Иван-Дурак

   Жил да был на свете Иван-Дурак. И не то, чтоб был он дурной, или глуп, но люди его не понимали. Есть в одиночестве он то ли стыдился, то ли стеснялся, поэтому как проголодается — так ко всем с вопросом пристаёт — а не хочет ли тот кушать? Даже зимой спал обыкновенно в сенях, и как замерзал, так и приставал ко всем — не замёрз ли, не хочет ли укрыться потеплее? Когда его вежливо просили отстать — не сдавался Иван, укладывал шубы на спящих. И с чувством исполненного долга укладывался в сенях — мёрзнуть.

   Зимой Иван обыкновенно выскакивал во двор без шубы, и в одних носках, а то и босиком, потом заболевал, и долго жаловался на плохое самочувствие. Но самое нехорошее, это когда замерзал настолько, что отправлялся печку топить. Растопить её Ивану не удавалось, а вот наоборот… Обычно он тащил из поленницы столько дров, что в дверь не проходил, тогда распахивал дверь и начинал кидать дрова в комнату. Полешки гремели, разбудив всех, кто мирно спал, ибо такое творилось чаще всего ночью. Всё тепло из избы уходило, а потом Иван заталкивал в печь столько дров, что всё гасло. И довольный, ложился спать в сенях, и мёрзнуть дальше. Незнакомые могли бы заподозрить злой умысел, но близкие-то Ивана знали…

   Была у него ещё одна страсть — коты. И собаки. Собак он обычно несколько раз в сутки перецеплял с места на место, из-за чего собаки летом под дождём мокли, а зимой сидели в снегу. Коты обнаглели, шастали по столу, залезали на подушки, а объедки мяса и куски хлеба валялись по всему дому и по постелям. Но Иван продолжал их щедро подкармливать.

   Частенько Ивану приходило на ум тяжести таскать с места на место. Он никому ничего не говорил, да и непонятно зачем вообще колоду с одного угла двора тянуть на другой. Но потом долго отлёживался в сенях, жалуясь на боль.

   Но самым главным для Ивана были книги. Вооружившись карандашом, а то и ручкой, он принимался подчёркивать самое главное. На полях красовались галочки, а фразы были подчёркнуты, а то и обведены. Все книги оказывались почёркаными с первой до последней страницы, а прочитать в них что-либо было затруднительно. Но этого было мало, и Иван принимался загибать страницы, и в лучшем случае таких оказывалась половина. Книги занимали большую часть постели в сенях, и Иван примащивался спать в позе, отдалённо напоминающей лотос. Иногда он гостеприимно предлагал эту постель, и незнающие воспринимали такое как издёвку. Но близкие-то знали, что Иван искренен...

   Но хуже всего было дарить Ивану подарки. Он обычно сразу отвечал, что, верно, даритель покупал это себе, и возвращал подарок, что незнающие считали диким оскорблением. Если ему что-то нравилось на рынке, то покупал Иван в нескольких экземплярах, и дарил близким, чтобы никто не был в обиде. Если же покупал в одном — то дома начинал предлагать всем наперебой. Но хуже всего, когда Иван дарил книги. Во-первых, он просил, чтобы книгу никуда не убирали, так как ему может пригодиться. Во-вторых, просил чтобы не стирали карандашных заметок, и не распрямляли страниц.

   В общем, незнакомому человеку это было непонятно, и даже дико, а свои привыкли.