Доброта, хуже воровства

Без общения с землёй моряк не представляет своего существования. Во-первых, сам сход с «коробки» - это уже психоэмоциональная разгрузка. Во-вторых, соприкосновение со свободой, несёт в себе множество приятных ощущений, как то женщины, горячительные напитки, и вообще, просто пройти по материковой части для моряка верх всякого наслаждения.
 
Корабль пришвартовался к «стенке» поздним вечером. Ну какой дурак будет сидеть на корабле, если у него есть заслуженный сход на берег? Время приближалось к полуночи, когда два артиллериста Саша Пушкин, Вася Старухин и доктор сошли на берег. Поднявшись с Минной стенки наверх, зашли в ресторан «Приморский». Но … буфет уже был закрыт, касса сдана и получив от ворот поворот, они зашагали по направлению к Графской пристани. Лёгкий ветер с моря пьянил душу, которая жаждала подвига. Город будто вымер. «Развод» по ресторанам произошёл и вновь образовавшиеся пары разбрелись по квартирам для взаимного удовлетворения. И вот, среди этого, казалось бы, благодушия, Саша, как бы невзначай, обронил фразу:- А у меня в дипломате чекушка «шила». Хряпнуть бы.

- А где? – спросил Старухин.

- Пошли в туалет на Графской, - предложил доктор.

Предложение одобрили. И шаг стал шире. И настроение повышалось с каждым этим шагом.

Вот и туалет.

- А из чего пить?

- Из горла.

- Я из горла пить не могу,  - заканючил доктор.

- Не пей, - Пушкин по-доброму улыбнулся.

Все же бутылка пошла по кругу. Доктор действительно пил как последняя скотина. Вначале набирал в рот из крана воды, потом вливал в него спирт, глотал, дико морщился и снова в изобилии запивал водой. Зрелище было ужасающее. Остальные делали это профессионально. Но тут в туалет вошли два курсанта, идущих с увольнения. То ли начинающий действовать хмель, то ли воспоминания о потерянных юных годах сделали начмеда сказочно добрым.
 
- Ребята! Хотите выпить?

Им бы не мешало отказаться, но они как-то сразу дружно согласились. И щедрая рука доктора протянула им этот божественный напиток. Первый отхлебнул глоток и передал бутылку второму. «Шила» оставалось грамм двести. Он сунул бутылку в рот, запрокинул голову и вылил в себя все оставшееся содержимое. Сказав «спасибо», они  побежали на катер.

Все онемели, и только доктор восторгался юными дарованиями. Тупо смотря на пустую тару, Пушкина наконец, прорвало,- Докторинчик! С тобой вечно влезешь в какую-то задницу. На хер тебе сдались те курсанты? Вот что мы теперь будем пить? Я ещё думал настоять спирт на ореховых корочках, а потом дома с тобой его выпить.
Мы вышли из туалета.

Тот же легкий бриз колыхал листья каштанов. Вася поехал на Остряки, а два закадычных друга, доктор и Пушкин, поехали на проспект Лётчиков, где один снимал квартиру, а другой жил у тёщи.

Всю дорогу на доктора лились проклятья, его мешали с дерьмом и грязью, а он виновато молчал.

И только после клятвенного обещания, что завтра Саше будет возмещена потеря, он успокоился.

И всё равно, нет-нет, да и вспоминал он тихим и не совсем добрым словом, наглых курсантов и серьмяжную простоту доктора.