Доктор Фаустус

Вся эта эпопея давно описана мной в повести «Отравленный океан» и даже опубликована (Решетнев С.А. Отравленный океан: повесть // Юность.  -2002. - №10. - с. 2-25).
Однако, в большинстве своем современный читатель ограничен во времени и, что сказать, немного разбалован и ленив, и никакую повесть искать и читать не будет. А для моего дальнейшего повествования, данный эпизод просто необходим. Если кто-то ещё хочет продолжения. А то у меня есть легкое ощущение, что после последнего рассказа читатели мои ужаснулись, тихо отфренживаются и расползаются по своим личным жизням.

Итак, Саня сказала мне о своём диагнозе. Да, не такие слова я хотел бы от неё услышать, но что же делать. Я вам уже описывал, что для меня ожидание опасности страшнее самой опасности. Слова, которые я услышал, для многих страшнее смерти. В маленьком городке, где все всё про друг друга знают – неминуемый позор, крах всего: карьеры, отношений.

В первую минуту у меня, конечно, потемнело в глазах от обиды и гнева. Гнева на Саню: ну как это могло случиться? Почему она не сказала раньше?! Господи, люди, разговаривайте друг с другом, даже и друг на друга, но не молчите, крик – это хотя бы информация («Мне больно, я переживаю!»), и ложная жалость не нужна, правда – вот ваше милосердие (исключения, конечно, бывают, но не тот случай сейчас).

Ещё была обида на судьбу. Я же ещё ничего не успел сделать в жизни, а уже конец. Самоубийство? Не выход, я очень боюсь смерти. Да и при самых ужасных обстоятельствах эта болезнь не убивает мгновенно, есть ещё годы и годы до полного распада. Покричал, успокоился. И вообще, когда другому рядом ещё хуже, чем тебе, поневоле начинаешь вести себя не так, как если бы ты был один.

В тот вечер Саня произнесла на удивление много слов. Оказалось, что меня завтра ждут на прием к врачу. Что ж, уроки в гимназии отменяются. Да и вообще, меня, наверное, быстро уволят. Тут я даже какое-то облегчение испытал.

Потом она рассказала, что случилось. Когда наши отношения забуксовали, у меня началась легкая депрессия (вот, товарищи, не несчастья порождают депрессию, а депрессия порождает несчастья), Саня пришла в отчаяние (отчаянье – смертный грех). Она поделилась своей бедой с подружкой. Подружка предложила самый легкий способ снять стресс: выпить. Они пошли в кафе. Возвращались поздно вечером по парку. Рядом остановился милицейский газик. Молодые ребята-милиционеры посадили девушек в машину. Что произошло там, Саня упорно не хотела рассказывать. А уж если она упиралась, добиться от неё чего-то невозможно. На следующий день ей было так плохо, и она пришла ко мне. А у меня хорошее настроение, ну, вы помните, я утешал её как мог. Она хотела мне всё рассказать, но не смогла. Я рисовал жуткие картины. Я хотел взорвать этот газик вместе с милиционерами. А потом Саня пошла проверится в поликлинику. А тут такое. Ей уже назначили лечение, амбулаторно. А врач требовал назвать всех партнеров, а у неё и был только я. И парень из газика.

«Подожди, - говорю, - ты хочешь сказать, что, возможно, тебя заразил я?» Плачет. «Зачем же ты тогда мне про милиционеров рассказывала?» Плачет. «Ладно, - говорю, - не хнычь. Чего уж теперь. Будем бороться». «А мы сможем быть дальше вместе?» - спрашивает Саня. А вот, думаю, я сейчас возьму и промолчу, как ты всегда молчала, понравиться тебе такое? «Давай, - говорю, - пусть это «дальше» наступит, а там посмотрим».

Она ушла, а я стал ходить по комнате, как тигр в клетке. Ложился, но уснуть не мог, снова вставал и ходил, ходил до самого утра. Всё кончено, жизнь кончена. Я нисколько не сомневался, что с моей везучестью, я тоже болен. Стыдно, горько, жалко себя. Но кто виноват? Только я.

А потом прием у врача. Хмурая очередь, где все знают, по какому поводу здесь. И кто-то ещё может шутить. Для меня это дико. Но люди везде люди, даже здесь. Анализы. Ожидание. А еще нужно продолжать готовиться к урокам, вести занятия. Снова очередь, снова прием у врача. «Анализы положительные». Кто бы сомневался. «Ну, рассказывайте о всех своих партнерах». Вот это да! И тут я вспоминаю, что у меня данным давно никого не было. Сто миллионов лет. «Хорошо, - говорит врач, - вы знаете, что это уголовное преступление» Не знаю. «Вы должны нам всё рассказать. И предупредите тех людей, с которыми у вас была связь». Где же я их найду? А если и найду, как же они будут мне «благодарны» за моё новое появление в их жизни и «хорошую» новость. «Да ну, столько времени прошло, если бы у меня что-то было, это бы давно проявилось, разве нет? Да и у них тоже» Доктор улыбается, доктор уклончива. «А что же со мной будет?» - спрашиваю. «А вас мы положим в больницу. Ну еще кое-какое обследование проведем, дополнительно сегодня анализы сдайте, сейчас выпишу направление».

Больница, это значит, я должен все рассказать маме. Боже ж ты мой! А гимназия? А! Всё равно увольняться. Но доктор говорит, что мне выпишут больничный, всё как положено. Но там же будет диагноз? Нет, там будет только код заболевания. А впереди каникулы. Что ж, может быть и прокатит. «А сколько лежать-то?» «Обычный курс – месяц. А дальше – будем смотреть динамику». Нет, каникулы не спасут.

Испытывали ли вы чувство, что вы оказались в подвале своей жизни? Что вот дальше просто некуда опускаться? Вот у меня было такое чувство. Только смерть могла меня ещё напугать. Собственно, спасаясь от неё я, и лег в стационар. А всё остальное для меня закончилось. Я рассказал всё Г.И., своему хореографу, сказал, что на репетиции ходить не буду. А Г.И. сказала мне: «Надеюсь, тебя скоро . И возвращайся в коллектив. А как сможешь, напиши, пожалуйста, сценарий рождественского концерта». Да, да, только рождества мне сейчас и не хватает. Но, пройдет месяц, и я напишу новую сказку, и это будет один из самых светлых и добрых сценариев.

Больница. 12 коек в палате. Половину занимают парни из одного села, их «поймали» на пути в армию, оказалась одна и та же весёлая женщина проводила с ними время, или они с ней. Сожалели они только об одном, что попадут в армию только в следующий призыв. Был ещё один школьный учитель. Его заразила ученица, с которой у него были отношения. Был эмчээсник, который тушил пожар в далёком селе, остался там ночевать, принял от местного населения «благодарность», а в нагрузку «нехорошую болезнь» и чесотку в придачу. Он намеревался вернуться в село и сжечь его до тла. Был один дядька-балагур, который непрерывно сыпал прибаутками и анекдотами, знал о лечении всё досконально, поскольку оказывался лежал с одним и тем же диагнозом не раз. Все не имели денег на дорогие лекарства и платную клинику. Каждые четыре часа нас приглашали в процедурную на укол пенициллина. Сначала, с непривычки повышалась температура, состояние было охренительное. Когда я заправлял влажную, выданную сестрой хозяйкой постель, то увидел, что мой матрас весь изрисован и исписан шариковой ручкой, надписи были в прозе и в стихах, но почти все матерные, рисунки эротические. Кормили просто атас, на завтрак: кусок хлеба и кусок твердого, как камень сыра, чай; на обед луковый суп, потому что кроме лука там в жирной жиже ничего не плавало, на ужин: кусок жаренной рыбы с поварёшкой гороховой каши. И так каждый день. Без фантазии. Витамины мы, видимо, должны были добывать из воздуха. Что-то приносила мне мама, но и им на работе платили половину зарплаты.

На мой день рождения пришла Саня. Она проходила курс лечения амбулаторно. Я сказал: «Прости, я не могу с тобой говорить. Я понимаю, что ты не виновата, но не могу. И не хочу тебя видеть». Саня молча ушла. Мне так было жалко её. Но я действительно не мог с ней общаться. Со здоровыми людьми я хотел разговаривать ещё меньше. Мне казалось, мы из разных миров, как будто я обрел со своей бледной спирохетой в крови какие-то новые знание, иное понимание мира. Пришли Вова с Настей. Вова шутил, Настя хихикала. Я понимал, что им страшно прикасаться даже к дверным ручкам. Я тоже стал шутить, рассказал им, что тут есть ванна, которую больной по желанию может принять. Ванна ржавая, с не отмываемыми серо-желтыми подтеками на эмали, и представьте, тут находятся люди, которое в этой ванне принимают ванну. Вова с Настей рассказали, что на репетициях многие спрашивают в какой больнице я лежу, хотят навестить. Добрые люди! Друзья принесли конфеты, которые я  роздал своим сопалатникам. Пришла мама, держался с ней бодро, утешал. Мама принесла самое главное – книги. А еще письмо от Юлли. Юля ждала меня на каникулы, на мой день рождения. Ах, как далек теперь был от меня весь этот мир. Никого не хочу видеть. Ни с кем не хочу отношений. Никогда. Буду монахом в миру. Провались весь этот мир, где так устроено, что самое прекрасное, что может быть между людьми, в любой миг может превратиться в самое страшное, безобразное, стыдное.

Каждые четыре часа, днем и ночью, очередь, укол. В перерывах сплю и читаю. Читаю то, что никогда бы не прочел в нормальном состоянии. Читаю Томаса Манна «Доктор Фаустус». Кто знает эту книгу, поймет, кто не читал – не советую. Во-первых, вряд ли вы не остановитесь на третьей странице. В сравнении с «Доктором», «Война и мир» - книга для подростков. «Улисс» - просто журнал «Веселые картинки» из советского детства. Но телевизора в палате нет, все развлечения – карты, да визиты девушек из женского отделения, которые наведывались к нам регулярно (несмотря на строгий запрет врачей), они пели с неудавшимися призывниками песни под гитару (да тут и гитара была), и флиртовали напропалую, обмениваясь адресами и телефонами. А ночами под окна приезжали бывшие этих больных девушек и криками звали девчонок на улицу. Чтобы убить. Девушки прятались на втором этаже. Медсестры вызывали милицию. Пока ехала милиция, бывшие успевали разбить пару окон. Милиция забирала дебоширов, но те оказывались сотрудниками в погонах, их отпускали, и на следующий день всё повторялось снова.

Так вот, только в таких условиях, полной безнадеги, отчаяния, недоедания и нездорового сна по четыре часа, и можно ощутить волшебство этой книги Манна.

Главный герой - Адриан Леверкюн. В начале романа гениальный юноша, подающий большие надежды в музыке, хотя, по началу, заниматься всякой ерундой богословием, философией. Адриан очень чувствителен, эмоционален. Однажды его приводят в публичный дом. К  юноше подходит девушка с миндалевидными глазами и пытается погладить по щеке, а он, испытав эмоциональный шок, убегает. С тех пор образ распутной красавицы не покидает его, однако проходит год, прежде чем юноша решается её найти. После долгих поисков Адриан находит девушку, но та предупреждает его, что больна сифилисом. Но, несмотря на страшный диагноз, Леверкюн настаивает на близости. Вскоре он вынужден обратиться к врачу. Не доведя лечение до конца, его врач внезапно умирает. Попытка найти другого лекаря также оканчивается безуспешно: нового врача арестовывают. Больше юноша решает не лечиться.

Ему является сам дьявол и объявляет о своей причастности к тайной болезни Адриана и неустанном внимании к его судьбе. Сатана прочит Леверкюну невероятную посмертную славу и бессмертие его произведений. Дьявол заявляет, что, заразившись нехорошей болезнью, Адриан заключил сделку с нечистью, а через двадцать четыре года сатана призовёт его к себе. Но есть одно условие: Адриан создаст удивительные, волшебные по красоте сочинения, но Леверкюн должен навсегда отказаться от любви.

Мало сказать, что я идентифицировал себя с героем, мне показалось, что эту книгу кто-то написал специально для меня. Почему я вдруг нашел её и взял с собой в больницу, по какому наитию? Я вообще, не знал кто такой Томас Манн. Так, покупал иногда книги комиссионных отделах по дешёвке, в девяностые многие продавали свои библиотеки, чтобы выжить. Томас Манн был в списке книг для обязательного прочтения, который я составил по совету своего друга и одноклассника Миши Г. Вспомнилась одна из школьных кличек Миши – Чёрт.

В Мюнхене Леверкюн снимает комнату у вдовы сенатора Родде и двух её взрослых дочерей — Инесы и Клариссы. Среди новых знакомых Леверкюна много артистической публики, в частности талантливый молодой скрипач Рудольф Швердтфегер. Адриан и скрипач дружат. Инеса влюбляется в Рудольфа. Но сама вынуждена выйти замуж. А Рудольф влюбляется в художницу Мари. Ослепленная ревностью Инеса в трамвае стреляет в скрипача накануне его свадьбы с Мари.

Ни с женщинами в любви, ни в дружбе с мужчинами не может найти счастья музыкант. Ибо в его договоре в дьяволом прописано: никакой любви!

Леверкюну в привозят погостить младшего племянника, пятилетнего Непомука Шнейдевейна. Адриан всем сердцем привязывается к обаятельному и кроткому малышу, дружба с мальчиком едва ли не самая светлая полос жизни Леверкюна. Но спустя два месяца мальчик заболевает менингитом и в считанные дни в жутких муках умирает.

Я опять всё перенес на себя, и вспомнил историю с Иринкой-маленькой. Пазл моей судьбы складывался. Всё сходилось: я обречен жить без любви, терять всех, кто полюбит меня.

Если вы думаете, что это вроде современного сериала, то ошибаетесь, там столько описаний, отступлений, что то и дело теряешь сюжетную нить. Засыпаешь, чувствуешь, что слова постепенно отравляют тебя каким-то ядовитым мистицизмом. А может, это всего лишь влияние психологического состояния?

Роман полон авторских отступлений о современной ему Германии, рассуждениями о трагической участи «государства-чудовища», о неизбежном крахе нации, вздумавшей поставить себя выше всего остального мира. Автор проклинает власть, погубившую собственный народ под лозунгами его процветания.
Еще раз подчеркну: читать этот роман невероятно трудно (хотя может у меня был такой перевод), но, когда я разогнался, разогрелся поиском схожестей со своей судьбой, он стал, лично для меня - чрезвычайно увлекателен.

Прошла неделя, как один день. Я сдал повторный анализ. А потом меня пригласили к врачу. И врач сказала мне: «Поздравляю, ваш диагноз не подтвердился».
«Как так?» - предвижу я ваш вопрос. Вот и я спросил «А почему…?» «А потому, - пояснила мне врач, - что половая распущенность – это зло, напасть современности. У нас нет точных средств диагностики, или они очень дороги, лечение тоже дорого, отследить связи мы не можем, вы же вот скрываете своих партнеров. Что нам делать, чтобы остановить эпидемию? Профилактика и еще раз профилактика». «Ничего себе, - говорю, - профилактика, неделя в больнице, хана моей репутации, и еще всю попу искололи». «Зато простудой не заболеете, ну в ближайшее время. А больничный мы вам выпишем, тут всё без обмана». Без обмана? Видимо моё лицо было красноречивее языка. Врач улыбнулась: «Ну, если хотите – подавайте в суд. Только не думаю, что удастся его выиграть». В суд? Я просто представил судебный процесс, открытый судебный процесс, всеобщее любопытство, новые подробности моей жизни. «А еще, вы должны через месяц сдать анализы снова, ну так, на всякий случай». Я переминался  с ноги на ногу. Картина маслом: крепостной крестьянин перед барыней. «Ну что стоите? Идите, получайте вещи и на свободу с чистой совестью». Я хотел спросить: «А вы случайно в системе исправительных учреждений не работали?». Но не спросил.

Я вышел в морозное ноябрьское утро. Я дышал и не мог надышаться. При этом очень хотелось закурить. Но я не умел курить. Мир казался снова одним большим праздником. Симфонией счастья. Но где-то там, в глубине души, параллельно, шло развитие второй темы, мрачной. Та, темная музыка кричала: никакой любви, никогда, не верить никому, ни с кем не встречаться. Ты предупрежден. Судьба не будет шутить второй раз. Иди и пиши, а всё остальное – не твоё. 

Сергей Решетнев ©