Платочек в кружевах. глава 3 Столкновение
До обеда она с удовольствием разбирала прибывшие новые книги, вчитывалась в аннотации произведений авторов, оформляла стенд художественных новинок. Посетителей почти не было – на дворе пронзали, словно пикой, жарой, пиковые денёчки знойного лета. Студенты педучилища, а они главные читатели библиотеки, разъехались по окрестным сёлам, по родительским домам. Более продвинутые, скомпановавшись в организованные группы, выдвинулись в туристические поездки. Лишь две смешливые девчушки, прыская и перешёптываясь, рассматривали очередной номер сатирического журнала «Крокодил».
Окна библиотеки были открыты, и по залу гулял приятный сквознячок, иногда шаловливо и гостеприимно распахивая входную дверь. И, когда в очередной раз проказник оглушительно и с особой широтой растворил двери, Вера не сразу вынырнула из увлекательного сюжетного момента открытой наугад книги. Хрипловатый и нервный голос незнакомой ей женщины вернул её к действительности.
-« Посмотри , Ниночка, погляди, доченька моя, на эту злую тётку! Это она у нас хочет папочку отобрать!» -
Внушительных габаритов женщина, как телушку на привязи, тянула за собой за руку заплаканную худенькую девочку лет семи – девяти. Они являли собой разительный контраст: если мать чуть ли не брызгала соками жизни, полногрудая и сдобная, то девочка, словно чахлое растеньице – длинненькое и квёлое. Только глазищи, горящие и горестные, в слезах стыда за мать и в тёмных рамках полукружий, смотрели скорбно и праведно, словно с иконы. Словно пронзила Верочку родная скорбь Лешиного взгляда… Она сразу бы узнала по взгляду эту девочку даже на улице. Две тощенькие, в огромных праздничных бантах, косицы девчушки тряслись и дрожали в тон плачу хозяйки. А мать в розовых пятнах ярости на белокожем лице всё подталкивала упирающуюся дочь к Вере:
- Ну что стоишь, гордыню тешишь?! Ты же любишь папку! Падай быстро на колени перед этой…Не хочу при ребёнке… , Пусть она папку нашего оставит в покое! Ты же обещала, бестолковка! –
В ужасе Вера застыла гипсовым изваянием, прижав крепко обеими руками к груди книгу и не спуская изумлённых глаз с девочки. Обе читательницы бочком выскользнули за дверь, испугавшись напряжённости ситуации.
- Что праведницей прикинулась, глаза вытаращила?! Посмотри, у кого ты собираешься отца отнять! У несчастного болезного ребёнка! –
И она яростно вытолкнула девочку вперёд, чуть ли не в ноги Вере. А та ничего не могла видеть перед собой, кроме этих, таких любимых, больших и заплаканных глаз страдающего ребёнка.
- Смилуйтесь, пожалуйста, не при ребёнке… Пусть она выйдет! Пожалейте! –
- Кого жалеть-то, тебя?! Строишь из себя праведницу, ишь, овечкой волчица прикинулась!
- Нинка, выйди-кось!
И она, цепко обхватив дочь за тонкие плечики, вытолкнула её за дверь. И дверь, ускоренная сквозняком, как волчица, яростно клацнула замком, как зубами.
- Ну и что я должна сделать с тобой, потаскухой?! Я тебя ногами затопчу за свою испоганенную жизнь, за дочку свою! Ну что тебе от надо от нас, от Лёшки мово?! Клин что ли на нём сошёлся?!-
Она надвигалась на Веруню разгорячённой глыбой и, словно пышущая огнём печь, выстреливающая углями, обливала Веру яростным потоком нецензурной брани. Странно, Вера почти не запомнила лица соперницы. Лишь что-то сдобное, бело-розовое, отвратительно кричащее здоровьем и самодовольством. Вера даже потом не могла вспомнить, какого цвета глаза у жены Алексея. От ярости они стали почти белыми. Запомнилось только, что, будучи и так слегка навыкате, они чуть не выпадали из орбит. Почему-то внимание акцентировалось только на тонких, изящной точёной работы, ноздрях соперницы, раздувающихся от злобы, словно детские розовые флажки на ветру. Может потому, что они входили в диссонанс своим изяществом и лепной структурой крошечного носика с грубоватым и крупным лицом соперницы?! Словно мастер при лепке лица совершал небрежные простоватые движения, а при лепке носа и ноздрей проявил особое мастерство, вытачивая и доводя их до совершенства. И при таком разительном контрасте лицо казалось особенно пошлым и наглым.
-Вот ответь мне, что тебе надо от нас, от мово Лешки?!
Она, резко двинувшись с места, почти подпрыгнув, так страшно, как это делает, разворачиваясь, громоздкий и опасный трактор, рванулась к Вере.
- Но я, мы…любим друг друга…
Невнятно и наивно залепетала Верочка, пятясь и пытаясь спрятаться за деревянную этажерку выставочного стенда.
Раздался вопль девочки:
-Мамочка, родненькая, не надо! Пошли домой! – в щели дверей стояли укоризной большие глаза измученного ребёнка.
- Поищи для своей похабной любви другого дурочка! Это у нас любовь, у нас дитё болезное! Оно пропадёт без отца! И он никогда нас не бросит! А ты убирайся отсюда по добру. Я тебе жизни теперь не дам! Ославлю на всю округу. И с работы тебя попрут! Проклинаю тебя – сдохни! –
Она всей мощью своего тела толкнула выставочный стенд на Веру и разъярённой фурией, сносящей всё на своём пути, выметнулась вон из читального зала. Дверью бахнула так, что можно было не сомневаться – убьёт! Девочка мышкой скользнула за матерью, долго открывая слишком забившуюся от страха в косяки дверь.
Вера от удара свалившихся на неё книг и деревянной этажерки упала на рядом стоящий диванчик, головой больно ударившись о стену. Сильно саднила скула. Её поранил тяжёлый и острый угол переплёта монументальной книги с трудами В. И. Ленина. Явно - будет огромный синяк. Вера пребывала то ли без чувств, то ли в глубоком нервном оцепенении.
Явившаяся на шум директриса была поражена увиденным разгромом и лежащей почти без чувств Веруни. Может быть, и приятно поражена:
- Извольте пояснить мне, голубушка Вера Михайловна, что здесь происходит? И кто
возместит ущерб? Вызываем немедленно милицию и скорую помощь. –
И она нарочито участливым движением бросилась к телефону. Вера успела перехватить и прижать к себе трубку телефона, стоявшего на тумбе рядом с диванчиком.
- Миленькая Александра Ивановна, ничего не нужно… Я всё сама, сама… Не нужно милицию, никого не нужно… Я возмещу, простите меня, я уйду домой, дайте мне отпуск – пожалуйста… Я всё сама…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Свидетельство о публикации №217112201344