Церковь Златой Софии 19

XIX

Когда однажды по дороге в райцентр, но у перекрёстка в монастырь, ни с того и ни сего вдруг сильно заболело Ворону сердце, а какая-то Сила прямо-таки заставила его - словно загипнотизированного! - срочно повернуть и идти в обитель, то по пути его встретил и Благословил именно иеромонах отец П.
После такого, как считал Ворон - чудесного случая, когда после долгой Молитвы в слезах перед почитаемым Образом Богородицы, то не только сердце престало болеть и ходил потом он, удивлённого озираясь по обители, словно во сне плавая в воздухе, но и дома уже не мог избавиться от постоянных мыслей о монастыре…
И как бы не сопротивлялся, но время от времени всё же появляясь в обители с намерением даже остаться в ней, то первым делом почему-то встречал и получал Благословение от отца П. А потом, долго живя паломником или даже трудником, как-то для себя незаметно подпал под водительство этого духовника монастырского, маленького, ростом, но строго-волевого старичка, который, как оказалось, даже молился о нём, чтобы вернуть в обитель!

Однако, Ворон, якобы поддавшись влиянию духовника, на самом деле лишь играл роль послушания ему, чтобы не обидеть старичка, но внутренне прекрасно чувствуя того не только интеллектуальную недалёкость, но и даже отсутствие истиной Духовности, как таковой. И один замеченный случай, когда духовник очень резко и очень грубо отстранил от себя паломника, подошедшего поговорить с ним и за Благословением, и лишь потому, что монах с чётками в руках в тот момент был за-а-анят «деланием молитвенного правила»!

Тогда вспомнилось Ворону и как он сам, ещё сравнительно молодым, приехав как-то в Псково-Печерский монастырь, нарвался на очень богомольного старого монаха, сидевшего в киоске по продаже свечей, книг, икон и всякой ритуальной мелочи, но почему-то не к месту также с чётками погружённого… в «делание».
К своему несчастью, потревожив монаха естественным вопросом покупателя, Ворон был ошарашен, как этот, на первый взгляд тщедушный, старичок вызверился на него лишь потому, что помешал он ему «делать» не где-то, а в киоске! А чего ради тогда сидишь тут, старче? – подумал Ворон тогда и, извинившись, лишь язвенною поблагодарил:
- Спасибо, что не убили.

Тем не менее, когда Ворону в теплице пришлось работать с присланной ему на помощь паломницей, сухонькой старушкой-пенсионеркой, оказавшейся не только всё ещё практиковавшей детским врачом, но и «духовным чадом» отца П., то на его вопрос, как она воспринимает своего духовника, мудрая женщина заметила о случавшихся с ним моментах ПРОЗОРЛИВОСТИ.

Однако, Ворону приходилось встречаться с действительно ДУХОВНЫМИ не только православными монахами или Старцами, но и с «языческими» Мудрецами именно СВЕТА БЕЛОГО и СИЯЮЩЕГО, Прозорливость которых каким-то неуловимым образом всё же отличалась от неких Духовных моментов якобы отца П., которого, при всём желании, без игры не мог воспринимать настоящим духовником именно для себя.
Ибо известные Ворону действительные Старцы неизменно обладали Даром ПОСТОЯННОГО Духовного Созерцания, ибо именно этот Путь ему был близок к Душе и главным во ВНУТРЕННЕ Духовном «делании», а не являться бессознательно-бездумным ретранслятором пусть и Воли Провидения даже Небесного.

А вот отец П. был, как чувствовал и понимал Ворон, просто обрядовым магом – «службистом», ритуальным чиновником. Но так как, всё же, он был РУКОПОЛОЖЕН – Информационно-энергетически ПОСВЯЩЁН в такой же Информационно-энергетический САН священнический! – и являлся не просто иереем, но и Информационно-энергетически Благословлён был нести послушание монастырского духовника, то ЧЕРЕЗ НЕГО и устами его иногда по отношению к людям действовали и командовали те или иные НЕЗРИМЫЕ Персоны (но не Благодать Духа Святого!), которые – какие именно? - и привлекались к конкретным людям. Но сам отец П., как понял Ворон, мало что понимал из того, что иногда вещал.

К такому выводу пришёл Ворон относительно монастырского духовника ещё и потому, что между ними хотя и существовала некая ВЗАИМОЗАВИСИМОСТЬ, правда, не по своей воле каждого, но его настораживало, что отец П. не мог спокойно находиться рядом с ним, начинал ёрзать, суетиться, отходить в сторону, словно боялся приблизиться к огню, чтобы не опалиться, даже когда Благословлял его!..
Как бы то ни было, но Ворон и верил, и понимал, что ответ о их странно натянутых отношениях рано или поздно, но проявится.

* * *

Не секретом для Ворона было, что монастырь, в который его привлекло Провидение, был отнюдь не Благодатью основан. Ибо, как обычно бывало, то вокруг какого-нибудь Праведника собирались его ученики, и потом вполне естественно на том месте возникала Святая обитель с насельникам по цепи ПРЕЁМСТВЕННОСТИ именно от Праведника, Мощи которого в ней обычно и хранились.

Но, крайне тщеславный и властолюбивый Никон, как охарактеризовал Л.Н.Гумилёв патриарха того времени, которого даже единственный образ-то рисованный в соборе оказался без нимба, лишь приказом УЧРЕДИЛ этот монастырь и в нём НИКОГДА НЕ БЫЛО никаких достойных или истинно Духовных Старцев, а признанных Святых и канонизированных Праведников тем более. Из трёх сотен монахов царского времени даже о схимниках он не слышал.
И не было в монастыре ни одного действительно Чудом Явленного, кроме рисованных копий Образа Богородицы, которые, однако, умудрялись терять, видимо, по причине некой «святости» насельников.
А привезённые нетленные Мощи Праведника соседнего монастыря - дабы привлечь в свой монастырь больше народу! – при нагрянувшей советской власти сумели так запрятать, что по сей день никто не ведает, где именно.

Наверное, размышлял Ворон, по своему обыкновению сидя вечером в затемнённом углу собора перед «службой», как и раньше обитель, не имевшая, так в современности не имеющая её монашествующими насельниками никакой Духовной ПРЕЁМСТВЕННОСТИ от Праведника, являлась и является проходной А отсюда, не взирая на формальные обряды в храмах, и тот сугубо мирской разброд в монастыре с разношёрстными насельниками.
Но один ли патриарх Никон в том виноват?!

* * *

Пока Ворон размышлял, постепенно вечерняя «служба» в соборе монастырском притянула в храм не только ленивых на молитву трудников, с нетерпением ожидавших окончания «службы» и ужина-то, наконец, но и некоторое число новых паломников взбудоражило размеренно-ленивое течение обряда обыденного дня.

Ворон же, с прикрытыми веками глазами, перебирая чётки и фоном для Сознания повторяя про себя Иисусову Молитву, как всегда старался отключиться от суеты и всё же сосредоточенно следить за «службой», понимая истинный Смысл человеческими Мыслью, Словами и голосовыми Звуками производимой Энергии ИНФОРМАЦИИ этой христианской Белой Магии.

Однако, в какой-то момент он почувствовал, как выпал из обычной реальности и вдруг увидел совсем иным Зрением, нежели телесными глазами, как странно полупрозрачным ставший храм, так и таких же прозрачно-неестественных видом людей! Но так как с ним и раньше такое уже случалось, то Ворон не засуетился, не стал вертеть головой, но остался сидеть спокойно, продолжая перебирать чётки и наблюдая сгустившийся ЗОЛОТИСТЫЙ Свет и над собой по всей стене, и до сводов храма!.. Промелькнула лишь мысль, что случалось с ним такое всегда, когда Провидение или предупреждало его, или предостерегало…

В то же время он увидел, как отец П., уже отработавший в Алтаре вне «службы», вышел в зал и внимательно присмотрелся к пожилой паре людей – мужа с женой, тихо-скромно стоявших у входа в храм. Скорее всего они были «чадами» иеромонаха и ожидали его.

Но Ворону интереснее было то, что рядом с иереем-духовником из Алтаря вышла… и ДЕВОЧКА лет двенадцати, хотя субъекты женского пола туда никак не допускались!.. Только присмотревшись внимательнее, особенно к удивительно ЗОЛОТИСТЫМ не только длинным одеждам на ней и к её волосам, но и к такой же ЗОЛОТИСТОЙ коже лица её, он догадался, Кого созерцал!..

ЗЛАТАЯ Девочка спокойно шла рядом с отцом П., который, как прекрасно понимал Ворон, её во плоти не видел и вообще о ней даже не догадывался, куда бы тот ни направлялся в храме, и внимательно, но доброжелательно прислушивалась, о чём тот говорил кому-либо… Иногда Она сама говорила, хотя Ворон и не слышал голоса Её, но, как он понимал, звук в тот момент исходил из уст духовника монастыря!..
К сожалению, отец П., а вместе с ним и ЗЛАТАЯ Девочка, опять скрылись в Алтаре.

Продолжая созерцать иным Зрением происходившее в зале, Ворон заметил высокого и довольно светлого видом и одеждами «дедка», седого и усато-бородатого, каким-то образом поняв, что этот субъект развоплощён и тем более не видим для остальных людей в храме… К неудовольствию Ворона, «дедок» медленно подошёл к нему и некоторое время, видимо, пытался сообразить, видит ли его Ворон, а положительно удостоверившись, довольно стеснительно попросил от него Молитвы о себе …

Уже не раз случалось, что умершие люди, знакомые и незнакомые, нагрешившие и накуролесившие живя во плоти, потом доставали Ворона неприкаянными Душами, прося его Молитв или за них, или за кого-нибудь из их умерших близких. Ему это не нравилось ни слушать, ни созерцать.

…Но развоплощённый «дедок» не уходил, скромно продолжая ожидать реакции Ворона, который и не собирался с ним разговаривать… Тогда «дедок» сунул руку себе в карман и Ворон услышал его Мысль, мол, «Я заплачу»…
«И каким же образом ты это сделаешь?» - про себя подумал Ворон и, не желая больше видеть назойливых развоплощённых Душ в храме, резко встряхнул головой, избавляясь от созерцания, встал и пошёл поближе к клиросу, где – он это ЗНАЛ! - отец Б. с молодым пономарём, пока иерей читал ектений за диакона, увлечённо спорили: будет сегодня осипший Ворон подпевать Херувимскую или нет.

* * *

Была осень ещё лишь серединой октября, а снег валил, сырой и тяжёлый, каждый день!
Каждое утро приходилось трудникам прочищать дорожки для монахов ещё до ранней Братской Молитве, а потом весь день выскребать углы от снежных сугробов. Но вскоре трудникам надоело каждое утро рано вставать и, в конце концов, как-то незаметно только Ворон неизменно рано выходил не только проходы к корпусу трудников прочищать, но широким фанерным скребком уже в одиночестве проскребал главные проходы по всему монастырю до того, как монахи выходили на улицу и направлялись в храм для Молитвы.

Охранники, которым и самим приходилось чистить снег около своей сторожки и перед входом в монастырь, доносили Матушке И., что трудники нагло ленятся и филонят, но к удивлению Ворона, это мало её волновало, будто именно ему больше всех надо было мучиться со снегом. Или это была проверка его на «вшивость» Терпения и Смирения, вопрошал он себя?
«Он у меня – молодец!», - передавали охранки Ворону слова Матушки о нём. Но это его не радовало, так как с каждым новым снежным днём ощущал он, как слабел, и как-то предупредил Матушку, что если устанет окончательно и если заболеет тем более, то уйдёт, но не позволит себе пребывать в монастыре в окончательно немощном состоянии.

* * *

Но погода сдурела окончательно. Не успевали из монастыря снег убирать даже техникой!
Усталость немолодого уже Ворона, а тем более работавшего ещё и полуонемевшим телом, раздражала. Тем не менее, он не сдавался и после Братской Молитвы в очередной раз в одиночестве скрёб дорожки, пока остальные трудники изображали из себя в храме великих молитвенников…

Когда он, скребя снег, проходил вдоль по главной дорожке в сторону собора, из него вышел отец П. и, быстрым шагом подойдя к Ворону, остановил его и трижды, как бы с просьбой, громко сказал ему:
- Ты только не заболей!.. Ты только не заболей!.. Ты только не заболей!.. Ты НАМ НУЖЕН!..
Сказал и так же быстрым шагом удалился.

Ворону оставалось в тот раз лишь догадываться, кто именно говорил ему устами монастырского духовника.
А вечером он заболел сильнейшей простудой бронхов! И как бы не сопротивлялась его отъезду Матушка И., он покинул монастырь и вернулся к себе в лесную деревню.