Костя Юханцов и Перекрёсток Бесконечности 3

День третий
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос

Мой будильник разразился каватиной Фигаро из «Севильского цирюльника», Мишкин — жужжал «Полётом шмеля».
— Что, уже? — простонала Настя.
— Ужее некуда, — проговорил я, выключая музыку.
— Вы меня заразили, — Миха тоже отключил будильник, потянулся, — я уже тоже хочу купаться. А то чувствую себя машинкой, проехавшей сто тыщ кэмэ без мойки.
— И это — вы ещё сухопутные, — со вздохом пробурчал Боб, подёргав себя за отросший клинышек серебристой бородки. — А мне каково?
В дверь забарабанили.
— Проснулись? — послышался голос Незамысла.
— Да! — прокричали мы, кое-как приподнимаясь.
— Если — да, — князь заглянул, — то умывальник на улице. Вода не замёрзла. А потом — ко мне. Кофе попьём. Бразильский, между прочим.
Минут через пятнадцать мы сидели в «кабинете» Незамысла, держа пиалки в одной руке, а пряники в другой. Что и говорить, вкус и аромат свежемолотого кофе бодрил влёт. С видом всё повидавшего-испытавшего я показал Насте, как держать пиалу, не обжигаясь.
— Готовы? — выждав, пока мы управимся со скудным завтраком, произнёс князь.
— Как юные пионэры, — буркнул Мишка. — Нам бы ещё горн с барабаном, тогда ваще всем ворогам кирдык.
— Трубачи у Эно есть, а бубен у кочевников отберёте, — промолвил Незамысл. — Допивайте, доедайте, прощайтесь. И во двор выходите, дружина уже строится. Если наш план без каверз прокатит, уйдёте отсюда к вечеру с тенью енота. Настя и бобр остаются тут, это решено. Вы двое — выступаете из города с гридней, присоединяетесь к королевской рати, общее командование принимает на себя Эно. А у меня дела. Встретимся после битвы. Вопросы?..
— Господин князь, — проговорил я, окидывая его неприязненным взглядом, — надеюсь, когда мы вернёмся, ни один волосок с их голов не спадёт. Да, без Настиных чар мы слабее. Но и без неё мы на разрушения горазды. И вы это прекрасно знаете.
— Ты что, русским по белому не разумеешь? — кажется, Незамысл улыбнулся впервые после давешнего разговора на крепостных воротах. — Иди ужо! Выкажи силушку богатырскую, обори супостатов!
Мы с Мишкой чуть помолчали, теперь уж нам что-то не улыбалось, а потом обнялись с Настей и Бобом (как же всё-таки сближают совместные злоключения!) и так же — в молчании — вышли.
Небо ещё даже не думало хотя бы посереть, когда мы выбрались за крепостные ворота.
— Пойдём по приборам, — сказал я.
Но всё оказалось проще, поскольку, как тут же выяснилось, из колеи, пробитой многочисленными телегами-подводами, не сильно-то выпрыгнешь. И мы, пристроившись в арьергард отряда, поплелись по хлябям, иногда с натугой вытаскивая сапоги из вязкой жижи. Чапали мы этак часа полтора. Фонарики, во избежание никчёмно-несвоевременных вопросов, не включали. А погодка, между тем, выдалась ни капельки не лётной: сипел и царапался кусачий ветер, срывался мерзкий, перемешанный со снежным бисером, дождик, и наше настроение, поболтавшись около нуля, вскоре кубарем полетело вниз, намертво зашкалив в каких-то глубоких минусах.
— По местам! По местам! — наконец-то, услышали мы, не веря собственному счастью, но сил радоваться почти не осталось.
Глаза тут к темноте понемножку приноровились, и мы увидали, что ратники режут и ломают ветки кустов, мостя себе «стлани» и на них усаживаясь. Мы не замедлили последовать их примеру.
— Не спать, не спать! Замёрзнешь! — приговаривали командиры, прохаживаясь вдоль залёгшей цепи. И шуткой от этих слов даже не веяло.
Спустя полчаса на востоке (ох, как мы этого ждали!) задымилось янтарное марево, а ещё через мгновенье над горизонтом блеснула робкая васильковая полоска — словно кто-то отогнул пластинку жалюзи. И мир снова стал привычно-рельефным, обретя цвета и формы.
— Готовьсь, готовьсь! — зашелестело по рядам.
— Смотри-ка, — Миха указал пальцем.
— Чисто конкретно Александр Македонский! — ответил я.
Правее, метрах в двухстах — на иссиня-чёрном коне — гордо высился Эно. Ничуть он сейчас не напоминал смешливого добряка, что сперва смиренно ожидал очереди на городских воротах, а потом горланил песенку про самого-себя-короля-героя. Теперь он смотрелся совершенно иначе — суровый взгляд пылал решимостью и отвагой, рука, сжимающая меч, вздымалась в предвкушении разящего удара, голос гудел, будто набатный звон, и даже солнце, что несмелой улыбкой блуждало по его доспехам, казалось, обещало ему подмогу в предстоящей битве со злом. Он что-то воодушевлённо кричал, обращаясь к своим воинам. И те, закованные в латы, выстроенные «свиньёй» (что мне тут же напомнило о тевтонцах во время Ледового побоища), отвечали ему дружными возгласами. Слова уносил порывистый ветер, но ясно слышалось, что язык иноземцев — причудливая смесь английского и немецкого.
Как только Эно умолк, от его отряда отделился всадник и помчался к нам. А навстречу заспешил один из сотников Незамысла. Они едва успели между собой переговорить, как юг потемнел от вражеской конницы.
— Щиты!!! — заревели командиры, а один из них (с криком: «Прячьтесь!») бросил щит нам.
И — вовремя! Небо — хищным свистящим роем — прошили стрелы. Правда, ощутимого вреда не причинив.
— АКМ-ов нет, зато кевлар! — выкрикнул Мишка, постучав по щиту.
— Эй, отроки! Как вы там? Не сомлели? Давай же!!! — услышали мы, увидав, что круто вверх уходит длинная стрела с ярко-красным оперьем — знак для Насти.
И мы, вновь ощутив прилив неведомой силы, начали стремительно расти, покрываясь мерцающей сталью. Страх мгновенно ушёл. Бросив беззаботный взгляд в поднебесье, я приметил стайку крылоящеров, которые, словно стервятники, кружили над полем сечи.
— Чёрный завр, я не твой, — пропел я.
— Обойдёшься! Nevermore! — заорал Мишка, выхватывая меч. — Ура!
— Ура!!! — во всё горло завопил я.
Но тут…
— Дьявол! Дьявол!!! — услышали мы истошные, почти панические возгласы.
«О нас что ль?» — едва ли не хмыкнул я, но тут на окружающий мир упала и мгновенно разлилась тьма. Снова вскинув головы вверх, мы ахнули: прямо над нами, внезапно появившись словно б из ниоткуда, простирая бескрайние — от горизонта до горизонта — крыла, парило гигантское чудовище с черепашьей головой и извивающимся, уходящим в бесконечность, змеиным хвостом. Заметавшиеся птерозавры, разом вошли в пике, надеясь найти укрытия в леске, но с таким же успехом стайка колибри могла б искать спасенья от падающего с неба сапсана. В секунду склевав ящеров, зверь обратил взор к нам. А после разверз пасть, в которую запросто мог бы вплыть океанский лайнер, и с рёвом выдохнул. Но не жар и пламя, как, зажмурившись, ждали мы, а мерцающий стылый дым, что одним махом окончательно накрыл всё — и людей, уже бившихся врукопашную, и лес, и поле, и очертания крепостной стены.
— Костян…
— Я тут, — протянув руку, я наткнулся на Мишку, сделал шаг.
— Вот тебе и поиграли в победителей драконов… — пробурчал он. — Но зато теперь мы знаем, как играют в высшей лиге.
— Угу… — проронил я; на расстоянии вытянутой руки Мишкин силуэт — а от нашего грозного обличья не осталось и следа — проступил-таки из тумана. — Интересно, как нам это знание поможет, если и Стивен Кинг уже нервно курит?
— А что так тихо вокруг? Все вымерли что ль?.. Давай пройдём, глянем?..
Но никуда пройти мы не успели, потому что белесая дымка вдруг взволновалась, заискрилась ещё сильнее и внезапно расступилась, образовав коридор, тоннель, на другом конце которого мы разглядели женщину в длинном — цвета зреющей земляники — платье с серебристым ремешком, с каштановыми длинными прямыми волосами и с перламутровым жезлом в правой руке, на который она опиралась, словно на посох.
— А сказывали, она старая и с косой.
Мишка пошутил, но я услышал, как от страха клацнули его зубы.
— Вот и верь после этого людям, — ответил я.
— Та-ак… вот вы какие… — «Смерть» приблизилась, чуть склонив голову, нас оглядела.
— Я не дракон, — промолвила она тихо, — не надо меня побеждать.
— Мы видим, — ответил я.
— Это вы сейчас так видите, — рассмеялась она, — а когда я, задумавшись, птеродактилей склевала?.. Что вы тогда видели?..
— Так… это вы… там?.. — пролепетал я.
— Ну да, — кивнула она беспечно, — как-то само собой вышло, непроизвольно…
— Надеюсь, мы вам не по вкусу? — осмелел я.
— Я пока не пробовала, — снова засмеялась она и, несмотря на зловещую фразу, оцепенение моё как-то враз спало.
— А с ними — как? — я окинул взглядом вздрагивающую мглу, за которой, как я предполагал, находятся едва начавшие битву воины.
— О, ровным счётом ничего. Сейчас отлежаться, в чувство придут… и — по домам. Я им всем внушила, что воевать нехорошо, Пусть идут к матерям, жёнам, детям. А кочевников… да, всех в один заход не переучишь, но вот эти уж точно больше кочевать… да жить с поживы награбленной более уж не захотят. Пусть землю пашут.
— А с нами — что? — наконец-то с моих уст сорвался вопрос, который пришёл в голову первым.
— С вами… — задумчиво протянула она, — с вами… такое дело… раз уж вы хотите остановить войну в вашем мире, то нам по пути. Держите!
И она резко протянула жезл. Мы от нежданки даже чуть отшатнулись.
— Нам?! — в один голос вскричали мы. — А мы… что с ним делать?
— Это не всё, — строго сказала она, всучивая посох Мишке. — Открывайте! — и указала на неприметную в траве медную скобу.
Я нагнулся, рассмотрел, скоба оказалась ручкой, потянув за которую я рывком откинул деревянную крышку люка. Встав на четвереньки, мы заглянули внутрь. В глубине колодца, почти на уровне пола, зияла в стене небольшая круглая дыра.
— М-да, не метро, — буркнул Мишка. — Опять корячиться надо…
— Очень много всё непонятно, — вставая и отряхивая колени, проговорил я. — Тут, как я уж вижу, снова портал. Что за ним? Зачем нам туда? Нам тень енота нужна. У нас Настя с Бобом в плену. И родители нас ждут. Нам бы тоже управиться — да к матерям…
— И жёнам, — договорил Миха.
— Вы смешные, — заулыбалась каштановолосая. — Это хорошо. Значит, я правильно вас выбрала. Ладно, слушайте. Но всего я вам сказать не могу. Потому что тогда баланс совсем нарушится.
— А как вас зовут? — Миха, кажется, совсем страх потерял.
— Имён у меня бесчисленно, — она вовсе не обиделась, что её перебили. — Я же не отсюда, не из этих миров. А, как говорит ваш друг Боб, бесконечность имён есть только у неявного. Так вот, я — неявная. Я — дочь Великого Сияния. Я его часть, его обитатель. Оно — моя родина.
— Вы… — я замялся, — вы — пацифистка?
— Нет, конечно! — она поморщилась, будто я сказал бестактность, — Нарушено равновесие. И оттого сейчас я на вашей стороне.
— Извините, — буркнул я.
— Если я вам скажу что-то лишнее, то всё может пойти совсем непредсказуемо, — кивнув, продолжила она. — А имена… ну, скажем, один чудак когда-то назвал меня розовоперстой Эос. Точнее, rododaktylos. И, не скрою, это было приятно. Некоторые думают, что я — Лилит… и, должна сознаться, я и сама так иногда думаю, но это не так. Но дело ж не в именах. Правда?
— Э-э-э… наверное, — выдавил я.
— Главное не кто ты, — пришёл на выручку Миха, — а какой ты. Да, мы тоже так считаем.
— И славно, — уже думая о чём-то своём, по-деловому проговорила Эос. — Смотрите, жезл складывается, он… телескопический. Можно — в карман… А время я для вас совсем отключу. Это, считайте, мой вам — персональный подарок. Не боитесь?
— Бояться — уже силы нету, — сказал я. — А куда нора-то?
— По моим меркам, это рядом, — заулыбалась Эос. — Увидите. Ещё хочу вам сказать, что точно такой же переход есть в тереме Незамысла, а о том, что есть вот этот, дублирующий, он не знает. И никто не знает. Кроме меня, ну, и вас теперь.
— А жезл?.. Это оружие или?..
— И оружие и или, — промолвила розовоперстая. — Это — универсалий. Навигатор, лучемёт, переводчик, синтезатор материи…
— Ещё и крестиком вышивает… — не удержался я.
— Крестиком — не знаю, а гладью — точно! — засмеялась Эос. — Ну что?
— Ладно, мы полезли, — проговорил Миха.
— Давайте! Я на вас надеюсь!
Три вбитые в стенку металлические пластины помогли нам спуститься на мозаику пола. Подсветив фонариками, мы разглядели покрытую подтёками грязи картинку, на которой какой-то типа-древнегреческий воин размахивал мечом в окружении разноцветнопёрых птичек.
— Оставь надежду, всяк сюда входящий? — полуриторически полюбопытствовал Миха.
— Нет, — важно ответствовал я. — Это — кто с мечом к ним войдёт, тот — воробей, вылетит — не поймаешь.
— Это вы сложно сказали, Константин, — хмыкнул Мишка, — И, право же, не остаётся ничего другого — только поверить алгеброй практики вашу малогармоническую теорию. И раз упражнения в пустомельстве завершены — ползём, блин! Ради нас delete на времени нажали, а мы лясы в ступе точим.
— Да, ползём, — выдохнул я, представив, что Эос и вправду нажимает на delete и тут же, как на иллюстрации к «Спящей красавице», застывает даже огонь в очаге.
Дыра, к нашей радости, оказалась не норой. И мы тут же смогли выпрямиться и оглядеться. Мы оказались в довольно проёмистом коридоре, который подсвечивался матовыми лампами, выглядывающими из пластиковых стен. А впереди — метрах в двадцати — чернел прямоугольник двери, на которой, подойдя ближе, мы не обнаружили ни замков, ни ручек.
— Сим-сим, откройся? — Мишка взглянул на меня вопросительно.
Я пожал плечами.
— Думаю, многофункциональник нам не зря дали.
— А, ну тогда держи, раз ты такой умный, — Миха с готовностью протянул жезл мне.
Я покрутил его в руках, раздвинул. И здесь меня осенило.
— Внимание! — произнёс я с важностью. — Юниверсал Эос представляет, — и, сам не веря в успех, поднёс его к двери.
И она, к моему удивлению, с лёгким пыхтением отъехала в бок.
— Ну, ты — колдун! — засмеялся Мишка, и мы выглянули наружу.
— И где мы? — только и смог вымолвить я.
Мы стояли на пешеходной дорожке, выложенной тротуарной плиткой. А мимо нас убегал в бесконечный мрак высоченный тоннель, с проложенными по нему рельсами.
— Вот так, Миха, — проговорил я, — а ты говорил, не метро…
— М-да… каюсь, — вздохнул Мишка, — слово материально, наперёд — учту.
— И всё же, где мы? — повторил я.
— А палка-универсалка? Она не подскажет?
— Теперь твоя очередь, — сказал я.
Миха взял жезл, погладил его, вгляделся. Потом понажимал в разных местах, сложил-раздвинул, попробовал выжать, словно постиранные носки, потёр, как Алладин — волшебную лампу, попытался открутить ему голову, то есть, круглый золочёный шарик в виде улыбающегося солнышка. И ничто результатов не дало.
— Голосовая команда? — предположил я.
— Навигатор! — немедленно рявкнул Мишка.
— И что, сразу так сказать не могли? — произнёс тут же звонкий женский голос, а над жезлом, прямо в пустоте возник полупрозрачный, слегка мерцающий экран, на котором мы увидели улыбающуюся девушку. Оч-чень симпатичную! На вид ей было лет восемнадцать; с копной рыжеватых волос, подстриженных-уложенных в каре а-ля царица Клеопатра, востроглазая (цвет глаз несколько раз поменялся, в конце концов, застабилизировавшись на бирюзовом), с выщипанными бровями вразлёт, курносая и слегка веснушчатая.
— Привет! — воскликнула она. — Сижу тут взаперти, поговорить не с кем. Уж думала, вы не догадаетесь!
— Привет! — ответили мы. — А ты кто?
— Я-то — известно кто, — иронично произнесла девушка, — я-то — Аврора. Виртуальный компьютеризированный джин. Во всяком случае, сейчас. А вы-то кто?
— Михаил.
— Константин.
Неожиданно для себя мы представились чрезвычайно церемонно.
— Нет, так не пойдёт, — рассмеялась Аврора. — Давайте проще. Я буду — Рора, а вы — Миша и Костя. Идёт?
— Идёт, — с готовностью согласились мы.
— И вы, небось, хотите узнать, где вы?
— Ещё как хотим, — сказал Миха.
— Что ж… раз я сейчас в роли навигатора, — проговорила Рора, — то рада сообщить вам, что вы находитесь… — она выдержала эффектную «МХАТовскую» паузу, — находитесь в 2220-м году от Рождества Христова на планете Марс Солнечной системы, точнее, на станции метро «Медная речка». До населенного пункта — городка Красногорка — одна остановка, протяжённость данного участка жэдэ-дороги — 44 километра, время в пути…
— Стой! Стой! Стой! — наперебой закричали мы, замахав руками. — Какой Марс?! Какая Красногорка??? Какой две тыщи двести??? Издеваешься что ль?
Она надула губки.
— Не хотите слушать, не спрашивайте. Пойду я лучше в свою тёмную келью, и умру там от одиночества!
— Извини, — сказал я. — Но сама пойми, ты ж нас словно ледяной водой окатила. Нет, мы уже чуть привыкли — порталы, миры, всё такое… но — Марс! И год тоже… Чёрт!.. Это как-то слишком.
— Нет, это я виновата, — она спрятала лицо в ладонях. — Решила, что надо торжественно, радостно… Но людям не угодишь. Да, меа culpa. Замнём, а?
— Замнём! — дружно воскликнули мы.
— Тогда так, — в её голосе зазвучала деловитость. — Вот перрон, видите? Идите туда, первая электричка… а сейчас четыре утра — через 18 земных минут. Хронометраж суток тут не очень отличается, привыкнете. На рельсы не наступайте. Точно не знаю, но вдруг… — она покрутила головой так, словно сейчас вылезет из экрана, — вдруг они под напряжением? По пешеходной дорожке, а там мосточек выдвигается, кнопочка есть, перебежите. Угу?
— Спасибо, Рора, — сказал Мишка. — А зачем тут станция, если и населённого пункта никакого нет?
— Это — пока нет, — она развернула хрустящую обёртку, забросила в рот маленькую конфетку, — Прости, сладкого хочу, не могу уже… Всё возводится по генеральному плану, а здесь тоже городок планируется. Строится уже. Меднореченск, как вы понимаете. Кстати, сюда можно и на «жуках» доехать — это у местных такие вездеходы гусеничные, но в вагончике приятней. Сидишь, дремешь… Ой, у вас же прикидос несвоевременный! Щас ворожну чуток!..
Я и понять ничего не успел, а уже оказался в узких, почти облегающих штанах из отливающей синевой кожи и мохнатой разноцветной куртяшке по пояс и с капюшоном. Миха выглядел примерно так же.
— Ух, а оказывается, и эта средневекушка, что на вас, она тоже не правдашняя, надо ж! — Рора даже присвистнула. — Вирт на магии сидит, миражами погоняет. Под сканер не попадайте, раскусят. А когда обратно пойдёте, то моё обвалится, снова в древне-старинном окажетесь.
— Постараемся, — буркнул Мишка, — если ещё знать, где сканеры эти… Ну чё? — он взглянул на меня.
— Рора, не выключайся, хорошо? — попросил я. — На перрон пойдём.
Мы отошли от двери и та с тихим шипением закрылась. Я провёл ладонью по стене, поискал какой-либо паз, но проход исчез, словно и не было.
— Надо посчитать шаги, — сказал я, — иначе на обратном пути забодаемся жезлом тыкать.
— Считайте, а я пока карамельку сжую. Ой, вкусненько!.. — Рора закатила глаза от удовольствия. — Давайте аккуратно! А то я к вам только привыкла.
Мы торопливо прошли по плитке (я насчитал пятнадцать шагов, Мишка — шестнадцать), нажали бросающуюся в глаза большую красную кнопку (разглядев на другой стороне такую же), пробежали по мостку, который, едва мы с него сошли, сложился и уехал обратно. И оказались на пустой платформе.
— В это время тут никого не бывает. Строители из Красногорки скоро вам навстречу поедут. Ну, то есть, уже едут, скоро будут. Вон лавочка, можно присесть, — Рора умолкла, дожевала, вытерла рот кружевным платочком. — Во-от… Как я вижу, вы сидите, — продолжила она. — Тогда ещё одна новость. Вы готовы?
— И что за но…
— Тут — война.
Мы аж подскочили.
— Что??? Какая? Кто с кем?..
— Вам хоть не говори ничего, — она отвернулась.
— Да тебе всё пофиг! Ты — робот! А нам? — вспылил Миха, но увидав, что девушка от его слов вздрогнула, как от пощёчины, сразу же утих. — Ой, прости! Прости! — запричитал он, — я иногда такое мелю, самому потом как-то… Прости, пожалуйста!
— Ну, что с тобой делать? — Рора вздохнула. — Прощу, конечно! Но ты уж… в руках себя держи. Все эти эмоции, всплески-импульсы-припадки — это не по-мужски как-то. А? Не права я?
— Да, права, — виновато скривил губы Мишка, — буду держать. Так кто воюет-то?
— Люди, вестимо. С а;нтами.
— С кем? — я немедленно представил себе жвалозубых, покрытых шипами монстров.
— Это такие люди с планеты Глория. А Глория — это, которая по орбите Земли вращается, но с другой стороны Солнца.
— Я слышал что-то такое, — Мишка потёр подбородок, — не думал, что это правда.
— Так они — как люди? — не понял я.
— Не — как, а люди и есть, — сказала девушка. — ДНК с вашей идентична. И по виду не отличишь. Не знаю, есть ли у меня объяснение этому… надо покопаться в оперативке. И вот, — продолжила Рора, — эти глорианцы тоже прилетели на Марс, и они тоже считают, что он — это… как бы сфера их интересов… Сперва, вроде б, пытались договориться, мол, взаимное сотрудничество, совместные программы, проекты, разработки, но потом… — она махнула рукой. — Но прям вот тут не воюют, в Амазонии пока тихо. Бои идут где-то севернее — в Аркадии. И ещё — на той стороне. На Жемчужных землях.
— Кто побеждает? — несмело поинтересовался Мишка.
— А, никто, — Рора скривилась. — Ни анты, ни люди пока сюда больших сил не перебрасывают. Дороговато… А политики засели на Исиде — это равнина такая — и разговоры разговаривают уже пятый год. Беда с этими людьми разнопланетными… Вишну как-то семинар устраивал, я была, Эос послала, так он так и сказал: ну, как дети, просто беда с ними. Ой, простите! — Рора шлёпнула себя по губам, её глаза снова превратились в калейдоскопики, меняющие цвет. — Теперь уж я ляпнула!.. Вот я!..
— Ладно, Рор, один — один, — примирительно произнёс Миха. — Замнём.
— Спасибо! — она тут же успокоилась, но здесь что-то заставило её насторожиться. — Слышите? Кто-то идёт. Спрячьтесь на всякий… Хотя, куда тут?.. Стоп, я вас сейчас отмимикрирую под стенку вон ту… Идите же, — она показала взглядом.
Мы попятились, прислонились к стене, облицованной каким-то марсианским кварцитом, а Рора нарисовала в воздухе решётку и швырнула ею в нас.
— Всё, не шевелитесь. Жезл — в карман, я тоже прячусь, — торопливо прошептала она.
По ступенькам неработающего эскалатора, о чём-то вполголоса беседуя, спустились трое в синих рабочих комбинезонах. Взглянув на одного из них, я оцепенел. Незамысл! Так вот он где! Чем же он тут занят?
— Ах, вот для чего мы здесь, — прошелестел Мишка. — Чтоб за ним проследить… или помешать ему как-то…
— А ты как думал? — ответил я. — Как только Эос сказала: лезьте в портал, я сразу въехал, что это «ж-ж-ж» неспроста.
Но просечь, какого тут делает наш знакомый тёмновековый князь, мы не успели. По лестнице шумной гурьбой сбежало с десяток молодых людей, разодетых так, что и актрисы Мулен-Ружа им бы позавидовали. Особенно прикольно смотрелись причёски девчонок — «взрыв на макаронной фабрике», посреди которого резвились звёздочки разноцветных молний.
— Элитные балбесы на каникулах, — хмыкнула Рора. — Кому — война, а кому — экзотика. Надавать бы подзатыльников и им, и их родителям…
— А ты Розовоперстую надоумь, пусть займётся, — пробурчал я. — Всё, размимикривай нас, мы, типа, с ними.
— Легко. Сейчас уже и поезд. И от подозрительных эти балбесики вас загородили.
Послышался натужный свист, тоннель осветился, и со стороны Красногорки вынырнул четырёхвагонный состав с огромными фарами и пустыми глазницами окон.
— Конечная, — послышалось внутри поезда. — Стоянка — три минуты.
— Беспилотник. Тут его называют «пчёлкой» или «паровозиком из Ромашково», — слова, доносившиеся из навигатора, слышались вполне отчётливо.
Дверцы раздвинулись, и на перрон высыпала изрядная толпа, в основном — мужчины, и большей частью — в простых спецовках и комбезах.
— Время идёт, а спецуха — как была, так и… — вымолвил Миха.
— Не скажи, — наша электронная опекунша несколько повысила громкость голоса, чтоб перекрыть шум, — вроде б — то же, а материал другой, не пачкается. И терморегулятор установлен.
«О, как!», — сказали мы и запрыгнули в вагон вслед за представителями супернекстовых генератов, по сравнению с которыми, скорей всего, выглядели деревенщиной. Нам пришлось отсесть подальше, чтоб бабуинские вопли юной компании не мешали нам разговаривать с Ророй. Незамысл с попутчиками, как нам удалось мельком углядеть, забрались в соседний вагон.
— Телефоны свои допотопные не вздумайте вытащить, — сказала Рора. — Теперь у всех симка в мочку уха встроена. А любая одежда — это устройство, которое всё совмещает. Есть, правда, упёртые, они гаджеты на шее носят, но вы ж — мальчишки, а не сектанты какие-то. И на двери межвагонные посматривайте. Тот, кого вы испугались, в тамбуре стоит. Кто знает… может и сюда сунуться.
— Ты нам тогда внешность поменяй, а? — проговорил Мишка.
— Хм, ты — простой такой, — рассмеялась девушка. — Впрочем, уговорил, лет десять вам накину сейчас, бороде с усами не пугайтесь.
Что тут скажешь… мы постарались не испугаться. Кажется, она нам и роста добавила.
— А теперь рассказывай, — проговорил я, — нам всё интересно. Это — конечная, а что дальше? Пути же уходят. И поезд, что — один, туда-сюда челночит?
— Пока — конечная. А дальше ж тоже городок строится. Официально — Новый Китай, а в русских посёлках то «Шанхаем» прозывают, то «Китай-городом». И электровозик один пока, но рядом тоннель уже почти готов, скоро два должно быть. Один в Красногорку, другой — из…
— А за Красногоркой — что? — спросил Миха.
— Там много чего. Сперва — Шравасти индийская, потом Версаль — французский, как понимаете, потом Майский Цветок — Mayflower американский… Там тоже сейчас конечная. Но дальше уже бразильцы сооружают, южноафриканцы… Тут целая страна должна получится. Может, хоть анты вас друг с другом воевать разучат…
— Да уж… — вздохнул я, — нет худа без добра… и добра — без худа, увы…
— Так… трое странных ушли в соседний вагон, — промолвила Рора, — можете подремать, если хотите, а то, как я улавливаю, вы с ног валитесь. Я разбужу.
— Да, пожалуй, — я потёр глаза, чувствуя, что, и правда, дьявольски устал.
Мы с Михой по очереди сходили в туалет — там тоже всё оказалось на голосовых командах, благо, инструкция на дюжине языков висела на стенке, поглазели чуток на «элитных балбесов», которые всей оравой что-то рассматривали на полупрозрачном, висящем в воздухе мониторе (наверное, свои фотки) и ржали так, что казалось вот-вот лопнут, а после, откинувшись на спинки мягких обволакивающих кресел, разом провалились в сон.
— Просыпайтесь, приехали!
— Ой, Насть, ещё чуть… — отмахнулся я.
Но, конечно, вовсе не Настя нас будила, а Рора.
— Только уснул, — прокряхтел Миха.
Минуты через три (мы как раз успели коротко рассказать о Насте, Бобе и всяких наших путешествиях-приключениях) состав плавно притормозил.
— Ваши выходят, вам, значит, тоже надо! — прервала нас Рора.
Мы выбрались из вагона, осмотрелись. Народу вокруг сновало немало — военные и клеркообразные в тёмных костюмах, а вот строителей в синих робах было раз, два и обчёлся, так что Незамысла и его спутников мы высмотрели в момент. Они скорым шагом направлялись к выходу со станции. Наша новая внешность позволила идти за ними без утайки.
— Сканеров на выходе нет, зато на входе… — в гомоне, что нас окружал, Рора и не думала шептать. — Как обратно пойдёте?.. Вся моя маскировка вскроется.
— Будем решать проблемы по мере поступления, — философски заметил я.
Пройдя сквозь тамбур, напоминающий шлюз космического корабля, мы оказались на улице. Толпа здесь бурлила неслабая, как на рынке перед Новым годом. Над головой, на высоте, примерно, двенадцатиэтажки, сиял ультрамариновый купол, местами разрисованный ватными облаками и аляповатыми птицами; под краской вполне просматривались частые шеренги стальных заклёпок.
— Ну, не Сикстинская капелла, — поймав Мишкин взгляд, усмехнулся я.
— И близко не… — согласился он. — Смотрим в оба. Не упустить бы
И, протискиваясь сквозь броуновское движение народа, мы устремились за Незамыслом. Рора за это время (сообразно с нашим виртуальным возрастом) немножко причесала-пригладила перья и завитки на пуховиках, и теперь гляделись мы уж не школярами, а, скорее, какими-то дизайнерами или архитекторами, для которых место при возведении чего-то нового всегда найдётся. И несколько таких свободных художников (мыслями невесть где парящими) в толпе промелькнуло.
— Мужчин к женщинам, где-то… десять к одному, — пропыхтел Мишка, оглядывая толпу.
— А что ты хочешь, — пожал плечами я. — Война, стройка… Тяжёлая мужская доля… Стой!
Я придержал Миху за руку и выглянул из-за угла, потому что Незамысл и его сопутчики вдруг резко застопорились около кафе, а один из них живо юркнул в стеклянные двери.
— Я б тоже пожрать не отказался, — проворчал Мишка. — А что он один-то? Самый голодный что ль?
— Подождём, — проронил я. — Что-то тут нечисто. В поезде не дрыхнуть надо было, а пряники жевать.
— А пойду-ка я, послушаю, о чём они там… меня сейчас и мама родная не признает… — неожиданно проговорил Миха и небрежной походкой направился к кафе, словно беззаботный зевака, размышляющий, мол, то ли кофе выпить, то ль чего покрепче.
Каюсь, я не успел его одёрнуть. Впрочем, миссия оказалась вполне себе выполнимой. Должен признаться, Мишка, к моему немалому облегчению, в роль вжился великолепно. Он прошёл по касательной, чуть потаращился на витрину с ценниками и рекламой, а поймав настороженный взгляд Незамысла, только виновато улыбнулся, словно отпускник, не знающий, как ему распорядиться своим внезапно свалившимся отпускным счастьем.
— Тебе на Бродвей надо, — облегчённо выдохнул я. — Услышал что-то?
— Ещё как!
— Тише! — прошипел я.
— В общем, этот им сейчас ваджу какую-то вытащит с хантой.
— Ваджру? С гхантой? — вклинилась в наш разговор Рора.
— Ага, их. А что это?
— Это оружие такое… Ой, а это очень страшное оружие! — Рора чуть ли не воскликнула.
— А это, случаем, не клещи и колокол? — вспомнил я слова Флейты.
— Они, — откликнулась Рора, — Что ж делать-то? Они ж могут весь город в клочья разнести. И не только город, а ещё и пол-Марса в придачу. Ой, идёт!
Вышедший держал под мышкой предмет похожий на тубус; кто не знает — это такая вымершая фиговина для транспортировки бумажных чертежей.
— У меня ж микрофон направленного действия есть, — прошептала Рора, — а ну-ка…
— Если хотите уйти, сейчас самое время, — тут же услышали мы голос Незамысла.
— Нет, Рики-Таки, мы с тобой…
«Я знал, я знал!» — хотелось воскликнуть мне, но я сдержался.
— Да, мы с тобой, — проговорил третий голос. — Нам терять нечего. Спалим это осиное гнездо от Майского цветка до Китая…
Решение родилось мгновенно.
— Если не мы… — начал я.
— То грош нам цена! — откликнулся Миха.
В десять прыжков мы домчались до кафе, я вырвал «тубус» из рук Незамысла и мы что было мочи припустили по улице.
— Отнесём в полицию! — крикнул я.
— Нет, разломаем!
— Да, и будь что будет!
— Заткнитесь и слушайте! — завопила Рора. — Я вас выведу!
Она уже вовсю колдовала над нашей внешностью и одеждой. Сначала мы превратились в двух бравых военных, затем в пару пожилых рабочих, а дальше, разглядев нас в витрине, я аж зажмурился — по улице бойко семенили две хорошенькие дамы в строгих офисно-планктонных костюмах, которые, конечно же, предусматривали совсем недлинные юбки. Но удивляться и поражаться было некогда, сзади топала банда террористов во главе с Незамыслом, а Рора отдавала сосредоточенные команды.
— Направо! — слышали мы. — Прямо!.. А тут налево! За трёхэтажным зелёным — ещё налево!
Мы бежали, меняли направление и обличье, но погоня не прекращалась. Словно ведомый каким-то собачьим чутьём, Незамысл нёсся по нашему следу.
«ВНИМАНИЕ!!!» увидели мы набранное жирным красным капслоком.
— «Выход», — прочитал я написанное ниже, — Рора, а куда?..
— За купол. Молчите. Слушайте, — ответила она. — Визуально — вы в скафандрах, — я тут же разглядел на себе нечто комбинезоноподобное, — документы — в нагрудных карманах. Не бойтесь.
— А мы и не боимся, задохнёмся просто, даже помучиться как следует не успеем, — проговорил Миха.
— Я знаю, что делаю, — отрезала девушка. — Всё. Режим тишины.
Боковым зрением я увидел, что Незамысл выбежал из-за поворота и, тяжело дыша, заозирался. Нет, не думаю, что сбил его с толку наш скафандровый внешний вид, скорее, он не мог себе представить, что мы вдруг вознамеримся покинуть купол и выйти под открытое небо. Мы не стали дожидаться пока он построит логические цепочки. А, толкнув двери, вошли в предбанник шлюза.
— Допуск давайте, — безразлично промолвил один из охранников; его напарник нас даже взглядом не удостоил.
Мы порылись в карманах, предъявили пластиковые пропуски.
— Новенькие что ль? — в глазах охранника мелькнул интерес.
— Угу, — промычали мы.
— И как там — на Земле-то? Солнышко, наверное… воробьи чирикают… травка зелёная…
— И девушки красивые, — добавил я.
— Вот именно… — покряхтел охранник, — а мне тут ещё два года по контракту горбатиться… Держите.
Он протянул пластмасски нам, мы переглянулись.
— Мигает, — пискнула Рора.
Прорези не было, так что просто поводили пропусками перед жёлтеньким моргающим сенсором. И дверца откатилась в бок.
— Удачи!
Мы помахали охраннику и переступили через порог.
— Рора, сейчас вторая дверь откроется, — делая вид, что спокоен, промолвил я. — А вирт-скафандры от агрессивной среды не спасают.
— Вот только паниковать не надо! — раздражённо выпалила она. — Я, в отличие от этого секьюрити, по-настоящему впахиваю, вам уже целое подпространство соорудила с запасом воздуха… Горбатится он, видите ли… сидит тут — на этом сачкодроме, даже мух не считает…
Бодрая речь Роры нас здорово воодушевила, и когда дверь в просторы Марса отворилась, мы, полностью доверившись нашей милой чичероньке, вышли наружу.
— И куда? — осведомился я, с опаской делая первый вдох. — В какой стороне Медная речка даже представить не могу.
— А что там делать? — озорно хохотнула Рора. — Шучу. Конечно, на Медную! Но не пёхом же!.. Так что… мы пойдём на север. Порядка пятидесяти метров. Точнее, ста пятидесяти. Вон к тем холмикам.
Кажется, после того напряжения, которое Рора испытала под куполом, уводя нас от погони, теперь она находилась в игривом настроении.
— Неужто и там портал? — удивился я. — Не миры, а сыры какие-то…
— Двигайте скорей! — перебила девушка, её игривость уже улетучилась. — Я через спутник поглядываю, на той стороне человековороты активные наметились… неизвестного происхождения.
Мы поднажали. Шагалось легко — искусственная дополнительная гравитация, очевидно, каким-то образом нагнетаемая в подкупольном городке, здесь отсутствовала, отчего весил я сейчас килограммов пятнадцать или немногим больше.
— Я этот портал плохо помню, — с сожалением сказала Рора, — там ещё ветки есть… И одна, вроде б, совсем в чужедальности невозможные… На Сириус что ль… Но тот, что на Медную, я чётко знаю. Не промахнёмся… Кажущиеся скафандры не мешают? Я нарочно не убираю. Вдруг на глаза кому… О чёрт!
Мы обернулись. Шлюз снова открывался, а в щель, не дожидаясь, пока дверь полностью отъедет в сторону, в очень лёгком — словно для дайвинга — костюме протиснулся Незамысл. И тут же длиннющими прыжками помчался прямо на нас.
— Из ваджры щас как врежу!.. — заорал я.
— Нет!!! Нет! Жезл!!! — заверещала Рара. — Из него!!!
Мишка выхватил универсалий, рывком разложил, направил в грудь Незамысла.
— Огонь! — гаркнул я, помня про голосовые команды.
Сноп света ударил князю под ноги, отбросив его в сторону. Я увидел, что он жив, но правая рука повисла плетью, а обе штанины разорваны и на песок хлещет кровь. А ещё мы увидели в его левой руке нацеленный на нас пистолет.
— Бежим! — рявкнул я, пригибаясь.
Несколько пуль прожужжали почти рядом, а мы буквально ввинтились в овальную дыру между камнями.
— Ух… Рора, ты здесь? — проговорил я, разглядев Мишку и ощупав стенки тоннельчика, насколько это позволила эластичная стенка защитной капсулы — руки были словно в перчатке из толстого прозрачного полиэтилена; да что там руки! — я как будто весь был в такой перчатке!
— Куда ж я без вас-то? — немедленно откликнулась она.
— Ну, мало ли… вдруг ты за хлебом пошла… — засмеялся Миха.
Высота норы позволила сесть и вытянуть ноги.
— Рассмотрим? — предложил Миха, открывая «тубус».
Ваджра оказалась металлической трубкой, с метр, пожалуй, длиной, в одном торце которой располагались пять узких, дугообразных пластин, отогнутых назад. А рядом с другим концом на короткой цепочке висел колокольчик.
— А где курок? — Мишка посмотрел на меня. — Как с него стрелять-то?
— Принцип действия такой… — откликнулась Рора, — но только не делайте ничего, послушайте просто… Пластинки отводятся вперёд, получается что-то вроде пятиперстной щепоти, а колокольчик надеваешь на торец. И встряхиваешь, чтоб звякнул. И полмира — в руинах.
— Если его трясти, как же прицеливаться? — пожал плечами я.
— Видишь ли… — Рора хмыкнула, — если атомная бомба упадёт тебе не на голову, а в метре, то это тебя не спасёт.
— Уберу её пока от греха, — сказал Миха.
— Да уж, прячь нафиг, — кивнул я. — Слушайте, а как же наш Рики-Тики-Тави собирался сухим из воды выйти?
— Да он же в акваланге, — усмехнулся Мишка. — В общем-то, я тоже не верю, что он такой идейный и решил собой пожертвовать.
— Но он же — ант, наверное… Кто их разберёт? Может они там все фанатики сплошь?
— Незамысл — фанатик? Ага… — Миха покивал головой. — Всё, лады… Рора, нам куда?
— Пока прямо. А на развилке — в правый рукав, — отозвалась она.
— Да, ползём, — вздохнул я. — Я уже становлюсь опытным ползателем между мировых порталов.
Я двигался осторожно, инстинктивно оберегая плёнку на коленях. Хоть я и не сомневался, что Рорина фирма веников не вяжет, но бережёного, как известно…
— Прибыли, — сказал Мишка, — он пыхтел впереди.
Вылезли, покрутили головами. Да, это она — Меднореченская станция, но мы — на стороне перрона. Так что пробежались до платформы, нажали красную кнопку, перебрались через мосток.
— Пятнадцать? — спросил я.
— Шестнадцать, — ответил Мишка.
— Пятнадцать и пять десятых, — съязвила Рора. — Хватит трепаться! Промедление по-прежнему смерти подобно.
Я отсчитал пятнадцать шагов, поводил жезлом у стены.
— Ура, получилось, — отчего-то шёпотом сказал я, и мы вошли в коридор.
— А вот интересно, — задумчиво промолвил Миха, — вот, скажем, этот коридор, он уже на Земле? Или ещё на Марсе? Или все эти норы-коридоры посерёдке, и просто — тамбуры? А если они посерёдке, то где это?
— Ты меня озадачил, — сказала Рора, — надо подумать. Узнаю — скажу.
Миха пролез в дыру.
— Тьфу, ё-моё! — вдруг воскликнул он.
— Что?! — я уже опустился на четвереньки, чтоб протиснуться следом, но замер.
— А тут новые дела… вот так вот ползёшь себе, никого не трогаешь, примусы починяешь, и вдруг — хрясь!
— М-да, ехали мы, ехали… — я влез, посмотрел вокруг, потёр подбородок.
Бог его знает, куда мы вылезли. По виду — погреб, подвал какой-то. Полы выстелены досками, потолок тоже деревянный, а стенки земляные. И ящики-сундуки вокруг наставлены — некоторые друг на друга.
— Ророчка, выручай! — сказал я.
— Выручай, голубушка! — подпел Мишка.
— Они шаги посчитать не в состоянии, а Рора — выручай, — засмеялась она, — Что с вами делать?.. Буду вас спасать. Я ж из тех, кто одной рукой горящую избу на скаку останавливает, а другой в это время борщ варит. Так… в самом деле, где мы?..
Мы примолкли виновато, а Рора — задумчиво.
— Ага, — наконец, проговорила она. — Мы на Земле, это уже хорошо. Мы… хм… Знаете, где мы? Мы — в тереме Незамысла! У него в подполе. А, точно! Эос так и говорила, что два перехода рядом, словно дублирующие.
— Тогда — забираем Настю и Боба, и валим отсюда! — произнёс я. — А время в норме?
— Да, в норме, — ответила Рора, сверившись с маленькими часиками на левом запястье. — Причём, не забывайте, время пошло! А зачем тут теней столько?
— Чего столько? — мигом насторожился я.
— Теней, — терпеливо повторила Рора. — Всякие-всякие… Людей, зверей, потусторонних разных, деревьев, камней… каких только… Тень — это такая штука, которая…
— Только совсем нас за идиотов не держи, — отмахнулся я, — Просто нам как раз до зарезу нужна тень енота.
— Бегущего енота, — поправил Миха.
— Так давайте коробки рассмотрим, — улыбнулась девушка, — мы снова лицезрели её на мерцающем экране, — может, там написано?
Нет, не написано было, нарисовано. На стенке одного из ящиков мы с удовлетворением разглядели изображения разных зверей, и, в том числе, енота. Если я его ни с кем не спутал.
— А как же их отличить?.. — протянула Рора, когда, откинув, к счастью, не забитую гвоздями крышку, мы заглянули внутрь.
И в самом деле, разницы между тенями я не уловил ни малейшей — они всё походили на куски материи с рваными краями. И расцветкой, мягко говоря, глаз не баловали, просто-таки — пятьдесят оттенков чёрного.
— Тогда пора сделать звонок другу, — сказала девушка. — Минуточку… Реиф — парень отзывчивый. И грамотный. Должен помочь.
Рора подтянула к себе клавиатуру (или, скорее, обширный многомерный пульт), пробежалась пальчиками по кнопкам.
— Рифа, привет!
— Ой, Рорка, здорово! — услышали мы. — Рад, рад тебе! Как ты? Сто лет уж… Причём, сто — это не фигурально!..
Они рассмеялись.
— Да, ничё, всё нормально. Потом как-нить расскажу. Риф, слушай, мы тут разобраться не можем. Ты в тенях и прочих таких делах спец, я знаю. Как тень бегущего енота выглядит?
— Ну, вот… я думал, ты решила меня на кофий пригласить, — Реиф захохотал. — Вот я наивная душа! А ты вся в делах.
— Я с удовольствием, Рифка, в ближайшее — обязательно. И кофе, и не кофе. Но дело не терпит! Я тут с друзьями — они люди, мальчишки… славные такие — мы тут с ними мир от войны спасаем. И нам нужно, в то числе…
— Супер! — воскликнул Реиф. — Конечно, помогу! И впредь — звони. Тень енота? Бегущего? Ну, она такая… Не очень большая, не широкая, то есть, но длинная, во-вторых… есть чем посветить на неё? Она на свету искрится. Рыжими блёстками такими…
Я начал торопливо вытаскивать тени, Мишка светил фонариком. Оказалось, что под описание подходят две.
— Это просто от разных енотов, или копия, или одна — не енот? — протараторил я.
— Может быть, барсук… или бурундук. Но бурундучья гораздо меньше. Они сколько в длину?
Я померил пальцами.
— Примерно по шестьдесят сантиметров обе. Нам надо, чтоб полугарнец вышел.
— Это где-то… двадцать семь… двадцать восемь тебов… — посопел Реиф. — Значит, бурундук отпадает. Угу… Полугарнец?.. Да, получится. Её в ступке толчёшь, а она от света набухает… Стоп! Вот я дурак! — послышался шлепок, словно он ударил себя по лбу. — Переверните её. Какого цвета она на обороте?
— Буровато-желтоватая, — сказал я. — Палевая такая.
— А другая? — тут же поинтересовался Реиф.
— Зелёная, салатная, типа…
— Ну, не молодец ли я! — возликовал незримый Реиф. — Бурая ваша. Она енотовая. А зелёная — барсучья.
— Ой, Рифка, я твоя должница! — воскликнула Рора. — Ты — чудо! Кофе — за мной! И тоже звони, не пропадай. Когда мы видались-то?.. А, у Агни на юбилее. Круто было, да? Весело!..
— Рор, не напоминай мне, хорошо?.. Думаешь, мне легко об этом?..
— Всё, прости, — Рора осеклась. — Знаешь… Я очень… очень-очень хочу тебя увидеть.
Реиф чуть помолчал, вздохнул.
— Замётано, — сказал он. — Я тебе на следующей недельке позвоню.
Реиф отключился. Я разглядел на Рориных глазах бусинки слёз.
— Он, наверное, и вправду, хороший парень, раз ты в него влюбилась, — сказал Миха.
— Правда хороший, — Рора шмыгнула носом и улыбнулась. — Ну что — хватаем и бежим?
— Никогда ничего не крал, — проговорил Мишка.
— Всё когда-либо случается первый раз, — успокоил его я.
— Слава Богу, не всё, — отозвалась Рора.
И мы, уложив тень в мою котомку (а мы снова были в средневековых одеяниях), поднялись по скрипучим ступенькам, ведущим к выходу из подземелья. Но здесь нас поджидал новый малоприятный сюрприз. Люк был заперт. К тому ж, не на какой-то там тривиальный висячий замок, а на заклинание, как нам тут же сообщила проницательная Рора.
— А ведь Минздрав предупреждал: уносите ноги подобру-поздорову.
— А с чужим добром поздорову — сложно… — шумно выдохнул Миха. — В принципе, можно вернуться на Марс, найти рядышком наш проход, выйти в степь, где…
— И вернуться в Спасомерец вместе с Эно, — договорил я. — Или даже одновременно с Незамыслом, а я нисколько не сомневаюсь, что такой скользкий тип, как наш друг Рики… Кон-Тики… уже оклемался и на всех парусах дует сюда.
— Да, не пойдёт, — согласился Миха. — Твой вариант?
— Я б написал Флейте, но тут даже поле не ловит…
— Дао есть… — проронила Рора.
— И? — мы навострили уши.
— А через дао, можно и в сеть выйти, и в поле.
— Так давай! — воодушевился я. — Логин — Флейта.
— Да поняла уж, поняла… — Рора снова вытащила свой суперпульт, набрала какую-то комбинацию. — Что пишем-то?
— Ну… что?.. — я почесал в затылке. — Флейта, доброе утро! Ваджра и гханта у нас, но мы в погребе у Незамысла, а на настиле магический запор. А времени нет, нас скоро обнаружат…
— Отправила! — заявила тут Рора.
— Как? Я не договорил! — возмутился я.
— Я чуть по-своему написала, и не так деликатно. Не бойся, я от своего имени.
— Вот почему женщины всё всегда делают наоборот? — я обернулся к Мишке.
— Чтоб вас реже из всяких передряг вытаскивать, — ответила Рора. — Уже ответ есть. Умница ваша Флейта. А умница — потому что женщина!
— Не отвлекайся, что пишет? — проворчал Миха.
— Тэ-эк… Пишет… Спасибо, вас поняла.
— И всё? — мы своим ушам не поверили.
— Угу. Лаконичная, — подтвердила девушка. — А, ещё сообщение!
— Что?! — в один голос выкрикнули мы.
— Шишиги съели ваш люк, выходите. Я ж говорила — умница, а вы не верили, — Рора расплылась в улыбке.
— Шишиги? Это кто такие? — не понял я.
— А это анчутки такие зловредные, — скривилась Рора. — Но вот, надо ж, и от них польза бывает. А дай волю, всю мебель сгрызут…
— Где ж съели-то? — Миха, вновь поднявшийся по приступкам, дотронулся до, казалось бы, абсолютно целого настила. И немедленно получил за шиворот целый поток пыли; доски люка рассыпались в прах.
— Хорошо, когда есть друзья, — резюмировала Рора. — А ещё хорошо, что я сейчас в условном мире, а то б обчихалась.
Миха отряхнулся, впрочем, отряхнуться пришлось и мне, поскольку часть пылепада накрыла и меня, и мы выбрались. Прямо в кабинет Незамысла, как я почему-то и ожидал.
— Бежим в спальню! Они там, наверное, — стараясь не кричать, проговорил я. — И — на цыпочках. Вдруг услышат.
Когда мы ворвались, Настя что-то пришёптывала и водила руками, а Боб отрешённо сидел в углу. То ль молился, то ль медитировал.
— Как? Откуда вы? Я думала… Вы что, с Луны свалились?.. — радостно запричитала девочка.
— С Марса, — засмеялись мы. — Всё потом, потом, по дороге. Линяем!
Мы весёлой гурьбой выскочили во двор. Одеревеневшие от изумления стражники, мгновенно опомнившись, направили на нас бердыши, но к воротам мы не побежали. Мишка вытащил жезл и в клочья разнёс забор совсем в другой стороне.
— Какая мощная штуковина! — воскликнула Настя.
— Эта? Нет! Это — так себе. Вот эта — совсем убойная! — наперебой прокричали мы, указывая на «тубус», зажатый у меня подмышкой.
— Коль на молодца не довольно ружьеца, то есть и мортиры, был молодец, а остались дыры, — засмеялся Боб.
Он старательно ковылял вслед за нами, но уже начал помалу отставать. И это могло бы стать проблемой. Но не стало.
— А вы нас знакомить не собираетесь? — вдруг подала голос Рора, пока незримо сидящая в жезле.
— Кто это? — заоглядывалась Настя.
— Настя, это — Аврора, Рора, то есть, — сказал Миха.
Он достал универсалий из кармана и девушка, появившись на очень маленьком экране, помахала рукой.
— Рора, это — Настя, — произнёс я, — знакомьтесь.
— Здравствуй, Рора, — улыбнувшись и тоже помахав рукой, проговорила девочка.
— Привет! — отозвалась та. — Рада, что у Мишки с Костей такая классная подружка, они про тебя немножко рассказали.
— А это — Боб, — сказал Миха.
— Доб… рый день… — бобр совсем запыхался.
— Миш, положи жезл на землю, — тут же попросила Рора. — А теперь… вуаля!
И жезл тут же отрастил сиденье (чертовски похожее на трамвайное) и четыре длинные ножки с колёсиками.
— Транспорт готов, — довольная собой, засмеялась Рора, — жаль, не самоходный. Потолкаете по очереди. Хотя колёсики там для виду больше и для устойчивости, а так-то тележка на воздушной подушке едет. Её только направлять надо.
— Ох, спасибо, милая, — Боб закряхтел, забрался и мы поехали.
— Только, знаете что… — Рора чуть примолкла, словно что-то обдумывала. — Тут же не принято вот таким манером с животными… как барина какого-то на возке везёте… Боб, можно я тебя пока в человеческого ребёночка выряжу? А за город выберетесь, там уж…
— Валяй! — махнул лапкой бобр, и здесь же превратился в пухленького розовощёкого карапуза.
— Вот это колдовство! — восхитилась Настя. — Не то что моё…
— Это — не ворожба, — сказала Рора, — это… если сказать по-вашему — чудо. Просто я родилась и живу в другом пространстве — в Великом Сиянии, у меня это врождённое. Это, как бы, другая плоскость. И у нас тоже есть разные миры. И наши сюда — к вам — могут попасть запросто, а вот ваши… да, тоже иногда, некоторые… Но для этого… Ой, молчу!
Мы добрались до городских ворот, ссадили Боба (Настя взяла его за руку), Миха поднял универсалий.
— Пальнуть? — шёпотом предложил он.
Я покачал головой:
— Выходим спокойно, без великих потрясений. О нас и так тут сейчас молва пойдёт.
Я оглянулся, ожидая алебардщиков, бегущих за нами от княжьего терема, но никого не заметил.
— А вот если б он — жадина — своих опричников телефонами оснастил, то тут бы нас и свинтили, — сказал Миха.
— Вот после нашего случая телефонизацией и займётся, — пробормотал я. — И станем мы причиной местной научно-технической революции… в отдельно взятом городе.
На наше счастье вратари стояли новые, сменились, но и с этими шутки шутить желания не возникало; я ещё издали глянул: вышколенные, неулыбчивые, птенцы гнезда Незамыслова, блин.
— Вы — с Вяты?! — рявкнул тут один из стражей — здоровенный детина в колпаке, залихватски сдвинутом на ухо.
— Мы! — с вызовом ответил я, решив, что отпираться совершенно бессмысленно, хотя бы даже потому, что у нас была возможность, не сходя с места, запросто раскурочить весь этот Спасомерец, включая окрестности. Причём, используя только жезл.
Я увидел, что Мишка сжимает универсалий, а Настя — то бледнея, а то и вовсе почти зеленея — ухватилась за его рукав.
— Тогда — проходите! — вдруг добродушно пророкотал страж. — Князь самолично приезжал, велел вас без досмотру выпустить, как дорогих гостей. А помимо, вот вам — снедь в дорожку. С княжьего стола… — он протянул мне корзинку, из которой исходили какие-то чудесные запахи. — Мы не трогали! — тут же добавил он. — Вы не подумайте, что мы…
— Ничего мы не думаем, спасибо! — проговорил Миха.
Через минуту мы оказались за городской чертой, снова торопливо усадили Боба в жезловую коляску и во весь дух — откуда только силы взялись? — понеслись прочь. И пока не промчались пару километров, темп не сбавили.
— Что это было? — сказал Мишка, оглядываясь назад.
— Очередная загадочная загадка нашего загадочного путешествия, — ответил я, останавливаясь.
— Я уж думала, всё — пропали! — Настя засмеялась, скинула платок на плечи, вытерла пот со лба.
— А «пропали» не лечатся, — буркнул Миха. — Насть, ты платок накинь, простынешь.
— Так вы где были-то? — спросила Настя. — С какого Марса свалились?
Мы быстро рассказали о наших похождениях.
— Да… отчего ж он нас выпустил?.. — подал голос Боб. — Какой-то аттракцион противоестественного великодушия… Давайте я ножками пройдусь, уже затёк весь…
— А мне вот почему-то кажется, что Незамысл… или как его там… всё равно будет нас искать, — проговорил я, — А найдёт — и головы нам открутит.
— Так я ж — с вами, — откликнулась Рора, молчавшая от самых ворот.
— И что? Ты нас всю жизнь опекать будешь?
— Надеюсь, всё как-то уладится… а если всю жизнь… ну, значит, всю.
Я вздохнул. Мне тут же представилось, как мы с Михой — столетние старички — сидим на лавочке, седые, лысые, морщинистые, с палочками в руках, греемся на солнышке, а рядом стоит Рора — по-прежнему прекрасная, восемнадцатилетняя. Меня от этого даже передёрнуло. Но, может (подумалось тут же мне), бродя по мирам… а наша жизнь уже никогда не будет прежней — мы найдём эликсир бессмертия? И не постареем? И будем жить столько, сколько сами захотим?.. А ещё! — ещё в сто раз лучше! — мысленно воскликнул я, — найти такой бальзам и раздать всем! Всем людям! Просто так! Счастье для всех и даром — это ли не цель?
— Миша, Костя! — внезапно выкрикнула Настя, вырвав меня из задумчивости.
— Иосафат! — прорычал Мишка. — Этого нам только… Щас я его поджарю! Или по-богатырски?
Я наконец-то очнулся. Проклятье! Тираннозавр!!! Ти-рекс пресловутый. К тому ж — на папуасский манер — в юбочке. Но не из пальмовых листьев. А из шкур каких-то зверей.
Большущий, как двухэтажный автобус, он приближался к нам с неотвратимостью снежной лавины, да, пожалуй, и со скоростью почти такой же.
— А дайте-ка я! — неожиданно для всех воскликнула Рора. — Мне тоже хочется ножки размять.
Вот, говорят, можно привыкнуть ко всему… врут они! К чудесам привыкнуть невозможно! И то, что я увидел в следующую секунду, заставило меня вновь разинуть рот от удивления. Потому что Рора — джин, запертый в жезле — вдруг выскользнула из экрана и обрела плоть. Зелёная футболка и обтягивающие джинсы были ей очень к лицу.
— Сижу там, как девица в темнице, скоро корни пущу, — засмеялась она.
Через мгновенье девушка уже высилась над нами, подобно маяку, в котором обитал Бернид Белоярович, а статью и обличьем (а ещё — оружием) напоминала Афину Палладу. Повертев в руках копьё и его отбросив, она обратила щит в солнце и ударила его кипящим лучом под ноги динозавру. И ти-рекс, забавно подпрыгнув, остановился, пригнулся и пустился наутёк.
— Эх, — сказала Рора, — пугливый попался. — И озорно улыбнулась.
— Да, в этот раз у Штуши-Кутуши не срослось, — засмеялся Мишка.
— Но ты ж и не хотела его убивать, — Боб испытывающее взглянул на Рору.
— Конечно, не хотела! Я — большой друг животных! К тому ж, обижать слабых, а я-то явно сильнее, некрасиво. Ну, что — побежали? — она снова стала похожа на саму себя — на ту, которую мы привыкли видеть на дисплее, но в жезл не загрузилась, а пошла рядом.
— Да, ребят, идёмте скорей! — в голосе Насти послышалась едва ль не мольба.
Мы достаточно быстро прошли сквозь чахлый лесок и начали подниматься на холм.
— Чем больше у нас случается приключений, несовместимых с жизнью, — сказал Мишка, — тем чаще мне приходит в голову странная мысль, что второй жизни у меня нет.
— А если она есть, — ответил я, — то эту надо прожить так, чтоб не было мучительно больно после реинкарнации.
Я остановился, оглянулся на Спасомерец, отыскал взглядом княжье подворье. И здесь же увидел, как в окне чердака блеснула оптика — Незамысл снова стоял в «надклети» и рассматривал нас в бинокль.
— Нет, всё ж непонятно, отчего он нас отпустил, — проговорил я, демонстративно помахав Энику-Мигирику рукой.
— Может, испугался? — предположила Настя.
— Нет, не думаю, — я покачал головой. — Скорее всего, он супротив наших штучек… и жезла, в том числе, противоядие уже придумал…
— И время у него на обдумывание имелось! — подхватил Миха, — Ведь если он приехал к воротам раньше нас, то он, значит, и время как-то обхитрил.
— Что-то узнал, что-то обдумал, придумал… и отпустил… М-да… — вздохнул я. — Знать бы — что?..
— Зло убивает всё, но и порождает всё, — глубокомысленно произнёс Боб. — Добро — это всадник на стреноженном зле.
— Кстати, о ногах… — промолвила Настя. — Ноги моей больше тут не будет!
И мы вошли в пещерку. Горыныч никуда не делся, всё так же мирно посапывал на потолке. Разглядеть его полностью мне и в этот раз не удалось, но я предположил, что он висит там вниз головой, уподобившись летучей мыши. Мы забрали наши вещи, и вскоре стояли на уступе, вдыхая живительный воздух Золотого мира.
— Настя, пиши Флейте, — попросил я, — надо ей ваджру отдать. А потом мы с Михой, наверное, домой сбегаем.
Мишка согласно кивнул, девочка отправила волчице короткую записку.
— Перекусим? — спросил Боб.
— У меня такое ощущение, что мы уже с позавчера ничего не ели, — откликнулся Миха, снимая платок к Незамысловой корзины с яствами.
И здесь Рики-Таки удивил нас ещё раз. Помимо разнообразных, в том числе, совершенно экзотических фруктов, грозди винограда, мерцающей рубиновым ожерельем, и мягчайшего хлеба, от запаха которого сводило челюсти, мы обнаружили и завёрнутого в холстину жареного цыплёнка, между крыльев которого лежала маленькая промасленная берёста с текстом, наспех накарябанным шариковой ручкой. «Приготовлено в пищеделке, — прочитали мы. — Настя, ешь, не бойся». А сбоку стоял размашистый смайлик.
Мы только поулыбались и головами покачали. Флейта же, меж тем, пока не отзывалась.
— Надеюсь, с ней всё в порядке, — проговорил Боб; он уже умял, по крайней мере, две порции фруктов и сидел, щурясь от удовольствия.
И тут я внезапно понял, что на сегодня — хватит. Потому что устал, и устал так, что окружающий мир начал бледнеть, темнеть, крениться на бок и падать.
— Мих, — сказал я, пытаясь унять головокружение, — если ты думаешь, что нужно продолжать… я готов. Если не мы, то кто же?.. Но…
— Настя, — Мишка вздохнул, — пиши Флейте снова. Пиши так: завтра в десять утра мы будем у входа в Золотник, нам очень нужно поговорить… всё, точка. Костя прав. Надо домой. Я сейчас просто кончусь, как огонь в зажигалке.
Тут надо сказать, что я совершенно и нефигасто не помню, что было дальше. Но, кажется, мы выбрались из пещеры, вскарабкались к Орлу, сбежали вниз к Цветнику, однако трамвая дожидаться не стали, а рванули бегом. Потому что, в принципе — две остановки; я-то живу на Крайнего, а Миха на Козлова, центрее не бывает.
Завалившись домой, я с радостью обнаружил, что родителей нет; наверное, они, как и планировали, ушли с друзьями гулять — сперва в кафе, а потом в театр, и, следовательно, мне за мою непрезентабельную видуху оправдываться не перед кем. А двери открыла, блеснув ехидной улыбкой, Ирка — наглая одиннадцатилетняя сестра.
— Ир, — проронил я, — вот тока не сёдня… вот чессна, никаких сил…
И, видимо, что-то такое и вправду страдальческое, помимо моей воли, во мне промелькнуло, что Ирка внезапно переменилась.
— Кость… — в её голосе отчётливо послышалась мамина участливая интонация, — а давай я борща разогрею? Ты голодный, наверное? Мама час назад сварила, даже не остыл ещё… Налью, а?
— Ирка, солнышка… — только и смог вымолвить я, — ты — настоящий друг. Спасибо. Щас, я искупаюсь только. По горам налазились, извалялись… Я тебе потом расскажу…
Я постоял под душем, рубанул маминого борща — весеннего, с молодой картошечкой, с юной капусткой, со свежей — только что проросшей свёклой, и попытался сесть за уроки. Но мысли метались, словно птицы — простите за неуклюжую, избитую метафору…
— Мих, — сказал я, набрав номер, — ты живой?.. Я рад… Химию сделаешь? Я тогда — геометрию… Да, долг — превыше всего!.. Угу, давай…
Оставалась ещё география… но чё её там учить, если я вырос, ползая по карте?.. Так что — само собой — параграф надо просто глянуть перед уроком.
Я на автопилоте высчитал длину какой-то тени (нет-нет, не енота!), нашёл площадь неведомой трапеции, просчитал совершенно мне не нужные соотношения между сторонами и углами и, поставив будильник на девять, упал на кровать.