Гусенице дорого совсем не то, что дорого бабочке

2. Нынешнему человеку, как гусенице, дорого совсем не то, что дорого бабочке.

Видение: Район четвертого магазина. От Космоса ко мне переходит дорогу дева. Здесь, на этой стороне, наше, там – не наше. Но может быть и наоборот, в третьем смысле.
Наоборот сейчас живет человек, поскольку говорит, что верит в Бога, как Сер.Ж., а живет не по заповедям Божьим, а как Бог на душу положит, есть такое выражение. На Душу кладет не Бог, а Черт. Черт провоцирует на греховные поступки, человек на провокации покупается, а потом находит, что греховные поступки приятны ему. Сер.Ж. (выше) в стихах своих очень злится на себя, что нет поступков у него. Поступки человеку по Душе, а не слова. Поступки Черту по душе. Говорит Сер.Ж., что верит в Бога, а живет не по Богу, а по Черту. Получается, что лицемерит он, когда так говорит. Да ладно бы только говорил, он еще других учит жить. Сам не живет, как надо, а других учит – это ли не чертов перевертыш? А когда Бог входит в его Душу или, другими словами, внутри образуется сдерживающий его поступки стержень, который он называет робостью или совестью, то злится на него.
Так всё чертово, в результате, становится нашим, а Божье – не нашим. А чтобы не думалось плохо о себе, чертово переименовывается в божье. Бог с ним, говорят люди, в значении, черт с ним. И думать не думают, что Бога оскорбляют этим. 
Прикинуться Богом Черту легко. Выше Сер.Ж. через Набокова говорит о девяти музах, в которых, в последней, вдруг человек видит Черта. Всё искусство божественно, вся красота божественна, все удовольствия тем божественнее, чем слаще они, вся жизнь божественна, особенно когда она удаётся.  А в действительности не божественно всё, а чертственно. Однако слова такого «чертственно» вообще нет в обиходе. Пришлось мне придумать его, чтобы назвать вещи своими именами. И тут же возникает вопрос, как называть то, что восхищает, таким словом (чер-т-ствое), которое говорит о черствости, то есть о противоположности?!
Черствым становится черный хлеб, когда полежит немного. Белый хлеб вкуснее черного. На Западе черный хлеб вообще не пекут. Однако именно черные сухари утоляют голод лучше всего, если человек голодный. Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж: семь ч. Без черных чернил не начертить схему бытия на белом листе ватмана. Везде на всех семи планах бытия Чёрт присутствует.
Чёрным ржаной хлеб называют только у нас в России. В Казахстане, например, черный хлеб называют серым. И он у них, действительно, не такой черный, как у нас. Сакральный смысл в этом такой, что казахи в своем развитии ближе к язычеству, в котором Черт участвует  в меру. На Западе черный хлеб вообще не пекут.  На Востоке рис считается такой же основой, какой у нас считается хлеб. В черноту погружается, в основном, только Русь. Из чего следует, о чем я неоднократно говорил выше, что перед Россией стоит  особо ответственная задача, которая заключается в пробуждении человечества. Человечество сейчас – как огромная гусеница, которая отъелась и вот-вот должна родить бабочку. Преобразование гусеницы в куколку, а потом куколки в бабочку – это сложный болезненный процесс.
Евреи были избранной нацией в плане взращивания гусеницы. Евреи свое дело сделали. Сейчас черед русских отъевшуюся гусеницу преобразовать в бабочку. Гусеница, куколка и бабочка это всего лишь образ того, что гораздо сложнее.
Что требуется во-первых, показали людям апостолы две тысячи лет назад, когда вслед за Иисусом добровольно-принудительно  пожертвовали своим телом. Они пожертвовали телом натурально, однако, повторю, натуральная жертва это образ, который умный человек должен расшифровать. Пренебречь надо всем, что ценится в этом мире гусеницами: оставьте мертвым хоронить мертвых, говорил Иисус своим ученикам. Семейные обязанности и сама семья, и еда, и любовь, и все остальное, что для гусеницы имеет смысл, не нужны куколке, из которой должна родиться бабочка.
Об этом, что нельзя служить двум господам и надо выбирать «Коль выход лишь один: жизнь или смерть», в своем стихотворении говорит Сергей в 1991 году (ниже).

Порою языки напрасно чешем.
И всё-таки скажу стихом прямым:
«Немыслимо немножко быть воскресшим,
Воспрянувшим, ожившим и былым.

Найдём ли золотую середину,
Коль выход лишь один: жизнь или смерть?
Нельзя воскресшим быть наполовину,
Хотя и можно даже молча петь.

За далью лет не видится изъяна
В святой, пасхальной, масляной Руси.
Всё ж быть слегка воскресшими нельзя нам.
К кому же возопим - приди, спаси!

Беда нас постигает за бедою.
Но Родине, мы знаем, не впервой
 То кровью быть омытой, то водою
Сначала мёртвой, а потом живой.

Сергей Жуков. 1991
Сергей Владимирович Жуков   18.11.2017 18:56

«Нельзя воскресшим быть наполовину», то есть одной своей частью оставаться в гусенице, а другой рождаться в бабочке. «Беда нас постигает за бедою» у Сергея, из чего следует мой вывод, требуя от человека выбора. Беды настигают, в основном, больше Россию: революция 1917 Россию перевернула так гражданской войной, что угнаться за этим переворотом просто было некому, революция 1991 касалась только СССР. «Родине, мы знаем, не впервой то кровью быть омытой, то водою…» у Сергея. Кровью омывается Россия, потому что у неё миссия такая – проснуться первой, чтобы воскреснуть в Духе Божьем.
В Православном Духе Россия, действительно, проснулась довольно скоро. Но Православный Дух не совсем то, что требуется: вера в Бога это лишь первый этап пробуждения. Надо омыться водою мертвой, говорится в стихе правильно, или, другими словами, очиститься надо ото всей грязи (спиртом очищают обычно рану), в том числе и от грязи религиозной. Православие не так загрязнилось, как западное Католичество, но грехов на нем тоже хватает. Не случайно Ленин «опиумом для народа» назвал религию. Со времен Петра Православие как встало на службу власти, так и оставалось на ней до  самой революции. Очиститься надо ото всей грязи, чтобы потом живой водой знания омыться