Хроники погружений

12Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.
Апостол Павел.
- Учитель, мы – просто люди, живущие на этой планете; мы – представители своего рода и тянем нити от рода матери и отца; мы – проживаем иные жизни; мы выходим в запредельные пространства. Учитель, ответь: Кто мы?
Я вижу изображение Учителя на экране своего ноутбука. Это молодой человек лет двадцати пяти с серьгой в левом ухе. Я доверяю ему, также как остальные 10 учеников. Мы находимся в разных городах, каждый в своей квартире, кто-то вышел на связь с рабочего места, кто-то ходит с телегой возле полок  с йогуртами. Мы подсоединили наши антенны к спутникам связи, чтобы выйти в одно пространство с Учителем.
- Учитель, кто мы?
- Я не отвечу тебе на этот вопрос. Никто тебе на него не ответит. Даже погружаясь в глубины своего бытия, ты и сама не сможешь ответить на него. Мы – это все, что ты перечислила. Не жди ответа, не жди конца, ибо конца не будет. Иди в глубину и наблюдай.

Хроники погружений. 14 октября
- Едут, едут. Позови детей, иди на задний двор, в пристрой. Тихо сидите. Малыша закутай – чтоб ни писка. Слышишь? – он нервничает, суетится.
О, как мне страшно. Приближающаяся опасность звучит в моей голове топотом ржущих лошадей, ором наездников, лаем деревенских собак. В хлеву тревожно мычат коровы: точно молока не будет неделю, а то и поболе; старый однорогий козел загнал четырех коз в угол. Курятня тоже вон вся ходуном ходит. Ладно. Слава богу, дети еще не успели заплакать.
- Дети! Катя! Собери малышей – и в пристрой. Не шуметь. Едут. Я за мальчиками в мастерскую.
Катенька, умница моя. Помощница. Осталась без родителей. Ушли они на болото за клюквой, да так и сгинули. Ей еще и трех не было, когда у нас оказалась. Так мы и росли вместе, как сестры. Такая она строгая и добрая. Говорят, в мать пошла. А лицом в отца: глазищи большие, черные; коса толстая, смолистая. Катя, дорогая, не подведи.
Я и не заметила, как оказалась в мастерской. Мальчишки – Ванька и Степан – мастерили что-то из гусиных перьев. Похоже на чудо-крылья. Вот ведь. Это все Ванька затейник – летать ему, видите ли, охота. Нет, чтобы по хозяйству помогать. Хозяйство-то вон какое большое: и коровы, и козы, лошади с телегами. Про птиц я уже и не говорю. Земли много. Несколько семей кормим.
- Мам, ну, что опять?
- Едут, мальчики, едут. Тише. В пристрой пойдем. Отец так велел.
Гул стих. Кто-то спешился. Один, два, три. Пока трое. Может, и ничего, договоримся. Откупимся.
- Что, отец? Хозяйство твое теперича наше. Вот бумага. В четверг высылаем твое семейство.
- Нет.
- Как нет? Федя, ну-ка, девку приведи!
Хлопнула дверь в задний двор. Сквозь щелку вижу мужскую плечистую фигуру. Аж, дыханье перехватило. Нет, нет, кричать нельзя, а то и за мной пошлют, тогда детки без матери останутся, а то и их порешат. Ироды.
- Мальчики, тихо.
Тот, кого назвали Федей, тащит Катеньку мою за косу. Ох, как же детки-то там?
- Ваня, Степа. Когда я скажу, быстро в пристрой. По сторонам не смотреть. Ванька, сапоги-то где?
- Ой, мам. Сейчас. Под верстаком. Я ж летать собирался.
- Ух, Иван! Степа возьми ты его за руку. Все, ребятки мои, идем.
Мастерская находилась недалеко от пристроя, шагах в тридцати всего. Но из окна дома задний двор был как на ладони. Здесь и детки играли, и курочек выгуливали, и белье сушили.
- Мам, мож, до белья, а от белья – туда? – мотнул Степан головой в сторону пристроя, откуда уже слышалось поскуливание Ирки.
- Степочка, молодец!
Степа был немногословен, и говорил только по делу. И так было с самого раннего детства. Степка и не закричал даже, когда родился. Знахарка говорит, что он Ваньку тащил. Ванька вцепился ему в ногу и шел руками вперед. Какие они разные с Ванюшкой. А казалось бы, близнецы. Всегда вместе. Вот и сейчас Степан Ванюшку тащит. Бегите, мальчики, бегите. А я одним глазком посмотрю в окошко.
Катенька! Нет! Этот на ней. Злодей. Она молчит, бедная. Руки свои к лицу прижала. Мужика-то еще не знала вовсе. Ее, татарских кровей, здешние парни сторонились. Все мы ждали, когда в столицу поедем. Там, в купеческом городе, каких только мужиков не встретишь. Хотели Катю к нашей лавке приставить. Думали, будет там жить, глядишь, и замуж выйдет. Дождались. Ну, ничего. Главное, жива. Еще будет, Катя, у тебя счастье.
Зачем все это? Зачем девку портить? Ироды. Ааа! Вот зачем. У мужа вся правая сторона бороды красная. Главный закинул его голову назад и заставляет смотреть, как этот Катю портит.
 Дорогой, как ты решишь, так и будет.
Я уже проскочила развешенное белье, только что Степа с Ванюшей в пристрой зашли.
Все дети здесь. Ирка, как меня увидела, скулить перестала, протянула свои пухленькие ручки, просветлела. Маша качает Танечку. Егорка что-то спрашивает у Степана с Ваней.
Мне спокойно: мои дети со мной. Что бы ни случилось, я буду с ними рядом.
В четверг мы все сидели на телеге. Мы уезжали в никуда. Нет, понятно, куда. В тайгу, на выселки. Нас раскулачили.
Детки на телеге. Ванька со Степаном болтают ногами, задевая колеса. Егорка с Иркой дремлют. Маша с Танечкой возится.
Катеньки нет с нами. Она ушла. На болото ли, к своим родителям, или еще куда.
Мой сидит впереди. Я его не узнаю. Сутулая спина, безвольная голова болтается на груди, на бороде кусочки запекшейся крови.
Тихо очень. Как будто воздух застыл. Как будто умерли мы.
Ужас лишений, страх перед неизвестностью и радость, что мы все же остались живы – раздирают мою душу на части. Благодаря его решению мы трясемся в этой телеге все вместе. Но его нет рядом с нами: он раздавлен какой-то дурной силой. Он больше никогда не сможет подняться до тех высот. Никогда не будет Хозяином. У него отобрали все. У него отобрали даже его самого.
Родовое проклятье. Я ощущаю жуткую боль в теле. Боль сохраняет меня в сознании. Весь кабинет наполняется чьим-то воем, моим воем.
- Вот так снимается проклятье рода, - я слышу голос Учителя, - смирись с этой болью.
Боль отступает. Мое тело расслабляется и наполняется силой. Как будто я беру ее из прошлого. Я хочу, чтобы на мне сила проклятья закончилась, чтобы мои дети, внуки, потомки жили совсем другой жизнью. Так и будет. Потому что я уже становлюсь другой.

Хроники погружений. 27 ноября