   - Чтоб я ничего подобного от тебя не слышала! Никаких гостиниц! Во-первых, у нас достаточно места, а, во-вторых, ты что же не хочешь провести с нами все время?
   - Ну, разумеется, хочу, - улыбнулась на том конце Анна. - Ладно, уговорила. Отменяю заказ в гостинице.
   Весть о приезде в Россию Анны, которая не была на родине тридцать пять лет, лишь на несколько минут приподняло настроение у Насти. Свернувшись калачиком, она потеплее закуталась в халат и прикрыла глаза.
   Вилли на цыпочках прокрался в спальню и в нерешительности замер у кровати матери.
   - Мам? - тихо позвал он и дотронулся до ее плеча.
   - Что? - равнодушно, как показалось сыну, ответила Настя.
   - Ты заболела?
   - Нет.
   - Тогда почему ты лежишь в темноте?
   - Зажги свет, пожалуйста, - попросила она, - и присядь.
   От яркого света, она на секунду зажмурила глаза.
   - Я знаю, что ты ушла с работы, - признался Вилли, присаживаясь на кровать рядом с матерью.
   - Откуда? Тебе сказала Ольга?
   - Нет, я все слышал. Мам, а почему ты ушла? - его огромные голубые глаза смотрели на Настю совсем по-взрослому.
   - Видишь ли, раньше я работала у одного человека. Теперь он ушел. На его место придет другой, с которым я не хочу работать.
   - Почему? - не понял сын.
   - Как тебе объяснить?.. Ну, это примерно то же самое, как если бы вдруг мы уехали из этой квартиры, а сюда пришли бы жить другие люди. Ты бы согласился остаться с ними?
   - Нет, - и он крепко обнял мать.
   - Вот и я не согласилась...



29.
    Карельских подъехала к аэропорту "Шереметьево-2" за полчаса до посадки самолета из Монреаля, которым прилетали Анна с Алексом. Она купила в киоске утренние газеты и не спеша пролистала их, стоя поодаль от остальных встречающих. Настя так увлеклась просмотром статей о предстоящей инаугурации Президента Путина, что не сразу заметила первых пассажиров, потянувшихся к выходу, с багажом.
   - Настя! - донеслось до нее и, быстро сложив газету, она стала глазами искать в толпе Харрисонов.
   Анна, одетая в элегантный брючной костюм кофейного цвета и с дамской сумочкой того же цвета через плечо, чуть ли не бегом кинулась к ней. Позади нее Алекс, в джинсах и в легком свитере, катил на колесиках два огромных чемодана. Она обхватила своими теплыми ладонями лицо Насти и стала внимательно изучать его.
   - Ты стала совсем другой, - наконец произнесла Анна.
   - Какой? - смущенно спросила Настя.
   - Прошло всего полгода, а ты так изменилась!
   "Вся страна меняется," - хотела ответить Карельских, но дала себе слово не говорить о политике хотя бы один день.
   Алекс, поправив очки на носу, с улыбкой наблюдал за их долгожданной встречей.
   - С приездом! - Настя поцеловала Анну в обе щеки. Потом, обнявшись с Алексом, поприветствовала его по-английски: - Добро пожаловать в Москву!
   - Спасибо. Но почему по-английски? - все так же улыбаясь, сказал он. - Я обещал маме, что в Москве буду говорить только по-русски.
   - Молодец! Ну что, поехали домой? - всполошилась она. - Там уже все готово к вашему приезду.
   Пока Алекс укладывал чемоданы в багажник "Форда", Карельских похвалила себя за то, что догадалась взять на сегодня машину Андрея - в ее маленькую "Мазду" с трудом поместился бы лишь один из двух, привезенных Харрисонами.   
   - Настенька, - отведя ее чуть в сторону, шепотом начала Анна, - мы, наверно, прилетели не очень-то в удобное для тебя время.
   - Что ты такое говоришь?! - возмутилась Настя. - Ты же знаешь, как мы все вас ожидали.
   - Да, но сегодня инаугурация... - возразила та и попыталась объясниться. - Тебе, наверняка, хотелось ее посмотреть.
   - Аня, - Карельских обняла за плечи, и ее локоны коснулись шеи Анны, - запомни: для меня важнее всего твой приезд. А инаугурацию еще успею посмотреть в записи вечером. Да и Андрей, когда вернется, расскажет подробности.
   Они ехали по Ленинградскому шоссе и Алекс, сидя на заднем сидении, неустанно вертел головой в разные стороны. Он ежеминутно восторгался увиденным, пока его мать пыталась вслух вспомнить названия улиц и станций метро, которые когда-то  знала наизусть. Если ей это удавалось, она радовалась, как дитя. Но большинство названий были переименованы после распада СССР, и оттого на ее лице чаще появлялось разочарование.
   - Господи! Как изменилась столица! Я с трудом узнаю эти места, - сокрушенно качая головой, то и дело восклицала Анна.
   - А я, - признался Алекс, - никогда не мог себе представить, что Москва может выглядеть так современно.
   - Неужто и ты, как некоторые на Западе, думал, что у нас гуляют медведи?! - перестраиваясь в левый ряд, чтобы повернуть к дому, рассмеялась Карельских. Но Анна мягко положила свою руку на руль и попросила:
   - Пожалуйста, отвези нас сначала к Университету.
   Настя хотела было возразить, но, взглянув на возбужденных попутчиков, согласилась лишь с одной оговоркой, что надо позвонить домой и предупредить маму.
   Выехав на Краснопресненскую набережную, перед взором Харрисонов во всем своем величии предстал Дом Правительства.
   - Вот он, оказывается, какой! - воскликнул Алекс.
   - Когда я уезжала, его и вовсе не было, - задумчиво сказала Анна. - Настя, а можно здесь где-нибудь остановиться?
   - Попробую, - ответила Карельских, сбавляя скорость.
   Алекс первым вышел из машины с фотоаппаратом в руках.
   - Настя, покажи окно своего кабинета, - поспросил он и принялся считать, сколько этажей в здании.
   - К сожалению, не могу.
   - А, понимаю, нельзя.
   - Да нет же, просто оно выходит во двор.
   Тут он вопросительно посмотрел на нее.
   - Снимать не запрещено, - догадалась Карельских по его взгляду.
   Когда Алекс, взбежав по ступенькам, начал делать снимки, Анна тихо сказала:
   - Что же будет потом, Настенька?
   - Ты о чем? - не поняла Настя, прищурив глаза.
   - Не притворяйся, пожалуйста. Я о вашем президенте.
   - Аня, давай хоть сегодня обойдемся без политики, - взмолилась она. - Как будто нам больше не о чем поговорить...
   - Нет-нет, выслушай меня. Я не слепая и вижу, как изменилась ты, как изменились лица москвичей, - оборачиваясь по сторонам, ответила Анна. - Но нельзя жить только настоящим. Я знаю твой характер - не загадывать на будущее. Но надо подумать и о завтрашнем дне, о детях. Я хотела спросить, задумывались ли вы с Андреем, что будет после Путина, когда срок его президентства окончится?
   - Анечка... - только и смогла прошептать Настя удивленно. В горле перехватило дыхание от переполнивших ее чувств к женщине, которая все эти долгие для них обеих месяцы разлуки не разделяла решения Карельских вернуться в Россию. Она заглянула в огромные серые глаза родной матери, все такие же ясные и лучистые, как в молодости, и увидела в них не упрек или непонимание, а тревогу.   
   - Ты пойми, - продолжала медленно Харрисон. - Судьба России слишком уж часто зависела от "личности" с большой буквы, и можно привести с десяток примеров из истории. Путин, конечно же, Личность и ему, по-видимому, многое удастся. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Но чтобы после него все его усилия не сошли на нет, нужна партия. Задумывались ли вы над этим? Нужна организация с конкретной программой, которую продолжил бы тот, кто придет после него. Я что-то не слышала, что у вас собираются создавать нечто подобное. Да и как-то странно, что в цивилизованной стране правит беспартийный президент. Ты не находишь?
    - Нет. Напротив, это служит неким балансом в обществе, что нынешний президент не принадлежит ни одной из  партий. Так скорее народ объединится с властью, - ответила Настя, взвешивая каждое свое слово. - Впрочем, у нас уже есть так называемая "партия власти".
   - Вот именно, что "так называемая", - быстро отреагировала Анна. - Ты уже вступила в нее?
   - Нет.
   - Почему?
   Настя была застигнута врасплох этим вопросом. Она задумалась, но так и не нашлась, что ответить.
   - Хочешь, я отвечу за тебя? Ты не уверена, что все они - единомышленники президента, не так ли? - подсказала Анна. - И потом, тебе известно, какая у них программа?
   Карельских отрицательно покачала головой.
   - Скажи, Аня, и как давно ты увлеклась политикой? - вконец озадаченная спросила она.
   - Тебя это удивляет? Нас с Питером всегда занимали вопросы политики. Только раньше они касались прежде всего Канады и Америки, но теперь я полагаю, что имею право высказываться и относительно России, когда тут живет моя дочь.
   - И твоя мать, - добавила Настя, отчего по лицу Анны мгновенно пробежала тень.
   Тут вернулся Алекс. Его глаза светились от восторга:
   - Мама, я сделал несколько замечательных снимков. Настя, здесь столько смеющихся людей! А еще говорят, что у вас в стране проблемы.
   - Мы просто умело их скрываем от гостей столицы, - улыбнулась Карельских и, заметив нетерпенье Анны, спросила: - Теперь к Воробьевым горам?
   Настя свернула к Московскому университету со стороны Ленинского проспекта. Краем глаза она наблюдала за Анной, которая по мере приближения к главному корпусу МГУ все больше начинала волноваться, то и дело нервно сжимая кулаки и пряча их между коленями.
   Когда все трое покинули салон машины, Алекс вновь принялся делать фотоснимки. Однако, как успела заметить Настя, его больше привлекали спешащие мимо него стройные студентки, чем архитектура здания. Анна же тем временем медленно, словно завороженная, побрела к Alma Mater и вскоре затерялась в толпе прохожих...


    Долгожданный звонок, наконец, известил об окончании занятий. То ли от наступившей весны, то ли от предпраздничного дня, но его трели послышались звонче и веселее обычного, и студенты МГУ поспешно покидали аудитории. Аня Меньшова, надевая пальто в гардеробе, почувствовала легкое головокружение и присела на стоящую в углу лавочку. В последние дни подобное с ней случалось довольно часто, поэтому она не испугалась, а, напротив, постаралась сделать вид, что у нее развязался шнурок на ботинке, чтобы кто-то ненароком не заметил ее недомогания. Из здания Университета она вышла одна из последних. Каково же было ее изумление, когда в нескольких метрах от входа, она увидела поджидающего ее Марека Томашевского.
   - Слава Богу, ты здесь... - вместо приветствия облегченно вздохнул он, пригладив развевающиеся на ветру рыжие кудри.
   - Здравствуй, - тихо ответила Аня, стараясь не смотреть ему в глаза.
   - Аня, - взяв ее нежно за руку, начал Марек, - нам надо поговорить.
   - Может, не сейчас? Я очень тороплюсь...
   - Что случилось, Аня? Я звоню, но ты не подходишь к телефону, я приходил несколько раз к тебе домой, но ни разу не застал тебя. И вот сегодня наконец-то нахожу тебя здесь, а ты заявляешь, что нет времени. Аня, ответь честно, почему ты стала меня избегать?! Я... я теряюсь в догадках.
   Ане хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этих слов, но вместо этого она продолжала стоять, не двигаясь. Ей было нестерпимо больно оттого, что она вынуждена отталкивать от себя любимого человека, чье дитя носит под сердцем и о существовании которого он даже не догадывается. Она много раз задавала себе вопрос, почему до сих пор не решилась сказать Мареку всей правды, но не находила объяснений. Не могла же Аня в самом деле рассказать о том разговоре дома, когда отец выгнал ее из дома за то, что она собирается выйти замуж, пусть и за любимого человека, но иностранца, и о том, что без согласия родителей их брак не зарегистрируют, поскольку ей еще нет восемнадцати лет. Поэтому она решила некоторое время не видеться с Мареком, в глубине души надеясь, что отцовский гнев скоро пройдет.
   - Почему ты молчишь? - слова Марека заставили вернуться в реальность.
   - Марек, прошу тебя, не надо сейчас, - взмолилась Аня.
   - Аня, я возвращаюсь в домой, в Польшу. - Новость прозвучала, как гром средь ясного неба.
   - Как в Польшу?! - закричала Меньшова настолько громко, что проходившая мимо них женщина, вздрогнув, удивленно обернулась.
   - Я получил письмо, в котором отец пишет, что маму положили на операцию. Я должен ехать, Аня.
   - Марек, а как же учеба?
   - Продолжу в Варшавской Консерватории.
   - Значит, я тебя больше не увижу... - и слезы градом покатились из ее огромных серых глаз. Она ухватилась за пуговицу его пальто, как за спасительную соломинку судорожно хватается утопающий.
   - Почему ты так говоришь, любимая? Мама поправится, я окончу Консерваторию и летом приеду к тебе. И тогда же мы сыграем свадьбу. Ты не передумаешь к тому времени, правда, сероглазка?..
   "Господи, ты не представляешь, как это будет поздно!" - промелькнуло у нее в мозгу. Она чуть было не выпалила, что в августе ей предстоят роды, но что-то, давшее ей неимоверным усилием,  в последнее мгновение удержало ее. Аня подняла на него мокрое от слез лицо и посмотрела в его превращающиеся при ярком солнце темно-зеленые глаза в изумрудные, которые с первой минуты встречи покорили ее сердце. И ту же минуту у нее начали подкашиваться ноги, а к горлу подступила тошнота.
   - Аня, тебе нехорошо? - успев подхватить ее под локоть, испуганно спросил Марек.
   - Не волнуйся, сейчас пройдет, - прошептала она.
   - Я провожу тебя, - и не дожидаясь ее ответа, остановил по счастью проезжающее мимо них такси.
   Тот вечер они в последний раз провели вместе на квартире, которую Меньшовы сняли для поступившей в Университет дочери, но откуда уже через месяц Аня должна была съехать и поселиться в студенческом общежитии, поскольку материальной помощи от родителей ей больше не приходилось ждать.
   Она не пошла провожать Марека на вокзал, чтобы проводы, по его же словам, не были долгими и слезными. Он обещал писать часто, но первое же его письмо (оно же и последнее) принесло скорбное известие. Марек сообщал, что его мать скончалась прямо на операционном столе - не выдержало подорванное войной сердце, а отец, убитый горем, нуждается в заботе, поэтому о завершении Консерватории пока не может быть и речи. Возможно, учебу он продолжит в будущем году и тогда же приедет в Москву за любимой "сероглазкой".
   Аня несколько раз перечитала письмо, написанное крупным угловатым почерком на двух блокнотных листах в клеточку, аккуратно сложила его обратно в конверт и засунула между учебниками, лежащими на ее письменном столе. Затем она встала и начала шагать из угла в угол, ломая пальцы и обдумывая, что делать дальше. Разумеется, признаваться в теперь, что она ждет ребенка, было слишком поздно. Она не была уверена, что поступит правильно, написав о своей беременности убитому горем любимому человеку.
   За окном давно стемнело, и комната погрузилась во мрак, но Ане не приходило в голову включить свет. Она по-прежнему отмеряла шагами расстояние от письменного стола до окна. Впервые после ее последнего разговора с родителями она вынуждена была признаться, что в одном ее отец был прав - ей одной придется отвечать за свои поступки. Никто, за исключением родных, не знал о ее беременности. Ни в Университете, ни даже квартирная хозяйка ни о чем не догадывались, так умело, благодаря ее спортивной фигуре, пока еще удавалось скрывать чуть появившийся животик.
   Сожалела ли она, что не призналась Мареку во всем? Сейчас этот вопрос больше не интересовал ее. Полученное письмо служило лишь доказательством того, что всесильна не любовь, а роковые обстоятельства. Аня не намеревалась отказываться от любимого человека и была готова ждать его всю жизнь. Но она также должна была подумать о судьбе своего дитяти, которое появится на свет уже через четыре месяца, и что ожидает его в стране, где незаконно рожденные дети, как правило, испытывают всю жизнь унижение и стыдятся своего свидетельства о рождении, где в графе "отец" стоит прочерк. Однако в случае Ани Меньшовой положение будущего ребенка усугублялось еще и тем, что его настоящий отец - гражданин другой страны. А за такое ее по головке в Университете не погладят. И тут одним выговором на комсомольском собрании не отделаешься. Деканат, скорее всего, будет настаивать на ее исключении из МГУ, что означало бы для Ани конец всего, в первую очередь крах всех мечтаний. Она могла лишиться имени "студентка Московского государственного университета", о котором грезила много лет и которым очень гордилась, и, как следствие, можно будет ставить крест на карьере переводчика. Даже если Марек приедет через год и они поженятся (согласия ее родителей к тому времени уже не понадобится), то о продолжении учебы в любимом Университете следует забыть.
   Аня зажгла настольную лампу и придвинула к себе школьную тетрадку. Она долго грызла ручку зубами, прежде чем медленно вывела на чистом листе первые буквы будущего письма. Однако адресовано оно было не любимому человеку, с нетерпеньем ожидающего ее ответа, а тете Тане, маминой сестре, которая вместе со своим мужем, военным моряком, жила в Риге:
   
   "Дорогая тетя Таня!
   У меня неприятности. Я все объясню, когда приеду в Ригу. Позволь мне пожить у вас некоторое время, так как мои родители отказывают мне в помощи.
    Крепко целую.
    Твоя Аня"

    Аня не сомневалась, что тетя Таня с готовностью согласиться ей помочь. Та, никогда не имеющая собственных детей, всегда относилась к племяннице, как к родной дочери.
    А через неделю почтальон принес телеграмму, и этот мир Ане показался не таким уж жестоким и коварным. В тот же день она отправилась в деканат МГУ с заявлением, в котором просила разрешить ей сдать весеннюю сессию раньше срока по семейным обстоятельствам. Что за обстоятельства вынуждали ее обратиться с подобной просьбой, декана не очень-то и интересовали. Аня Меньшова считалась одной из лучших студенток курса, а таким, как правило, шли навстречу. Сдав досрочно все экзамены на "отлично", Аня в начале мая уже ехала поездом в Ригу...


    - Ну, где же мама? - с легким беспокойством в голосе произнес Алекс.
    - Придет... Ей, наверняка, приятно походить по Alma Mater, - успокоила его Настя и, завидев вдали знакомую фигуру, добавила. - А вот и Аня.
    - Простите меня, - извинилась Анна дрожащим голосом, - что заставила вас столько ждать. Алекс, мы обязательно еще раз приедем сюда с тобой, и я покажу тебе мой Университет.
    - Ты в порядке? - обняв мать за плечи, спросил Алекс.
    - Просто многое вспомнилось... Думала, встречу хоть кого-то из своих преподавателей, но, увы, прошло слишком много лет...
    - Не стоит расстраивайся, Аня, - как можно мягче сказала Настя. - Главное, что ты приехала, верно?
    - Да. Настя, я хочу, чтобы ты знала... Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделала, - сев в машину, призналась Анна.
    - Пустяки, - ответила она и включила зажигание.
   

    Звонок в дверь застал Катерину Васильевну, несмотря на ожидание гостей, врасплох. Снимая на ходу передник и направляясь в прихожую, она почувствовала, как сильно бьется сердце.
    - С приездом, Аня! - и тут же на пороге она впервые в жизни нежно обняла и поцеловала в щеку Анну, от чего та оторопела.
   Анна много раз представляла себе встречу с женщиной, которая заменила ее, родную мать, Насте. Несмотря на открывшуюся тайну, Карельских по-прежнему называла Катерину Васильевну мамой, а ее, как и прежде, Аней, что наносило ей душевную боль. Все эти годы в Канаде обе женщины продолжали соперничать за Настю и ревновали друг друга. И хотя Настя не раз пыталась их примирить, в Виннипеге этого добиться так и не удалось. Тем более отрадно ей было сейчас видеть столь теплое отношение Катерины Васильевны к Анне.
    Неизвестно, как долго Карельских радовалась бы этой сцене, не прерви ее радостными криками Вилли и Женя:
    - Аня! Аня приехала!! - и вдвоем бросились сначала ей на шею, а после к Алексу, который едва успел к тому времени втащить тяжелые чемоданы в просторную прихожую, от чего в ней сразу стало тесно.
    - Господи, Ан-Ка, как же ты подросла! - воскликнула Анна, увидев стоящую в дверях родную внучку, и протянула к ней руки. - Ну, здравствуй, красавица моя!
    Однако та лишь сильнее прижалась к своей няне Ольге.
    - Ан-Ка, ты что же, не узнаешь Анну? - спросила Настя дочку.
    В ответ та продолжала исподлобья глядеть на вошедших и хранила молчание.
    - Она совсем меня не помнит, - сокрушенно вздохнула Анна и стала с любопытством озираться по сторонам, пройдя вместе с Катериной Васильевной в гостиную, праздничное убранство которой красноречиво говорило за хозяев дома, насколько те тщательно подготовились к встрече с Харрисонами.



30.
    Наутро Анна проснулась с первыми лучами солнца, несмотря на усталость от переживших накануне эмоций и поздний час, когда она, наконец, сумела заснуть. У противоположной стены сладко посапывал Алекс. Анна тихонько встала и подошла к окну, из которого, если взглянуть вниз, открывался вид на детскую площадку.
   Она оглянулась по сторонам комнаты Катерины Васильевны, которую приготовили для Харрисонов, в поисках чего-нибудь, чем бы она могла заняться, пока все спали. На кресле лежали вчерашние газеты, но Анна не рискнула их взять, чтобы не шуршать страницами.
   Вдруг она заметила лежащий на комоде альбом и, аккуратно его сняв, стала рассматривать его содержимое. В основном в нем были детские фотографии Насти. И тут ей пришла в голову мысль, от которой стало не по себе. Оказалось, что Анна  никогда не видела, какой была ее родная дочь в детстве, а Карельских за столько лет знакомства ни разу не показывали своего фотоархива. И сейчас, сидя на кровати в одной пижаме, она медленно листала потрепанные от времени страницы альбома и сравнивала, как с возрастом менялась Настя. Вот она, смущенная, стоит у новогодней елки в костюме Красной Шапочки и читает стишок, а рядом уже в форме первоклассницы с огромным бантом на макушке, улыбаясь, весело размахивает портфелем. Со следующей страницы серьезно глядела повзрослевшая девушка с длинной рыжей косой и комсомольским значком на груди...
   Тем временем на кухне шепотом заспорили Катерина Васильевна с Настей:
    - ...Пусть еще поспят. Мы все легли далеко за полночь, они же к тому проделали такой перелет.
    - Мама, надо ехать. Наталья Николаевна ждет...
   Неделю назад Настя позвонила Наталье Николаевне Меньшовой и сообщила радостную весть, что ее дочь, Анна Харрисон, нашлась, и сама напросилась к ней в гости, чтобы все обстоятельно рассказать. А сегодня, так они решили накануне с Анной и Алексом, втроем должны ехать в Калугу. Поэтому Насте не терпелось, чтобы Харрисоны поскорее проснулись.
    - Доброе утро, - неожиданно за ее спиной раздался голос Анны.
   - Доброе утро, Аня! Как спалось? Мы не разбудили тебя? - наперебой заговорили Настя и Катерина и Васильевна.
   - О, нет, что вы! Я давно проснулась.
   А после завтрака Алексу пришлось заняться уже привычной для него в этой поездке ролью носильщика и выкатить один из двух огромных чемодана. Другой, в котором были подарки от Харрисонов Карельским, был опустошен еще с вечера за считанные минуты. Больше остальных, конечно же, подаркам обрадовались дети. Жене с Вилли достались игрушечные роботы с дистанционным управлением, а Ан-Ка так и заснула с полюбившейся ей сразу говорящей плющевой собакой. Анне очень хотелось увидеть Настю в новом бирюзовом костюме, который был выписан ею из ванкуверского магазина французской моды, но та предпочла ехать в брюках и куртке.
    Настя везла Харрисонов по уже знакомому Калужскому шоссе, но в отличие от той, первой поездки, на этот раз оно было довольно оживленным - москвичи торопились провести майские праздничные дни за городом, на природе или же на своих дачных участках. Когда вдали показались калужские новостройки, Карельских краем глаза заметила, что Анна сильно нервничает и почти не поддерживает их беседу с Алексом о схожести и отличиях природы в России и Канаде.
   Безошибочно свернув на Театральную улицу, она остановилась у знакомого дома.
   - Настя, я боюсь, - тихо призналась Анна, сжимая кулаки и сжавшись в сидение. - Может тебе пойти одной?
   Впервые в жизни Настя услышала такие слова от женщины, которая всегда являлась для нее примером решительности, а порой и излишней бравады.
   - Нет, - возразила Настя. - Мы поднимемся все вместе, как и договаривались.
   - Мама, не волнуйся, - сказал Алекс, открывая дверку машины. - Все будет хорошо.
   Прежде чем войти в подъезд родного дома Анна мечтательно окинула взором и детскую песочницу, и качели, и деревянную лавочку возле березы, на которой сидели две старушки и внимательно разглядывали незнакомцев, прервав оживленную беседу.
    "Все по-прежнему, будто и не было этих сорока лет..." - отметила Харрисон.    
    Поднявшись на второй этаж, Настя на минуту  засомневалась, а правильно ли она поступает, что привезла Анну с сыном, не предупредив Наталью Николаевну. Но с другой стороны, думала она, пожилой человек меньше будет волноваться в ожидании встречи со старшей дочерью, о которой ничего не было известно без малого четыре десятка лет.
   На звонок хозяйка квартиры откликнулась сразу, словно стояла под дверью:
   - Иду, иду... - радостно улыбаясь, предстала она в своем лучшем наряде перед гостями. 
   - Здравствуйте, Наталья Николаевна! - скрывая волнение, произнесла Настя. – Что же Вы не спрашиваете, кто там?
   - А я вас еще из окна увидела, - просто объяснила она, приглашая гостей в дом и то и дело бросая любопытный взгляд на стройную женщину с молодым человеком.
   - Наталья Николаевна, я прошу у Вас прощения, что приехала к Вам не одна, не предупредив...
   - Господи! - перебила Наталья Николаевна, жестом приглашая в гостиную. - Я так вам рада! Ну, проходите же в комнату, а то пироги остынут.
    - Мама... - не в силах больше сдержать себя, заплакала Харрисон.
   - Аня?! Анечка... - прошептала мать и потеряла сознание. К счастью, Настя и Алекс успели подхватить бесчувственную старушку и положили ее на диван.
   - Мамочка, родная, что с тобой?! – рыдая, наклонилась над ней Анна, пока Настя наливала на кухне в стакан воду. - Я прошу тебя, не надо... Ну, прости меня, пожалуйста, ...за все.
   - Я все-таки дождалась тебя... - еле слышно вымолвила Наталья Николаевна, приходя в себя.
   - Слава Богу, - вздохнул Алекс, придерживая ее голову.
   - Выпейте, воды, пожалуйста, - попросила Настя, поднесся к ее губам холодную воду.
   - Спасибо, - сделав маленький глоток, с благодарностью посмотрела на Настю глазами полными слез. - Спасибо тебе за все. - Потом приподнялась и протянула руку к Анне. - А ты, оказывается, уже совсем седая...
   И обе женщины пуще прежнего зарыдали.
   Настя дотронулась до Алекса:
   - Не будем им мешать, - и увела его в другую комнату.
   - Настя, боюсь, что еще одного открытия она не переживет... - озабоченно сказал Алекс.
   - Типун тебе на язык, - сердито прервала его Карельских.
   - Я не понял, что это значит.
   - Так говорят, чтобы не было беды, - пояснила она уже мягче.
   В соседней комнате, крепко обнявшись, мать и дочь, наконец, перестали плакать и наперебой заговорили о том, о чем все эти годы желали сказать друг другу:
   - Мамочка, ты прости меня, пожалуйста, - с десяток раз повторяла Анна.
   - Простила уж... Давно простила, девочка моя... Расскажи мне, как ты жила все эти годы.
   - По-разному, но, в общем, хорошо. Ты сама-то как живешь, мама? Здоровье не беспокоит?
   - Ничего, по-стариковски живу. Спасибо Наденьке с мужем, помогают.
   - Надя... Сестренка моя младшая... Как она?
   - Хорошо. Муж Олег - славный парень. Дочь у них, Леночка, студентка уже... Твой-то канадец хоть хорошим оказался?
   - Да, очень.
   - Значит, Бог услышал мои молитвы... Не обидел тебя на чужбине... Детей у вас сколько?
   - Два сына. Старший сейчас на соревнованиях, а младший приехал со мной, - и громко позвала: - Алекс, Настя идите же к нам. Вот, мама, мой Алекс.
   - Здравствуй, внучек... - снова разрыдалась Наталья Николаевна, обнимая и целуя присевшего перед ней на корточки Алекса.
   - Не надо так волноваться, бабушка.
   - Какой он у тебя, Анечка, славный! - вытирая слезы насквозь промокшим носовым платком, прошептала она.
   Настя опустилась на стоявший в углу стул, и у нее тоже навернулись слезы на глаза.
   Неожиданно раздался звонок. Все удивленно посмотрели друг на друга.
   - Это Надя с мужем. Я их предупредила, что приезжает Настя с известиями о тебе.
   - Сиди, мама, я сама открою, можно? - вызвалась Анна и быстро вскочила с дивана.
   Из прихожей донесся настороженный женский голос:
   - Вы, Настя?
   - Нет, Надя, я - Аня, твоя сестра...
   - Не может быть!! - и тут в комнату ворвалась полная женщина, про которую ни за что нельзя было бы догадаться, что она младшая сестра Анны, настолько непохожими они стали с годами. Редкие волосы, собранные в тугой пучок на затылке, глубокие морщины на лбу и второй подбородок, несмотря на аккуратно подведенные глаза и накрашенные губы, явно прибавляли Надежде годы по сравнению со стройной фигурой и ухоженным лицом старшей сестры. Единственное, что наводило на мысль об их родстве - глаза, такие же серые и огромные, как у их матери. 
   - Что здесь происходит? - строго, по-хозяйски спросила она, глядя то на мать, то на гостей.
    - Наденька, Аня приехала, - вставая с дивана, радостно объявила Наталья Николаевна.
    Реакцию младшей дочери, последующей за этими словами, никто из присутствующих в квартире Меньшовых не ожидал.
    - А, явилась?! Ты зачем приехала? Мать добивать, да?! - завопила Надежда и накинулась кулаками на сестру, но ей преградил дорогу вошедший в комнату высокий лысый мужчина с загорелым лицом.
    - Надя, прекрати немедленно! - повелительно пробасил он, крепко схватив ее за запястья рук.
    - Пусти, Олег, - чуть стушевавшись и разжимая кулаки, попросила его жена.
    Анна виновато опустила голову и не проронила ни звука. А Наталья Николаевна, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, примирительно сказала:
   - Давайте пить чай, а то пироги совсем остынут.
   Пока все рассаживались за огромным старинным круглым столом, покрытым белоснежной скатертью, Настя с тревогой посмотрела на Анну, но та внешне выглядела вполне спокойной. Мать усадила дочерей рядом с собой и все продолжала держать руку Анны, словно боялась, что, выпустив ее из своей хрупкой ладони, дочь исчезнет так же, как однажды ушла насовсем из родительского дома. Напротив них села Карельских.
    - Господи, как я счастлива! - проговорила Наталья Николаевна, когда всем налила по чашке душистого чая с мятой. - И все благодаря тебе, Настенька. Ты вернула мне дочь, а заодно и радость к жизни. Вот только одно, Анечка, меня мучает, что стало с ребенком...
    - Я тебе, Аня, скажу прямо, - перебивая ее, заявила младшая дочь, - как мать скажу, что никогда не смогу понять твоего поступка.
    - Характером ты, погляжу, пошла в отца, - впервые произнесла Анна, по-прежнему стараясь не показывать своего волнения.
    - Что ты знаешь об отце-то?! А как мать жила все эти годы?! Ты... ты просто поступила, как самая настоящая эгоистка и трусиха, бросив дитя. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что мы сразу догадались, что ребенок остался жив. А сама замуж сбежала за границу - и привет! Хороша дочка, ничего не скажешь... - снова завелась Надежда.
    - Надя, перестань, - одернула ее Наталья Николаевна. - Надо уметь прощать ошибки молодости.
    - Мама права, Надюша, - тихо заговорила Анна. - Судьба сурово наказала меня в свое время, но она же и вознаградила меня. Спустя много лет я встретила свою дочь в Канаде и теперь знаю о ней все.
    - Как?! И она тоже живет в Канаде? - всплеснула руками мать, а Надежда с Олегом удивленно переглянулись.
    - Да, то есть уже нет. Сначала она работала в Штатах, потом переехала с семьей к нам в Виннипег, а несколько месяцев назад они вернулись в Россию.
    - Такая же лягушка-путешественница, как ты сама, - язвительно прокомментировала Надежда, покачав головой.
    - Она замечательный человек и я очень горжусь ею.
    - Да, но как же ты ее нашла? - поинтересовалась Наталья Николаевна.
    - Ой, мамочка, я столько молилась за нее, что, как говорится, сам Бог привел ее ко мне.
    - Ошибки быть не может? - подозрительно-настороженно спросила Надежда.
    - Исключено. Ее приемная мать ничего не отрицала при нашей первой же
встрече.
    - И кто она? - не удержался от вопроса Олег, которого вся эта история всерьез захватила.
    - Ладно, что уж скрывать теперь, - вздохнула Анна и показала глазами на Настю. - Мамочка, я знаю, что ты очень благодарна Насте, но ты еще не знаешь, что Настенька и есть моя дочь.
   Олег закашлял, поперхнувшись глотком чая, затем в комнате наступила полная тишина. Надежда стала внимательно разглядывать Настю. Один Алекс сидел и, как дитя, радостно улыбаясь, с аппетитом ел пироги.
    - Я знала... Я чувствовала, - задумчиво закивала седой головой Наталья Николаевна. - Еще в тот твой приезд что-то подсказывало мне. Настенька, ты так мне сразу напомнила мою Анюту...
    Настя встала из-за стола и, подойдя к ней, нежно обняла за плечи. Она очень боялась, чтобы та не заволновалась вновь от еще одной новости, пусть и радостной. Для пожилого человека, чья дочь столько лет находилась в безвестности, без сомнения, сегодняшние события были слишком уж сильным потрясением.
     - Наталья Николаевна, все теперь будет хорошо, правда? - прижавшись щекой к ее щеке, спросила Карельских. - Аня с Алексом теперь с Вами. Ну, а мы еще успеем наговориться. - Ей не хотелось больше мешать общению Меньшовых и она решила их покинуть, но так, чтобы никого не обидеть столь скорым отъездом. - Мне же, к сожалению, надо возвращаться в Москву. Но обещаю Вам, что скоро приеду еще раз и не одна, а со своей семьей.
    Через минуту, прикрыв за собой входную дверь, она впервые с того дня, как узнала правду об Анне и себе, почувствовала легкость на душе. Все разрешилось для всех, как нельзя лучше. Такое бывает, наверно, только в сказках с хорошим концом.
    "Ну что ж, иногда вся наша жизнь должна походить на сказочный сюжет, иначе жизнь потеряла бы весь свой смысл..." - подумала она, возвращаясь домой.      


                Э П И Л О Г

  Прошел ровно год.
  Майским днем Настя не спеша направлялась по аллее к школе в легком бирюзовом костюме, привезенном ей в подарок Анной. Сегодня она давала последний урок в своем 11-м "Б", а назавтра для всех выпускников российских школ должен будет прозвенеть последний звонок. До начала занятий оставалось около получаса, что очень ее радовало. Она намеренно не поехала на своей машине, а захотела пройтись пешком, вдыхая утреннюю прохладу воздуха, чтобы перед расставанием с учениками еще раз пережить в памяти отдельные события школьной жизни...


    - Ну что ж, Настасья Борисовна, - сказал Алексей Иванович Борзов, директор  средней школы, обычной московской, ничем не знаменитой школы, в которую Карельских пришла устраиваться по объявлению, - поздравляю Вас с поступлением к нам на работу. От души желаю Вам успехов!   
   - Большое спасибо, - ответила Настя и, вставая из-за стола, попросила: - Алексей Иванович, у меня только будет к Вам одна большая просьба.
   - Какая?
   - Пожалуйста, никому из коллег в школе не говорите, что я работала в Доме
Правительства.
   - Почему? - не понял он и поднял выразительные карие глаза на Настю. Директору школы, судя по внешности, было не более сорока лет, и Карельских полагала, что они, как ровесники, будут неплохо понимать друг друга.
    - Понимаете, - начала она, - я бы не хотела всем объяснять причины своего добровольного ухода с прежней работы. Поверьте, я действительно ушла сама. Это нелегко, наверно, представить, чтобы в наше время вот так, по своей воле, люди уходили с подобных должностей, правда?
    - Признаться, я тоже был несколько удивлен, ознакомившись с Вашей биографией.
    - Вот видите. А я не хочу кому-то что-то доказывать, объяснять...
    - Скажу больше, - сказал Алексей Иванович, растягивая тонкие губы в улыбке, - я справлялся насчет Вас и получил самые положительные рекомендации, так что у меня по этому поводу не возникнут вопросы. Что же касается педагогического коллектива нашей школы, даю Вам слово, что никто не будет знать о Вашем прежнем месте работе, а секретаря я предупрежу. 
    В учительской к Карельских первой подошла полная пожилая женщина с редкими крашенными в каштановый цвет волосами и представилась завучем. Майя Петровна Дьякова, так ее звали, сразу по-деловому объявила Насте, что ей достался трудный 11 "Б".
    - Это не класс, а радуга какая-то, как кто-то из учителей верно заметил, - сказала она.
    - Почему "радуга"? - удивилась Настя.
    - Ребята так очень разные и по успеваемости, и по характеру. Есть паиньки, а
есть и сорвиголовы. А "радуга" потому что фамилии учеников: Краснов, Голубкина, Зеленый, ну и так далее. Из-за этого класса мы лишились двух педагогов английского языка. Вы - третья за последний год.
    Насте очень хотелось возразить Майе Петровне, что вряд ли единственной причиной ухода с работы являлся ее 11 "Б", в котором с завтрашнего дня  ей предстояло не только вести уроки английского, но и стать их классным руководителем...


    Карельских все также не торопясь шла по тенистой аллее. Завидев скамейку под ивой, она решила ненадолго присесть, так как от предстоящих в этот день волнений мелкая дрожь во всему телу все не проходила. Издали ее в бирюзовом костюме и рыжими волосами можно было сравнить с восходом солнца на море, внешне совершенно спокойным, но с постоянно бурлящей жизнью в пучине его лазурной глади. 
    - Здрасьте, Настасья Борисовна! Доброе утро, Настасья Борисовна! - весело
приветствовали ее торопливо направляющиеся к школе ученики.
    - Здравствуйте, ребята! - отвечала Карельских, а перед глазами всплывала
картина ее первого урока.
   

    - Доброе утро. Садитесь. С сегодняшнего дня уроки английского языка у вас будет вести Настасья Борисовна. Как говорится, прошу любить и жаловать, - объявила Майя Петровна ученикам, войдя в класс вместе с Карельских и шепотом добавила Насте: - Ни пуха Вам, ни пера!
    Оставшись наедине с классом и продолжая стоять у доски, Настя первым делом окинула долгим взглядом каждого из двадцати трех учеников. Старшеклассники не выдержали первыми, и вскоре послышалась возня, а белобрысый юноша с последней парты громко прокомментировал новоявленную учительницу:
   - Симпатичная, но похоже, что не со студенческой скамьи... Скажите, пожалуйста, откуда вы к нам попали?
   Раздался смех, а следом загалдела добрая половина 11 "Б".
   - Прежде всего, - заговорила Настя по-английски, - я бы хотела познакомиться с вами, а также хочу предупредить, что во время урока все разговоры мы будем вести только на английском языке.
   - Что она сказала? - с вызовом спросил все тот же белобрысый паренек, продолжая при этом невинно смотреть на Настю ясными серыми глазами.
   - Она сказала, что мы теперь все будем говорить только по-английски, - перевела ему, не оборачиваясь, сидящая перед ним хрупкая симпатичная девушка с длинными распущенными волосами.
   - Что же касается вопросов личного плана или любых других тем, то я готова уделить в конце каждого урока, скажем, пять минут, но при условии, если мы будем укладываться с заданием досрочно, - пообещала Карельских.
    - За пять минут мы ничего о Вас не узнаем, - возразили ей низким мужском голосом на хорошем английском.
    Настя повернулась лицом к окну, откуда прозвучала фраза и встретилась глазами с усатым учеником, которого вне пределах школы вполне можно было бы принять за взрослого человека.
    - Хорошо, - согласилась она, - сегодня я вам сделаю исключение. Предлагаю после уроков сходить в кафе-мороженое, что на соседней улице. Там и познакомимся поближе. Я вас всех приглашаю.
    - Настасья Борисовна, Вы не шутите?! Вот здорово! Клево! А Вы не разоритесь? - снова загудел класс.
    - Один раз я могу это себе позволить, - с улыбкой ответила Настя, почувствовав, что первый барьер на пути сближения с трудным 11 "Б" ею преодолен успешно. - Только у меня сразу будет одна просьба к вам. Ребята, пожалуйста, не засоряйте родной язык всякими "клевыми" выражениями, договорились?
    Когда после уроков весь класс гурьбой вошел в небольшое кафе с детским названием "Снежинка", на них с неудовольствием посмотрела скучающая в отсутствии посетителей молодая официантка.
    - Что желаете? - спросила она, едва Настя с учениками разместились за небольшими столиками в центре зала.   
    - Добрый день, - подчеркнуто вежливо поздоровалась Карельских и попросила: - Принесите нам, пожалуйста, по порции мороженного.
    - Платить будет каждый за себя или как? - с металлическими нотками в голосе спросила та Настю, при этом успев окинуть подростков прищуренным взглядом.
    - Счет принесете мне, - последовал спокойный ответ Карельских.
    Получив заказ, официантка, не спеша, удалилась.
    - Ну и культура обслуживания, - недовольно сказала она. - В Канаде в любом
кафе сначала принято здороваться.
   - Настасья Борисовна, Вы бывали в Канаде? Вы там жили? А почему вернулись? - посыпались с разных сторон вопросы, одновременно придвигая свои стулья поближе к учительнице. - Расскажите, пожалуйста.
    И Настя принялась отвечать на их всевозможные вопросы. Она всегда придерживалась принципа, что не учитель должен подстраиваться под интересы своих учеников, а необходимо привлечь их внимание к себе, как к личности. Старшеклассники  то слушали ее, затаив дыхание, то перебивали, не удержавшись от остроумных комментариев. Со стороны их беседа скорее походила на птичий галдеж, отчего время от времени на них косились сидящие у стойки бара официантки. Когда все мороженое было давно съедено, Настя заявила:
    - А теперь вы мне ответьте на несколько вопросов.
    - Ну, вот и начался допрос ... - недовольно протянул белобрысый старшеклассник по имени Саша Белов.
    - Почему "допрос"? - пожала она плечами. - Я честно отвечала на ваши вопросы и, думаю, имею право рассчитывать на взаимность.
    - А что Вы хотели бы узнать? - настороженно спросила сидящая рядом с ней девушка с косой, которую звали Света Голубкина.
    - Я слышала, что из-за вас школу покинули два педагога английского языка. Это правда?
    - Да они сами ушли! Мы тут ни при чем! - раздались возмущенные возгласы. - Первая быстренько нашла себе работу в какой-то фирме и даже не попрощалась с нами, а другая пошла работать в частный лицей, где, естественно, платят больше.
    - Настасья Борисовна, а Вы тоже сбежите при первой возможности? - спросил Белов, после тягостной паузы, повисшей в кафе.
    - Нет, ребята, и не надейтесь, - твердо заверила их Карельских. - И я очень хочу, чтобы к выпускным экзаменам вы не имели пробелов знаний по моему предмету. Со своей стороны обещаю помочь всем, кто хочет знать английский на "пять".
    - За год?! - воскликнул Саша, у которого весь прошлый учебный год были сплошные "неуды" по ее предмету и его просто пожалели оставлять на второй год.
   - Не веришь? - с вызовом спросила его Настя. - Если не будешь валять дурака, то уже через полгода свободно сможешь читать и переводить любой текст из учебника...


    Урок английского в 11 "Б" по расписанию был пятым. Первой реакцией учеников, когда Настя вошла в класс, были ахи и восторженные комплименты:
    - Ах, Настасья Борисовна, какая Вы сегодня нарядная! Как Вам идет этот костюм!
    - Спасибо, - чуть зардевшись, ответила Карельских. - Но мне было бы более приятно услышать ваши комплименты на английском.
    - You-u are so-o beautiful... - пропел Саша Белов и весь класс захлопал в ладоши.
    - Настасья Борисовна, как Вы считаете, Президент посетит наш класс? - спросила Света Голубкина, когда выпускники несколько угомонился.
     Более всего Настя боялась услышать именно этот вопрос, опасаясь, как бы не
сорвался урок.
     - Давайте не думать об этом, - как можно спокойнее сказала она классу. - Не будем терять драгоценного времени, а лучше в последний раз уделим внимание наиболее трудным экзаменационным вопросам. Краснов Дмитрий, прошу к доске.
     Пока Дима делал разбор сложноподчиненного предложения, Настю, как и все ее учеников, занимала та же мысль: посетит ли Путин именно ее класс или нет.


    Две недели назад Андрей, вернувшись домой, с порога загадочно заговорил:
    - Отгадай, Настя, от кого тебе привет.
    - Я не знаю, мало ли кого ты встречал... - недоуменно посмотрела она на мужа. - Ну, не тяни, говори.
    - От Владимира Владимировича, - снимая куртку, ответил Карельских. - Спрашивал, в какой школе ты преподаешь и довольна ли работой.
    От такой новости у Насти даже кольнуло под сердцем. "Что бы это значило?" - задавала она себе вопрос, подавая мужу ужин. Однако, зная, что Путин никогда ни о чем просто так не спрашивает, Настя пришла к выводу:  Президент намерен в скором будущем посетить именно ту школу, в которой она работает...


    - А вот здесь, Владимир Владимирович, занимаются наши выпускники, -
указала рукой на дверь завуч Майя Петровна, сопровождая высоких гостей по гулкому коридору на правах хозяйки и гида в отсутствие директора школы, которому недавно была сделана операция аппендицита.  - В прошлом году к нам пришла Карельских Настасья Борисовна, которая, надо отметить, не только знающий специалист, но и активно ведет общественную работу, - и она бесшумно потянула на себя классную дверь...
    - Неверно, Дима. Это обстоятельство цели, а не причины, - поправила отвечающего Карельских и обратилась к классу. - Кто сможет объяснить, почему?
    Она не сразу заметила, стоя спиной к дверям, как в классе появились сначала Майя Петровна, а следом за ней Владимир Владимирович в сопровождении Сергея Ивановича и министра просвещения.
    - Ура-а! -  кто-то выкрикнул с задних рядов и весь 11 "Б" начал громко аплодировать, повскакав со своих мест.
    Настя резко повернула голову и встретилась глазами с Путиным.
    - Добрый день, - тихо сказал он и протянул ей руку.
    - Здравствуйте, Владимир Владимирович, - с трудом выговорила Карельских от переполняющих ее эмоций.
    Ликованию выпускников, от которого задрожали оконные стекла, казалось, не будет конца. Президент жестом руки предложил всем сесть. Когда наступила полная тишина, он первым делом пожелал учащимся успехов на экзаменах, выразил надежду, что все они станут достойными гражданами своей страны, и заверил, что Правительство, в свою очередь, приложит все силы для улучшения условий жизни молодых россиян.
    Настя стояла у окна и внимательно разглядывала до боли знакомое лицо Владимира Владимировича. "Господи, Путин, как же ты изменился за этот год!.." Она мысленно отметила и еще более поседевшие виски, и не замечаемые ею прежде в таком количестве глубокие морщины на лбу, и темные круги под глазами.
    А тем временем глава государства затронул вопросы предстоящей общеобразовательной реформы России и поинтересовался у Карельских, как она в целом относится к преобразованиям.
   - Я против реформы в том виде, в каком ее предлагают провести, - уверенно ответила Настя, чем вызвала полное недоумение на лице завуча.
    В это время зазвенел звонок на перемену.
    - Хорошо, - спокойно ответил Президент. - Учеников, полагаю, мы больше не
будем задерживать, а с Вами, Настасья Борисовна, мы останемся побеседовать на эту тему.
    - Мы Настасью Борисовну не дадим в обиду, - громко, на весь класс, объявил Белов, посчитавший своим долгом защитить любимую учительницу, благодаря которой он за год из потенциального троечника превратился в отличника и гордость школы.
    - Саша, - ахнула Карельских, - ты как смеешь так разговаривать?!
    - Как фамилия? - спокойно спросил Владимир Владимирович парня.
    - Белов Александр, - вставая из-за парты, ответил тот.
    Путин посмотрел на него по-доброму и задумчиво заговорил:
    - Был такой литературный герой, одной из любимых книг молодых людей моего поколения. Ты его полный теска...
    - Знаю, - кивнул он и перевел взор на Карельских. - Нам Настасья Борисовна рассказывала, а потом книгу "Щит и меч" многие в классе прочитали.
    Путин был приятно удивлен.          
    - Это хорошо, что ты так защищаешь свою учительницу. Но должен тебе сказать, что никто Настасью Борисовну здесь не собирается обижать. Скажи, пожалуйста, Саша, кем ты хочешь стать?
    - Буду поступать в университет на юридический, - серьезно ответил Белов.
    - Желаю тебе и твоим товарищам удачи. Успехов вам, ребята! 
    Когда за последним учеником закрылась дверь, Путин присел за учительский стол, а Настя - за первую парту напротив него. Остальные присутствующие, кроме Сергея Ивановича, оставшегося стоять у входа, тоже расположились за соседними партами.
    - Итак, Настасья Борисовна, Вы имеете возражения по поводу реформы, - начал Владимир Владимирович. - Можете привести аргументы?
    К предстоящим преобразованиям, ежедневно обсуждавшимся в учительской, у Насти давно сложилось свое четкое отношение. Ее раздражало рвение некоторых сторонников реформы, которые были готовы слепо перенимать западный опыт без учета собственных национальных особенностей и условий российской экономики. Она не раз пыталась вступить с ними в дискуссию, доказать имеющиеся и на Западе проблемы в образовательной сфере, полагая, что оппоненты прислушаются к ее американскому опыту, но в ответ встречала с их стороны лишь снисходительные улыбки. И сейчас она благодарила случай за представленную ей возможность высказать первому лицу государства свой взгляд на реформу.
    - Разумеется, Владимир Владимирович, - спокойно ответила Карельских, глядя прямо в глаза Путина. - У меня есть основания считать, что некоторые пункты реформы недостаточно продуманы. Прежде всего, переход на двенадцатилетнее образование. Пока экспертами не будет точно подсчитано, во что государству обойдется дополнительный год обучения школьников, насколько он экономически выгоден и обоснован, я назвала бы это, простите, прожектерством со стороны ее авторов. Введение же единого выпускного экзамена не станет панацеей от имеющейся в стране коррупции в образовательной сфере до тех пор, пока педагоги всех российских школ не будут уравнены в условиях труда. Это касается не только заработной платы, хотя я и убеждена, что каждый из моих коллег должен ощутить престижность нашей профессии. Необходимо, Владимир Владимирович, чтобы российский учитель почувствовал себя независимым при оценке знаний учащихся, и непременным условием для этого является правовой механизм, способный защитить как учителя, так и учащихся. Если мы в стране всего этого не будем иметь, то введение единого экзамена вряд ли принесет ожидаемые плоды.
    Путин внимательно выслушал Настины аргументы, ни разу не перебив ее.
    - Что ж, Настасья Борисовна, спасибо, - сказал он, вставая. - Должен сказать Вам, что Правительством еще не утвержден окончательный вариант реформы и мы продолжаем внимательно изучать поступающие к нам предложения.
    Гости направились к дверям, а Настя осталась стоять на месте. Майю Петровну о чем-то оживленно расспрашивал министр, и они первыми покинули класс. Возле самого выхода Владимир Владимирович вдруг остановился в задумчивости и, оборачиваясь, сказал:
    - Будем считать, что сегодня я воспользовался твоим приглашением побывать у тебя в гостях.
    В ответ Карельских лишь улыбнулась, сраженная его способностью помнить детали их первых встреч.      
    - Тебе по-прежнему нечего мне сказать?
    Вопрос прогремел для Насти, как гром среди ясного неба. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, хотя она и догадалась сразу, что это было напоминанием их последнего разговора.
    - Есть, и очень многое... - наконец прошептала она.
    - Тогда жду тебя у себя.
    Настя понимала, что это означает вернуться к нему на работу:
    - Я... мне надо подумать.
    - У тебя было достаточно времени, - Владимир Владимирович покачал в ответ головой. - Даю тебе не больше недели.
    И, не прощаясь, вышел следом за Сергеем Ивановичем.
    Уже во дворе, направляясь к своей машине, Путин бросил взгляд на окна третьего этажа и заметил в одном из них женский силуэт в бирюзовом костюме. Через минуту автомобиль свернул за угол, а Настя Карельских еще долго задумчиво стояла у окна, всматриваясь в дорогу, по которой скрылся кортеж Президента.

                декабрь 1999 – январь 2016