Сколько зим... Сколько лет...

   На улице похолодало, последняя декада осени. Снега пока нет, но небо нависло серое, тоскливое и многообещающее. Сегодня вот ещё и ветер дует, порывистый и пронзительный. Птицы носятся в небе большими стаями, не высоко, и не известно, куда они с криками так устремляются. Это здешние, местные, перелётные давно уж все покинули наш, холодный для них, край.

   Мне вспомнился один случай из такого же холодного периода из давнего моего
детства, что прошло в далёком Забайкалье. Мы жили в Чите, столице (так теперь
хочется взять это слово в кавычки, совсем не по-столичным меркам в нём идёт жизнь,) области, на ГРЭС. Наша округа в те годы была просто городской окраиной, большой деревней. Была, правда, своя достопримечательность - недалеко раскинулось озеро Кенон. Летом нам можно было только завидовать...

   Дома кругом были частные за небольшим исключением каких-нибудь учреждений.  К таковым, например, относилась наша школа, если я пока ещё не окончательно сдружилась со склерозом, то она была тридцать шестая. Мы в город приехали только в этот год. До этого жили, и я окончила пятый класс, в посёлке Надёжный, Кыринского района, там был рудник по добыче олова в то время.

   На ГРЭС жила мамина подруга, тётя Клава Копалкина. Она и позвала, и уболтала маму переехать "из дыры в нормальное место." Она подсуетилась и нашла жильё для нас рядом со своим домом, сдала нам её соседка небольшой домик. До школы мне было совсем рукой подать, а то, что далеко до центра, да особенно в холодное зимнее время, - это меня никак не касалось тогда. Вот тёти Клавиной дочке рано утром приходилось уезжать, а вечером возвращаться уже по темноте ежедневно, она была первокурсницей медицинского института. Звали Тамарой. В моём понимании, она была просто красавицей. Мать и наряжала её соответственно, не жалела денег.

   У нас с Тамарой была дружба. При чём, не бескорыстная с её стороны. Я хоть
училась только в шестом классе, но я хорошо рисовала и умела писать шрифтом.
Поэтому все альбомы по анатомии с совершенно чистой и спокойной совестью Тамара доверяла мне, чем я была весьма польщена и горда, а Тома получала хорошие оценки и привозила мне иногда из центра вкусняшки, вроде конфет или мороженого. И кроме всего зачастую со мной "секретничала", как с равной.

   Рассказывала, что они с подружкой Танюшкой, которая частенько оставалась ночевать, когда готовились к зачётам и сессии, перед новым годом на старое Рождество гадали на женихов. Зажигали свечи, рисовали на листе бумаги круг
с алфавитом, брали блюдце, нагревали его своими руками, держась все вместе кончиками пальцев за дно. Потом его придерживал кто-то один, у кого была сильнее энергетика, и блюдце начинало ползать по очерченному кругу от буквы к букве, складывая их в слова. Вызвали дух Александра Сергеевича Пушкина.
   - Я у него спрашиваю: "Закончу ли я институт и стану ли врачом?" - рассказывала Тамара с ноткой обиды в голосе.
   - Какой из тебя врач, дура?! ...один только ветер в голове, - ответил он.

   Был ещё у тёти Клавы сын Юрка, бездельник, хулиган и пьяница. Он не учился нигде и не работал, только тянул с матери деньги на гулянки и не слушал ни мать, ни отца. Отца их я, честно, теперь никак не могу воспроизвести в памяти
своей. Дядя Коля был трудяга, работал где-то на ГРЭС, уходил рано и приходил поздно, очень уставал. Они с тётей Клавой все молодые годы проработали на Камчатке, там и дети их родились. Заработали денег и приехали назад в Читу, построили хороший, добротный и большой дом. Запасли денег и на будущее детей, и внуков. Поэтому Юрка, наверное, и был избалован и доставлял родителям немало хлопот, был их постоянной головной болью: часто приходилось его вызволять из милиции, тётя Клава "откупала" его, (правда, я не очень понимала значение этого глагола в данном случае,) везде у неё были знакомства и связи.

   В наступающий 1968 год, год Жёлтой Земляной Обезьяны, Юрка с друзьями так покутил, что его опять через несколько дней нашли в милиции. И тогда тётя Клава, благодаря своим всемогущим друзьям, спровадила сыночка отдавать долг Родине, чтоб не отправили его в места более отдалённые. Не знаю, уж какие войска были осчастливлены таким внеочередным пополнением.

   На Камчатке она работала с рыбодобытчиками, была каким-то начальством.
По ней чувствовалось, что она властная, умная, пробивная женщина с неслабой силой воли и твёрдым, скорее мужским, характером. В общем, в доме она была "хозяин". А работала теперь простым поваром в детском саду: подальше от всех передряг и проблем руководящих должностей, в тепле и сытости, среди чистых детских душ и светлых глаз. Все уважительно обращались к ней по имени - отчеству, Клавдия Петровна. Была она доброй, с шутками переносила любые домашние неурядицы. Но курила тётя Клава как заправский матрос...- папиросы.

   У них был ещё и третий "детина" - мой ровесник, сын Толька. Иначе его никто и не называл. Учился он ТОЛЬКО в четвёртом классе, любил учиться!
Когда я заходила за Толькой, чтоб идти куда-то, он отвечал мне неизменной фразой, на полном серьёзе: - Сейчас, я только НАбуюсь... Я смеялась в ответ.
У него был ещё друг Вася Мудрик из седьмого класса. В школу мы ходили с ним вместе.
   Учились в первую смену, ходили затемно, а если случались какие-то внеклассные мероприятия, репетиции, занятия кружков, то возвращаться приходилось тоже по темноте. Но Толька был верный и надёжный друг и мог меня ждать сколько угодно, не бросил ни разу одну. Гулять в свободное время я ходила тоже с соседскими мальчишками, как-то не заводилась у меня дружба с девчонками. Во-первых, я была новенькая, во-вторых, отличница, да ещё и с характером, как говорят, палец в рот не клади, в обиду себя уж точно не давала. А у некоторых девочек в этом возрасте "звёздность" так и прёт, тяга к лидерству и личному самоутверждению безмерна. Ну, а со мной, как никак, всегда были таких два рыцаря, как Толька и Вася... В общем, я была среди них "свой парень".

   Я не могу теперь уже сказать, ранняя была в тот год зима, поздняя или нормальная, но помню, что снегу долго не было, так, чуть-чуть припорошено, но холод был сильный. Наша бедная Тамара всегда приезжала промёрзшая до синевы.
И мне к холодам мама купила новое зимнее пальто. Сначала, как похолодало, я
ходила ещё в старом, прошлогоднем, бордовом с чёрным цигейковым воротником,
но я так из него выросла, что рукава выглядели на 3/4 от положенных. И вот как-то мама привезла мне из города новое пальто. Меня даже не брала примерять
с собой в магазин. Оно было немного на вырост. Но в нашем детстве такие серьёзные вещи не покупали на один сезон, поэтому и рассчитывали, что ребёнок
будет расти, значит, вещь надо взять с запасом. Пальто было "пёстренькое" - основа ткани была чёрной, на ней был рисунок, как теперь говорят, принт, из оранжево-красных и синих правильных шестиугольников, как пчелиные соты. Да ещё и эти соты были выпуклыми, ткань была набивная. Воротничок тоже был из чёрной цигейки. Я сразу стала выглядеть старше и, как мне думалось, намного
серьёзнее. А ростом я была уже ого-го, вся выросла к тому времени, и на том почему-то и остановилась, к сожалению. Обнове я, понятно, была очень рада.

   Когда закончились наши уроки, верный мой Толька поджидал меня уже в фойе.
Я зашла в раздевалку взять пальто. А у каждого класса была своя, отведённая только конкретно для этого класса, закрывающаяся раздевалка. Пальто моего не было. Я прошла и просмотрела все висящие пальто. Немного испугавшаяся уже, позвала Тольку, и стали искать вместе. Но что же искать, когда там было почти пусто, все разошлись уже. Толька пошёл к дежурной, а я почти заплакала, не понимая, как же по такому морозу можно будет дойти до дому. Пришла испуганная гардеробщица, стала меня успокаивать и ещё раз всё проверять, чуть ли не в рукавах искать моё пропавшее пальто. И тут у Тольки прояснились мозги, он даже вскрикнул: - Мы же не в твоём классе раздевались, а в нашем... Мы ведь опаздывали, а твоя раздевалка дальше, и мы заскочили в мою.

   Боже мой! Как все трое обрадовались, вместе с дежурной тётенькой, и помчались в другую раздевалку. Моё новое красивое пальто ждало одиноко меня в уголке на крючке. Тут я ему обрадовалась повторно, даже, наверное, больше, чем в первый раз, когда только принесли из магазина. Смеялись потом всю дорогу, и незаметно добежали домой, где нас заждались с вкусной едой наши бабушки. Они постоянно ходили друг к другу через двор и чаевали. А Толькина бабушка курила трубку и нюхала специальный нюхательный табак, потом громко чихала. Светлая им память, и бабушкам, и мамам нашим, все покинули этот мир, отправились в чистый, зелёно-голубой и беспроблемный.

   А на нашей земле опять холода. Вот-вот всё укроет снегами, завьюжит и выстудит. Только в памяти сохраняются маленькие тёплые островки из детства.
И словно по чьему-то повелению приоткрывается прозрачная вуаль годов, скрывающая наше прошлое, и оттуда веет теплом, добром, любовью и нежностью.

           22.11.2017г.