Леший 2 Глава 4 Соборование

   «Христианская церковь есть общество грешников. Это единственное общество,
   вступить в которое могут лишь недостойные».
   (Чарлз Моррисон)

   «Человек создал Бога по образу и подобию своему».
   (Ошо)

Процедуры решили устроить в том самом подвале, благо ключи при хозяевах. Более безопасного места не сыщешь.

Хороший в разочаровании – ни одной поджаренной хари. Почему? Это был первый вопрос к пленным.

Они сами в толк не возьмут, как уцелели. Сработали, как учили в Армии по команде «вспышка с фронта» – плюхнулись лицом вниз, в сторону, противоположную вспышке, глаза закрыли, ноги вместе, руки под себя, ладони на яйца, чтоб не улетели. Уложились в секунду, более чем вполовину армейский норматив перекрыли.
Всего одно прямое попадание, Рыжему в каблук. А Солитера и вовсе пронесло, правда, по-большому. Но это не в счет, шмотки так и так на выброс – все в пороховых подпалинах и дырках различного калибра, включая Лехину куртку. Шевелюру Рыжего слегка подпалило, личный стилист поправил. Солитера и тут пронесло, его лысину кепарик спас.

Такое впечатление, что в подвал за эти дни никто не заглядывал. Обрывки скотча, срезанные с Лехи, открытый люк, рядом фомка валяется. Все-таки фомка, а не монтировка. У бандюков своя специализация – двери ломать, а не колеса бортировать.

Как выяснилось, они вовсе не Рыжий с Солитером. Истинные псевдонимы, под которыми в «бригаде» ходят, – Корявый и Макарона. Так и будем величать.

В театре одним из основных средств художественного пижонства является пауза. Умелая манипуляция паузами позволяет достичь нужного эмоционального возбуждения публики. Как правило, возбуждение усиливается различными приблудами – выразительные жесты, вылупленные глаза, журчащая вода в унитазе, манящая мелодия похоронного марша, праздное хождение из угла в угол, бесцельная перестановка мебели – любое переливание из пустого в порожнее, лишь бы зритель дошел до нужной кондиции и сконцентрировал внимание, куда надо артистической братве.

Наши про эти театральные понты и шельмование понятия не имели – своим умом дошли. Спеленали мазуриков руки по швам, как младенцев в советских роддомах. Скотча не жалели – чай трофейный. Уложили вдоль стены под окошком голова к голове.

Братки приготовились к самому худшему, но их не трогали. Леха куда-то ушел. Хороший прикурил две сигареты, сунул в рот пленникам и тяжело вздохнул. Потом притащил пару деревянных ящиков из-под итальянского вина «Кьянти». Попенял Корявому и Макароне, что ни одной бутылки не оставили – нечем причащать.

Один ящик установил в изголовье подопечных, на другой сам уселся. Откуда-то из-за пазухи вытащил пучок свечей, тех самых, из бардачка, и карманный Псалтырь. Отобрал семь свечек, зажег, расставил по кругу на ящике. Раскрыл Псалтырь на закладке и принялся читать про себя, чуть шевеля губами.

— Ты чего затеял?

Вопрос задал Макарона, а эмоциональное возбуждение Корявого подтверждало его солидарность с напарником. Хороший поднял глаза, наложил крестное знамение на себя и узников, вернулся к чтению. Теперь уже Корявый не выдержал:

— Ты чего удумал, падла?

Чтец неспешно отложил Псалтырь, достал пачку сигарет «Винстон».

— Соборовать вас буду. Придется без причастия. Сами виноваты – все вино выжрали. Не миновать вам Геенны огненной.

Перекрестился, размял сигарету, прикурил от свечки.

— Соборование дает человеку прощение грехов. Но каких грехов? Не тех, за которые вы свечки ставите, за которые исповедуетесь в таинстве Покаяния, которые осознаете и пытаетесь преодолевать. У каждого из нас есть множество грехов, которые проходят мимо сознания, в силу нашей духовной слабости, грубости чувств. Либо мы, согрешив, тут же забываем это, либо вообще не считаем за грех, не замечаем. Однако неосознанные грехи – это все равно грехи, они отягощают душу, и от них необходимо очиститься, дабы предстать перед Господом нашим с чистой душой и светлыми помыслами.

Думаешь Хороший в семинарии обучался? Фигушки, загодя готовился к спектаклю. Полдня накануне в интернете шарился, процедуру соборования штудировал. Даже пару абзацев из Писания заучил, которые покороче. 

— Ты с дуба рухнул? Соборуют тех, кто подыхать собрался. Как там у вас … «на смертном одре лежит». А мы еще на твоих поминках водочки выпьем и спляшем.

— Один раз уже плясали, забыл что ли? Теперь моя очередь.

Хлопнула входная дверь. Тяжело ступая, подошел Леха. В руках двухпудовые гири. С грохотом бросил на пол под нос Корявому и Макароне.

— Зачем такие тяжелые? – удивился Хороший – Пудовые бы в самый раз.

— Пудовых не было.

— А этой одной на двоих хватит, чего зазря добро изводить.

Хороший перевел вопросительный взгляд с одного клиента на другого. Не заметив признаков согласия, встал. При помощи пинков и подзатыльников усадил рядышком спиной к стене. Кряхтя, подтащил гирю. Почесав в затылке, пристегнул смежные руки соборуемых одной парой наручников через дужку гири.

— Видишь, Леха, соображать надо. И гирьку, и наручники сэкономил. Еще один клиент на подходе, а у нас все припасено. Помнишь, что говорил дорогой и выдающийся Леонид Ильич Брежнев? – «Экономика должна быть экономной». Хотя, где тебе помнить? Ваша генерация* не то, что Брежнева, Ленина не знает. Устроили из страны срач, с какой стороны ни взгляни, кругом жопа.

Леха чистил трофейные пистолеты – два ТТ*:

— Чем бахвалиться и молодежь собачить, заканчивай свою поповщину. Темнеет, выдвигаться пора.

— Заканчивай, говоришь. А ты кагор для причастия привез? А масло оливковое, чтобы елей* делать? – Леха мимо ушей пропустил.

— С тобой закончишь. Ни причастить, ни помазать. Не по-людски получается. Пусть упыри, а всежь рабы божьи.

— А ты не страдай. Возьми в бардачке вискарь, чем не вино? Налей по сто пятьдесят. И я за компанию причащусь. Масло тоже есть, моторное, Кастрол, полусинтетика. Классное масло, почище оливкового будет. Господь оценит твое усердие и прохиндейство, в смысле – находчивость. Тут главное вера, а какое масло, дело десятое.

Хороший, в очередной раз, печально вздохнул, перекрестился, вышел. Вернулся через пару минут с бутылкой виски и банкой машинного масла.

Корявый и Макарона заерзали, засучили ногами, будто им клизму ведерную предъявили. Когда стоишь на краю пропасти и без штанов, тут не до сантиментов, промежность береги. А если учесть, что к тебе двухпудовую гирю пристегнули, блюсти целомудрие уже поздно. Такса за отпевание твердая, скидку по-любому не получишь.

Вначале причастились. Хороший с Лехой самостоятельно, а грешникам, по причине занятости рук, помогли – в каждого по стакану виски влили. Не упирались, Благодать Господню приняли со смирением, кротостью, и не подавились.

Перешли к песнопениям. Хороший торжественно, нараспев сотворил молитву: «Господи Всевышний, убереги ты врагов моих от влияния Сатаны. Да прости ты их, грешников за дела их недобрые. Пусть поймут они, что совершают зло и раскаются в этом. Да не посмеют пусть они в сторону мою злодеяния более делать. Наставь ты их, Батюшка, на путь истинный и праведный… Благослови врагов моих, Господи. И я их благословляю и не кляну… Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков... Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Господи помилуй… Спартак чемпион… Аминь».

Выдал по полной, что заучил, и чуток от себя добавил. Для человека верующего, верующего, что бога нет, получилось вполне прилично.

Макарону проняло. Не имея возможности сложить ладони в молитвенном жесте, вытянул левую руку ладошкой вверх, будто милостыню просит. Воздел глаза к небу, губы что-то бормочут.
 
Корявый напротив – губы сжаты, брови нахмурены, желваки играют, в глазах бесы пляшут.

Теперь помазание, да вот незадача – палочек соответствующих нет. Прокололся пастырь новоявленный, не предусмотрел. Однако нашли выход. Материал для палочек отыскался поблизости – ящик, на котором покоилась задница духовного лица. Не успел Хороший выломать дощечку, как заиграл «Мурку» один из трофейных телефонов.
Леха взглянул на дисплей. Вызывает некто «Сруль». А под каким званием Корявый мог его записать? Голову на отсечение, десять из десяти клиентов держат нотариуса в своих телефонах под его собственным именем, в точности передающем естество субъекта. Ты бы по-другому сделал?

Наши переглянулись. Грешники насторожились. Кто звонил, они не знали, да это и не имело значения. Братки дошли до кондиции. Они в шахматы не играли и понятия не имели, что такое цугцванг, при котором любой ход ухудшает позицию, приближая неминуемый мат. Тем не менее, понимали, что находятся в глубокой жопе, откуда один выход – могила. Любое действие – выпитый стакан водки, выкуренная сигарета, сотворенная молитва, или телефонный звонок, – неуклонно приближают к развязке, к знакомым перилам моста, к студеной речной водичке. 

Телефон звонит, Леха не отвечает, обстановка нагнетается. Корявый зверюгой смотрит. Макарона в нирвану* погрузился. Очи долу, руку на сердце, молится. Этот дошел до кондиции, готов к исповеди и покаянию.
 
На должность исповедника вызвался Хороший. Блюдя таинство исповеди, Леха вывел Корявого на улицу. Покаяние длилось около получаса, под запись на телефон Макароны.

Хочешь знать, в каких грехах Макарона покаялся? Извини, тайна исповеди. С другой стороны, следует помнить наставление Фридриха Ницше:

«Человек забывает свою вину, когда исповедался в ней другому, но этот последний обыкновенно не забывает ее».

Этим последним оказался Хороший. Он уж точно не забудет, и мы постараемся его расколоть – потихоньку и незаметно, как в анекдоте:

«Из разговора двух свидомых*:
– Я клятым москалям за Крым на Красной площади насрал!
– И шо, они тебе ничего не сделали?
– Так я по тихому, в штаны»