Живите со светом в душе

  С войны Николай Шишкин возвращался в мае 1946 года. Дома его никто не ждал. Мать, видимо, не смогла пережить горя, получив в декабре  сорок третьего года похоронку на старшего сына, через полгода – на мужа, и последним ударом в марте сорок пятого  стало известие о гибели младшенького, Николая. А его в это время выхаживал в лесной сторожке дед Архип, подобравший бойца недалеко от болота без признаков жизни и сознания. Все травы, имеющиеся  в запасе у лекаря, были использованы для спасения раненого, но тот лишь мычал и бредил в ответ на старания деда. Вот тогда-то и полетела чёрная весть в родительский дом, чтобы совершить страшное дело.  Архип же, понимая, что одному ему не справиться, не спасти бойца, отправился до ближайшего госпиталя за подмогой. Хирург только руками развёл при виде такой безнадёги. Вначале хотел ампутировать обе ноги, но после сильных колебаний одну всё-таки оставил. И началась нелёгкая и долгая борьба за спасение Николая. Медленно, капля за каплей, день за днём, месяц за месяцем  возвращалась к нему жизнь.

  И вот он, нашарив в потайном месте ключ, с костылём и замотанной култышкой стоит на пороге родного дома, который встречает его пустотой и щемяще тоскливой тишиной. Перекрестившись на образа, он бросил  котомку на пол, сел за стол и почувствовал, как по щекам предательски сползают слёзы. И тут вдруг в ограде раздался истошный детский крик: « Мамка, мамка, кто-то в дом залез!» Николай выглянул в окно. Двор пересекал мальчишка лет двенадцати с  обломком жерди в руках. Он решительно двигался по направлению к дому. А в открытую калитку входила, видимо,  его мать, неся на коромысле две корзины с  выполосканным на речке бельём. Ничего не понимая, боец поспешил выйти на крыльцо. Парнишка, сильнее сжав жердь в руках, сурово нахмурившись, спросил: «Ты кто?» Николай назвал своё имя, заметив краем глаза, как мать грозного защитника, услышав его , охнула, коромысло полетело на землю, а сама она осела на корзину с бельём, пытаясь что-то сказать, но только судорожно хватала открытым ртом воздух. Наконец, женщина выдавила:
- Николай, это ты? Живой?!
- Я, я, живой! – просипел взволнованно солдат, узнавая  жену старшего брата, Настю. – А это Петька что ли так вымахал? – удивлённо уставился он на приближавшегося к ним мальчишку, который, хоть и ослабил хватку, но всё ещё не выпускал из рук жерди. А Николай, чем больше всматривался в парня, тем сильнее ощущал на себе взгляд своего брата Василия. « Те же два тёмных омута, и хмурится чертяка, как брат. А ямочка на подбородке точно Васькина!» – мысленно ахнул он.
- Ну, иди, племяш, обниматься будем, - промолвил солдат вслух.
- Дядя Коля! – обмяк Петька и, зашмыгав носом, неуклюже ткнулся ему в плечо.
А у Николая всё сжалось внутри, захлестнуло жаркой волной от этих скупых, неумелых объятий.

  Оправившись от неожиданной для всех встречи, зашли  в дом. Настя, хлопоча с обедом, то ли оправдываясь, то ли извиняясь, поведала, как они в одночасье после ночного пожара оказались без дома. Вот так и привела их нужда  в пустующий к тому времени родительский дом  мужа. А Николай чувствовал, как вся его исстрадавшаяся, скукожившаяся от горечи душа оживает от Настиного щебета, наполняется нежной истомой и счастьем от того, что не одинок, что вот они, родные ему люди, рядом. И рады ему.

  За обедом он скупо поделился своей историей спасения. Тут же порешили, что Настя с сыном остаются здесь жить, пока сами не захотят уйти в другое место. Правда, Настя, виновато опустив глаза, тяжело вздохнула в ответ на его предложение. На что Николай, поняв это по-своему, решительно заявил: « Ничего, не горюйте, вот подкопим силёнок и ещё такие хоромы вам отгрохаем, лучше прежнего».  Служивый всегда относился к невестке, как к старшей сестре. Пообедав, вышел Николай на крыльцо покурить. Окинув хозяйским взглядом подворье, понял, что работы тут его ждёт немало: забор в ограде покосился и кое-где держался на подпорках, крыша в стайке прохудилась да и в бане тоже, ворота в пригон не закрывались, частокол в огороде пора бы поменять, и в доме печка поддымливала, когда Настя готовила обед… Но сперва надо сходить на могилку матери, попросить и за себя, и за чью-то роковую оплошность прощения…

  И стало ему вдруг от всех навалившихся разом на него проблем впервые за последние годы так славно и спокойно, спокойно. Загасив окурок, он нетерпеливо погладил соскучившимися по настоящему мирному труду руками перила у крыльца, которые, дрогнув, жалобно скрипнули. Николай понимающе улыбнулся в ответ:  «Потерпите, мои хорошие, и до вас руки дойдут», - твёрдо пообещал служивый им.

  Тут он увидел, что кто-то уверенно открывает калитку и идёт по тропинке к дому.
- Колька?!- удивлённо воскликнул незнакомец. – Жив? А мы по тебе все поминальные обеды давно уже отвели.
И тут Николай, узнавая в подходившем мужчине друга старшего брата, неуверенно произнёс:
- Андрюха что ли?
- Андрюха, Андрюха, - подтвердил догадку тот и, поздоровавшись, похлопал  его весело по плечу. Закурили. Николай с неохотой в двух словах поведал о своём чудесном воскрешении. Вспомнили и брата, Василия. Тут Андрей сразу встрепенулся, потёр радостно руками: « Так это, надо бы за встречу-то выпить да и Ваську помянуть.» Зашли в дом. Настя при виде гостя зарделась, выронила из рук нож, которым шинковала капусту.

- Эх, Настюха, старенький нож –то у тебя стал и реакция у него запоздалая. Гость порог уже переступил, а он только после этого решил упасть,- рассмеялся Андрей.
 А Настя суетливо бросилась искать в шкафу бутылку с самогоном. Мужики выпили, поговорили ещё немного, и вдруг гость по-хозяйски заявил:
- Ну, что, Настёна, давайте переселяться ко мне. Здесь вам больше делать нечего.
Посмотрев на Николая, объяснил:
- Да полгода уж друг к другу бегаем из дома в дом.
Настя беспрекословно собралась, и они, смущённо попрощавшись, ушли.

  Николай через неделю узнал, что на их перекате пустует место бакенщика, как раз то, где до войны работал его отец. Старенькому же мужичку, что трудился  на соседнем участке, приходилось выполнять непосильную по его годам двойную работу. Служивый отправился в райцентр. Долго и упорно он уговаривал старшину, чтобы его приняли бакенщиком, доказывая, что обязанности ему давно известны, ещё с детства у отца вместе с братом  на подхвате были. На что ему резонно заметили:
- А как ты на перевальные столбы с одной ногой будешь карабкаться?
- Так у меня помощник есть, такой хваткий парень растёт, работящий.
  Еле-еле уговорил.  И всё-таки перевесило то, что ставить на их участок было некого.
А уж как Петька был рад оказанному ему доверию. Тем более, что  нравилось пацану кататься на лодке. А ведь теперь в его обязанности входило работать вёслами. И вообще всё представлялось интересным и увлекательным.

  Николай терпеливо делился  своими познаниями с помощником, как когда-то это делал отец: «Груз к вехам и бакенам надо привязывать крепко, надёжно, чтобы их не унесло течением. Река – дама своенравная, капризная и коварная.  Посмотришь на неё, вроде, ничего не изменилось со вчерашнего дня, а нет. В глубинах своих она уже могла  и русло за сутки поменять. Помню, как отец нам с твоим папкой легенду одну рассказывал. В давние, давние времена русалки дружили с людьми и отвечали за порядок в подводном царстве. Разметали своими хвостами песок по сторонам, расчищая фарватер для  судов. А перекатчики промеряли глубину раз в неделю, а потом с помощью специальных сигнальных знаков, которые вывешивали на береговые столбы, показывали результаты замеров. Но однажды случилось то, что не должно было случиться. Один молодой да удалой бакенщик влюбился в русалку, пленила она его своей неземной красотой. Ох, любовь была сильной! Но русалка не могла долго находиться на берегу, а добрый молодец наш – в воде. А тут зима нагрянула с морозами. Лёд на речке встал. И через какое-то время приглянулась парню земная девушка. Уж такая была тоже красавица да умница. А рукодельница какая! И полюбил он её. Встречались они, встречались да и свадебку по весне сыграли. А русалка, как узнала про это, запечалилась. Тосковала, тосковала да так сильно, что и расхворалась даже, стала чахнуть, не смогла пережить горя и умерла. Тогда подружки её взбунтовались и начали мстить людям. Суда один за другим стали садиться на мель. А перекатчикам надо было теперь промерять глубину рек каждый день и на мелкие места устанавливать бакены, приделывать к ним груз. Но бакенов не напасёшься. Поэтому приходилось вырубать вехи и тоже их закреплять. Так что наша с тобой задача – ежедневно промерять глубину на протяжении всего участка вот этим шестом, который называется намёткой, и с помощью вех и бакенов показывать, где мель, чтобы суда могли чётко видеть фарватер и уверенно идти своим курсом. На ночь будем на бакенах и сигнальных столбах зажигать фонари, а утром для экономии их гасить. А на столбах каждый день ещё придётся менять сигнальные знаки – это крестообразные шары, ромбы и квадраты, которые тоже надо будет закреплять надёжно, чтобы ветром не сорвало». Учил Николай парня между делом узнавать, где какая рыба и зачем она здесь: поднимаются ли косяки рыб вверх по течению, или опускаются вниз.

  Петька всё схватывал быстро. Помощник из него получился отменный. И вешки заготавливал, и табанить вёслами научился, мастерски удерживая лодку на одном месте, пока устанавливался бакен или вешка. А уж по столбам лазить, так это для него было верхом удовольствия. Только стал Николай вдруг замечать, что парень иногда смурной, помятый приходит. Спросит он его, в чём дело, а тот старается уйти от ответа. Но однажды, когда ремонтировали крышу на стайке, ему всё-таки удалось дожать племянника, и тот, тяжко вздохнув, поведал своему дяде, что Андрей, у которого они теперь жили, часто и много пьёт и обижает их с мамой. У Николая всё закипело внутри. Бросив топор, он отправился разбираться с обидчиком. Дверь ему открыл сам хозяин, уже изрядно выпивший.

- Что надо?- зло буркнул он, не пропуская Николая в дом, но тот успел увидеть Настю с синяком в пол-лица. Отпихнув Андрея в сторону, он переступил порог и решительно произнёс, обращаясь уже к невестке:
- Настя, собирайся, пошли домой!
На что хозяин, усмехнувшись и зло сплюнув, заявил:
- Был бы на двух ногах, калека, я бы тебе показал, как командовать в чужом доме.
- Да, я калека, а ты – урод, у которого всё на месте, кроме головы. Последнее дело – на женщину руку поднимать, -твёрдо прозвучало ему в ответ.
В это время, воспользовавшись их перепалкой, Настя прошмыгнула в дверной проём.
- Куда?- прорычал, рванувшись за ней, разъярённый Андрей.
- Только попробуй её  хоть раз пальцем тронуть, - заслонив дверь собой, прохрипел Николай. И, видимо, было что-то такое в его взгляде и решительной позе, что заставило пьяницу заскрежетать зубами и выплюнуть злой матерок со словами:
- Да пошли вы…

  Подходил Андрей после этого ещё несколько раз к Насте, просил простить и вернуться к нему в дом, клялся, что пить бросит и обижать их с сыном не будет , только не захотела она больше пытать своего счастья с ним. Да и он вскоре нашёл ей замену.

  И потекла тихо, мирно жизнь в доме Николая. Переделав речную работу, принимались за  домашнюю. И вот уже в стайке у них замычала корова, захрюкали свиньи, заблеяли овцы, по ограде важно разгуливали гуси, куры рылись в земле, выискивая там жучков , червячков да разные камушки и, конечно, по утрам всех будил петух. В огороде появился первый улей с пчёлами.

  Но однажды Настя прибежала домой раньше обычного.  Вся зарёванная.
- Беда, Николай, ох, какая беда! – всхлипывая и утирая слёзы платком, сдёрнутым с головы, судорожно выдохнула она. – Из Степановки сообщили (в Степановке жил единственный брат Насти с семьёй), что в коровнике крыша обвалилась и брата вместе с женой – насмерть. Что делать? Что делать? – причитала Настя с подвывом.
 - Ну как, что делать? Собираться и ехать в Степановку – вот что делать, - твёрдо сказал Николай и отправился искать подводу.
Настя, всё ещё всхлипывая, тут же засуетилась, собирая всё нужное в дорогу. Петьку решили оставить на домовстве. Наспех пообедав и выдав последние наставления парню, тронулись в путь.

  Похоронив родственников, возвращались домой в тракторной тележке, загрузившись в неё вместе с четырьмя детьми, мал мала меньше, и, закинув туда кое-какие их пожитки. Детей решили забрать к себе, даже не сговариваясь. Это получилось, как само собой разумеющееся, родственников у них, кроме Насти, не осталось. Петька обрадовался прибавлению семейства, тем более, что теперь он был старшой, как, улыбаясь, назвал его Николай, снимая детей с телеги: « Ну, что, старшой, принимай пополнение». Притихшая, оробевшая в самом начале четвёрка, вскоре обжилась на новом месте и радовала своей непосредственностью всех, включая кота Федота и дворняжку Капку.

  Забот, конечно, добавилось, но кормили хозяйство, река и лес. Старшой знакомил  свою команду с грибными местами, на зорьке вся ватага, включая младшую Таньку, которая не хотела отставать от братьев нигде, отправлялась на рыбалку. У Николая было уже две лодки, одна для работы, а вторую он сделал для семьи. Ребятня наловчилась на ней перевозить людей через речку, зарабатывая денежку на свои ребячьи нужды: в кино сходить, конфет, воздушных шариков или ещё что-нибудь купить. У  Петьки была заветная мечта - накопить на велосипед.

  В деревне по поводу Насти с Николаем первое время перешёптывались, особенно одинокие женщины. Некоторые из них пытались даже заигрывать с Николаем, зазывая его на чай или что-нибудь отремонтировать. Он никогда не отказывался помочь, но дальше дело не шло. А уж после того, как они приютили детей из Степановки, все стали относиться к ним с уважением, как к хорошей, крепкой семье. А в семье этой все трудились, не ленились. Разросшаяся пасека, обслуживать которую помогали уже старшие дети, была неплохим подспорьем для большой семьи. Мёда при хорошем медосборе хватало не только самим, но излишки можно было и продать. Зимой Николай  катал валенки и  на растущую ораву, и на заказ. Настя вечерами пряла шерсть, вязала варежки, носки. В общем, жили, не бедствовали. Некоторые даже им завидовали.

  Как-то однажды, уложив детей спать, Настя вышла на кухню, чтобы замесить тесто на завтра. Мукой снабжали Николая на работе. Хозяин  чинил табуретку. Отложив в сторону инструмент, он залюбовался тем, как умело  невестка управляется с тестом, а та, не впервой поймав на себе его шальной взгляд, стеснительно покраснела. Давно уже мечтал Николай прикоснуться к Насте, как к любимой женщине, обнять, жадно вдыхая запах её волос,  зная, что пахнут они ромашкой. Воображение услужливо рисовало ему волнующие картины их жарких ласк и поцелуев. Кровь бурлила и кипела, но мысль о том, что он этим осквернит память о погибшем брате, останавливала его каждый раз, но не сегодня. Прокашлявшись, он сдавленно произнёс:
- Настя, вся деревня давно уже нас считает мужем и женой, а что нам-то мешает ими стать?
- Ничего, - прошептала та в ответ и сама подошла к нему.

  А через девять месяцев дом огласил крик новорождённой дочки, Любашки, которую с нетерпением ждало пять нянек. Но на этом дело не закончилось. Через год с небольшим родился поскрёбыш, которого нарекли Ванькой. Вот только эта радость получилась вперемешку с горем. Роды были очень длительными и тяжёлыми и унесли жизнь матери.

  Николай тенью передвигался по дому.  Старшие дети притихли, и только Любашка с Ванькой настойчивыми криками напоминали всем, что пора их покормить или поменять пелёнки. Не проходило и дня, чтобы отец не наведался на кладбище. Только на могилке Насти он мог дать волю скупой мужской слезе. Как-то раз Николай заметил там одного старичка, тоже утиравшего глаза платочком у могильного холмика. Подойдя ближе, узнал в нём Афоню, похоронившего свою жену года три назад. Детей у них не было. Дедушка оглянулся на звук шагов подошедшего Николая, и у последнего всё перевернулось внутри: столько неизбывной тоски и горечи глянуло на него глазами одиночества. «Вот кому не с кем своё горе размыкать, а у меня-то полон дом народу, что же я совсем рассупонился?»- промелькнуло в голове у подошедшего. С кладбища возвращались вместе, ведя нехитрый разговор о том, о сём. Перед тем, как свернуть домой, Николай вдруг предложил: «А пошли-ка, дядя Афоня, к нам в гости. Там тебе скучать не дадут, это точно». Тот с радостью согласился. И с тех пор стал частенько заглядывать в этот приветливый дом. Детям добродушный старичок сразу же пришёлся по нраву. Они всегда  встречали его дружными криками: «Дедушка, наш дедушка пришёл!» А он больше их радовался этим встречам с детьми,  отдавал им всю свою нерастраченную любовь без остатка. Мастерил в подарок разные игрушки, с большой охотой помогал по хозяйству, приглядывал за малышами, когда отцу семейства нужно было куда-то по делам отлучиться. А когда Афоня серьёзно занемог, Николай без разговоров перевёз его к себе, заявив: « Места всем хватит».

  Время шло. Но Николай замечал за собой, что не может он Ваньку приласкать, обнять, как других детей с лёгкостью, с теплотой в душе. Как только он прикасался к этому ребёнку, внутри у него всё сжималось, затвердевало и холодело. И смотрел отец на малыша, как  на виновника смерти Насти, хотя разумом понимал, что кроха тут ни при чём. А  самого его разрывало раскаяние, что не надо было заводить больше детей, и жили бы сейчас все счастливо.

  Однажды ночью в полудрёме ему послышался шелестящий шёпот Насти: «Не обижай Ванятку. Он ни в чём не виноват. И себя не казни ». Николай, резко проснувшись, рванулся с кровати, но в комнате никого не было, только ветер легонько шевелил занавески и наполнял комнату запахом ромашки. Отец подошёл к кроватке сына, и вдруг, будто кто вынул у него саднящую болью занозу – в груди потеплело от нежности к этому беззащитному, такому родному комочку, для которого он теперь и папка, и мамка. Наклонившись к малышу, легонько прикоснулся губами к его носику и почувствовал, как трепетно, радостно откликнулось его сердце на этот первый робкий поцелуй сынишки, от которого шёл какой-то особый, по-детски чистый запах. « Роднулечка, кровинушка моя, прости папку своего, дурака,»- прошептал взволнованно он и прикоснулся губами к Ванькиной щёчке. Тот в ответ улыбнулся. « Ну чистый ангелочек,- мелькнуло в голове у Николая. – Как я мог тебя ненавидеть?»

  Мало-помалу дети, хозяйство и работа возвращали его в действительность. Сочувствующие советы соседей  о том, что чужих детей лучше сдать в детдом, он резко и сердито прерывал: « Для чего меня Господь да добрые люди из лап смерти вырвали? Чтобы я детей второй раз сиротами сделал? Такому не бывать!»

  Спустя годы, односельчане с восхищением не раз скажут: «Вот посмотрите на Николая Шишкина. Ведь сам на одной ноге, а семерых на ноги поставил. Таких достойных детей вырастил и стал для них любимым ПАПОЙ».

  А когда собиралась большая, шумная семья со своими уже детьми и внуками, в первую очередь все шли на могилки к маме и бабушке, не забывая деда Афоню,  ехали на Степановское кладбище, помянуть родителей. Это было святое правило, которому научил их отец. Вспоминали о прожитом и пережитом, не умаляя заслуг Николая. Он же по-стариковски ворчал: «Ну, хватит, хватит из меня героя какого-то делать. Многие так жили. Простая, обычная история… Так Господь распорядился, такую миссию мне поручил. Чувствую, что я с ней справился, потому что могу вами гордиться. Живите всегда с добром в сердце и желанием  делиться им с людьми. И не допускайте, чтобы испытания жизни, какими бы они вам не казались страшными и безвыходными, смогли вас когда-нибудь сломать, ожесточить. Живите со светом в душе, не впускайте туда тьму».