Смерть длинною в жизнь. 2

*2*
*  *  *
Во дворе военкомата было многолюдно. Молодые парни и мужчины по старше, толпились в ожидании появления военкома.  Тихо переговариваясь, мужики обсуждали  объявление диктора. В разговорах слышалась явная тревога, люди не знали толком, что произошло. Одни говорили провокация, другие, что настоящая война. Все произносили это страшное слово ВОЙНА. Ещё не было врага, на подступах к Москве и Сталинграду, не было ещё Курской дуги и блокадного Ленинграда. Была просто ВОЙНА. И никто ещё в самых страшных фантазиях не мог представить, что это такое. На крыльцо вышел военком,  внимательно оглядел  замершую толпу, скомандовал,-  СТРОЙСЬ...
*  *  *
В Тумак приехали к вечеру, Андреич и ещё шесть мужиков, таких-же как он, потерявшихся в этой нелегкой жизни. Пока ехали много не разговаривали, как зовут, да откуда, а остальное Андреич и не спрашивал. Суровая «зоновская»  жизнь научила держать язык за зубами. Как говорится:- тебя не гребут, ты и не подмахивай. Судя по расписным рукам в перстнях, мужики тоже не из Московской консерватории,  варганку не крутят, ( пустого не говорят).  По одним глазам видно, а уж по ним, по глазам Андреич ох как много видывал. Всяких за десять лет, отсидки в доску ( весь срок от начала до конца, без амнистии),  насмотрелся. Такие бывали глаза, что от одного взгляда мурашки по коже, но он не боялся, сам первый никогда не отводил взгляд. Как волк на тропе с волком, кто первый отвернётся... Знал, бывало, что живым не уйти, но глаз не отводил, «или пан или пропал». Расселили их в стареньком бараке, построенном ещё первопроходцами, строившими этот посёлок, позже люди расселились в более менее  отдельные квартиры  с перегородками в брус-десятку, через которую бабы легко просили друг у друга соль, но все ж своё жильё. Не видно пьяного соседа в заштопанных трусах, да сопливых, вечно голодных ребятишек. Скромно поели, у кого чего было за общим столом, да «казенной» накатили для аппетита.  С тем и улеглись.
*  *  *
Военком был не многословен. Произнёс речь о вероломном нападении немецко - фашиских  захватчиков и что мы во главе с Коммунистической партией, Советского правительства и вождя всех народов, горячо любимого товарища Сталина, должны встать на защиту нашей Родины! Всем подходить к столам и регистрироваться. Мишка один из первых, растолкав нерешительную толпу, шлепнул на стол документы, как колоду карт.
-На, пиши, любезный - промолвил он, озираясь по сторонам. Типа вот так надо мужики, а не сопли жевать.
После регистрации отошёл в сторону и стал дожидаться, дальнейших указаний. Рядом курили ещё несколько мужиков.
-Ну, что, мужики, повоюем? Стоящие,  как-то кисло посмотрели на него. Видно по всему воевать особенно никто не хотел. Эх, тюти - подумал Мишка и двинул к компании помоложе, где слышался громкий рассказ какого-то мастера художественного слова.
-ну а я ей, да что ты, говорю, ломаешься это же уже не первый раз, знаешь что, к чему, куда...- Раздался хохот. Мишка подошёл ближе и увидел старого корешка из Авиахима.
-Привет Миха. Ты уже записался.
-Ну да, а ты?
-И я. Что дальше?
-А дальше, ждать Паша и мозгами шевелить, а не будешь шевелить, шлёпнут тебя как зайку в тире, и пикнуть не успеешь.
Закурили. - Ну и как ты думаешь, Миша это надолго, или быстренько мы этого немца одолеем?
-А это Паша, как посмотреть. Для кого-то война завтра кончится, а кому-то всю оставшуюся жизнь воевать. Так - то вот брат. Мы главное Паша с тобой спецы, без пяти минут авиамеханики, глядишь, на аэродром попадем, а там и паек нормальный и не с винтарем по окопам сигать. Так что брат, держись за меня. Вместе будем, пробирается, через тернии к звёздам. Хотя и с винтарем дело благородное, как сказал военком, Родину защищать.
Регистрация прошла быстро, солдатики-писари не рассусоливали. К вечеру сформировали  по командам, огласили список и три часа на сборы. В двадцать один ноль- ноль у военкомата. Прибежал Миша домой, посмотрел на зареванную мать. Так сердце сжалось, все детство как один день перед глазами пролетело. Вспомнилось лето, дача на Истре, малинник душистый весь в пчелах, малина гроздьями крупная, как виноград, сладкая. Речка тихая и спокойная, с рыбалкой да с костерком. С ушицей  из карасей, наваристая, что аж руки слипаются. Когда оно теперь будет, да и будет ли? Такая тоска взяла. Первый раз в жизни почувствовал Мишка, что чего-то он лишается раз и навсегда. Самого главного, самого светлого и неповторимого.
*  *  *
Проснулись рано, только рассвело. Не договариваясь заварили «паренки» ( крепкий чай), молча, без особых разговоров пили. У каждого в голове свои мыслишки. Как бы пристроится, чтобы поменьше копытами шевелить. Всякого навидались. Был у кого-то за плечами  лесоповал, у кого-то каменоломня, а вот рыбокомбината точно небыло. Пришёл  «начальник» - бригадир, весёлый парень Толик, крикнул с порога  приветливо - здорова мужики.
-Здоровей видали, че орешь с утра?- Возмутился худой невысокого роста «герой».
-Ну,  я, это... Приветствую. Давайте мужики, собирайтесь, пойдём на комбинат.
-Где ты мужиков увидал - не унимался худой.
-Да ладно, остынь. Не наезжай. - Не выдержал Андреич.
-А че я? я ни че. Так пошутил - ретировался худой.
Вышли на улицу пошли в сторону комбината, воздух чистый, просвечивается солнечными лучами, как горный хрусталь. Запах с реки рыбный, вперемешку с соляркой от работающих дизелей на судах и воды свежей речной. Шли молча. Справа и слева из прилегающих улиц шли рабочие,  вливаясь в стройный ряд, как рукава реки все сильней и сильней наполнявшие основное русло. Все как один одеты в спецовки синего цвета и резиновые сапоги, как на показе моды.
*  *  *
Восток побагровел. Зазвучали  первые разборки воробьёв. В небе защебетали белогрудые ласточки. День потихоньку пробуждался от сна. Повеяло лёгким ветерком, называемый местными рыбаками «моряна». Внизу, под бугром у реки от воды, подымался густой туман. Андреич достал папиросу, закурил. Глубоко затянулся, закашлял.
 -Мать их так, эти папиросы.- Сколько уж раз собирался бросить , все ни как не получается. И врачи все в одну дуду, мол, бросать надо с Вашим желудком, да где уж там. Жить то осталось всего ничего.  Вот в Италии был табак. Турецкий, лучших сортов. И стоил после войны копейки, лиры по ихнему. Да и жизнь в Италии был совсем другая.  Там была любовь и море. Уважали там  Андреича местные аристократы. Ну да как – же, мастер, да ещё какой. Их Фиаты и Альфа-Рамео, как семечки щелкал.  Моторы у них тогда уже, были на загляденье. Много было разных автомастерских в округе, а ехали к нему, к русскому Мише. Знали, что русский сделает на совесть, а итальяшки как цыгане, лишь - бы впарить. Жили итальянцы как и русские очень бедно после войны. Им американцы каждый день в порту раздавали гуманитарную помощь. Не ахти какую но выжить можно было. Да и климат там другой, тепло, а значит и все растет хорошо. Можно и овощами обойтись, да легендарными итальянскими макаронами, спагетти по ихнему.