Священный лес или Голливуд, роман, гл. 37

37.
Вот она в ванне. Сидит, сцепив руки на коленях. Арчи снял резинку с темных волос и спохватился: ни мыла, ни полотенца!  Я сейчас. Сейчас я сбегаю куплю. Тут на углу, кажется, магазин. Мы проезжали, помнишь, да? Ты только не усни.

Она посмотрела на него. Подняла глаза и как будто удивилась, что можно уснуть в ванне. – Запросто, - кивнул он и засмеялся. - Буль – и утонешь. Не закрывай глаза.

Арчи быстро сватил куртку и вышел. Он не был очень лёгким на подъём человеком. И случись Элен забыть что-нибудь купить,  так легко бы он не выбежал из дому. А сейчас даже сам себе подивился, как это было легко, внутри не было никакого тормоза: ведь как без мыла? Выбежать в магазин - так просто, естественно. Не только тормоза не было. Он будто прислушивался к себе: чего-то ещё не было... Раздражения. Раздражения не было! Последние дни он почти всё время чувствовал в груди как будто непрерывный гул, мысль, что Элен, а теперь и эти её новые знакомые, - не относятся к нему серьёзно или, по-крайней мере, достаточно серьёзно, по его залугам...

Да они и не видят никаких заслуг за ним! Вот ведь в чём всё дело. Как будто написать бестселлер, пробиться в печать, хорошо заработать, - было какой-то нестоящей мелочью!  И здесь, в этом городе!.. Будто всё, что он затеял, чепуха по сравнению с их работой. Это они работают, помогают, а он – так, примазался. Это у них – гражданский долг и высокая человечность, а он – только чтобы заработать. Всё только для себя. Только чтобы написать романчик, пьеску, продать и дальше красиво жить. Да что вы все понимаете? Как я живу? Для чего, с кем?..

Вот именно! С кем?  Как я с нею влип! С Элен! И ничего сейчас не сделаешь... Но этот день у него никто не отнимет. Больше не думать о той. Мыло, шампунь, полотенце... – Простите, мне нужно полотенце, есть у вас?... А, да, спасибо, я вижу уже... Странный отель, мотель, черт знает, что за место. Но они не очень любопытные, кажется, и это – главное. И хорошо, что вход с лестницы, не идти мимо... Даже полотенца нет в комнате, мыла... А в магазине всё подряд: и еда, и мануфактура всякая. Да. Поесть надо взять. Выйти с нею нельзя, с Веркой. Вот дурёха! Вырядилась. Но никакого раздражения, только жалость. И будто что-то ещё. Мягкое. Нежность. О, нет! Этого он не произнёс даже в уме. Но заспешил.

Повертел в руках бутылку вина. Взять? Ведь она же совсем ребёнок. Себе возьму. Говорит, что шестнадцать. Не может быть, не больше четырнадцати. Впрочем, какой я эксперт? Может, и шестнадцать... Заткнись же, перестань думать. Этого никто не узнает. Ничего нет и не будет. Он положил в корзинку вино и пачку кондомов. – У вас можно платить карточкой? Только наличные? Черт, где портмоне... Извините. – Всё дернулось и похолодело внутри. Он быстро похлопал себя по карманам и неожиданно нашел портмоне в наружном кармане куртки. Совсем я без ума, черт! С этим дежурным в мотеле... Чтобы вот так взять и сунуть кошелёк в наружный карман... ужас! Здесь ещё не хватало остаться без документов и карточек! 

Через несколько минут он уже вернулся. Она, конечно, уснула. Он стал на колени и смотрел на маленькое тело в воде. Уже налитая юная грудь, тонкая талия, плотные бёдра, нежные руки, выступающие ключицы, прозрачная кожа, голубые жилки. Вдруг она резко вздрогнула, дернулась, взметнув брызги, и ошалело посмотрела на него округлившимися глазами. – Ш-ш-ш! Лежи-лежи. Это я, – он налил в воду розовую перламутровую жидкость и открыл кран, добавляя горячую воду и укрывая Верку одеялом душистых пузырьков, которые бысто множились и расползались под струёй. Верка закрыла глаза и, онемев от незнакомой истомы, позволила ему мыть ей волосы, руки, вялые ноги, нежный живот. Пусть так будет всегда! Она не вернётся. Лёха, ты прости меня, Лёха. Но я хочу, чтобы было всегда тепло. Тепло.
- Всё. Давай-ка я тебя вытру. Размокнешь совсем! Ну-ка! Вставай-вставай, - Арчи потянул её за руки, поднял. Стоя в ванне, она была ему вровень, глаза в глаза. И казалось, что ничего не может быть лучше. Или может?  Он уже торопился, не в силах ждать. Его плоть не могла больше ждать. Ноги он ей не вытер и чувствовал эти мокрые маленькие ноги потом, в постели. И ничего не было лучше. Ничего. Никогда. Я хочу, чтобы так было всегда! Элен, я не вернусь!

Они уснули в обнимку. Потом он слышал, что она шуршит кульками, смутно видел её за столом. Было уже темно. Она быстро ела, не зажигая лампу, освещенная неверным уличным светом. Потом опять была рядом. Ночью он просыпался, но не будил её, только шептал: «Отдайся мне, отдайся!» И брал её, расслабленную, покорную и доступную, опять и опять. Опять и опять. Засыпал, просыпался от желания, утолял его и снова засыпал. - Я заберу тебя. Ты слышишь? Я тебя никуда не отпущу. Мы уедем. У тебя есть паспорт?