Костя Юханцов и Перекрёсток Бесконечности 2

День второй
И перья страуса склонённые в моём качаются мозгу


— У меня тут зеркал — сами видите — целая куча, — проговорил настройщик. — А солнечные зайцы как раз в зеркалах и спят. Это днём они скачут и прыгают, а ночью… И спят они, собираясь вместе, жмутся друг к другу, как котята. Наверное, им холодно, а вместе теплее… Сделаем так, — продолжил он. — Тут медные листы, — он указал взглядом на стопку тонких прямоугольных пластин, стоявшую в углу, — они здорово всё отражают, отполированы… вы их берёте и становитесь сзади меня полукругом. А я… Платоныч, подсобишь?.. Мы с мичманом их ловить будем. Точнее, ловить буду я, а Платоныч, в прямом смысле, на подхвате, вдруг я оплошаю. А коль и он криворуким себя окажет, то на этот случай вы забором стойте и их не выпускайте. Диспозиция ясна? Так, стоп, Настя, а тебе — самая главная роль.
С этими словами настройщик протянул девочке пуховые перчатки и длинную коробку, здорово смахивающую на контейнер для куриных яиц, но со стеклянной крышкой.
— Будешь их брать и сюда складывать. Хорошо?
— Я?! — воскликнула Настя, но в её глазах уже читалось упрямое «я смогу!».
— Да, ты, у тебя всё получится, не сомневаюсь, — с ласковой улыбкой подбодрил её Федот Иваныч. — А перчатки… не смотри, что велики, они сейчас по руке сядут… Ну, а я…
Он подошёл к роялю, взял с крышки кипу листков, полистал, вскинул брови вверх, словно что-то обдумывая.
— Наверное, скрипичный концерт Олонецкого вполне подойдёт, — загадочно произнёс настройщик и моментально свернул ноты в трубочку. — Никогда не применяйте фонендоскоп, если под рукой — ноты, — многозначительно и ещё более загадочно добавил он. — Всё, по местам!
Мы разобрали медь, построились: я, как самый высокий, в центре, Боб и Мишка по краям, Настя и Платоныч — тоже по бокам, но внутри.
— Так, а теперь чуть помолчите, — сказал Федот Иваныч и крадучись направился к зеркалам.
Приложив одну сторону рулончика к уху, настройщик склонился. Наверное, так древние доктора слушали когда-то своих пациентов. Он, кажется, и дышать перестал.
— Communication tube, — почти беззвучно сказал Мишка.
Я улыбнулся и приложил палец к губам.
— Пятнадцать! — едва сдерживая радость, прошептал Федот Иваныч. — Сейчас гляну ещё… — превратив рулончик в подзорную трубу, он поводил им над зеркалом, — да, пятнадцать, кажется… А тут?.. — Он на цыпочках перешёл к соседнему зеркалу. — И тут восемь. Ну… для очистки совести… — и подкрался к третьему. — Ага, и здесь пяток.
Он попятился назад. Перевёл дух.
— В первом мог и ошибиться. Слишком уж много их там. Друг на дружке спят. Мордашки лапками поукрывали… в общем… — он выглянул в окно. — Сейчас… на самом первом дрожании света, на добрезге, как говорится…
Мы замерли, дружно обратив взоры к окну. А Федот Иваныч снял со стены два сачка, один протянул мичману.
— Пора!
Небо моргнуло, и лимонная капля света упала в океан ночи. А настройщик уже вовсю наносил на зеркало вспыхивающие, словно костёр, знаки.
— Поехали! — пытаясь шепнуть, едва ли не прокричал мичман.
И здесь же из зеркал стали вылетать прозрачные пульсирующие шарики, напоминающие мыльные пузыри. А настройщик замельтешил в воздухе сачком, успевая, и ловить, и отбрасывать Насте, которая с невероятно сосредоточенным лицом от свалившейся на неё ответственности (ну, не дать не взять — отличница, пишущая диктант) отправляла пузыри-сны в коробку.
Конечно, всех мы не поймали. Один прорвался сквозь наше оцепление и вылетел в форточку, несколько штук юркнули обратно в зеркала, но минут пять спустя Настя захлопнула крышку.
— Всё! Двенадцать, — сияя, возвестила она.
— Ух!.. — настройщик опустил сачок и вытер со лба пот. — Ну-ка, что там? — Подойдя к Насте, он провёл над коробкой ладонью. И шарики тут же замигали и засветились.
— Отличные сны! — настройщик взглянул на нас победоносно. — Светлые, радостные, лучистые! Давайте-ка мы их пока вот сюда… в шкафчик… А вы идите свои сны досматривать, время до утра ещё есть.
И мы, ещё немножко полюбовавшись на волшебный улов, разбрелись по спальням.

Проснулись мы с Мишкой оттого, что над нами стоял Боб и монотонно бубнил:
— Время просыпаться, встаём, встаём, петушок пропел давно, солнце светит, хватит валяться, встаём, встаём…
Приметив, что мы открыли глаза, он наконец-то сменил пластинку.
— Ага, проснулись! Тогда — умываться и завтракать! Как говорят в романах: нас ждут великие дела!
Завтракали мы быстро, по-деловому. У Боба уже созрел план дальнейших действий, и нам предстояло торить новые пути.
— К Чирикам-Мигирикам идём, — проговорил он. — Енотовую тень добывать надо.
— Имена какие-то сомнительные, как из считалки, — покачал головой Мишка. — Доверия не вызывают.
— А в самом деле, что за имена такие? Как клички, — добавил я.
— Они себя по-разному называют. Даже Эниками-Бэниками, — рассмеялся настройщик. — Думаю, так они от злых заклятий укрываются. И никто не знает, как их на самом деле звать и чем они занимаются. Это два брата, это они так говорят, что, мол, братья… а вправду ль, нет… кто разберёт… Рики-Таки — брюнетистый, с усами, а Эус-Бэус — помладше, светленький.
— Ладно, — буркнул я, — хоть Бэник Бэус, хоть Микки Маус, нам фиолетово, лишь бы помогли. Настя, — я повернулся к девочке, — ещё вчера хотел спросить, да забыл, родители твои ещё с ног не сбились? Тебя не ищут? Как-то, наверное, оповестить их надо…
— Я, как только проснулась, с мамой и папой через поле поговорила, — ответила девочка. — Они у меня понятливые, у нас всё на полном доверии.
— Везёт тебе, — вздохнул Мишка. — Слушай, Боб, а к Чирикам этим далеко идти?
— Через тоннель пойдём, в другой мир, не в ваш, совсем в другой, в Железный, — проговорил бобр. — Развилка там, где мы вас встретили. А до места не пёхом двинемся. Долетим!
— Не только страньше бывает, но и чудесатей, — немедленно отозвался на это известие Миха.
— Ещё как чудесатей, — заулыбался настройщик.
Под его взглядом посуда поплыла в мойку. А мы вышли во двор.
— И как вам это? — спросил Федот Иваныч.
Мы покрутили головами, но ничего не заметили. Только Платоныч что-то высмотрел. Он сошёл по приступкам и, постучав рукой по зазвеневшей пустоте, промолвил: — Вот же!..
И тут-то мы увидели! Под нашими взорами заблистало нечто, напоминающее гоночный болид.
— Светолёт, — тут же пояснил настройщик. — Собирается, верней сказать, выплавляется из фрагментов солнечного света, можно сказать, что это — аппарат из концентрированного солнечного луча. Хотя, честно сказать, при монтаже двигателя пришлось так же и свет разных далёких звёзд использовать. Веги там… Бетельгейзе…
— Жаль, очень жаль, что я вас на паруснике не покатал, — повздыхал мичман. — Может, когда-нибудь…
— Теперь они дорогу знают, вернутся, — прервал его настройщик. — Держите.
Я взял коробку со снами — они продолжали слегка помаргивать — и уложил в рюкзак.
— Координаты настроены, как раз на скалу с пещерами попадёте, не промахнётесь, а если что, ты, Боб, принцип действия знаешь, — промолвил Федот Иваныч.
Боб кивнул.
— Летим? — в голосе бобра уже слышалось нетерпение.
— До свидания!
— Спасибо!
— До встречи! — наперебой закричали мы.
Мы забрались в машину. Боб, сидящий спереди, потянул рычаг и поднял аппарат в воздух.
На секунду зависнув в вышине и едва успев помахать мичману и настройщику, мы помчались вперёд.
— Три минуты — и там! — прокричал Боб.
Нажав какую-то педаль, он привёл в действие защитную панель, укрывшую нас от ветра.
— Миров, значит, много, — тут же сказал Мишка, — и один другого интересней. И ещё в разное время угодить можно…
— Да, много, — отозвалась Настя. — И не только наш и ваш. Есть и совсем непохожие. И даже страшные. Такие, что лучше туда не забираться. И тоннелей много. Правда, сейчас гораздо меньше, чем в давние времена. Что-то случилось когда-то… и много закрылось. И в старину люди, к тому ж, сами врата строили. И ходили между мирами запросто. В гости. Или за вещами всякими. И много семей таких было, что муж из одного мира, а жена из другого. Может, колдуны знают, отчего теперь всё не так… И, наверное, мой папа знает, но он не говорит.
— А что, папа у тебя колдун? — Мишка придал голосу нарочитую беззаботность.
— Нет. Но… почти. Он как бы… как ваши учёные, что ли… И ещё есть тоннели с односторонним движением, туда попадёшь, а обратно через него — нет. Так люди иногда и застревают в другом мире.
Очень мне хотелось выспросить, чем же занимается Настин папа, но я в себе это желание подавил. Не захотела говорить, так что ж пытать?
Светолёт пошёл на снижение и плавно опустился на площадку у жерла пещеры.
— Уважаемые пассажиры, — немедленно выдал Миха, — мы совершили посадку в аэропорту Золотника. Благодарим за выбор нашей авиакомпании.
— Выходим, — засмеялся я. — Трап подавать не будут.
— Ну что, друзья мои, — Боб огляделся, — к новым приключениям?
— Постоянно приключаться — это тоже утомительно, — сказал я, глядя, как светолёт растворяется в воздухе, — но выбора у нас нет.
— Благородный муж не ищет выбора, — произнёс Миха, — он ищет истину.
— Вы словно книжку читаете, — Настя засмеялась и взяла нас под руки, что оказалось удивительно приятно. — Боб, веди нас, — добавила она.
— Врата распахнулись, и мрак снова обступил их, — зловеще прошипел Миха.
И мы ступили внутрь.
— У кого что есть — зажигаем! — оборачиваясь, проговорил Боб.
— Дык, естественно, — откликнулся я, — без луча света в этом тёмном царстве не обойтись.
— Ничего, ничего, — проворчал бобр, — ищущий света обречён на тьму. И только, идущий во тьме, способен разглядеть свет.
С этой сентенцией можно было б и поспорить, но диспуты устраивать совсем не хотелось. Мы включили фонарики, в выпендрёже со свечками смысла явно не прослеживалось, Настя подняла над головой сияющую заколку, Боб энергично потёр ладошки и вдруг зафосфоресцировал весь.
— Бобр Баскервиллей. — шепнул мне на ухо Мишка.
Надеюсь, Боб не расслышал.
— Вот тут развилка, — прокряхтел он. — Идём, идём… вон — звезда висит… — я метнул взгляд ввысь, но от пляски теней лишь зарябило в глазах. — Направо пойдёшь — к вам попадёшь, а влево… А знаете, — бобр внезапно остановился, — надо нам артефакты туда не тащить, тут оставить.
— Тут… где? — не понял я.
— А прям здесь, — Боб указал на пол пещеры. — Горыныч, ты не спишь?
Клянусь, я почувствовал, как шевельнулись волосы у меня на макушке. Потому что сверху блеснул большущий жёлтый глаз, а свод пещеры вдруг сдвинулся, ожил и принял очертания свернувшегося в калачик огромного змея. А звезда с яхонтами-смарагдами оказалась пряжкой на ремне вокруг его брюха. Не зря мне тогда о нём подумалось, мелькнуло в голове. Моё живое воображение тут же выдало мне картинку, где мы с Михой пытаемся вывинтить звезду, а… А дальше было так жутко, что картинка обрывалась.
— Не-ет, — послышалось гулкое урчание.
— Сохранишь? Пока мы там погуляем?..
Ответа не последовало, очевидно, Боб расценил это как согласие.
— Доставай, — вполголоса сказал он.
Я поставил на пол коробку со снами зайцев и мешочек с пыльцой фиалок, а когтистая лапа, свесившаяся с потолка, их немедленно подцепила и втащила наверх.
— Спасибо! — крикнул Боб. — А вот теперь — вперёд! Сказать по правде, идти в этот мир — дело рискованное, но благоразумие — это путь в никуда… не так ли?..
И тут мы вышли.
— Жесть… — после полуминутного молчания, выдавил из себя Миха.
— Совершенно разделяю ваше нетривиальное суждение, старина… не совсем железо, — попробовал пошутить я.
Настя, плотно сжав губы, напряжённо молчала. Даже Боб оказался, по всей видимости, не готовым к тому, что предстало перед нашими глазами.
А предстало следующее. За чахлым леском стоял небольшой, обнесённый крепостной стеной, город. Чертовски средневековый. На востоке багровело холодное солнце, мутные зелёные облака, застилающие видимое пространство, прорезали свирепые чёрные молнии, а в вышине парила стайка, если я их правильно идентифицировал, птеродактилей. Так что, да — «жесть», и по-другому не скажешь.
— Это что — мир зла? — вполголоса осведомился Мишка.
— Хм… как-то так… — вымолвил Боб, — но, мои юные друзья, торжество зла — это его агония! Торжество — это высшая точка, а дальше — конец, распад! А посему — прочь смятение и прочую остолбенелость! Великие дела — они же, как время, ждать не приучены. Идём!
— Ой, погодите! — воскликнула Настя. — В таком виде туда нельзя. Надо переодеться.
— Это как? — пожал плечами Мишка. — У нас с собой кафтанов там… армяков нету…
— Хотя, как правило, мы их в рюкзаках таскаем… вместе с лаптями и косоворотками, а тут что-то сплоховали, — подхватил я.
— А магия на что?
Я ожидал разглядеть в Настиных глазах смешинки, но она осталась серьёзной. Поколдовав (в прямом и переносном смысле) над своей и нашей одеждой, то есть, поводив руками да пошептав, она удовлетворённо нас оглядела, не забыв рассмотреть в карманное зеркальце себя.
— Боб, как думаешь?
— Порядок! — одобрил тот.
Теперь мы выглядели вполне средневеково: я, Миха и Боб — в шерстяных портах, рубахах без ворота, в кафтанах, препоясанных ремнями; Настя в широкой, длинной — до пят — сорочке, в тонком тулупчике с поясом-лентой; на ногах у нас красовались потёртые (Настя и об изношенности подумала!) мягкие полусапожки; а наши рюкзаки и свою сумочку она обратила в холщовые котомки с широкими лямками. И всё это было вполне удобно и, откровенно сказать, весьма кстати, поскольку тут апрелем даже не пахло, а здорово смахивало на ноябрь, на что недвусмысленно указывала облетевшая жухлая листва и видневшийся кое-где серый, чуть подтаявший ноздреватый снежок.
— И ещё… вот вам шапки. И мне — платочек. Конечно, не всё совпадёт, я по картинкам, по памяти делала… но мы же из другого города пришли, мы чужеземцы, и это всё объяснит. И… лучше колдунам на глаза не появляться, они мои придумки в один присест разгадают и одним притопом всё смахнут.
Мы посопели, нахлобучили шапки и, спустившись с холма, вошли в лес. Впрочем, всерьёз назвать лесом это нестройное скопление редких, невысоких, будто больных деревьев язык не поворачивался. Да и вырубали его, видать, нещадно. Так что пробирались мы сквозь лесок без особых помех, а тут ещё и натоптанная стёжка обнаружилась.
— Настя, ты как? — шепнул я.
— Я-то?.. Я — нормально. А вот поля тут нет. То есть, поле, конечно, всюду есть, но я его не вижу.
— Зато я что-то вижу, — подал голос Мишка; вытащив телефон, он что-то рассматривал на экране. — Труба… словно вай-фай ищет. Или вышку, сеть… что-то такое… Не веришь? — оценив скепсис на моём лице, буркнул он. — Тогда сам глянь.
Я вытащил телефон. И правда, смарт что-то искал. Неужто, здесь сотовая есть? Но дальше поиска дело пока не двигалось.
— Тут у меня велосипеда нет, давайте бежать медленно, — пропыхтел Боб, — а я вам кое-какие сведения изложу. Ночью почитал.
Мы замедлили ход. К тому ж, торопиться в неприветливый город не очень-то хотелось.
— Эпоха тут — даже не средние века, — начал Боб. — Это как-то даже за пределами понятной истории, по нашим меркам. Сами видите, какие твари по небу кружат. Город называется Спасомерец. Он — на самой меже словских племён и кочевников. Поэтому дружина там большая и крепкая. Есть князь. Но он не правит, правит вече, князь только как военачальник.
— А Мигирики точно тут? — робко поинтересовалась Настя.
— Да, точно. В Спасомереце. Но где именно?.. У них дома по разным мирам есть. Зачем — это никто не знает. Вот… Князя звать Незамысл. Интересы у него, для начальных времён, я б сказал, своеобычные. Шахматы, музыка, книги, игры с мячом. А вот охоту он, видите ли, не приветствует. Отчего возникает подозрение, что он наш.
— Или наш, — проронил Миха.
— Или ваш, — согласился Боб. — В общем, загадочная личность…
— Стой, какая охота? — дошло тут до меня. — Разве тут человек для животного — не друг, товарищ и брат?
— А вот такой тут мир! — с горечью воскликнул Боб. — Люди тут — господа, а животных за ровню не держат. Мы тут или в прислуге, или вовсе по лесам прячемся. А на нас ещё и охотятся! И съесть вполне могут! Так что… смотри в оба!
Мы с Мишкой промолчали.
— Ладно, — махнул бобр лапой, — далее… Говор тут почти наш, но отличия есть… Что ещё… А, постоянные войны идут, все против всех. И… представители потусторонних рас — водяные всякие, домовые, овинные… если у нас они не очень-то показываются, то тут, кажется, всё как-то иначе устроено. Короче, надо постараться как можно быстрее отыскать Мигириков да отсюда убираться.
И в этот момент наши с Михой телефоны дружно звякнули. Я торопливо выудил смарт из кармана.
— «Эно, ну где тебя черти носят?:)», — прочитал я.
И посмотрел на Мишку. А тот таращился на меня.
— Клянусь великим Сахемом, — пробормотал я. — Но это — смайлик!
— У меня такая же смс-ка, — озадаченно произнёс Мишка. — Но кто?.. Кому?.. Эно какой-то… Смотри, тут наверху — бегущая строчка: «открытая линия, а от кого тут прятаться?». И ещё куча смайлов.
— Не наш ли футболист и музыкант, для которого княжить — это хобби, тут этак развлекается? — предположил я.
— Возможно… — несколько отрешённо изрёк Боб, — но если есть тот, кто это написал, то должен быть и тот, который…
Он не успел договорить, потому что этот «который» немедленно проявился.
— Привет! Иду с Большим полком, — зачитал я вслух. — Станем лагерем под стенами. Перепоручу всех своему коннестаблю. А сам — к тебе. Буду в сутане дистинианца. Встречай меня через два часа у Западных ворот. А то от твоих дружинных невесть чего ждать… И в конце — снова рожица.
— Обалдеть… — проронил Миха.
— Не то слово, — проворчал Боб. — Но балдеть недосуг. Полагаю, надо к нашему князю-книголюбу в доверие втереться. Непременно должен он о Мигириках слышать. По многим причинам.
— Согласен, — поддакнул Мишка.
Мы вышли из леска и потопали через луг.
— Ложился на поля туман, гусей крикливых караван тянулся к югу, — с чувством продекламировал Мишка, с опаской взглянув на небо, в котором по-прежнему кружили птеродактили.
— Боб, — обернулся я, — а со временем тут как?
— Да не неситесь вы так! — взмолился он. — Нормально тут со временем. И у вас всё та же минута в час. И у нас тоже. Средневекуй себе на здоровье!
— Отлично, — кивнул я. — А… Боб, ты извини, но… никак не спрошу: все-все животные говорящие? И насекомые тоже? Мухи, кузнечики…
— Разумные, ты хотел сказать? — едко проговорил бобр, — Не тревожься. Все. И даже, как в последнее время выяснилось, амёбы…
— И эти — разумные? — Мишка кивком указал на парящих птерозавров.
— Насчёт разума не поручусь, — пожал плечами Боб, — но говорить должны.
— Не хотел бы я с ними поговорить в тёмном пере… — слова застряли у Мишки в горле.
— Ложись! — истошно завопил Боб.
— Ай! — завизжала Настя, присев и укрыв голову руками.
Мы с Михой тоже инстинктивно пригнулись, нас накрыло огромной тенью, обдало ветром. Это, попытавшись схватить кого-то из нас, спикировал ящер, но промахнулся и снова взмыл в воздух.
Я лихорадочно огляделся, но никакого укрытия не приметил. И до города ещё километров семь. Не добежать.
— Ворожи, Настя, ворожи!!! — что есть сил, прокричал Боб.
— Я? Да какая с меня ведьма?! — девочка жалобно всхлипнула, но в её голосе я уловил не только отчаяние, но и решимость.
В этот миг я почему-то совсем не думал о себе. Я думал о них — о маленькой девчонке и старом бобре. Я-то — ладно, а кто защитит их? Неужели им придётся стать добычей этих тварей? «Нет уж, — пронеслось в голове, — не выйдет!» И здесь же я почувствовал, что земля уходит из-под ног, увидел, как кафтан превращается в сверкающие латы и ощутил в сжатой ладони грозный отточенный меч.
— Ну что, брат, зададим им взбучку?
Я поднял голову. Миха — такой же, как и я, трёхметровый колосс — стоял подле в сияющих доспехах и с длинным, чуть изогнутым клинком в руке.
— Зададим! — прогремел я. — Если не мы, то кто же?!
— Настя, придай им сил! — крикнул Боб.
— Да! Я… да! Уже!.. — размазав слёзы кулачком, Настя остервенело чертила в воздухе огненные сферы, символы и цифры.
И когда стая птерозавров устремилась вниз, мы, вдруг ощутив, что возможно всё, взлетели и понеслись им навстречу.
Схватка оказалась короткой. Мы сшиблись с ящерами метрах в тридцати над землёй и сразу же несколькими яростными ударами разрубили двух первых.
— У-хо-дим! Кол-дов-ство! — проревели остальные. И натужно взмахивая кожистыми крыльями, понеслись прочь.
Их рёв походил на пароходный гудок.
Мы опустились на луг — снова в простой одежде и безоружные. И гордые собой до невозможности. Отчего улыбки у нас простирались не просто до ушей, а ещё и вокруг них обматывались. Да только все эти радости-гордости как ветром сдуло, как только мы увидели Настю. А она стояла на коленках и безудержно плакала, закрыв лицо ладошками.
— Настюх, ты чё? Ты чё? — запричитали мы наперебой. — Всё хорошо! Всё кончилось! Мы победили. Мы живые!
Боб потихоньку поднял её на ноги, привлёк к себе, ласково обнял. Мы с Мишкой подошли, обняли их обоих. И тогда Настя перестала вздрагивать и взглянула на нас. Шмыгая носом и утирая лицо, но уже улыбаясь.
— Да, мы победили, — проговорила она. — Но я так боялась! Наверно, никогда так страшно не было. Но я всё сделала. Я очень-очень старалась. И я сумела!
— Мы знаем, что ты всё сделала. И если б не ты!.. И всё супер как вышло! — сказал Мишка. — Экими богатырями воспарили! Прям, не мы, а истребители драконов!
— Да, взлетели — это я. И ловкости-умелости вам прибавить — это тоже я. Но выросли-то вы сами… и мечи с доспехами вдруг откуда-то взялись — это ж вы тоже сами!
— А… ну да… — протянул Миха. — Мы, когда в школу идти неохота, кольчугой покрываемся с головы до пят и улетаем в тёплые края. Это для нас — обычное дело.
— Не смейся, — промолвил Боб. — Настя права. Когда колдуют, я знаю — кто. Вы это сделали сами. Как — не знаю. Но сами. И у вас вышла отличная команда. Ваша сила и мощь плюс Настины чары.
— Хм… занятно, — сказал я. — Обмозгуем как-нибудь. Идём?
Мы подобрали котомки, поправили одежду. И потопали дальше.
— На воротах спрашивать начнут, что мы за птицы такие. Я на этот случай вот что приготовил, — Боб вытащил из-за пазухи сложенный листик поля, который оказался картой — Долго думал, откуда мы, потом нашёл более-менее подробное описание городка Вята. Он на берегу моря стоит, «вотчина рыбарей», как тут значится. Решил, что мы оттуда. Ну, сами читайте.
Настя взяла пластинку, мы склонились к ней, словно «себяшку» делаем. Сперва рассмотрели всю словскую территорию с городами и реками, потом виртуально побродили по Вяте. Попробовали топонимы запомнить.
— А кто там у них главный? — спросил Мишка. — Вдруг его все знают, а мы нет. Проколемся… И выйдет, что мы — это совсем не мы.
— От всего не обережёшься, — просипел Боб. — Попробуем, а там уж как повезёт. И нет у них там никаких особых героев. У них толковище в каждом околотке. Как на нём поголосят, то тебе и закон.
Сильно поспешать у нас не получалось. Боб тормозил, еле плёлся. Но мы и не торопились. Спецом приноравливались так, чтоб таинственных смс-писателей повидать.
Может, они и не ключ к загадке, но хотя б подсказку какую дадут. Сообщения мы, кстати, стёрли, мало ли…
В общем, два часа пешкарём, и мы добрались. Время, судя по зенитному солнцу, шло к обеду, и у Западных ворот наблюдалась суетливая кутерьма. Одна за другой, после проверки стражниками, выкатывали из арки пустые телеги. Отчего я тут же рассудил, что посадские уже, видимо, отторговались и разъезжаются по домам.
— Гля, — Мишка потянул меня за рукав.
Чуть правее нас шёл к городу, опираясь на суковатую клюку, монах в чёрной рясе, опоясанной толстой верёвкой. Лицо его скрывалось под обширным островерхим куколем.
— Он? — прошептал я.
— Скорей всего, — так же шёпотом, подходя к нам, промолвила Настя, — Других монахов никаких же нету. Пошли! Мы же теперь смелые, да? И сильные?
— Да, — как можно увереннее сказал я. — И сильные, и смелые. И бояться нам нечего!
Мы подошли, встали в очередь, осмотрелись. Порядок был следующий: трое выезжали, одного запускали. Видать, внутри совсем толкучка, раз таково. Монах тоже уж дотопал, капюшон откинул, терпеливо притих где-то сзади.
Стражники в зелёных (я б сказал, цвета хаки) кафтанах и войлочных шапках-колпаках работали сноровисто — без суеты, но споро. Оглядывали, оценивали, чуть что мутнисто — ощупывали, отводя в сторонку. Задавали вопросы. С такими шутить — себе дороже. Во-первых, не олухи, а во-вторых, меч короткий на поясе — не для красы вовсе, а для строптивых.
— Могут стопануть, — буркнул я.
— Да пребудет с нами сила, — шёпотом отозвался Мишка.
— И Настя, — улыбнулся я.
— Кто такие?! — рявкнул тут стражник.
— Из Вяты идём, — не моргнув глазом, молниеносно соврал Боб, проходя вперёд. — Вот, детишки со мной…
— С Вяты? — вдруг оживился один из гридников, он оторвал взгляд от невнушающего доверия черноризца, почти подбежал. — Надо ж! Я ж оттель! Как там ноне? С какого конца вы?
— Мы с Тихой, — проговорил Боб, не замешкавшись.
— С Тихой? — совсем обрадовался алебардщик, подходя ближе. — А бабку мою Немилу знаете? Она там вверху живёт, за Нерпиным пятачком.
— Нет, прости, — не рискуя, ответил Боб.
— А, так не знаете, — взгляд воина сразу переменился. — А в Лесенке Сварога сколь приступок? Ты отвечай, — он повернулся ко мне.
— Семь, кажется… — пробормотал я.
— Семь… а сколь же… — стражник помрачнел и тут же вцепился в меня и Боба. — А ну-ка вяжи их, ребята! Лазутчики это! Иль колдуны!
Обучены дружинные были не слабо. Мы и оглянуться не успели, а уже были связаны и брошены наземь.
— Да мальцы не в уме! — кричал Боб, — у них дом сгорел! Родичи сгибли! Мне их поручили сюда отвесть…
— Ага, ага! Верим! — захохотали гридники, — Крота над дитятями — дядькой!.. Ой, не могу! Кого ж ещё, как не крота-то!..
— Я — бобр! — злобно рыча, забарахтался Боб, пытаясь перегрызть верёвки.
— А коль бобр, то — на вертел тебя! Мы жареную бобрятину очень уважаем! — ещё громче расхохотались стражники, хватая Боба покрепче.
— Эй, а что тут?..
Говорено было негромко, но словно гром пророкотал. Гридники мгновенно угомонились, вытянулись в струну. Я взглянул. Метрах в десяти от нас на громадном иссиня-чёрном жеребце восседал статный всадник с длинным хлыстом в руке, в расписном малиновом кафтане, в блестящих бирюзовых сапогах, в высокой, прям-таки «боярской» парчовой шапке, украшенной серебряным пером. Лицо его обрамляла аккуратная рыжеватая курчавая борода, а в глазах стыли молнии, готовые вырваться наружу. Грозен и величав, спору нет, но, сказать по чести, его коню — под седлом, но в шортах и сорочке! — я уделил гораздо больше внимания.
— Вот, княже, лазутчиков споймали, — на ходу срывая с головы колпак, пролопотал один из стражников. — Свистят, что с Вяты, а там же у Чирка — бабка, а они её ни сном не духом, хоть с улицы одной…
— А она на Тихой — самая громкая, — тут же вставил Чирок, вызвав улыбки на губах своих сотоварищей.
— И сколь ступеней там… Чир, где?
— На Лесенке Сварога, — откликнулся тот. — Это у нас скалы там такие…
— Вот… это они тож не ведают… Вот мы и…
— Ясно, — князь сплюнул. — По сто плетей и за осьмую версту… Ты — от короля Эно? — Незамысл обратил взор к черноризцу, который скромно стоял в сторонке. — Я тебя жду. Ступай за мной.
Что делать? Я поймал Настин взгляд, в котором уже плясала свора боевых чар, готовая вырваться наружу. Но ведь тогда всё кончится тупой бойней. А разве за этим мы сюда запёрлись?
— Не вели казнить, великий князь, вели слово молвить! — прокричал я первое, пришедшее в голову.
Незамысл резко осадил коня, обернулся, взглянул. Суровость сползла с его лица, свалилась, будто маска. Уголки губ поползли вверх.
— Радко, — отрывисто бросил он стражнику, — ну-к отпусти мальца! И руки им развяжьте! — Он подождал, пока стражники управятся с нашими путами, и поманил меня пальцем. — Иди-к сюда… Да, и этих тоже отпускайте. Мне с ними в одного потолковать надо.
Я рывком высвободился. Оправил кафтан и шапку, сползшую на глаза, подошёл.
— Парни, — в голосе князя зазвенела сталь. — К воротам! Хорош ворон считать!
Разведя руками да покряхтев (мол, снова чудишь, княже, да воля твоя), гридники побрели на пост. А Незамысл спрыгнул с жеребца, подошёл. А после быстро склонился и, упёршись мне в щёку бородой, прошептал: — А ты в каком кино эту фразу слышал? Про Иван Васильича, который профессию меняет?
В этот момент я почувствовал себя Лотовой женой, превращающейся в соляной столб. Да, я ждал чего-то подобного. Но разве можно к такому подготовиться?! А князь, оглядев меня с довольной улыбкой, вновь наклонился и проговорил: — Что, отрок?.. Никогда Штирлиц не был так близок к провалу?
Тут я не удержался и хмыкнул.
— Всё, всё, сдаюсь! — протараторил я. — Вам привет от Юстаса. Ой, извините! Я вам щас всё объясню.
— Надеюсь, — сдержанно промолвил Незамысл, но в его голосе я определённо почувствовал угрозу, — А кто с тобой? Пастор Шлаг, профессор Плейшнер и Кэт? Пошли ко мне в терем. Там поговорим. Тут зевак немерено.
Он молодцевато вскочил в седло, и мы двинулись по улице вслед за ним. Монах, по губам которого блуждала улыбка, а во взоре читался жгучий интерес, пристроился в хвост нашей небольшой процессии. Про странненькие месседжи я решил пока не упоминать. Козырь в рукаве — ноша своя, не тянет. Вдруг пригодится.
Пройдя в полном молчании с сотню шагов (по серёдке улицы — грязно да слякотно, копытами разбито-замешено, по сторонам — дощатые настилы) мы добрались до княжьего подворья. Я примерно так себе всё и представлял: высокий забор из заострённых, словно карандаши, столбов, широкие крепкие ворота, за которыми — двое из ларца одинаковых с лица с бердышами, огромный двор, внутри которого всякие строения — гридня, конюшня, поварня, баня, а чуть в глубине — двухэтажный дом. Изысков архитектурных либо ещё каких я не приметил, всё сухо, аскетично.
Вратные обожгли нас ледяными, цепкими взглядами; при виде князя поднесли руку к шапке, будто честь отдали. Незамысл спешился, бросил поводья подбежавшему, не оборачиваясь, прошагал к терему, распахнул дверь.
— Сейчас решим, пленники вы или гости, — промолвил он.
Ведомый княжьей повадкой не ждать ни попутчиков, ни возражений, Незамысл прошёл внутрь, а мы поспешили следом. Прямой коридор вывел нас в просторную комнату с двумя деревянными креслами и колченогой лавкой вдоль стены.
— Садитесь, я тут без церемоний, — произнёс он.
Мы уселись на лавку (Боба пришлось подсадить), Незамысл и монах — в кресла.
— Что ж… — князь окинул нас таким пристальным взглядом, что показалось — просканировал. — Как вы понимаете, вопросы здесь задаю я, — ни малейшего намёка на улыбку на его лице я не увидал. — Но сперва, несколько спешных умозаключений. Итак. Вы — из других миров. Вы двое — оттуда, где Пятигорск, ты, — он посмотрел на Настю, — из Золотника. И бобр — тоже. Поскольку заносчив. Местные твари так себя не ведут. Здесь и лошади под седлом, и быки под ярмом, и псы на цепи. И бобры на лесоповале. И человекоравными себя не мнят… Дальше тоже логика простая. Так по-молодецки управиться с птерозаврами, а часика два назад имел удовольствие наблюдать с надклети… с чердака, по-вашему, славную, но скоротечную битву… да, так расправится с монстрами могли только те, кто заявился из вашего, Красного мира, если им помогает колдунья из Золотого. Так что всё просто, без вариантов.
— Да-а… — прошептал Миха. — Уотсон, это элементарно…
— Ты мне льстишь, отрок, — тут же отреагировал Незамысл. — Я — далеко не Шерлок Холмс. Я просто птица Говорун, что отличается умом и сообразительностью. И, кстати, у вас сейчас принято произношение «Ватсон».
Мне показалось, что улыбка пролетела где-то рядом с его лицом, но присесть побоялась.
— С той силой, что вы в себе обнаружили, — продолжил, между тем, князь, — вы могли бы вломиться в Спасомерец, раскидав всех моих солдат, а, при желании, и сломав ворота. Но этого не сделали. Оттого полагаю, что вы хотите здесь что-то найти… Что?
Он резко подался вперёд и вперил в нас даже не стальной — чугунный! — взгляд.
— А нам нечего скрывать, — вдруг почувствовав прилив наглой самоуверенности, ответил я. — Нам сказали, что двое людей, которые известны в… Золотом мире, как братья Чирики-Мигирики, ушли сюда. Мы хотим их найти и попросить у них тень енота. Сказать по правде, я понятия не имею, что это за штука и как она выглядит. Но она нам нужна. Мы хотим помочь одному художнику сделать краски. Вот и всё. И тоже — не очень сложно.
Незамысл помолчал, скользнул взглядом по монаху, по окну, затянутому промасленной тряпкой. А потом нацелился глазами в меня. Видать, полагал, что дрогну. И, к слову, затрепетать от таких «зырков» можно было влёгкую. Потому как не взор, а просто плазменный резак какой-то, таким танки пилить можно. Но у меня — после виктории над птероящерами — на подобные психические атаки выработался иммунитет, и в гляделки я не проиграл.
— Допустим… — сказал тогда Незамысл, — допустим, я тебе поверил. И, исходя из этого, предлагаю поступить следующим образом. Завтра на рассвете моя небольшая дружина при поддержке, тоже не сказать чтоб великой, армии дружественного мне короля Эно схлестнётся с ордой кочевников, идущих из Кифы. В десяти верстах к югу от Спасомереца. Наши ратники гораздо лучше обучены, но кочевников слишком много. Можем не устоять. Помощь нам бы не помешала. И я бы не возражал, если б вы проделали с ордой тот же фокус, что так ловко вышел у вас в схватке против утренних монстров. А когда всё закончится, я найду тени… хоть енотов, хоть кого угодно. Девочка и бобр при этом остаются тут. Я знаю, она может и дистанционно, удалённо, так сказать…
Мысль о том, что Настя останется здесь, мне совсем не понравилась, но поле боя — это ещё опаснее.
— А почему мы должны вам верить? — проговорил Миха.
— Верить нам не обязательно, — вдруг промолвил монах, — более того, вы можете начать колдовать прямо сейчас, и всё тут разворошить. Но это ли — ваша цель?
— Да, можем наворожить и разворошить, — я невольно улыбнулся, — но… Мих, Насть, Боб, что скажете?
Настя изобразила на лице сомнение, Мишка пожал плечами, я перевёл взгляд на Боба.
— А я им верю, — неожиданно сказал тот, — Да, я прекрасно вижу, что далеко не всякий раз их монеты чисты, но тут они не врут.
— Не ждал мудрости от зверя, — проговорил Незамысл, — но — благодарен. Так что — решено?
— Договорились, — кивнул я. — Мы не пленники?
Князь покачал головой.
— Союзники, — улыбнулся монах. — Даже можете прогуляться в город. Хотя, не советую. И грязно, и до беды недалеко. Местный люд — на расправу лют. И в пажеских корпусах не обучался.
— Если только на экскурсию и недалеко, — подхватил Незамысл. — Но если не вернётесь через час, я буду считать, что договор расторгнут. И начну против вас боевые действия.
— А в этом случае, — продолжил черноризец, — первая стрела — ей, — он указал на Настю, — без неё вы не так опасны.
— А откуда вы всё знаете о наших мирах? — проговорила Настя.
— А ходим мы туда и сюда иногда, — весело сказал монах. — Ума и разума набираемся.
— Ладно, — пробурчал я, — мы тогда пошли.
На воротах нас не задержали, и мы пошлёпали по слякотной улице вправо — туда, где ещё не были.
— Не следят? Как считаете? — Настя развернулась и демонстративно пошарила взглядом.
— Не удивлюсь, если этот Незамысл всюду видеокамер понаста… — взглянув вверх, я обомлел, поскольку глазок камеры, смонтированный на одной из крыш, беспардонно пялился прямо на нас.
— А вот и она, родная, — усмехнулся Мишка, — угадал ты, брат. Каких сюрпризов тут ещё ждать? У княжьей гвардии, случаем, не АКМ-ы на вооружении?
— Это навряд ли, — качнул головой я, — если б АК, нас бы в подмогу не звал.
— И то верно…
— Будем начеку, — проворчал Боб.
И мы не спеша направились дальше.
Серым и необихоженным показался нам Спасомерец, хотя, возможно, это — на контрасте с Золотником. Но хоть трижды на контрасте, а как ни крути: улочки слякотные, домики обшарпанные, люди и животные в лохмотьях, а в придачу и небосклон муторно-сизый. Глазу, в общем, порадоваться негде. Но местные обитатели, видимо, с хмуростью своей давно обвыклись, и обделёнными себя не считали. Они бодренько и по-деловому ехали, шли, бежали, а на ходу болтали, смеялись и переругивались. Так что жизнь тут, можно сказать, кипела. Часто попадались на пути магазинчики с вывесками удручающе простыми — «Крупы», «Калачи-баранки», «Упряжь да подковы», «Обувка», «Шапки» и всякое-другое в том же духе. И никакой особой необычности в жизни провинциального параллельно-пространственного городка никак не усматривалось.
— Так что, какие планы? — скучающим тоном проговорил Мишка. — Шопинг устроим или в киношку двинем?
— Кино у нас и так уже сплошное, — пробурчал я, — а завтра ещё и про Чингиз-хана покажут. А по магазинам… боюсь, по карте тут немного накупишь.
— А мы вообще про деньги только в сказках читали, — засмеялась Настя.
— Значит, просто поглазеем, — подытожил Боб.
И тут…
— Per Bacco! — вырвалось у меня невольно. — Индейцы в городе!
Навстречу нам шли два баскетбольного роста ладно скроенных зеленокожих молодца в куртках и штанах из рыбьей, видимо, кожи, все увешенные бусами и амулетами из ракушек, с гарпунами в руках. И лопотали о чём-то своём, поминутно заливаясь квакающим смехом. Я постарался не просверлить их взглядами.
— Водяные, — шепнул Боб. — Как видите, тут это в порядке вещей. Идут себе спокойненько, а никто и ухом не ведёт. Ко всему привыкнуть можно…
Мы добрались до перекрёстка.
— Напра? Нале? — спросил я. — Или в обратные восвояси?
— Смотрите-ка, — заулыбалась Настя, — кот на крыльце покупателей зазывает. Зайдём?
Я глянул. Да, как же мимо такого пройдёшь? Это ж, не дать не взять, просто кот-в-сапогах вылитый, у нас этаких разве что в мультике увидеть можно — в кафтанчике, в сапожках, только шапочка не широкопола и пера на ней не хватает.
— Милости пррошу, прррошу! — между тем, призывно мурлыкал кот. — Самые лучшие мяушеловки, кррысиные отрравы, силки заморрския, хоть жар-птицу лови!..
— Птичек жалко, конечно, — проронил Мишка, — но любопытство сильней.
И вслед за обрадованным котом, мы прошли внутрь магазинчика. Но даже и товар, разложенный по полкам, разглядеть не успели, как котофей схватил нас за рукава и таинственно зашептал:
— Вот, вам записка, что там — не ведаю, и ведать не хочу, кто дал — не знаю, по кошачьей почте пришла — через сто лап, и про почту не скажу, вы хоть и не наши, но — люди, коль узнают, лавку мою в два счёта прикроют без всякого «мяу», только потому, что — кот, что на одну доску с человеками запрыгнуть вздумал, меня — на кол, деток — в ведре утопят. Читайте, я тут же сожгу. И уходите!
Он торопливо протянул клочок бересты, заоглядывался, приложил лапки к сердцу, умоляюще глянул. А мы, склонив головы, прочитали: «И перья страуса склонённые в моём качаются мозгу». И в недоумении посмотрели друг на друга.
— Всё-всё-всё, — зашипел кот, — пожалуйста, уходите!..
Он вырвал записку из Мишкиных рук и чуть ли не вытолкнул нас из лавки.
— И как это понимать? — Боб обратил взор к нам, — это фраза из какого-то стихотворения?
— Это из Блока, — сказала Настя, — Не удивляйтесь, — она поймала наши изумлённые взгляды, — мы всяких поэтов проходим, и ваших тоже.
— Да, Блок, — проговорил Миха, — Незнакомка. Но как понять? Я читал как-то, но…
— Вот и я читал, — буркнул я, — но про Сольвейг лучше помню. Хотя… как же там?.. По вечерам над ресторанами… М-м-м… и что-то там кренится… золотится крендель булочной… Может, нас кто-то в булочной ждёт?
— Подожди, — оборвал меня Мишка. — Горячий воздух дик и глух и… нет, не то… дыша духами и туманами… Незнакомка, какая-то незнакомка… Стоп! Главное в том, что человек из нашего мира, правильно?
— А чтоб тогда не написать: я из вашего мира, приходите в булочную? — спросила Настя.
— «Нашего» — это непонятно, — сказал Боб. — Разночтения получаются. А так определённость возникает. Но вот отчего всё ж просто внятную записку не составить? А непременно стихи писать?
— Да потому что он… или она хотят убедиться, что мы не неучи какие-нибудь. Если мы Блока разгадаем, то мы те — кто ему нужен, — произнёс я. — А если мы бестолочи, то толку от нас…
— Наверное, — сказал Мишка. — А так как уже почти вечер, то…
— Скажи-ка, милый, — мигом всё сообразив, Боб окликнул пробегающего мимо зайца, — не подскажешь ли путникам, где тут ближайшая харчевня?
— Э-э-э… кружало? — переспросил тот.
— Именно, — важно подтвердил бобр.
— Так вон — с дюжину саженей, — процокал заяц, ткнув пальцем в вывеску с кренделем, свёрнутым на манер рога изобилия.
— О, благодарю, друг мой, — Боб склонил голову. — Пошли? У нас ещё минут тридцать в запасе. Надеюсь, он действительно ваш, а не василиск какой-нибудь или лихо одноглазое.
«Тридцать три буханца» прочитал я именование, и мы поднялись по ступенькам. Зал оказался довольно просторным, но мрачноватым — промозглая ноябрьская хмарь была явно не по зубам мерцающим на столах свечкам, да и рыбьи пузыри в окнах, согласитесь, — не лучшая замена стеклу. За стойкой о чём-то вполголоса беседовали двое потусторонних — красномордый рогатый здоровяк, смахивающий на Шрэка, и худющая высоченная блондинка с крючковатым носом, длинной шеей и огромными глазами под веером пышных ресниц. Должен сознаться, она — хоть ни разу и не человек — была по-своему привлекательна. В углу, хрипло переругиваясь и прихлёбывая из чашек явно-не-чай, играли в кости трое ушастых карликов со свирепыми землистыми рожами, у окна четверо мастеровых (ура, людей!) в одежде забрызганной извёсткой, изредка прикладываясь к братине с квасом, сосредоточенно уплетали жареную картошку (или репу?), а слева, за маленьким столом, почти скрытым полукругом стойки, сидел одинокий волк с корчажкой чего-то горяче-дымящегося в лапах. И всё, никакой тебе Незнакомки.
— Вы — к-ххх ней, — прошипела тут блондинка и качнула головой влево.
Я перевёл взгляд. О, чёрт! Конечно, не волк. Волчица! Сбил меня с панталыку её мужской костюм — кожаные штаны и шёлковый, если не ошибаюсь, охабень, с высоченным воротником. Но пышная чёрная грива, элегантно завитые локоны бакенбардов и «в кольцах узкая рука» не оставляли сомнений, перед нами она — искомая Незнакомка.
— Извините, что без духов и туманов. А место у окна занято, — бархатным урчащим контральто проговорила волчица. — Присаживайтесь.
— Здравствуйте, — нестройным хором сказали мы, подвигая стулья поближе.
— Здравствуйте, — покивала она, растянув губы в оскал-улыбку. — Про вас я всё знаю, твой дед, — кивок в сторону Насти, — рассказал. А мне следует представиться. Я длинновольщик или, если угодно, длинновольщица, то есть, я хожу по разным пространствам. Имени не скажу. Мой позывной — «Флейта». Можно написать мне в поле, можно в Инете, логин «флейта» в любой раскладке — хоть латиницей, хоть кириллицей, хоть рунами. Без всяких «com», «ру» и прочей дребедени. И я откликнусь. А теперь — к делу.
— Мы тоже ходим по разным… — начал было Миха, но Флейта его перебила.
— Юноша, не стоит путать миры с пространствами. И не следует рассуждать о том, что тебе не ведомо, — жёстко проговорила она. — Слушайте же. Во-первых, вы — умные. И поэтому вы здесь. И я рада, что в вас не ошиблась. Во-вторых, вы необычные и смелые, потому что обычным, как правило, на всё плевать. Им хоть трава, хоть потоп… И вы заняты очень важным делом. Но никто в одиночку с такой глыбой, как война, не справится. Будь он даже самым сильным и самым сверхчестным во всех мирах. Нужно объединяться. И только — плечом к плечу. Дело вот в чём. Картина Кощея — лишь одна из деталей, только одна проблема, которую нужно решить. Но таких дел, элементов, фрагментов много. Я уже разбила Обруч Проклятья. Сейчас я и ещё некоторые из нас ищут составителя Чёрного Гороскопа. Вы — продолжайте поиск компонентов для красок, не распыляйтесь. Но если вдруг что-то узнаете о колоколе и клещах — сразу дайте мне знать. И ещё. Мы знаем, что вы разыскиваете людей со странными именами. Утром я уже навела справки. Но пока результатов нет. Надеюсь, к вечеру что-то удастся выяснить, я немедленно сообщу.
— И вас — таких — много? — шёпотом спросила Настя.
— Не очень, — со сдержанной горечью промолвила Флейта. — Но нас становится всё больше. А теперь и вы с нами. Я б хотела, чтоб вы стали частью нашей команды.
— А где могут быть эти колокол и клещи? — проговорил Миха.
— Там же, где и Чинвад. В Зелёном мире, — мы переглянулись, — и уничтожить их может только Зелёный Колдун.
— А он где?
— А кто он?
Мы с Бобом задали вопросы одновременно.
— Никто, никогда и ничего не слышал о Зелёном Колдуне, — сжав губы, прорычала Флейта. — Но очень хочется верить, что мы отыщем и его… пока не стало слишком поздно… Всё, бегите. Мне тоже пора… Луняша, — волчица взглянула на блондинку, — сколь с меня? Посчитаешь?
— Всё, мы помчались, на связи, — скороговорочно протарахтел Боб.
— Пока, Флейта, можете на нас рассчитывать, — сказал я.
Мы обменялись с ней руколапопожатием и стремглав понеслись к княжьему подворью. А минут пять спустя уже стучали в ворота.
— Кругом — уши, обо всём — молчок, — промолвил Боб, прикрыв губы ладошкой.
Бесстрастные гридники загремели засовами, отворили, в дверях терема тут же нарисовался монах.
— Нагулялись? — добродушно осведомился он.
— Ну, так… осмотрелись чуток, — ответил за всех Боб. — Всё-таки без провожатых тут чужакам лучше не расхаживать.
— А вы, наверное, и есть — отважный король Эно? — неожиданно сказала Настя.
— Разгадала?! — черноризец от души захохотал. — Верно Незамысл баил — детки вы не промах! Пошли за мной, я вам спальню покажу. Ложитесь да отдыхайте. А то позаутряни… — он вдруг запнулся, посуровел, махнул рукой, — Ладно, не будем о грустном. Я, я — Эно. А ты-то откуда про меня знаешь?
— А я песенку в поле читала, — Настя остановилась. — Как же там?.. А, вот так. Эно-король не знает испуга, он прекрасен и ясноок. Он пустил стрелу в вурдалака из лука, и поспать под дубом прилёг.
— А тут слетелися эльфы и феи, — смеясь, подхватил король, — и ну-ка — его щекотать!
— Их всех прогнали добрые змеи, и сплели для Эно кровать! — закончили они вместе.
— Ты меня покорила! — хохоча и утирая слёзы, воскликнул король. — Это было так неожиданно, а оттого веселее вдвойне.
— А вы правда убивали вампиров? — проговорил Мишка.
— Нет, конечно! — пропыхтел, пытаясь отдышаться Эно. — Но слава о короле-смельчаке должна греметь на всю округу. Поэтому я набираю золу в мешок, еду куда-нибудь в поле, там выкладываю длинненьким таким бугорком и втыкаю стрелу с оранжево-бело-фиолетовым оперением — это цвета моего флага. Кто-нибудь потом это находит, всем рассказывает, а через три дня о моём новом подвиге уже вовсю распевают менестрели. Вот, смотрите…
Нашим взорам предстала небольшая уютная комнатка с четырьмя пышными перинами на полу, с окном, забитым пузатой пуховой подушкой («Я распорядился, ночью уже совсем студёно, — сказал Эно»), с гвоздями по стенкам — в роли вешалок.
— Калориферов тут нет, а жаль, оно ж — не травень месяц, — усмехнувшись, продолжил король, — но печку затопили, сейчас и сюда живой дух дойдёт. А удобства, извиняйте, на улице. Скажите спасибо, что не в пещерах живём. Советую вам укладываться, в три — побудка, в четыре — выступаем. Смартфоны у вас, конечно, есть, заводите будильники. А я — к своим. Переодеться надо, командование на себя взять… Мож, ещё вздремнуть пару часиков успею.
Эно улыбнулся и прикрыл дверь.
— Он прав, — сказал Боб. — Надо на боковую. Вам троим — особенно.
— Очень хочется под душ, — промолвила Настя.
— Положа руку на… грязную голову, мне тоже, — откликнулся я.
— Терпите, о мои славные собраться и сосёстры по оружию, — голосом киношного былинного героя изрёк Мишка. — Если нас завтра утром не убьют, то к вечеру помоемся.
— Всё, я — спать, — буркнул я.
С облегчением стащив с себя верхнюю одежду, мы повалились на перины.