А в Варшаве был дождь. Грибной

Столица Польши встретила солнцем. На вокзале – море голубей. Вокруг тихий, на удивление понятный говорок. Гостиница. Лекции. Снова гостиница. Я читал лекции на курсах повышения для учителей русского языка польских школ. Нет, усталости не было. Нравилось, кроме того, вечерком побродить по старинным улочкам – узким, булыжным, пахнущим вчерашним днем и теплотой столетий. Что скрывать – посматривал на прелестниц польских.

Все бы ничего – оставалась неделя до окончания миссии в дружественном государстве. Если бы... На одной из лекций почувствовал взгляд, устремленный внутрь меня. «Поймал» глаза. Остолбенел: «Чудность! Красота! Волшебство! Кто создал тебя?! Как раньше не заметил?!» – вопило внутри. Но никогда мыслей об измене жене не возникало. Потому оставил мечты кому-нибудь другому.

За день до отъезда домой на пороге номера появилась Та, которой любовался последние дни исподволь, исподтишка. Она стояла передо мной. Неожиданность, признаться, ошарашила. Полька зарделась. Что делать? Предложил войти. Не у порога же разговаривать.
– Я люблю тебя, Игорь, – сразу сказала. Безнадежно вздохнула и, прислонившись к дверному косяку, продолжила: – Я хочу быть с тобой. Только сегодня. Ведь завтра ты уедешь. Только сегодня. Только однажды.
Она уловила мое смущение. Потом...


Утром смотрел в глаза Барбары. Томно-голубые. Молящие время – не торопиться. Все вышло как-то неловко. Неумело. Я был скован, зажат. Она? Впрочем, об этом не нужно. Я прятал глаза. Мне было хорошо и в то же время казалось, что поступок совершен вообще непонятный.
– Успокойся, любимый, – шептала Барбара,– ведь завтра утром уже не будет ничего. Ты вернешься домой. Конечно, память – серьезная вещь, но, если хочешь, вспоминай обо мне как о неожиданном приключении. Возможно, приятном. Если тебе так будет легче. Если же нет – помни о том, что есть человек на земле, хоть и далеко, которому ты дорог и уже никогда не станешь чужим. Ты – мой. Родной.
Простились и расстались, как думал, навсегда. Ведь человеку не суждено, как правило, возвращаться туда, где однажды его настигло счастье, где ему было хорошо.

Через месяц жена вынула из почтового ящика конверт с польскими штампами и марками. Сразу же пошутила:
– Тебе от поклонниц. Ты ведь произвел на них впечатление.
Если бы она знала, что за впечатление я произвел на полек!

На одном листке краткое письмо с благодарностью за лекции. Скорее – записка. На втором – стихотворение. На русском языке. И подпись – «Барбара». Жена заинтересованно заглянула через плечо в страничку, явно вырванную из блокнота и аккуратно обрезанную по краю. Спросила:
– Можно? – На что я утвердительно кивнул головой. Через пару минут она улыбнулась: – Она тебя любит, Игореша.
«Вот и все приключенье. Да и вспомнить – чего там?» – пропел Визбор в одной из песен. Казалось, все кончено, и только болело в левой стороне груди и в душе.


Год пролетел, словно гусиная стая к югу: с легким курлыканьем – как ночь. Редкие письма из Польши от приятеля Анджея. В них – то, что обычно пишут товарищам. А в мае – приглашение прислал. Звал к себе в гости всю нашу маленькую семью: жену, дочь и, естественно, меня.

В этот раз небо над столицей Польши отливало солнцем, сквозь которое хлестали капли грибного дождя. Страна готовилась к выборам. Стены, заборы, афишные тумбы пыжились плакатами, листовками и всяческими нашлепками. На улочках и небольших площадях гомонили люди. Анджей таскал нас по музеям и выставкам. В кинотеатре я удивился. Фильм «Сексмиссия» оказался не чем иным, как преподнесенной нам в восьмидесятых лентой «Новые Амазонки». Ох и резали фильмы в Союзе! Вечером сидели в уличном кафе под красным зонтиком «Соla». Потягивали напиток. И никуда не спешили. Приятель наклонился, хитровато улыбнулся, шепнул на ухо:
– Скоро будет сюрприз, Игорь!

А через десять минут за наш столик подсела... Барбара. С мужем. Протянула, как ни в чем не бывало, руку для поцелуя. В Польше принято целовать дамам руки при встрече. Познакомились с Валдеком. Меня представила Барбара, как прекрасного педагога, лекции которого невозможно забыть. Весь вечер болтали ни о чем. Валдек больше говорил с Анджеем, поскольку по-русски практически не понимал. Барбара и жена пристально рассматривали друг друга.
– Вы пишете стихи? – спросила при расставании жена Барбару.
– Так, иногда, – ответила женщина. В глазах отражались огни бегущих машин, освещенная витрина магазинчика напротив, искорки сигарет. Женщины изучающе переглянулись. Улыбнулись. Поняли, похоже, все. Благодарно пожали друг друга за запястья. Чмокнулись даже. Жена что-то тихо сказала. Полька восхищенно смутилась. Бросила взгляд на меня...


На вокзал в России поезд прибыл рано утром. Перрон полнился зеваками, встречающими и провожающими. Парень с залысинами пытался втиснуться в вагон, чтобы заработать свои кровные на продаже газет. Редкие носильщики уже волокли свои тележки по черной поверхности, виляя вокруг столбов и покрикивая на тех, кто попадался на пути.

Я потянулся. Наклонился к сумкам и уловил голос жены:
– Знаешь, я все поняла. Я вас простила.