Избранники

       
         
                Часть 1. ПРЕДТЕЧА
         
          Глава 1
         
          Сквозь уханье и чмоканье ночи прорвался плач ребёнка.
          Ребёнок плавал в прозрачном коконе, лежащем посреди удушливого болота, и громко плакал. Плач его был странным, не похожим на самозабвенный крик младенца, поскольку изливался скорбью, с какой плачут по усопшим. Да и сам ребёнок был как-то уж слишком светел и сиял мерцающим ореолом, размытым проступающей за оболочкой тьмой.
          Болото дышало и отсвечивало гнилушками. Вокруг непроявленных берегов его остро торчали верхушки деревьев, упирающиеся в слепое, без звёзд, небо, на котором сиротливо и нелепо бледным желтком тосковала луна. Её слабое свечение не облагораживало мрачный покров и казалось, что и по небу разлилась топь.
          Плач ребенка то возносился вверх, то гнал болотную рябь, то застревал средь протыкающих небеса сосен. Волны звука раскачивали весь окоём и зыбкость пейзажа сеяла тревожное ожидание разрушения.
          И вдруг всё начало меняться.
          Болото вспенилось и покрылось курящимися струйками пара, скрыв на время ребёнка, плач которого стал ещё безудержней. Через несколько секунд в центре топи показался клочок суши, стремительно разрастающийся к краям. Дымка и марево рассеялись, обнажая панораму покрывающейся трещинами засухи земли и светлеющего неба – и сделалось неожиданно тихо. Не успел Радан удивиться этому факту, как из прямой, подобной каньону, расщелины по центру недавнего болота пробился росток и потянулся вверх, разрастаясь и ветвясь, и каждое мгновенье крепчая корнями, перекрывающими щель. Тем временем из трещин поползла вихлястая зелёная поросль, напоминающая траву, но при подробном рассмотрении это были гады с разверзшимися пастями и алчными жалами…
          А ребёнок где?! И словно в ответ на заполошную мысль Радана раздался смех, подобный звону серебряных колокольцев. Он поднял голову и увидел, что кокон с ребёнком покоится, как гнездо аиста, на ветвях Древа среди бирюзовых листьев и плодов, похожих на золочёные яблоки, которые переливались внутренним свечением и, наливаясь соком, срывались вниз: прямо на жала гадюк. Раздавались лёгкие хлопки точечных вспышек света и рассыпались брызги влаги – и там, где они падали, земля срасталась, поглощая нечисть и расцветая буйной весенней зеленью с вкраплениями бутонов цветов…
           Заливистый смех вызвонил победную мелодию и Радан заметил, что кокон растёт и надвигается на него, а затихший ребёнок встал на ноги и, подперев руками свод своей обители, обратил на него ясный и полный немого ожидания взор…
          – Мальчик! – прошептал Радан, и всё исчезло.
          Прозрачной пеленой затянулась Луна…
         
         
          Луна мерцала сквозь белёсую вуаль просыпающейся зари, и ничто не напоминало о только что явленном чуде. Радан расправил оцепеневшие плечи и бесстрастно вопросил себя: «Что это было?».
          Теряясь в деталях и догадках, он не в силах был объять умом увиденное и медленно побрёл к постели. Укладываясь, Радан попытался вспомнить, что заставило его подняться в такую рань и подтолкнуло к балкону, но в голове, вытесняя все недоумённые мысли, перекатывались лишь отзвуки серебряного смеха странного младенца.
          Едва Радан лёг, Дара прильнула к нему огрузшим беременностью телом и обхватила горячей со сна рукой. Наполняясь нежностью, он обнял её острые, как у подростка, плечи, положив свободную руку на живот, где росло их желанное дитя. Ворохнулась неуверенная догадка: «А может быть, мне привиделся мой будущий сын?»
           – Нет, милый, у нас будет девочка, – внятно сказала жена, не размыкая уст.
          Радан ослабил объятье и прислушался к её дыханию. Дара дышала глубоко и ровно, и ничто не указывало на то, что она просыпалась.
          «Похоже, я схожу с ума, – равнодушно подумал он и закрыл глаза, – надо поспать… если только я уже не сплю… или ещё?». Свинцовыми покровами упал на плечи сон…
         
         
          Сон был тяжким и непрошенным. Этот сон всегда приходил к Радану в минуты душевного смятения – вот уже много лет, сколько он себя помнит. Сотни раз, обламывая ногти, он с разбегу карабкался на подпирающую небо стену или, нелепо провисая, шёл по ней, оставляя кровавые следы. Там, за стеной, раздавались гортанные крики, слышался детский плач и кто-то кричал: звал его и умолял бежать прочь. Потом весь этот невнятный ужас раскалывал жуткий, леденящий кровь смертный вопль гнавшей его женщины – и Радан, обливаясь слезами, бился головой об стену, пока не падал ниц и не начинал кататься по земле, скуля, как собачонка, и размазывая по лицу кровь и слёзы.
          И всегда именно в этом месте сна он просыпался в холодном поту, с гулко бухающим сердцем и с отчаяньем от чёткого знания того, что за этой неприступной стеной похоронена самая главная тайна всей его жизни…
          Вот и в этот раз, очнувшись от кошмара, Радан с трудом сдержал стон и, чтобы не разбудить жену, замер, сомкнув мокрые ресницы. Что же, что там за стеной?! Почему он не помнит? Он же был там, он это точно знает – но память упрямо тянет его в свой провал, всякий раз показывая одну и ту же кровавую лужу и следы на каменной кладке.
          Назойливый запах кофе указывал на то, что жена уже занялась делами и, открыв глаза, Радан убедился в этом. Значит, пора подниматься…
          Дара внимательно посмотрела ему в глаза. Взгляд её был тревожен:
          – Хорошо, что ты проснулся, дорогой. Я уж было собралась тебя будить. Садись к столу, у меня всё готово. – Радан послушно сел, жена поставила перед ним дымящуюся тарелку с кашей и кофе и примостилась напротив. – Ты не опаздываешь на работу?
          – Нет, – успокоил её Радан, – до полудня у меня нет занятий. Я собирался сегодня погулять с тобой, да вот заспался. Тебе надо побольше бывать на свежем воздухе, зяблик. Ты очень бледная. И глаза запали.
          Дара благодарно улыбнулась и призналась:
          – Просто я неважно спала. Это пройдёт, любимый. Тебе снова снились кошмары?
          Вместо ответа Радан погладил её тонкие пальцы, теребящие салфетку:
          – А ты почему не ешь? Давай бери ложку и подсаживайся ко мне. Будем есть из одной тарелки, как в детстве, в приюте. Помнишь, как я тебя подкармливал?
          – Конечно, помню! – оживилась Дара и серые глаза её засветились счастьем. – Всё помню, до капельки! И как я жутко испугалась, увидев толпу незнакомых людей, и как ты подошёл ко мне, взял за руку и повёл за собой в столовую… и потом никогда не оставлял меня одну и мальчишки в приюте дразнили тебя нянькой. А меня никто не смел обижать, потому что ты умел здорово драться…
          – Ты смотри, – подыгрывая жене, как ребёнку, удивился Радан, – и вправду всё помнишь! А ведь тебе и трёх ещё не было, когда родня сбагрила тебя в приют! А мне уже шёл восьмой год и до сих пор не пойму, зачем я тогда связался с такой крохой…
          – А я знаю, – засмеялась Дара и щёки её порозовели, – ты хотел воспитать себе жену! Я же выучила все твои привычки и потому мы ни разу не ссорились!
          – Вот как? – улыбнулся Радан, оттаивая в искренней радости жены. – Значит, я с детства был такой продуманный?
          – Ага, – кивнула Дара и, наконец-то взялась за ложку. – Ты всегда был самый умный, самый добрый и самый красивый! Мне жутко повезло, что ты выбрал в жёны меня…
          Радан пододвинул к ней тарелку:
          – Ешь, зяблик, да побольше. А то совсем исхудаешь. И себя моришь с голоду и нашу дочку. Того и гляди, свалишься с ног от слабости…
          – А как ты догадался, что у нас будет дочка? – спросила Дара, облизывая ложку и вставая из-за стола. – Я же не делала УЗИ, чтобы не беспокоить наше дитя.
          – Так ты сама мне сказала это! – изумился Радан. – Сегодня ночью. Или ты пошутила?
          – Ночью? Ночью я спала… – озадаченно протянула Дара и, склонив голову, заглянула в искрящиеся глаза мужа. – Ты дразнишься? Но я вправду знаю, что у нас родится девочка! Уж не знаю, откуда я это знаю, но я часто знаю что-то такое, чего на самом деле не знаю…
          Радан расхохотался и Дара смутилась:
          – Отчего ты смеёшься? Я что, совсем глупая? – она дождалась, пока супруг угомонится и позволила тому усадить её к себе на колени. – Радичка! Ты только скажи, что мне в себе исправить – и я всё сделаю, как ты захочешь!
          – Тебе ничего не надо менять в себе, малышка, – сказал Радан, закапываясь в ржаные кудри Дары, – я люблю тебя такую, какая ты есть. Но всё же я тобой недоволен…
          Он поцеловал встревоженные глаза своего «зяблика» и пояснил:
          – Ты слишком мало ешь! Я бы тебя покормил с ложечки, как в детстве, но мне пора идти…
          – Я поем, я обязательно сейчас съем большущую тарелку каши! – поспешила уверить мужа Дара. – А в обед буду есть суп.
          – Смотри мне, – назидательно сказал Радан и поднялся, спуская её на пол, – да не забудь про фрукты! И перед обедом обязательно погуляй. Часа два. Погода установилась дивная! А то так и не заметишь, как закончился апрель…
          
         
          Апрель разлился напоследок над Росанском благостной синевой и лёгкий ветер обдувал лицо запахами свежей листвы и сырого асфальта. В отрешённой задумчивости Радан шёл к подземке, не замечая ничего вокруг и не осознавая перемен ни в себе, ни в окружающем. Утреннее видение заполнило всё его сознание и он проживал его снова и снова, пытаясь понять неявный смысл показанного и безотчётно запоминая все мельчайшие детали.
          Он не ведал, зачем ему это нужно, но был уверен, что должен это сделать, иначе то, что всколыхнулось в нём и томительно ворочается, расплываясь по всему его существу, исчезнет, как само явление странного ребёнка. Этого он не мог допустить, потому что интуиция говорила ему, что всё, что случилось с ним, чрезвычайно важно и оттого, что он предпримет, зависит многое в его с Дарой жизни…
          Лёгкий толчок вернул Радана в реальность, и сердце его дёрнулось и зашлось болезненным возмущением, как если бы кто-то вдруг резко вырвал его из глубокого сна. Он сделал шаг в сторону и из-за спины его выскочил какой-то светловолосый подросток на роликах и, не оглядываясь, покатил дальше. «Негодник, – незлобиво подумал Радан, глядя вслед мальчишке с зелёным рюкзачком на спине, – несётся как угорелый. А если врежется в колонну станции? А, кстати, где она?». Он огляделся и изумлённо замер.
          Всё вокруг расслоилось и поплыло будто мираж. Омытый дождём асфальт курился лёгким паром, дома уподобились слоёным пирогам, а люди казались пустыми оболочками. Они медленно скользили по тротуару, не уступая дороги, и беспрепятственно проходили друг сквозь друга. Голоса и шумы улицы были приглушёнными и вязкими, словно утонули и доносились со дна водоёма. У Радана было чёткое ощущение, что он погрузился вовнутрь времени и пространства – и было ему там неуютно…
          Сквозь ропот и бормотанье миража прорвались слова: «Вот он!» и раздался сатанинский хохот. Радан вздрогнул и протёр глаза. Всё встало на свои места: он торчал столбом напротив станции, открытые настежь двери которой бесстрастно заглатывали спешащих по своим делам людей. У мраморной колонны хохотали два гугла и смотрели… на него? Радан оглянулся: рядом никого – и обратил взор в прежнем направлении. У колонны стоял давешний подросток на роликах и обеспокоено вглядывался в лица прохожих, будто искал кого-то. Гуглы исчезли.
          Заглушив в себе досаду на невнятность всего происходящего, Радан влился в поток пассажиров и ступил на эскалатор подземки. «И куда меня несёт? – мысленно усмехнулся он. – Какие ещё сюрпризы меня ждут?». Думать об этом не хотелось – да и, вообще, ни о чём! – и он позволил ленной истоме окутать себя с головы до ног. В таком состоянии Радан сошёл на перрон и дождался поезда. Двери грязно-голубого вагона с шумом распахнулись и он нырнул в салон.
         
         
          Салон был полупуст. Погружённый в себя Радан занял свободное место и машинально обвёл глазами немногочисленную публику. Взгляд его споткнулся о женщину с ребёнком лет трёх-четырёх, напротив которой уселся мужчина весьма странного вида. Они сидели через проход на три ряда впереди него и Радану было хорошо видно бесстрастное лицо пассажира с чётко, как на плакате, выписанными чертами и однотонной без изъянов кожей. Едва устроившись, тот, ни на кого не глядя, достал какую-то электронную игрушку и принялся нажимать на ней кнопки. Скучный, однако, тип…
          Радан оторвался от созерцания мужчины и прилип взглядом к напряжённой спине женщины. Сердце его ёкнуло раньше, чем обострилась беспокойная мысль: он её знает! Ему знакомы эти покатые плечи, венчающие ровную спину, этот коротко стриженый затылок и стройная шея с обольстительной ложбинкой, украшенной впадающими в неё мягкими завитками волос. Правда, у той, которую он старательно забыл, волосы были чёрными, как смоль, а эта рыжеватая шатенка… нет, это не она! Не может быть, чтобы она снова ворвалась в его жизнь! Особенно сегодня…
          Пока он боролся с сомнениями и желанием подойти поближе и рассмотреть незнакомку, её сынок вдруг вскочил, топча ноги женщины, выгнулся и протянул вперёд руку. Он ткнул какую-то кнопку на игрушке соседа напротив – и кто-то громко ахнул: мужчина на глазах у остальных пассажиров раскололся, затем его уменьшившиеся вдвое половинки стали делиться вновь и вновь – и вот уже в проходе заметались многочисленные клоны странного человека: и все мал мала меньше…
          В звенящей ужасом тишине раздался вопль восторга виновника всеобщего потрясения. Мальчишка, соскочив с колен матери и плеща шаловливыми ручонками, заливисто засмеялся и принялся отлавливать себе для забавы одного из растущего множества человечков. Но те рассыпались до размера заурядного жучка, превратились в серебристые шарики, какие вытекают из разбитого градусника, и покатились прямо под ноги Радану. Тот задрал ноги, и, позабыв обо всём,  оторопело наблюдал, как все клоны слились в одну лужицу жидкого металла под его сиденьем.
          Звонкий выкрик женщины: «Рон! Не смей их трогать!» заставил сердце Радана сжаться и встрепенуться горячими толчками оттого, что этот голос не оставил у него никаких сомнений: это была Она! Он вскочил и на негнущихся ногах рванулся к женщине, но та, подхватив ребёнка, выскочила в раскрытую дверь, которая сразу захлопнулась.
          Радан прижался ладонями и лицом к стеклу и увидел, как женщина кинулась к высокому элегантному мужчине, в точно таком же как у него длиннополом плаще, и тот развернулся лицом к вагону. Радан обмер: это был он сам!!! Он или его клон, точная копия, близнец, двойник или как там ещё!
          Он ошалело смотрел на парочку, и тут женщина повернула к нему голову. Радан застонал и выдохнул: Нора!
         
         
          Нора была первой женщиной Радана – его оглушающей страстью, его умопомрачением, мучительной виной и больной памятью. Он мог назвать их отношения каким угодно словом – но только не любовью, потому что они разрушали его душевное равновесие, делали его неистовым и нетерпимым и заставляли совершать поступки, которых он стыдился.
          Связь Радана с Норой началась на удивление просто. Это было шесть лет назад, в таком же солнечном апреле. Он тогда учился на первом курсе университета, и однажды Нора невесть откуда появилась там и увидела Радана в коридоре, беседующим с сокурсниками. Впрочем, в тот момент они уже не разговаривали, а все четверо, как заворожённые, наблюдали её обольстительное дефиле по длинному коридору. Да что там четверо! Все, кто стоял возле аудиторий, прилипли взглядами к крутым бёдрам, покачивающимся на стройных длинных ногах зеленоокой красавицы!
          Нора не спеша и целенаправленно подошла к Радану и с колдовской улыбкой провела ладонью по его щеке: «Скучаешь, красавчик? Пойдём со мной…». И он пошёл, как на поводке: с горящей от её прикосновения щекой и на виду у ошарашенных друзей.
          Их сумасшедший роман длился до сентября, а потом Нора, не простившись, укатила, оставив Радана в недоумённой тоске и в неизвестности. Той же осенью у тринадцатилетней Дары, которую за всё лето он ни разу не проведал, случился нервный срыв, и Радан отогревал её заботой и вниманием до новой весны, продолжая страдать по Норе. И только-только он вошёл в колею – зимой роковая красотка объявилась на пороге его холостяцкой квартиры и накинулась на него с объятьями и слезами раскаяния…
          Двери вагона поползли в стороны, и Радан чуть не упал на ожидающих посадки горожан. Сообразив, что это его станция он вышел, продолжая терзать себя горькими воспоминаниями, причём прежние чувства и обиды захлестнули его такой волной, что он начисто позабыл и о «двойнике» и о мальчишке. Согнувшись под их бременем, как под тяжкой ношей, и не глядя по сторонам, он пошагал в сторону гимназии.
          …В ту зиму их с Норой обоюдное безумие продлилось две недели – до тех пор, покуда Радану не сообщили, что Дара, в одиночестве встретившая новый год в опустевшем приюте, слегла в нервной горячке. Он заметался между домом и больницей, и Нора закатила ему безобразную сцену ревности, после чего Радан в гневе дал ей одни сутки на то, чтобы она собралась и навсегда исчезла из его жизни – и, хлопнув дверью, ушёл к своему приютскому товарищу.
          И Нора исчезла. Дару он выходил и поклялся, что когда та закончит школу, он женится на ней, чтобы всегда быть рядом. Он ждал этого два года и выполнил свою клятву: они с малышкой вместе и очень счастливы…
          Мысль о жене подействовала как целительный бальзам, и сердце Радана стало биться ровнее. Он попытался переключиться на обдумывание предстоящих уроков и посмотрел на надвигающийся фасад гимназии: ба! Кого я вижу? Да это же Ждан!
         
         
          Ждан раскинул руки для дружеских объятий и сбежал со ступенек:
          – Глазам своим не верю! Радан, дружище! Сто лет не виделись!
          – Сам виноват! – парировал Радан, похлопывая по плечу своего единственного друга. – Где ты пропадал целых полгода?
          –  Как где? – удивился Ждан. – Я же говорил тебе, что еду в Шамбы на стажировку!
          – Ну и как, все приёмчики вызнал?
          – Все ни все, но много чему научился. Завтра отбываю на показательные выступления и консультации в Сортагу. На недельку или две…
          – Опять уезжаешь? – разочарованно протянул Радан. – Даже не пообщаемся. А ты мне сейчас так нужен…
          – Что-нибудь случилось? – посерьёзнел Ждан.
          – Да пока, вроде бы, ничего особенного, но чую что-то надвигается…
          – Надеюсь, что до моего возвращения ничего не произойдёт. А там обязательно встретимся и всё перетрём. Дара как? Ещё не одарила тебя наследником?
          – Ну, ты, друг, и торопыга! – улыбнулся Радан, чувствуя, как к нему возвращается душевное равновесие. У нас ещё восьмой месяц не закончился.
          – Значит в первых числах июня? – Радан кивнул. – Ну, вот и ладненько. Постараюсь разделить с тобой радость отцовства. Не хмурься, не хмурься, дружище! Я претендую все-го лишь на роль крёстного отца! – Ждан заметил, как Радан украдкой взглянул на часы, и замахал руками: – Не волнуйся, я и сам спешу. Я ведь тут уже почти час слоняюсь, даже с твоей коллегой познакомился, с учительницей музыки… – и он сладострастно причмокнул губами. – Красотка! И с такими аппетитными булочками – так бы и скушал!
          Радан хмыкнул:
          – А ты всё тот же: никак не угомонишься. Ты с нашей Руксой поаккуратней, а то как бы она сама тебя не съела. Это ещё та хищница!
          – Что, достаёт? – мгновенно сообразил Ждан. – Ты за меня не бойся. В женщинах я разбираюсь и не влипну, как некоторые… ты чего это вдруг скис? Неужто твоя заноза снова дала о себе знать?
          – Давай о женщинах поговорим потом… – помрачнел Радан и протянул руку для прощания. – Как приедешь, тотчас позвони. Ты мне действительно очень нужен…
          После нечаянного вопроса Ждана на душе снова стало муторно, и Радан едва успел собраться до призывного звонка. В конце урока в класс вошёл директор, подталкивая впереди себя светловолосого подростка с весёлыми искрящимися глазами:
          – Вот, ребята, принимайте новенького. Его имя Тео. Прошу любить и жаловать…
          – А где твои ролики, Тео? – спросил Радан, мысленно удивляясь: ну и денёк сегодня!
         
         
          «Сегодня было совсем нескучно… Сюрпризы как из рога изобилия… – думал Радан, меряя шагами дорогу домой. – К чему бы это?»
          Внешне он был спокоен, и лишь его обострённое внимание подмечало и вбирало в себя все события сегодняшнего дня – словно выполняло негласно порученную ему работу. Зайдя в свой двор, он сбавил скорость и не сразу сообразил, что его насторожило. Что? Да, старик на детской площадке... кажется, это наш дворовый люмп… как же его зовут? Кличка у него какая-то интересная… а! Блажной!
          В то время как эти мысли ворочались в голове Радана, ноги сами несли его к старику. Тот в задумчивости восседал на качелях и… светился! Ну да, светился! Вернее, вся фигура его была как бы очерчена светлым ореолом. «Ещё один сюрприз… – без особых эмоций отметил про себя Радан. – А он не такой уж и старый… Лет шестьдесят, не больше…». Он подошёл к старику и молча пристроился напротив.
          Блажной поднял на него глаза и Радан с удивлением отметил, что в них отражается небо и они чисты и прозрачны, как у дитя.
          – Тебе нужна моя помощь? – просто спросил он, и взгляд его обострился гранями.
          – Да… наверное, – неуверенно ответил Радан, утопая в хрустальных зрачках.
          – Наконец-то! – воскликнул Блажной. – Я давно тебя жду.
          От изумления Радан отшатнулся:
          – Меня?!!
          – Да, тебя, – спокойно подтвердил Блажной, – и ты пришел. Пока весь, но скоро ты придёшь по сути…
          – Как это, по сути?! – воскликнул Радан и, подумав, что Блажной всё-таки не в себе, напрягся.
          Блажной улыбнулся:
          – Расслабься. Потом поймешь. Как твое имя?
          – Радан.
          – Радан… – раздумчиво повторил Блажной и поднял на него посветлевшие глаза. – Изначально предназначенный Богу… да. Именно так и должно быть. Это должен быть ты…
          – Как это? Почему? Ничего не понимаю… – растерялся Радан.
          – Потом, потом ты всё поймешь. Всему своё время, – снова улыбнулся Блажной. – Доверься мне. Я знаю, что сегодня у тебя было видение… – и он принялся оглаживать ладонями нечто невидимое, фактически,  воздух.
          – Да, было, – бесстрастно подтвердил Радан, наблюдая за странными пасами старика. – На заре я видел младенца в прозрачном коконе. На болоте. Вы знаете кто он?
          – Он Тот, Кого Мы ждём. Тот, кто вернёт нам утраченное…
          Рука Блажного замерла и он удовлетворённо обронил:
          – Да, есть… Я так и знал…
          Радан почувствовал, как что-то кольнуло его в пупок, и с досадой воскликнул:
          – Что?! Что вы знали? Вам известно, в честь чего на меня сегодня сыплются сюрпризы?
          – Успокойся, сынок, – миролюбиво сказал Блажной, – и потерпи. Скоро всё узнаешь. А сейчас иди, отдыхай. Ты должен быть сильным – тебе предстоит быстрое и неизбежное познание неявного, чтобы ты смог ступить на свой Путь. Новое знание принесёт новые заботы, печали и радости, но это ничто по сравнению с той миссией, которую тебе предстоит исполнить… – Радан выслушал эти странные пророчества и покорно развернулся к дому. – И с сегодняшнего дня ничему не удивляйся! Абсолютно ничему! – услышал он вослед.
         
          Глава 2
         
          – Я нашёл его, иерарх, – сказал Гаран, обведя взглядом внимательные лица демиургов.
          – Хорошо… – раздумчиво заметил Андра. – Вы дали ему Поводыря? – Гаран согласно склонил голову. – Кто он?
          – Осип. Он будет вести его до посвящения в Избранники. Я назначил ему для этого двенадцать дней. У нас мало времени, иерарх.
          – Да, времени у нас немного, – согласился Андра. – С первой кандидатурой мы промахнулись по недосмотру мастера Беды. Он перестарался со своим святым предназначением. И, к сожалению, перед самым Судьбоносным Событием.
          Строгий взор иерарха остановился на пожилом демиурге в чёрном плаще с выражением глубокой печали на лице. Тот встал и, поклонившись, взял слово:
          – Я, безусловно, виновен, иерарх. Хотя бы в том, что не предусмотрел подстраховку. Но вспомните: многие из нас сомневались в Суране. Он был слишком отстранённым от бытия. И оказался неустойчивым, неспособным удержаться на Пути, несмотря на высокую и чистую душу. Чтобы противостоять адептам, надо быть более искушённым в житейском, более сильным физически и менее осведомлённым в преимуществах посвящённых. Знание собственного превосходства притупляет естество и быстроту реакции на вызовы.
          Андра потёр переносицу и воззрился на демиурга Божественного Пути:
          – Как вы нашли своего кандидата в Избранники, мастер Гаран?
          – Мне был знак, – ответил мастер, – утренний Голос, неделю назад. Он сообщил мне имя, город и место работы юноши. Я понаблюдал за ним и стал свидетелем его видения. Ему был явлен Тот, Кого Мы ждём. Я видел лишь последний миг явления, но понял, в чём суть и поинтересовался данными на парня. – Гаран на минуту замолчал, собираясь с мыслями, и продолжил. – У него несколько странная биография. Она начинается только с семи лет, когда он попал в приют. Свою жизнь до этого момента, мальчик не помнил. Ничего кроме имени. По-видимому, у него частично заблокирована родовая память. Это наводит на мысль об его исключительном предназначении и о том, что он под контролем адептов. Они всегда славились такими делами…
          – Как его имя, – перебил мастера Андра, – и чем он занимается?
          – Радан. То есть его имя: «Изначально предназначенный Богу». Он молод, силён и красив. А ещё правдив, милосерден и искренен. Он дей, учитель словесности в гимназии и у него репутация учителя от Бога. Его ученики преуспевают в сочинительстве. Потому я уверен, что он из клана Словесников, иерарх. То, что нам нужно.
          Андра вскинул широкие брови и воскликнул:
          – Вот как! Да, совпадения значительные… и как глубоко он погружён в неявное?
          Гаран вздохнул и смело посмотрел в глаза иерарху.
          – Осознанно – никак. По крайней мере, до видения Того, Кого Мы ждём, эзотерическими практиками он не занимался. Но у него чрезвычайно сильное Бессознательное, и он сам вышел на Осипа. И тот протестировал кокон Радана…
          – Ну, и… – нахмурясь, поторопил мастера иерарх, – и что же особенного на нём обнаружено?
          – Кармическое пятно, иерарх! – выпалил Гаран и поспешил с пояснениями. – Кармическое пятно в области пупка. То есть существует кармическая связь тайны рождения Радана и предназначенного ему Пути!
          Иерарх застучал пальцами по подлокотнику, что говорило об его озабоченности, подтверждённой размышлениями вслух:
          – Получается, что не вы его нашли, мастер Гаран! По всему видно, что Радан избран свыше – а нам на него указали. Это означает, что на его Пути будет множество кармических узлов – и не нам их распутывать. Мы должны лишь следить за его действиями и помогать. Несмотря на то, что помощники, как и враги, ему уже предназначены… прежде всего из его окружения…
          – Осмелюсь дополнить вашу мысль, иерарх… – начал Гаран и подождал, пока Андра обратит на него свой взор. – Вы абсолютно правы насчёт окружения кандидата в Избранники! Прежде всего, насчёт его жены – Дары. Да, да! Её имя почти такое же как у мужа: «Предназначенная Богу». Она из того же сиротского приюта и появление её там было весьма странным: её привели родственники из клана Книжников. То есть она не круглая сирота! Но и это ещё не всё: Дара блажная! Притом она художница и её живопись полна иносказаний, она отражает образы неявного…
          Сделав многозначительную паузу, мастер добавил:
          – И она ждёт ребёнка! Примерно в те же сроки…
          – А вот это уже серьёзно! – резюмировал Андра. – Даже слишком. Всё нанизывается на причинно-следственную нить. Мне надо подумать. О дате следующего Совета я сообщу. Попрошу всех подготовиться по своим епархиям. Тема та же: обсуждение кандидатуры в Избранники для спасения Того, Кого Мы ждём. И призовите ко мне Осипа!
          Иерарх поднялся с трона и скрылся в Зазеркалье. Демиурги потянулись к выходу и через несколько минут в тронном зале воцарилась тьма.
         
         
          Тьма из заоконья влилась в комнату и в душу Радана. Ему не спалось – да и как можно заснуть после всего, что вывалилось на его голову?! После детей, старика, друзей и врагов, после «триллера» с превратившимся в лужу пассажиром, после видения себя самого по ту сторону стекла да ещё в объятиях своей воплощённой похоти…
          Вчера он весь день думал об том и вернулся домой таким подавленным, что Дара, не проронив ни слова, напоила его чаем и уложила в постель. Около часу он лежал без движений и дум, прислушиваясь к возне жены на кухне, и ожил ноющей тоской, лишь когда она легла рядом и стала осторожно оглаживать его плечи и вздыхать.
          Дара… его ангел, его спасение, часть его больной души… она всегда чувствовала его смятение и никогда не допытывалась о причинах сей смуты – просто перекладывала на свои худенькие плечи часть его ноши и терпеливо ждала. Жена уткнулась носом в его грудь и сердце Радана наполнилось теплом и виной за её будущие печали – а в том, что они неизбежны, он был уверен: старик обещал. Дара пошевелилась во сне и он, отстранившись, укутал её одеялом: «Спи, зяблик… а я посижу, подумаю…».
          Старое «насиженное» кресло показалось жёстким и недружелюбным. Откинувшись на его высокую спинку, Радан уставился в окно: мрак полнейший! Как взгляд Норы, который она сегодня бросила на него… и тут же полоснуло: опять он о ней! Да что же это за наваждение?! Разве больше не о чем подумать? Например, о том, что завтра, судя по всему, будет дождь…
          – Дождя не будет… – услышал он за спиной и резко вскочил с кресла:
          – Ты почему не спишь?
          – Не знаю… вдруг проснулась… – задумчиво протянула Дара.
          Он подошёл к кровати, включил ночник и склонился над ней:
          – Ты чего-то боишься? Что-то плохое приснилось?
          Дара обхватила его шею, и от её долгого пристального взгляда Радан весь сжался.
          – Радичка… мне надо сказать тебе одну вещь… – сдавленным голосом выдохнула она. – Я хочу сказать тебе, что, если ты полюбил другую… – Радан испуганно вздрогнул и она заволновалась. – Подожди! Пожалуйста, дай мне всё сказать! Радичка, единственный мой… я тебя очень люблю и потому не буду мешать… если ты полюбишь другую и захочешь быть с ней, я тебя отпущу. Только не прогоняй меня! Оставь с собой как сестру, чтобы я могла быть рядом, дышать тобой, заботиться о тебе, помогать. Потому что без тебя я не сумею жить! – она посмотрела на него сухими и немного удивлёнными глазами. – Я, наверное, глупая эгоистка… прости…
          Радан оторопело сел на постель и после нескольких секунд онемения затянул Дару к себе на колени. Она затрепетала и он, обняв её покрепче, прижался щекой к её лицу:
          – Милый зяблик… ты и вправду глупая… мне никто кроме тебя не нужен! И я тоже не сумею жить без тебя. Мы же с тобой срослись, у нас одна душа. Бросить свою малышку? Да никогда! Выкинь эти глупости из головы! Ты моя богоданная женщина… на всю жизнь…
          Он говорил жене что-то ещё, ласковое, сумбурное и волнующее, пока та не поверила ему окончательно и не стала покрывать его лицо нежными поцелуями.
          – Радичка, сокол мой, – смущённо прошептала она после его ответной благодарности за нежность, – я ужасно соскучилась по тебе…
          Радан вспыхнул ожиданием радости и засомневался:
          – А как же… наша дочка?
          Дара тихо засмеялась и гибко обвилась вокруг него, как лиана вокруг могучего древа.
          – Счастье моё…
         
         
          «Счастье моё, – улыбнулся Радан, выйдя поутру из дому и обозрев ясное майское, небо, – ты снова права: дождём и не пахнет!». Он осмотрелся по сторонам: Блажного нигде нет! А может быть, его не было вовсе? И, вообще, ничего особенного вчера не было. Ладно – время покажет. В конце концов, от него, Радана, ничего не зависит.
          Радужное настроение притухло, когда мимо него пронеслась девчушка из второго подъезда. Она спешила в песочницу, и он изумлённо созерцал её быстрые ножки в красных туфельках, торчащие из… воздушного шара! Хотя нет, скорее, это было похоже на бегущее прозрачное яйцо с мягкой скорлупкой, отлетающей белым парусом в противоположном движению направлении. Где-то в подсознании щёлкнул вчерашний совет Блажного ничему не удивляться и Радан расплылся в улыбке.
           – Славная девчушка! – услышал он и повернулся на голос: Мария.
          – Да, потешная, – согласился Радан, не снимая улыбки, оттого что соседка была тоже облачена в нечто, смахивающее на мыльный пузырь. – Кстати, Мария, я собирался к вам зайти… – соседка продемонстрировала глубокое внимание, и её кокон вытянулся в сторону Радана. – Я хотел попросить вас о помощи… Моя жена на восьмом месяце беременности и нам нужна помощница по хозяйству. Много платить я не смогу, но мы уж как-нибудь сочтёмся, по-соседски. Например, в ремонтных хлопотах и тому подобных…
          Мария начала петь дифирамбы молодой семье, которая была ей весьма симпатична, но Радан слушал её не слишком внимательно, поскольку оболочка соседки стала разительно меняться, и он едва поспевал следить за переливами гаммы зеленоватых тонов с голубыми и золотистыми нитями, а также за тем, как живо вибрировал весь кокон.
          – Так что, Радан, можешь на меня положиться, – закончила свою тираду Мария. – Женщина я одинокая и пожилая, ни средств, ни охоты на развлечения у меня нет, а общение с твоей женой приносит мне море удовольствия. Потому что она чудо…
          – Да, – легко согласился Радан, любуясь бирюзовыми волнами соседки, – Дара действительно чудо. Она безо всяких претензий и с ней очень легко. Правда, она слишком бесхитростна и беззащитна, как дитя, но вам я могу доверить свою малышку.
          Польщённая соседка собралась было восхвалять доброе сердечко Дары, но Радан посмотрел на часы и она откланялась, пообещав проведать его жену уже сегодня днём.
          По пути на подземку Радану встречались многие горожане, разных возрастов и комплекции, и все они были укутаны в коконы. На первый взгляд те были белыми, но всмотревшись в отлетающие на ходу «паруса», он рассмотрел, что они отличались оттенками, объёмом и формой. Отметив про себя этот факт, Радан не стал задумываться о причинах сего феномена и ничему не удивлялся. В вагоне было сумрачно и тесно и видения исчезли – и это он тоже принял спокойно, не выходя из благодушно-отстранённого состояния, с каким  сегодня проснулся, – пока его не поглотила расцвеченная ярким солнцем шумная улица…
         
         
          Улица дышала, струилась и слоилась встречными потоками прозрачных двуногих шаров, плывущих по одному, парами и группами. Иногда они упруго сталкивались, после чего становились помятыми и скособоченными, и оболочки их начинали вибрировать и покрываться тёмными пятнами.
          Толкаться с народом не хотелось и, облокотившись о колонну станции «Школьная», Радан принялся прикидывать, какой «тропой» отправиться в гимназию, дабы не становиться причиной недовольства прохожих. Пожалуй, надо идти через сквер на перекрёстке… не успел он сделать и трёх шагов, как в него вцепился пьяный мужик с полоумными глазами:
          – Дай, дай мне дозу, умоляю! Я заплачу, у меня есть триста злотов! Хватит, чтобы отдать тебе долг, и на дозу…
          – Ты что, очумел? – возмутился Радан, пытаясь высвободить лацканы плаща из грязных рук. – Нет у меня наркотиков и никогда не было!
          Пьяница рванул его на себя и с завидной силой стянул со ступенек. Радан собирался уж было отвадить наглеца одним из известных ему от друга приёмов, как к ним, спугнув мужика, с небывалой готовностью навести порядок подскочили два гугла:
          – Что тут у вас происходит? – строго вопросил страж правопорядка, буравя Радана чёрными в тон форме зрачками, и не пытаясь догнать истинного возмутителя спокойствия. – Вы торговец наркотиками? Предъявите ваши документы!
          Радан закипел от гнева:
          – Это ещё в честь чего?! Какая-то пьянь кидается на добропорядочного гражданина, а вы уже тут как тут и готовы оскорбить меня грязными подозрениями вместо того, чтобы утихомирить нарушителя спокойствия?
          От такого напора второй гугл вытянулся, как по команде, «смирно», а первый икнул, но быстро пришёл в себя и рявкнул:
          – Не вам указывать, что мне делать? Документы! Быстро!
          У Радана сами собой сжались кулаки и неизвестно, чем бы закончилась его стычка с представителями власти, если бы не неожиданная поддержка:
          – Не волнуйтесь, учитель Радан. Я мигом всё улажу.
          Опешивший Радан уставился на доброхота: весьма респектабельный мужчина средних лет, одет богато… откуда он взялся в этом районе? А услужливый богач, блеснув камнем на перстне, уже совал в нос струхнувшим гуглам свой документ в кожаной оправе:
          – Клубный билет вас устроит?
          Краем глаза Радан заметил тиснёный золотом лейбл и поразился: ого! Вот это заступник! Член Клуба Золотого Тельца! Гуглы тоже опознали знак и вмиг стали жалкими:
          – Да, господин Гус! Всё в порядке, господин Гус! У нас нет никаких претензий! – и попятились задом к дверям станции.
          Пока спасённый от расправы гуглов учитель пытался сообразить, с чего это он сподобился милости олигарха, тот обратил на него свои бархатные очи:
          – Ну вот, инцидент исчерпан… – Радан буркнул: «Спасибо…» и замолк, не зная, как расценивать внимание к себе столь важной особы. – Вы разве не удивлены, что я вас знаю?
          – Удивлён, и даже очень… – честно признался Радан и без особой учтивости полюбопытствовал: – А действительно, откуда вы меня знаете? – и проглотил второй вопрос: «А главное, с какого рожна вы тут оказались исключительно в нужную минуту?»
          – Видите ли, учитель Радан, – любезно начал Гус, – мой сын, Крез, учится в вашей гимназии… в третьем классе второй ступени… – заметив изумление на лице собеседника, он предвосхитил его вопросы. – Да, да! Именно в вашей гимназии! Это я его к вам устроил на два года – и исключительно из-за вас! – он взял вконец сбитого с толку Радана, как красну девицу, под локоть и повёл к дороге. – Я специально узнавал в вашем управлении, кто наилучшим образом преподаёт словесность, и мне указали на вас. Сказали, что лучше вас никто в городе не владеет предметом. А мне, видите ли, важно, чтобы мой сын научился составлять совершенно убойные тексты…
          – Это как? Что вы имеете ввиду? – вклинился со своим вопросом озадаченный Радан, пытаясь вспомнить наследника олигарха среди своих двенадцатилетних питомцев.
          – Я имею ввиду рекламу и пиар. Крез мечтает о собственном деле в этой сфере…
          – Странно, – перебил олигарха Радан, – странно это его желание, когда у него такая редкая возможность пойти по стопам отца.
          – Вам бы это не казалось странным, если бы вы знали, что, поднаторев в бизнесе, Крез хочет заняться политикой, – приоткрылся Гус. – А тут владение словом и умение управлять своим имиджем немаловажны…
          «Вот оно что! Тогда понятно: научиться пудрить людям мозги можно только у меня!» – мысленно усмехнулся Радан и сразу вспомнил сыночка банкира:
          – Смею заметить, господин Гус, у вашего Креза уже сейчас достаточно бойкий язык, но он не умеет управлять эмоциями… – он не стал пояснять папаше, что его чадо просто-напросто спесивый сноб и образчик корпоративного чванства, но совет дать не преминул. – Мне кажется, к нему надо пригласить психолога и учителей по этике общения. Разве там у вас, на Зелёной Косе, нет подходящих учебных заведений, где он сможет общаться с детьми, равными ему по социальному положению?
          – Спасибо за совет, учитель Радан, – благодушно сказал банкир, – и за вопрос тоже. Я бы с удовольствием последовал вашим рекомендациям, если бы вы согласились оставить гимназию и перейти в группу частных учителей моего сына. Я бы платил вам раз… в двадцать больше, чем в гимназии.
          Радан растерялся:
          –  Спасибо, конечно, господин Гус, за столь заманчивое предложение, но мои педагогические технологии рассчитаны на коллективное общение…
          – Эта проблема решаема, – не унимался олигарх, – аудиторию я вам обеспечу. А если пожелаете, могу поспособствовать с устройством в наш корпоративный лицей…
          – Как-то неудобно это… – упорствовал Радан. – Бросать детей в самом конце учебного года… этого я не могу себе позволить, ведь всего ничего осталось. А там я подумаю, господин Гус. Разумеется, если вы не подыщете себе кого-нибудь другого…
          – Я не собираюсь делать этого, – заверил банкир, с любопытством посматривая на упрямца, – моё предложение останется в силе. И всё же вы подумайте…
          Радан демонстративно взглянул на часы, и доброхот протянул ему синюю с золотом визитку:
          – Буду ждать вашего решения. А то приходите просто так – в гости. Крезу это будет приятно.
          Устав удивляться, Радан усмехнулся:
          – Да кто ж меня впустит на вашу Эстакаду? Да и там, на Косе, слыхал, у вас кордон…
          – И это не проблема, – улыбнулся Гус, принявший усмешку собеседника за проявление удовольствия от общения, – я вышлю за вами водителя с приглашением, едва вы надумаете позвонить. Приезжайте вместе с женой, посидим, поговорим о воспитании детей.
          Радан спрятал визитку и раскланялся. Оставшиеся до гимназии двести метров он шёл, позабыв о своих наблюдениях за коконами горожан и обдумывая новое знакомство. Чем глубже он погружался в размышления, тем увереннее было его резюме: весь этот эпизод у станции был хорошо спланированной провокацией. Его хотят купить! Но вот зачем?
          Увлечённый поиском ответа на этот вопрос, Радан не замечал, что лимузин олигарха медленно ползёт вдоль тротуара вслед за ним, и уж, тем более, не видал озабоченного лица Гуса. А тот обмозговывал их общение с точки зрения своих видов на учителя.
          «Задумался парнишка. Похоже, сглотнул наживку… а он ничего – гордый юноша, с достоинством. Хорошо, что я послушался Председателя: такой бы не пришёл по приглашению от посыльного – парень себе цену знает. Ты всё верно рассчитал, Леон…».
         
         
          Леон мучился неприятными мыслями и печенью. Причиной его беспокойства  было стремительное падение котировок индексов и курсов акций на фондовых биржах и шаткое положение партнёров финансовой пирамиды. Возможность скорого краха всех его трудов и надежд на выход в тридцатку богатейших людей Ясиры вызвала приступы хронического холецистита и раздражения амбициями своего заклятого друга из Серой Сотни Крады.
          Собственно называть Гутана другом было с его стороны слишком самонадеянно, пусть даже тот и ввёл его, Леона, в Консорциум по информационным технологиям и обещал протащить в Секретариат Серой Сотни. За эту эфемерную «милость» со стороны однокашника он теперь должен будет платить сторицей, как инвестициями в бредовые проекты Гутана, так и ненужными ему хлопотами с каким-то провинциальным учителишкой. Да ещё «друг» велел зачем-то срочно лететь в Мернику, а это значит несколько часов висеть над океаном, который не без основания прозван Окаянным…
          Мысль о навязанной влиятельным однокашником докуке перебило сообщение об изменении учетной и процентной ставок Всемирного банка «Глобо» и Леон чертыхнулся прямо в экран дисплея: уж не придётся ли ему продавать свои апартаменты на ремлинской Ривьере?  Боль в правом боку усилилась и стала опоясывающей. Надо опять звать Зосиму: пусть поколдует над его коконом…
          Вспомнив о маге, Леон наполнил хрустальную мензурку снадобьем и начал пить его мелкими глотками. Перед глазами всплыло лицо Зосимы с язвительной улыбкой на тонких губах и с характерным прищуром бесцветных глаз. Леон нахмурился: в последнее время старик чересчур много на себя берёт! Надо бы указать ему своё место! А то ишь ты: позволяет себе поучать хозяина! Вчера, например, намекнул, что ему надо жениться, что его шансы на потомство падают с каждым днём. Врёт Зосима, явно завидует! Да он ещё хоть куда! В свои сорок восемь лет да при таком уходе, какой может позволить себе человек с его достатком, он прыток в постели, как юноша!
          Услужливое воображение воскресило в памяти утренний взгляд молодой любовницы, и Леон поёжился… дура похотливая! Как сыр в масле катается, а, небось, мечтает о каком-нибудь знойном красавчике, как этот учитель… как там его… а, вспомнил – Радан!
         
         
          Радан в это время вёл урок в том самом третьем классе второй ступени, куда Гус пристроил своего отпрыска, и новыми глазами изучал учеников. Какие же разные у них коконы! Кое-что из увиденного вызвало у него тревогу, но её осмысление он оставил на потом, чтобы ничего не мешало ему вести занятия. Тем более что сегодня он открыл новую тему о сакрализации фонем, их созвучий и графики.
          Он заметил, что любое соприкосновение с магией вызывало у подростков особый, чуткий интерес, и волнительно вибрирующая тишина в классе подтверждала это. А вдобавок ещё и то, что коконы ребят, такие разные по форме, расцветились в одной цветовой гамме, отдельные тона которой усиливались или ослабевали у всех резонансно.
          В отмеченной Раданом единодушной рефлексии детей на вдохновенную речь учителя озадачивали двое: Крез и Тео. Сперва он решил, что это оттого, что оба они новички в классе, но сразу же отказался от своей гипотезы. Здесь дело совсем в ином…
          Закончив с объяснением темы урока, Радан дал ребятам самостоятельное задание по изложению личных ощущений на каждое из группы однокоренных слов и, сев на своё место, сосредоточил внимание на коконе Креза, покрытом множеством мельчайших выступов, напоминающих щетину. Мальчишка сидел низко склонившись над тетрадью и карандаш в его руке подрагивал. Повинуясь безотчётному порыву, он мысленно приласкал Креза и кокон того стал выправляться. Не испытывая особого удивления, Радан, также в воображении, принялся  разглаживать оболочку ладонями – эффект усилился…
          И тут Радан почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оставил Креза в покое и увидел глаза Тео: они светились обожанием и глубоким пониманием совершённого учителем действа. Так вот оно что! Вот чем озадачил его этот светловолосый любитель покататься на роликах! Этот жизнерадостный ребёнок владеет видением неявного, которое открылось Радану лишь сегодня! Или вчера?
          Он улыбнулся Тео и заметил, как от кокона ученика к нему потянулась тонкая нить взаимопонимания. Ни обдумать этот феномен, ни удивиться ему Радан не успел, поскольку тишину нарушил подавленный голос Креза:
          – Учитель, позвольте мне выйти…
          Радан обеспокоено взглянул на мальчика:
          – Потерпи, через три минуты будет перемена.
          – Пожалуйста!
          Отпустив Креза, он посмотрел на Тео и тот, понятливо кивнув, пошёл следом.
          Зазвенел звонок и класс опустел в мгновение ока. Уверенный, что двое учеников непременно вернутся, Радан терпеливо ждал.
          Через несколько минут в дверях показались Тео и Крез. Нетрудно было догадаться, что наследник олигарха плакал. Мальчики подошли к учителю.
          – Что случилось, Крез? Отчего ты плакал?
          Крез потупился и за него ответил Тео:
          – Он вдруг решил, что в классе его никто не любит.
          – Но это на самом деле так! – вскинулся Крез. – Меня никто здесь не любит!
          – Может это оттого, что ты новенький? – осторожно спросил Радан. – Ребята просто к тебе ещё не привыкли…
          – Ага, новенький! – возмутился Крез. – Я перешёл в эту школу неделю назад, а Тео только вчера! И с ним уже все пацаны болтают запросто, а девчонки шушукаются и строят глазки! А меня будто не замечают…
          Поймав себя на желании указать спесивому отпрыску на истинную причину неприятия его сверстниками, Радан растерялся и Тео выручил его:
          – А может быть всё дело в тебе самом? Может быть, ты не намекнул ребятам, что свой, что такой же, как они? Может они думают, что ты чересчур гордый?
          Крез захлопал ресницами и Тео предложил:
          – А хочешь, я буду твоим другом?
          – Вот ещё! Мне милостыня не нужна! – взвился Крез и вмиг опустил глаза. – Хочу…
          Тео улыбнулся и слегка толкнул нового друга в плечо:
          – Раз так, пошли отсюда, я расскажу тебе кое-что интересное…
          «Вот тебе урок, господин учитель… – подумал Радан, глядя вслед мальчишкам. – Никого нельзя исправить против его воли. Насильно счастливым не сделаешь».
         
          Глава 3
         
          Третьего мая, открыв мужу дверь, Дара с криком восторга бросилась к нему на шею:
          – Радичка, родненький! Ты сегодня так рано! А я ждала тебя через час…
          – Тогда почему ты открыла дверь, не спросив «кто там»? – попенял жене Радан. – Надо быть осторожней, зяблик: в городе полно шпаны и ворья!
          – Так я же не одна дома, – весело оправдался беспечный «зяблик», – со мной Мария.
          И в доказательство правоты Дары из-за её спины нарисовалась соседка:
          – Добрый вечер, Радан! Я ещё здесь, потому что привыкла серьёзно относиться к своей работе. Хотя, если честно, это было, скорее, приятное времяпровождение, чем домашний труд. Дара весь день рисовала, а я читала ваши стихи. Мне очень понравилось…
          Радан смущённо улыбнулся:
          – Не хотите ли вы сказать, милые дамы, что я остался без ужина?
          – Ой, нет! – обрадовалась вопросу Дара, – у нас для тебя есть вкусный сюрприз!
          – Ты его нарисовала? – пошутил Радан и, прижав к себе смеющуюся жену, обратился к соседке:
          – Вы поужинаете с нами, Мария?
          – Спасибо за приглашение, милые мои, но я, пожалуй, пойду к себе.
          Пока Дара накрывала на стол, Радан задержался у мольберта. Первое, что бросилось ему в глаза, – это большое прозрачное яйцо, в котором среди бирюзовых листьев, свернув крылья, сидел белый сокол. Снизу его поддерживали гибкие узкие ладони, а сверху было лицо мадонны. Вернее, глаза – печальные и невозможно синие – поскольку остальное было заслонено яйцом. Голова женщины была укрыта золотистым покровом, ниспадающим по плечам и рукам, и контур его был размыт в алом солнце за спиной мадонны.
          Пластика перьев птицы, листьев, пальцев и складок ткани, а также размытость фона и синевы глаз делали всю композицию воздушной и волнующей. «Какой, однако, зрелой становится её живопись!» – подумал Радан, отрываясь от созерцания творения жены и направляясь в кухню.
          Сияющая предвкушением радости мужа Дара выложила на стол свой сюрприз:
          – Вот: это сырный рулет. Называется он «Азбука предков»…
          – А весь секрет в том, что в нём тридцать четыре ягоды и столько же орешков, – дополнил Радан и замер от шевельнувшейся в нём догадки.
          – Откуда ты знаешь? – разочаровалась Дара. – Это же рецепт Марии! Нас в приюте ни разу в жизни не кормили такой вкуснятиной!
          – Она что, из клана словесников? – сам собой слетел с губ Радана вопрос, и в его сердце что-то булькнуло теплом.
          – Не знаю… наверное, – ответила немного обескураженная жена, нарезая рулет. – Она ведь как и ты была учительницей словесности, и родители её тоже в школе работали.
          Радан поднёс ко рту кусок выпечки и втянул носом его аромат:
          – Как вкусно пахнет! Совсем, как… – и растянулся в блаженной улыбке, не закончив фразу, потому что догадка его оформилась в невероятное, ошеломляющее знание: именно так пахли руки его матери! Он из клана словесников и рулет этот из раннего детства! А всё вместе означает, что его память начала выходить из комы!
          Счастливое выражение не сходило с его лица в течение всей трапезы и Дара, снова повеселев, торжественно пообещала, что будет теперь выпекать для него такое лакомство часто, часто… – и всполошилась:
          – Ой, я же забыла записать рецепт! Побегу к Марии!
          Умерить энтузиазм супруги Радан не успел, так как дверь за ней уже захлопнулась. Порыв ветра натянул парусом пёструю кухонную занавеску, а когда та вернулась на положенное ей место, с подоконника слетела записка. Радан машинально потянулся за ней, занавеска вспорхнула вновь, и до него донёсся голос: «Опасайся этого человека…». Следуя совету Блажного ничему не удивляться, Радан спокойно развернул мятый клочок бумаги и прочёл: доктор философии и теологии Феорд. Магистр.
         
         
          Магистр был явно не в духе. Восседающие за круглым столом адепты Ордена Хранителей Системы с опаской взглядывали на его склоненную голову, увенчанную тёмной с проседью гривой волос, и терпеливо ждали, пока Феорд соизволит объявить им о причине внеочередного съезда. А тот продолжал молчать, упорно думая о своём.
          Вчера его срочно вызвали в Предикторат. Мало того, что ему пришлось слетать одним днём в Наглиду, так его ещё и отчитали, как последнего гугла! Его – представителя древнейшего рыцарского рода, магистра могущественного Ордена, призванного управлять настоящим для установления на Краде «золотого века» царства разума и справедливости!
          Зажравшиеся выскочки и торгаши! Они думают, что с деньгами можно завоевать весь мир!  Строят свой «золотой мир» для «золотой элиты» – всё для них! И все остальные работают на них, вся Крада…
          Феорд распустил сжатые кулаки и вздохнул: и чего он разбушевался? Ведь по сути те, вверху, уже добились своего: правят миром по своему усмотрению. Владеют Всемирной финансовой пирамидой, ресурсами и всеми Паутинами Крады… да, собственно, всем владеют, даже душами! И им, магистром, тоже… какие-то пятнадцать родов… и ещё две тысячи, приближённых к вершине…
          Магистр тряхнул головой и самый нетерпеливый из адептов подал голос:
          – Вы что-то сказали, мессир? Что-то произошло?
          Чувствуя, что снова закипает раздражением, Феорд скривил губы усмешкой:
          – Не торопитесь в пекло, сир Гикон! Вы мне лучше скажите: по какому поводу вырядились в красное? И золота навешали на себя, как на витрину ювелирного магазина… никак у нас объявлен тотальный террор? Или другое какое-то кровавое пиршество зла?
          Гикон склонил голову, чтобы магистр не увидел злого блеска его глаз, остальные адепты, разряженные не хуже своего собрата, нахмурились, и в зале повисла напряжённая тишина. Феорд вскинул голову:
          – Возгордились, красуетесь собой! Должен вас обескуражить, братья: в Предикторате нами очень недовольны! – он обвёл взглядом лица адептов и убедился, что произвёл должное впечатление. – Во-первых, кто-то вломился в Семантическую паутину и в контент-браузер Ремлинского научно-исследовательского института. И это в разгар работы по созданию Сакральной паутины! Сир Зотан, не вы ли у нас отвечаете за сохранность запароленных контентов? – упомянутый адепт попытался встать, но Феорд остановил его досадливым жестом. – Во-вторых, среди деев и мудров – и даже маргов! – муссируется информация о создании Гиперкомпьютера и личностных микрочипов. То есть налицо утечка самой секретной информации! И, в-третьих, до сих пор не выявлен ни один инкубатор!
          Адепт с бокового ряда поднялся и Феорд пригвоздил его мрачным взором:
          – Что, Жиляр, у вас есть чем опровергнуть это нарекание Предиктора?
          Жиляр пожалел, что высунулся, но теперь уже не спрятаться – надо что-то сказать.
          – Мы нашли один  инкубатор, мессир, – не слишком бойко отрапортовал он, – но люди оттуда успели уйти, а сам городок взорвать. Все развалины утонули в болоте, но мы обнаружили выход из катакомб: у Немовска. А ещё мы задержали десант врагов Системы, семь человек… ведётся дознание…
          – Надо подсадить к ним колдуна или спамминг-мастера, – выскочил с предложением адепт Резо, – а ещё энергетического вампира! Они заставят их разговориться!
          Магистр по-стариковски устало махнул рукой:
          – О чём вы говорите, сир Резо? Пора бы знать, что народ в инкубаторах владеет всеми способами защиты своего информационно-энергетического пространства! Там, в скрытых городках, собрался цвет наций Крады, светлые головы и высокие души. Так что, угомонитесь: вы у нас мастер манипуляции – вот и манипулируйте теми, кто похлипче! А то, того и гляди, начнётся смута. Марги уже готовы к ней и я не удивлюсь, если станет известно, что  ваши пленники явились для подстрекательства смутьянов. Или того хуже – для впрыскивания  правдивой информации и для промывки отформатированных вашими коллегами мозгов деев. А уж если деи просветлятся – тогда конец Системе! Их тьмы и они мастера своих дел…
          – И каковы будут ваши указания, мессир? – подал голос Повелас – самый невозмутимый из всех адептов Круглого Стола.
          – Указание будет одно: мобилизовать членов Ордена, а также наших Кандидатов и Послушников и сконцентрировать все усилия в трёх обозначенных мною направлениях! Особо активизировать специалистов консорциума «Краулерс» и Главного управления безопасности. Ну и, само собой, муниципальные управления.
          Адепты облегчённо вздохнули, и Феорд усмехнулся:
          – Рановато расслабились, братья! На повестке дня ещё одна проблема: учитель словесности из Росанска.
          – Всего один человек и уже проблема? – оживился после взбучки Гикон. – Одно ваше слово, мессир, и проблемы не будет!
          – Судя по всему, вы неплохо вжились в роль палача, в соответствии с вашим маскарадным костюмом, Гикон! – снова начал раздражаться магистр и, подумав, что уподобляется быку, кидающемуся на красное, снизил тон. – В, общем, скажу один раз и повторяться не буду: этот парень неприкосновенен до особого указания, и кто нарушит моё табу будет иметь дело с Судом Ордена!
          – И что, даже пощекотать юношу нельзя? – осмелился усомниться Жиляр, который уже около месяца работал именно над этой проблемой и одного из избранников демиургов отправил куда надо. – И чем же он вам так дорог, мессир? Хотелось бы знать конкретнее.
          – Да он дорог! – вскинулся Феорд. – И не одному мне! За ним охотятся и Предиктор и Иерарх демиургов! Он нужен всем, потому что с него начнётся новый глобальный проект борьбы за Душу Крады! За её жизнь и за наши блага.
          Адепты притихли, магистр тоже молчал в ожидании внятных вопросов. И дождался:
          – Неужели он настолько дорог, что у Предиктора не хватает денег, чтобы купить его? – поинтересовался Дасар, предназначенный хранить и разрушать заблуждения.
          – Да неужто вы допускаете мысль, что в этом направлении не ведётся работа? – съязвил Феорд.
          Дасар сник и магистр удовлетворённо улыбнулся:
          – Хочу предупредить вас, братья, чтобы вы не тратили силы на домыслы и поиски решений. Скажу только, что этот юноша окутан во многие покрова тайн, которые выше вашего разума.
          – Мы всё поняли, мессир, – изобразил смирение Резо, прозванный «говорящим злом». – Однако я мог бы постараться сбить цену на парня… – магистр внимательно посмотрел на неуёмного адепта и тот воодушевился: – Я мог бы оказать давление на общественное мнение и испортить репутацию парню. Его могут выгнать с работы и лишённый средств к существованию он станет намного покладистей.
          – У вас есть Послушники в масс-медиа, сир? – спросил Феорд, тем самым косвенно соглашаясь с планируемой акцией.
          Резо хохотнул в кулак и получил добро магистра:
          – Тогда действуйте. Да смотрите не лейте чересчур много грязи, не перестарайтесь. Парень с достоинством и его ответная реакция может быть обратной, чем та, какую вы ожидаете. А остальные следите за каждым шагом учителя и докладывайте мне лично. И никакой самодеятельности!
          Сообразив, что всё нужное сказано, адепты заёрзали на своих местах, готовые немедленно сняться и уйти, но тут второй по старшинству в Ордене, Адарро, соизволил задать главный и особенно болезненный для магистра вопрос:
          – А не тот ли это юноша, из-за которого наш Кир Великолепный покончил с собой?
          Феорд вцепился в подлокотники своего кресла, другие адепты онемели.
          – Что за чушь ты несёшь, Адарро? – заорал магистр, позабыв все приличия. – Наш собрат Кир погиб как герой за Дело Ордена! Уж от кого-кого, а от тебя я никак не ожидал, что ты будешь распространять сплетни!
          – Какие ж это сплетни, мессир? – где-то даже обиделся «великий» мастер сплетен Резо. – В ордене давно все знают, что Кир смалодушничал и свёл счёты с жизнью.
          – Не вам рассуждать о малодушии, Резо… – обронил Феорд, устало откидываясь на спинку кресла. – Все свободны…
          Круглый Зал опустел и магистр позволил себе предаться негодованию, смешанному с отчаянием, так как Кир был самой большой его печалью. Почти семнадцать лет прошло, а боль утраты не проходит! Да и как иначе? Кир был любимым его учеником, гением информатики, опережающим своё время, талантливым аналитиком  и самым достойным претендентом на место магистра. И он, сказал, что сумел заглянуть в своё будущее…
          Что же такое узнал Кир, что лишило его смысла жизни, и он покинул всех в самом цветущем возрасте? В тридцать с небольшим лет…
          Магистр облокотился о стол, уронил голову на руки и застыл. В узкое окно замка заглянула вечерняя звезда…
         
         
          Звезда влетела в открытое окно, и Радан поднялся с постели: без капли страха и недоумения. Он протянул руку и звезда, уменьшившись, уютно расположилась в его ладони. Радан тихо засмеялся и, вернувшись к кровати, украсил ею лоб жены. Обличье Дары стало меняться и через несколько мгновений он без удивления созерцал лицо юной русоволосой женщины с невозможно синими, полными слёз, глазами. Пряди мягких волос лежали у неё на груди и набегали на круглый, как у Дары, живот – и у Радана возникло острое ощущение, что он не просто знает это юное создание – он любит эту девочку всем сердцем и воспринимает её боль, как свою собственную. «Кто ты?» – спросил он. Незнакомка беззвучно шевельнула губами и колебания воздуха донесли до него её имя… такое знакомое имя! Откуда он знает его? Радан наклонился, чтобы спросить об этом у женщины и коснулся ладонью её вздымающегося живота… раздался стон, за ним последовал утробный крик роженицы – и Радан проснулся.
          Сердце рвалось как после заклятого сна с неприступной стеной и кровавой лужей и он одномоментно связал воедино оба своих мучительных ночных видения и явление ребёнка на болоте… и сознание его заполнила уверенность, что он знает почему всё связалось в один болезненный комок – он знает это, но по чьей-то злой воле не может вспомнить!
          В голове зашелестели картинки и эпизоды прошедших дней, и высыпало великое множество вопросов, ответы на которые были поверхностными и волнующими догадками. Отчего всё это происходит с ним? А главное: зачем?! Ответить на эти вопросы может только один человек: Блажной. Но куда он делся? И как с ним встретиться?
          Не отдавая себе отчёта, зачем он это делает, Радан закрыл глаза и принялся мысленно воскрешать образ Блажного: чёрточку за чёрточкой вплоть до запаха. Смятение его улеглось и он впал в отрешённое состояние – в такое, в каком иногда писал свои стихи. И образ виртуального собеседника ожил, в глазах появился блеск и брови вопросительно поднялись. «Мне надо с тобой поговорить…», – мысленно сказал Радан и Блажной улыбнулся: «Надо – так лети ко мне…». «Подожди, я сейчас!» – обрадовался Радан и стал медленно пониматься с постели…
          Отодвигая занавеску, он оглянулся и увидел себя, лежащим рядом с женой с обращённым к потолку лицом. Скользнула мысль: это мой дабл – то есть я без сути… и он вылетел в окно.
         
         
          Окно родного дома осталось далеко позади, а он всё летел и летел, разглядывая спящий город, утонувший в ночи и мерцающий редкими огнями, и белую ленту реки. Радан не думал о том, куда его несёт и как долго будет продолжаться этот странный полёт, потому что знал, что всё теперь течёт само собой и что он непременно найдёт того, кто ему нужен. Показался берег Росы и, заметив силуэт сидящего у воды человека, он мягко присел рядом….
          – Ты делаешь успехи, Радан, – похвалил его Блажной и кивнул: то ли в знак приветствия, то ли указывая на место рядом. – Садись, поговорим. У тебя много вопросов?
          – Полное беремя, – засмеялся Радан, – и ещё столько же за пазухой!
          – Ну, давай, доставай по одному... разумеется, если знаешь, с чего начать! – Радан открыл рот – да так и застыл в полной растерянности, потому что не знал, какой вопрос задать первым.
          Блажной усмехнулся:
          – Понятно. Тогда я попробую начать… – он осветил лицо собеседника своим особенным прозрачным взглядом и начал: – Наутро после нашей встречи в тебе открылся дар видения неявного, а вместе с ним любопытство и желание познать смыслы. Что тебе показалось странным?
          – То, что кокон человека может менять цвет и терять форму. И я заметил, что когда людям приятно друг с другом, их оболочки светятся зелёными и бирюзовыми тонами…
          – Это цвета сердечности и миролюбия, – пояснил Блажной, – цвета природы. А что ещё интересного ты подметил?
          – У детей… у тех, кто слаб в учёбе и труден в общении, оболочка тонкая, а у темени и вовсе плоская. У некоторых трещины, как на скорлупе… Чаще всего на груди и плечах.
          – Правильно. Это и есть наша самая сильная забота. Большинство детей бездуховны, отформатированы. И неслучайно – такова политика сильных мира сего. А добиваются они этого  пропагандой безнравственности и насилия. Они изменяют слова и понятия, дробят  сообщения и  искажают смыслы всего сущего. Кучка людей форматирует остальных сознательно, чтобы те ослабли духом и были послушны их воле. Тогда они станут принимать за благо то, что разрушает их душу, жить одним днём, искать наслаждений любым путём… я так многословен с тобой, потому что ты учитель и должен знать, что парадигма клиповой, мозаичной культуры подавляет разум и дух человека – а детей в первую очередь.
          – Это страшно, – согласился Радан, – подло и безнравственно. – А скажите мне… кстати, как мне к вам обращаться?
          – Моё имя Осип, то есть соединяющий сущее с живым. Я назначен твоим Поводырём в начале Пути.
          – Назначен? Поводырём в Пути? – изумился Радан. – Кем назначен? В каком Пути?
          – Об этом мы поговорим в конце нашей встречи. Сперва давай разберёмся в деталях и мелочах. Итак, я попробую продолжить… хотя нет, сделаем иначе. Ты сейчас будешь смотреть в реку и вспоминать всё, что поразило тебя за прошедшие после видения ребёнка несколько суток. А я буду смотреть твои воспоминания и комментировать их.
          – Вы думаете, у меня получится?
          – Не сомневаюсь в этом! – заявил Блажной. – Ты похвально быстро осваиваешь новый способ познания мира: видишь слышимое, слышишь видимое, осязаешь неведомое, невидимое и неслышимое. В сущности, ты знал его, но позабыл вместе со своим ранним детством. Позабыл, но не утратил этот редкий дар.
          – Вы знаете о моём провале в памяти?! – заволновался Радан.
          – Мы знаем о тебе всё, начиная с возраста семи лет и до сего дня. О приюте, об учёбе, о друзьях. И о твоих женщинах нам тоже всё известно.
          Радан покраснел:
          – Их всего две.
          – Да, две – но зато каких! Одна воплощение света и чистоты, другая – тьмы и порока… – Радан окончательно смешался и Блажной подбодрил его понятливой улыбкой. – Не тушуйся, сынок. Наши женщины нам предназначены свыше и они аккурат такие, каких мы заслуживаем. Собственно, все люди наших судеб есть звенья одной цепи причин и следствий, и нет никого в этой цепи, от кого бы не зависела её крепость, а значит и  полное воплощение судьбы. Давай-ка, лучше проведём наш телепатический сеанс. Смотри в Росу и вспоминай… и не напрягайся! Пусть твои мысли текут, как вода в реке.
          Блажной не ошибся – у Радана всё получилось, и вскоре тот уже слушал его короткие комментарии:
          – Вижу ребёнка… Он в опасности, но всё обойдётся. Да это он: Тот, Кого Мы ждём… он появится очень скоро… очень! Наверняка, раньше срока. Это твой сон?
          – Да, я вспоминаю свой ночной кошмар…
          – Не торопись, пожалуйста… подробнее. Не бойся, это всего лишь сон… Дальше. Так. Женщина. Твоя первая. Она следила за тобой, едва ты вошёл, но затаилась… ещё ребёнок… хм… это неспроста…
          – Что неспроста, Осип?
          – Мальчишка. Он ещё появится в твоей судьбе. Обязательно. Не отвлекайся! Дальше! Эх, ты! Это же голорг! Голограмма! А за тобой следят, сынок! Предиктор. Не отвлекайся, потом поясню. Двойник?! А вот это уже интересно! Весьма… ты испугался?
          – Да. Сперва испугался. А потом забыл о нём.
          – И правильно. Не время ещё о нём думать. Потом будем с ним воевать… идём дальше! Опять мальчишка? Смешной, на роликах. Этот во благо. Он послан тебе в помощь…
          – Кем послан?
          – Ещё не знаю. Потом подумаю. Разве что… нет, потом. Дальше! Твой друг… очень хорошо! Он тоже в помощь…
          Радан засомневался, «крутить» ли в памяти его мизансцены с Дарой. Блажной хмыкнул:
          – Ну, чего ты обмер? Жену можешь пропустить… ага, новый день. Утро. Соседка… это к добру и вовремя. Держись её. А это что? Провокация? Хм. Это уж точно сюрприз от Предиктората. Тебя хотят купить… ладно, это мы обмозгуем… интересно! Хорошие детишки, уважают тебя. А это сынок того богача?
          – Да, это Крез. Сын олигарха Гуса. Он занимается у меня во второй ступени.
          – Это пустяки, пусть это тебя не волнует. А парнишка-то с роликами тебя раскусил! Больше не делай так, не рискуй, у тебя другая миссия… дальше. Интересно. Хм! Моя весточка! А ты молодец, не паникуешь… это опять сон? Женщина с картины жены? Хотя нет. Это она! Мать Того, Кого Мы ждём! Ты вспомнил её?!
          – Нет. Я слышал имя и понял, что знаю его. И её тоже. Но ничего не вспомнил…
          – Не горюй, сынок! Ты обязательно всё вспомнишь!
          – Но когда? – затосковал Радан. – Тот сон из прошлого мучает меня с семи лет!
          – Ты поймёшь его и вспомнишь… когда сойдутся вместе время, Слово и действие. Тебе заблокировали память разума, но память сердца никому не подвластна. И подсознание тоже. Оно значительно более осведомлено, чем сознание, оно хранит в себе всё. Перестань волноваться по этому поводу и жди. – Блажной расправил затёкшую спину и повернулся лицом к Радану. – Вот видишь, у нас всё получилось. Если у тебя нет больше вопросов по мелочам, спрашивай о главном, сынок.
          – О главном… – рассеянно повторил Радан, бросив в воду камешек. – Главное, это то, что я никак не возьму в толк: зачем мне всё это? У меня есть интересная нужная людям работа любимая жена, скоро у нас родится дочь… я счастлив тем, что имею! Единственное, что мучает меня – это провал в памяти. Если бы мне удалось вспомнить своих родителей и узнать, что с ними случилось – я бы всё принял как есть… пусть бы это была горькая правда, но я бы уже не считался безродным беспризорником. А тут слежка, двойник и опять Нора… кому надо ломать мою жизнь? И зачем? Ну что мне этот фантомный ребёнок?!
          – Фантомный?! – возмутился Блажной. – Да от этого ребёнка зависит жизнь всей Крады!!! – Радан с испугом посмотрел в горящие глаза Осипа. – Да, да, господин учитель, этот ребёнок спасёт нашу планету от Хаоса! А его спасёшь ты!
          – Я?! Но почему именно я?!
          – Не знаю. Так распорядилась судьба. Ты избран свыше и не нам что-то менять! Ты должен его спасти! Он – Избранник. И ты Избранник, и я, и твоя жена, и твои друзья, и даже те, кто гоняются за тобой! Потому что только ты сможешь вывести нас на этого ребёнка и больше никто. Это великая честь и ты должен достойно принять своё предназначение!
          – Но как я это сделаю? Как спасу его? Как выведу вас? Я же ничего не знаю: ни где, ни в какое время родится этот мальчик, ни кто его будущая мать!
          – Мать ты уже видел, остальное будет тебе открываться постепенно…
          Радан схватился за голову:
          – Всё равно не пойму, почему именно я Избранник! Я же обычный парень, смятенный, далеко не праведник…
          – Всё дело в тайне твоего рождения, сынок, – терпеливо пояснил Блажной. – Потому тебя и заблокировали. Говорят, что это сделал один гениальный адепт, который сумел заглянуть в будущее. Он нашёл тебя, а потом скрыл всю информацию о тебе и в базе и в тебе самом… и покончил с собой.
          – Это было так страшно, что он не вынес гнёта откровения? – с обречённым спокойствием спросил Радан.
          – Вряд ли. Скорей всего наоборот. Тот адепт был нашим противником… Соберись, Радан. Пришло время следовать богоданному предназначению, встать на свой Путь. Это счастье. Ты воистину Избранник. И ничего не бойся. Мы поможем тебе…
          – Кто «мы»?
          – Скоро узнаешь. Я познакомлю тебя со всеми. А пока наблюдай за своим окружением, прислушивайся и приглядывайся к знакам. Часто совсем незнакомые люди сообщают нам и знаки и пророчества. Мы можем видеть их или слышать, но не обращать внимания…
          Радан молчал, и Блажной тронул его за плечо:
          – Тебе пора возвращаться, сынок. Твоя Дара вот-вот проснётся. Светает…
         
         
          – Светает… – отметил Радан, закрывая окно.
          Он лёг, и Дара обняла его:
          – Уже согрелся… а то был такой холодный, что я подумала, уж не заболел ли ты…
          – Спи, зяблик, – устало сказал Радан, целуя жену. – Сегодня у нас начнётся новая жизнь – жизнь Избранников…
          – Избранников? – сонно пробормотала Дара. – Ты мой избранник, Радичка. А я…
          Она уснула, не договорив, и Радан тоже закрыл глаза: у него ещё оставалось три часа для сна. Спал он крепко и без сновидений.
         
          Глава 4
         
          Блажной сел в предложенное кресло и выжидающе посмотрел на иерарха.
          – Ты знаешь, зачем я призвал тебя, Осип. Рассказывай, – просто повелел тот.
          – Ночью я говорил с ним об его Пути. Он был потрясён, но принял предназначение. Он хороший парень и мне искренне жаль его.
          – Он так слаб, что достоин жалости? – удивился Андра, вскинув бровь.
          – Нет, иерарх, он не слаб – он счастлив, а счастливые часто слепы и ограничены. Ему предстоит проникнуться глубиной и важностью своей Миссии. Это будет трудно и больно.
          – Ты думаешь, он не справится?
          – Напротив, теперь я уверен, что он справится. Он чрезвычайно силён, хотя и не подозревает об этом: за каких-то четыре дня он продвинулся в погружении в неявное так далеко, что пришёл ко мне сам и по сути! У него мощные подсознание и интуиция и он доверяет им. И кокон его светел и неискажён. Это дорогого стоит.
          – Ты прав, Осип, – обронил Андра, – это действительно важно. А что изменилось за эти дни в его пространстве?
          – Многое, иерарх. Ощущается поддержка свыше. Появились новые персоналии, но главное: ему было явлено лицо Роженицы и даже названо её имя!
          – Вот как?! И кто же она? – заволновался Андра.
          – Очень молодая женщина с лицом прекрасной мадонны и глазами небесной синевы. У Радана было чёткое чувство, что он знает её, но он ничего не вспомнил…
          – А имя?! Имя у неё какое? – с нетерпением подстегнул иерарх.
          – В том-то всё и дело… она назвала своё имя в его сне, но парень его не запомнил, – вздохнул Блажной, – должно быть, не время. Маги Серой Сотни не дремлют.
          – Наверное, ты прав, Осип. Это был сон и кто-то мог его считать. Будем ждать иных откровений. А сейчас пора поведать о персоналиях. Было что-либо достойное внимания?
          – На мой взгляд, да, – ответил Блажной и пересказал увиденное и услышанное на реке.
          После небольшой паузы, наполненной раздумьями, Андра продолжил беседу:
          – Значит, по-твоему, наши Золотые Тельцы намерены купить парня?
          – Ни секунды не сомневаюсь в этом, иерарх! – воскликнул Блажной. – Они ведь непогрешимо веруют, что деньги могут всё! А Радан едва сводит концы с концами, как многие деи, а учителя в особенности. Не удивлюсь, если эти «тельцы» спровоцируют увольнение парня, чтобы заманить в свои пенаты!
          – Это реальная угроза и мы должны об этом подумать конкретней, – согласился Андра. – Нужно позаботиться о новом источнике дохода его семьи… с другой стороны суета Гуса и иже с ним говорит о том, что они не надеются на адептов Системы! Это плюс, этим надо воспользоваться…
          – А что вы думаете о женщине и мальчишках, иерарх? И о двойнике Радана.
          – Женщина, наверняка, подослана во искушение… её сынок… тут мне не всё ясно, а вот со вторым пареньком, который на роликах всё просто: он явно инкубаторский! И послан в помощь. Ну, а отпрыск олигарха для догляду и как повод для контактов. Что касается двойника… здесь какая-то закавыка и связь через женщину. Будем наблюдать за ней.
          Андра потёр переносицу и высказал главное:
          – Хуже всего то, что до сих пор никто не знает, где и когда произойдёт Судьбоносное Событие!
          – К нему придёт это знание, иерарх! – убеждённо заявил Блажной. – И весьма скоро. Присутствие великого всегда ощутимо, если чувства не глухи и не слепы, если сердце живое. А у Радана огромное сердце и очень чувствительное! Меня волнует другое, иерарх: где мы будем прятать ребёнка после того, как всё у нас получится?
          – Как где? В одном из инкубаторов! И, скорее всего, в том, откуда прикатил мальчишка на роликах!
          Андра снова задумался и обронил:
          – Слишком много преткновений… придётся мне наведаться в Чертоги.
         
         
          Чертоги патриархов утопали в тишине. Старейшина Аксима сидел, откинувшись в кресле с закрытыми глазами, и на первый взгляд, казалось бы, дремал, однако, когда магистр вошёл к нему, он сразу же озадачил того своей первой фразой:
          – Феорд, вы должны разблокировать Радана.
          Магистр опешил, но быстро пришёл в себя:
          – Мы и сами хотим этого, отче, потому что только этот парень может привести нас к цели. Но ничего не получается. Никто не сможет сделать того, о чём вы просите, отче. Его заблокировал Кир, а вы знаете, насколько он был силён.
          – Не так уж он был и силён, коли погиб, – усомнился Аксима и, наконец-то, сел прямо и уставился на незвано явившегося адепта.
          – Позволю себе не согласиться с вами, отче. Не всякому из нас под силу отдать душу более молодому, чтобы спасти того от безвременной кончины. Кир был фанатом своих проектов и фантазий. И крайне изобретательным. Его метки на коконе парня не видны и скрипт-коды не доступны.
          – А информер Радана? Разве он не хранится в базе данных? – с несвойственной его древнему возрасту живостью и технической осведомлённостью поинтересовался патриарх.
          – Он повреждён и запечатан, – отрапортовал Феорд. – И в нём хитроумный вирус Кира. Лишь сам Радан сможет снять блокировку родовых корней и то, если столкнётся с исключительным совпадением обстоятельств, когда окажется в кольце перерождения смерти в жизнь в строго предначертанный миг времени.
          – Надо же! – удивился Аксима. – Ты слово в слово повторил то, что сказал мне Андра! И чего вы враждуете, дети мои, если так синхронно мыслите?
          – Иерарх был у вас?! – быстро уточнил потрясённый магистр.
          Аксима смерил своего визави загадочным взглядом:
          – Да. За час до тебя. И в не меньшем смятении, чем ты.
          – И какова причина его смятения, отче?
          Белые кусты бровей патриарха сдвинулись к переносице:
          – Ты что себе возомнил, Феорд?! Что я служу у вас осведомителем?! Хорош бы я был, кабы сыпал вашими секретами направо и налево! Вы мне оба дороги, и я не делаю между вами различий! Я могу лишь выслушать вас и подтолкнуть к раздумьям, чтобы вы не перестарались! – поперхнувшись возмущением, Аксима прокашлялся и поутих. – Каждый из вас служит своему Делу: он творит, руководит развитием, ты хранишь стабильность – и оба вы неизбежно нужны, как Свет и Тьма, Движение и Покой, Жизнь и Смерть. Но цель у вас должна быть общая: беречь Краду и её животворящее Начало и Единство! И всё должно идти по правде.
          – У каждого своя правда, отче… – заикнулся было магистр, но Аксима перебил его:
          – Правда одна, сын мой! Но каждый пытается её перекроить по себе! Слушай меня внимательно и делай выводы: Душа Крады больна. Её Кокон нарушен. Не вы прядёте его, а  ОН! – патриарх поднял вверх палец и возвысил голос: – ОН выше всех, в его власти и наши души и Душа Крады. И судя по происходящему, ОН не полагается ни на тебя, ни на Андру, коли ввёл вас обоих в смятение. Что касается тебя, Феорд, то ты служишь Системе, которая, форматируя коконы людей, крадёт их души, а в итоге и животворящую силу Души Крады. А твой хозяин, не буду называть его, есть мировой Вор этой Души.
          – Но, отче…
          – Не перебивай меня! Мне многое явлено и когда видишь будущее – теряешь чувство времени и привязанность к персоналиям. Я не раз говорил тебе, что всё, что происходит и может произойти, уже существует в будущем и в прошлом, всё существует всегда и не нам вмешиваться в Неисповедимые Пути и в то, что происходит по ЕГО разумению! Ты всё понял, Феорд?
          Магистр почтительно склонил голову:
          – Да, отче, я понял. Но в последние годы мне очень трудно. Моих адептов будто подменили. Из всех заседателей Круглого Стола я могу опереться едва ли на двоих. Остальные упоены разрушением…
          – Разрушение разрушению рознь, сын мой! Если оно творится для обновления животворящей силы – оно неизбежно и необходимо, а коли ради собственно разрушения, или того паче на потребу ворья и террора – то это зло. А всё оттого, что твой Орден завёл себе двойное дно…
          – О чём вы, отче? – встрепенулся притихший магистр.
          – О том, сын мой. О том, что вы делаете не то, что думаете, а говорите не о том, что сделано. Начнём с тебя, Феорд… зачем ты лжёшь? Неужели ты полагаешь, что мне неизвестна истинная причина гибели твоего адепта?
          – Вы действительно знаете это, отче? – пролепетал магистр.
          – Знаю доподлинно. В основе содеянного женщина. Даже две…
          Феорд широко распахнул глаза и патриарх подтвердил сенсацию:
          – Да, сын мой, всё весьма банально, хотя и не без присущей вашей деятельности окраски… твой любимец Кир в юности безумно полюбил одну девушку, но та предпочла другого. Он стал доказывать ей, что она прогадала, и достиг многого, ты знаешь. Сила и ярость любви подтолкнули его сотворить или узнать нечто, приведшее его в смятение. Думаю, он понял, что напрасно бьётся об стену неизбежности не им начертанных судеб. К тому времени, когда он разочаровался во всём, его вторая женщина, которая любила его также безумно, как он первую, родила ему ребёнка и скончалась. Ребёнок был слаб и, возможно, Кир, уже принявший решение уйти из жизни, отдал ему всю свою животворящую силу. И угас. Такова правда жизни и смерти Кира, сын мой. Однако не исключено, что всё гораздо проще, чем мы думаем, что твой любимец просто ввёл нас в заблуждение, чтобы скрыть истину.
          – И вы знаете имена этих женщин и ребёнка Кира? Скажите мне их, отче! Я должен знать это! – взмолился Феорд.
          – Об этом даже не мечтай! Скажу только, что женщина, родившая Киру ребёнка, не та, о которой ты подумал, это не твоя женщина, не она сломала твою жизнь…
          – Вы и это знаете? – растерялся магистр.
          – Знаю, сын мой, всё знаю. А чего бы я стоил, если бы не знал о ваших с Андрой женщинах? Ведь они, женщины, первопричина всех наших поступков…
          – Как? И Андра тоже грешен?!
          – Все мы грешны, – смял беседу Аксима. – Ступай, сын мой. И крепко думай…
         
         
          «Думай, родной, думай, – уговаривал себя Радан, отмеряя широкими шагами дорогу до подземки, – ты должен вспомнить имя роженицы, она его тебе назвала и ты его знаешь…»
          Толчок в бок сбил его с ритма и, увидев виновника столкновения, Радан усмехнулся: снова мальчишка на роликах! Правда, сегодня это был не Тео – этот помельче и пошустрее. Он подкатил в тумбе с анонсами увеселений и Радан прочёл заинтересовавшее подростка объявление: «25 мая в клубе водников состоится парусная регата…». Остальной текст был скрыт от обзора – да это было уже и неинтересно.
          Второй день он живёт с осознанием своей избранности и в режиме обострённого внимания к окружающему пространству, но ничего интересного пока не произошло. Разве что он научился «включать и выключать» своё видение коконов по мере надобности, поскольку созерцать движущие «яйца на ножках» круглосуточно было утомительно.
          Войдя в вагон, Радан уселся напротив двух без умолку болтающих девиц и резко оглянулся: так и есть! Тот самый серый тонкошеий парень, что «встречал» его у дома. Значит за ним следят. Тоже «избранники»? Радан хмыкнул и настроился на вслушивание в трескотню соседок.
          – Мой любознательный братец меня уже достал, – жаловалась конопатая шатенка нещадно размалёванной брюнетке. – Я ему сколько раз говорила: не трогай мои вещи! Не твоё – не бери! А ему как об стенку горох! Сегодня утром выхожу в прихожую – и опять двадцать пять! В сумке моей копается, стервец!
          – Моя сестрица не лучше, – проявила солидарность брюнетка, – туфли мои повадилась носить! Не девчонка, а сплошная маята! Я уже измаялась её воспитывать! На моих лучших балетках, ну тех, лаковых, все набойки посбивала! Мне двадцать пятого в турне ехать, а сейчас экзамены, один за другим… когда, скажите на милость, мне с починкой возиться?
          Болтовня девиц настолько надоела Радану, что ради разминки, он решился на подростковые шалости: резко вскочив на не своей остановке, он пересел в другой вагон, оставив своего преследователя с носом. Конечно, он понимал, что на «Школьной» его заботливо встретят, но всё же удачный манёвр его немного отвлёк от тяжести бремени «избранника».
          Подумав о том, что неплохо и выйти не там, где его ждут, да прогуляться до гимназии пешочком с другого конца, Радан стал высматривать свободное местечко и узрел до боли знакомое лицо. «Лицо» тоже заметило его и, расплывшись в улыбке, направилось навстречу.
          – Азус, приятель, ты ли это? – радостно удивился Радан, пожимая руку невысокому крепышу в синей бейсболке. – Лет пять не виделись!
          – Так точно, – подтвердил приятель, – ровно столько и не виделись. Не успел ты поступить в свои университеты, как начисто позабыл всю приютскую пацанву! А где твоя малявка? Всё нянчишься с ней?
          – Нянчусь, дружище. А чтобы не распыляться – я женился на ней.
          – Ну и ну! Я всегда знал, что ты верняк-парень! – шумно восхитился Азус. – И практичный к тому же: вынянчил и вырастил себе жену! Небось, муштруешь девчонку, чтоб по струнке ходила?
          – Не муштрую, а совсем наоборот: балую, как могу, – охотно ответил Радан. – Зачем муштровать? Она у меня и так послушная и ласковая. А к лету, вот, дочку ждём…
          За весёлым разговором и выяснениями, кто где обретается из приютской братии, нужную остановку парни прозевали и, вытягивая Азуса за собой, Радан втайне порадовался этому, поскольку светить приятеля перед сыщиками ему вовсе не хотелось. Ходу до гимназии было минут двадцать и Радан приступил к допросу попутчика:
          – Ты-то чем занимаешься?
          – У меня, друг, свой бизнес, – многозначительно усмехнулся Азус, – что-то вроде охранного агентства. Так что, если тебе нужны будут парни с оружием – обращайся.
          Радан откровенно обрадовался, но для полного удовольствия нужно было выяснить один вопрос:
          – И во сколько же обходится охрана чьей-нибудь жены в твоём агентстве?
          Азус моментально смекнул, что кроется за этим вопросом:
          – У тебя неприятности? Что-то угрожает твоей Дарёнке?
          – В некотором роде, да. То есть я хочу сказать, что у меня есть причина опасаться. За мной следят. Я ещё не знаю точно, что к чему, но тревожусь…
          – Можешь не объяснять мне, в чём проблема. Это неважно. Важно, что тебе нужна моя помощь. А насчёт денег не беспокойся. Я парень состоятельный, и это чудо, что меня сегодня занесло в подземку! У меня ведь есть колёса, и не одни. Так что мы всё решим… – Азус протянул приятелю свою карточку. – Приспичит – звони.
          – Спасибо друг, – растрогался Радан. – Через несколько дней появится Ждан. Может быть, мы встретимся, посидим вместе, поговорим о моей проблеме?
          – Спрашиваешь! Несомненно посидим! Я могу и других наших привести: у меня ещё четверо приютских пацанов… работают. Гульнём?
          – Обязательно гульнём, друг! – пообещал Радан. – Но сначала посовещаемся втроём.
         
         
          «Втроём мы теперь сила! – радовался Радан, огибая здание гимназии. – Какая удача, что мы с Азусом встретились. Прав был Блажной, утверждая, что все случайности посылаются нам неспроста…».
          Но, как оказалось, ему была ниспослана ещё одна встреча. У входа в гимназию к нему метнулась женщина и выкрикнула незабытым голосом:
          – Радан!
          Он отшатнулся:
          – Нора?! Ты зачем здесь?
          Она остановилась в нескольких шагах от него и обожгла глубоким, как омут, взглядом:
          – Тебя жду. Уже больше часу…
          – Зачем? – упорствовал в своём непонимании Радан, пытаясь унять дрожь в голосе.
          Нора подошла ближе – настолько близко, что он услышал незабытый им запах её кожи и волос, увидел голубую жилку на стройной шее и почуял учащённый пульс.
          – Зачем? Ты спрашиваешь «зачем»?! – она криво усмехнулась. – Я жить без тебя не могу, Радан! Пробовала, даже замужем побывала. Ничего не получилось!
          – Странно, – пробормотал Радан, пытаясь найти нужные слова, – очень странно. Больше четырёх лет мы прекрасно обходились друг без друга, а тут вдруг внезапный приступ ностальгии…
          – Ты женат? – он кивнул. – На своей беспризорнице? – он снова кивнул, утихомиривая сумасбродное сердце. – Я так и знала! – зелёные глаза Норы зло сузились, и Радан вмиг успокоился. – Почему она, а не я?! Чем она лучше меня? Разве она горячей меня в постели? Или слаще?
          Радан осмотрелся и заметил два заинтересованных в скандале лица: Руксы и сыщика. Он схватил Нору за локоть и потянул подальше от входа, за угол.
          – Когда я увидела тебя в подземке, – зачастила Нора, приблизив своё лицо и обдавая его жарким дыханием, – я чуть не рехнулась! Всё, всё вспомнилось, как будто это было вчера: и твои хрусткие объятия, и сладкие поцелуи, и упругие ноги и плечи, и всё, всё твоё сильное тело! И ты тоже всё помнишь! Ведь ты бросился за мной, как лев! Ты хотел меня!
          – Хотел, – честно согласился Радан, – может, и сейчас хочу… но это всё пустое. Я уже не тот романтичный юноша, которого ты повела за собой на поводке. Я взрослый мужчина, способный отличить любовь от наваждения. И знаю, что не одна лишь постель связывает мужчину и женщину. Должно быть слияние душ и нежность. У нас с тобой этого никогда не было…
          Нора попыталась поцеловать его, но Радан твёрдо отстранился:
          – Не надо, Нора. Ничего такого мне не надо. Оставь меня в покое. И себя не трави. Прощай. Постарайся быть счастливой без меня. А я спешу. С минуту на минуту будет звонок на урок…
         
         
          Урок Радан провёл на автомате – без вдохновения. И остальные, откровенно говоря, прошли не лучше. А ещё он не видел коконы детей. Он словно закаменел – так задушил в себе все чувства за компанию с непрошеной страстью. Выгорел за пять минут свидания…
          Здорово, однако, Нора выбила его из колеи! Что ж это за напасть такая? Неужели в нём так сильно животное, жадный самец? Почему эта женщина имеет над ним такую власть?
          Домой в состоянии раздрая идти не хотелось, и Радан заглянул в попутный кабачок.
          Вообще-то, он не пил и алкоголь позволял себе довольно редко, но, видимо, события последних дней и негаданное «избранничество» всё же сотворили в нём сильное напряжение, которое требовало разрядки.
          Кабачок назывался «Гиблое место» и в нём гуляла братва. В другой бы раз Радан рванул отсюда, едва ступив на порог, но сегодня он был чересчур заторможенным. Он подошёл к стойке и попросил аперитив или коктейль «Закат». Бармен хохотнул и предложил «Спотыкач». Радан выпил и захотел добавки…
          К стойке подплыла вихлястая девица и, раскидав перед клиентом чуть прикрытые груди, начала сулить ему райское наслаждение. Радан с весёлым удивлением осмотрел это порочное существо и расхохотался. Кому-то из братвы это показалось оскорбительным и к стойке подошли двое. Выражение их лиц подвигло Радана на вязание кулаков и после того, как пацаны, бубня комплименты типа «хлыщ, вошь белая и недобитый интеллигент», промассажировали ему плечи, он пустил в ход кулаки.
          Дрались парни осторожно, чтобы ненароком не побить посуду, и до тех пор, пока из-за столика не раздался возмущённый крик:
          – Эй, братва! Вы что очумели! Это же мой кореш! Оставьте его в покое, он учитель!
          Наверное, звание учителя было достаточно убедительным, чтобы его пожалели, и парни, сочувственно цокая языками, отступили от Радана, пропуская к нему изрядно помятого кореша, в котором он не сразу опознал приютского пацана.
          – Виктор! – заорал Радан и несколько минут присутствующие растроганно наблюдали их крепкие мужские объятия.
          – Радан, друг мой новоявленный! Каким ветром тебя занесло в это «Гиблое место»? – вопросил Виктор, подзывая к себе ещё двух приютских: – Грум, Будин! Валите сюда! Это же наш «Радичка» – рыцарь малолеток и поэт! Что ж эти оболтусы с тобой сотворили? Эй, Белка, ну-ка, полечи моего друга!
          Белка с готовностью смочила грязный носовой платок в рюмке с пойлом и принялась обтирать пострадавшему лицо, норовя то ли слизывать лекарство, то ли зализывать царапины. Радан вежливо поблагодарил её, достал свой платок и, смочив его в том же стакане, «умылся».
          Затем пацаны потянули его к столу, все кинулись обмывать встречу, упоминая Азуса, – и Радан стал догадываться, каким именно бизнесом тот зарабатывает на жизнь. Ну и пусть!
          Через три часа он засобирался домой к молодой беременной жене и, отказавшись от коллективных проводов, поехал на такси, дабы не ввергать Дару в стресс…
         
         
          Стресс его малышка всё же получила – и хорошо ещё, что обошлось без обморока, потому что подобрать её с полу Радан бы не смог!
          – Радичка, ты пьяный? Тебя били?! Что случилось?!!
          Глаза жены были такими скорбными и несчастными, что Радан поспешил упасть в постель и уже оттуда заплетающимся языком подал голос:
          – Ничего не случилось, зяблик… просто я встретил друзей и немного выпил. Мне давно уже надо было напиться и подраться. Не сердись… – и вырубился.
          Проснулся он после десяти утра, с гудящей головой и с первой мыслью: «Хорошо, что сегодня выходной…». И тут же откуда ни возьмись в опухшем мозгу вспыхнуло: 25 мая, Гиблое место, новоявленный… Радан обмер: неужели знаки!
          В комнату вошла Дара с подносом в руках и, положив тот на тумбу, протянула мужу чашку с дымящимся кофе.
          – На выпей… – она спокойно подождала, пока он вернёт ей чашку, и спросила:
          – Ты расскажешь про вчерашнее? Всё, что было.
          – Обязательно, зяблик. Всё расскажу. А сейчас принеси мне карту Ясиры.
          Не спрашивая больше ни о чём, Дара послушно выполнила просьбу мужа и ушла в кухню. А Радан уставился в карту и довольно скоро воскликнул: «Есть!».
          Он нашёл Гиблое – это была крохотная точка под городком Новоявленск. Аккурат на болоте. Именно это болото и вселило в Радана уверенность, что это то самое, единственно необходимое ему место. Теперь надо встретиться с Блажным…
         
         
          С Блажным он встретился этой же ночью и тем же способом, что и в прошлый раз. И снова на берегу реки. Выслушав рассказ Радана, об афише, разговоре девиц и посещении кабачка «Гиблое место», Осип сразу же принял его версию. Подивившись, как быстро нужная информация приходит к Избраннику, он задал житейский вопрос:
          – А подрался-то ты  с какого рожна?
          Радан заглянул в весёлый прищур прозрачных глаз и решился:
          – Сказать всё как есть? Чтобы вы поняли, каков я – ваш Избранник?…
          – Именно так и скажи, – хмыкнул Блажной. – Мне это очень интересно.
          – Это из-за Норы. Она достала меня. Прилипла как клещ, и мне пришлось отрывать её силой. Но я же не каменный! И я взбесился.
          – Тебя так сильно влечёт к ней?
          – Как магнитом! Умом я понимаю, что она ведьма, а кровь вскипает сама собой.
          – Разве ты не любишь свою жену? – удивился Блажной.
          – Безумно люблю! В том-то всё и дело! Дара чудо! Но она такая хрупкая, нежная! Я никогда не смогу тискать её с такой злостью, как Нору! Оттого что боюсь причинить ей вред…
          Радан помолчал и смущённо добавил:
          – Вы простите, что я вам признаюсь в таких вещах… но мне не с кем поговорить об этом, у меня ведь нет и не было ни отца, ни брата…
          – Ничего, ничего, не смущайся, сынок, – подбодрил его Осип. – Значит, время твоё пришло разобраться в себе.
          Радан бросил камешек в Росу и вздохнул:
          – Иногда я словно раздваиваюсь… чувствую себя диким быком или львом. И мне хочется обеих. Но с Дарой я могу сдержаться, а с Норой нет. Когда она близко, я теряю голову и становлюсь самцом. Наверное, тот, другой, во мне сильней добропорядочного учителя. Вот и вчера я чуть было не расстелил Нору прямо на стене, а потом наслаждался дракой, как дикарь.
          – Может тебе следует иногда давать себе волю? Я имею в виду Нору…
          – Нет, – твёрдо возразил Радан. – Я не могу так поступать с Дарой! Это нечестно. И она непременно почувствует обман. И я её потеряю. А этого я не переживу. У нас с ней одна душа. Без Дары я точно стану животным.
          – Вот видишь, ты сам себе ответил на все сомнения. И подтвердил, что благородства в тебе больше, чем тёмных инстинктов.
          – Ой, не знаю, – усомнился Радан. – Если бы Нора прижала меня в более подходящей обстановке – я бы точно сорвался! Я бы такое с ней проделал! И не один раз! – и он горько засмеялся. – А потом бы застрелился.
          – Ты зря себя терзаешь, Радан, – сказал Блажной после обоюдной паузы. – Все мы двояки и каждый ведёт постоянную незримую войну с самим собой. Соберись, парень, и давай наметим наши действия на отпущенное для подготовки время. У нас почти месяц и надо использовать его по максимуму. В какое время рожать твоей жене?
          – В начале июня. До пятого всё должно свершиться.
          – Отлично! Между появлениями младенцев есть пауза, – констатировал  Блажной. – Нам надо позаботиться о безопасности Дары. И о твоей тоже. Хотя не думаю, что сейчас тебе угрожает что-то серьёзное. Но слежке противников попробуем помешать. Их цель: отобрать у тебя ребёнка. Вот тогда и тобой они займутся. Мы должны продумать более безопасные контакты, Радан. Тебе нельзя больше оставлять свой дабл. Будем связываться по ночам. Телепатически. Каждый со своего места и в разное время, чтобы их телепаты не перехватили наши образы и речи. Будем обмениваться информацией, и я начну обучать тебя защите. Запоминай график связи и слова пароля на неделю…
         
          Глава 5
         
          Друзья из приюта, которых Радан встретил в кабачке «Гиблое место», откликнулись на вчерашнюю его просьбу и их представители, Гор и Гена, с утра уже топтались у подъезда. Радан молча указал им на филера и через десять минут тот пропал, а «охрана» предстала пред его очи.
          – Порядок, шеф! – отрапортовал Гена, протягивая ему рацию. – Клиент вразумлён.
          – Оставьте себе, – отвёл его руку «шеф».– Я не люблю электронику. Потопали, ребята!
          И они потопали: с шутками и прибаутками – в основном над расписным лицом Радана, нацепившего дымчатые очки, дабы скрыть заурядный синяк. У гимназии, как ожидалось, Радана встретил новый наблюдатель из стана противника. Этот был покрепче, чем предыдущий, но братанов сей факт не остановил, и вскоре, спровадив филера, они разжились второй рацией и были отпущены восвояси.
          Радан веселился от души. После того, как ему удалось снять напряжение в драке, он, вообще, стал проще смотреть на всю ситуацию: ну избранник, ну миссия, ну учительство… в конце-то концов! Ему всего двадцать четыре года, он здоров, успешен, умел, его любят прекрасные женщины – и жизнь так хороша!
          Эйфория немного притухла, когда он увидел двух гуглов, направляющихся в сторону гимназии. Быстро, однако, сориентировалась вражья сторона! Тем не менее, для паники пока повода нет. Радан нырнул в распахнутые двери и отправился в учительскую. Едва он вошёл, коллеги, все как один, уставились на его лицо. Внезапно вернулось то же, несвойственное ему, состояние куража, которое одолело его сегодня утром: погодите, будет ещё веселей! Он снял очки и чопорная математичка гимназии ахнула:
          – Коллега, что с вами? Вы сегодня какой-то не такой…
          Радан широко улыбнулся:
          – Я уже со вчера не такой. Встретил своих приютских товарищей и мы пообщались. Горячо. Результат, как видите, налицо… – и он вызывающе расхохотался.
          Испуганные глаза математички заслонил пышный бюст с белым жабо. К Радану подплыла Рукса и запрокинула голову, чтобы лучше видеть его лицо.
          – А вам этот макияж к лицу, коллега Радан! С ним ваши чарующие синие глаза ещё выразительней… – Рукса повела плечом, отчего грудь её в комплекте с кружевами заманчиво всколыхнулось. – Но думаю, будет лучше, если живопись на лице немного замаскировать. Хотите, я вас загримирую? У меня с собой богатый набор косметики.
          – Хочу, – легко согласился Радан, принюхиваясь к аромату её духов, – уж будьте так добры, коллега, поухаживайте за мной…
          Рукса достала косметичку и склонилась над ним. Он закрыл глаза и отдался во власть её мягких душистых пальцев. Лёгкое покалывание в точках соприкосновения и в висках, не лишило его хорошего настроения, а волнительный запах женщины вызвал томление. Думать ни о чём не хотелось. В учительской было необычно тихо, и потому голос Руксы прозвенел как звонок на урок:
          – Готово. Теперь вы, разумеется, менее живописны, зато можно пойти в класс без очков. Вы торопитесь на урок, коллега?
          – Нет. У меня еще почти час времени.
          – Тогда, надеюсь, вы не откажетесь помочь мне в поиске нотного альбома старинной музыки? Он где-то в подсобке музыкального класса…
          – С удовольствием помогу, коллега, – живо откликнулся Радан и пошёл вслед за своим персональным гримёром.
          Математичка в очередной раз ахнула, а физрук завистливо свистнул. Но уходящим это было неинтересно. Радан не сводил глаз с танцующих бёдер аппетитной коллеги и легко позволил втянуть себя в подсобку. Рукса подперла собой двери и стала торопливо расстёгивать блузку. Кожа на её груди была шелковистой, как у Норы, а соски твёрдыми и манящими рот. Радана захлестнуло душной волной страсти, и он прижал коллегу к двери…
          Сладострастный стон перекрыл женский вскрик и кто-то позвал его: «Радичка…» и заплакал. В тот же миг голову стальным обручем опоясала боль – и Радан обмяк…
          – Радан?! Что с вами? Вам плохо?
          Испуганный голос Руксы взорвался в ушах и забился горячим пульсом в висках. Остального тела Радан не чувствовал. Однако зрение его было в порядке, и он достаточно чётко увидел обнажённую грудь коллеги. Закипая ужасом, он поднял на Руксу глаза, умоляющие о том, чтобы она утешила его, сказав, что между ними ничего не было, но девушка поняла это иначе и воспылала надеждой.
          Голодный взгляд коллеги успокоил Радана, и он попытался улыбнуться:
          – Как-нибудь в другой раз, детка… а сейчас застегнись и позови Тео… пожалуйста. Мне надо отменить уроки…
          Должно быть, он всё-таки отключился, потому что очнулся уже сидящим на учительском стуле музыкального класса в окружении Руксы, директора гимназии и Тео. Мальчик с отстранённым лицом держал его за руку и Радан догадался, что тот работает.
          – Что с вами, учитель Радан? – спросил директор, пытливо заглядывая ему в лицо. – Вы бледны, как мел. Вы больны?
          – Пустяки, господин Доди, – улыбнулся Радан, чувствуя, как к нему по капле возвращается жизнь, – похоже, случился приступ клаустрофобии. Коллега попросила меня помочь найти ей ноты, и в подсобке мне стало плохо… – краевым зрением он заметил, как в обеспокоенных глазах соблазнительницы вспыхнул бесовской огонёк, и развил свою версию. – Со мной такое случается. С детства. Не очень часто, но тяжело. Боюсь, что пару дней я не смогу вести занятия…
          – Конечно, конечно! Отлежитесь! – засуетился Доди. – Я переставлю уроки в расписании, потом отработаете! А сегодня езжайте домой. Сейчас я вызову вам такси.
          – А можно я поеду с Учителем, господин директор? – спросил Тео, не отпуская руки Радана. – На всякий случай. Вдруг ему станет хуже…
          – Езжай, – милостиво позволил Доди и повернулся к Руксе. – У вас ведь будет урок?
          – К сожалению, да, – вздохнула та. – А то бы я с удовольствием помогла коллеге.
          «Тебя мне только не хватало…», – подумал Радан и закрыл глаза, чтобы не ввязываться в ненужные разговоры. Головная боль затихла, и он мог уже обдумать случившееся. Странное, однако, помрачение с ним случилось… уж не нападение ли это какого-нибудь колдуна глобов или адептов?
          Прибыло такси, и Рукса вызвалась к Тео в помощники. При посадке она умудрилась шепнуть: «Не забудь про другой раз… я буду ждать».
          Радан хмыкнул и велел таксисту ехать.
         
         
          Ехать пришлось минут двадцать, но ни учитель, ни ученик по молчаливому согласию не произнесли ни слова, поскольку оба не хотели искушать судьбу и беседовать при постороннем. Тео продолжил свою эзотерическую терапию и по приезду Радан был в состоянии идти сам – но не домой, а в скверик соседнего двора.
          – Это был взлом? – спросил Радан, едва они уселись на скамью.
          – Да. Это было наглое нападение. Кто-то вломился в ваш кокон, повредил оболочку и высосал почти половину энергии. Разве вы не умеете ставить защиту, Учитель? Хотя…
          – Что хотя?
          Тео полез в карман и через несколько секунд, разжав кулак, явил нечто, смахивающее то ли на пуговицу, то ли на монету с углублением посредине и тонким ободком:
          – Вот. Это «клоп». Он слетел с вас, когда учительница и директор тащили вас из кладовки к столу. Это большая удача, что эта штука попала мне на глаза, и я незаметно спрятал её. Через неё произошёл взлом и к вам присосался вампир.
          – Зачем же ты держишь этого «клопа» при себе. Это должно быть опасно!
          – Для меня – нет. Тем более что я держу его в фольге. И я защищён «зеркалом». А «клопа» я должен передать тем, кто в этом разбирается лучше меня…
          – Кому? – поспешил с вопросом Радан. – Ты ведь не случайно пришёл в мой класс? Тебя кто-то прислал?
          Тео бросил на него короткий взгляд и виновато опустил ресницы:
          – Не спрашивайте меня, Учитель. Я ничего не могу сказать вам. Пока мне не разрешат.
          Радан вздохнул и попробовал зайти с другого боку:
          – А живешь ты с кем? И где? В нашем районе? В Деево?
          К его удивлению на эти вопросы мальчик охотно откликнулся:
          – Да. Я живу с дядей и тётей. Но послезавтра они уедут в Джуру, и до конца семестра я  останусь один. Наша квартира в соседнем дворе, в том, что за вашим… – Радан ошарашено уставился на ученика, тот улыбнулся и заговорил медленнее и чётче, чтобы собеседник вник в каждое его слово. – Ну да, я уже почти дома. Наш двор весьма удобный, потому что в стороне от шоссе и в нём есть выход на окружную дорогу. Ту, что вдоль леса.
          – Это на редкость удачно, – также внятно и медленно сказал смекнувший что к чему Радан и сделал многозначительную паузу. – И очень кстати. – Тео кивнул. – Ты покажешь мне свой дом? – Тео снова кивнул. – И квартиру?
          – Покажу, Учитель. В квартире моего дяди три комнаты и есть чёрный выход. Как раз к дороге. И к лесу. Вы всё увидите сами. Попозже. А сейчас, позвольте мне проводить вас домой. Вам срочно нужно поспать…
         
         
          Поспать срочно Радану не довелось: из-за Дары. Его малышке стало дурно, едва он ступил на порог. Он подхватил её на руки и, удивляясь, откуда у него взялись силы, отнёс в постель. Выпив приготовленный мужем успокоительный чай, Дара судорожно вцепилась в него, и ему пришлось взять её на руки. И тут начался новый акт бессловесного действа.
          Уткнувшись в его грудь, она внезапно отшатнулась и посмотрела на Радана с таким недоумением и горечью, что того прошиб пот: жена уловила запах другой женщины! Пропади она пропадом, эта похотливая Рукса с её агрессивным парфюмом! Как он объяснит жене о болезненном помрачении ума и воли? Ведь тогда ему надо будет рассказать ей всё-всё, начиная с видения ребёнка!
          Торопливо скинув с себя предательскую рубашку, Радан прижал Дару к себе и засуетился:
          – Это не то, о чём ты подумала, зяблик! Совсем, совсем не то! Да такого и быть не может! Никогда! – его грудь увлажнилась горючими слезами жены и пришлось немного приоткрыться. – Просто мне вдруг стало плохо, и я потерял сознание. А в классе были директор и одна учительница, и они усаживали меня на стул и приводили в чувство…
          Дара резко отлепилась от мужа и снова уставилась на него. Теперь в её мокрых глазах плескался ужас:
          – Тебе было плохо?! Что с тобой?! Где болит?! – она принялась лихорадочно ощупывать его и лепетать побелевшими губами: – Конечно, тебе было плохо! Я знала, я почувствовала, это! Радичка… прости меня… тебе больно, а я пристаю… я дура! Но я так боюсь, что ты меня бросишь! Скажи, что мне сделать? Позвать Марию? Вызвать врача?
          Голос Дары стал прерываться и Радан слегка тряхнул её:
          – Никого звать не надо, зяблик! Мне уже намного лучше! – и неожиданно на ум пришла спасительная версия. – Это было всего лишь отравление! Случайно вдохнул какой-то газ в химическом классе. Я быстро оклемался, но директор всё равно отправил меня домой и велел пару дней отлежаться! А тут ты со своими слезами… вместо того, чтобы уложить больного мужа в постель и приласкать… и убаюкать…
          Врал и обижался Радан вдохновенно, и жена поверила ему. Она живо соскочила с его колен и поспешила в кухню готовить целебный отвар, а минут через пятнадцать начала старательно «баюкать» ласковыми поглаживаниями и любовным шёпотом.
          Радан принимал это как  должное, потому что не было сил сожалеть о случившемся и совеститься за своё враньё. Он чувствовал себя выжатой досуха тряпкой и поспешил погрузиться в сон. Последней внятной мыслью был вопрос: как же он позовёт Осипа?
         
         
          Осипа звать не потребовалось: он сам пришёл! Причём весь и в непривычном для Радана облике. И привела его соседка. Неизвестно, каким образом Блажной уговорил Марию разыграть перед Дарой целый спектакль, но ему это удалось.
          К тому моменту, как Мария позвонила к ним в дверь, молодые супруги уже выспались, и Дара отправилась хлопотать с запоздавшим обедом. Радан расслабленно раскидался в постели и с любопытством слушал монолог соседки:
          – Вот, детка, познакомься: это Осип, коллега твоего мужа. Представляешь себе, он пришёл по срочному делу в гимназию, а ему сказали, что Радан занемог! Ну, он и поспешил проведать товарища. Позвонил к вам – а вы не отпираете, Осип заволновался и сразу ко мне: что, мол, там да как? А я и сама не знаю! Что с нашим Раданом? Ему полегчало?
          – Было какое-то отравление, но ему здорово полегчало! – радостно сообщила доверчивая «детка». – Мы спали, потому и не слышали звонка. Да вы проходите в комнату! Радан уже проснулся. А я пойду кофе сварю.
          Последовав приглашению и увидев блаженную улыбку больного, соседка искренне обрадовалась – а Радан веселился по поводу внешнего вида «респектабельного» гостя: Блажной вырядился в новый коричневый костюм и такого же цвета краги, расчесал на прямой пробор и прилизал седые волосы – и даже галстук нацепил! И только глаза его были те же: по-детски чистые и светящиеся. Чувствовал он себя в новой роли неловко и оттого стеснённо улыбался.
          С подносом в руках вошла молодая хозяйка и Мария с энтузиазмом приступила ко второму акту написанной Блажным пьесы:
          – Дара, деточка, поставь своё угощение и пойдём со мной: я покажу тебе какие славные пинеточки у меня получились и научу новому узору для кофточки на вашу кроху. Мы будем чаи гонять и вязать, а мужчины пускай тут займутся своими скучными делами! – и, не дав Даре высказаться, соседка игриво погрозила пальчиком. – А вы, Осип, смотрите не переутомите нашего Радана! Отпускаем вам на дела часок, не больше!
          Женщины ушли и Блажной, облегчённо вздохнув, улыбнулся шире:
          – Повезло тебе, сынок! И жена у тебя ласковая, и соседка печётся о тебе, как о родном. Да и я постараюсь по-отечески приложить к тебе свои руки и сердце. Давай, оставим все разговоры на потом, ложись, закрой глаза и расслабься, а я начну чинить твой кокон…
          Около двадцати минут Радан купался в тёплых волнах, покалывающих кончики пальцев, позвоночник и кожу, и возрождался к жизни.
          – Однако неплохо твой парнишка поработал, – заметил Осип, заканчивая сеанс, – великая сила у него будет, когда вырастет. Я всё больше убеждаюсь, что он из инкубаторских отроков. Там искусству общения с неявным обучают с пелёнок…
          – Что значит инкубаторский отрок? – спросил Радан, спуская ноги с постели.
          – Есть на Краде некие протестные сообщества. Адепты и им подобные называют их врагами Системы. Сами отшельники величают себя Белой Ратью, ну а остальные зовут их просто ратниками или инкубаторскими. Потому что живут они в тщательно скрытых городках и там, как цыплят в инкубаторах, растят и воспитывают своих детей. Конечно, они и по всей планете рассеяны, в обычных городах, но конспирация у них жёсткая… Ты куда направился?
          – Пойду, кофе разогрею – не пить же нам его холодным!
          – Оставь. Я кофе не пью и тебе не советую. Сейчас выдам тебе целебный напиток, да ещё кое-что… – Блажной вышел в прихожую и через минуту вернулся с сумкой. Достав из неё тёмную бутылку и два телефона, он протянул их Радану: – Это зелье ты должен потихоньку выпить за два дня, а телефоны тебе для связи со мной и с женой. Они работают на специальной частоте и имеют свои тонкости при наборе. Разговор не пеленгуется, и в чужих руках трубки не сработают. То есть у тех, кто не знает кодов разблокирования клавиатуры и выхода в эфир…
          – Спасибо, Осип. Одну трубку я возьму себе, а вторую отдам Марии. Так будет спокойней и надёжней…
          – Я заметил, что у тебя в доме нет электроники… почему?  – поинтересовался Блажной, подходя к мольберту с мадонной.
          Радан принялся объяснять, что с детства ненавидит все чудеса техники, особенно телевизоры и компьютеры, но Осип его, похоже, уже не слушал, застыв у рисунка Дары и время от времени бормоча какие-то непонятные слова. Наконец, он обернулся и спросил:
          – А ещё есть у Дары рисунки с письменами?
          – С письменами? – изумился Радан.
          – Ну, да! Ты разве не заметил, что перья у этого сокола прорисованы письменами? Это же руница, выполненная старинной вязью!
          – Руница?! – Радан подошёл к Блажному и всмотрелся в рисунок сокола. – А ведь верно! И читается! – он повёл пальцем по знакам на оперении крыльев и прочёл: – «Часть сути»… «Суть части»… ничего не пойму!
          – А на руки посмотри! На ногти… – воскликнул Блажной. – Тут же чётко просматривается: «Я есть»! На каждой руке!
          – Да, – подтвердил Радан, – это читается так. И по вороту написано что-то… «Атара»… Непонятное слово. Интересно, откуда Дара берёт тексты?
          – Ты у меня спрашиваешь?! – удивился Блажной. – Ладно, она скоро придёт, и я спрошу… – он оторвался от созерцания надписей и вернул Радана к реальности. – С этим мы разберёмся, а пока расскажи мне о сегодняшнем происшествии. Всё до мелочи…
          Выслушав историю о странном состоянии эйфории и оглупления, закончившимся обмороком, он резюмировал:
          – А ведь это жена спасла тебя сегодня! И Тео. Они тебя чувствуют на расстоянии. А как ты думаешь, где тебе нацепили «клопа»?
          – В подземке. Больше негде. Там сегодня было тесновато, а при посадке меня кто-то буквально втолкнул в вагон.
          – Вот! – назидательно поднял палец Блажной. – Вот когда тебя взяли на крючок! И сдаётся мне, что это козни адептов, потому как, судя по твоему описанию прибора, техника эта серьёзная. А значит ты находишься под тщательным присмотром. Так что скажи своим приютским, что филеров гонять бесполезно, они безобидные мухи по сравнению с технически вооружёнными врагами. И думаю, тебе надо будет воспользоваться завуалированным предложением Тео переселить жену в его квартиру, а то и вывезти в укромное место подальше от Росанска.
          – Не поедет она, – вздохнул Радан, – она от меня ни на шаг не отлепится.
          – Мы что-нибудь придумаем. Я поговорю с Марией, она на редкость толковая женщина. Мы с ней быстро нашли общий язык.
          – Это я заметил, – усмехнулся Радан, – разыграли спектакль как по нотам. И как вы вовлекли её в это дело? Что вы ей сказали, Осип?
          – Да почти правду. Про энергетического вампира и про то, что я экстрасенс. Мария оказалась женщиной просвещённой и понятливой. Мы единодушно решили не волновать твою жену и сценарий придумывали напару. Уверен, мы с ней найдём способ уберечь Дару от ненужных волнений. И ты правильно решил, сынок, пристроить телефон соседке. Кстати, давай-ка я тебя проинструктирую, как им пользоваться…
          Исключительно вовремя явились Дара с Марией и успели не только получить инструктаж, но и напоить гостя чаем, перед тем, как тот вознамерился удалиться. Чаепитие сопровождалось оживлёнными разговорами и Блажной, похвалив живопись Дары, между делом поинтересовался о загадочных письменах. Вопрос был задан легко и ответ был соответствующим: Дара пожала плечами и сказала, что не знает, где видела эти надписи – просто запомнила их как красивый узор. Может быть, она увидела их во сне…
          Наконец, настало время расставаться,  и Мария вызвалась проводить Осипа. Радан порадовался столь удачному стечению обстоятельств, позволяющему его опекунам поговорить и подружиться. И ещё он удивился, что ни одна из женщин не поинтересовалась: с чего это мужчины развели такую таинственность в рядовом вопросе телефонной связи?
          Остаток дня Радан отдыхал, а вечером пришла Мария и, пока Дара плескалась в душе, всучила ему увесистый пакет, пояснив, что это передал Осип на непредвиденные расходы по их совместному проекту.
          – Так много? – удивился Радан, заглянув в пакет.
          – Осип сказал, чтобы ты не ездил больше в подземке, а пользовался такси. И ещё там две тысячи злотов в качестве аванса за работу. – Мария улыбнулась: – Поздравляю тебя Радан с хорошим проектом. Теперь вы с женой не будете считать монеты и экономить на еде. И, если тебе дорого моё мнение, я бы посоветовала тебе купить новый костюм, а Даре плащ. Прости, сынок, но вы здорово пообносились.
          – А ещё я подарю ей новые краски, – косвенно согласился с советом соседки Радан и протянул Марии две купюры по тысяче злотов. – Надеюсь, вы не откажетесь помочь мне с приобретением одежды, потому что я в этом мало смыслю, а Даре сейчас не до магазинов. И возьмите из этих денег свой гонорар за службу. Остальное на питание. На неделю.
         
         
          Неделю спустя после доклада Осипа иерарх собрал демиургов на очередной Совет. Не приняв окончательного решения, нужно ли открывать своим сотоварищам дату и место Судьбоносного События, Андра начал издалека:
          – Мы собрались здесь, чтобы думать, как спасти Краду, а там, за рубежом, на плато Золотого Быка горы Левага, в Златовратной башне съехался Президиум глобов, чтобы составить петицию к адептам… а, вернее, вынести вердикт по поводу разделения влияния на Вселенскую Паутину Смыслов и Понятий и получить право открытого форматирования жителей Крады, не взирая на ранги и сословия. Разумеется, к таковым не относятся сами глобы и их семьи. Кроме того, они намерены выставить легитимным Правительствам Крады требование на запрещение некоторых видов деятельности, связанных с творчеством. Также они решили, что пора ввести цензуру и строгий контроль в сфере образования.
          – Они хотят оставить Краду без будущего?! – нарушая этикет воскликнул Расса, отвечающий за одухотворение всего живого на Краде.
          – Безумцы! Разве они не понимают, что обрекают свою Систему на смерть, а мир на Хаос?! – не менее эмоционально поддакнул ему Балан ведающий устойчивостью основ.
          – О чём вы говорите, коллеги! – подал голос Грант, ратующий за независимость духа. – Они уверены в непогрешимости и в бессмертии своей Системы и давно уже контролируют все сферы жизнедеятельности! А вскоре, когда построят Гиперкомпьютер и запустят в серию биочипы, они установят глобальную слежку, будут распоряжаться судьбами и втихую устранять неугодных.
          В этом месте спонтанной дискуссии Андра вернул себе бразды правления:
          – Кстати, о слежке! Покуда дело не зашло так далеко, давайте позаботимся о нашем подопечном учителе, об Избраннике. Но сначала вернёмся к сути! Стало известно место рождения Того, Кого Мы Ждём и облик Роженицы. И то, что у нас в запасе меньше месяца.
          Заметив оживление на лицах демиургов, иерарх добавил:
          – Всё ещё очень приблизительно. Осип обучил Радана некоторым мистическим техникам и, думаю, пора подключаться мастеру Гарану. Разделим наши задачи на две группы: во-первых, необходимо содействовать поиску Рожаницы, во-вторых, определиться с убежищем и охраной всех избранников после свершения Судьбоносного События. Второй группой задач займутся мастер Азаран и мастер Расса. Тут есть время. А вот задачами первой группы надо заняться немедленно. Здесь актуальны контрмеры по слежке и безопасность… – Андра сделал паузу и поинтересовался: – Может быть, у кого-то есть остроумные предложения?
          – Позвольте мне, иерарх, – встал со своего места Гаран. – Я думаю, что наилучшим образом препятствовать слежке могут мастера Беда и Зобар. Метод прост: выводить из строя исполнителей мелкими бытовыми неурядицами и стечением обстоятельств. А к учителю приставлять двойников-голоргов. И научить его различать манекен от живого человека.
          – Насчёт бытовых неурядиц не возражаю, – согласился Андра, – а с голограммами уж больно хитро. Да и адепты раскусят подмену в два счёта. Мне удалось обеспечить учителя средствами, чтобы он нанял охрану с кулаками и оружием. Такие «попутчики» в его окружении уже есть: весёлые ребята из приюта. Но надо всё контролировать. К этому попро-шу подключиться мастера Лару. И вот ещё что, мастер Гаран! Позаботьтесь о надёжном месте для их встреч и переговоров. Я имею ввиду без прослушивания и подглядывания.
          – Есть у меня такое место в Росанске, – вставил Гаран, – кафе-бар «Поплавок».
          – Отлично, поставьте это на контроль, – сказал Андра. – И последнее. Испытания и посвящение Избранника. Поскольку избран он не нами, а свыше, испытания ему уже ниспосланы. В связи с исключительностью ситуации мы не будем в них вмешиваться, но явить ему Страстную Башню следует. Этим займётся мастер Авест. А вот с посвящением не знаю как быть. На мой взгляд, мы должны ограничиться напутствием. Как вы думаете? – демиурги согласно закивали головами, и иерарх подвёл итог: – Итак, наша текущая задача: охранять, помогать и не мешать. Во всём положимся на волю свыше. За дело, друзья!
         
          Глава 6
         
          Стена надвигалась на него стремительно, разрастаясь вверх и вширь, но в этот раз что-то было не так. Но что, что? Радан бессознательно вытянул вперёд руку: стена послушно остановилась и он не удивился этому. Странно: он же спит, а ощущение такое, словно всё наяву. Должно быть всё дело в нём: он не боялся и не впадал в отчаянье как прежде.
          Радан без обычного ужаса обогнул кровавую лужу, положил ладони на шершавый камень и настроился слушать. За стеной стояла тишина. Хотя нет, она не стояла – она вибрировала эхом гортанных голосов. Радан напряг слух и понял, что за стеной двое. Он велел себе слышать и голоса зазвучали чётче.
          – Мы всё сделали не так, Гива. Он предупреждал нас, чтобы с женщины не упал ни один волосок. Она была нужна ему живой. Теперь он нас уничтожит.
          – За что?! – пророкотал тот, которого звали Гива. – Посмотри! Разве с неё упал хоть волосок? Вся копна на месте. Я не виноват, что она оказалась дурой. Ей же велено было не рыпаться. Или я должен был терпеть, когда она открыла свою пасть? Смотри, как покусала меня стерва! Кровища до сих пор хлещет!
          – Надо было её вырубить, но не убивать. А ты её сразу на кинжал… По самую рукоятку. Неужели ты не понял, что это из-за этой бабы он велел нам убрать мужика?
          – Найдёт себе другую, – беспечно бросил Гива и захохотал: – Он же у нас бык -осеменитель. И баб у него тьма. А он их ни во что не ставит. Одну упёк в психушку, другую оставил с пузом… Ты не о том горюешь, братан! Подумай лучше, куда эту парочку девать! Концы в воду – и дёру…
          – Поздно… – с ужасом прохрипел «братан». – Он пришёл. Смотри, это он…
          Тишина проглотила голоса, и Радан в досаде простонал: кто «он»?! Стена сделалась такой горячей, что пришлось снять с неё руки. И на камне проявилась размытая ржавая надпись.
          Радан напрягся, чтобы разобрать её – и проснулся.
          В отличие от прошлых пробуждений после кошмара в этот раз сердце его не рвалось из груди и он мог соображать. Значит мать его убили. И отца, наверняка, тоже. Его мать погибла случайно, защищая отца, и, скорее всего, у него на глазах – иначе бы он не вспомнил этот жуткий диалог. Его память оживает. С сегодняшнего дня он знает, что принадлежал к клану словесников, что он не сирота. И что некто хотел завладеть его матерью, убив её мужа. Радан был в этом почему-то абсолютно уверен. Но кто этот злодей, отдавший страшный приказ наёмным убийцам? Он же прочёл подсказку на стене, но не успел её осознать!
          Радан постарался успокоиться и, закрыв глаза, неведомо кому велел: «Яви мне слово!» Воображение нарисовало стену и надпись. Он мысленно склонился к ней и прочёл: «Адепт».
         
         
          Адепт Жиляр негодовал. Глядя в окно экспресса «Ремлин – Росанск», он прокручивал в уме последний разговор с Феордом и укреплялся в правильности своего решения: магистра надо смещать. Он стар и раздражителен и ведёт себя как самодур, а не предводитель могущественного Ордена. Иначе он бы не посмел орать на него вчера, как на сопливого мальчишку, в присутствии собратьев. И за что? За недоказанную шалость? За то, что кто-то пощекотал этого учителишку? А может это вовсе не он?
           Жиляр вспомнил налитые бешенством глаза Феорда и лица заседателей Круглого Стола, закаменевшие масками неискреннего сочувствия – и заскрипел зубами: сволочи! Услужливые псы! Небось, рады были, что не на них сорвался магистр! Ну ничего, он им покажет на чьей стороне сила! Уж точно не на стороне Феорда!
          Конечно, сместить магистра будет непросто: и его семьдесят лет – это ещё не возраст, и кресло его переходит по наследству, да и в Чертогах будут против… Чёртовы старикашки! Да разве от них хоть что-то зависит? Предикторат – вот реальная сила! Он предоставит им желаемое и они непременно сделают его, Жиляра, своим ставленником!
          Надо притащить им этого младенца – и всё! Или убрать учителишку, а новорожденный сам сдохнет. Ведь ясно же, что если парень не доберётся вовремя до Рожаницы, – младенец помрёт ещё в утробе. И не будет ни у кого головной боли! Да что там! Ведь совсем недавно в Предикторате того только и хотели, чтобы ребёнок погиб, а с некоторых пор подавай им его живым: планы у них, видите ли, переменились…
          За окном мелькали островерхие деревья, напоминающие хищные пики, и Жиляр размечтался о том, как Феорда не станет, как освободится кресло магистра… Ясно, что адепты будут вынуждены избрать кандидата от Предиктората, который станет основателем новой династии! Потому что Феорд одинок, как сыч! Единственный сын его где-то сгинул больше тридцати лет назад, поговаривают ушёл в отшельники из-за какой-то тёмной семейной истории… Вот бы узнать подробности!
          Да. Надо помочь магистру уйти на тот свет. Но один он с этим не справится. Да и не с руки ему подвергать риску свою репутацию и свободу. И без помощников ему не обойтись… Жиляр принялся перебирать кандидатуры в сообщники и подумал о Табире и Гиконе. Да и Дасар давно уже смотрит на магистра косо – а там и Резо примкнёт. Адепты недовольны нерешительностью Феорда и считают, что тот стал слишком мягкотелым…
          Ладно, с этим он определится потом. После того, как запустит в ход свой новый план. Жиляр похлопал себя по нагрудному карману, где лежали последние научные достижения информатики, и довольно усмехнулся: скоро, совсем скоро этот мерзкий учителишка будет у него на приколе. Как пришпиленная к плашке редкая бабочка.
          И поможет ему в этом его давний должник и с некоторых пор партнёр по бизнесу. Он давно уже у Жиляра в руках, давно под тёплым присмотром. А теперь ему придётся помочь Жиляру и в новом деле – политическом. Потому как кое-что совпало весьма удачно…
          Так что держись, дружище Леон!
         
         
          Леон был в смятении. В последнее время всё у него идёт не так, как следует. И на бирже он опростоволосился, дав своему брокеру команду продать часть акций консорциума «Краулерс», и с Гутаном повёл себя, как недальновидный дурак, позволив себе намекнуть, что тот обирает его, и с Гусом поссорился из-за прав на контракт с Джурой…
          Даже с новой любовницей довёл свои отношения до критической точки. А он не представляет себе жизни без неё, без своей рыжей киски… Эта женщина засела в нём ядовитой занозой, мучает его, тянет из него все соки и деньги – и ведь, поди ж ты, не хочет он её терять! Так прикипел к ней за какой-то месяц! Она как магнит. И сладкая до умопомрачения.
          А тут ещё этот адепт присосался… Конечно, когда-то тот спас Леона от суда и тюрьмы, но разве он не рассчитался с ним сполна? Разве не покрыл его растрату казны Ордена? Разве не пошёл на преступление, чтобы его похотливый сынок не сел за изнасилование малолетки? А Жиляру всё мало! Хочет втянуть его в какую-то афёру…
          Да хорошо бы, если его одного! А он ведь и на его киску имеет виды! Делал какие-то грязные намёки… Никак он намерен сделать из Леона сутенёра? Неужто этот грязный адепт думает, что он собственноручно подложит свою желанную женщину под этого учителя словесности? Нет, дружище, это уж чересчур! В голове мелькнула жалкая мыслишка: «А может он передумал и не приедет? Или экспресс сойдёт с рельсов и я навсегда избавлюсь от этого вымогателя?».
          Телефонный звонок сломал хлипкую соломинку:
          – Здравствуй, дружище Леон. Я на месте.
          – И ты здравствуй, Жиляр, – промямлил Леон. – Ты в апартаментах? – в трубке презрительно хмыкнули. – Скоро буду. Через час…
         
         
          «Через час занятия закончатся, – рассеянно думал Радан, глядя на головы склонившихся над заданием учеников, – и я успею в художественный салон. Куплю, наконец, Даре самые дорогие краски и бумагу. Пусть тешится… Чтобы не оставалось времени на раздумья. Кажется, она что-то подозревает...».
          Звонок, обещающий переменку, выдернул его из размышлений. Дети сдали свои работы и поспешили на волю. В помещении остались трое: Тео, Крез и самая популярная девочка в классе – Даша. Радан с интересом наблюдал за ними, поскольку знал об их «любовном» треугольнике: Крез давно уже всеми силами добивался расположения Даши, которая явно тянулась к Тео, а тот девчонками не интересовался вовсе.
          По доносящимся до него обрывкам фраз Радан понял, что Крез агитирует ребят пойти в подростковый клуб, но Тео отказывается и Даша вся в сомнениях. После недолгих уговоров и препирательств ситуация, похоже,  разрешилась в пользу отпрыска олигарха. Схватив девчонку за руку, он увлёк её к выходу, а Тео подошёл к учительскому столу.
          – Крез сказал, что скоро олигархи устраивают какой-то раут с высокими гостями и вы будете приглашены туда тоже…
          – Я?! К олигархам?!
          – Да. Он гордился, что отец собирается поручить ему отдать вам официальное приглашение. Мне, кажется, что вы очень нравитесь Крезу…
          Взгляд Тео не соответствовал произносимым им словам, и его сосредоточенность указывала на то, что мальчик тестирует кокон учителя. Радан улыбнулся:
          – Со мной всё в порядке?
          – Да, Учитель, – смутился Тео, – вы полностью восстановились. Но вы ведь разучились видеть других? Или мне показалось?
          – Я просто не смотрю. Это утомляет. Я включаю видение коконов только по делу.
          – Вот как! – не сильно удивился юный опекун и повёл речь о другом: – Уже май месяц… Вы не хотите побывать у меня в гостях, Учитель?
          – Ты меня приглашаешь? – Тео кивнул. – С удовольствием! Давай обсудим это после уроков, – уточнил Радан и посмотрел на часы: – Мне пора бежать. У меня ещё лекция у выпускников… – и он направился к выходу, унося на себе задумчивый взор чудо-мальчика.
          Третий класс пятой ступени профилировался по математике и экономике и экзерсисы словесности их не трогали. Отчитав лекцию на обязательную тему, Радан решил спуститься в учительскую и на лестничном пролёте между вторым и первым этажом столкнулся со… Жданом. Он раскрыл объятия:
          – Вот это сюрприз! И давно ты вернулся из Мерники?
          – Вчера. – Ждан старательно размял плечи друга и поинтересовался: – Ты в порядке? Сдаётся мне, что ты не избежал приключений… Уж слишком подозрительная тень у тебя под глазом. Сильно смахивает на недавний синяк.
          Радан расхохотался и вкратце пересказал другу историю происхождения своего макияжа. И тут же напомнил о запланированной встрече.
          – Да я хоть сегодня! – воскликнул Ждан, увлекая его вниз по лестнице. – Но хочу предупредить: всю приютскую братию я не выдержу. Одного Азуса я ещё потяну.
          – Так давай сегодня и встретимся! Втроём. Посидим, поговорим, кое-что обсудим…
          – Гулять собрались, коллеги? – раздался женский голос. – А меня с собой возьмёте? Сообразим на троих…
          Парни уставились на претендентку в «третью нелишнюю». На Руксу. Та игриво повела очами и кокетливо улыбнулась. Радан поспешил опередить радушного друга:
          – Это будет сугубый мальчишник, коллега. И нас уже трое. Так что в другой раз…
          – Где-то я уже слышала это неопределённое «в другой раз», – сердито сверкнула очами Рукса, – и сдаётся мне, что это всего лишь отговорка.
          Ждан расправил плечи и пошёл в атаку:
          – Ну что вы, Рукса! Я готов вам сделать вполне определённое приглашение посидеть в ресторане! Вдвоём. Завтра вас устраивает? Если помните, меня зовут Ждан.
          Плотоядные очи девушки заметались между синеглазым коллегой и голубоглазым гостем. И она сделала свой выбор:
          – Вы гораздо конкретней друга, Ждан! Завтра в восемь у ресторана «Колибри».
          – Идёт! – довольно осклабился белокурый атлет. – И смотрите не опаздывайте!
          – Ты меня просто спас! – искренне обрадовался Радан, когда Рукса скрылась в учительской. – Эта агрессивная соблазнительница давно мне проходу не даёт…
          – Так в чём дело, дорогой? Или я не настоящий друг? – Ждан демонстративно расправил плечи. – Если у тебя есть ещё такие же длинноногие и симпатичные проблемы – я всегда готов принять их на свою широкую грудь!
          Посмеиваясь по поводу столь горячего альтруизма, друзья подошли к выходу и Радан придержал товарища:
          – Постой! Нам лучше не светиться вместе! – глаза Ждана затенились беспокойством. – За мной следят. Потому не будем афишировать нашу дружбу. И сегодня сделаем так: ты сам позвонишь Азусу, а меня будешь ждать на перекрёстке между улицами Садовой и Бранной. Я подъеду на такси и там пересяду в твою «антилопу».
          – Всё так серьёзно, друг? – Радан виновато развёл руками. – Ладно. Будь по-твоему. И где и во сколько у нас состоится конспиративная встреча? Я же должен сказать это Азусу!
          – В семь вечера. Поедем в кафе-бар «Поплавок».
         
         
          «Поплавок» светился круглыми окнами и фонарём на башенке, имитирующей маяк. Небольшой зал был полон, но Азус позаботился об отдельном кабинете. Сам он сиял улыбкой гостеприимного хозяина и, видимо, уже провёл дегустацию напитков.
          Парни уселись за столик и затеяли малосодержательный разговор о мелочах, какой всегда предшествует более тесному общению. Таковое завязалось довольно скоро и общей темой было их детство в приюте. Памятуя недавний опыт, полученный им в кабачке, Радан почти не пил, выжидая удобный момент для обсуждения своих проблем и участия в них товарищей. Ждан тоже не увлекался горячительным, поскольку был за рулём.
          Как ни странно, тема безопасности жизни учителя и его семьи пошла легко и на разработку схем защиты ушло меньше часа. Радан опасался откровенничать в присутствии Азуса и втроём они обмусолили лишь вопросы охраны Дары и соседки, да ещё то, как они будут трубить общий сбор в экстренных случаях.
          Ещё через час Ждану пришлось транспортировать изрядно расслабившегося и ни в чём не сдерживающего себя Азуса к месту его жительства и Радан, которому надо было кое-что обговорить с другом, отправился к реке – скоротать полчасика. На набережной Росы пьяно гудели два парня и девица и жаждущий одиночества Радан поднялся на мост.
          Было девять часов вечера, Роса искрилась лунными бликами и утонувшими в ней звёздами, лёгкий ветерок приятно сушил повлажневшую после душного помещения кожу и на душе было спокойно. Радан смирился со своим избранничеством и был готов принять всё, что его ожидало. Единственным, что заботило его, было то, что назрела необходимость хоть частично открыться Даре, дабы какая-нибудь нелепая неожиданность не застала её врасплох. Обдумывая, как и когда это сделать, Радан внимательно смотрел в воду, словно там таилась нужная ему подсказка.
          Внезапно он почувствовал, что уже не один на мосту, и, почему-то заволновавшись, осмотрелся. На противоположной стороне неподалёку от него нарисовался силуэт человека. Радан пригляделся: кажется, девушка… Она стояла вытянувшись в струну и подняв руки, словно собиралась взлететь. Тоненькая, трепещущая… Наверное совсем юная… Что-то в напряжённой позе девушки встревожило Радана и он сделал шаг в её сторону. И вдруг она перегнулась через перила и полетела в воду!
          Реакция Радана была мгновенной: не раздумывая ни секунды, он прыгнул вослед. Девушка стремительно погружалась в воду и он стал интенсивно отталкиваться ногами. Река в этом месте была глубокой и надо было поспеть подхватить тело, пока хватало воздуха в лёгких. Это ему удалось и, обняв утопленницу за талию, Радан стремительно всплыл наверх, удивляясь тому, что умудряется одновременно грести со своей ношей к берегу, слушать пьяные крики зрителей и искать глазами удобное место для «швартовки». И даже заметить сбегающего вниз по лестнице набережной Ждана. Вот к нему-то он и направится…
          – Не надо, отойди подальше, – повелел Радан засуетившемуся другу, – пусть хоть один из нас останется сухим. Я сам управлюсь, а ты лучше посмотри во что её завернуть.
          Он положил девушку на мокрый бетон и пружиня выскочил из воды. И сразу начал прессовать утопленнице грудь и делать искусственное дыхание. Пьяная троица тут же принялась комментировать его движения и предлагать недопитую бутылку с огневухой.
          Через несколько минут девушка закашлялась и, выплюнув воду, широко распахнула глаза. Она же совсем ещё девчонка! Трио зрителей издало победный вопль.
          – Дурёха, – сказал Радан и, подхватив самоубийцу на руки, побежал к машине.
          У открытой дверцы «антилопы» топтался Ждан со снятыми шерстяными чехлами и ловко накинул один на девушку, другой на плечи друга. Радан заботливо подоткнул покрова и сел на заднее сиденье. Один из свидетелей его геройства сунул Ждану бутылку со спиртным и тот, усевшись за руль, положил её рядом: пригодится для растирки.
          – Куда поедем? – спросил он и Радан мгновенно сориентировался: – Гони в приют!
         
         
          Приют «Дети Росы» был погружён в сонный полусумрак привратного фонаря и окон флигеля, где жила директриса.
          – Нам повезло, – сказал Ждан, – судя по всему, матушка Лина дома и ещё не спит.
          – Пойди, проверь, – посоветовал Радан, – да и ворота надо открыть. Если что не так,  поедем ко мне. Придётся побеспокоить Марию, потому что у нас с Дарой всего одна комната… И одна постель.
          Девушка у него на руках забеспокоилась и он прижал её к себе покрепче:
          – Что, дурёха, боишься? – он понаблюдал, как его друг перелез через загородку, и склонился над белеющим в сумраке испуганным лицом со светящимися глазами: – Не надо нас бояться, мы хорошие и добрые дяденьки. Потерпи немножко, бедолага, скоро согреешься… И чем же тебе, такой юной и красивой, свет стал не мил?
          Радан вздохнул и девушка, отвернувшись, спрятала лицо у него на груди. Несколько минут он провёл в ожидании, машинально баюкая свою подопечную, и, наконец, Ждан распахнул ворота. В открытых дверях флигеля их ждала директриса.
          – Радичка, мальчик мой, ты же весь мокрый! – ахнула она, пропуская его в комнату. – Давай, неси девчонку в мою спальню, быстренько сними с себя всё и укутайся в плед! – привычно распоряжалась она, семеня следом. – Плед в кресле… Нет, нет, клади её на пол! На коврик. Я сейчас её раздену и высушу…
          Пока директриса возилась с девушкой, Радан в точности исполнил её указание и пристроился на стуле у горящего камина.
          Ждан, тем временем, вышел во двор отжать его мокрую одежду. Вернулся он позже, чем ожидалось, и с пакетом в руке:
          – Чуть было совсем не забыл! Я же привёз тебе подарок из Мерники! И исключительно кстати: как в воду глядел… – он засмеялся и протянул другу пакет: – Я-то глядел, а ты в неё прыгал... разворачивай, там охотничий костюм. Так что мокрым домой я тебя не повезу.
          Из спальни послышался зов директрисы:
          – Ждан, сынок! Иди, поможешь мне уложить девчонку в постель!
          Радан развернул подарок друга: ну и диковинка!
          Костюм был сшит из плотного сукна и весь облицован кусками кожи. На брюках типа галифе, кожа, как ботфорты, покрывала штанины на две третьих, а также полосой сбегала по пояснице от пояса до середины гульфика. На груди и спине свободной куртки чешуёй поблескивали кожаные латы, а локти на рукавах были защищены крупными заплатами…
          Порадовавшись своевременности такого подарка и тому, что весь костюм был на мягкой комфортной подкладке, Радан натянул штаны и в этот момент из спальни с блаженной улыбкой вышел Ждан:
          – Ну, братец… Какую рыбку ты сегодня поймал в Росе… Золотую! Юная, трепетная! Когда я держал её в руках, мне так хотелось укутать её собой… всю… Малышка моя…
          – Эй, друг, очнись! – воскликнул Радан, изумлённый не виданным ранее выражением умильности на лице прагматичного спортсмена. – Не хочешь ли ты сказать, что влюбился?
          И Ждан очнулся:
          – А что? Одному тебе можно нянчиться с малолетками? – брови друга взлетели вверх и он возбуждённо засмеялся: – Не бойся, Радан! Я не собираюсь совращать твою золотую рыбку! У меня, знаешь ли, душа сама по себе, а тело… Просто душа просит праздника…
          Высказаться насчёт раздельной жизни души и тела Радану помешало появление директрисы.
          – Уснула. Я растёрла её и напоила успокоительными каплями… – удовлетворённо констатировала она. – Всё молчком и молчком, бедняжка. Так и не сказала, как её зовут.
          – Завтра скажет, матушка, – заметил Радан, – отогреется и во всём признается.
          Лина хотела что-то возразить, но застыла с открытым ртом, уставившись на питомца.
          – Ба! – ожила она через минуту. – Какой ты красивый в этом костюме! Откуда?
          – Это я ему подарил! – горделиво вклинился Ждан, немного ревнуя матушку Лину к другу. – Привёз из Мерники.
          – Ты был в заграницах? – машинально спросила директриса, не особо интересуясь ответом. – Давайте-ка, мальчики, к столу! Погреетесь и расскажете о своём житье-бытье. Я вас сто лет не видела и без чая не выпущу!
          Они сели за стол и матушка Лина учинила парням пристрастный допрос. Она искренне обрадовалась предстоящему пополнению в семье Радана и спортивным успехам Ждана, трогательно вспомнила их трудное детство и ласковую Дарёнку, посетовала, что кое-кто слишком просто смотрит на жизнь и никак не женится и попеняла обоим, что они редко появляются в приюте и что их совсем не волнует, как сильно она скучает по всем оперившимся воспитанникам…
          Минут через сорок парни вырвались из объятий словоохотливой матушки сотен неблагодарных беспризорников и поспешили за ворота. Луна и тусклый свет фонаря призывно освещали их «антилопу», ожидающую своих всадников.
          – Какая жалость! – сказал Ждан, садясь в машину, – Завтра у меня свидание с твоей коллегой! А то бы я понянчился с «золотой рыбкой», поучил бы её жизнелюбию.
          – Так не ходи к Руксе, – усмехнулся Радан.
          – Ну, что ты! Я никогда не обманываю женщин! – и Ждан засмеялся: – Я всегда предупреждаю их при знакомстве: «Дорогая, я тут ненадолго, я проездом…»
          Весёлый хохот друзей унёс майский ветер.
         
         
          Ветер вздыбил занавеску и  Радан встал, чтобы закрыть окно: всё-таки сегодня он здорово продрог, надо бы поберечься! Жена беспокойно заворочалась и он поспешил в её объятья. Дара моментально прилепилась к нему и задышала ровнее. И в эту минуту к нему пришло нужное решение проблемы её «посвящения» в избранницы: он сделает это через соседку! Да, да, да! После знакомства с Осипом Мария уже готова к необычному знанию и сумеет потихоньку просветить Дару.
          Вернув себе душевное равновесие, Радан погрузился в расслабленное полубессознательное состояние и к нему явился Блажной.
          – Всё так, сынок, – сказал он. – Ты всё делаешь правильно. И девушку ты спас по уму и сердцу. Она станет важным звеном в твоей судьбе, ведь я говорил тебе, что не бывает случайных встреч. Каждое событие прядёт нить, которая укажет тебе твой Путь. Много тугих узелков будет на ней, много потрясений и откровений. И потому ты должен быть сильным, должен уметь побеждать в незримой борьбе с самим собой, совладать со своими страхами и сомнениями…
          – Я готов, Осип. Я ко всему готов, но только не к тому, чтобы причинить боль Даре…
          – Дара часть твоей души, Радан, а душа должна страдать и трудиться, чтобы быть чистой и светлой.
          – Нет! Я так не хочу! Пусть все страдания достанутся моей части, моей душе!
          – Не тебе это решать, Радан! – построжал Блажной. – Твой Путь неисповедим и ты должен безропотно принять его! И ничего не бояться. Ничего, что начнётся завтра.
          – Завтра? А что будет завтра? – затосковал Радан, но Блажной уже покинул его.
          – Куда же вы, Осип?! Ведь я не успел рассказать, что пробился в свой детский сон! Не успел поведать вам про маму и адепта…
          Слёзы бессилия и обречённости поползли по щекам Радана, и он плакал, пока не забылся сном.
         
                Часть 2. СТРАСТНАЯ БАШНЯ
         
          Глава 1
         
          Душа томилась тревожным предчувствием.
          Радан стоял посреди широкой дороги и озирался: слева непролазные дебри, справа отвесные скалы, а впереди – зловещая чёрная башня. Она была как будто перевёрнута и слоилась нависающими друг на друга круглыми ярусами. В нижнем ярусе на всю ширину его зияли разверстые врата, идти к которым не было ни малейшего желания.
          – Это Страстная Башня. Надо идти, Радан! – послышался знакомый голос и кто-то, должно быть Блажной, взял его за руку и потянул вперёд.
          Дорога казалась бесконечной и неотвратимой, но вот они всё же достигли входа.
          – Дальше ты должен идти сам, – строго и монотонно заявил Поводырь и с силой втолкнул его в чёрную дыру.
          Ворота захлопнулись с металлическим лязгом, вызывая зубовный скрежет и досаду. Радана объял мрак и послышались смех, чмоканье и сладострастные стоны. И там, откуда шёл звук призывно высветилась винтовая лестница без перил. Она вела в следующий ярус и острые ступени её кричали о неизбежности пути наверх. И Радан пошёл на тусклый свет.
          Его встретила полуобнажённая длинноногая блондинка с пышными формами:
          – О, какой красавчик в нам пришёл! Крепкий и синеглазый, как херувим! – она погладила его по щеке и повела рукой: – Смотри сколько у нас гнёзд райского наслаждения!
          По всему периметру яруса светились тесно примыкающие друг к другу двери, от которых шли манящие флюиды тепла и воркующих звуков. Радан почувствовал, что наливается волнительным томлением и ожиданием удовольствия. Девица прижалась к нему едва прикрытой грудью и, положив ухоженные ладони на щёки гостя, повернула к себе его лицо. Глаза у неё были бездонные, как омуты, а волосы пахли …Норой. Она потёрлась об него животом и облизала пухлые губы:
          – Хочешь меня? – Радан торопливо закачал головой и она, повернувшись к нему спиной, задрала и без того короткую юбчонку, под которой, естественно, ничего не было:
          – А так?
          С трудом оторвавшись от созерцания женских прелестей, Радан зло шлёпнул её по упругой ягодице:
          – И так не хочу! Никак не хочу.
          Блондинка шустро развернулась и шаловливо повела перед его носом пальчиком:
          – У, ты какой привереда! Но я не обидчивая: не хочешь меня – выбирай любую!
          Она хлопнула в ладоши и все двери сделались прозрачными… Радан со спёртым дыханием смотрел на открывшиеся перед ним откровенные сцены мыслимых и немыслимых оргий и, не отдавая себе отчета, завертелся, чтобы объять жадным взором всю круговую панораму. Тем временем девица прильнула к нему, как партнёрша в вальсе, и, расстегнув на нём брюки, добралась до предмета своего вожделения. Она ласкала его, обволакивая запахами Норы, пока Радан не начал задыхаться от страсти, и, наконец, многообещающе раскрыв рот, стала медленно опускаться на колени…
          «Радичка…» – сквозь шум в ушах донеслось до Радана – и он пришёл в себя. Схватив блондинку за волосы, он с силой отшвырнул её и та, отлетев в сторону, распласталась у подножия лестницы, ведущей на второй ярус. Вниз хода не было. Радан переступил через бесстыже разбросанные ноги девицы и пошёл вверх по ступенькам, на ходу застёгивая брюки и рубашку. Люк наверх приоткрылся и в щель просочился свет…
         
         
          Свет просочился через разлепленные ресницы и Радан услышал голос Дары:
          – Радичка, что с тобой? Тебе опять приснился кошмар? Ты так стонал… – Радан молча погладил жену и задышал полной грудью. Дара легла на него упругим животом и недоумённо пожаловалась: – Ты скрипел зубами… и сделал мне больно… Я так испугалась…
          Радан поцеловал её во вздёрнутый носик:
          – Прости, зяблик, я не хотел. Это всё из-за кошмаров… – она вздохнула и он предложил: – Может будет лучше, если я стану спать отдельно? На раскладушке…
          – Нет! – мгновенно среагировала Дара и, посмотрев в его глаза, хитро улыбнулась: – Понимаешь, Радичка, одному тебе нельзя. Без меня тебе будет ещё страшнее от кошмаров. – Радан порывисто прижал жену к себе и почувствовал, как толкнулся их ребёнок. – Слышишь? – прошептала Дара. – Ей тоже не нравится твоя идея. Она не хочет спать без папочки. Без тебя мы обе озябнем…
          – Как? И она тоже зяблик? – засмеялся Радан, поглаживая поясницу жены.
          – Да, любимый. Скоро у тебя будет два зяблика. А у меня – конкурентка…
          – Ах, ты чудо моё! – умилился обладатель коллекции зябликов. – Давай подниматься, жена, а то я опоздаю на работу.
         
         
          На работу он не опаздывал. Честно говоря, у него было два часа свободного времени и он надеялся, что этого хватит, чтобы объясниться с Марией.
          Соседка встретила его обеспокоенным взглядом:
          – Что-нибудь случилось? Сегодня, вроде бы, я должна заняться Дарой после полудня.
          – Да, это так. Но мне необходимо поговорить с вами, Мария. Это чрезвычайно важно.
          Они вошли в гостиную и Радан понял, что не знает с чего начать разговор. Он рассеянно осматривался, а соседка терпеливо ждала. Наконец, он задал первый вопрос – как мост к общению:
          – Вы стали занавешивать телевизор? Зачем?
          – И не просто занавешивать. Я выключаю его из сети. Осип посоветовал. Он сказал, что в телевизорах вмонтированы подглядывающие и подслушивающие приборы и есть такие умники, которые за нами следят.
          Первый блин получился удачным и Радан исподволь начал подбираться к главному:
          – А Осип не говорил вам, что мы все избранники?
          – Как это? – удивилась Мария и в глазах её было больше любопытства, чем тревоги.
          И Радан включился на все обороты. Говорил он связно, соседка слушала спокойно и вдумчиво – и на всю просветительскую часть ушло не более получаса.
          – Так вот, Мария, – подытожил беседу Радан, – я очень надеюсь на вашу помощь. Вы чуткая, мудрая и просвещённая женщина и мне думается, что будет лучше, если вы подготовите Дару к тому, что я могу отлучаться, что ей надо быть осторожней и внимательней и смириться с тем, что я принадлежу уже не только ей. Я об этом говорить не могу, чувствую себя виноватым и теряюсь…
          – Я всё сделаю, Радан, – легко согласилась Мария. – Если что, приглашу Осипа.
          – Вы с ним контачите? – поинтересовался Радан.
          – Ну, да, – застеснялась соседка и открылась: – У нас с ним взаимная симпатия…
          – Я за вас рад, Мария, – искренне сказал Радан. – Вы оба замечательные люди.
         
         
          Люди на улице никуда не спешили, не торопился в гимназию и Радан. В результате продуктивного общения с Марией у него образовался свободный час до начала уроков и он решил немного пройтись – и это несмотря на строгое предупреждение Блажного одному по городу не разгуливать! Но хотелось размяться. К тому же цвёл месяц май, тёплый ветерок шевелил волосы и, соответственно, мысли, а подумать Радану было о чём.
          Во-первых, непонятное поведение Блажного, который, похоже, устранился от опеки над ним, намекнув на новый, самостоятельный, этап его пути. Во-вторых, чёткое осознание того, что ему придётся пройти эту Страстную Башню до самого верха и ничего, кроме новых потрясений, это ему не сулит. Ну и в третьих – его неизбывная тоска, по тому, что забыто: по раннему детству и утраченной семье. Кроме того, смутной тревогой проскакивали мысли о спасённой им девушке. Сегодня он должен обязательно навестить её, чтобы удостовериться, что и это происшествие неслучайно…
          По асфальту шаркнули шины и Радан остановился: такси? Из окна машины высунулась голова в форменной фуражке:
          – Такси не желаете?
          Ну что ж, можно и в такси… Радан открыл заднюю дверцу с тонированным стеклом и, не глядя, подсел к пассажиру:
          – В муниципальную гимназию на Радужной, будьте добры!
          – Здравствуй, милый…
          Радан дёрнулся, чтобы выйти, но машина уже рванула с места. Он вдохнул знакомый запах и обречённо откинулся на спинку кресла: оказывается страстная башня не осталась во сне – ему надо пройти новый круг испытаний женщиной!
          Нора обняла ладонью руку Радана. Он не шелохнулся.
          – Поговори со мной, – тихо попросила она, – просто поговори!
          – О чём?
          – О чём угодно! – горячо зашептала она. – О погоде, о твоих учениках, о детстве в приюте! В конце концов, расскажи какой-нибудь старый анекдот! Я всего лишь хочу слушать твой голос и дышать тобой! Радан! Ну, пожалуйста…
          – Хорошо, – после минутного раздумья согласился Радан, – я поговорю с тобой. О нашей, якобы, случайной встрече в подземке. Ты ведь неспроста там оказалась? И тот голорг, которого сломал мальчишка, был при тебе?
          Рука Норы дрогнула.
          – Это был сын… – сдавленно сказала она, – мой сын Рон… – и затаила дыхание.
          – Я не об том! Отвечай на заданный вопрос! Ну!
          – Не могу… Умоляю, не спрашивай об этом!
          Радан тронул плечо водителя:
          – Остановите такси! Я хочу выйти! – и полез в карман за деньгами.
          Нора нервно вцепилась в его руку:
          – Нет! Не оставляй меня! Я всё расскажу! – Радан соизволил повернуться к ней лицом и она зачастила: – Меня заставили, я не хотела! Потому что чувствовала, что это не к добру! Я жила в столице, меня сорвали, привезли сюда и пристроили к олигарху, а потом велели соблазнить тебя! Радан! Они сказали, что если я не соглашусь, они отнимут у меня сына!
          – Кто они?
          – Не спрашивай! Это страшные люди! Они велели мне сесть на предыдущей станции и приставили голорга для охраны… А тебя вёл какой-то гипнотизёр… Прямо в мой вагон…
          Радан не верил ни одному слову Норы, но допрос продолжил:
          – Тогда почему ты сбежала?
          – Я испугалась, растерялась! Голорг рассыпался. А я, как увидела тебя, обо всём забыла! Радан, милый! Я не могу предать тебя! Не могу… Сперва я хотела отомстить тебе за то, что ты меня выгнал из-за какой-то беспризорницы, а потом не смогла…
          – Ну вот ты и показала своё истинное лицо, – скептически усмехнулся Радан, – а то заливала мне, что ничего не забыла, что жить без меня не можешь…
          – Но это так, Радан!
          – Оставь, Нора, не надо приукрашивать правду! Тебя купили, чтобы заарканить меня. И я догадываюсь, кто именно… – он задумался и задал последний вопрос: – А кто был тот мужчина, к которому ты бросилась, когда выскочила из вагона?
          – Какой мужчина? – искренне изумилась Нора. – Не было там никого! Клянусь тебе! Да и как там кто-то мог ждать меня, если я должна была выйти вместе с тобой?!
          – Значит, это моё больное воображение? – съязвил Радан и, не глядя на ошарашенную Нору, потянулся к водителю: – Остановите! Я уже приехал! Вон моя гимназия!
         
         
          Гимназия наплывала на него, как айсберг. Радан был в бешенстве: Нора всегда использовала его для исполнения своих планов и прихотей! А он, где-то глубоко в душе, надеялся, что она действительно его любила… Хотя, зачем ему её любовь? Да и сама она ему не нужна! Похотливая кошка, беспринципная дура, пешка в чужой игре! Прочь из моей памяти! Кончилась твоя власть надо мной, ведьма!
          Радан остановился как вкопанный: что это с ним? С чего он так разбушевался? Из-за женщины, которая ему никто? Он пригладил волосы, а заодно и затаившиеся под ними сумбурные мысли. И смог оглядеться: что-то не так в привычной картине подступов к гимназии! Что не так? Откуда эти бравые ребята? Охрана? Чья? О, господин Гус собственной персоной! Никак по мою душу?
          Олигарх спускался со ступеней и сиял такой широкой улыбкой, что у Радана свело скулы: неужто тот собирается броситься к нему в объятия? Но нет, пронесло! Гус остановился в полуметре от учителя и уставился на него проникновенным взглядом:
          – Здравствуйте, господин Радан!
          – И вы здравствуйте, господин Гус. Чем обязан вашему вниманию?
          – Да вот ехал мимо и решил сообщить, что мой сын заболел и не придёт на занятия. Возможно он будет в постели до конца семестра.
          – Что с Крезом? – обеспокоился Радан. – Ещё вчера он был здоров и полон жизни.
          – Ангина, господин учитель! Заурядная ангина. Вчера мой беспечный сынок перепробовал все сорта мороженного в какой-то забегаловке. Боюсь и его подружка тоже заболела. Я видел её на фото в сотовом Креза… – по лицу Гуса скользнула брезгливая гримаса. – Красивая девочка, ничего не скажешь…
          – Но не вашего круга, – понятливо улыбаясь, добавил Радан.
          – Вы правы. Сия Даша не наша, не с того поля ягодка. И я надеюсь, это увлечение Креза пройдёт вместе с ангиной.
          – Не волнуйтесь, господин Гус, этой девочке ваш Крез не нужен. Ей нравится совсем другой мальчик. – Радан с удовольствием отметил, что известие о том, что какой-то девчонке не по нраву его отпрыск, озадачило олигарха, и вознамерился уйти. – Если это всё, то мне пора откланяться, господин Гус, дела…
          – Нет не всё! – с некоторой досадой остановил его Гус и протянул голубой конверт из дорогой бумаги. – Возьмите вот это. Это приглашение на раут. Мой сынок из-за суеты с девчонками забыл вам его отдать.
          Радан взял конверт и, не глядя, сунул тот в карман:
          – Боюсь, я не смогу принять ваше приглашение, господин Гус, поскольку…
          – Никаких отговорок, Радан! – железным тоном перебил его олигарх, пренебрегая этикетом. – Завтра в три вас будет ждать мой водитель. Здесь, у гимназии. Будьте готовы! – и, не простившись, гордо понёс свой сытый живот к чёрному лимузину с услужливо открытой дверцей.
          «Однако крепко вы за меня взялись, дражайший, – подумал Радан, наблюдая дефиле банкира, – слишком быстро скачете, Гус, того и гляди, споткнётесь!»
          В этот момент Гус споткнулся о бордюр и подхваченный охранником повернул к гимназии сердитое лицо. Радан ухмыльнулся и опешил от шальной догадки: я и это могу!!!
          Желание проверить этот феномен было столь велико, что он не стал с ним бороться. И провидение подкинуло ему такую возможность: с агрессивно обольстительной улыбкой к нему спешила Рукса. Радан велел ей споткнуться – и ему пришлось принять коллегу в свои объятия, потому что та послушно споткнулась и, как говорится, на ровном месте.
          Впрочем девушке сей казус пришёлся по нраву и она радостно защебетала:
          – Надо же, чуть не упала! Если бы не вы… – она явно собиралась прижаться к Радану высокой грудью и тот поспешил отстраниться.
          – Вы не забыли, что сегодня у вас встреча с моим другом, коллега? – поинтересовался он, намереваясь охладить её пыл прозрачным намёком.
          – О, нет, как можно! – жизнерадостно воскликнула Рукса, беря его под руку и подталкивая его к двери. – Ждан такой душка! Уверена, что мы прекрасно проведём время. Хотя я бы предпочла вас… Даже «в другой раз». Я не теряю надежды…
          Радан растерялся от напористости соблазнительной коллеги и из неловкой ситуации его спас стоящий у своего кабинета директор:
          – Учитель Радан! Зайдите ко мне, пожалуйста!
          Это был, пожалуй, первый случай, когда он с удовольствием зашёл в апартаменты Доди. Тот со строгим лицом открыл рот, готовясь к, наверняка, неприятному заявлению, и Радан безотчётно послал ему мысль: «Забудь!».
          Директор закрыл рот и принялся скрести проплешины на висках:
          – Что это со мной? Начисто забыл о чём хотел сказать вам… – учитель «учтиво» смолчал и он махнул рукой: – Идите. Вспомню – приглашу вас вновь.
          «Сегодня ты ничего не вспомнишь! – мысленно разошёлся Радан. – Потому что я этого не хочу! На сегодня мне достаточно преткновений!».
          Зазвенел звонок и Радан пошёл в класс: ему предстояли занятия в третьей и пятой ступенях. И хорошо. Почему-то вовсе не хочется предстать пред светлые очи одного чересчур сообразительного мальчика… Пусть себе катается на роликах, а не контролирует учителя. А ему есть чем заняться до конца дня. Прежде всего, надо сходить в приют и проверить: как там его утопленница?
         
         
          «Утопленница» встретила его насторожённым взглядом небесно-голубых глаз. Она сидела за столом, сервированном к чаю, и была одета в простенькое приютское серое платьице с белым кружевным воротничком, отчего её высокая шея выглядела по-детски трогательной. Вчера ещё напоминающие мокрые сосульки тёмные волосы пышной копной падали на худенькие плечи под которыми холмилась вполне оформившаяся грудь.
          «Ей, должно быть, лет шестнадцать» – подумал Радан, следуя за матушкой Линой.
          – Садись к столу, Радичка! Ты как раз к чаю, сейчас подам твои любимые рогалики с мёдом и с орехами… – засуетилась директриса и метнулась к комоду за чашкой.
          – Как тут у вас наша золотая рыбка, матушка? – спросил у неё Радан, с любопытством наблюдая за девушкой. Та усмехнулась уголками губ и опустила длинные чёрные ресницы.
          – Вы, прямо, как сговорились со Жданом, – проворчала директриса, подавая ему чашку и кладя на стол блюдо с рогаликами, – тот тоже «рыбка», да «рыбка». Кира её зовут!
          – Кира? – переспросил Радан. – Красивое имя! Обозначает энергия солнца. Или божественная энергия… – Девушка смолчала и он обратился к Лине: – Стало быть, Ждан уже побывал здесь?
          – А то как же! Прискакал с утра пораньше, – довольно сообщила директриса. – Полчаса покрутился и умчался к своим юниорам. Да ты ешь, ешь… – и она повернулась к подопечной: – Что ж ты молчишь, Кира? Это же твой спаситель! Хоть поблагодари его!
          – Спасибо… – чуть слышно проронила спасённая. – Но лучше бы вы этого не делали… Мне этого не нужно… Жить бессмысленно и… стыдно…
          – Ты напрасно так говоришь, Кира! Что бы тебя не мучило, что бы не толкнуло на отчаянный шаг – всё позади! Если это горе или беда – ты их утопила в Росе, если грехи – ты их искупила через смерть… – девушка удивлённо вскинула тонкие брови и Радан загорячился: – Да, да!  Ты будто умерла и родилась вновь: обновлённая и крещённая Росой – нашей священной рекой. И теперь ты должна жить, Кира. Для себя, для людей, для животворящего будущего! Жизнь слишком прекрасна, чтобы расставаться с ней к шестнадцать лет!
          – Мне скоро исполнится семнадцать! – неожиданно твёрдо возразила Кира. – В сентябре.
          Рука Радана с рогаликом застыла в воздухе и он сдавленно переспросил:
          – В сентябре? Семнадцать?
          Директриса моментально догадалась о причине подавленности своего любимца и пояснила немного удивлённой девушке:
          – В сентябре будет семнадцать лет, как погибли родители Радана.
          – И мои тоже… – тихо добавила Кира и до конца чаепития сосредоточенно молчала.
          «Странное совпадение, – подумал Радан, садясь в такси. – И девушка странная… – в памяти нарисовались её широко распахнутые глаза и печальная улыбка. – И чем-то она похожа на Дару… И ростом, и фигурой, и беззащитностью… – он вздохнул: – День сегодня какой-то… недоумённый! Испытания, Нора, Гус… Мои новые фокусы… И Кира…».
          И уже у самого дома Радан хлопнул себя по лбу: растяпа! Ведь на сегодня он кое о чём договаривался с Тео!
         
         
          Тео он увидел на подходе к дому. Тот подпирал его подъезд и рассеянно наблюдал за двумя гуглами, обосновавшимися на лавочке у дома напротив.
          «Во как! – не особо удивился Радан, заметив соглядатаев. – Значит заурядных филеров к господину учителю вы уже рискуете приставлять? А нам-то что? Нам и эти по плечу!». И сосредоточив своё внимание на гуглах, Радан внушил тем, что они умирают от жажды и что, если немедленно не напиться пива, – можно помереть, не сходя с места!
          Через полминуты Гуглы снялись и скрылись за углом. Радан подошёл к мальчику:
          – Прости, Тео, я чуть не забыл, что мы собирались к тебе в гости. Ты давно ждёшь?
          – Не очень, – ответил его необычный ученик. – Это вы их спровадили?
          Радан засмеялся:
          – Да. Я крепко посочувствовал им и подсказал, куда надо идти, если пересохло в горле.
          Тео посмотрел на него с обожанием:
          – Я знал, что вы и это умеете! Теперь они раньше, чем через час, не вернутся. Идём?
          И он повёл Радана в соседний двор.
          Взрослых дома не было и Тео без помех продемонстрировал учителю три уютных комнаты, обустроенный светлый подвал, виды из всех окон, в том числе из выходящего на объездную дорогу. И на закуску он провёл Радана со своего двора прямо к окну Марии, под которым стояла удобная лавочка… Не обговаривая деталей возможной эвакуации, они понятливо переглянулись и распрощались.
          После столь продуктивного и многообещающего осмотра достопримечательностей дворов, настроение заметно поднялось, чем Радан и порадовал повисшую на его шее жену.
          Дара похвалилась мужу новым шедевром, выполненным купленными им красками, и с торжествующим видом выложила на стол рулет «Азбука предков». Любуясь румянцем жены, Радан размеренно смаковал чай с «маминым» лакомством и думал о том, что в целом день удался и что никакие другие женщины, кроме Дары ему не нужны…
          Вечером, наблюдая как жена переодевается ко сну, загадочно косясь на него и не спеша прятать в сорочку обнажённое тело, Радан мысленно согласился с тем, что он воистину Избранник.
          – Иди ко мне, зяблик, – взволнованно позвал он жену.
          Дара шустро уселась к нему на колени и, положив ладони на плечи супруга, призывно посмотрела в его синие глаза. Радан медленно развязал тесёмки её сорочки и нежно прильнул к беззащитно обнажившимся розовым соскам. Дара затрепетала и, обвив руками его шею, коснулась дыханием и мягкими губами мужнина уха:
          – Радичка… Я давно хочу признаться, но стесняюсь… Ты всегда так осторожен, будто боишься меня сломать. А мне хочется, чтобы ты обнимал меня крепко, до хруста. Чтобы я задыхалась… и кричала. Я так люблю твоё тело… оно такое сильное, упругое… и в твоих руках я тоже становлюсь сильной и упругой… и неутомимой, и хочу раствориться в тебе: вся, вся. Не жалей меня, любимый, обнимай покрепче: изо всех сил! Не сдерживайся. Делай со мной всё, что хочешь, абсолютно всё!
          Радан нырнул носом в её свежевымытые волосы:
          – Обещаю, радость моя, так и будет. Но только после того, как родится наша девочка. А сейчас я всё-таки буду осторожен.
          – Скорей бы уж она родилась! – с досадой выдохнула Дара и Радан счастливо рассмеялся.
         
          Глава 2
         
          Он снова стоял на дороге. Но в этот раз Радан был спокоен и готов принять испытания. И никто не подталкивал его вперед: Страстная Башня сама поплыла на него, надвигаясь чёрной массой перевёрнутых ярусов, пока не поглотила его своим чревом. Он глубоко вдохнул мрак и выдохнул на той же ступеньке, на которой прервалось прошлое погружение: внизу у подножия винтовой лестницы постанывала порочная блондинка, а сверху зияла освещённая щель. Радан надавил на крышку люка плечом, и его вытолкнуло наверх.
          Зал, куда он попал, был огромен. Хрустальные блики люстр и бокалов с непривычки слепили, а люди казались яркими пятнами. Сияние, говор и музыка вызывали ощущение праздника, но необъяснимая тревога была сильней. Через пару минут глаза и уши его притерпелись, изображение зафиксировалось, а звуки стали различимы.
          Радан с удивлением обнаружил, что на нём нарядный белый костюм, галстук-бабочка и лаковые штиблеты, и будто сидит он за игорным столом вместе с двумя нарядными мужчинами и пожилой дамой в мехах. Перед ним куча фишек и кто-то за его спиной возбуждённо шепчет: «Он всё время ставит на зеро и выигрывает!». «Везунчик…» – завистливо роняет собеседник невидимого комментатора. В состоянии эйфории и из чувства протеста Радан делает ставку на 12 – и удваивает выигрыш. «Достаточно, игра закончена! – объявляет крупье и его лицо искажается отвратительной гримасой. – Эй, кто там! Поменяйте господину жетоны на деньги!». Радан поднялся и, щёлкнув пальцами, подозвал трёх услужливых банкиров: «Деньги на депозит, чек мне!»
          Проигравшаяся дама упала в обморок, он брезгливо переступил через неё и прошествовал на танцевальную половину зала. Обоих смертельно побледневших мужчин тут же подхватили накачанные администраторы и повели прочь. «Он сорвал банк!», «Он миллионер!», «О, как он красив!» – неслось ему вслед, и Радан чувствовал себя всемогущим хозяином всей этой роскоши и разодетой публики. Он пристроился у колонны, скрестил руки и принялся равнодушно разглядывать танцующих. Те тоже взирали на него: респектабельные мужчины завистливо, с ненавистью и с любопытством, женщины в драгоценностях и с голыми спинами – вожделенно и многообещающе.
          Внезапно Радана обеспокоил чей-то взгляд и, вскинув голову, он обнаружил хозяина леденящего взора. Тот стоял у противоположной колонны и был безобразен. Одет он был в чёрный балахон, перекошенное лицо его, надвое разделённое багровым шрамом, осеняла дьявольская улыбка, обещающая позор и муку. «Адепт!! Тот самый!» – полоснула мысль и Радан, положив руку на грудь, зачем-то проверил наличие в кармане невесть когда спрятанного туда чека. Мужчина кому-то кивнул и снова уставился на «везунчика». Из толпы танцующих вышла женщина в более чем откровенном наряде и направилась к Радану. В руках у неё был поднос с кубком, полным тягучей смердящей жидкости.
          «Выпей, Радан!» – голосом, наводящим ужас, через весь зал велел мужчина в чёрном и Радан покорно потянулся к бокалу. Глаза у женщины начали зеленеть, пока не сделались откровенно кошачьими и она усиленно замотала головой, предупреждая, чтобы Радан не вздумал пить эту отраву, но тот уже поднёс кубок ко рту. Женщина выхватила его из рук Радана и выплеснула напиток на мужчину со шрамом.
          Толпа негодующе взвыла и, подмяв под себя бунтовщицу, накинулась на Радана, царапая его лицо и в клочья разрывая одежду, а он, закаменев, не имел ни сил, ни желания защищаться…
          И вот уже он, с рвущимся на куски сердцем, стоит абсолютно голый и недвижимый посреди сияющего зала, а люди хохочут и тычут в него пальцами. Растерзанная женщина-кошка подползает к нему и, обхватив его ноги, жалобно вскрикивает: «Радичка!»…
         
         
          – Радичка, очнись!
          Жена трясла его за плечи и в глазах её плескался страх. Радан резко сел и обнаружил, что он голый.
          – Ты зачем раздела меня догола! – еле сдерживая ярость, прохрипел он.
          Дара беспомощно опустила руки и чуть слышно возразила:
          – Я не раздевала тебя… Ты сам… Вчера…
          Мгновенно налившись стыдом, Радан обхватил руками голову и выдавил из себя:
          – Прости… Я нагрубил тебе…
          Она протянула руку, чтобы приласкать его, но тут же боязливо отдёрнула её.
          – Ничего, Радичка. Я не сержусь. Если тебе от этого становится легче, можешь кричать на меня. Я потерплю. Лишь бы тебе было хорошо…
          Он поднял на неё глаза и заскрипел зубами от бессилия. Жена удивлённо смотрела в пол, словно на нём было размазано счастье вчерашнего вечера, и неожиданно для себя Радан рассердился на неё: нельзя же быть такой безропотной! Хоть бы обиделась, расплакалась что ли! Тогда бы у него было право обнять её, прижать к себе и пожалеть или выкричать весь страх и обнажить мятущуюся душу… 
          Наверное Дара всё же ждала от него ласки, потому что несколько минут, сдерживая дыхание, сидела рядом, потом тяжело поднялась и заговорила отрывисто и монотонно:
          – Я отнесла в душ чистое полотенце. И бельё. А на стуле новый костюм. И нарядная рубашка. Ты сказал вчера, что у тебя важная встреча. Так я всё подготовила. Ты собирайся, а я пойду разогрею завтрак… – и ушла в кухню.
          Радан равнодушно взглянул на стул с оглашённой новой одеждой и чуть не взорвался: белый костюм!!!
         
         
          Белый костюм обязывал. Обязывал ко многому: к чистоте помыслов, к празднику души, к строгости поведения… И к зависти, к смятению умов, к фурору и к славе.
          Фурор и слава не замедлили материализоваться с первых же минут появления Радана в гимназии. Он был готов ко всему и потому спокойно принял повышенное внимание коллег, с вызовом глядя в их ошарашенные физиономии. Особо порадовала его Рукса.
          Её лицо живописало богатейшую палитру чувств незаслуженно отвергнутой девушки. Рукса неотвратимо выросла на пути Радана в класс и он прочёл в её глазах и восторг, и гнев на его давешний несвоевременный обморок, и обиду за нереализованный «другой раз», и отчаянную решимость бороться за него до конца, и удовольствие от пакости, которую она ему припасла.
          Последнее она не собиралась откладывать в долгий ящик и после нескольких минут оглушения торжествующе выставила перед синими глазами ненавистного гордеца веер из свежей прессы. Там, на первой странице красовались фото Радана с Норой, с синяком под глазом и с двумя гуглами, вменившими ему распространение наркотиков у подземки. Все они   мастерски уложенные в коллажи преподносились под крупными заголовками: «Чему научит детей такой учитель?», «И это наш ясирский учитель?» и тому подобными.
          Не дрогнув мускулом, Радан рассмотрел предъявленные шедевры продажной журналистики и обворожительно улыбнулся:
          – Вам нужен мой автограф, коллега? Для вас испишу все эти газетёнки хоть вдоль хоть  поперёк! И можете присылать остальных жаждущих приобщиться к моей славе! Правда, у меня, к сожалению, нету с собой ручки…
          Ручки не оказалось и у Руксы и потому Радан невозмутимо обошёл её и отправился в свой подростковый класс.
          Урок проходил в пронзительной тишине и на подъёме всех его чувств. Он слушал, словно эхо, свой вдохновенный голос и удивлялся как его силе, так и своему спокойствию. Его нервы слились в одну, звенящую горловым пением струну, послушную его воле, а уши чутко улавливали дыхание детей – и он знал, что дышат они в заданном им ритме. И только взор его был отстранён от действа, оттого что Радан не желал встречаться с чьим-либо взглядом, особенно если тот принадлежал Тео.
          И всё-таки он споткнулся об него: в самом конце урока, обратив лицо к классу по привычке. Глаза Тео были сочувствующими и по-отечески мудрыми. Радан улыбнулся ему скорбной улыбкой и вышел из класса.
          Он не знал, куда ему идти и что делать, и потому наткнувшись в холле на директора и ожидая, что тот подтолкнёт его к какому-то выходу, обрадовался.
          – Вы прекрасно выглядите, учитель Радан, – с кислой миной заметил Доди и Радан догадался, что тот завидует ему. – Я вспомнил, что хотел вам сказать вчера… Господин Гус просил освободить вас от занятий на сегодня после трёх часов дня. А завтра на всякий случай подведите итоги года. – Радан вопросительно поднял брови. – Дело в том, что на днях вы должны будете лететь в Ясирус. Вас хотят видеть в Управлении по образованию…
          – Вы не знаете зачем? – без всякого интереса спросил Радан. – Может быть в связи с пасквилями в прессе?
          Доди растерянно пожал плечами:
          – Это вряд ли. Звонили вчера, а газеты вышли сегодня. Хотя впрочем… – и он снова пожал плечами: – Нет, не знаю. Судя по вниманию к вам Гуса, думаю, что вас хотят забрать в столицу. – Радан молча кивнул и развернулся к выходу. – Вы куда, господин учитель? У вас же ещё есть уроки!
          – Уроки? У меня?! После всего, что обо мне написали? – Радан расхохотался и решительным шагом вышел на улицу.
          Он шёл ходким, размашистым шагом в неизвестном и не нужном ему направлении – шёл, куда ноги несли, клокоча внутри, как вулкан: они взялись за него со всех сторон и теперь ему не уцелеть! Они сделают из него грубое, алчное и похотливое животное, вынут из него сердце и душу! Кто они? Да все!! И те и другие! Они уже лишили его равновесия, поссорили с женой. С его светлой малышкой…
          Радан вспомнил несчастные глаза Дары, её потерянное лицо и безвольно висящие руки – и в который раз за сегодня заскрипел зубами: прости меня, родная! Я недостоин тебя. Ни тебя, ни своих учеников, ни жизни. Кто я? Где мои корни? Кто мои родители? А может быть они были низкими, порочными людьми и это их дурная наследственность, их злые гены бурлят во мне, требуя чьей-либо крови и слёз моего милого зяблика…
          Терзая себя вопросами, на которые не у кого было спросить ответ, Радан бежал незнамо куда по Росанску около часу и не заметил, как очутился у Храма.
         
         
          У Храма в этот час никого не было и Радан бездумно зашёл во внутрь.
          Он не собирался молиться – да он и не умел этого! – но те же самые ноги, что унесли его из гимназии, привели в Храм: значит это зачем-то нужно?!
          В Храме никого не было. Подходить к алтарю или к иконам Радан не посмел, а просто укоренился посреди зала и погрузился в себя. Он никого ни о чём не просил и ни о чём не думал. Он всего лишь ждал, когда покой вернётся к нему и вскоре капля за каплей стал наполняться им, как пустой сосуд заполняется влагой. И чем полнее был сосуд, тем легче ему становилось.
          Он должен, он обязан всё выдержать! О том, кому, что и почему он должен, Радан не задумывался – он знал одно: это его судьба. Судьба, оттолкнувшаяся от обратной стороны неприступной стены кошмара его детства и несущая неведомо куда.
          Успокоившись, Радан поднял голову вверх и долго созерцал купол Храма – до тех пор, пока голубое небо росписей не ожило и не начало падать на него, обнимая плечи и разливаясь в глазах. И тогда он вышел и огляделся.
          Все вернулось на круги своя.
          Он снова видел коконы и чувствовал, что все приобретённые умения вернулись к нему. Полюбовавшись на радужные оболочки незнакомых ему людей и побродив по площади Мира, Радан вспомнил, что не завтракал и сразу же пришло чувство голода. А с ним и здравая мысль, подсказывающая, что чем идти в заведение общепита, лучше навестить матушку Лину, а заодно и справиться у той о золотой рыбке: не уплыла та в свою акваторию? О том, что можно поесть дома, он и думать не хотел! Не готов он ещё к этому…
          Флигель директрисы был заперт и Радан уж было намерился уйти не солоно хлебавши, как заметил Киру. Та вывела на прогулку группу малышей и, увидев своего спасителя, остолбенела. Он подошёл к ней и ребятишки вмиг обступили незнакомого дядю, сверля его любопытными глазёнками, полными ожидания.
          Кира, наконец-то, вышла из ступора и обратила на него блестящие от волнения глаза:
          – Вы сегодня куда-то идёте?
          – Да, – коротко ответил Радан, сожалея, что не сообразил купить сладостей.
          – С женой? – поинтересовалась Кира.
          – Один. Это деловая встреча, – говорить о жене было больно и Радан поспешил увести разговор в другом направлении: – А ты что ли не собираешься возвращаться к своим? Небось, твои родные волнуются о тебе.
          – Нет. Решила остаться здесь. Нянечкой. Обо мне некому волноваться.
          Сообразив, что Кира замкнулась насмерть, Радан признался:
          – Я жутко голодный. Матушка Лина не собирается домой?
          – Пойдёмте, я вас покормлю, – предложила Кира и крикнула своей напарнице: – Зина! Я отлучусь на полчасика.
          Позавтракав под присмотром Киры и при полном не тяготящем их обоюдном молчании, Радан пешком отправился в гимназию.
         
         
          В гимназию он входить не стал, а, свернув в школьный сквер, расположился на скамье под развесистым каштаном с молодыми листочками. Майские запахи навевали меланхолию и Радан прикрыл глаза. Он припомнил, как слушал в прошлый раз злополучную стену, и подсознание услужливо погрузило его в тот эпизод. Только теперь он начался немного раньше и сопровождался отрывочными «картинками» и смутными ощущениями.
          …Мать ведёт его за руку и ладонь её холодная и влажная. Лёгкий ветерок от разлетающейся на ходу юбки говорит о том, что она очень спешит. «Сынок, – говорит ему мама, – я сейчас войду во двор, а ты спрячься за теми дубами и не выходи, пока я не позову. На дачу тебе нельзя. Там чужие…». Он якобы послушно следует совету матери, но тут же забывает об укрытии и, затаившись у плотного забора их дачи, с детским любопытством заглядывает в щель. Вот мама идёт к небольшому двухэтажному домику из красного кирпича и он любуется, какая она у него красивая. Неожиданно дверь открывается и оттуда выходит расхлябистый парень в мятой рубашке и руки у него пугающе красные.
          – Что вы с ним сделали?! – с ужасом кричит мама и пытается обойти парня.
          Тот заламывает ей руку и оттаскивает от двери:
          – Ты зачем припёрлась, дура?! Жить надоело?
          – Пустите меня к нему!!! – не своим голосом заходится мама и набрасывается на парня с кулаками: – Будь ты проклят, убийца!!!
          Голова её растрёпана и вдруг она приникает к бандиту. Тот издаёт вопль вперемежку с грязной руганью и, схватив маму за волосы  пытается оторвать её от своего плеча, но тщетно. Тогда он свободной рукой выхватывает откуда-то из-за спины кинжал и его зловещий отблеск застывает в глазах Радана…
          Он поспешно открыл глаза, но страшный крик матери: «Радан, беги!!!» настиг его и наяву. Откинув голову, он попытался унять колотящееся сердце. Тяжёлые веки снова упали, застив свет, и несколько минут Радан сидел без движения, сожалея, что окунулся в прошлое в такой неподходящий момент и нарушил с трудом восстановленный покой. В его тягостное самобичевание ворвались возбуждённые девичьи голоса:
          – Это он! Точь-в-точь как на фото!
          – А по-моему, нет. Этот красивее того.
          – Так это оттого что вживую! Разве в газете может быть хорошее фото? Он это, учитель Радан. Точно, точно он!
          – Спит, что ли? Или пьяный опять…
          – Не похоже… Может наркоты нанюхался?
          Это уж слишком! Радан резко открыл глаза и, не дав подружкам опомнится, ехидно спросил:
          – Девчонки, может вам автограф нужен? Так вы не стесняйтесь, подходите, я дам!
          Девицы шарахнулись было в сторону, но потом одна из них, видимо, особо падкая на сенсации, приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки и протянула газету.
          – И ручку давайте! – капризным тоном звезды затребовал Радан.
          Другая полезла в сумку и вскоре пристроилась рядом с первой. Расстелив на скамье газету, Радан размашисто во всю полосу, написал: «Не верьте тому, что здесь написано! На самом деле я ещё хуже, чем вам хочется думать!» – и расписался.
          Подружки хмыкнули и подошли ближе:
          – Врут, наверное, про вас газеты? – осторожно спросила у первоисточника «смелая», откровенно пялясь на знаменитость. – Зачем такому красивому парню всякие глупости?
          – Может про наркотики и пьянки и вправду врут, – засомневалась другая, – но тётка на картинке раскрасавица. Под стать ему.
          Радан поднялся и явил себя подружкам во всю стать:
          – Ну вы тут сами разберитесь, девочки, а у меня дела… – и повернул к гимназии.
          – Ой, Ляля, какой же он… С ума можно тронуться! – донеслось ему вслед.
          «Это точно, с ума от всего этого стронуться недолго» – подумал Радан, глядя на часы: ещё почти час времени! Надо где-то скрыться. Ничего лучше, как затаиться в родной гимназии, в голову не пришло и он со вздохом отправился туда. В библиотеку. Раскрыв для отвода глаз первый попавшийся журнал, он снова задумался о матери, о фатальном стечении обстоятельств и о неизвестном ему адепте.
         
         
          Об адепте в Росанске думал ещё один человек: Леон. Правда он думал о хорошо известном ему и ненавистном адепте – о Жиляре. Тот один виноват в том, что ему сейчас приходится корчится от боли в печени, разыгравшейся после утреннего потрясения.
          А ведь как славно начался сегодняшний день! После страстной ночи со своей ненасытной киской он чувствовал себя молодым и сильным юношей, когда принесли контракт от Гутана, означающей, что тот пошёл с ним на мировую. Затем последовали великолепные новости с биржи о росте котировок акций сразу трёх его компаний – и он окончательно расслабился, позволив себе чашечку горячего кофе с коньяком и затребовав свежую прессу. И каким же сильным было отрезвление после того, как на первых страницах почти всех газет он увидел свою любовницу, по-собачьи преданно заглядывающую в глаза этому поганцу, из-за которого затеян сегодняшний раут!
          Леон в сотый раз за текущий день вперился в фото Норы и застонал от боли, разлившейся уже по всему телу. Конечно, всё что написано об учителе, чушь собачья, – но фото его рыжей киски подлинное! В этом у него нет ни малейшего сомнения! Лицемерка, шлюха, шпионка и провокаторша! Теперь-то он уверен, что всё это происки Жиляра, часть его хитроумного плана по смещению магистра!
          Мысль эта пришла в голову Леона только что, но он уже свято верил в то, что всегда знал это. Кто как не Жиляр свёл его с Норой? Кто устроил так, что он напился, а сердобольная гостья осталась его выходить? И не успел он опомниться, как обнаружил Нору в своей постели! А Жиляр знал, что эта женщина может прилепить к себе кого угодно! И она сама знает об этом, о том, что действует на мужчин, как сильный наркотик… Видимо, ему придётся выставить Нору… Как же ему жить без неё?! А может, она не так уж и виновата?
          Отогнав от себя эту жалкую мысль, Леон принял печёночное снадобье и стал вспоминать утренний скандал с Норой. Он сунул ей в нос газеты и наорал, что она обманывает его со всеми подряд, и Нора спокойно возразила, что на фото она всего лишь разговаривает с учителем и делает это по приказу Жиляра. Леон не поверил ей и она принялась лить слёзы и жаловаться, что адепт шантажирует её ребёнком, что заставляет её делать то, что ей вовсе не хочется… Тут Леон поинтересовался, зачем же она живёт с ним и она призналась, что это тоже прихоть Жиляра, а для чего это тому нужно, она не ведает…
          И вот теперь он сидит и гадает, какой ещё сюрприз готовит ему адепт, и горюет по своей рыжей киске, по Норе, а ещё мучается печенью и догадкой, что Жиляр тоже спит с его Норой, потому что быть с ней рядом и не желать её не в состоянии ни один мужчина.
          Это что же получается: адепт живёт за его, Леона, счёт, спит с его любовницей да ещё и втягивает в свои афёры?! Заставляет его колготиться насчёт сегодняшнего раута, при этом велит нарядить Нору и выставить перед всеми своей невестой?!
          О, если бы ты только знал, как я ненавижу тебя, Жиляр!
         
         
          Жиляр в это время перебирал встречу с Норой, которая была у него всего пару часов назад, и заранее торжествовал победу. Правильно он положил глаз на эту девку год назад! Она к тому времени была уже в разводе и хищно подыскивала себе в новые спутники жизни похотливый толстый кошелёк. И непременно нашла бы, кабы он, Жиляр, не вспомнил молодую удаль и не приударил за ней с наигранным романтизмом и со вполне естественной страстью.
          А ведь он чуть было не влип по полной, чуть было не влюбился в Нору: нешуточно и неистово! Была б она похитрей – никуда бы Жиляр не делся! Но он оказался умней и циничней её и ни капли не брезгливым – и вот результат: он получил над ней полную власть и давно уже использует её как его душеньке угодно! И в постели, и в бизнесе, и в политике. И, он уверен, что в этот раз она тоже сработает чисто.
          С Леоном, само собой, придётся расплеваться после сегодняшнего раута, но похотливых дураков на Краде предостаточно! Включая этого учителишку. Правда тот пока нос воротит от его послушной зеленоглазой кошечки, но это ненадолго.
          Жиляр припомнил сегодняшний визит Норы и сыто зажмурился: ох и хороша же она в постели! Этот её талант ещё послужит ему в политике! Лет десять, как минимум. А там он пристроит её с ублюдком к какому-нибудь старику в качестве последней радости и найдёт себе кобылку помоложе и посноровистей.
          А может быть её к Феорду пристроить? Он ведь, ходят слухи, в молодости ещё тот кобелина был! Говорят, и сына-то из-за своей похотливости потерял – не простил парень отца за то, что тот унизил его мать, погнавшись за другой бабой, да ушёл скитаться по миру.
          Мысль о подставе магистра через Нору, показалась удачной и Жиляр радостно потёр руки: недолго тебе осталось царствовать, Феорд!
         
         
          Феорд тоже думал о Жиляре – и исключительно в эти же минуты.
          С некоторых пор тот стал его головной болью: слишком уж это адепт амбициозен и агрессивен! И ведёт себя чересчур свободно: уезжает когда и куда хочет без доклада… Вот и сейчас отправился неведомо куда. Где он? Чем занят? Хотя, по правде, Феорд ничуть не удивится, если станет известно, что именно в эти минуты Жиляр плетёт против него заговор. И, что самое неприятное: у того непременно найдутся единомышленники среди заседателей Круглого Стола. Например, Резо и Дасар. Они давно уже перечат Феорду.
          Надо как-то защищаться…
          Может быть снова сходить за советом в Чертоги?
          Аксима не просто мудрый старик – он великолепный стратег. И всё про всех знает. Вон как про Кира всё разложил по полочкам! Да что там Кир – отче даже про их с Андрой женщин в курсе! А интересно, про то, что они с иерархом в молодости любили одну и ту же девушку, Аксиме известно?
          Да, их с Андрой соперничество имеет глубокие корни… А нынче-то чего им делить? Они ведь оба пекутся о Краде, оба заинтересованы помочь учителю спасти ребёнка и, по крайней мере, до этого пункта своих планов должны идти вместе! Разве что…
          Магистр перебрал лежащие перед ним газеты с компроматом на Радана и нахмурился: всё-таки грязное дело они творят! А он славный мальчик, этот учитель! От такого он бы не опасался получить удар в спину. Этот не предаст… С таким-то солнечным именем: Радан…
         
         
          Радан появился в дверях гимназии ровно в три и выступивший навстречу Гус похвалил его пунктуальность.
          – Это профессиональное, господин Гус, – скромно заметил Радан, садясь в машину.
          Олигарх внимательно осмотрел экипировку учителя:
          – А в белый костюм зачем вырядились? Как в саване…
          – Да? – весело удивился Радан, – а вы ведь правы… Я примерно так себя и чувствую: словно на расстрел иду… – и он засмеялся, чтобы сгладить ситуацию: – А, если честно, то этот костюм у меня единственный. У меня, знаете ли, не было повода приобрести фрак.
          – Ладно, так даже пикантней, – смирился Гус.
          – Я предвижу, что всё, вообще, будет пикантно. Даже слишком… Вы читали, что обо мне пишут, господин Гус?
          – Читал. Не берите в голову. Как наврали, так и опровергнут. Я могу позаботиться об этом. Хотите, господин учитель, я заставлю этих писак публично покаяться?
          – Не стоит, – отказался Радан. – Я навряд ли смогу отплатить вам добром за добро, а быть кому-либо обязанным – не в моих правилах.
          – Ну, это как сказать… – загадочно протянул олигарх, коротко взглядывая на попутчика. – Сдаётся мне, что такой случай вам представится…
          Беседа в таком духе, включая общие фразы о воспитании детей и о способностях Креза, продолжалась до самого городка денежных тузов Росанска и Радан не успел высмотреть дорогу обратно – хотя что там смотреть? Ориентация на мост! И весь этот немалый путь придётся топать пешком, потому как городской транспорт тут не наблюдается, да и такси тоже не встретилось…
          Перед самым подъездом к цели Гус отвлёкся на выдачу указаний водителю и Радан разглядел несколько роскошных особняков. Ну и ну! Неплохо живут олигархи и их приспешники. Уж точно не как учителя!
         
          Глава 3
         
          Радан был готов к потрясениям, но того, что таковые начнутся едва ли не у порога особняка олигарха, никак не ожидал. Ему стоило огромных усилий, чтобы в панике не схватиться за локоть Гуса и не выдать себя с головой, когда в роли хозяйки он увидел Нору. Тем более, что в бриллиантовом уборе и в изысканном одеянии она была так хороша, что перехватывало дыхание. Однако, сообразив, какое на самом деле она занимает место в этом доме, Радан быстро взял себя в руки и презрительно улыбнулся.
          Нора побледнела, изменился в лице и Леон, заметивший нешуточное волнение своей любовницы – пошёл красными пятнами и вспотел. Зато Гус наслаждался церемонией представления своего подопечного хозяевам и чувствовал себя кукловодом в театре марионеток. Удовлетворившись произведённым впечатлением, он взял Радана под руку и увёл знакомить с гостями.
          Кроме Гуса был ещё один человек, который ощущал себя вольготно в алчущей развлечений компании и мнил, что он и есть истинный  владелец и апартаментов и  роскошной хозяйки. Этим человеком был Жиляр, хищно озирающий всех присутствующих, особенно парня в белом костюме. Радан поймал его взор и с вызовом прищурился.
          Судя по раскованности общения немногочисленных приглашённых, все они были здесь своими людьми. К удовольствию Гуса, молодой учитель, впервые появившийся в узком кругу местной знати, благодаря обаянию красоты и молодости, был легко принят завсегдатаями тусовок в этом районе – по крайней мере, на текущий вечер.
          Оставив своего гостя в цепких ручках разряженных дам, Гус вернулся к скучающим хозяевам и Радан догадался, что все ждут кого-то ещё, без кого сей раут начинать нельзя. Он рассеянно отвечал на заигрывания аристократок и внимательно наблюдал и за входом и за выделяющимся из всего бомонда крючконосым Жиляром, окрещённым им «серым коршуном».
          В нём Радан безошибочно учуял врага, а по его хозяйским взглядам на Нору предположил, что тех связывает нечто большее, чем простое знакомство, – тем более, что и Нора время от времени кидала тревожные косые взгляды на высокомерного «коршуна» в строгом чёрном костюме, подпирающего одну из четырёх колонн. Впрочем, и Радан сподобился её особого внимания, чего не скажешь о хозяине: его она будто не замечала. Тот, к слову сказать, тоже нет-нет да и взглянет то на учителя, то на «коршуна» – и без всякого дружелюбия.
          «Весёленькая у нас, однако, «квадратура» складывается! – мысленно усмехнулся Радан, поймав очередной взгляд подруги юности. – Чую будет шоу…».
          Тем временем гость, которого все ждали, появился. Им оказался сухопарый элегантный мужчина высокого роста и средних лет, сопровождаемый не менее элегантной молодой дамой, никоим образом не похожей на жену. Радану было любопытно, что это за «гвоздь программы», но он не торопился об этом спрашивать у новых знакомых, уверенный почему-то, что его непременно представят важной персоне и весьма скоро. Так и случилось.
          Позволив остальным высказать своё почтение ко вновь прибывшему, Гус представил тому Радана, который убедился, что интуиция не подвела его: важный гость по имени Гутан прибыл сюда аж из столицы – и что-то подсказывало, что специально из-за ради молодого учителя. Как всё-таки далеко заходит его дело с избранничеством!
          Гутан с демонстративно добродушной улыбкой задал Радану несколько дежурных вопросов, но холодные серые глаза его при этом были подобны двум стальным клинкам. Его дама прихорашивалась у зеркала и оттуда с интересом следила за Раданом и за своим спутником. А тот, удовлетворившись первым осмотром учителя словесности, отвёл в сторону Гуса и принялся с ним о чём-то договариваться. Радан заметил, как напрягся «серый коршун».
          «Он слышит их! – удивился Радан. – Значит он умеет слушать вибрации воздуха? А я? Я тоже могу!». И едва он внушил себе это, его слуха достигли голоса собеседников.
          – …Да, господин, Гутан, кабинет готов и Зосима предупреждён.
          – Смотри, Гус! Парень должен быть подготовлен полностью. Я обязан знать всё, что известно ему, и доложить кому следует. Это и в твоих интересах. Твоя награда ждёт.
          – Вы не передумали, господин Гутан? Я насчёт укола. Всё таки это было бы надёжней.
          – Никаких наркотиков и ни грамма химии! Это не тот случай. Парень должен быть вменяемым! Мне он нужен и в дальнейшем. Таким каков есть: ясновидцем. Только магия!
          – Слушаюсь… Кстати, здесь адепт. По-моему у него что-то на уме. Мне это не нравится, господин Гутан.
          – Не заботься о нём. Он всего лишь мелкая сошка магистра. Соглядатай. Делай, как я сказал. Вели Леону начинать. Надо отвлечь массовку. И разогреть всех, включая учителя. Пусть расслабится и потеряет над собой контроль… После политеса, не афишируя, отведёшь меня в кабинет.
          Гутан подхватил под руку свою даму и отправился к бару с коктейлями и закусками, а Гус подошёл к Леону. Наблюдая за этими перемещениями, Радан чуть было не пропустил зловещую пантомиму «серого коршуна», лицо которого после подслушивания чужого разговора исказилось безобразной гримасой.
          «А ведь этот тип и есть тот самый униженный Гутаном адепт! – догадался Радан. – Ну и злобное отродье! Уж не этот ли адепт ли шантажирует Нору?». Не успел он подумать об этом, как «коршун» направился к хозяйке, оставшейся в одиночестве, поскольку Гус увёл Леона с собой. Адепт бесцеремонно схватил её за руку и потащил в холл.
          Перед тем, как скрыться, Нора успела бросить на Радана беспомощный взгляд и он чуть было не рванулся вслед, но кто-то невидимый и неведомый ему удержал его от очевидной глупости. «Похоже, я тут под присмотром, – усмехнулся Радан, – и правильно! Ну что мне эта женщина? Она не раз предала меня – пусть сама выпутывается из сетей, в которые влезла!».
          В зал вошли музыканты и Леон объявил гостям, что сегодня он собрал всех у себя в гостях, чтобы отметить начало нового проекта, в котором всем присутствующим отводится своё место и который принесёт им всем хороший доход. Затем выступили Гутан и Гус, высказавшие надежду на плодотворное сотрудничество и предложили всем повеселиться всласть. Заиграл оркестр и гости разобрались по парам.
          Радан собирался было подпереть колонну и поскучать, но поймав призывный взгляд любовницы Гутана, пригласил её на вальс. Какой бы важной не считала себя эта дама, назвавшаяся Мартой, в руках нарядного синеглазого красавца она вмиг оттаяла и оказалась весьма умелой и общительной партнёршей. Радан рассеянно слушал её болтовню и следил за развитием событий, справедливо ожидая чего-нибудь этакого.
          К тому времени, как показались адепт и сверкающая бриллиантами хозяйка, Радан пристроил свою даму к другому кавалеру и подпер таки колонну. Покрутившись у стойки с напитками и пошептавшись с барменом, Нора подошла к нему и без слов втянула в толпу танцующих. И он поплыл, позабыв обо всём. Но ненадолго: заранее торжествующее выражение лица адепта привело его в чувство. И мгновенно вспомнился ночной кошмар: да вот же она зеленоглазая кошка! В аккурат в его нежных объятиях! Того и гляди, преподнесёт ему бокал со смердящим сюрпризом…
          Бокал с ядовитым питьём Нора ему не предлагала, но, сказав, что задыхается от жары, потянула его на веранду, где уже прохлаждались некоторые гости. Краем глаза Радан заметил, что адепт пристроился у застеклённой двери и зорко бдит за ним и хозяйкой. Нора подвела кавалера к сервированному столику и сняла салфетку со скромной хрустальной вазочки. Там лежали конфеты в ярких обёртках и Нора, взяв вазочку в руки стала угощать Радана. Глаза её позеленели от волнения, а взгляд был затравленным и жалким. И он обо всём догадался.
          Став спиной к соглядатаю и так, чтобы прикрыть от него Нору, Радан демонстративно развернул конфету и, сделав вид, что кладёт её в рот, осторожно спустил в рукав. Следующую конфету распаковала Нора и, обхватив Радана за шею, принялась якобы кормить его сладостями, ловко отправляя конфеты вдогонку к первой. Конфет было всего три и управились они быстро. Доставая из кармана платок, Радан оставил там угощение с сюрпризом. Заметно повеселевшая Нора налила в стакан сок из графина и, отпив из него, протянула партнёру:
          – Это можно пить… – дождавшись, пока он напьётся она обхватила его шею: – Не отталкивай меня… Жиляр велел мне положить в твой карман какую-то штуку…
          Рука Норы скользнула в карман пиджака Радана и она, откинув голову, заглянула ему в лицо. Губы её увлажнились, зелёные глаза засветились и он сообразил, что ещё немного и они не спасутся – дело закончится помрачением разума и поцелуями.
          Но всё-таки кто-то его охранял, подослав к парочке Марту:
          – Господин учитель, все устали от танцев и хотят послушать ваши стихи! Гус выдал нам вашу тайну, так что просим на публику!
          Ломаться Радан не собирался и вскоре сорвал аплодисменты за юношеские стихи о любви. После третьего стихотворения в умильность салона вмешался полный сарказма голос:
          – А что-либо поострее не соизволите прочесть, учитель?
          Острого жаждал адепт – и он получил желаемое. Радан покрепче упёрся ногами в пол и, глядя прямо в лицо Жиляра, проникновенно прочёл:
          – Скрипит паркет, хрипит квартет и лязгами витает. И свет во мраке тает. Во фраке всхлип Души, как в дрязгах, в глуши чревоугодья вязнет. И Бес – отродье Тьмы – отшаркал грязно политес, мрача умы, и в душу харкнул: «Кушай, чтобы сдохнуть поскорее!». Я глохну и  немею.
          Жиляр побагровел от гнева, а дамы затихли. И Марта решила разрядить ситуацию:
          – Да вы у нас авангардист, господин учитель!
          Исключительно вовремя к «поэту-авангардисту» подошёл хозяин и пригласил того в кабинет.
         
         
          Кабинет оказался просторным и светлым. И уютным. Было заметно, что это любимое место обитания хозяина – настолько удобно и комфортно он был обставлен.
          Однако в этот раз хозяин в кабинете не присутствовал, а расположились в нём гости: как у себя дома. Глядя на вальяжно раскинувшегося в мягком кресле Гутана, на стоящих рядом «опекуна»-олигарха и неизвестного ему старика в светлой сутане, Радан в нерешительности остановился на пороге.
          Гус подскочил к нему и потянул к креслу в центре кабинета. Старик неспешно вышел из-за стола и замер напротив учителя. И оба они с интересом уставились друг на друга. «Похоже это и есть тот самый Зосима… – догадался Радан, разглядывая обрамлённое жидкой седой порослью и потрёпанное временем лицо со светлыми, как у Блажного очами. Правда, у этого чародея они не были чистыми и прозрачными. – Не так уж он и стар: ему явно чуть больше шестидесяти. А та цацка груди – колдовская…»
          Управившись с осмотром учителя, Зосима поднял руки и начал было взмахивать ими…
          Радан изобразил испуг:
          – Вы собираетесь колдовать надо мной? Зачем? У меня нет никаких камней за пазухой!
          Гутан хмыкнул и взглянул на Зосиму. И тот правильно понял его намёк.
          – Никакого колдовства, учитель. Я лишь почищу вашу ауру. Кто-то из гостей навёл на неё тень, а господину Гутану нужна для разговора ваша ясная голова. Садитесь в кресло. Оно очень удобное…
          Гус твёрдой рукой помог Радану усесться в кресло и тот, глядя в лицо старца, подготовился к экзекуции: мысленно натянул на себя зеркальную оболочку и собрал волю в кулак. И в эти минуты что-то стало меняться… Ветер?
          Распахнулась форточка и Гус кинулся закрывать её, а Радан услышал вибрации воздуха: «Ты зря усердствуешь, старик! Что тебе эти люди? Подумай о душе, потому как, если ты навредишь мне, – тебе не жить! И некому будет лечить печёнку Леону, некому будет выхаживать твоего полоумного сына и растить твоих внуков. – Радан осознавал, что это кто-то другой вместо него стращает мага, но виду не подал, продолжая наблюдать за ним, и увидел, как сузились в точку зрачки Зосимы. – Хотя нет, о них позаботятся другие и ты просто останешься один. Со своими злотами и всеобщим презрением.»
          Но и старик был силён! Не дрогнув мускулом, он велел всем отдалиться и, склонившись чуть ли не к носу Радана, принялся одной рукой покачивать висящий на его шее хрустальный амулет, а другой выписывать в воздухе пасы. В какую-то секунду «пациента» неудержимо потянуло в сон, но кто-то невидимый шепнул ему: «Не спи. Думай о жене…»
          Радан медленно прикрыл глаза и принялся думать о Даре и о том, что она, должно быть сейчас переживает их первую в жизни ссору и недоумевает, гадая, чем она не угодила своему Радичке… Сквозь тревожную дремоту прорвался голос Зосимы:
          – Он готов, господа. Спрашивайте.
          – Где и когда родится ребёнок? – быстро спросил Гутан.
          – В мае, тридцатого… – выдал Радан ответ, вложенный кем-то в его уста.
          – Где?!
          – Под Синирском… Точно пока не знаю. Это мне откроют там. Одному мне…
          – Кто Рожаница? Имя! – рассёк воздух голос Гутана.
          – Не знаю. Должен узнать там…
          – Кто тебе помогает?
          – Все люди… Рукса, Доди… Крез… Они мне всегда помогали… Я же учитель…
          – Врёшь! – горячо возмутился Гус.
          – Я никогда не вру, – очень естественно обиделся Радан. – Мне ни разу никто не отказывал в помощи. Не понимаю о чём вы…
          – Снимите с него туфли! – велел Гутан после небольшой паузы. – Гус, установи на подошву, что следует! И «родинку»…
          Радан почувствовал, что его разувают и дрыгнул ногой от щекотки.
          – Осторожно, – без всякого выражения обронил хитроумный Зосима. – Нельзя тревожить человека под гипнозом. Сломаете ему психику.
          – А боль он не почувствует? – озаботился Гус, задирая брючину на левой ноге жертвы.
          – Нет, – также равнодушно ответил Зосима и Радан почувствовал лёгкий укол на икре под коленом.
          Видимо, Гус полностью справился с поставленными задачами, потому что послышалась новая команда Гутана:
          – Будите его! Пусть приходит в себя.
          – Может быть всё же сделать ему укол? – заискивающе проблеял Гус, задетый тем, что учитель причислил в свои помощники Креза. –Для надёжности.
          Повисла нехорошая пауза и Радан немного струхнул. Но кое-кто боялся за него больше.
          – Нельзя ему укол, – произнёс Зосима. – А то он умрёт, не выйдя из гипноза.
          И тут же в ситуацию вмешался Гутан:
          – Я же сказал тебе, Гус: никакой самодеятельности! Будите его. А как очухается – отправьте домой. Завтра у меня доклад, послезавтра скажу, что делать. У нас ещё есть время для принятия решений и конкретных действий.
          Послышались шаги и хлопок двери и Зосима, не выходя из роли, велел Радану проснуться на счёт «три». Тот не подвёл мага и открыл глаза в нужный по сценарию момент.
          – Как вы себя чувствуете? – устало спросил чародей и с известным только им двоим  значением задал второй вопрос: – Надеюсь, я не причинил вам вреда?
          – Всё нормально, – улыбнулся Радан, – все довольны. Мне бы уйти… Незаметно…
          – Это не в моей воле, – нахмурился Зосима. – Подождите за вами зайдут.
          Долго ждать не пришлось: в кабинет зашли Гус и Леон. Азарт игры охватил Радана и он демонстративно обиделся:
          – А куда подевался господин Гутан? Он же хотел со мной поговорить?
          – У нас небольшие накладки, господин учитель, – засуетился Гус, его срочно отозвали. – Но вы не волнуйтесь, поговорите с ним в столице! Я слыхал, что послезавтра вы собираетесь в Управление по образованию…
          – Послезавтра? – переспросил Радан, не удивляясь осведомлённости олигарха.
          – Ну да! Так сказал ваш директор…
          «Чёрта с два он тебе сказал» – подумал Радан и поинтересовался: – И что теперь? Вернуться к милым дамам, танцевать и читать стихи?
          – Дамы уже расходятся! – с мрачным удовлетворением заявил Леон. – Я могу распорядиться, чтобы вас отвезли домой.
          – Распорядитесь, – охотно согласился Радан. – Хочу домой…
         
         
          Домой его везти никто не собирался! Нет, из элитного посёлка его, разумеется, вывезли, и даже транспортировали за мост через Росу – но там водитель высадил Радана у набережной и, с шиком газанув, покатил обратно. Такая мелкая пакость ревнивого Леона была наруку Радану, поскольку ему надо было кое от чего избавиться и крепко подумать.
          Прежде всего о том, что на эвакуацию Дары у него осталось всего лишь два дня, потому что и столичная шишка, и Гус, и адепт до обидного скоро раскусят все его хитрости и всерьёз примутся за «больные места». А самым больным местом учителя была нежная и беременная жена, которую не так уж трудно похитить, чтобы потом вить верёвки из её заботливого мужа…
          В самый разгар раздумий пред его опущенными вниз глазами нарисовались чьи-то ноги в растоптанных башмаках и растолкав в мозгах бесполезные страхи наружу всплыл план дальнейших действий: весь до мелочей. Владельцу обуви, подходящей для реализации его плана, затянувшееся молчание Радана было не по душе и он присел рядом с ним:
          – Эй, мужик! Не хочешь выпить за компанию?
          – Да мне не до питья, – начал плести свою интригу Радан, – новыми туфлями растёр все ноги, не знаю, как домой дойду! Хоть босиком иди!
          Незваный компаньон заинтересованно посмотрел на лаковые штиблеты потенциального собутыльника:
          – Знатные краги… – и он решил помочь: – Слышь, мужик. Зачем босиком? У нас размер схож, давай поменяемся… – и, засовестившись, поправился: – На время, конечно!
          – Да ладно тебе, на время! Бери насовсем, – расщедрился Радан. – Я бы их всё равно выбросил, не по нутру они мне.
          Обмен состоялся немедленно и мужик поспешил скрыться: а ну как этот дуралей передумает? Оставшись один, Радан выдернул из ноги впившуюся как клещ «родинку» от Гутана и занялся конфетами. Разломив шоколад, он обнаружил, что одна трюфель с начинкой. Всесторонне изучив хитроумный «орешек», Радан, хоть и не любил электронику, догадался, что это микрочип. А в кармане у него лежал ещё и «клоп».
          «Ну я, прямо, как пирог с изюмом, – усмехнулся Радан. – И куда мне девать эти игрушки?». Подсказка пришла сама собой. Вернее, прибежала на четырёх лапах: бездомная собака. В этот день лохматой бродяжке здорово повезло: она полакомилась шоколадом с начинкой и сподобилась человеческой ласки, после которой унесла на загривке Гутанову метку. Полдела было сделано. Осталось пристроить кому-то «клопа» от адепта…
          Здесь тоже всё уладилось быстро: на соседней скамье почивал любитель огневухи и сунуть в карман пьяницы безобидную для него цацку не стоило никакого труда.
          Рассовав дорогущие новинки шпионской техники, Радан снова сел на скамью, и уже через полчаса, додумав детали плана эвакуации жены, пошёл в ближайший автомат и набрал номер единственного друга:
          – Ты мне срочно нужен, Ждан. Приходи завтра в приют, часам к девяти утра. Директриса введёт тебя в курс дела. Или я сам подскочу.
          – А может прийти сегодня и к тебе домой? – живо откликнулся Ждан.
          – Нет, дома у меня тебе светиться нельзя, там дежурят гуглы… И позвони Азусу, скажи, что мне нужны будут четверо его ребят. В приличном прикиде и с оружием. Завтра утром я уточню детали по телефону.
          – Серьёзная заявка… – озабоченно протянул Ждан. – А ты сейчас куда?
          – В приют.
         
         
          В приют Радан добрался через полчаса. Было уже около семи вечера и потому он угодил в аккурат к вечернему чаепитию.
          Кира вспыхнула затаённой радостью, а директриса выразила свой восторг открыто:
          – Радичка, мальчик мой! Ты такой красивый в этом костюме! Ты был на празднике?
          – В некотором роде да, – сдержанно ответил Радан, – только после этого праздники у меня возникли проблемы и мне нужна ваша помощь. Ваша и Киры…
          – Проблемы? – озаботилась Лина. – Проходи к столу, расскажешь.
          Радан сел напротив Киры и заметил горячечный блеск в её глазах:
          – Ты не больна?
          – Нет, – с некоторым усилием ответила Кира и налила в его чашку чай.
          – Это хорошо, поскольку ты мне будешь нужна. – Кира вытянулась в струну и приготовилась слушать. – Но об этом чуть позже. Сперва я хочу кое-что уточнить… – и он обратился к директрисе: – Матушка, помнится, вы говорили, что Дару в приют привели родственники. Вы знаете, кто они и как их найти?
          Взгляд директрисы стал тревожным:
          – А в чём дело? Почему ты вдруг вспомнил о родственниках Дары. Неужели ты хочешь её бросить?!
          Радан поперхнулся чаем:
          – Бросить мою малышку? Как вам такое в голову пришло, матушка? Мне надо её спрятать, потому что… – он запнулся, – потому что надо!
          – Ну-ка, не темни, давай выкладывай всё начистоту! – построжала директриса.
          – Всё сказать, простите не могу, не имею права, – не стушевался Радан. – Скажу лишь, что я сейчас занят в одном скользком деле и на меня открыли охоту. Возле моего дома и гимназии дежурят гуглы, а сегодня на рауте в одном богатом доме я понял, что на меня имеют виды весьма влиятельные люди. В их числе есть даже адепт…
          – Адепт? – пролепетала Кира и румянец сошёл с её щёк.
          – Да, адепт, – подтвердил Радан, не почуяв смятения девушки. – И более чем коварный. У меня с этой братией свои счёты и я не жду от них ничего хорошего. Они любят действовать исподтишка и бить в больное место. А моё самое слабое место – беременная жена. Вот я и хочу отослать Дару подальше от себя, пока всё не закончится. А то как бы её не похитили, чтобы шантажировать меня.
          – И как мы можем тебе помочь? – по-деловому спросила директриса.
          – Для начала дайте мне координаты родственников Дары.
          – Да нет у меня никаких координат! – с досадой воскликнула Лина. – И никогда не было! Привела её какая-то супружеская пара, сказали, что родители Дары из клана книжников и что оба погибли, а сами они навсегда уезжают в Мернику. И всё! – и она всерьёз расстроилась: – У меня, конечно, ты не станешь её прятать?
          – Нет, матушка, у вас рискованно. Они слишком умные. Да и вас подставлять нельзя. Есть у меня одно местечко… Но надо запутать следы. И тут мне можешь помочь ты, Кира… – приняв молчание девушки за знак согласия, Радан пояснил: – Ты немного похожа на мою жену: ростом, фигурой, глазами. Вот я и хочу разыграть театр перед гуглами. Пока Дару будут прятать, ты с накладным животом покажешься им, а потом будто уедешь. То есть ты сыграешь роль моей жены.
          – Я?! – Кира затравленно посмотрела в его лицо. – Я готова для вас на всё, Радан. Совершенно на всё. Но боюсь, что если вы узнаете, что я дочь адепта, вы не доверитесь мне…
          – Ты? Дочь адепта? – не поверил Радан и в нём что-то жарко шевельнулась и ёкнуло. – Ничего не понимаю. Почему ты тогда здесь? Будь добра, объяснись…
          Кира закрыла лицо руками:
          – Потому и здесь. Потому что стыжусь отца. И матери. Они оба преступники. Они погубили целую семью. Семнадцать лет назад… – из-под ладоней девушки побежали слёзы.
          Сердце Радана забилось неровными резкими толчками. Он подошёл к Кире и опустившись на колени взял её руки в свои.
          – Расскажи подробнее… – сдавленно попросил он. – Пожалуйста. Как давно ты это знаешь и о какой семье идёт речь? – Кира отрицательно замотала головой и он взволнованно воскликнул: – Говори, раз начала! Ну!!! Это очень важно для меня!
          И она заговорила: испуганно, сбивчиво и виновато.
          – Это всё из-за любви! Папа страшно любил одну женщину, а она вышла замуж за другого! А он мучился много лет. И мама мучилась потому что досмерти любила папу! Они оба любили и оба ненавидели. Потому папа решил убить мужа той женщины, когда тот был один на даче. Он был учёным и часто работал один. И папа послал к нему убийц, а мама… А мама позвонила ей и сказала, что её мужу грозит опасность… Она специально это сказала! Чтобы ту женщину тоже убили! Она думала, что тогда папа достанется ей! – Кира задрала подбородок и закричала: – Я ненавижу их! Они убийцы!
          Радан машинально погладил её руки:
          – Успокойся, Кира. Всё это было давно. Жутко давно… – он вдруг стал неестественно спокоен. – Так ты поэтому бросилась топиться? Ты недавно узнала об этом?
          – Я нашла мамин дневник… Там всё описано до их с отцом смерти. Отец покончил с собой, а через три дня умерла мама. Я родилась всего за неделю до смерти папы.
          – А-а-а, понятно… А дети у них были? У той женщины, которую любил твой отец… – поймав сумасшедший взгляд директрисы, Радан показал ей взглядом, чтобы та молчала.
          – Не знаю… Наверное… – открывшись, Кира успокоилась и смотрела перед собой пустыми глазами. – Мама писала про какое-то отродье…
          Подняв девушку со стула, Радан обнял её за плечи:
          – Не плачь, Кира. Ты не в ответе за своих родителей… – он говорил ровно и отрешённо и казалось, что обращается не только к ней, но и к себе. – Успокойся и постарайся не думать о прошлом. Хотя бы пока. Я приду завтра рано утром и мы всё обсудим. А сейчас мы все устали и нам надо отдохнуть…
          Потрясённая Лина подошла к ним и оторвала всхлипывающую Киру от Радана:
          – Я займусь ей. А ты иди, сынок. Ты очень побледнел.
          Он согласно кивнул и направился к выходу. И, уже взявшись за ручку двери, медленно обернулся:
          – Как звали твоего отца?
          – Кир. Адепт Кир, – внятно ответила девушка, задумчиво глядя ему вослед.
         
          Глава 4
         
          Майский вечер рассеивался в наступающей ночи и охорашивался ранними звёздами. Огромный особняк Леона погряз в сумраке и в тишине. В нём маялись трое – и у каждого была своя болячка.
          Старый маг медленно приходил в себя после сегодняшнего спектакля, где ему досталась незавидная роль марионетки в чужой игре. Он мучился перенесённым унижением, угрызениями остатков совести за обман, ненавистью к тем, кто подверг его этому, но пуще всего его донимал страх за своего несчастного сына и за его детей – единственные существа на свете, которые были ему дороги. Он вспомнил, что в помешательстве сына виноват сам и его пресловутая магия, потому что из-за неё лишь много лет наказала проклятием его семейство одна ведьма – женщина, которой он пренебрёг. И с тех пор он прислуживает презираемому им олигарху. О, если бы можно было покончить со всем этим срамом сразу!
          Сам олигарх исходил прогорклой желчью, ненавистью и тоской. Он пережёвывал нанесённые ему оскорбления партнёров и адепта. И Гутан, и Гус, и Жиляр распоряжались в его владениях как у себя дома и без капли стеснения отторгали Леона от «государственных» дел, точнее, игр. А мерзкий адепт обращался с его женщиной, как со своей собственностью. Но больше всего он бесился из-за этого учителишки! Оригинал настолько превзошёл своё изображение в газетах, что Леон скрипел зубами от зависти и бессилия.
          Ведь он и в молодости не был красавцем, а уж теперь-то… А Нора, словно в издёвку ему, была сегодня так хороша, что хотелось раздеть её прямо на глазах у всего честного народа! И любому было заметно, что его любовница сохнет по учителю, а его, Леона, ни в грош не ставит. Умом он понимал, что ему следует немедленно выгнать её из своей жизни – но мысль об этом была страшнее всего пережитого унижения и позора.
          Неужели нет выхода? Есть! Надо стереть с лица Крады этого учителишку – и дело с концом! Давненько, конечно, Леон не нанимал убийц, но кое-какие связи остались… Да, так. Сначала парня, а потом и за адепта взяться. Есть у Зосимы кое-какие долгоиграющие снадобья – и никто не докопается, где это Жиляр подхватил ядовитую заразу!
          А Нора в это время тоже думала о Зосиме. И о Жиляре. Осторожно ворочая преступную задумку в своей хорошенькой головке, она компактно уложила в косметичку все бриллианты и принялась раскладывать по бархатным коробочкам фальшивые безделушки. Нора готовилась к отступлению, а, точнее, она собиралась в бега. Поскольку понимала, что день за днём загоняет себя в тупик, выбраться из которого ей, вряд ли, удастся. И она осталась одна. Леон ей омерзителен, Жиляр ненавистен, а Радана ей не добиться уже никогда – сегодня он прекрасно понял, кем она стала… О, мой солнечный мальчик! Если бы ты только знал, если бы знал, как прочно мы связаны!
          А ведь его до сих пор влечёт к ней. Но он научился владеть собой… Нора тяжко вздохнула и положила коробочки в предназначенное для них место. Прости, Леон, но я должна позаботиться о Роне, о своём сыне – он единственное, что у меня осталось от беспутной жизни! Я надежно спрячу его и от тебя и от Жиляра! Вы можете манипулировать мной, но не им. Рон – это святое! Он и Радан…
         
         
          Радан лежал ничком в постели и боялся пошевелиться. Всё в нём болело и звенело, как голый нерв. После оглушающего открытия, что он собственноручно спас дочь убийцы своих родителей, он ни о чём больше не мог думать, даже о жене. Он понимал, что и Кире и Даре сейчас ещё хуже, чем ему, но последние события высосали его до оболочки. Ни пасквиль в прессе, ни происки олигархов и адепта, ни его собственная безопасность и жизнь его уже не волновали. Он просто отупел от невероятности всего, что случилось с ним после 30 апреля! Так и не шелохнувшись, Радан смежил опухшие веки и застыл…
          …Плач ребёнка хлестал по ушам и рвал сердце. «Да что же его никто не успокоит!» – возмутился он и понял, что ребёнок кричит у него под боком.
          Он взял его на руки и вылетел в окно. Младенец затих и Радан пошёл с ним по улице… Нет не по улице, а в Страстную Башню! Он в ужасе поискал глазами, куда бы спрятать ребёнка и к нему потянулись волосатые крючковатые пальцы: «Дай, дай его мне! У меня ему будет лучше!». Радан посмотрел в лицо алчущего отнять у него младенца и узнал адепта.
          Женский вопль: «Радан, беги!» сорвал его с места и он полетел …к башне. Чёрная дыра сглотнула его – и вот он уже шлёпает босыми ногами по винтовой лестнице: долго, долго, до сбоя дыхания. Сноп света из люка в следующий ярус всосал его и поставил посреди безмолвной толпы. Из первых рядов вышла старуха в белом одеянии и, взяв из рук Радана ребёнка, отступила в сторону, а к нему услужливо потянулись руки с кинжалами. И он выбрал себе один из них: длинный, острый и блескучий. Толпа вытолкнула к нему связанных вместе Жиляра и Гутана и принялась скандировать: «Убей их! Убей их!». Радан занёс кинжал над адептом, рука вбила клинок по самую рукоятку во что-то мягкое и трепетное – и раздался сатанинский хохот Жиляра...
          Телефон «спецсвязи» клекотал и квохтал до тех пор, пока Радан не взял его:
          – Алло…
          Встревоженный голос Марии вибрировал и взывал к жизни:
          – Радан! Где ты пропал? Мы с Дарой целый день пытаемся до тебя достучаться!
          Радан окончательно проснулся:
          – Я забыл взять с собой телефон. А что? Что-то случилось, Мария? Где Дара?
          – Она заснула. Целый день была сама не своя. Даже не плакала. Что у вас произошло?
          – Вроде, ничего особенного… – попробовал отнекаться Радан. – А с другой стороны много чего разного. Мария, вы не можете зайти ко мне? Пусть она спит…
          Зайти соседка смогла – с молниеносной быстротой. Радан открыл ей дверь и она отпрянула:
          – Что с тобой, сынок?! На тебе лица нет!
          Радан повёл её в кухню, поставил на печь чайник и задал ждущей немедленных признаний соседке нелепый вопрос:
          – Это была ваша идея купить мне белый костюм?
          Мария опешила:
          – Да. То есть не совсем моя. Это посоветовал Осип. Он сказал, что белое защищает от нечисти. А что?
          И получила вместо ответа жалобу:
          – Осип меня бросил. Втравил в передряги и оставил одного. Таков он ваш Осип…
          – Ну, во-первых, он не мой, а твой! А во-вторых, не мог бы ты внятно объяснить мне всё, что случилось с тобой?
          – В том-то и дело, что не могу, – с горечью усмехнулся Радан. – Оттого что всё настолько невнятно, что внятно неописуемо, – он засмеялся на нечаянный каламбур и сел напротив. – Но сейчас речь не обо мне. Речь о Даре. Её надо срочно и надёжно спрятать. У меня есть план… – и он изложил соседке свой план, к котором фигурировали Кира, Тео, Ждан, ребята Азуса и сама Мария.
          – А что, толковый план! – одобрила соседка, выключив невостребованный чайник. – Я на твоей стороне целиком и полностью. И когда?
          – Завтра. С утра придут Ждан с Кирой. Вам надо будет сходить в магазин и купить парик и грим. Может быть, что-нибудь ещё. С Дарой решите. Главное не всполошить гуглов.
          – А ты что, не собираешься с женой встречаться? – насторожилась Мария.
          – Не сегодня. Я не в состоянии. Она не поймёт, почему я не ласков с ней.
          – Я ничего не понимаю, Радан, – растерялась соседка. – Вы же жили душа в душу!
          – Да жили. Пока я был целиком её. А теперь я не принадлежу одной ей. – Радан нахмурился. – Да я и себе уже не принадлежу! Даре надо взрослеть, надо принять, что я тоже могу быть слабым и усталым, что жена это не только безропотная девочка, но и подруга, партнёр по жизни, крепкая опора… Я не хочу её ранить… Не знаю я, Мария! Сам себя не понимаю! Но сегодня мне лучше побыть одному. Потому что мне ужасно плохо. Невыносимо! – он отвернулся и выдохнул: – До завтра, Мария. Завтра всё будет иначе… – прозрачный намёк соседка поняла и Радан пошёл за ней к выходу. – Вы уж там как-нибудь утешьте Дару. Она не виновата, что я… В общем, она ни в чём не виновата!
          Закрыв за соседкой дверь, Радан задержался возле зеркала. На него смотрел всклокоченный жалкий тип в помятом белом костюме и с лицом в тон одеянию.
          – Ну что, господин учитель? Скуксился? Сделали тебя олигархи?
          Изображение в зеркале усмехнулось и он шлёпнул рукой свою уже заросшую щёку:
          – Негодяй, мучитель женщин! Да ты, братец, просто слабак!
          Зеркало пошло буграми, размывая лицо и фигуру, затем выпуклилось барельефом и его объёмно оформившееся отражение осенилось самодовольной улыбкой:
          – Я не слабак! Моё имя Надар. Я твоё отражение во Тьме.
          Ничуть не удивившись и не дрогнув ни единым нервом и мускулом, Радан отступил на пару шагов и скептически осмотрел самозванца:
          – Если это так – то я себе не нравлюсь.
          Тот, который назвался Надаром, вызывающе хохотнул:
          – Это твои проблемы! Я тоже не в восторге от тебя. Но мы одно целое, не нам обсуждать это! – и он скорчил издевательскую мину: – Что пойдёшь нянчить свои болячки?
          Радан с силой ткнул наполовину высунувшегося из зеркала парня в плечо:
          – Не твоё дело, наглец! Ступай туда, откуда пришёл!
          – Я ещё вернусь, братишка! – пообещало отражение. – Как только, так сразу! – и растаяло во тьме.
          – Дурдом… – проворчал Радан, направляясь к кровати и намереваясь лечь.
         
         
          Лечь ему не удалось. Едва взявшись за одеяло, он услышал шаги и уставился на вход в комнату: в дверном проёме высилась странная фигура. Без страха, без удивления, какого либо смятения и иных чувств Радан взирал на великана в красной шерстяной мантии, накинутой на расшитую узорочьем длинную рубаху. На ногах незваного гостя были мягкие сапоги, длинные, до плеч волосы перехватывало очелье. Радан успел приметить широкий пояс, и гривну на плече, прежде чем внимательно заглянуть в лицо пришельца. Лучистые глаза, усы и тронутая проседью окладистая борода оживлялись улыбкой.
          – Кто вы и откуда? – полюбопытствовал Радан.
          – Я Книжник. Из Зазеркалья.
          – А-а-а и вы оттуда… – неопределённо протянул хозяин, чуть было не плеснув скепсисом: что-то вы повадились оттуда сюда шастать! Но вместо этого продолжил диалог: – Небось, тоже с сюрпризом за пазухой?
          – Не с сюрпризом, а с даром, – добродушно поправил Радана Книжник и достал из-под мантии старинную книгу. – Это наследство твоей жены. Список с родовых скрижалей за две тысячи лет. Даруется тебе.
          – А зачем мне этот дар? – усмехнулся Радан. – Кого учить? В школу мне, судя по всему, путь заказан… Или у вас тоже на меня какие-то свои виды?
          – Возьми книгу! – посерьёзнев, велел гость.
          Радан послушался и раскрыл раритет посредине. И возмутился:
          – Но она же пустая! Тут ничего не написано! Это что, шутка?
          – Когда захочешь увидеть письмена – увидишь! Когда будешь готов – поймёшь! Когда придёт время – будешь учить по этой книге отроков! – загадочно и строго изрёк пришелец и развернулся на выход.
          – Постойте! – всполошился Радан. – А сейчас-то что мне с ней делать?
          Ему никто не ответил. Да и не было уже никого в комнате! Радан полистал дарованную книгу – и даже потёр! – и ничего, ни единой строчки! Пожав плечами, он сунул её под подушку и сел на кровать, подперши голову облокоченными о колени руками.
          Ну и денёк! Одно недоумение за другим! Кто гонит события? Зачем? Уж не думают ли те, кто распоряжается им, что у него семь пядей во лбу и стальные жилы вместо нервов? И никого рядом! Никого из тех, кто мог бы хоть что-то объяснить, подсказать, что ему делать! Хоть бы Блажной пришёл! И Радан затосковал: где же ты, Осип?
         
         
          Осип появился, едва он выдохнул его имя. Взгромоздился перед ним – будто вырос из-под пола. Радан поднял на него глаза: – Вы тоже пришли из Зазеркалья? – спросил он, не сообразив, что тот мог взять ключ у Марии.
          – Откуда, откуда я пришёл? – не понял Блажной.
          – Из Зазеркалья. Сегодня ко мне оттуда просто толпой народ повалил. Сначала один чудик, потом Книжник с сюрпризом под мантией. – Радан достал книгу и предъявил новому гостю. – Вот пустую книгу дал. А говорил, что скрижали.
          Блажной присел рядом и, открыв книгу, провёл по ней пальцем. Вослед побежали и сразу исчезли старинные буквы. Радан попробовал повторить трюк – и ничего. Он вздохнул.
          – Ещё не время, – утешил его Осип, – ты пока не готов к явлению истинного Слова. Потерпи. Неявное тебе обязательно откроется. Иначе ты не получил бы такой бесценный дар. Береги его. В нужный момент книга доверится тебе… А о каком чудике ты говорил?
          – Я встретился со своим отражением во Тьме: с Надаром. В зеркале.
          – Ты напуган? – Радан неопределённо пожал плечами. – Не надо бояться. Свет и Тьма всегда были, есть и будут. Это данность жизни, это Единое и Сущее. Надо лишь научиться ориентироваться во Тьме и не слепнуть на Свету – то есть видеть. И принимать. В пути Свет и Тьма сменяют друг друга в заданном ритме, по закону Вселенной. Приладься к нему и ничего не бойся. Страх ослабляет.
          – И что мне с этим парнем делать?
          – Поступай как подскажут тебе разум и сердце.
          Не удовлетворившись ответом, Радан всё же кивнул и спросил:
          – Почему вы меня оставили, Осип? И как раз тогда, когда так нужны…
          – Я уже не твой Поводырь. Тебя ведёт демиург Авест, а моя миссия закончилась.
          – А просто другом, разве нельзя остаться?
          – Можно, – сказал Блажной. – Если бы ты позвонил, я бы пришёл… – он тронул Радана за плечо: – У тебя что-то произошло, сынок? Ты в смятении?
          – Что-то?! – вскинулся Радан и на одном дыхании выпалил всё о прошедшем дне, начиная со ссоры с Дарой и кончая своими планами спасения жены. Лишь об одном потрясении он умолчал: об откровениях Киры о своём отце.
          – Густо! – подвёл итог Блажной и на несколько минут затих, переваривая услышанное. И вдруг засмеялся дробным, почти старческим, смешком: – А ловко ты их игрушки рассовал! Особенно хорош трюк с собакой! – Радану было вовсе не смешно и он ждал, когда Осип выскажется по существу. И дождался: – Ты принял верное решение. Это я насчёт Дары. А о ссоре не тужи – помиритесь! А теперь о тебе. События принимают крутой оборот. Думаю, ты должен сменить место жительства, потому что Гутан от тебя не отвяжется. А уж адепт…
          И неожиданно для себя Радан выпалил горячий вопрос:
          – Осип, а что вы знаете об адепте Кире?
          Блажной заволновался: – О Кире?! А что ты знаешь об адепте Кире?
          – То, что это он убил моих родителей, – спокойно ответил Радан. – Не сам, конечно… А я умудрился спасти его дочь. Ту девушку, которая топилась в Росе. Это она от стыда за своих родителей наложила на себя руки… Нашла случайно дневник своей матери и узнала всю правду о родителях-убийцах…
          – Расскажи мне всё, – охрипшим голосом попросил Блажной. – А потом я поделюсь тем, что мне известно об этом человеке.
          Радан поведал историю, рассказанную Кирой, а заодно упомянул, что он дважды пробился сквозь стену, слышал бандитов и прочёл подсказку про адепта.
          – Вот видишь, ты начал вспоминать! – порадовался Блажной. – И уже многое узнал.
          – Да, но я так и не узнал имён родителей и не видел их лиц!
          – Значит, ещё не время, сынок… – задумчиво обронил Осип. – Это память бережёт твоё сердце, чтобы оно не рвалось от боли. И, говорят, что этому помог Кир.
          – Кир? Это он заблокировал мою память?
          – Да, сынок. Так многие считают. По-моему, я тебе уже рассказывал об этом. Кир был гением и потому никто не смог вернуть тебе память.
          – А почему все решили, что именно Кир меня заблокировал?
          – Я слыхал, что он сам заявил об этом адептам. Будто нашёл тебя в шоке на вокзале и понял, что ты исключительный ребёнок. А также то, что ты должен на время забыть то, что ввело тебя в шок. И он помог тебе в этом, собираясь потом, когда ты окрепнешь, вернуть всё как было. Обещать-то он обещал, да умер… А потом выяснилось, что он и над твоим информером успел поработать. И ты стал для всех загадкой.
          – Разумеется, ему не хотелось, чтобы кто-то докопался до истины и связал смерть моих родителей с моим шоком! – горячо воскликнул Радан и его осенило: – А ведь можно посмотреть сводки преступлений за тот сентябрь! Там наверняка есть мой случай! И имена пострадавших.
          – В том-то и дело… – вздохнул Блажной. – В том-то и дело, что информацию о происшествиях того месяца как корова языком слизала! Известно лишь, что в приют тебя привёл какой-то люмп, что ты долго болел, а потом ни с кем не разговаривал. Пока не появилась Дара и не заполнила трещину в твоём сердце…
          Радан вздохнул, но ни говорить, ни думать о Даре не мог и потому сказал иное:
          – Уверен, что адепт всех провёл, чтобы скрыть преступление. Он окутал мой случай ореолом таинственности и потому меня сделали Избранником.
          – Нет не поэтому, – возразил Блажной, – это совпало случайно. Про тебя одному демиургу был голос свыше… – и он хмыкнул: – Вот удивятся Андра и остальные, узнав о преступлении Кира и о том, что именно ты спас его дочь!
          – А кто такой этот ваш Андра?
          – Иерарх…
         
         
          Иерарх пребывал в глубокой задумчивости. После рассказа Авесты о рауте в элитном посёлке Росанска он вынужден был признать, что ситуация с ведением Избранника выходит из-под контроля. Предикторат и адепты обложили парня со всех сторон. Необходимо срочно выяснить: есть ли у Жиляра полномочия Круглого Стола или он ведёт свою игру? Его поведение указывает на худшее из этих двух зол. Впрочем, как и его репутация.
          Ко всему прочему, юноша в сильном смятении – настолько сильном, что слабеет и теряет кокон! А это означает, что Авест не сумеет считать его и тот не сможет получить помощь. Что же произошло в приюте? Именно оттуда Избранник вышел со смятым коконом. Там он поселил эту странную девушку – Киру… А ведь как хорошо всё налаживалось! Радан освоил сильнейшие техники, научился слушать и переводить в образы и звук вибрации, ставить надёжную защиту, считывать информацию – и тут такие накладки!
          Придётся снова подключать к нему Осипа. А это шаг назад, поскольку парню осталось пройти всего одно испытание перед посвящением… Вернее, перед напутствием. И он бы смог уже посетить Зазеркалье и предстать пред очи иерарха. Может быть стоит рискнуть и выйти на прямой контакт? А кого послать? Надо немедленно созвать Совет!
          Чёрный бархат неба расчертил, как мелом, след падающей звезды и иерарх, закачал головой: совсем ты одряхлел, Андра! Созывать Совет посреди ночи?!
         
         
          Посреди ночи Радана разбудили поцелуи. Они были горячими и солёными. И родными. Такими же родными, как и запах целующей его женщины. Он втянул носом волнующий аромат свежести и тепла женского тела и, не открывая глаз, нашёл губами глаза Дары.
          – Радичка, любимый, – виновато и жарко выдохнула она ему в шею, – я пришла тебя пожалеть… Я знаю, что тебе плохо. Ты не сердись, что я не дала тебе побыть одному…
          Вместо ненужных в этот момент слов он закрыл ей рот поцелуем и жена плотно припала к нему податливым телом, сжав в порыве живот, отчего их дитя возмущённо задрыгало ножками. Радан тихо засмеялся:
          – Наша дочка сердится. Наверное, ревнует тебя ко мне.
          – Нет, она тоже хочет тебя пожалеть, – возразила Дара, – потому что мы с ней будем вдвоём, а ты останешься совсем один… – и попробовала отменить свою ссылку неведомо куда: – Радичка, а мне обязательно уезжать? Может быть я здесь буду прятаться?
          – Даже не думай! – строго пресёк её попытку муж, смягчая приговор поцелуем. – Я должен быть абсолютно свободен в своих действиях. Иначе у меня возникнут сложности. Будь умницей, зяблик! Ты уже взрослая женщина, скоро будешь мамочкой. Пришло время отлепиться от меня, научиться быть самостоятельной, женой занятого важным делом мужчины, который в любой момент может надолго уехать…
          Дара затихла, а Радан продолжал нашёптывать ей напутственные, утешительные и просто ласковые слова, максимально сдерживая бушующие в нём чувства.
          И уже когда жена заснула, вздрагивая и жалобно вздыхая в своём забытье, он отпустил рвущиеся на волю слёзы, крадучись сглатывая их, как некогда в приюте, когда сочились недетской тоской трещины памяти, сердца и души.
          Ему было жаль утраченную безмятежность рядового учителя словесности, жаль жену, свою будущую дочь, жаль Нору и Киру, за которых он почему-то чувствовал себя ответственным, жаль того ребёнка, чья судьба зависела от его воли и умения… Он плакал по живым и ещё не рождённым, по убиенным родителям своим и даже по злодею Киру, погубившему столько жизней, включая собственную.
          Радан позволил себе эти слёзы, так как искренне верил в то, что они последние, поскольку завтра он вплотную приблизится к началу предназначенному ему Пути, свернуть с которого у него нет ни права, ни возможности – и он должен быть сильным.
          И наконец, веки его смежились и там, наверху, сжалились, отменили экзекуцию Страстной Башней и вместо неё подарили долгожданную радость его мятущейся душе: он увидел своих родителей – весёлыми и живыми.
          Вернее, мать. Отца он не рассмотрел, потому что тот был сзади него и поддерживал седло нового двухколёсного велосипеда, а мама стояла впереди и протягивала к нему руки, как если бы он делал первые шаги:
          – Ну, Радичка! Что же ты? Давай жми на педали изо всех сил. Ты же большой мальчик! Тебе сегодня исполнилось целых пять лет! Не бойся дороги, сынок! Дорога не враг смелому. Главное знать нужное направление и не торопиться. А ещё крепко держать руль и внимательно смотреть под ноги… Давай, езжай к мамочке!
          – Сима! – с нарочитой строгостью приструнил маму отец. – Чего ты с ним сюсюкаешь, как с маленьким! Он же мужчина и не должен бояться упасть! Подумаешь, синяки! Синяки и ушибы пройдут, а свежий ветер в сердце останется…
          – Ну, о чём ты говоришь, дорогой! – ласково возразила мама и глаза её стали ярче неба. – Причём тут мужчина? Для меня он всегда будет маленьким сыночком! Солнечным зайчиком моей души…
          Радан, тот, который из детства, чувствовал большие и крепкие руки отца, слышал томящие сердце слова матери и понимал, что не имеет права их подвести и струсить, что должен порадовать их – и он, спрятав страх, сердито воскликнул: «Папа! Не держи меня! Я сам!». Отец отпустил его, Радан всем весом нажал на педаль, потом на другую – и поехал!
          Мама всплеснула руками и отскочила в сторону, а отец радостно засмеялся:
          – Сима! Посмотри, наш сын настоящий герой! – и его голос влился в шум ветра.
          – А ты разве сомневался, любимый? Конечно, герой! Это же наш сын…
         
          Глава 5
         
          День обещал быть солнечным и безветренным: Радан открыл окно и впустил его в дом. Учитель был собран и сосредоточен, на душе было светло. А главное, он чувствовал себя защищённым и верил, что всё у него получится. Он зажмурился, чтобы воскресить в памяти лицо матери, – и губы сами собой растянулись улыбкой.
          – Вот ты и повеселел… – услышал он разочарованный голос жены и мысленно озвучил недосказанное: «Радуешься, что я уезжаю?».
          Радан посмотрел на своего обиженного зяблика: глаза Дары были широко распахнуты и полны испуга и недоумения. Он подошёл к ней и поцеловал эти правдивые «зеркала души»:
          – Не раскисай, любимая. Я уже убегаю, а ты поднимайся и начинай сборы. Бери самое необходимое – это ненадолго. Но Книгу возьми с собой! Ту, которая у меня под подушкой… На всё про всё тебе не больше двух часов. Как соберёшься, переселяйся к Марии и жди меня. Я вернусь не позже полудня… И не забудь позавтракать и закрыть окно!
           Выйдя из подъезда, Радан с удовлетворением отметил, что ситуация штатная: гуглов по-прежнему двое и они, как всегда, полусонные. Однако, когда он садился в такси, один из них тут же достал рацию.
          «Давайте, мужики, блюдите меня…» – похвалил их Радан и, оплатив маршрут до гимназии, велел водителю высадить его за перекрёстком,. Новое такси ждать не пришлось и у матушки Лины он объявился в восемь утра.
          Глаза Киры, распахнутые и блестящие, были не менее испуганными, чем у Дары, но Радан не стал гадать, приоткрыла ли ей директриса страшную тайну, или у той хватило терпения и чуткости, чтобы смолчать.
          К приезду Ждана все детали плана были обсуждены и, проинструктировав друга, Радан поспешил в гимназию, предусмотрев конспиративную пересадку: а вдруг кому-то вздумается допросить таксиста на предмет места посадки пассажира? Нет, приют никак нельзя засвечивать. Это его единственный тыл! А тем, кто охотится за ним, вряд ли придёт в голову, что беспризорник испытывает тёплые чувства к такому заведению.
          Не менее тёплые чувства Радан питал и к гимназии, с которой ехал проститься, а если точнее – то к своим ученикам второй ступени. Эти двенадцатилетние подростки были уже достаточно взрослыми и ещё доверительно чуткими, чтобы понять его взгляд на значимость Слова, и одновременно восприимчивыми и волнующе искренними – чтобы принять точку зрения Учителя. Сегодня он должен сказать этим детям нечто важное и значительное, что поможет им избежать форматирования злом и, как следствие, потери духа.
          Отпустив такси возле станции «Школьная», Радан пошагал к гимназии. Занятый обдумыванием последнего напутствия своим подопечным он не заметил как пересёк сквер и ступил на мощёную широкими плитами площадку перед входом в здание. Откуда с боку к нему выскочила женщина, в которой он без особого удивления опознал Нору. Радан предвидел, что она захочет с ним объясниться и, упреждающе отступив на шаг, холодно посмотрел ей в лицо.
         
         
          Лицо Норы было взволнованным и несчастным, сквозь умело нанесённую косметику проступали бледность и тени под глазами.
          – Мне нужно с тобой поговорить… Пожалуйста!
          Радан молча взял её под локоть и отвёл к бордюру у шоссе.
          – Ну, говори. Я слушаю тебя.
          Нора уцепилась за его рукав и зачастила:
          – Прости меня, милый, прости, что стала соучастницей заговора против тебя! Это всё Жиляр, это он заставил меня! Он страшный человек и я его боюсь… Он грозится отобрать у меня сына! И шантажирует меня… – Радан скептически усмехнулся и она попыталась оправдаться: – Нет! Я ничего такого не сделала! Ничего преступного… Просто я помогла бывшему мужу в одном деле. Не очень хорошем…А он всё равно разорился! И я осталась одна и без средств. А тут Жиляр… Но это всё неважно. Важно, что я не смогла тебя предать. Радан, ты же видел, я не предала тебя!
          – Спасибо, – сухо поблагодарил Радан, – я проникся. И не имею к тебе претензий.
          – О, Радан! Я знала, что ты поймёшь, что поверишь мне! – воскликнула Нора, приблизив к нему лицо с горящими от волнения глазами. – Когда ты вошёл, в своём белом костюме, я чуть не потеряла сознание… а потом мы танцевали и ты… такой красивый обнимал меня... и я поняла главное… – она глотнула воздуху и выпалила: – Я люблю тебя, Радан, люблю, люблю!
          – Ты никогда не говорила, что любишь… – удивился Радан, погладив её щёку тыльной стороной ладони. – Ты всегда говорила «хочу».
          Нора судорожно перехватила его руку и, не обращая внимания на соглядатаев и любопытных свидетелей их встречи, поцеловала её:
          – Я была дурой, самовлюблённой эгоисткой! И хотела всего сразу! А пуще всего стать богатой! Теперь у меня есть всё и я поняла, что мне всегда был нужен только ты!
          Радан бесстрастно взял её за подбородок и поднял смятенное лицо:
          – Странно… я впервые не теряю разум, прикасаясь к тебе. Говорят, что наши встречи не бывают случайными, что всякая встреча приносит плоды… а с нами не так. И я не понимаю, зачем судьба свела нас шесть лет назад. Я излечился от тебя, и у меня осталось одно лишь опустошение. Наша связь оказалась бесплодной и ненужной…
          – Это неправда, Радан! – вскричала Нора и заплакала.
          – Неправда? Ты о чём-то знаешь и молчишь? – и он горько усмехнулся. – Или тебе снова хочется посадить меня на поводок? – Нора плакала, но сквозь слёзы уже высветились злые зелёные искорки и Радан, убрав руку, вздохнул: – Ты никогда не переменишься, Нора. Ты всегда будешь только брать. Потому что тебе нечего дать, кроме отравы. А любовь, это не отрава, это – отрада. Всего одну букву в слове поменять – и уже не болезнь, а счастье. Но тебе этого не понять. Уходи, Нора. Если ты, наконец-то, научилась любить, то не тревожь меня больше. Мне от твоей любви плохо, она иссушает. Прощай. И прости, что не могу и не желаю быть твоим.
          Глаза Норы высохли и в них не осталось ничего кроме мрака. Радан развернулся и поспешил прочь, не слыша подавленный стон оставленной им женщины.
          – Ты не прав, Радан! Я умею любить и докажу тебе это. И наша любовь не была бесплодной… – с глухим отчаянием выплеснула она в спину  своего счастливого прошлого, скрывшегося в дверях.
         
         
          В дверях Радан столкнулся с директором гимназии.
          – Хорошо, что вы пришли, господин учитель! Я уж было собирался послать за вами… Почему вы не приобретёте мобильный телефон? – Радан пожал плечами и Доди, с трудом пряча раздражение и зависть к молодому фавориту высокого начальства, вернулся к сути: – Вам звонили из Управления по образованию. Сказали, что ждут вас завтра к одиннадцати утра. Так что закругляйте свои дела. Прямо сейчас. Я оформил вам командировку и уже послал за билетом в Ясирус.
          Радан пошёл на хитрость и изобразил подобострастную почтительность:
          – Слушаюсь, господин директор! Если будут звонить ещё, скажите, что я непременно буду. Без проволочек и опозданий. Это в моих интересах.
          Он хотел продолжить игру и убедить Доди, что не собирается отказываться от тех благ, какие посулили ему вчера на рауте у олигархов, но, заметив вошедшего в фойе Тео, распрощался с директором.
          Тео уловил взгляд учителя и, кивнув, не спеша пошёл к лестнице. Пристроившись рядом, Радан тихо обронил: «Сегодня ночью. В два…». И громогласно поинтересовался:
          – Ты готов к уроку, Тео?
          – Да, Учитель, я готов. Полностью. Мне больше никто не мешает.
          – Это хорошо, – удовлетворённо заметил Радан, мысленно переведя ответ мальчика на тайный язык их общения, – я тоже приучен к самостоятельности… – они вошли в класс и сразу зазвенел звонок.
          Занятия Радан провёл в обычном режиме и о том, что это последний его урок, сообщил лишь за несколько минут до перемены. Подростки притихли, ожидая разъяснений со стороны учителя, но тот, глядя на разноцветные волны их оболочек, завёл речь об ином:
          – Не знаю, кто будет преподавать вам словесность в новом учебном году, и потому хочу сказать вам вот о чём… – все коконы качнулись к Радану в едином порыве и он улыбнулся: – Мне тоже бесконечно жаль с вами расставаться, ребята! Но так уж устроен мир, что приходится что-то терять, а что-то получать взамен. И не всегда ожидаемое. Надо принимать это как данность. Но обязательно обдуманно. Вернёмся к предмету наших занятий. Я не раз говорил вам о силе Слова – сказанного и написанного. Это звук и образ, а в конечном итоге вибрации. Доброе Слово лечит, злое может убить, или искалечить душу. И от нас с вами будет зависеть, чего в мире больше: добра или зла… – учитель обвёл взглядом внимающих ему отроков и перешёл к сути: – Зло и Добро извечны, как Тьма и Свет. Да, Тьма поглощает Свет, но Свет очищает Тьму. Может ли быть между ними мир и гармония? Не знаю, это предстоит узнать вам. Но думаю, что и то и другое имеет право быть: в животворящем равновесии, но не в равенстве. Поскольку жизнь ассиметрична, а застывшая гармония – это покой и смерть. Но я знаю одно: зло не должно разрушать наши души и Душу Крады, и Душу Вселенной… – над всеми в классе раскинулся общий покров и Радан перешёл к напутствию: – В наши дни творящие Зло в большой силе и очень хотят, чтобы вы не задумывались о сложившемся неравновесии и не мешали им жить за счёт вашей энергии. И потому прошу вас об одном: не позволяйте им форматировать вас! То есть, не давайте им опустошать ваши души! Они делают это ежесекундно, уверяя вас, что самое главное в жизни это удовольствия и личный успех, что ради них можно пойти на всё: на насилие, на обман, на воровство. Не убивайте время, данное для созерцания и осмысления жизни, для живого творчества и Добра под компьютерами, телевизорами, в глупых состязаниях амбиций… В общем, я желаю вам видеть, узнавать, осознавать и творить Добро… И будьте счастливы! – раздался звонок, но дети не встали с мест и взволнованный учитель покинул класс, чтобы дать ещё два прощальных урока у старших подростков…
          Остальное проведённое в гимназии время ушло на оформление итоговых ведомостей и, управившись, Радан с чувством облегчения направился на выход, желая поскорее добраться домой и заняться конспиративными и эвакуационными проблемами.
          Но пришлось задержаться у порога, где его подкарауливала неугомонная Рукса.
          – Я слыхала, что вы покидаете нас, коллега. И все говорят, что вас забирают в столицу, что вы пошли на повышение… – не дождавшись ответной реакции, она расценила это как подтверждение сказанного и вздохнула: – Жаль. Мне будет вас очень не хватать.
          – А как же мой приятель Ждан? – усмехнулся Радан, наблюдая за живо вибрирующим коконом собеседницы. – Разве он не годится для того, чтобы заменить меня в вашем… окружении?
          Рукса сердито сузила глаза:
          – Нет! Во-первых, он не вы! А во-вторых, Ждан тут проездом и скоро исчезнет. Как и вы. Хотя вы, наверняка, безумно рады своему переводу!
          – Я бы не рискнул согласиться с вами, коллега, – туманно высказался Радан и, заметив, как затрепетала и подалась к нему оболочка любвеобильной девушки, неожиданно подумал, что, пожалуй, был слишком жесток к Норе, продемонстрировав ей безапелляционную холодность.
         
         
          Холодность Радана укрепила Нору в решении, принятом бессонной ночью: она никому больше не позволит манипулировать собой! И докажет Радану свою любовь, избавив его от смертельной угрозы. А в том, что Жиляр быстро раскусит, что его план посадить свою жертву на крючок сорвался, и придумает более страшную пакость, Нора не сомневалась ни секунды. И поэтому пойдёт сегодня к адепту, не взирая на мрачные посулы Леона расплатиться с ней за любовь так, как она того заслуживает.
          Мерзкий хапуга! Угрожать ей вздумал! Ей, кому шейх Тануры обещал подарить целый остров! Да она сама уйдёт из этого дома! Сегодня же. Но сначала предпримет свои меры безопасности. Радикальные. Надо лишь позаботиться о сыне. На всякий случай…
          Стараясь не воскрешать в памяти оскорбительно бесстрастное лицо Радана, Нора уложила в сумочку упакованные бриллианты и проверила насколько надёжно спрятана роковая «горошина», которую она скормит сегодня Жиляру. Эту крошечную капсулу с притаившейся внутри неё смертью она час назад купила у Зосимы – вернее, выменяла на перстень с уникальным изумрудом, подаренный бывшим супругом в пору его жениховства. Давно это было… Тоже сволочью оказался, как и другие «благодетели»!
          Перед глазами проплыли полузабытые лица толкнувшего её на подсудную афёру мужа, пресловутого шейха и иных незадачливых претендентов в любовники, ненавистные лица Леона и Жиляра и… неизменно ядовитая ухмылка Зосимы. Тот явно хотел узнать для кого она выклянчивает столь уникальный, упакованный в долгоиграющую оболочку яд, но не стал допытываться, а лишь посмотрел на неё так, что она заледенела…
          Собравшись в дорогу, Нора спустилась с третьего этажа и крадучись проскользнула мимо кабинета Леона. Дверь была приоткрыта и она услышала, как хозяин каркающим тенорком распоряжался по телефону:
          – Да, заказ остаётся в силе. Я дам знать, когда именно. Все вводные по делу я вам отправил. Деньги переведены на ваш счёт. Половина суммы, как договаривались…
          «Делец чёртов! Ни минуты покоя… Всё ему мало…» – презрительно подумала Нора, направляясь к чёрному ходу для слуг, где её ждали набитая барахлом сумка и такси. Не старый ещё садовник с вожделением посмотрел ей вслед и злорадно усмехнулся: сегодня у хозяина непременно случится приступ холецистита. А лучше бы инфаркт.
          В то время, как Радан шелестел бумагами в учительской, Нора уже забрала сына из интерната и мчалась прятать его в каморке бабки Томы, у которой снимала угол в бедной, но счастливой юности, когда училась в университете. Училась, да не доучилась… Погналась за скорой удачей, за богатым ухажёром…
          Через час Нора уже стучалась в дверь старого двухэтажного дома в Маргино. Рон с любопытством рассматривал живописные граффити из трещин на стенах замызганного подъезда и жался к матери. Наконец, старуха дошаркала до двери и так долго гремела запорами, что Нора засомневалась: уж не ошиблась ли она в выборе убежища для сына?
          Но вид достаточно крепкой ещё хозяйки немного успокоил беглянку, тем более, что та сразу опознала свою бывшую квартирантку и выказала по этому поводу искренний восторг. Рон без всякой опаски принял ласку незнакомой бабушки и Нора окончательно расслабилась: всё неё получится!
          Войдя в бедное, но опрятное жилище, она легко определила место своей сумке и без экивоков и каких-либо сомнений выложила, практически, посторонней старухе свой план:
          – Бабушка, я влипла в чужую опасную игру и хочу на денёк-два спрятать у вас сыночка. Пока я не разберусь со своими мужчинами. Если за трое суток я не дам вам знать о себе, то отведите Рона к его отцу. Я оставлю вам для него пакет и письмо… С адресом.
          Зная, как сильно привязана к ней баба Тома, Нора нисколько не опасалась, что та подведёт её, и потому, едва хозяйка увела Рона в кухню для подкрепления детского организма, села писать письма. Первое, в несколько строк она написала быстро, а второе… Это письмо было тоже коротким, но настолько трудным, что она несколько раз смахнула слёзы, прежде чем запечатала конверт и заглянула к сотрапезникам.
          Рон с аппетитом уплетал бабкину стряпню, а та, подперши щёки, умильно следила за пасами его руки, ловко орудующей ложкой. Нора выложила на стол пачку злотов:
          – Это вам, бабушка. На продукты и расходы. На случай, если что-то не сложится и будут проволочки… А мне пора.
          – Куда ты, деточка? Останься, поешь. Автобус сейчас, поди, не ходит, у них перерыв.
          – Я на такси…
         
         
          Такси Радана остановилось перед самым носом у гуглов и он поинтересовался:
          – Ну как тут у вас? Порядок? Домработница выводила мою жену на прогулку?
          Ошарашенные его наглостью стражи порядка послушно закивали головами и Радан, похвалив их за усердие, направился в дом – прямиком к соседке.
          В гостиной у Марии было шумно, поскольку в присутствии Киры и Дары Ждан распетушился и веселил всех забавными и почти детективными историями из жизни спортсменов. Однако с появлением Радана лица у всех трёх женщин сделались тревожными и испуганными и Ждан притушил свой оптимизм. Но не надолго – на время. Он с трудом дождался, когда хозяйка накормит утомлённого учителя, и начал живо пересказывать, как они с Кирой, изображая влюблённых, просочились в подъезд, пока Мария и его беременная жена дефилировали перед гуглами.
          Кира и Дара, сидящие рядышком на диване и похожие как сёстры, неотрывно смотрели на Радана и глаза у обеих были несчастными. Он сел между ними и под завистливым взором Ждана раскинул руки на их плечи:
          – Не горюйте, девчонки! Всё обойдётся.
          Дара тут же ревниво оплела его шею руками и, незаметно оттолкнув Киру, поцеловала на виду у всех. Радан усмехнулся её детской выходке, и она, положив голову на грудь мужа, затихла. А тот освежил в памяти соучастников свой план:
          – Как только подъедут ребята Азуса, начнём свой спектакль. Мы с Кирой будем играть сцену нежного прощания, а ты, Ждан, в это время должен ускользнуть. Приедешь в четыре утра на наш перекрёсток, я туда дойду пешочком. Оттуда вывезешь меня на квартиру Азуса… Теперь женщины. Вы, Мария, сдаёте Киру встречающим на Санаторной и едете дальше к сестре. Покрутитесь там, хотя бы денёк – пусть вас все видят. Куда делась моя жена вы знать не знаете, поскольку вас просили всего лишь сопроводить её до места… Кира, живот и парик снимешь не раньше, чем встретившая пара отвезёт тебя к машине Азуса. После регистрации в санатории. Когда ребята вернут тебя в приют – затаись и жди известий. Связь через Ждана или Марию. Все всё поняли? – получив подтверждение полного взаимопонимания, Радан посмотрел на часы и скомандовал: – Дамы, ступайте облачайтесь в костюмы и гримируйтесь. Пора готовить актрису к выходу на сцену.
          Через полчаса томящиеся от скуки гуглы просмотрели занимательный спектакль. К дому учителя, ставшего их головной болью, лихо подкатили два такси. Из одной машины вывались дюжие парни и встали в боевую стойку. Несколько минут спустя из подъезда вышел и сам смутьян всеобщего спокойствия: с двумя сумками в руках и в сопровождении беременной жены и домработницы.
          Закинув сумки в багажник, учитель осторожно обнялся со своей птичкой, а та вдруг вцепилась в него и принялась причитать и осыпать лицо мужа горячими поцелуями… Конечно же, умиляясь столь душещипательной сценой, гуглы не заметили, как из подъезда выскользнул симпатичный блондин и сразу исчез. И тоже с сумкой в руках. О том, что это был Ждан и что выносил он вещи друга им не пришлось догадываться – да и не того было: без всякого антракта развернулось второе действие  эксклюзивной пьесы.
          Заласканный учитель поспешил затолкать неуёмную «супругу» в такси и начал давать громкие наставления домработнице, из которых гуглы уяснили, что та сдаст «малышку» каким-то доброхотам и поедет, куда захочет, а сам хозяин срочно слетает в столицу и присоединится к жене. Четверо качков рассосредоточились по машинам и эскорт двинулся на вокзал. А учитель замер на пороге, озадаченно уставившись в небеса.
         
         
          Небеса уже затенились сумерками, а Радан всё никак не мог заставить жену поспать перед предстоящими ночными хлопотами. Дара жалась к нему и беспрестанно вздыхала: подавленно и виновато. Он отстранённо поглаживал её и думал о завтрашнем дне и о том, что поутру пустится в самостоятельное плавание незнамо куда. Он безуспешно пытался вызвать в воображении обретённый облик матери, когда в тишину прорвался неожиданный возглас Дары:
          – Она влюбилась в тебя!
          – Кто? – нехотя уточнил Радан, предугадывая ответ жены.
          – Кира. Она влюбилась в тебя досмерти, как большая. Хотя совсем ещё девчонка.
          – Не болтай глупости, зяблик, – слабо возразил муж, на лице которого ещё не остыли пылкие поцелуи Киры. И он был не настолько толстокож, чтобы списывать горячность девушки на артистический талант. – Кира просто уважает меня. А ещё благодарна мне за спасение. И ей, кстати, скоро стукнет семнадцать. Ты в её возрасте была уже моей невестой.
          – А сейчас я твоя жена! – затвердила супружеские права Дара и после небольшой паузы поразила Радана своим резюме: – А, вообще, пусть себе любит. Если мы будем обе любить тебя, то тебе достанется больше любви, а я хочу, чтобы тебе было хорошо. Пусть тебя любят и другие женщины… Но женой тебе всегда буду только я!
          – Ну, что ты несёшь, глупышка! – засмеялся Радан. – Расщедрилась! Не нужны мне другие! К тому же далеко не все женщины умеют любить так бескорыстно, как ты. Спи, давай! А я посторожу твой сон.
          Дара умиротворённо засопела в плечо мужа, а Радан с некоторым смятением вспоминал вспышку далеко не детских чувств Киры и удивлялся хитроумным узелкам на издалека и глубоко ведущих нитях их судеб – его и женщин, которые его любят. Но, полноте: да разве любит его зеленоокая дикая кошка по имени Нора?
         
         
          Нора поднялась с постели и посмотрела на сытое лицо ублажённого ею спящего адепта. Да, уж сегодня она постаралась, доставила ему неземное блаженство! Ты умрёшь во сне и счастливым, подонок! Считай что это мой тебе последний подарок… А какой поцелуй она ему подарила вместе со смертоносной «конфеткой»! Сколько страсти, ужаса и ненависти было в него вложено! И любви. Правда, любовь эта принадлежала не Жиляру, а совсем другому мужчине – тому, кто справедливо отверг её…
          Думая о Радане, она вспомнила, как тот сказал, что ей нечего дать мужчине, кроме как отравы, и горько усмехнулась: оказывается, ты прав, любимый! Но тебе я хотела дать любовь, пусть даже с опозданием… А сегодня я спасаю тебя. Потому что поняла, что любовь это не только объятья, это счастье самоотдачи, самозабвение.
          Жиляр зашевелился и она стала торопливо одеваться: надо скорее убираться восвояси! Но сначала желательно обшарить карманы адепта – может быть, там окажется что-то полезное для Радана? Поспешность, с какой Нора приступила к обыску была роковой ошибкой: она опрокинула пустую бутылку и Жиляр вмиг открыл глаза:
          – Ты куда-то торопишься, киса? Мы так не договаривались!
          – Мне надо срочно возвращаться, милый, – леденея от страха пролепетала Нора, – Леон и так уже подозревает о нашей связи. Не хочешь же ты, чтобы он выгнал меня из дома на улицу? Кто же тогда будет докладывать тебе об его делишках?
          Она ступила в сторону двери, но Жиляр в один прыжок оказался рядом:
          – Никуда ты не пойдёшь, моя сладкая! Раздевайся, я уже снова хочу тебя! – и он принялся срывать с неё одежду – в буквальном смысле: клочьями.
          Нора оцепенела от ужаса и позволила раздеть себя догола и бросить в постель. Распалившийся любовник рванулся к ней – и вдруг согнулся пополам от резкой боли. Она села в постели и торжествующе уставилась на адепта, уверенная, что сейчас тот рухнет замертво. Должно быть, во взгляде её было слишком много ликования и злорадства, поскольку Жиляр вскипел догадкой:
          – Это ты?! Ты отравила меня?!!!
          – Я!!! Или ты думал, что тебе всё сойдёт с рук?! – в безумном отчаянье выкрикнула Нора, всё тело которой сковал смертный мрак, изливавшийся из очей адепта. И в ту же секунду она забилась в его цепких руках.
          Жиляр сжал горло Норы железной хваткой и свет в её глазах померк.
          Последнее, что она услышала, был страшный хрип Жиляра:
          – Кто тебя подослал, гадюка?! Говори! Леон?!!
          
         
          Леон в это время был близок к инфаркту, накликанном садовником. Именно тот подтвердил убийственное предположение хозяина в том, что Нора покинула особняк, где жила как королева. Его сладкая рыжая девочка, без которой Леону ничего не нужно, сбежала к одному из своих любовников… К кому?! К Жиляру? Вряд ли: адепт не из тех мужчин, из-за которых женщины теряют голову. А вот тот, другой… Мерзкий учителишка! Это он заворожил Нору и украл у него единственную радость, его любимую кошечку…
          Сердце полоснула боль, но Леон нашёл в себе силы взять трубку и выдать чрезвычайно важное, возможно, последнее, указание:
          – Подтверждаю время. Сегодня. Ну и что, что клиент не появляется на улице и что дом его под охраной гуглов? Мне всё равно как и когда вы выполните заказ: ночью ли, утром ли… Он должен умереть в текущие сутки!
         
          Глава 6
         
          Ровно в два часа ночи Радан открыл окно и выглянул во двор: никого. Один лишь Тео. Тот встал на лавку и с готовностью принял сумку. Затем подстраховал вылезающего учителя и отошёл в сторонку. Радан снял с подоконника жену и, поставив её рядом с мальчиком, прикрыл окно. Через несколько минут три нечётких тени двинулись через двор, утопающий в безлунной ночи, а ещё чуть позже проявились в квартире Тео.
          Юный хозяин открыл подвал и Радан помог жене спуститься в убежище. Она ойкнула и испуганно прижалась мужу:
          – Я буду жить здесь? Как в тюрьме?
          – Всего несколько дней, – сконфуженно пробормотал супруг. – Потерпи, родная, всё скоро решится…
          Радан сам не верил в то, что обещал, и Дара, безошибочно почуяв и это, и то, что муж совестится вынужденного обмана, поспешила сгладить ситуацию:
          – Я потерплю, Радичка! Ты делай своё важное дело, а за меня не волнуйся… – и она скуксилась: – И возвращайся поскорее… пожалуйста…
          Тео деликатно вышел и Радан поцеловал жену в сморщенный носик:
          – Прости меня, зяблик… Наверное, тебе не очень повезло с мужем.
          Дара вмиг угомонилась и показала, что начала взрослеть:
          – Ещё как повезло! Ты лучший муж на свете! Иди, Радичка, а я буду спокойно ждать тебя. Буду читать нашу родовую Книгу, рисовать и беречь твою доченьку от волнений. И думать о тебе. Каждую секунду…
          «Книгу? Разве она не пустая?» – мысленно удивился Радан, но не стал морочить голову ни себе, ни жене. Посвятив ритуалу прощания ещё с полчаса, он передал заботу о супруге своему необычному ученику и проделал обратный путь в квартиру Марии. Накрепко закрыв окно, он пошёл к себе, дабы подготовиться к переселению и переодеться. Напялив подаренный другом охотничий костюм, Радан придирчиво осмотрел себя в зеркало и обронил вслух негромкое сомнение:
          – А не слишком ли вычурно я вырядился? Уж больно приметно это одеяние…
          – В самый раз! – всколыхнулось зеркало и оттуда выглянул недавний знакомый. – Весьма подходящий наряд для настоящего мужчины: храброго вояки и агрессивного самца.
          – Это я-то храбрый вояка? – усомнился Радан, не пускаясь в размышления по поводу своевременности и реальности материализации своего отражения во Тьме.
          – Не знаю, как ты, а я такой, – нагло заявил Надар и вышел из Зазеркалья.
          – Куда ты прёшь, нахал! Тебя кто-нибудь приглашал? – возмущённо отшатнулся Радан.
          – Да ты в своём уме, брат?! – заорал Надар. – Зачем мне особое приглашение? Я у себя дома! Ведь я – это ты, твоё второе «Я». Только я приютский парень, а ты маменькин сынок!
          – Ах, даже так? – хмыкнул Радан. – И чего же ты хочешь, худшая половинка моя? Зачем пожаловал из Тьмы?
          – Я пришёл помочь тебе, – миролюбиво ответил Надар. – Ведь ты собираешься идти, а на улице ночь, темно. Тьма, одним словом. И ты боишься. Так что пойдём вместе.
          – Я боюсь?! – Надар скривил губы в усмешке и Радан остыл. – Ладно, пойдём вместе. Но в разные стороны. Пусть гуглы подумают, что у них двоится в глазах.
          Помутнение разума гуглам не грозило, поскольку на улице была кромешная темень, но всё же парни пошли в разные стороны. Конечной цели путешествия «брату» Радан не сообщил – да тот и не спрашивал.
          Пройдя метров двадцать, он услышал крадущиеся шаги и резко обернулся. И в тот же миг почуял жар чьих-то тел, спёртое дыхание и кто-то завёл назад его руки… На секунду перед глазами вспыхнуло жало ножа – и он упал. Чёрное небо располосовала Z – образная молния, не нарушая ватной тишины и не даря просветления. Сознание Радана поглотила Тьма – но чреве её слабой точкой пульсировал свет…
         
         
          Свет окутал его всего и Радан почувствовал, что поднимается ввысь. Чувство лёгкости в полёте не давало радости, но и не пугало или озадачивало. Он осознавал, что летит обнаженным, но ему не было холодно или стыдно. Радан принял всё как данность мира, куда он попал и который по неведомой ему причине уверенно причислил к одному из Зазеркалий. Главным ощущением, даруемым пребыванием в нереальности, был покой, потому что здесь ему не придётся принимать решений – это он знал – а откуда не имело значения.
          Но вот пух, поддерживающий Радана в полёте, стал уплотнятся и он, встав на ноги, попытался идти к нарисовавшейся на горизонте Башне – нет не к Страстной Башне, а к воздушному, казавшемуся прозрачным чуду архитектуры. Утопая, как в снегу, в сугробах пуха под ногами Радан не шёл, а вприпрыжку летел к горизонту, наблюдая за собой со стороны и изнутри пространства. Это странное ощущение себя во всём и всего в себе росло с каждым шагом и наполняло ожиданием счастья.
          Башня отстояла от него достаточно далеко, но оттуда поплыли к нему голоса и Радан без напряжения, как если бы говорили рядом, принялся слушать чей-то диалог.
          – Ты должен вернуть его, Тавен, – строго сказал молодой сильный голос, – мне он нужен живым и здоровым.
          – Но, Рений! – задребезжал явно старческий тенорок. –  Уж коли он попал сюда, то так тому и должно быть! Не нам менять предназначенное.
          – Не спорь, Тавен! Я уже сказал тебе, что он мне нужен, и потому я отдам ему свой иммунитет.
          – Ты с ума сошёл, Рений! – заволновался старец. – Без иммунитета ты чересчур многим рискуешь и можешь погибнуть! Зачем тебе этот юноша?
          – Не будем это обсуждать! – жёстко отрубил молодой. – Я сказал – и точка. И учти, на нём Руна Рока. Она начертана кровью: шрам от хитроумного ножа. И это знак Избранника, которого я ждал. Потому призовёшь к нему Живу и Евсея. Когда они приведут парня в норму – вернём его Авесту. Он его Наставник… Тихо! Избранник уже рядом!
          Пространство стало сжиматься и Радан упёрся в белые пористые ворота Башни. Ворота раздвинулись и оттуда вышел, а точнее, выплыл молодой мужчина с длинными, по плечи,  черными волосами и со свежим шрамом на левой щеке: от виска до самого подбородка. Несмотря на эту особую примету, лицо его было прекрасно, а улыбка светла. На несколько секунд их глаза скрестились, как в рукопожатии, и мужчина произнёс знакомым уже голосом:
          – Входи, Радан. Тебя тут ждут.
          Сказал – и поплыл в белёсом тумане под надувшейся, как парус, голубой плащаницей.
          Радан вошёл и увидел старика. Того самого – Тавена. Знание этого пришло само собой и он не собирался сомневаться в нём. Старик молча развернулся и пошёл вглубь Башни – гость за ним. Трудно сказать как долго они шли, пока Тавен не остановился посреди просторного зала с креслом в самом его центре. Он сел и уставился на Радана.
          – Где я? Куда я попал? – спросил Радан и собственный голос показался ему чужим и каким-то невнятным, словно он выдавливал слова сквозь сжатые губы.
          – Да так... – безо всякого выражения ответил Тавен. – Ты в коме, юноша. А это вместилище… раритетов и артефактов. Если хочешь, считай это место предбанником в… Чистилище…
          – А вы кто? – поинтересовался Радан, ожидая услышать известное ему имя, но старик слегка приподнял редкие белые брови и высказался весьма не определённо:
          – Антиквар, естественно. Хранитель и распорядитель духовных ценностей.
          – А тот, который встретился мне на входе? – не унимался Радан.
          – Это Странник… – ответил Тавен и нахмурился: – Ты слишком любопытен, юноша!
          – Меня зовут Радан, – вяло запротестовал любознательный гость и понял, что засыпает.
          – Вот и ладно, – спустилось на него вибрирующими покровами откуда-то сверху, – будем знакомы. Теперь отдыхай. А я позову Живу и Евсея – они поработают с тобой, Радан.
         
         
          – Радан! – позвал его женский голос и ему показалось, что он проваливается. Он всмотрелся в размытый женский облик: – Нора?! Ты почему здесь? Ты тоже в коме?
          – Нет, любимый, я не была в коме, я сразу… – Радан потянулся на голос, чтобы ухватиться за Нору, чтобы не погрузиться в удушливый пух и не задохнуться. – Не волнуйся, дорогой, это было не больно, я даже не успела как следует испугаться…
          – Что ты такое говоришь, Нора?!
          – Ничего, ничего… Прости меня, но я всего лишь хотела защитить тебя от адепта…
          От этих слов и от голоса Норы Радан начал стремительно проваливаться в пропасть, но раздался голос другой женщины: «Зачем ты тут, дева? Здесь тебе не место! Иди себе, куда шла…» – и он повис без движения. Стало тихо и в этой тишине завибрировало отлетающее эхо: «Позаботься о нашем ангелочке, Радан!». Он хотел спросить: «О каком ангелочке?! – но не смог – перехватило горло.
          Пьющее силы эхо перекрыл густой мужской голос:
          – Мы допустили оплошность, Жива. Надо было его полностью изолировать.
          – Сейчас мы всё поправим, Евсей. Дева его чуток помяла, но это не беда.
          Радану показалось, что его укачивают, как ребёнка. «Ребёнок! – вспомнил он. – Я должен пойти за ним!» – и он не медля потянулся вверх, как если б выныривал из Росы. И увидел веселые морщинки пожилой женщины. Рядом, как скала, возвышался крупный старик с гривой седого льва и участливо смотрел в его лицо:
          – Хватит валяться, сынок! Пора набираться сил. Тебя ждут важные дела… – Евсей накрыл Радана своей белой плащаницей и тот почувствовал, как в него вливаются сила, тепло и покой. Старец убрал покров и предложил женщине: – Теперь ты, Жива!
          Прикрыв глаза, Радан повис в безвременье и в вакууме, упиваясь неведомой лаской, тихой радостью и благостным покоем до тех пор, пока его не позвал Рений:
          – Поднимайся, Избранник, и следуй за мной!
          Радан легко вскочил и полетел за Странником на светло-бирюзовую гору. Тот велел ему опуститься на колени и положил ладонь на его голову:
          – Я, странник Рений, передаю тебе свой иммунитет от форматирования Ложью и искажения Кокона энергетическим насилием. Отныне, Радан, ты защищён от Лжи и злого Слова. Ты будешь обладать даром получать сокровенное Знание из общего Хранилища Крады и тебе будет даровано Заветное Слово – как только ты почувствуешь в себе Силу. Встань, Избранник, и поклянись следовать своему предназначению и не сворачивать с этого Пути, чтобы не случилось!
          Радан встал и внятно произнёс:
          – Я, Радан из клана словесников, Избранник для спасения Того, Кого Мы ждём, клянусь следовать предназначению и не сворачивать со своего Пути, чтобы не случилось!
          Рений снял с себя серебряную гривну и повесил её на шею Избранника.
          – Для чего ты это сделал, Рений? – спросил Радан после торжественной паузы. – Зачем ты отдал мне свою защиту?
          – Мне важно, чтобы ты выполнил свою Миссию. Мне это очень важно! И не спрашивай зачем да для чего – я не смогу тебе ответить. А за меня не переживай: я уже достаточно крепок духовно, чтобы обойтись без защиты.
          Радан заглянул в глаза Рения: они были скорбными. И интуиция подсказала ему новый вопрос:
          – Это мир мёртвых?
          Брови Странника изогнулись в изумлении, а в голосе вибрировала растерянность:
          – Нет… Это другой мир. Зазеркалье. Таковых много. А почему ты так спросил?
          – Тут была одна женщина… Я подумал, что она умерла и мне стало тревожно.
          – Она тебе дорога?
          – Не знаю. Наверное. Думать о том, что она погибла – больно.
          Странник кинул на Радана загадочный взгляд:
          – Возможно, ты с ней ещё встретишься, даже если она умерла. В Зазеркалье. Люди не умирают, они просто уходят в Зазеркалья. Один великий ясирский поэт сказал, что умершие заполняют трещины смыслов.
          – Да, – согласился Радан, не пытаясь постичь глубину последний фразы. – Я думаю, она не могла исчезнуть бесследно. В ней слишком много жизни… – он вздохнул и вспомнил: – Она сказала, что защитила меня от адепта. Это я виноват в её смерти.
          – Ты не должен винить себя и горевать о ней. У неё своя судьба. И она забрала с собой двух злодеев. А, вообще, поменьше думай о женщинах! Надо думать о Деле.
          – А если в моё Дело снова вмешаются адепты?
          – Напрямую вряд ли, – возразил Рений. – Воевать с деями не по их рангу. Хотя на грязную работу они всегда найдут кого нанять… – он нахмурился и неожиданно признался: – Знаешь, а я ведь из рода адептов. Да, Радан, это так. И из рассказов отца  мне известно, на что способны эти прихвостни Системы. Я тогда хоть мальцом ещё был, а и то понял, какими  они могут быть жестокими. Так что, будь начеку: они всегда готовы напасть.
          – Но они могут напакостить и иначе, – осторожно продолжил щекотливую тему Радан. – Например, наслать какой-нибудь катаклизм.
          – Они не боги. Они всего лишь хранители Системы. Правда, весьма просвещённые. И могут опутать информацией, от которой души впадают в смятение и слабеют. Но ты надёжно защищён от этого. А со злодеями ты и сам справишься. С помощью друзей. И помни: зло не столь сильно каким кажется – главное не преувеличивать его, не давать ему воли. И не бояться. Чтобы видеть свою дорогу и горизонт, ты никогда не должен склонять голову, ты должен изжить в себе чувства страха и вины – они от Тьмы и пьют животворящую силу.
          – А если я всё же виноват, если я не прав? – спросил Радан.
          – Ты не должен оглядываться назад, на старые ошибки. Достаточно того, что ты осознал их и не повторишь. И, если ты не прав, – поправься. Те, кто знают и любят тебя – поймут и оценят твоё усилие. А мнения остальных неустойчивы. Да и меру твоей вины они всегда преувеличивают, потому что всё примеряют на своё Эго… – Рений положил руку на плечо Избраннику и построжал: – Хватит сомнений! Возвращайся, Радан! Пора!
         
         
          – Пора бы ему очнуться, Осип! Седьмой день в коме! – воскликнула Мария и тут же радостно ахнула: – У него дрогнули ресницы!!!
          – Не шумите, Мария! – подал взволнованный голос Блажного. – Вы можете испугать его. Дайте ему спокойно вернуться в свой мир… – и он тихо позвал: – Радан, сынок, возвращайся! Мы давно ждём тебя. Но время не ждёт…
          Радан разлепил веки и полюбовался на радостные улыбки друзей. Затем ответил им тем же и спохватился:
          – А Дара!!! Она знает, что со мной случилось? С ней всё в порядке?!
          – Не беспокойся, сынок! – поспешил с ответом Блажной. – Она в надёжном месте и в заботливых руках! И конечно же мы поберегли её от стресса! Дара думает, что ты в Ясирусе.
          Радан вздохнул с облегчением и попробовал пошевелить руками и ногами.
          – Странно, – протянул он, – они живые и вовсе не закаменели и не одрябли от долгого лежания…
          – Да кто б тебе дал закаменеть! – возбуждённо засмеялась Мария. – Ждан каждый день делал тебе свой спортивный массаж! Всё тело твоё мял и ругался. О, да вот и он!
          Ждан с шумом ворвался в комнату и навис над постелью друга:
          – О, мадонна! А я услышал шумок и подумал: неужели?! И точно! Наш учитель ожил! Где ты пропадал, чудик? Вернее, где витал, оставив нам своё бренное тело? В каких небесах?
          – В Зазеркалье, друг, – охотно ответил «чудик», – я витал в Зазеркалье…
          – Ну, вот! – продолжал бурлить жизнерадостный посетитель. – Я так и знал, что ты снова будешь покушаться на мой разум! Дружище, так нельзя! Я простой парень, мне твои причуды не по уму! Хватит того, что ты умеешь раздваиваться!
          – Я?! Раздваиваться?!
          – Ну да! Представляешь каково мне было, когда ты весь в раздрае прибежал ко мне на место встречи, стал орать, что тебя убили и тянуть неведомо куда? Я тупо пошёл за тобой, а там опять ты!!! И весь в крови, с ножом в груди… Я чуть не рехнулся! – Ну чего ты лыбишься, обормот? Это ещё не всё! Не успел я немного очухаться, а ты… тот, который шубутной… Так вот: этот парень испарился, как и не было его! А потом снова объявился и такой цирк устроил! Осип пытался мне объяснить про какое-то отражение во тьме, но я остановил его: всё! Не надо! Пусть лучше я буду думать, что это были галлюцинации от шока! – выплеснувшись, Ждан утихомирился. – Ладно, валяй, рассказывай про это своё… про Зазеркалье. Будто сказку.
          – Там спокойно и тихо. Облака и странные люди… Живые и мёртвые… – Радан запнулся и нахмурился: – И там я встретился с Норой…
          – Ты видел там Нору? Там? Среди умерших? – Ждан растерянно посмотрел на Марию и Осипа и те опустили глаза. 
          Стало невыносимо тихо, как на кладбище, но у Радана ещё теплилась искорка надежды.
          – Да, видел. Мельком. А точнее, слышал. Она сказала, что защитила меня от адепта и ей не было больно… – тихо ответил он и умоляюще посмотрел на Ждана, словно тот мог опровергнуть его жуткое предположение.
          Но надеждам его не суждено было оправдаться.
          – Она отравила его! – выпалил необученный дипломатии друг и Мария испуганно замахала руками. Однако Ждан пошёл напролом: – Но этот гад успел её задушить прежде чем сдох! Их нашли мёртвыми на следующий день после покушения на тебя! В гостинице.
          Радан вдавил затылок в подушку и сцепил зубы. Потом прохрипел:
          – Дайте мне попить… Пожалуйста… – напившись, он обвёл взглядом скорбные лица друзей: – Не бойтесь, я справлюсь. Я уже был готов к этой новости… – его обдало холодом эхо из Зазеркалья и он сказал: – Она просила меня позаботиться о каком-то ангелочке…
          – Об ангелочке?! – ахнула Мария и испуганно зажала себе рот рукой.
          – Не надо ничего от него скрывать, друзья. Он всё равно узнает о нём, – сказал Блажной и положил ладонь на крепко сжатый кулак Радана. – Отдайте ему письмо, Мария.
          – Какое письмо?!
         
         
          Письмо было от Норы и Радан прочёл его не единожды, прежде чем всё осознал.
          «Радан, – писала Нора, – если ты читаешь это письмо – то значит ты никогда больше меня не увидишь. Ты сказал мне сегодня, что я не умею любить и что наша связь была бесплодной. Ты не прав, любимый. Я докажу тебе, что умею любить, прямо сегодня. Я избавлю тебя от Жиляра. А заодно и сама освобожусь от него. И связь наша дала плоды, вернее, плод: я родила тебе сына!
          Да, родной. Рон твой сын. Ты подарил мне его в одну прекрасную новогоднюю ночь и я отдала ему всю свою любовь, от которой ты отказался. Той зимой ты выгнал меня и я собиралась отомстить тебе и сказать о сыне лет через двадцать – но жизнь распорядилась иначе. Теперь Рон только твой. Береги нашего ангелочка, любимый.
          Будь счастлив, мой солнечный мальчик! А меня прости.
          Нора. Не смотря ни на что – твоя».
          Молчание затянулось и Радан нарушил его:
          – Как оно попало к вам? Я имею в виду письмо…
          – Старуха… – перехваченным в горле голосом начала отвечать Мария. – Я искала в твоей квартире бельё для тебя и ещё кое-что по мелочи… И она пришла. Сказала, что Нора велела ей так сделать, если не объявится за трое суток. Вот старуха и пришла. Принесла это письмо и привела мальчика. Ты, прости, Радан, но мне пришлось прочесть твоё письмо, потому что я ничего не понимала!
          – Это неважно, Мария. Всё уже не важно… – тихо сказал Радан. – Где он? У вас дома?
          – Здесь он! С Кирой! – не вполне уместно обрадовалась Мария и, наткнувшись на остудный взгляд Блажного, растерялась. – Позвать? – Радан согласно кивнул и она выкрикнула: – Дочка! Приведи сюда Рона!
          Кира с мальчиком появились так скоро, словно стояли за дверью. Зашли и замерли, уставившись на раненного. А тот не спускал глаз с новоприобретённого сына: да он полная копия папочки! Синие глаза, высокий лоб, выжидательный наклон головы и даже манера стоять, крепко опершись на широко расставленные ноги!
          – Подойди ко мне, Рон! – нетвёрдым голосом позвал Радан.
          Мальчик легко тронулся с места и остановился у постели раненого. Он стрельнул очами в растерянного отца и, сам того не ведая, выручил его, перехватив инициативу:
          – Ты уже вернулся с неба? – Радан кивнул и попытался улыбнуться. – А маму мою там видел? – улыбка слетела с осунувшегося лица «путешественника», но кивнуть он смог. – Она не говорила, когда вернётся за мной? Я уже сильно соскучился…
          Затянувшаяся пауза вполне могла окончиться всеобщими слезами, но неожиданно для всех в ситуацию вмешался Ждан, у которого на все случаи жизни были припасены жизнерадостные улыбки. Он присел на край кровати рядом с другом и, сияя ровными белоснежными зубами, притянул мальчишку к себе:
          – Это я разговаривал с твоей мамой! Я там тоже был. На небе. Мама знает, что ты скучаешь и очень просила тебя потерпеть. Потому что ей надо уехать по делам аж на два… нет, на три лета! – губы Рона искривились, готовясь к рёву, и Ждан засуетился: – Зато, наконец-то нашёлся твой папа! И мама хочет, чтобы ты пожил у него, потому что он ранен и ему плохо одному! – запутавшись в своих измышлениях, доброхот подтолкнул ошалевшего мальчишку к Радану: – Вот он, твой папа! Он давно хотел тебя увидеть и совсем очумел от радости! – и вскочив, поторопил остальных: – Давайте оставим мужиков одних! Пусть пообщаются, как родные люди. Хотя бы полчаса.
         
         
          Полчаса оказалось вполне достаточно, чтобы Радан наладил взаимоотношения с сыном. Когда Блажной вошёл к нему с целью побеседовать наедине о подступившем вплотную сроке отбытия в Никуда, он застал их сидящими в обнимку на постели и с одинаковым любопытством разглядывающими какую-то блестящую кругляшку с гравировкой, висящую на шее у Радана.
          – Деда Осип! Посмотри, какой талисман у моего папы! – похвалился Рон, повернув ладошку с гривной для лучшего обзора. – Ему его подарили на небе! Папа обещал, что даст мне его поносить, когда вернётся из далёкого похода! Уже совсем скоро.
          – Знатная штуковина, – согласился Блажной, с неподдельным интересом обозрев артефакт и начертанную на нём руну. И коротко взглянул на дрожащую улыбку Радана. – Тебе крупно повезло, Ронни, что у тебя такой уважаемый всеми папа. Только ему пора поспать, а тебе пойти покушать и поиграть с Кирой. Попрощайся с папой, малыш, и ступай к нашим хозяюшкам.
          Рон послушно ткнулся в заросшую щёку отца и вышел. Радан устало опрокинулся на подушки и выжидательно уставился на Блажного.
          – Ты в состоянии рассказать мне всё, что случилось с тобой, после того, как ты остался один, без жены? – спросил тот, усаживаясь на стул у кровати.
          – Да, – ответил Радан и подробно изложил свою историю. Осип задумался, но он рискнул прервать размышления опекуна горячим вопросом: – Вы не знаете, кто устроил это покушение? Адепты?
          – Нет, сынок. Тебя самым банальным образом заказал олигарх. Леон, содержатель твоей Норы. Из лютой ревности. В тот день она ушла от него и он решил, что к тебе. – Осип хитро усмехнулся. – Так что в контексте всего происшедшего роковая любовь. Причём со смертельным исходом, поскольку, успев заказать тебя, олигарх скоропостижно помер от инфаркта. Не вынес потери любимой женщины.
          – Откуда вы знаете о заказчике? – порозовел от смущения «герой-любовник» – Из материалов следствия или удалось поймать убийц?
          – Никто никого не поймал! Весь фокус в том, что убийц нашли возле тебя обугленными от удара молнии! Они сгорели – а ты уцелел! Странная какая-то молния…
          – Да молния была. Я помню, – протянул Радан и добавил: – Она действительно была странной. Угловатой, одиночной и без грома… –  он припомнил весь тот день и спросил: –  А я рассказывал вам, что мне было видение моих родителей и я узнал имя матери?
          – Нет. И как её звали? – оживился Бражной. – А отца?
          – Отца мама называла «дорогой», а он её – Симой…
          И Радан поведал собеседнику весь сюжет своего проникновения в детство.
          Прослушав рассказ с глубочайшим вниманием, Блажной вздохнул:
          – Ладно, сынок. Тебе надо набираться сил. Энергетически ты в полном порядке, а физически истощён. И времени на откорм осталось маловато... – и, подарив подопечному тёплый взгляд, «на закуску» задал житейский вопрос: – Ты рад, что у тебя объявился сын?
          – Не знаю пока, – честно признался Радан. – Слишком всё неожиданно и сразу. И за Дару жутко волнуюсь. Ей-то этот мой сынок уж точно не в радость… – и он тихо, с горечью, засмеялся: – У меня прямо полоса какая-то пошла с детьми! Или эпидемия… Того и гляди стану не по летам многодетным отцом!
          Блажной хмыкнул и обронил добродушную подначку:
          – Женщины, сынок, твоя головная боль. Прямо беда. Уж больно они тебя любят.
          И словно иллюстрируя это замечание, в комнату вошла Кира – с заставленным едой подносом в руках и с полными немого обожания широко распахнутыми глазами:
          – Я пришла вас покормить, Радан. Вы очень исхудали. Пока всё не съедите – я не уйду!
          – Ну теперь я за тебя спокоен, сынок! – хохотнул поднявшийся со стула Блажной. – При такой заботе через три дня ты у нас будешь орлом! А то и слоном.
          – Да будет вам, Осип! Вы забыли, что у меня есть мощный иммунитет от всяческих излишков и притязаний? – грустно парировал Радан, уверенный, что его опекун понял весь контекст этой многозначительной фразы.
          Посмотрев вслед уходящему Блажному, Кира обратила на Радана свои чистые озёра, в которых отражался он один: герой, прекрасный принц, благородный спаситель, мужчина…
          Радан прочёл эту пропись в глазах девушки и испугался: что же будет дальше? Ведь такая слепая любовь рано или поздно выплеснется, взорвётся, воспламенив всё вокруг или испепелив саму Киру!
          Но самое ужасное, что его тоже влекло к ней. К ней, к дочери убийцы его родителей.
         
         
                Часть 3. ПРЕТКНОВЕНИЯ ПУТИ
         
          Глава 1

          Шафрановые нити кружев зари покрыли притаившиеся во сне и в Зазеркалье Чертоги, чтобы никто и ничто не мешали патриарху нянчить свою трудную Думу. Слившиеся на переносице кустистые брови были похожи на верхушку разросшегося в нём Мыслена Древа, которому тесно стало внутри старца, пытающегося проникнуть жалом мудрости в плоды размышлений всей его долгой и нелёгкой жизни, чтобы выверить их естество и суть.
          Двадцать лет провёл Аксима в пустыне, затерявшись во времени и в пространстве. Он научился созерцать небесные сферы, осязать дыхание вечности, слушать ветер и шорох песка, в котором бурлила иная жизнь. И он понял, что и прошлое, и будущее, и настоящее лишь части многих взаимопроникающих пространств, сплетённых в Единое Сущее, что существуют пространства иных измерений и вселенское Родство и что любой, даже самый крохотный, объем  пространства хранит Знание о Едином Сущем. А это означало, что и он, Аксима, часть Сущего и Сущее часть него. Каждый человек целый мир и Мир очеловечен.
          И ОН тоже в каждом! Но далеко не всеми это осознано…
          Много чего хранят Зазеркалья Крады, много чего, что не может быть явлено человечеству, поскольку в основной своей массе оно к этому не готово. И слишком много зло-творящих особей уже научилось заглядывать туда и воровать Сакральное Знание себе на потребу. Да если бы они только воровали! Нет, они оскверняют его Ложью, хитро вкрапляя в неё крупицы истины. Они искажают суть Знания, вносят тьму уничтожающих суть подробностей и сеют вирусы зла и страха, заражающие Души и вызывающие мутацию Сущего, отчего скудеет животворящее Начало и Единство Кокона Крады.
          Хранители тайн Зазеркалий в смятении, как в смятении и они, немногочисленные Поводыри, Пастыри и Проповедники Сущего, потому как Мир стремительно катится к Хаосу. Свет тает в сумерках смятения и поглощается Тьмой, сытость достигается за счёт духовности, ценой потери человеком своего божественного первородства. И чем больше наглеет мировой Вор животворящей силы, тем скуднее становятся души людей, обедняя свою общую душу – Душу Крады. И её одолевает смятение, алчущее всё больше и больше жертв, чтобы пополнить свои трещины их душами. А Молох мировой Кузни Зла, управляемой Князем Тьмы, становится всё ненасытней и изощрённей, требуя нежных душ детей Крады…
          Аксима заворочался, расправляя затекшие члены, и кресло заскрипело под его грузным телом, как под глыбой. Откинув маститую голову, он взглянул в прозрачный купол на светлеющее небо и задал себе тот же вопрос, с которого истекли его важные, но довольно общие мысли: должен ли он вмешаться в ситуацию с Избранником для спасения Того, Кого ждут? И в уставшем мозгу всплыл не слишком уверенный ответ: нет, он не имеет права сворачивать с Пути Миротворца. Примирять непримиримых его Миссия… Хотя…
          В зал приёмов бесшумно вошёл факельщик и загасил мерцающие холодным голубым пламенем  светильники.
          – К вам посетитель, отче, – отстранённо обронил он на обратном пути. – Магистр Ордена Хранителей Системы ищет вашей аудиенции, отче.
          – Проси, – разрешил Аксима, приосаниваясь, и подумал: «Небось о том же извёлся…».
          Через несколько минут Феорд предстал пред патриархом и после традиционного обмена приветствиями застыл, склонив седеющую голову.
          – Что же ты молчишь, Феорд? С чем пожаловал в такую рань? Ты снова в смятении?
          – Да, отче. Я в великом смятении. После нелепой смерти бунтовщика Жиляра я потерял покой. Мысль о том, что в Ордене впервые за несколько веков чуть было не родился заговор против магистра, лишила меня сна… – магистр поднял на Аксиму запавшие глаза и на одном дыхании выпалил: – Поскольку я утратил реальную власть и у меня нет наследников, я решил усыновить Повеласа и передать ему сан магистра Ордена досрочно!
          Патриарх, так резко подался вперёд, что чуть не выпал из кресла:
          – Что?!! Что за вздор ты несёшь, Феорд?! Мало тебе того позора, в который вверг Орден твой похотливый адепт, так ты ещё намерен рассмешить народ? С каких это пор семидесятилетние старцы усыновляют пятидесятилетних «мальчиков»?! Опомнись, сын мой! Да и хорошо ли ты знаешь этого Повеласа? Достоин ли он этакой чести?!
          Магистр снова опустил голову и начал оправдываться:
          – Он самый вдумчивый и серьёзный из всех. Всегда спокоен, нетороплив, рассуждения взвешенные. И никакой агрессии… Остальные рвутся в драку и мечтают всё порушить. После того, как в гостинице нашли сумочку той девушки с письмом, в котором чёрным по белому написано, что Жиляр решил избавиться от учителя вопреки моим указаниям и что он затеял свою игру и мечтает сместить меня, – я уже никому не верю! Хватит с меня Кира! Я так верил ему, а он оказался банальным убийцей! Я любил его, как родного сына – и тут такое разочарование…
          – Не надо было очаровываться! – рассердился Аксима. – Ты не женщина, чтобы очаровываться! А что касается сына, то почему бы тебе не разыскать своего собственного сына? Того, кому ты сможешь передать своё Дело по праву рождения!
          Феорд пошёл красными пятнами от волнения:
          – Вы же знаете, отче… Сын отказался от меня. После смерти моей жены, практически, проклял и меня и моё Дело… Ушёл и сказал, чтобы я даже имя его забыл.
          – А как ты хотел? Ведь ты не просто оскорбил его мать изменой, ты фактически погубил её! Твой сын не простил тебе этого. Он поступил как настоящий мужчина! –высказавшись, патриарх сбавил тон. – И где он приткнулся?
          – Не знаю, – повинился магистр, – больше тридцати годов прошло. Искал я, да потерял его след. Знаю лишь, что несколько лет он бороздил барханы Сквамы,  отшельничал, потом будто переселился в Ясиру… И всё! Он даже имя себе взял другое, чтобы я не нашёл его!
          – А какое имя дано ему было при рождении?
          – Коста. Но он сменил имя.
          – Это я помню! Видишь, к чему ведут пагубные страсти? – досадовал Аксима. – Ты сам разрушил свою семью! И теперь один, как перст, не знаешь на кого опереться! – он помолчал и доверительно посочувствовал: – Ох уж эти женщины! Беда нам от них…
          – Разве вы знаете женщин, отче? – осмелел Феорд. – Ведь вы никогда не были женаты!
          – Вообще-то, это не твоё дело! – вскинулся было Аксима, но, видимо, задел этот разговор какую-то тонкую струну в его душе и он хитровато сощурился. – Ну да так и быть – покаюсь… Я ведь стал таким, как ныне, тоже из-за женщины. Да, да, сын мой! До тридцати лет я ещё тем парнем был! И с женщинами поступал безответственно… Пока одна из них не наложила на себя руки… Вот тут-то я враз поумнел! Тоже, как твой Коста, в пустыню ушёл. Да на целых двадцать лет! Ладно, Феорд. Попробую я тебе помочь, поищу твоего сына по нашим Хранилищам информации, да по-своему. Но для этого мне нужен его портрет…
          – Завтра принесу, отче. И портрет и данные о рождении и составе крови.
          – И о жене своей тоже. И соберись с духом, оставь свои глупости, не до смятения сейчас! – и неожиданно для себя Аксима продемонстрировал пристрастность в деле учителя: – Ты один вхож в Предикторат и только ты можешь оградить от него и от твоих адептов бедного парня из Росанска и дитя, которое он будет спасать. Не смотри на меня так! Он не умер! Это была инсценировка! Жив наш герой, но в безумно сложном положении! Так что некогда предаваться унынию, Феорд. Ступай, усмиряй свою орду. Уж день занялся…
         
         
          «День занялся знатный…» – лениво подумал Радан, глядя в окно приютившего его дома в Маргино, – и услышал плач ребёнка: жалобный и с частыми придыханиями. Шестым чувством он понял, что плачет «тот самый младенец» и что это неспроста. Его нисколько не удивило, что он соприкоснулся с чудом наяву и появилась острая потребность увидеть дитя. Радан закрыл глаза и сосредоточился.
          Болото выплыло из светлой точки в темном пятне век и опустилось вниз, будто он взлетел над ним. Радан стал зорко высматривать ребёнка – и увидел его: в помятом коконе. Мальчик лежал запрокинув голову, а над ним кружилась чёрная птица, время от времени падающая вниз и клюющая надорванную оболочку. Грудь ребёнка то вздымалась, то опадала так, что его тонкая шея вытягивалась и оттого голова начинала качаться.
          В плач ребёнка вплелись стоны женщины – и Радан догадался, что ребёнок задыхается во чреве матери и ему срочно нужна помощь. Вслед за этим Знанием само собой пришло Умение и Радан действовал быстро и безотчётно. Он поднял руку и из его пальцев вылетели молнии, мгновенно испепелившие птицу. Этой же рукой, но уже тёплой и мягкой, он поправил головку ребёнка и окутал его своим коконом, словно вложил во чрево. И, представив себя Рожаницей, начал глубоко и мерно дышать одновременно затягивая пальцами повреждения кокона. Младенец затих и дыхание его стало ровным…
          Не выходя из транса, Радан позвал Осипа и «вернулся». Несколько минут он лежал бездумно и неподвижно, успокаивая пульс и восстанавливая силы, затем снова, как будто только что проснулся, посмотрел в окно и додумал прерванную мысль: «…И ночь, похоже, будет светлой… Сегодня в ночь я пущусь в Путь. Пожалуй, пора вставать и собираться…». Да, экспедицию придётся начинать раньше запланированного времени, потому что кто-то пытается убить ребёнка и Рожаницу, раньше, чем наступит время родов. Он должен быть рядом и охранять их…
          Вставать с постели не хотелось, как не хотелось и отправляться в Неведомое. Радан не хотел себе признаваться в том, что ему было страшно, а, признав это, сразу вспомнил о Надаре. И проснулся окончательно, оттого что в голове взгромоздился план «военной операции»: он пустит возможных преследователей за своим отражением! Но, чтобы вызвать Надара придётся поехать к себе или попросить кого-то привести зеркало… И он начал обдумывать детали плана – тщательно, насколько это возможно в сложившейся ситуации.
          В комнату вошла Кира с пакетом в руках и, увидев, что он не спит, расцвела улыбкой:
          – Доброе утро, Радан! Я почистила и починила вашу одежду.
          – Спасибо, Кира. Костюм мне как нельзя кстати. Сегодня я отправлюсь в путь… – лицо девушки вытянулось от огорчения и он поспешил пресечь возможное проявление эмоций.  – А, в целом, ты молодец. Настоящий боевой товарищ. И я надеюсь на твою поддержку в дальнейшем. – Радан сделал паузу, чтобы Кира поочерёдно справилась с гаммой чувств, в том числе с разочарованием по поводу чёткого определения своего места в их непростом альянсе. Дождавшись выражения глубочайшего внимания, он продолжил: – Кира, я прошу тебя позаботиться о моём сыне. Рон привязался к тебе и думаю, что всем будет лучше, если вы спрячетесь в приюте. И уехать туда надо уже сегодня…
          В глазах Киры заметались толпы затаённых чувств вкупе с невысказанными словами и все они были горячими и тревожными. Видимо, она не нашлась с чего начать, потому что молча положила на кровать костюм и повернула к выходу. Радан вздохнул и, взяв трубку спецсвязи, вызвал Ждана. Затем поднялся, оделся и стал ждать.
         
         
          Ждать пришлось недолго, поскольку, как оказалось, друг уже был в дороге и поспел в завтраку. Молчаливая и печальная Кира накрыла на стол в комнатушке Радана и вышла.
          – Что это с ней? – обеспокоился Ждан, который не считал нужным скрывать свои нежные чувства к этой девушке. – Чем ты обидел нашу золотую рыбку?
          – Да вроде бы ничем, – смутился Радан, зная доподлинно причину грусти «рыбки», – просто сообщил ей, что намерен сегодня ехать неведомо куда.
          – Сегодня? А мне казалось, что отъезд был намечен на послезавтра.
          – Была такая мысль, но обстановка накаляется. Так что давай обсудим кое-какие мелочи. Насчёт тебя и парней Азуса. Надо бы его позвать. И вообще, ты знаешь, где он обретается? А то как-то нехорошо получилось: заняли его дом и выгнали хозяина на улицу.
          – Ты за него не волнуйся! – хохотнул Ждан. – Азус у нас парень не бедный. У него таких домишек – в каждом районе по два! И гвардия его при хатах… Ты мне лучше скажи: меня ты возьмёшь с собой на подвиг во имя Крады?
          – А ты сперва ответь: ты готов к светлому подвигу? Всех своих бесов поубивал?
          – Убивать своих бесов? – переспросил Ждан. – Не надо их убивать – они же свои! Ими надо управлять! – и он засмеялся: – Их надо держать впроголодь и на привязи, а иногда выпускать погулять! Натравливать на врагов.
          – Оригинальная трактовка, – улыбнулся Радан, с удовольствием глядя в жизнерадостное лицо друга, – возможно, ты прав. Наверное, наши бесы отражение наших добродетелей. Во Тьме. А Свет и Тьма всегда обруку. Так говорит наш мудрый Осип…
          – Ну вот и славно, значит я не такой глупый, каким кажусь. – перебил его Ждан. – Так  всё-таки: ты возьмёшь меня с собой?
          – Да, – ответил Радан, – но только до Новоявленска. Не сердись, друг, но своё предназначение я должен выполнить один.
          – Хорошо: до Новоявленска, так до Новоявленска… – смирился Ждан. – По крайней мере поберегу тебя от гуглов и голоргов.
          – К слову, о гуглах! – подхватил мысль друга Радан. – Боюсь, что они выглядывают меня за каждым углом. Поэтому будет лучше, если билеты до Новоявленска возьмёшь ты.
          – Логично. А дальше ты как? Поедешь или пойдёшь?
          – Пока не знаю. Узнаю об этом в Новоявленске… Рейс должен быть ночной. Тогда я прибуду на место на заре. И не забудь взять билеты и на парней Азуса. А сколько их будет – обговори с ним сам. И протруби всем сбор у меня в шесть часов вечера.
          Ждан кивнул и поднялся:
          – Это всё? Можно идти выполнять, командир?
          – Да. Ой, нет! – спохватился Радан. – Чуть не забыл: ещё возьми билеты до Синирска!  И на рейс за час до моего. Один билет будто для меня и ещё для охраны. Какой у неё будет состав уточни у Азуса. Теперь всё. Иди.
          – Не понял! – «тормознул» Ждан. – Ты что опять собираешься раздвоиться?
          – Что-то вроде того, друг, – усмехнулся Радан. – Не бери это в голову, иди, действуй. Мне надо сосредоточиться и кое-что проверить, пока не придёт Осип.
         
         
          Осип, однако, явился раньше, чем ожидал Радан, и он не проверил состояние ребёнка.
          – Что случилось, сынок? – обеспокоился опекун героя. – Ты так срочно вызвал меня, да ещё телепатически. У нас осложнения?
          – Да. И всё очень серьёзно, – без обиняков заявил Радан и пересказал Блажному своё вмешательство в нападение на объект всеобщего внимания и план срочной помощи.
          – И каковы твои соображения? На кого ты думаешь?
          – А что тут думать? Выбор у нас небольшой: или адепты, или глобы. А, скорее всего, они объединили усилия.
          – А конкретнее?
          – Ну если отталкиваться от того, что я прокатил лично Жиляра и Гуса и адепта больше нет, то я бы заподозрил Гуса и компанию. И ещё мы здорово обидели Зосиму, а он маг и, говорят, неплохой. Возможно он ещё не покинул дом Леона.
          – Ты можешь настроиться на особняк? Ведь ты там был.
          – Давайте вместе посмотрим, Осип. Вы опытней меня в этом деле. Я попробую вывести вас на Зосиму, а вы последите за мной, а потом присоединяйтесь.
          Блажной подтвердил своё согласие конкретным предложением:
          – Запрись, Радан. Нам нужен абсолютный покой. И возьмёмся за руки. Посмотрим, что там творит твой Зосима…
         
         
          Зосима угрюмо взирал на командированных к нему из Ясируса магов и напряжённо слушал раскрасневшегося Гуса. Срочно прибывшие на сеанс магии олигархи Гутан и Арлей, а также присоединившийся к ним адепт Табир сидели в стороне, всем своим видом показывая непричастность к творящемуся злу.
          Магов из столицы прибыло пятеро и каждый был силён в конкретном умении: Арса гасил Свет, Суор убивал Суть, Волхв уничтожал тепло, Лотур разжижал и ломал Коконы, а Зоро притягивал к жертве родовое зло. Что касается Зосимы, то его имя и вовсе означало «сущее зло» – и потому он возглавлял бригаду чёрных магов.
          Кроме того в эту шестёрку в любой момент мог влиться Табир, который тоже был высококвалифицированным магом, специализирующимся в воздействии на всё, что располагалось в грудной клетке, прежде всего на сердце. И, желая мстить за своего коллегу и единомышленника Жиляра, внутренне он был готов к этому.
          В то время, как Радан и Блажной созерцали мерцающее в свете множества ритуальных свечей вражье логово,  вся эта компания мощнейших зло-творцов, потерпевшая обидное поражение в первой атаке на Рожаницу, уже битый час выясняла причины неудачи. Гус буквально пытал магов, растравляя их амбиции и самолюбие и увлёкся этим настолько, что не придавал значения упорному молчанию Зосимы. А тот погрузился в себя и искал выход из ловушки в которую попал ещё на злополучном рауте.
          То, что случись с учителем беда, и он будет больно и жёстко наказан, Зосима не сомневался. Тем более, что во время сегодняшнего сеанса магии, он понял, что Радан не только жив и обрёл ещё большую силу, но у парня явно появился иммунитет на энергетическое воздействие – а это может означать лишь одно: задумка олигархов уничтожить учителя и младенца обречена на провал, а он, как маг-неудачник, – на полную дискредитацию. Так что, как ни верти, он в глубочайшей яме и спасать ему себя самого и любимых внуков придётся без посторонней поддержки. И что же теперь предпринять? Нужно время на обдумывание… И Зосима бесцеремонно прервал разглагольствования местного олигарха:
          – Надо сделать перерыв, господин Гус. Тут по старинке не получится. Потому что женщина и ребёнок под надёжной защитой учителя.
          – Как?! – возмутился Гус и все три высокопоставленных персоны подались вперёд с молчаливым требованием разъяснений. – Разве он не убит?! А кого же тогда похоронили его коллеги и над кем так безутешно плакали соседи и молодая учительница?
          – Не знаю я, кого там похоронили, но наш красавчик жив и это он сорвал нам сеанс, – мрачно проворчал Зосима, ограничиваясь этой скудной информацией: незачем этим чванливым олигархам знать об иммунитете «бессмертного» парня!
          Наступила минута недоумённого молчания и Зосима терпеливо ждал решения Гутана. Неожиданно пришла поддержка со стороны.
          – Я согласен с коллегой, – важно заявил Лотур, – надо поискать другой подход. Мы должны провести консилиум. Так что давайте отложим наше действо до завтра, господа.
          Остальные столичные колдуны одобрительно загудели и Гутан встал.
          – Ладно. Консилиум так консилиум. Будьте готовы к девяти утра. А я не буду вам мешать и поеду в гостиницу. Господа, кто со мной?
          Не желающие соучаствовать в возможном поражении новых магических технологий «господа», включая адепта, дружно последовали за олигархом из Предиктората. Исполняющий обязанности хозяина особняка Зосима отправился их проводить до выхода и, закрыв за гостями двери, в раздумье затаился в тени мраморной лестницы.
          И в этот момент он явственно услышал голос: «От тебя одного, Зосима, зависит благополучие и здоровье твоих милых мальчиков. Если ты не остановишь беспредел своих подельников, у тебя будет масса неприятностей. Во-первых, полиция узнает, чьим ядом отравлен адепт, и ты сгниёшь на каторге, а твоё имущество пойдёт на благотворительность – и не для твоих внуков. Ну, а во-вторых, сам знаешь. Мы не любим повторяться…».
          Старый маг плюхнулся на ступени и уронил седую голову на сцепленные руки.
         
         
          Сцепленные руки повлажнели и Радан протянул Блажному полотенце.
          – Значит вы меня похоронили? – хмыкнул он. – И как вам это удалось?
          – Благодаря Надару. Это была его идея: целиком и полностью. Он так трогательно сыграл сцену твоей смерти! Твои коллеги и Мария рыдали совершенно искренне. Потом мы закинули информацию в прессу и в сеть – и всё сошло на ура.
          – А кого же вы закопали?
          – Твой всемогущий дружок Азус организовал восковой манекен. Он же и врача к тебе приволок в свой домишко и похороны устраивал. Да и Ждану с Кирой нигде не позволил светиться, при тебе их оставил. Оказывается в приютах умные ребятишки воспитываются! Кстати, не волнуйся, твоей директрисе не пришлось испытать стресс, но на похоронах она была и всплакнула очень убедительно. А и то ж: ведь ты на самом деле был при смерти!
          – Ну и артисты вы все! – восхитился Радан и сообразил: – Это что же получается: меня вроде как нет? И в мою ведомственную квартиру другого учителя поселили?
          – Пока ещё она пустая, но опечатана. Правда, Мария успела перетащить из твоего гнезда всё самое ценное к себе и сюда, к Азусу, чтобы тебе было уютнее.
          – А зеркало? – спохватился Радан. – Мне оно нужно, чтобы вызвать Надара.
          – Зеркало здесь. Кира затребовала… – глаза Блажного блеснули лукавством: – Каждый день тщательно охорашивалась, чтобы доставить тебе удовольствие, когда очнёшься.
          Но Радан не повёлся на подначку опекуна – его волновало другое:
          – А куда же я привезу жену и дочку после того, как всё закончится?
          – Что-нибудь придумаем, – пообещал Блажной. – На старом месте тебе всё равно нельзя появляться: тебя же как будто нет…
          – Ну и кашу мы заварили! – воскликнул Радан. – А тут ещё эти маги и олигархи…
          – А ты молодец, сынок, – «повёл» собеседника в другую сторону Осип, – ловко использовал ситуацию, чтобы постращать Зосиму.
          – Это ненадолго, – уверенно сказал Радан, – они быстро придумают что-нибудь новенькое. Вон их сколько! И у них полно помощников.
          Блажной понимающе кивнул и поднялся:
          – Вот потому мне надо поспешить в Контору и попросить у них аудиенцию…
          – В какую ещё контору? – перебил его изумлённый Радан.
          – В ту самую, где заседают демиурги. И куда мы с тобой «слетаем» после твоего совещания с друзьями. Уверен, что он там тебя заждался. Я говорю об иерархе.
         
         
          Об иерархе Блажной вспомнил вовремя. Тот не только жаждал увидеть Избранника, но и, благодаря информации Авеста и Осипа, подготовился к разговору конкретно: предпринял некоторые меры против вражьей рати. Несмотря на это, Андра не торопился начать напутствие и благодушно рассматривал героя наступающего Судьбоносного События.
          Радан тоже с интересом разглядывал иерарха и наполнялся полным к нему доверием. Он улыбнулся и Андра начал разговор:
          – Осип ввёл нас в курс последних деяний твоих противников и хочу успокоить тебя, Радан: не позже чем завтра соучастники магических экзерсисов будут выключены из процесса. За адептом Табиром рано утром явятся ревнители законов Ордена и он будет вывезен в Ремлин на Суд Круглого стола в связи с обвинением в заговоре и измене Уставу Ордена. У олигарха Гутана, который, кстати, действовал на свой страх и риск, не имея на то полномочий Предиктората, случится жестокий пожар на его вилле на Синайской Ривьере и он умчится туда в страхе за свою семью. Его партнёр Арлей получит такие неутешительные сведения с биржи, что ни о чём, кроме как о громадных убытках думать не сможет. Ну, а у твоего знакомца Гуса исчезнет единственный сын и он будет совершенно невменяем. Что касается магов Серой Сотни, то с ними легко управится Зосима. Без высоких персон у него будут развязаны руки для любых колдовских изысков…
          – Жестоко, однако… – обронил Радан и озабоченно потёр переносицу.
          – По сравнению с тем, что они чинят – не так уж это и жестоко! – возразил Иерарх, не замечая быстрых взглядов, которыми после жеста учителя перекинулись стоящие по обе стороны от него Авест и Гаран. – Но не переживай за них: кровавых жертв не будет. Зато у тебя появятся несколько дней, свободных от их каверз и ты сможешь отыскать Рожаницу и помочь ей. Разумеется, полного покоя не жди, поскольку, как говорится, машина запущена, но уверен, с мелкими накладками ты справишься.
          – Постараюсь, иерарх…
          – Мы очень на тебя надеемся, Радан! – с чувством воскликнул Андра. – Думаю, не надо тебя просвещать, сколь серьёзное положение сложилось на нашей планете! Конечно, наша Крада лишь частица Вселенной, но она одновременно и дитя и источник Животворящего Начала и Единства всего сущего, самая обжитая из всех остальных планет. Она часть мирового порядка и от её духовного здоровья зависит весь этот строй, всё мироздание. Мы не ведаем почему именно ты избран для спасения Того, Кого Мы ждём, но такова ЕГО воля и мы безропотно приняли её. От тебя, от твоих действий зависит слишком многое, но ты ещё молод и потому прими наше напутствие. В Пути будет трудно, но ты не должен бояться и принижать свои возможности – они у тебя немалые! Ты многому научился за неполный месяц, достойно прошёл испытания Страстной Башней и иные, данные не нами. Тебе подарены иммунитет и дар видеть Неявное, ты обладаешь духовными зрением и слухом, глубинной памятью и интуицией. Не бойся непознанного – Великое Знание придёт к тебе в Пути. Ты научишься узнавать, что было, по тому что есть и что будет, тебе явлены будут заветные Слова и Ключи от Зазеркалья, у тебя будут верные и бесстрашные помощники… – иерарх замолчал, переводя дух, и неожиданно улыбнулся: широко и открыто. – Хватит слов и наставлений! Я вижу по твоим глазам, что ты готов к своей Миссии. А будут трудности – зови нас на помощь! Двое из моей команды будут с тобой незримо и неотлучно. Вот, они, рядом. Познакомься с ними, запомни образ каждого, чтобы легко было налаживать контакт… – и Андра представил Радану мастеров Авеста и Гарана. – Они будут твоими Проводниками в Неявном.
          Андра покинул трон и встал перед Избранником, крепко упершись в пол широко расставленными ногами. Затем, не замечая, как снова переглянулись его демиурги, положил на плечо Радану руку:
          – В Путь, сынок! И да поможет нам Бог.
         
          Глава 2
         
          – Похоже, ты пришёлся иерарху по душе, сынок, – осторожно заметил Блажной.
          – Мне он тоже понравился, – ответил Радан, отпирая дверь. – Простой. У меня было такое ощущение, будто я знаком с ним сто лет.
          Блажной смолчал и вышел вслед за ним в зал, заполненный единомышленниками, желающими проводить Избранника – каждый до своей «станции» согласно его плана.
          Окинув насторожённые лица спутников своего Пути, Радан улыбнулся:
          – Спокойно, друзья! Подождите минутку, я сейчас вернусь. И даже в двух экземплярах.
          Он направился в комнатушку, занимаемую Кирой и Роном и нашёл то, что искал. Погладив свою щёку в зеркале, Радан негромко позвал:
          – Эй, Надар! Иди сюда!
          – Что, наконец-то, я тебе нужен? – недовольно проворчало его отражение, выкукливаясь из серебряной глади.
          – Представь себе, нужен! Я хочу отправить тебя в путешествие.
          – Подальше от себя, светлейший ты наш? – съехидничал Надар, смахивая несуществующую пыль.
          Радан не стал ввязываться в перепалку и подтолкнул строптивца к выходу в зал. Несмотря на то, что явление двойника народу ни для кого не было сенсацией, выражение лиц, обращённых к «близнецам» были разным: Мария нахмурилась, Кира в волнении закусила губу, Блажной скептически сощурился, Азус и Ждан откровенно развеселились, а малыш Рон испугался и ухватился за подол няньки.
          – Ну чего вы все нахохлились? – неожиданно обиделся Надар. – Хотите сказать, что в гробу я вам нравился больше?
          Азус схватился за живот от распиравшего его смеха, а Ждан поспешил занять копию друга делом и протянул ему билеты:
          – Это твои документы на проезд. До Синирска. Твои и твоей личной охраны.
          – О, я поеду с охраной! – заёрничал Надар. – Какая честь для клона героя! – он заглянул в билет: – Я так и знал! Дальше не бывает. Ну, что ж, будем прощаться с любимыми… – и он резко притянул к себе ахнувшую Киру.
          Девушка забилась в его объятиях и пришлось вмешаться Ждану. Он вырвал из рук наглеца заалевшую золотую рыбку и кивнул Азусу. Тот обнял Надара за плечи и потянул к выходу, где его ждал эскорт.
          – Ну и чего ты заартачилась, милая? – уже в дверях выкрикнул Надар. – Чем я хуже твоего чистоплюя? Я, по крайней мере, не притворяюсь, что ты мне безразлична!
          Все застыли в неловкости. Радан взял на руки хнычущего сына и спрятал лицо в его рубашонку: да неужто этот урод озвучил его глубоко затаённые мысли?
          Разрулить скользкую ситуацию взялся Блажной:
          – Вот балаболка! Не нравятся мне его закидоны! Как бы он чего не напортачил…
          – Эти его появления просто чертовщина какая-то! – возмутилась Мария. – Уж не чёрная ли это магия?
          Радан, наконец, пришёл в себя и стал прощаться с сыном, нашёптывая тому на ухо отеческие наставления. Затем спустил насупившегося Рона на пол и подошёл к Кире:
          – Ты уж прости того дурня за глупую выходку! Он возомнил себе будто знает все мои тайные мысли… – глаза девушки говорили о том, что как раз это-то ей и понравилось. Радан вздохнул и по-братски поцеловал её в щёку: – Береги моего Ронни… сестрёнка!
          Кира порывисто обхватила руками его шею и уткнулась в плечо:
          – И вы, Радан… поберегите себя. Пожалуйста! – и перестала дышать.
          – Между прочим, я тоже еду с ним! – воскликнул Ждан, ревниво наблюдавший затянутую сцену красноречивого прощания с героем. – А со мной кто-нибудь собирается обниматься? – и, оторвав от Радана «золотую рыбку», он смачно расцеловал её в обе щёки.
          Окончательно смутившаяся Кира спряталась за спину Марии, к ней пристроился Рон. И все трое уставились на объект обожания. Блажной, тоже растрогавшийся, был всё же трезвее всех и, протянув Радану рюкзак, напомнил:
          – Не забудь свой багаж, сынок! Там тебе приготовлено спецпитание для ребёнка и для тебя. И не перепутай: тюбики с жидким для малыша, а кубики – для тебя. Авест сказал, что они очень калорийные и по штучке в день будет вполне достаточно… – он похлопал Избранника по плечу и успокоил всех оптом: – Всё будет хорошо… Ты скоро вернёшься  к нам победителем, сынок.
          В комнату заглянул Азус и пригласил друзей занять свои места в машинах.
          Ждан вышел первым. Радан, молча помахав всем рукой, отправился следом, унося с собой пожелание Марии:
          – Пусть тебе во всём сопутствует удача, Радан!
         
         
          Радан сидел в машине под присмотром двух крепких парней и тосковал, потому что боялся предстоящих испытаний и чувствовал себя виноватым и за это и за то, что не простился с женой. Он знал, что страх и чувство вины ослабляют его, но осознанно дал им волю, чтобы изгнать их до того, как сядет в поезд. Уже совсем скоро…
          Телохранители Азуса деликатно молчали и Радан попробовал воссоздать в воображении образ Дары, чтобы отыскать её информер в бездонном Хранилище Крады и узнать о ней хоть что-то – но тревога не отпускала его, а в таком состоянии ему не достучаться до Неявного. Хуже нет, чем ждать и догонять! Да ещё в полной неизвестности! Скорей бы в Путь! Ну, где ты болтаешься, Азус! Пора бы тебе уже вернуться: сколько можно проверять этот чёртов вокзал?
          Словно откликнувшись на его призыв, Азус открыл дверцу и устало плюхнулся на место водителя:
          – Всё осложнилось, друг! На вокзале висят твои портреты и полно гуглов! Ты объявлен в розыск, как особо опасный преступник, и потому они проверяют пассажиров при посадке в каждый вагон. В их мобильниках твоё фото…
          – Неплохое начало, – мрачно буркнул Радан и подумал, что, судя по всему Гутан успел сориентироваться и сделал первый шаг.
          Азус весело ткнул его в бок:
          – Не отчаивайся, братишка! Со мной не пропадёшь! Мы слегка подсуетимся и поменяем свои планы. Наше положение было бы намного хуже, если бы сюда прислали бездушных голоргов, а гуглы ведь как и мы – простые люди и ничего человеческое им не чуждо.
          – Не понял?! У тебя появились свежие мысли?
          – Мои мысли всегда свежие, – без обиды уточнил Азус, трогая машину, – потому как работа обязывает. Но главное это то, что я умею пользоваться чужими пороками! Это самое верное и меткое оружие!
          – Не отвлекайся, Азус! – прервал словоохотливого друга Радан. – Давай по делу!
          – В общем, так, – приступил к делу Азус, направляя машину к дорожному ресторану, – сейчас пришвартуемся в тёмном местечке и изменим твою внешность. Парики и бородки у меня всегда при себе… – он хохотнул: – Опять же, благодаря моему бизнесу. Затем развлечём, а, точнее, отвлечём гуглов от посадки в поезд. Ждан и один из моих ребят уже занялись этим, готовят знатный спектакль на три сцены… О! Наше место, кажись, занято! И это… Ничего не понимаю! Это же мои ребята!
          Припарковавшись у глухой привокзальной стены, заговорщики вышли из машины. Навстречу им из густой тени выплыл… Надар!
          – Ты почему не уехал? – рассердился Радан.
          – Обстановка не та, – спокойно ответил ослушник. – Зачем мне лезть в руки гуглов без всякого смысла? Я не так глуп!
          – И что? Ты придумал, как это сделать со смыслом? – скептически ухмыльнулся Радан.
          Надар не поддался на провокацию и, вообще, он был как никогда серьёзен.
          – Представь себе, да. Я подставлюсь вместо тебя. Сдаваться за так я не собираюсь: затею шумиху, отвлеку на себя внимание. Меня арестуют и ты спокойно уедешь.
          – Нет, парни, надо не так, – вклинился в диалог подошедший с париком в руках Азус. – Посадку Радана в поезд обеспечит Ждан. А ты, Надар, дождёшься ночного поезда в Немовск, он через два часа, и тогда уже исполнишь свой план. Гуглы непременно доложат начальству, что ты собирался в Немовск, и нашу конечную остановку никто сторожить не станет.
          – Толково, – согласился Надар и сделался привычно бесшабашным. – Не бойтесь, пацанва, со мной у гуглов случится облом! До утра они будут держать меня в участке – но я ведь тоже гипнозом владею! А то и вовсе растаю с первыми лучами солнца, как снегурочка.
          Облачив путешественника в балахон храмового служителя и прилепив ему бороду, Азус пошёл распорядиться об изменении планов и Радан остался наедине со своей копией.
          – Чего ради ты помогаешь мне, Надар? – поинтересовался он. – Ведь ты мой антипод, а это предполагает, что всё, что мне на пользу, тебе во вред.
          – Видишь ли, дражайший враг мой, – вздохнул Надар, – уж так получилось, что ты господин, а я всего-навсего твоё отражение во Тьме… И, если ты погибнешь – погибну и я…
          – Но ведь и ты можешь погибнуть? Тогда, по-твоему, и мне конец?
          – Не уверен. Ты потеряешь только тень, а она и так исчезает, когда солнце находится в зените.
          Радан не успел развить эту точку зрения и лишь согласно кивнул, перед тем как отправиться на зов Азуса.
          – Давай, друг, садись в машину, – предложил тот. – Пора отправляться на спектакль.
         
         
          Спектакль гуглов зацепил! Настолько, что в наибольшем составе они побросали свои посты и кинулись устранять беспорядки: утихомиривать драку нескольких разбушевавшихся пьянчуг, гоняться за хулиганами, разбившими окно станции и отлавливать беспризорника, укравшего у какой-то горластой бабы кошелёк. Те гуглы, которые остались у вагонов, с интересом наблюдали за действиями коллег, подбадривая их советами и комментариями.
          В таких условиях посадка в вагон номер семь импозантного проповедника и группы спортсменов во главе с жизнерадостно улыбающимся блондином прошла без внимания не только стражей порядка, но и проводников поезда, увлечённых интересным зрелищем и втайне сочувствующих нарушителям. А пассажиры, заняв согласно билетам места в двухместных купе, тоже прильнули к окнам – все, кроме синеглазого служителя Храма, оставшегося один на один с собой, без попутчиков.
          Поезд тронулся и Радан, знающий, что в соседних купе и перед его дверью не дремлют верные и отважные спутники, велел себе забыть обо всём. Обо всём кроме Дары: он должен повидаться с ней, узнать, как она себя чувствует – пусть даже не сходя с места!
          Ему так и не сказали, где спрятана его жена – а может они и сами не знают? Ведь он не успел познакомить Блажного с Тео! Хотя о чём это он: разве их надо знакомить? Они давно уже знают друг друга через него! Ладно, это уже неважно… и он сосредоточился.
          Я вившееся перед ним лицо Дары было расплывчато, словно та глядела на него сквозь мутное стекло. И было оно непривычно спокойным и мудрым. Радан попробовал приблизить видение, но оно исчезло совсем. Вместо жены он увидел озабоченное лицо Тео и его ладони, опирающиеся на прозрачную преграду. «Я хочу видеть жену! – мысленно потребовал Радан, но Тео отрицательно покачал головой. – Почему?! Ведь ты со мной общаешься!».
          – Потому что мальчик гениальный контактёр, – послышался незнакомый голос, – а ваша жена закрыта от мира наглухо. Так надо.
          Радан вернулся в реальность и без всякого потрясения увидел пред собой мужчину моложе сорока лет в простой, но аккуратной одежде, какую обычно носят деи. Нежданный попутчик был довольно крепким и высоким и обладал румяным и добродушным лицом – однако, взгляд его был строгим и пытливым.
          – Кто вы? – резонно поинтересовался Радан. – И зачем вы здесь?
          – Я отец Тео. Моё имя Фрол. А здесь я, чтобы поговорить с вами.
          – И как вы вышли на меня? Вас прислал Тео?
          – Отчасти. Вы хотели видеть Тео, но он сейчас недоступен, он при вашей жене…
          – Где именно? – быстро спросил Радан.
          Фрол загадочно улыбнулся и ответил на предыдущий вопрос:
          – Я вышел на вас по вибрациям, мне они известны. Сын часто настраивался на вас, ну а мы с ним резонируем, как все родственники. Вы слыхали о зове крови? – Радан кивнул. – Так вот: это вибрации. Контактёру не нужен анализ крови, он всегда почует своего по вибрациям. Пожалуй, для вас это сложно. Нет у вас пока живого опыта, одни лишь отраженные  контакты. Позже вы поймёте.
          – Вы знаете, что со мной было и что будет позже? – осторожно спросил Радан и заметил искру в таких же как у Тео ясных глазах. – Может быть, предостережёте меня от ошибок? Или подскажете, куда мне двигаться из Новоявленска? Я ведь, честно говоря, не знаю, куда идёт мой Путь.
          Улыбчивость на лице Фрола сменилась серьёзностью, а взгляд углубился.
          – Кое-что мне о вас известно, – медленно начал он отвечать на непростые вопросы. – Примерно столько, сколько вашему другу Осипу. Всё, что будет с вами позже, зависит от вас. Никто не может это предсказать, но, судя по тому, что именно вы избраны свыше… для столь высочайшей Миссии, в вас есть нечто, чего нет в других. И ваш Путь, думаю, не известен никому, кроме того, кто вас избрал. А от ошибок никто не застрахован и не мне вас предостерегать от них. Скажу только, что не стоит бояться и усложнять ситуацию. Сложности и подробности убивают простое, а истина всегда проста. И нужна вера в то, что раз уж вы встали на этот Путь по благословению свыше, то и необходимое в пути Сакральное Знание и помощь придут. В своё время. Надо лишь быть внимательным…
          Фрол сделал паузу и Радану вдруг вспомнились слова матери: «Не бойся дороги, сынок! Дорога не враг смелому. Главное знать нужное направление и не торопиться. А ещё крепко держать руль и внимательно смотреть под ноги…». И, доверившись своему спутнику, он пересказал тому напутствие матери –  тихо и проникновенно.
          – Вот видите, Радан, – растрогался тот, – мать всегда найдёт нужные слова! Наверное, она ещё тогда предчувствовала ваше предназначение. Женщины, вообще, тонко чувствуют, особенно любящие. Как ваши мама и жена…
          – Так вы пришли поговорить со мной о Даре? – насторожился Радан. – Что с ней?
          – Не волнуйтесь, прошу вас! Она в порядке! – поспешил с уверениями Фрол. – По крайней мере, теперь всё наладилось…
          – Что вы хотите этим сказать? – заволновался Радан. – Я должен знать правду!
          – Ну, хорошо, вы всё узнаете, – вздохнул Фрол. – Затем и пришёл, чтобы ввести вас в курс. Нельзя, чтобы вы беспокоились в Пути…
          – Да не тяните вы! Говорите прямо!
          – Всё дело в том, что Дара вас очень тонко чувствует. Когда с вами случилась беда, она свалилась без чувств, бредила. Тео вызвал меня, я приехал с врачом и мы срочно переселили вашу жену в место с непробиваемой защитой. Оттого что боялись за её душевное здоровье. А ещё за ребёнка. Наши экстрасенсы много работали над ней и восстановили энергетику, но рекомендовали оставить в изоляции.  Потому вы и не смогли увидеть её…
          Радан подавленно кивнул и уставился в окно. Несколько минут оба попутчика молчали. Наконец Фрол услышал недоумённо-виноватый возглас:
          – А я ведь не почувствовал, что ей плохо! Значит, я духовно глух?!
          – Вы же были в коме! – возразил Фрол. – Вы не способны были ничего воспринимать и чувствовать!
          – Не надо меня утешать! Я знаю, что недостоин её! Моей малышке было плохо, а я валялся в Зазеркалье в пуховых облаках и страдал по другой женщине! Потому что она и там меня нашла…
          Фрол окинул Радана сочувствующим взглядом и решил отвлечь его от самобичевания:
          – Вы были в Гикоме? Расскажите мне об этом, пожалуйста!
          – Значит это Зазеркалье мёртвых и полуживых называется Гикома? – удивился Радан, не испытывая никакого желания рассказывать о Тавене и Рение.
          – Да. Но я бы не сказал, что там обитают мёртвые. Там умершие и живые. А мёртвых людей полным полно и на Краде. Это бездушные люди. – Радан смолчал и Фрол понял, что ему не удастся ни отвлечь того от мыслей о жене, ни услышать повесть о Гикоме. И он поменял ракурс: со смыслом, разумеется. – А знаете, после стресса Дара много рисует. Целыми днями торчит у мольберта. А на картинах одни белые соколы, башни и дороги. И вы перед какой-то стеной, а на стене надписи…
          – Дорога и стена? – неожиданно оживился Радан. – А надписи какие?
          – Не разобрал. Там старинная вязь. Но Дара сказала, что вы обязательно поймёте те слова и скоро пройдёте сквозь стену. Если вспомните какого-то сокола в яйце. В руках у синеглазой мадонны.
          – Вот как? Моя жена действительно знает меня досконально, – уже спокойно констатировал Радан, – включая мои сны. И помогает мне даже из своего заключения.
          – Она не в заключении! – вскинулся было Фрол и виновато улыбнулся: – Хотя в какой-то мере вы правы… Хотите написать ей записку?
          – Конечно хочу! – повеселел Избранник поневоле. – А у вас есть бумага и ручка?
          Фрол кивнул и полез в карман. Радан расстелил на столике выданный ему листок и написал: «Зяблик! Я жив и здоров. И всё у меня получается, любимая, потому что я ужасно соскучился по тебе и хочу, чтобы моя командировка поскорее закончилась. Жди меня и береги нашу дочку. Скоро мы будем вместе. Люблю тебя. Твой и только твой Радан».
          Едва он поставил точку, записка исчезла. Вместе с загадочным попутчиком. Как и не было ничего! Радан хмыкнул, откинулся на спинку дивана и замер, слушая биение своего сердца и мерный стук колёс.
         
         
          Стук колёс утонул в осторожном стуке в дверь и Радан впустил Ждана:
          – Ты почему не спросил «кто там»?
          Лицо друга напрашивалось на вопрос:
          – Что-то случилось? Отчего ты такой перевёрнутый?
          Ждан плотно задраил купе и снизил тон:
          – Я обнаружил на себе «клопа»!
          – Вот как? – Радан задумался: без всякого проявления беспокойства, впрочем. – Скорее всего, тебе прилепили его на вокзале Росанска, иначе возле дома Азуса дежурили бы гуглы  и подозрительные личности. Это значит, что кто-то кроме гуглов обратил на тебя внимание, когда ты организовывал спектакль. Ты чересчур импозантен, друг мой, чтобы остаться незаметным. Остаётся только угадать: связывают ли они нас с тобой в своих домыслах?
          – Давай не будем ничего угадывать! – воскликнул Ждан. – Давай, просто используем этот факт себе на пользу!
          – Ты хочешь увести их за «клопом»? – сообразил Радан.
          – Да. Я возьму с собой Виктора и Грума и выйду на следующей станции. Тогда те, кто следят за мной, бросят все свои силы на этот полустанок и будем надеяться, что снимут их из Новоявленска.
          – Хорошая идея, – согласился Радан. – Попробуем её укрепить…
          – Что ты надумал?
          – Покличу Надара, – ответил Радан, становясь перед зеркалом на двери. –  Чую, что мой боевой клон уже объегорил гуглов Росанска и снова со мной, – он хмыкнул, – а, точнее, во мне. Отойди, друг. Мне нужно пространство.
          Радан не ошибся – на клич хозяина его отражение скорчило недовольную физиономию:
          – Это переходит все разумные пределы! Я и так уже набегался вволю, а ты снова собрался эксплуатировать меня! Здесь тесно. Да помоги же мне выбраться, святоша! – Ждан нервно хохотнул и помог другу извлечь ворчливое отражение из короткого зеркала. Надар прочно встал на ноги и продолжил свои экзерсисы: – Что, решил сдать меня в аренду пану спортсмену? Хочешь нажиться на мне?
          – Вообще-то я мечтаю изжить тебя из себя начисто, – вполне серьёзно парировал Радан, – но пока не получается. Крепко ты сидишь во мне со своими головотяпством и пороками…
          – Э! Что-то ты не в меру расхрабрился, бесценный враг мой! – возмутился Надар. – Будешь хамить – уйду обратно!
          – Куда ты денешься, заноза? – угомонил его Радан и повернулся к усмехающемуся Ждану: – Давай, друг, бери это чудо-юдо и готовься к выходу. У вас минут пять, не больше.
          Проводив парней, Радан прильнул к окну. Вот она станция! Вернее, невзрачный полустанок с соответствующим ему названием Невидное. На платформе никого. Хотя нет, вон один гугл мучается от скуки! Завидев озадаченно озирающихся Ждана, Надара и двух ребят из стаи Азуса, он схватился за сотовый и уставился на монитор. И ожил, принялся куда-то названивать… Процесс пошёл! Удачи вам, парни!
          Поезд тронулся и Радан устало откинулся на спинку дивана: надо поспать! Он закрыл глаза и на тёмном экране век сразу же всплыла стена…
         
         
          Стена была до боли знакомой – но всё же что-то в ней изменилось! В ней и вокруг неё. Радан посмотрел под ноги: не было лужи крови! Значит он попал в предшествующее убийству время? Его взгляд заметался по шершавой поверхности камней: чисто, нет ни единой надписи. Хотя… Он подошёл ближе: какой-то знак… Да это же руна «Рок» – точно такая же как на его гривне, дареной Рением! Радан извлёк из-под одежды оберег и сравнил: да, полная копия. Он погладил пальцем гравировку на блестящем, как зеркало, серебре и почувствовал непреодолимое желание коснуться к руне на стене. Едва он сделал это, от глухой кладки отделилась створка в несколько камней и поплыла из-под руки вглубь, образуя отверстие, чуть поуже стандартной двери и высотой в его рост…
          Да это же вход в прошлое! Бесстрашно пройдя через проём, Радан осмотрелся.
          Перед ним была не слишком густая дубрава с разбросанными на приличном расстоянии друг от друга домами, к которым вели широкие тропы, вытекающие из перекрёстка двух дорог. Одна из них, более узкая, вела к стоящему наособицу двухэтажному дому под светлой черепицей и за плотным зелёным забором. С первого взгляда на это строение Радан безошибочно опознал в нём дачу его семьи. Пульс его участился и он поспешил к калитке.
          Через несколько минут он уже бродил по пустым комнатам и сожалел, что никого из родных в них не оказалось. Справившись с разочарованием, Радан принялся осматривать интерьер и чем дальше, тем отчётливее оживали в нём забытые детские впечатления. Вот  кабинет отца, в который ему запрещалось входить без приглашения, вот стол, за которым папа работал, а на стуле висит его пиджак…
          Радан подошёл ближе и потрогал стопку чистой бумаги, раскрытую книгу о ясирской рунице, иностранные журналы с научными статьями. А это что?! Из-за стопки журналов выглядывала фотография в светлой рамке и он с бьющимся сердцем взял её в руки. Это его родители! Молодые, красивые и весёлые: видимо, снимок сделан вскоре после свадьбы.
          Первой Радан принялся рассматривать маму, чтобы потом не спеша изучить лик отца. Мамочка! Какая же ты красавица! Густые тёмные кудри, синие глаза, безупречный овал лица с мягким подбородком, украшенным неглубокой ямочкой и дивная улыбка…
          Отец выглядел задумчивым и строгим, но губы с твёрдым рисунком ещё хранили след согнанной с лица улыбки. Высокий лоб, серые лучистые глаза, светлые волосы, ровный нос… Кого он ему напоминает? Наверное своё отражение в зеркале… Да, Радан очень похож на отца, разве что глаза у него мамины, да еще форма губ и ямочка на подбородке…
          Увлекшись созерцанием родителей, Радан не сразу заметил записку с оборванным уголком, выглядывающую из-под книги. Он бережно извлёк её и прочёл: «Расун! Работай спокойно, до завтра нас не будет. Мы уехали к твоей матери за…».
          «За кем? – чуть не вскрикнул Радан, чувствуя, что на пропавшем бесследно клочке бумаги было нечто важное. – Или за чем?!». Он со вздохом перечёл послание мамы к отцу и спохватился: да вот же оно! Имя папы! Его звали Расун!». В радостном волнении, с запиской и с фотографией в руках, он вышел из кабинета и направился к дивану, чтобы полюбоваться на родителей в расслабляющей комфортной обстановке… Но, окунувшись в мягкое седалище, он мгновенно заснул: сладко как в детстве.
          Проснулся Радан с первыми лучами солнца и со странным ощущением, что он одной ногой в прошлом, а другой – в настоящем. Открыв глаза и увидев себя в отчем доме, он ничуть не удивился, но, когда его взгляд наткнулся на висящие на стене рисунки жены, – Радан опешил: откуда? И успокоил себя: значит так надо! Поднявшись с дивана, он, как сомнамбула, принялся бродить от картины к картине и остановился у синеглазой мадонны с белым соколом в руках. Дара явно нарисовала его! Ведь это его она зовёт «сокол мой»!
          Подойдя поближе, Радан стал высматривать письмена перьях птицы – и нашёл их. И прочёл! Сердце обожгло предчувствие разгадки… – и тут кто-то громко застучал в дверь:
          – Просыпайтесь, господа! Поезд прибыл в Новоявленск!
         
          Глава 3
         
          На перроне Новоявленска было на редкость мало народу. И ни одного гугла! Что-то здесь не так… Трое сопровождающих от Азуса согласно плану устроились поодаль от Радана и растерянно озирались. Но вот Будин оторвался от собратьев и подошёл к какой-то полусонной бабе с усталым и недовольным лицом. Радан навострил уши.
          – Вы не подскажете, как мне добраться до Гиблого?
          Баба вмиг проснулась и повернулась к Будину всем своим нехлипким корпусом:
          – До Гиблого?! И чего тебя туда несёт, парень? Это ж бесовское место!
          Будин жизнерадостно осклабился:
          – А чего мне бояться бесов? Я парень неслабый, слажу с кем хошь. Так всё-таки: как мне попасть в Гиблое? Что туда ходит? Автобус?
          – Да ничего туда не ходит! – возмутилась баба. – Уж сто лет как! И никто туда не ходит и не ездит: никому не охота сгинуть! – и насторожилась: – А тебе-то туда зачем?
          – Невеста у меня пропала, – нашёлся Будин и состроил трагическое лицо, – сказала, мол, съезжу за благословением к бабушке в Гиблое – и пропала. Три месяца жду.
          – Она у тебя что ли ведьмина внучка? – оживилась баба. – Али лягушка-царевна? Гиблое-то на болоте стоит…
          – И где оно то болото? – заторопился горемычный «жених».
          – А ить я не знаю где! – торжествующе заявила баба и отошла подальше от парня.
          Будин плюнул ей вслед и вошёл внутрь станции. Радан в который раз огляделся и удивился: кругом горы! Как бы не слабы были его познания в географии, уложить на один ландшафт горы и болото он не мог. Но всё-таки какое-то Гиблое в этих местах имеется, раз баба соизволила пообщаться на эту тему… Придётся ждать вестей от служащих на станции.
          Он снова посмотрел по сторонам на предмет какой-либо несуразности и таковая попала в поле его зрения: забор станции. Во-первых, он был собран будто из остатков других заборов, изготовленных по разным технологиям, а во-вторых, вид его был несообразен законам перспективы: дальние фрагменты забора были выше ближних. К тому же он был неоправданно длинным, тогда как сам Новоявленск раскидался за станцией узкими террасками, словно сбегал с горки пёстрой дорожкой.
          «И, вообще, странный какой-то городок…» – подвёл итог своим наблюдениям Радан, наблюдая, как, позабыв о конспирации, к нему быстрым шагом направляется Будин.
          – Полный раздрай! – растерянно сообщил тот. – Кассирша сказала, что только сумасшедшие спрашивают у неё билеты до Гиблого и она не помнит, когда таковые были. А какой-то мужик у кассы захохотал как бешеный и заявил, что у них в какую сторону не пойдёшь – всё одно придёшь в Гиблое.
          – Это я уже понял, – ошарашил Будина Радан. – Берите билеты до Росанска и отправляйтесь обратно. Дальше я пойду один.
          – И куда? – машинально уточнил приютский товарищ, хлопая ресницами.
          – А куда ноги понесут! – беспечно ответил Избранник и пошагал вдоль забора, являющегося, по сути, длинной стеной  с вывернутой, как бы отзеркаленной, перспективой.
          Будин отправился к «собратьям по оружию» и через несколько минут все трое потрясённо наблюдали, как Радан просочился сквозь глухую стену.
         
         
          Стену подпирали седобородые измождённые временем старцы. Их было трое и они были удивительно похожи, словно являлись братьями близнецами. Длинные, цвета картофельных очистков, одеяния струились по худым телам, оставляя неприкрытыми ступни босых ног с худыми высохшими пальцами, сквозь которые проклёвывалась сухая, выжженная солнцем трава. И это в цветущем мае?! Хотя нет: май остался за забором, там же где и Новоявленск, потому что здесь, куда чудесным образом проскользнул Избранник, были лето и жаркая полупустыня с потрескавшейся почвой и чахлой растительностью.
          Радан собирался было обратиться к аксакалам с насущным вопросом о дороге в Гиблое, но вовремя понял, что те его не видят: старцы говорили о нём так, словно его тут не было. И что странно: звука не было. Он видел, как они по-рыбьи раскрывают рты – и всё слышал!
          – Вспомни, Сетой, он сказал придёт парень и пожнёт наше Слово! И неважно, когда это случится: до того, как мы расскажем ему суть, или после. Потому как Слово было, есть и будет! – прошамкал тот, что стоял слева, не глядя ни на кого конкретно.
          – А если наше Слово попадёт в недобрые уши? – усомнился Сетой. – Что тогда?
          – Вы оба выжили из ума, братья! Или забыли, что Слово падает только на вспаханное поле? Исключительно туда, где есть для него животворящая сила! А недобрые уши глухи и питаются отражениями Слов – понятиями… – вступил в беседу старец с правого фланга.
          – Ох, не скажи, Селест, – усомнился «центральный», – всё, что касается сияния смерти, интересно и тем и другим. А он не сказал нам, чей этот парень и каков он.
          – Он двоякий, но добра в нём больше. И без него не сомкнётся кольцо перерождения смерти в жизнь в строго предначертанный час времени.
          – А как скоро наступит этот час, Семион?
          – Парень знает в какой день, но не ведает где. Знает лишь про болото, а про то, что оно рядом, но через три ступени безвременья ему пока не известно. Но ступени сами узнают его ногу и проведут через преграды – если он поймёт Белого Сокола. А еще он не должен пугаться, коли проснётся не там, где уснул.
          – Ну так скажи ему обо всём, Семион! – посоветовал Сетой.
          – Я уже всё сказал! Разве вы не слышали?! – удивился старец. – Он должен сам узреть Неявное! Это просто!
         
         
          «Просто?! Вы считаете, что это просто?» – хотел крикнуть старцам Радан, но те уже бесследно исчезли. Зато пейзаж вокруг не изменился и был таким же безысходно однообразным. Он рассеянно огляделся и, присев на бугорок, стянул с себя чёрный парик. И впал в раздумья. Не прекращая размышлений, он машинально достал из рюкзака выданный демиургами спецпаёк и сгрыз один кубик, запив его глотком воды из фляги. Подкрепившись, он почувствовал заметный прилив сил и приток мыслей.
          Первой из них, была мысль о соколе на рисунке жены. Он уже знал, что то, что появление этой птицы трижды – сначала в его видении, затем в рассказе Фрола и, наконец упоминание стариками – не может быть случайностью. Это знак! Но вот о чём? Ещё не ответив на этот вопрос, Радан закрыл глаза и воскресил в воображении надписи. Да! Вот они: я есть часть сути и суть есть часть… Чего? Ну, конечно «меня»! То есть: «Я есть часть сути, суть есть часть меня!».
          Вскочив с пригорка, Радан совершенно чётко осознал, что куда бы он не пошёл – он обязательно наткнётся на загадочную ступень: надо лишь, как учила мама, внимательно смотреть под ноги! И он пошёл к горизонту в противоположную от стены сторону: не спеша, экономя силы и уткнувшись взглядом в потрескавшуюся землю. Примерно через полчаса какая-то невидимая сила остановила его и он поцарапал носком ботинка пласт земли. Тот слегка приподнялся и Радан бесстрашно ступил на него обеими ногами. Задрав голову в небо, он неведомо кому крикнул: «Я есть часть сути!» – и «Ступень» медленно поползла вниз. На несколько минут сделалось темно, но вот раздался стук о нечто твёрдое, брызнул свет и Радан увидел, что он… на горе!
          Это было невероятно: он падал вниз, а оказался на высокой горе! Вернее на крохотном плато среди отвесных скал. И что теперь? Куда ступать? В пропасть? Он сел, где стоял, прямо на камни и полез в рюкзак за париком: прохладно, однако! Утеплившись и понадёжнее закрепив за плечами рюкзак, Радан подошёл к краю плато и осторожно глянул вниз.  У подножья горы шла война и вояки, рубившиеся на саблях, были одеты в форму двухсотлетней давности. Приглядевшись, слегка ошалевший Радан увидел машины с кранами и подвесными кабинками и расхохотался: да это же кино снимают!
          Его хохот породил какое-то странно гулкое, как в бочке, эхо и он не сразу понял отчего так, а сообразив, осторожно протянул руку и наткнулся на преграду – стена! Снова стена, хоть и прозрачная! Это какой-то рок! Рок? Он достал свою полированную серебряную гривну и пустил ею солнечного зайчика на стену – и та начала плавиться. В проём подул свежий ветер и проступил новый пейзаж: омытая дождём зелень. И запахло сыростью. «А вот этот ландшафт уже приближен к болоту» – подумал Радан и без лишних размышлений ступил на траву, которая вдруг стала под ним прогибаться, – и он ухнул вниз.
          И где-то сверху с гортанным вскриком вспорхнула птица.
         
         
          Птица оказалась огромной и, раскинув крыла, застила свет. Радану показалось, что он летит невыносимо долго, но страха не было, а почему-то заболела голова. Боль была опоясывающей и знакомой и он удивился: неужели злодеи пробили его кокон? А как же иммунитет Рения? Как же гривна с руной? Ответить ему было некому и он летел и летел – в гнетущих тишине и мраке – пока не подступила тошнота к горлу.
          Но ничего не длится бесконечно – и тошнотворный полёт закончился щадяще мягкой посадкой. Было сыро и смрадно, вверху круглым пятачком светлело небо и это навевало мысль, что он в вертикальной трубе. «Будем надеяться, что она не канализационная, – мрачно хмыкнул Радан и натянул ворот своего безразмерного одеяния на рот и нос. – Теперь попробуем пораскинуть мозгами…».
          Мозги шевелиться не хотели и он сдался: надо вздремнуть, пока те парни, которые демиурги, хватятся его и займутся делом! Заснуть в таком амбре тоже не представилось возможным… Чем же занять себя? А может хорошенько разозлиться? Говорят злость тоже придаёт сил и подсказывает нужные решения… Но злиться он тоже не мог – и довольно быстро впал в полубессознательное состояние.
          И тут кто-то громко позвал его – голосом, который вырвал из его детского кошмара совершенно однозначное знание: так кричал адепт Кир. Только тогда крик его был схож с рыданиями и звал он не его, Радана, а маму. И он вспомнил эту жуткую картину всю до мелочей…
          Кир ворвался во двор их дачи и убийцы родителей в панике сиганули через забор, хотя никто их ловить не собирался, поскольку адепт ничего кроме распростёртого тела любимой женщины не видел. Несколько первых минут он, вообще, был невменяемым и всё гладил спутанные волосы матери и бормотал: «Сима, Симочка, проснись…». Потом начал стенать и рыдать и сидящий за забором Радан тоже заплакал и, кажется, потерял сознание или впал в шок… Следующим его воспоминанием было надвигающееся на него безупречно правильное, словно точёное, лицо с совершенно бешенными глазами и белыми губами. Кажется, Кир пытался успокоить его и обещал отвезти к бабушке… К бабушке? Значит у него была ещё и бабушка?
          Радан стал задыхаться и попытался открыть глаза. Ему показалось, что Кир трясёт его за плечи, потому что снова заболела голова и послышался голос: «Не спи, Радан! Не поддавайся магии? Радан!!!». «Уйди, адепт! Я тебя ненавижу! Ты пришёл добить меня? Так давай, убивай, как папу и маму! Твоей дочери это совсем не понравится… Ты знаешь, она утопилась от стыда, а я её зачем-то спас… И я снова захотел тебя убить!»
          «Да, так, Радан! Злись, мой мальчик! – кричал Кир. – Ненавидь меня! Изойди гневом! Только не засыпай! Попробуй меня ударить, пожелай убить! Радан!!! Не сдавайся колдунам, сынок!!!».
          И Радан глотнул всей грудью смердящий воздух и гневно выдохнул:
          – Так это твои злобные проделки, Кир?!! Или это развлекается твой дружок Зосима?!
         
         
          Зосима в это время сидел в своей каморе и замышлял зло – но не против Радана, а против до омерзения активных коллег. Он уже упаковал и отнёс в гараж свои вещи и всё ценное, что мог незаметно прихватить из богатого дома почившего хозяина – дома, который был обещан Гусом ему, если им удастся заполучить или уничтожить ребёнка. Зосима не слишком верил олигарху, но всё-таки губить дом ему вовсе не хотелось. Но, видимо, придётся пойти на эту крайнюю меру, так как маги Серой Сотни настроены решительно. Вот и сейчас, несмотря на его указание копить силы, они собрались в ритуальной комнате и зажгли свои сатанинские свечи…
          Старый маг нахохлился, как ворон, и сосредоточился, чтобы постичь злотворение коллег: так и есть! Они подстроили учителю ловушку и опрокинули его! Как они отыскали Радана? Ведь он, Зосима, накрывал Тенью времени и без того защищённый кокон парня и отводил силу магов на его Отражение во Тьме. Значит они сумели обработать и отразить тень учителя?!! О, это высокое искусство магии, далеко не всякий из них способен сотворить инверсию теней! Эти колдуны непременно исполнят заказ олигархов и тогда его внуки… Наполняясь тяжёлой как свинец злобой, Зосима тяжело поднялся и пошёл наверх.
          – Хорошо, что вы пришли, сир! – забурлил восторгом Арса. – Нам удалось загасить этот светоч демиургов! Парень в глубокой… дыре! – и он заклекотал смехом.
          – Осталось взломать его кокон и добраться до сути, – подключился к собрату Лотур. – Я уже пробил щель и через пару часиков Суор довершит наше общее дело: лишит учителишку Сути.
          – Да, у нас всё получается, – дополнил обоих Зоро, – теперь надо постараться отформатировать его так, чтобы он сам принёс нам младенца. Гутан всё-таки хочет заполучить ребёнка живым, чтобы воспитать на пользу Предикторату.
          – Ну, что ж, я доволен вами, господа, – выдавил из себя Зосима, втягивая в мозг возбуждённые образы всех пятерых. – Мне кажется, вы заслужили отдых…
          – Нет, – решительно возразил Лотур. – Надо ковать, пока горячо… – и он алчно блеснул зелёными искрами из мрака глубоких глазниц. – Оставайтесь с нами, сир.
          – Я сегодня не в форме, – отказался Зосима и заставил себя нацепить на тонкие губы благосклонную улыбку, – и не хочу примазываться к вашему успеху. Завтра я доложу олигархам, что победа в борьбе целиком принадлежит только вам пятерым. Вы ещё молоды и вам мои рекомендации пойдут на пользу.
          Зоро, как мастер чуять и привлекать к чёрному действу родовое зло, с недоверием посмотрел на предводителя, но тот уже повернулся к нему спиной.
          Спустившись в подвал, Зосима перекрыл вентиляцию и провернул газовый вентиль. Затем зашёл в свою спальню, оглашаемую храпом облагодетельствованного им пьяного садовника, собрал в пакет его одежду и вместо неё небрежно раскидал свой наряд. Далее его путь пролёг прямиком в гараж, где рядом с его скромным автомобилем притулился веломобиль садовника, на каких в этом престижном районе принято разъезжать прислуге. В крытом кузове лежали экспроприированные ценности, а на сиденье водителя – новая униформа с капюшоном.
          Выехав за ворота, Зосима остановился и призвал к себе все свои колдовские силы, чтобы сотворить отзеркаливание зла пятёрки магов Серой Сотни. Собрав в один снаряд коконы их образов и на секунду погрузившись в его клоаку, он послал мощный импульс в светящееся окно особняка. И в то же мгновение небо озарило зарево взрыва…
         
         
          Зарево взрыва над трубой-ловушкой разбудило сознание Радана и он окунулся в столб света. И тут же неведомая сила вытолкнула его, а, вернее, высосала, наверх. Лихорадочно, как рыба в воде, глотая свежий воздух, он упал лицом в лиловую траву и затих. Голова звенела знобью затихающей боли, уши были заложены, но сквозь лёгкий гул и дрожь прорвался настойчивый голос Кира:
          – Как долго ждал я этой минуты! Семнадцать долгих лет я жаждал покаяться тебе! Тебе, мой мальчик, тебе одному! Потому что некому мне больше каяться… Я не прошу простить меня – нет об этом я не вправе даже мечтать! – но позволь мне просто покаяться! Я погубил всех… И тех, кого любил, и тех, кого ненавидел, и тех, кто любил меня, недостойного ни капли их любви… – пауза была недолгой, но томительной. – А ты здорово повзрослел! И стал до боли похож на Расуна, хотя в детстве был копией матери… Так мне казалось… из-за синих глаз. Ты можешь мне не верить, Радан, но я безумно любил тебя! Почти как её. И тешил себя надеждой, что ты мой сын, а не Расуна – несмотря на то, что ты родился через десять месяцев после того, как она ушла от меня к нему. То, что она не любила меня, а всего лишь по неопытности уступила моей страсти, убивало меня! Но я долго ещё надеялся, что она вернётся ко мне с тобой, потому что беременна от меня… Так я думал – но оказался не прав: ты сын Расуна и плод их большой любви. А я всё равно любил тебя, мой мальчик! Очень сильно, всем сердцем, намного больше, чем твою сестру и свою дочь…
          – У меня есть сестра?.. – встрепенулся Радан, но Кир не услышал его.
          – А что дочь? Когда она родилась, я ведь был одержим жаждой убийства счастливого соперника. Думал, что оплакивать его Сима кинется ко мне на грудь… Так что, не верь байкам, что я умер от того, что отдал свою энергию дочери. Нет в ней ничего моего! Кроме, разве, любви к тебе… Я до слёз тебя любил… И заблокировал твою больную память во спасение твоей жизни. Это так, Радан, поверь! Не себя я спасал, а тебя! Ты бы помешался и сгорел в нервной горячке – так сказали мне врачи, когда я увёз тебя из Зорянска в Росанск. И я сделал это – стёр в твоей памяти весь этот ужас… А моя память не желала закрываться – и сердце не выдержало – разорвалось… И ничего благородного я не совершал… Хотя мог, потому что Бог щедро наградил меня талантами… Настолько щедро, что даже тут я сумел сотворить локальный взрыв и освободить тебя из ловушки…
          Кир замолчал и Радан, не поворачиваясь, поскольку не желал видеть его, спросил:
          – Это Зазеркалье? Я в Гикоме?
          – В Гикоме? – очнулся Кир. – Нет, это Гиката! Мир умерших окончательно. Однако, по сути, это тоже Зазеркалье…
          – А какое сегодня число?
          – Двадцать третье… У тебя есть ещё время отдохнуть и вернуть силы. Поспи, мой мальчик. Я посторожу твой сон от нападок колдунов, а потом выведу отсюда…
          Радан послушно закрыл глаза и, проваливаясь в благостное беспамятство, совсем как обиженный ребёнок, проворчал: «Чтоб они там все полопались от собственной злости: колдуны, адепты, олигархи…».
         
         
          Олигархи Ясирского отделения Стратегического Совета Предиктората в экстренном порядке собрались в столице для принятия срочных мер противодействия демиургам и учителю. За столом приватного делового клуба восседали шестеро членов Совета, возглавляемого Карлом, гордящегося званием, а по правде говоря, кличкой Бесподобный, и двое приглашённых «на ковёр»: магистр Ордена Хранителей Системы и олигарх Гус.
          Последний, как, кстати, и его соратник Гутан, был чрезвычайно бледен по причине внезапного исчезновения наследника, оставившего папаше записку, усугубившую его скорбь в несколько раз. Мальчишка вздумал заявить отцу, что ненавидит его и знать больше не хочет из-за того, что он, Гус, якобы участвовал в заговоре Леона, а точнее, посмел убить его любимого учителя. То, что этот никчемный учителишка умудрился за рекордно короткий срок вытеснить из сердца Креза отца, доконало Гуса – это грозило полным крахом его надежд на то, что сын примет у него руль его финансового «Титаника».
          Гутану, основательно обожжённые дочь и жена которого маялись в клинике, было не легче, тем более, что его хорошо тренированная интуиция подсказывала, что и его пожар, и неурядицы Арлея и Гуса – части одного целого, а именно: войны против Предиктората. Единственное, что он не мог пока вычислить: дело ли это демиургов, или Белой рати, имеющей достаточно крепкие позиции в их незримой войне. Или они уже объединились? И что печально – неутешительная мысль о союзе противников отнюдь не казалась ему бредовой.
          Совет длился уже почти час и ничего путного не было предложено, несмотря на то, что в противовес Гусу, Гутану и насмерть замкнувшемуся в себе Феорду, остальные – Адар, Деон, Гурон и Олав – просто бурлили разрушительной энергией. Сам же Карл был как всегда вальяжен, а то и ленив, ввиду уверенности, что одного лишь его присутствия достаточно, чтобы свершился мозговой штурм.
          Но штурма не получалось и Карл начал злиться:
          – Вы что, думаете, что у меня есть свободное время любоваться на ваши физиономии?! Или мне пора поставить счётчик и конвертировать время в деньги?! Уверяю вас: вам не расплатиться – так дорога каждая моя минута! Давайте-ка, шевелите мозгами! Я жду конкретных предложений!
          – Я считаю, надо заменить гуглов на голоргов, – подал голос Гурон, – они бесстрастны и их никто не отвлечёт от дела дешёвыми спектаклями…
          – Ты должно быть совсем разучился считать, Гурон! – взвился Карл. – Ты отдаёшь себе отчёт в какие затраты выльется эта акция? Населить голоргами вокзалы Ясиры! Это же уму непостижимо!
          – Но ведь учитель смог завести себе несколько голоргов-клонов! – высунулся с возражениями Олав. – Не думаете же вы, что его финансируют демиурги?
          – Это не голорги… – соизволил вступить в дискуссию Гутан. – Уж будьте уверены: это живые люди! Мои ребята проверили это кулаками! И дерутся эти клоны, как звери.
          – И кто они, по вашему? – уже спокойнее поинтересовался Карл. – Неужели демиурги нашли столько обученных двойников парня?
          – Не думаю. Но на всякий случай маги Серой Сотни обрабатывают каждого. Форматируют, внушают им нужные желания.
          – Нет больше магов… – прерывающимся голосом звонко ворвался в диалог Гус, завороженно глядя на свою руку с телефоном. – Только что мне сообщили, что дом Леона взлетел на воздух. Вместе со всеми магами. Взрыв был такой силы, что частично разрушил соседние особняки… И мой, кстати, тоже…
          – Не может быть!!! Это дезинформация! – не хотел верить Карл. – Чтобы одним махом уничтожить шестёрку наших лучших магов?! – Гус протянул председателю телефон, но тот не пожелал им воспользоваться и вопросил собрание: – Неужто демиурги скатились до террора?!! – и кое у кого из присутствующих ворохнулась мысль: уж не радуется ли олигарх моральному падению демиургов, когда следует скорбеть о невосполнимой утрате? Поймав на себе скептический взгляд магистра, Карл окончательно взбесился: – А вы чему радуетесь, Феорд?!! Это ваши архаровцы прошляпили врага!! У вас под носом прошла такая акция, а вы не в курсе?! Уж не в картишки ли вы дуетесь за своим Круглым Столом, вместо того, чтобы штурмовать актуальные проблемы?! Совсем перестали мышей ловить!
          Вопреки ожиданиям олигарха Феорд не опустил виновато глаза, не «поджал хвост», как случалось с ним не однажды – а посмел себе сделать замечание:
          – Держите себя в руках, господин Карл! Я вам не мальчик для битья! В отличие от некоторых нуворишей из подворотни у меня и моих, как вы соизволили выразиться, архаровцев, благородные корни. Коль вы не хотите с нами работать – я переориентирую или распущу организацию. А если Предикторату ещё нужны наши опыт, знание и хорошо развитая сеть агентов – я требую от вас должного уважения ко мне и к моим адептам… – высказавшись таким образом  в угрожающе полной тишине и под испепеляющим взглядом председателя, магистр поднялся: – Впрочем, это не в вашей компетенции, Карл, решать проблемы паритетного партнёрства. И я пока ещё у дел. А потому, в связи со сложившейся чрезвычайной ситуацией, я считаю должным поспешить в Росанск, чтобы лично разобраться со всем на месте… – и он с достоинством истинного аристократа поплыл к выходу, рассекая грудью зловещую тишь.
         
          Глава 4
         
          Воздух был тяжёлым, но чистым, без каких-либо запахов, и Радан вдохнул его всей грудью. Пробудившееся сознание напомнило ему о ловушке, Кире и Гикате – и он попытался открыть глаза, чтобы рассмотреть Зазеркалье умерших. Однако набухшие свинцом веки не желали подниматься. Испугаться этому факту Радан не успел, поскольку услышал знакомый и спокойный голос Кира:
          – Не надо, не открывай глаза. Хоть я и в капюшоне, тебе лучше не видеть меня. Вставай, я помогу тебе собраться и выведу отсюда вслепую. – Радан поднялся и почувствовал, как Кир осторожно надевает ему рюкзак, затем тыкает в руку палкой. – Возьмись за один конец и иди… – и он пошёл, как на привязи, прислушиваясь к наставлениям поводыря: – Сейчас ты перейдёшь в иное Зазеркалье, обжитое радикальными отшельниками. Не бойся их, они целиком погружены в себя и никого не замечают. Да и самих их не видно: забились по отшельничьим норам! Свою верхнюю одежду не выбрасывай, она тебе ещё пригодится. Там есть озеро, где ты сможешь искупаться – сделай это, чтобы очиститься от могилы… Да, мой мальчик, ты побывал в могиле…
          Кир затих и несколько минут они шли молча. Радан рассеянно думал о нечаянной встрече с заклятым врагом, о том, что тот, много о нём знает и, похоже, спас его от верной смерти – и удивлялся, что больше не чувствует к нему ненависти… А ещё недоумевал: куда же подевались прикреплённые к нему демиурги?
          – Ну вот мы и у цели, – прервал его размышления Кир. – В нескольких шагах от нас Кельма – сущность исключительного одиночества. Там тебя примут под опеку демиурги. Гиката – была единственным Зазеркальем, куда они не вхожи. Этим и воспользовались чёрные маги. Но Зосима тут ни причём. Ты не удивляйся, но этот старик уничтожил их всех – так боялся мести за причинённый тебе вред… – Радан сделал шаг вперёд, но Кир потянул к себе связующую их палку. – Погоди! Пожалуйста… Передай моей дочери, что я прошу у неё прощения. За всё. Она уже взрослая и должна понять, что любовь не всегда созидает и животворит, но и опустошает, и убивает. Пусть постарается не повторять моих ошибок… Это всё. Ступай мой мальчик. – Кир отпустил палку и слегка подтолкнул Радана: – Иди.  Три шага вперёд – и ты приблизишься к победе. И верь: ты обязательно победишь!
          Радан почувствовал, как вдавился грудью в какую-то тугую завесу, смело развёл её руками и, сделав несколько шагов, раскрыл глаза и уши: поляна у невысокой горы с редкими кустами, журчащий ручей, ниспадающий в крохотное озерцо, сумеречное небо в облаках – и никого из людей! Прекрасно! Это как раз то, что ему нужно после Гикаты…
          Вода была на удивление тёплой и Радан не только смыл с себя остатки колдовских чар и следы пребывания в Гикате, но и вымыл ботинки и постирал свою тёмную хламиду. Развесив её на кусте для просушки, он стал внимательно осматривать место, пытаясь угадать, где может затаиться «вторая» ступень к заветной цели. Не обнаружив с первой попытки ничего подходящего он утолил голод и погрузился в себя.
          Всё-таки странная эта встреча с Киром… и его слова о сестре, на которые он не ответил. Неужели кроме Дары у Радана есть ещё родной человек в его сиротстве? Как же он найдёт её? С помощью Блажного и демиургов? Ах, а он ведь совсем позабыл их – а они, по видимому, уже работают над ним, потому что силы прибывают и прибывают. И он чувствует себя настолько бодрым, что готов не медля броситься в путь! Но куда, скажите на милость? Придётся снова довериться ногам – ведь старцы сказали, что ступени сами отыщут стопы Радана. Но для начала следует собраться, а то унесёт его без вещей…
          Сборы были недолгими, причём даже его балахон высох, несмотря на то что отдыхал Радан не более двух часов. Должно быть и тут не без магии… Теперь надо постараться ни о чём не думать, войти в отстранённое состояние… Этому Радан уже научился и вскоре побрёл, куда понесли его ноги. А те после отдыха шли и шли, нигде не спотыкаясь, – и вывели его на невысокую гору, потом потянули на спуск, ступая по мало хоженой тропе…
          И вдруг тропа оборвалась! Радан, как и прошлый раз поцарапал почву перед собой – и увидел хорошо отшлифованный временем камень, правда, небольшой. «Никак придётся стоять на одной ноге, – усмехнулся он, – как бы вторая нога не осталась в Кельме!». Тем не менее, на камень он влез и произнёс вторую фразу с рисунка жены: «Суть есть часть меня!». И заскользил вместе с камнем с горы – да так быстро, что ветер в ушах засвистел. И стало страшно: того и гляди, свалюсь с «лыжни»! Радан раскинул руки, зажмурился, на полной скорости протаранил границу меж Зазеркальями и со скрежетом остановился. От неожиданности он широко распахнул глаза и ахнул: вот оно!
          Перед ним распростёрлось безбрежное болото, обозначенное островерхими границами окоёма под тусклой луной. Болото ухало, чмокало, отсвечивало гнилушками и было удушливо, как и в его первом видении, но плач ребёнка не прослушивался. Одна лишь топь вокруг и мрак, да туман неведения в душе…
          Радан закрыл глаза и принялся рисовать картину пробуждения мрака: воскресил все прочно впечатанные в его память изменения из апрельского утра. И вот уже болото воскурилось дымкой и середина его колыхнулась, словно пыталась отступить, – но тут же вернулось в прежнее состояние! И зря он огорчился по этому поводу, поскольку ещё через пару секунд безысходность пейзажа усугубилась: с таким трудом найденное болото скрылось за высокой стеной – той самой, выложенной крупным шершавым камнем. Радан закаменел под стать стене и чуть было не предался отчаянью – да птица не дала. Она призывным криком заставила его задрать голову и начала белым косоугольным платом планировать на него: сердитая и нахохленная. Её ниспадающие с головы перья веером разошлись на груди – и Радан вспомнил третью надпись на соколе! Он поднял руки и звонко выкрикнул:
          – Атара!
          И стена ожила! Она развернулась боком и рассыпалась на тысячи осколков, вымостивших тропу через болото. Осознав шестым чувством, что надо поспешать, Радан соколом полетел по тропе, непостижимым образом, замечая, что сзади него она тонет в трясине, с той же быстротой. Однако Избранник успел встать на твёрдую почву, прежде чем предназначенная для одного него дорога бесследно канула. Отдышавшись, Радан снова оглянулся и остолбенел: болото тоже испарилось! Вместо него проявился каменистый пейзаж и он уже почти спокойно сказал самому себе: это всего лишь новое Зазеркалье.
          В мозгу забился тревожный вопрос: как же он отыщет дорогу назад? – но Радан немедленно прогнал эту мысль, потому что она была явно бесплодной. «Будет день – будет и пища!» – успокоил он себя старинной народной мудростью и пошагал куда глаза глядят: как в сказке. Всё у него нынче как в сказке – значит, непременно будет и счастливый конец…
         
         
          Конец тропы, и уж тем более сказки, был непредсказуемо далёк. Радан без устали шагал уже несколько часов, а пейзаж был всё также непривлекателен и пустынен. Самое неприятное, что он не представлял себе, что именно ему нужно: деревня, лес, шалаш, нора в степи или другое какое-нибудь убежище, где прячется ото всех Рожаница. А если она не прячется? Если она в плену или в тюрьме и её надо будет вызволять из рук охранников – а у него никакого оружия с собой нет? И где, в таком случае, эта темница? В селении Гиблое?
          Стоп! Пора сделать привал: дать пищу телу и мозгам. Может быть, тогда появятся более конкретные мысли? Первой таковой мыслью после спешного подкрепления была мысль о Рении, вернее о его предсказании о том, что Радану будет дан дар получения сокровенных Знаний из общего Хранилища Крады и явлено некое Заветное Слово. «Как только ты почувствуешь в себе Силу» – пообещал Странник. И жутко захотелось уточнить: разве у него ещё недостаточно силы?
          А может быть то слово, что разрушило забор и есть заветное? Радан вытащил из памяти это странное слово и разложил его на слоги: «А-та-ра»… И вскочил: конечно! Как он, словесник, сразу не смекнул? Всё какие-то овцы мнились! А на самом деле это оживлённое сакральным смыслом слово означает: «Я вместилище Бога» или «Бог во мне», а ещё проще и привычней: «Со мной Бог!» – но это уже немного отдалено от сути, поскольку «со мной» и «во мне» всё-таки не одно и тоже.
          Радан мысленно велел себе идти к Рожанице и воскликнул: «Атара!». Невидимая сила развернула его к пригорку, который он минут десять назад оставил позади, и он побежал – прямо к вершине. Поднявшийся ветер подталкивал его сзади, но на пригорке внезапно стих и до Радана донёсся дребезжащий голосок старца Семиона: «…Он не должен пугаться, если проснётся не там, где уснул…». И его сразу потянуло лечь и заснуть…
          Он не мог сказать, как долго спал, но хорошо помнил, что кто-то позвал его «Радичка…» и застонал. Разлепив веки, Радан понял, что он в горах и что лежит на камне возле жерла какого-то грота. Не успел он как следует протереть глаза и разобраться, почему вдруг у него защемило в груди, как перед ним нарисовалась старуха в белом до пят одеянии и с укором уставилась на него:
          – Наконец-то ты пришёл! Мы уже заждались тебя. Идём скорей, ей очень плохо…
         
         
          Плохо было не только той, которую он ещё не знал, плохо стало и ему, когда он увидел это дикое пристанище со знобью и сыростью и, пройдя  по узкому проходу вошёл в пещеру, освещённую окошком, пробитым естественным образом – то есть ветром и временем. Против ожидания в этом жилище оказалось сухо и не так холодно, как при входе.
          В неглубокой нише на попоне, наброшенной на солому, под овечьей шкурой лежала юная женщина, в которой, несмотря на то, что глаза её были закрыты, Радан без сомнений признал нарисованную Дарой мадонну. Он остановился и с чувством болезненно томящей нежности принялся созерцать Рожаницу: бледное лицо с высоким гладким лбом, ровный нос, по-детски припухшие и сжатые в скорбную линию губы, узкая ладонь с длинными пальцами на груди… Ощущение, что он видел этот образ где-то ещё, кроме как на рисунке Дары, росло с каждой секундой, но тут в его переживания ворвался глуховатый голос старухи.
          – Моё имя Аласуфь, – напомнила она о себе. – Я знала, что ты найдёшь её, Избранник.
          – А её как зовут? – спросил Радан, не задумываясь над словами старухи и нисколько не удивляясь им.
          – Ты знаешь её имя, – довольно сурово заметила Аласуфь. – Или ты забыл его?
          – Забыл её имя? – растерялся Радан и обиделся: – Да я никогда не знал его!
          – Подойди к ней и возьми её за руку! – каким-то особенным низким голосом велела Аласуфь и он повиновался. – Слышишь, как бьётся в кончиках пальцев её пульс?
          – Да…
          Голос старухи стал ещё ниже и глуше:
          – Настройся так, чтобы ваши сердца бились в унисон… Я знаю, ты это умеешь!
          – Да. У меня получилось…
          – Теперь закрой глаза и слушай только пальцы… Только пульс… Только ваши сердца… Они бьются в одном ритме, они многое ведают… Слушай…
          Толчки сердец, усиленные резонансом, становились всё мягче и мягче и согрели пальцы и затылок Радана – и он явственно почуял на своей шее детские руки и услышал голосок, наполняющий его нежностью и любовью:
          – Ладичка, я не хочу к бабушке, я тоже хочу с вами на дачу.
          – Вот когда научишься все буквы выговаривать, – смеётся Радан, – тогда и будешь ездить с нами. Куда мы – туда и ты.
          – Я хочу сейчас! Ладичка, солнышко! Лазве ты меня ничуть не любишь?
          – Люблю, сестричка! Больше компота с вишнями! Но всё равно нельзя тебе с нами. Расти поскорей, цыплёнок, – и мы всё время будем вместе!
          – А ты не обманешь меня, Ладичка? Я не хочу ласти плосто так. Совсем напласно…
          – Сувера! Хватит обниматься с братом! Беги ко мне, малышка! – кричит бабушка.
          – Подожди, бабуля! Я ещё не обчмокала наше солнышко!
          Звонкие поцелуи сестрёнки перебили ритм сердец и, выйдя из транса, Радан чуть не задохнулся от оглушающего открытия: Рожаница его родная сестра!!!
          Он прижал её руку к щеке:
          – Малышка моя! – и повернулся к старухе: – Я всё вспомнил, матушка! Это моя сестра! Сувера её имя!
          Аласуфь подошла к Радану и смахнула иссохшей ладонью слёзы: сначала с его щёк, потом со своих:
          – Вот и хорошо, вот и славно, сынок! Ты вспомнил. Теперь успокойся, чтобы не пугать её и не расстраивать. Она слишком слаба, наша девочка… А уже пришла пора рожать… Живот опустился ещё неделю назад. Я очень боюсь за неё и за ребёнка…
          – Но почему?! Почему вы в этой пещере?! Вдали от врачей, от чистоты и тепла! Как вы здесь оказались?
          – О, это длинная история! – горестно вздохнула Аласуфь. – Длинная и печальная…
          – Расскажите! – взмолился Радан. – Хотя бы начните! Пока она спит…
          – Ладно, – сдалась старуха, – думаю, немного времени у нас есть. Я напоила Веру успокоительным отваром, чтобы дать ей отдых. Но давай сядем у очага, я продрогла. У меня ведь косточки уже старые, им тепло нужно…
          Очаг? Удивлённый этим сообщением Радан осмотрелся и увидел язычки пламени в углублении на полу пещеры. Однако остроумно тут всё устроено! Пещера довольно обжитая: в ней каменные сиденья, две постели под овчинами, котёл и бочонок с водой… А ещё какие-то мешки…
          – Это наша пища, – проследив за его взглядом, пояснила хозяйка отшельничьего жилища, – в мешках сухофрукты, корешки, травы, сухари. Масло, соль и спички тоже есть. Даже хворост кем-то был для нас  заготовлен. Но всё-таки для беременной женщины питание слабоватое.
          – Так у меня есть с собой суповые кубики! – спохватился Радан. – От демиургов. Жутко калорийные! Я сейчас достану… – и он вскочил, чтобы побежать за рюкзаком.
          – Погоди, сынок, успеется, – остановила его старуха. – Позже сделаем для неё бульон, как вода закипит. А покуда устраивайся поудобней…
          Радан помог Аласуфи поставить на огонь котёл с водой, сел и уставился ей в рот:
          – Ну! Матушка… Я готов слушать!
          И Аласуфь издалека приступила к изложению своей повести:
          – А я ведь горе мыкаю по собственной глупости, сынок! Давно это было, боле тридцати лет прошло. Я тогда молодой была… – она усмехнулась: – Это противу нынешнего, вестимо. Короче, сорока мне ещё не было. Жила хорошо, спокойно, кормилась магией – мужиков для брошенных жён привораживала, изменщиков и любовниц их наказывала… Ну и знахарством занималась… от женских болезней помогала. Да вот однажды средь такой благодати, настигла меня любовь. Да такая страсть одолела, что света я белого не взвидела! А он, заноза моя, тоже магом был. Очень сильным, – Аласуфь сверкнула ожившим воспоминаниями взглядом, – а всё ж послабей меня! Принялась я его обхаживать, да привораживать – а он ни в какую… Потом узнаю: жениться он собрался! Молодую нашёл себе, лет на пятнадцать моложе меня. Ну тут меня и разобрало! – глаза её вновь потухли. – Одолела меня ревность окаянная, прокляла я любимого! Да не просто: мол, ни дня тебе, ни покрышки. Нет, этого мне было мало! Я пожелала, чтобы он мучился всю жизнь и наложила заклятие на весь его род! А такое сильное зло даже чёрные маги творить опасаются. В общем сделала я это гиблое дело, да заболела. Долго маялась головой и спиной, а потом оправилась, да силу свою потеряла… Так я была наказана за то, что преступила грань дозволенного! Правда, оставлено мне было ясновидение и знахарское искусство – тем и жить я продолжила. А только любовь никуда не делась, донимала меня – и я уехала из своего города в Новоявленск, потому как слыхала, что Ордену Девы Карающей нужны знахарки да няньки. Они, эти злобные бабы, девочек, что покраше, в приютах отыскивали, оформляли опекунство и воспитывали на свой лад. Какая поддавалась – ту к себе в Орден брали – а непокорных продавали богачам для услады. Иную, бывало, и замуж выдавали, но за страшно большой откуп…
          После этих слов Радан понял, куда клонит старуха и, похолодев, воскликнул:
          – И Суверу они у себя держали для этих же целей?!
          – Да, сынок. И твоя сестра тоже попала в их холёные ручки. Они нашли её в приюте Зорянска, куда сдали пятилетнюю сиротку, как померла её бабушка. Та недолго промаялась после гибели семьи своего сына. Тебя ведь тоже она похоронила, ведь ты был с ними. Так вот, привезли эти ведьмы к себе нашу девочку и мне её препоручили. Ей в ту пору всего двенадцать исполнилось, а уже видно было, что красоты она небывалой вырастет и куш за неё можно будет сорвать огромный. Да ещё она такая кроткая, нежная, ласковая – что всякий мужик сомлеет! Стали они её образовывать, музыке, танцам, языкам разным обучать – чтоб значит подороже замуж выдать. Ну и жилось ей повольней под моим приглядом, чем иным. Потому как полюбила я эту девочку всем своим разбитым сердцем, всею грешной душой! Я даже сама удивилась, как много любви во мне скопилось, сынок! Подружились мы с твоей Суверой, она мне много рассказывала о вашей семье… Со слов бабушки, конечно, сама-то она трёхлетней осиротела – но тебя помнила. Хорошее это было время, шесть лет покоя. – Аласуфь разворошила палкой огонь в очаге и взглянула на спящую Суверу. – Чует, небось, что родная душа рядом! Вон какое лицо спокойное сделалось.
          Радан убедился в правоте её слов и поторопил:
          – Дальше! Умоляю вас, рассказывайте дальше, матушка! Пока сестра спит, я хочу побольше узнать о ней!
          – А что дальше? Дальше-то и потянулись наши злоключения… Сперва-то я надеялась, что всё будет хорошо, что нашла моя девочка своё счастье… Но оказалось, что и взаимная любовь может обернуться бедой…
          – Любовь?
          – Да, Радан, любовь. Потому что пришла она к нашей девочке – как подарок судьбы, как возможность избавления от зловредной опеки циничных дев Ордена… Встретила она в самом зачине августа у родника прекрасного юношу и полюбила… Всё это у меня на глазах происходило! Я с первого взгляда поняла, что юноша тот благородных кровей и что вспыхнула между ними любовь, какая раз в жизни даётся. И я не мешала им встречаться, даже наоборот… А потом они решили сбежать – и я вместе с ними. Так захотела Сувера, потому как знала, что злыдни расправятся со мной. Спрятались мы в одном поселении клана странников, молодые поженились и мы дружно и счастливо прожили зиму, а в апреле узнали, что нашлась в клане гнилая душонка, выдала нас девам. А те ведь с ног сбились, так искали свой сбежавший «товар»! Думали найти, покарать, да продать и непокорную девчонку и чадо. Но Рений чудом узнал о предательстве…
          – Рений?!! Мужа Суверы звали Рений?!
          – Да. А чего ты вдруг так заволновался, сынок? Ты его знаешь?
          – Потом, матушка… – пробормотал потрясённый Радан. – Я потом расскажу вам, где я видел Рения. Сначала вы…
          Аласуфь внимательно посмотрела в лицо своего благодарного слушателя и покорилась:
          – Ладно. Будь по-твоему… Так вот, мы снова бросились в бега. Но погоня настигала нас… – от невесёлых воспоминаний старуха нахмурилась. – Резвых молодцев наняли злыдни для расправы! И, видать, хорошо заплатили. Да и мы с беременной женщиной шибко бежать не могли. И потому, как те почти настигли нас, Рений велел нам скрыться и сказал, где прятаться, а сам остался принять бой. Мы с измученной девочкой забились в волчью нору, а как всё стихло я вернулась и увидела лужу крови, а в ней изрезанную одежду Рения… – Аласуфь смахнула выползшую против её воли слезу и уставилась в огонь. – Это было ужасно! Я вернулась к Сувере и сказала, что Рений велел нам ждать и что он непременно позаботится о нас, а сама пыталась придумать, куда нам бежать дальше. Сутки мы просидели в той норе, а потом пришёл какой-то старец, назвался Отшельником, и велел нам следовать за ним. И мы пошли, потому что обе верили, что это Рений о нас позаботился. Сперва старик прятал нас в Кельме, а потом привёл сюда и сказал, что за нами явится Избранник и что он будет одной крови с Рожаницей. И вот мы здесь. Уже целый месяц. Сувера уверена, что за ней явится Рений, ну а я таких иллюзий не тешила, а ждала спасителя. Когда я увидела тебя, сразу догадалась, что ты и есть тот самый Избранник и что, наверняка, ты брат моей девочки. Я поняла это по твоим глазам: они такие же синие и прекрасные, как у неё… – она посмотрела в лицо «спасителя» и потребовала обещанное: – А сейчас твоя очередь, сынок. Давно ты видел Рения? И где? Он жив?
          Радан растерялся, поскольку и сам теперь не знал этого, и ответил предельно честно:
          – Не знаю, матушка. Я встретился с ним в Гикоме. У него ужасный шрам во всё лицо. Рений представился Странником и выхаживал меня после смертельного ранения. Велел вернуться, сказал, что это для него страшно важно. И потому отдал мне свой иммунитет и талисман. Вот этот! – и он предъявил старухе гривну.
          Аласуфь погладила пальцем руну и побледнела:
          – Понятно… Гикома… Скорее всего, он уже не жилец на этом свете… Хотя… Очень может быть, что скоро он явится сюда…
          – О чём вы?! – обеспокоился Радан. – Почему вы так думаете?
          – Почему? – старуха подняла на него скорбный взгляд: – Потому что боюсь, что Сувера тоже… Что она скоро… Она очень слаба! Я даже не уверена, что ей удастся разродиться!
          Мрачное предвидение опекунши сестры стегнуло по сердцу и, резко вскочив с места, Радан в глубоком волнении воскликнул:
          – Нет!!! Не говорите так! Даже не думайте об этом! Она не может умереть! Тогда зачем же меня сюда прислали? Зачем я столько претерпел? Разве не для того, чтобы спасти её и ребёнка, чтобы вывести вас отсюда?
          Раздался стон и Аласуфь, обеспокоено схватив Радана за рукав, зашипела:
          – Тише! Ты разбудишь её!
          Но она опоздала со своим предупреждением: Сувера уже проснулась.
          – Матушка, кто у нас? Рений?! – слабо вскрикнула она. – Он вернулся?!
          – Нет, Верочка, – осторожно ответила Аласуфь, разворачивая и подталкивая Радана к Сувере, – это совсем другой человек. Но ты его тоже хорошо знаешь… И любишь.
          На одеревеневших ногах Радан подошёл к постели больной и увидел родные глаза…
         
         
          Глаза сестры наливались синью и теплом с каждой секундой медленного узнавания и настал момент, когда она расцвела улыбкой:
          – Радичка… Живой…
          Радан упал на колени у изголовья постели и поцеловал руку Суверы:
          – Живой, живой я сестрёнка!
          Сувера ласково взъерошила его волосы:
          – Солнышко…
          – Цыплёнок… – откликнулся на детское прозвище Радан и, приподнявшись, поцеловал сестру в лоб. – Наконец-то, ты подросла и уже выговариваешь все буквы.
          – И мы теперь никогда не будем расставаться?
          – Никогда! Я же тебе обещал.
          Сестра с тихим смехом слегка ущипнула его за заросшую щёку:
          – Противный мальчишка! Где ты пропадал всё это время?
          – Я всё, всё тебе расскажу, родная! Но только после того, как ты поешь! – Радан обернулся к недвижно застывшей Аласуфи: – Не надо плакать, матушка. Уверен, всё будет хорошо. Возьмите в моём рюкзаке кубики и приготовьте нашей Верочке целебный супчик. Там для неё есть ещё и чистое платье. И для малыша еда в тюбиках.
         
          Глава 5
         
          Блажной спешил в Ракайю и гадал, зачем иерарх столь срочно вызвал его к себе. Через несколько минут он предстал пред светлые очи и Андра решил не томить его вводным словом, а не медля выдал приказ:
          – Осип! Ты должен срочно подготовить свою Марию к телепортации в Мемору!
          Наступила заминка в общении, поскольку Блажной не знал с какого вопроса выразить своё недоумение. И, как часто водится, задал не самый главный вопрос:
          – Мою? Почему это мою?
          – Да ладно тебе, Осип! Ни для кого уже не секрет, что вы с Марией живёте вместе с тех пор, как начали выхаживать раненого учителя!
          – Мне просто надо было контачить с Тео и Дарой, а из её квартиры это удобней… – совсем было смутился Блажной, но иерарх перебил его:
          – Не надо оправдываться, Осип! Это ваше с ней дело… И, кстати, о Тео: он нам тоже потребуется в ближайшее время. Для переселения жены учителя.
          – Простите, иерарх, никак не пойму в чём дело! Нельзя ли пояснить по сути проблемы?
          – Ты прав, Осип, – добродушно усмехнулся Андра, – что-то я сегодня не собран. Это от радости: наш учитель нашёл Рожаницу!
          – Это действительно большая радость, иерарх…
          – Постой, не встревай! – совсем не по этикету прервал Осипа Андра. – Рановато нам трубить победу! Во-первых, девочка очень слаба и неизвестно ещё, как пройдут роды. А во-вторых, после загадочной акции по уничтожению магов наш враг активизировался.
          Хитро сощурившись, Блажной снова посмел перебить старшего, во всех смыслах, собеседника:
          – Не хотите ли вы сказать, иерарх, что и для вас взрыв особняка, полная загадка?
          Андра пропустил это нарушение этикета без замечаний и охотно ответил:
          – Разумеется, нет! Мне прекрасно известно, что этот взрыв устроил Зосима. Авеста полагает, что не смотря на великолепную инсценировку и то, что труп в спальне мага обуглился до неузнаваемости, долго вводить всех в заблуждение хитрецу не удастся. Потому и затаился он с внуками на съёмной квартире и дрожит как заяц. Это-то и пугает меня: маг в истерике может сорваться в любой момент и натворить бед. А нашему учителю и так от них досталось! Тебе известно, что маги Серой Сотни поймали его в ловушку и собирались сгноить в Гикате?
          – В Гикате? – обеспокоился Блажной. – Нет, этого я не знал… И как же он оттуда выбрался?
          – Вот тут-то и заключена сенсация, дорогой друг! Авест сказал, что судя по отрывочным образам и переживаниям учителя после происшествия, его спас адепт Кир!
          – Кир?! Это действительно сенсация! И совершенно неожиданное преткновение…
          – Вот, вот! И непросчитанные преткновения в Пути, и истерика Предиктората и его приспешников подвигли меня к решению помочь учителю в заключительной фазе первого этапа его Миссии. А именно: пока не будет выверена надёжность его нового постоянного места жительства, надо дать ему передышку во временном, но безопасном убежище. Гаран подсказал мне, что для этого нет ничего лучше, чем транспортировать его в Мемору.
          – А Мария-то здесь причём?
          – Притом! Мы решили подготовить это убежище должным образом и поместить туда его жену – до самых родов. Мария будет её опекать и управлять домом. Это решит многие вопросы и даст Избраннику возможность отдохнуть с теми, кто ему дорог.
          – Это хорошая идея, иерарх, – прочувствованно согласился Осип, – и справедливая. Мальчик заслужил это. К тому же он, несомненно, захочет забрать с собой старшего сына.
          – Тогда давай к делу, Осип! Пусть Мария срочно собирается. И вели ей прихватить с собой книги по акушерству: мало ли что! – взглянув на взволнованное лицо Блажного, Андра усмехнулся: – Можешь и сам там по хозяйству пристроиться, чтобы помогать ей и улучшать всем тонус и настроение…
         
         
          Настроение Радана, поднятое хорошим аппетитом сестры, упало с первым же её вопросом:
          – Ну, а теперь, братик, расскажи, как ты жил все эти годы и почему так долго не мог меня разыскать?
          Радан не был готов к ответу на эти вопросы и со смятением посмотрел на старуху. Та верно истолковала его взор и поспешила на выручку:
          – Потерпи немного, Верочка! Это не пятиминутный разговор, а мне срочно нужны хворост и вода. Позволь мне поэксплуатировать твоего брата, а ты немного отдохни после еды и погоняй соки по телу. Твой малыш тоже проголодался.
          Готовность, с какой Избранник бросился выполнять эти указания, заслуживала похвалы, но старухе было не до этого: глаза Суверы вдруг затенились и она стала стонать и охать. Вернувшийся с хворостом Радан с испугом наблюдал за манипуляциями знахарки и, когда та, скорбно поджав губы, принялась кипятить воду и подбирать чистые холсты, он бросился к Сувере и, обхватив её плечи, засуетился и зачастил слова утешения. Где-то глубоко в сознании всплыл образ Дары и от мысли, что той тоже предстоят такие же страдания, он впал в полное отчаяние.
          Видя, что парень вот-вот заплачет от сопереживания, Аласуфь решительно оторвала его от сестры и увлекла подальше, к окошку:
          – Ты что творишь, парень! Прекрати истерику! Соберись немедленно и выслушай меня! – голос старухи был суровым, а взгляд гневным – и Радан подчинился. – Не слёзы нужны ей от тебя, а помощь! – уже спокойней продолжила Аласуфь. – Тысячи лет женщины проходят через родовые муки и принимать их нужно, как неизбежное и преходящее. Но им в этом деле помогают сила духа и сами младенцы, спешащие в мир. А наша девочка слаба и ребёнок тоже. Я почти не слышу его – вот где нужна твоя помощь! Я вижу твою силу, ты и сам знаешь о ней – так используй же её во благо Суверы и малыша, вместо того, чтобы растворять в слезах! Давай-ка, сынок, возьми мою овчину и выйди на воздух, сконцентрируйся! Сейчас от тебя зависит больше, чем от меня! А уж, как ребёнок запросится за волю – тогда и я примусь за своё дело…
          Молча завернувшись в овчину, Радан вышел из пещеры и сел у камня, на котором спал. Как долго? Какое сегодня число? Он посмотрел на первые вечерние звёзды и чуть было снова не впал в панику: если сегодня двадцать четвёртое мая, то мучиться сестре ещё ужасно долго… Но стоп! Об это думать нельзя. Надо сосредоточиться на ребёнке. Надо заставить его трудиться! Радан опёрся спиной о камень и начал медленно погружаться в себя…
          Ребёнок будто спал, уткнувшись лбом в коленки согнутых ног и кокон его был измят. Ведомая подсознанием рука потянулась к младенцу и, погладив того по тёплой спинке, стала бережно приподнимать налипшую на тельце оболочку – и та сразу наполнилась живительной влагой. Радан пустил в ход вторую руку и обняв младенца за спинку и животик, принялся покачивать его, пока тот не приподнял головку. И тут он почувствовал, что воды холоднее кожи малыша и понял, что пора заняться роженицей.
          Кокон Суверы был мал и нарушен там, где должен был прикрывать её сердце. Радан прижался к этой бреши своим коконом и ясно увидел, как тот шафрановой струёй начал перетекать в лёгкое облачко, окутывающее сестру. Ощутив головокружение, он прекратил контакт и загладил брешь ладонью. Затем снова занялся младенцем и, удостоверившись, что воды теплеют, стал осторожно поглаживать крохотные пальчики. И те зашевелились! Ребёнок ворохнулся и Радан понял, что теперь можно пополнить свои силы, чтобы повторить сеанс. Не выходя из транса, он обратился за помощью к демиургам и, доверившись им полностью, выключился.
          Спустя неведомо сколько времени, шёпот матери: «Пора, солнышко!» лёгким поцелуем коснулся щеки Радана и он повторил сеанс. И ещё раз, и ещё… Пока не понял, что умирает от жажды. Он было направился к ручью, но, сделав пару шагов, решительно повернул ко входу в пещеру: надо проверить как подействовали его усилия, как там Сувера…
         
         
           Сувера лежала с откинутой головой и дыхание её было глубоким и сравнительно ровным. «Она задремала, – услышал он шёпот старухи, – у тебя всё получается, сынок. Малыш тоже зашевелился. Отдохни немного. Её сон будет коротким. Схватки стали чаще…». Радан согласно кивнул и отправился подкрепиться.
          Он успел сжевать кубик и напиться, когда лёгкий ожёг на груди подсказал ему, что ещё следует предпринять. Он снял с себя талисман Рения и под одобрительным взором старухи уложил тот на грудь Суверы. Заметив, как она, не просыпаясь, накрыла гривну ладонью и озарилась улыбкой, Радан облегчённо вздохнул: всё будет хорошо, сестрёнка!
           Присев рядом, он осторожно положил руку на живот Суверы и удостоверился, что ребёнок ожил. И повторил сеанс уже в прямом контакте. Затем спустился на пол и уткнувшись лбом в покров сестры, заснул.
          Разбудила его Аласуфь:
          – Поднимайся, сынок! Тебе надо уйти. Она будет жалеть тебя и терпеть. А лучше, если она сможет кричать. Ты иди, помогай ей издали.
          Напрасно она так утруждалась уговорами – Радан и сам не смог бы себя заставить смотреть на муки сестры. И он понимал, что сильный и невозмутимый он ей нужен больше. Поцеловав испуганные глаза проснувшейся Суверы, он вышел в ночь.
         
         
          Ночь, оглашаемая криками роженицы, показалась ему бесконечной! Но вдруг всё стихло и он чудом удержался, чтобы не помчаться к сестре. Но невидимая сила остановила его и он умудрился погрузиться в себя и проверить состояние ребёнка. Увидев малыша, он шестым чувством понял, что тот ещё во чреве.
          Младенец трудился изо всех сил и, отталкиваясь от вытянувшейся оболочки безуспешно пытался пробиться головкой сквозь невидимую преграду. Уверенной рукой, словно не впервые помогая роженице, Радан шлёпнул ребёнка по попке, а затем с силой подтолкнул вперёд. И малыш исчез из поля зрения.
          Несколько минут Радан просидел неподвижно, не имея сил сдвинуться с места и унимая бьющееся набатом сердце, затем рывком поднялся и побежал.
          Первым, что он увидел, влетев в пещеру, было озабоченное лицо повитухи, шлёпающей молчащего младенца.
          – Почему он молчит, матушка?! – вскрикнула Сувера и Радан бросился к ней. Измученное лицо сестры исказил ужас: – Почему он молчит? – уже тише повторила она, с неожиданной силой отталкивая брата. – Он жив?! Дайте его мне!
          Не произнеся ни слова, Аласуфь вложила младенца в протянутые руки, поддерживая снизу его головку. Сувера прижала безжизненное тельце к груди и принялась гладить спинку своего дитя и шептать одной ей понятные слова.
          Не смея мешать ей, Радан отступил к стене и, не чувствуя ничего кроме уверенности, что всё происходящее не может быть правдой, что это какой-то бред, который пройдёт с минуту на минуту, принялся ждать этого, с обострённым вниманием наблюдая за сестрой, припавшей поцелуем к темени ребёнка.
          И он увидел, как кокон сестры увеличился в размерах и засветился мириадами искр, затем оболочка его стала сжиматься, увеличивая сияние всего кокона, сконцентрировалась в слепящую вспышку на губах Суверы и долгим поцелуем перетекла в кокон младенца. И тот набух, как сочный плод, переливаясь всеми цветами радуги, и рос, пока не натянулась его оболочка и не послышался крик младенца: звонкий и скорбный, как в апрельском видении, когда проснулась первая утренняя звезда.
          Лицо Суверы преобразилось светлой радостью и она тихо, но настолько внятно, что крик ребёнка не помешал услышать её, произнесла:
          – Не плачь, Май. Сейчас придёт твой папа и мы все будем счастливы. Я слышу, он спешит, он уже рядом…
          С последним словом губы её осенила тихая улыбка, а невозможная синь глаз скрылась под сложившимися крыльями век. Отведя взгляд от отстранённо спокойного лица сестры, Радан уставился на её истончившуюся до контура и слабо мерцающую розовыми искрами оболочку и, осознав жестокую правду этого явления, потерял сознание.
         
         
          Сознание пробудил знакомый голос:
          – Пеленайте его потуже, матушка! Вера успела дать нашему сыну имя?
          – Да, Рений. Она нарекла ему имя Май.
          – Божественная сущность… Странно. Будто она что-то знала… – небольшая пауза прервалась всхлипом младенца, затем снова послышался голос Странника: – Я опоздал, матушка. А я так хотел, чтобы в свой последний миг она увидела меня и умерла счастливой.
          – Неправда, Рений! Ты успел вовремя, – дрожащим голосом возразила Аласуфь, – она услышала твои шаги и была счастлива. Посмотри: улыбка ещё не разгладилась на её лице…
          Радан приподнял тяжёлые веки и увидел запахнутый голубой плащ Рения, затем его застывшее в скорби лицо, повёрнутое к Сувере, и, наконец, его взгляд упал на неподвижное тело сестры. Сквозь стиснутые зубы вырвался стон и он снова закрыл глаза.
          – Матушка, Радана надо вывести на воздух, – сказал Рений. – Там ему помогут обрести силы…
          – Кто? Тут больше никого нет! – удивилась Аласуфь.
          – Демиурги. Они поддерживают его. А здесь, в дыхании смерти, их усилия напрасны. И вы, уж простите, вам придётся возиться с ним одной. Я не имею права прикасаться к живым.
          Через минуту Радан почувствовал на своих плечах руки Аласуфь. Она встряхнула его:
          – Сынок! Ты можешь встать на ноги? Постарайся… Мне не справится с таким большим парнем. Я понимаю, как тяжело потерять родного человека, едва обретя его, но ничего уже не изменить. Да и не в нашей это воле… Ты сделал всё, что мог. Вставай, мой мальчик, пойдём подышишь. У нас ещё много забот…
          В голове у Радана копошилось множество вопросов к Рению, но, отложив их на потом, он позволил вывести себя из пещеры и упал на насиженную за ночь овчину. И мгновенно почувствовал заботу своих невидимых опекунов. Пока его тело наполнялось энергией, мозги прояснились настолько, что он был готов уже к беседе с Рением.
          И тот не замедлил появиться. Усевшись на небольшом расстоянии, он начал разговор:
          – Спасибо тебе, брат! За всё. Если бы не ты, я потерял бы их обоих…
          – Ты знал, что Сувера моя сестра и что она умрёт? – отторгнув все благодарности, сердито воскликнул «брат». – Почему ты мне ничего не сказал?
          Рений повернул к нему бесстрастное лицо:
          – Не гневись, Радан, это ослабляет. Тем более, что сердишься ты напрасно. Я не знал, что женился на твоей сестре. Мне известно было лишь то, что ты Избранник. Меня предупредил об этом один человек. Старик, который спрятал Суверу с матушкой – да так, чтобы и я не смог их найти. Он сказал, что коль я убит, то должен ждать встречи с любимой в Гикоме. И намекнул, что ждать недолго. А потом уговорил принять обет Служения Милосердию, пообещав, что при таком условии я смогу сам принять её в Гикому. А о ребёнке он ничего не говорил, но я настаивал и тогда он сказал, что всё будет зависеть от Избранника: ему одному будет явлен Путь к Рожанице. Вот и всё, что я знал, Радан. И поверь: то, что ты оказался братом моей жены, для меня полная неожиданность. А вернее, великий дар, поскольку теперь я могу быть спокоен за сына: он в надёжных и любящих руках.
          – А я за сестру, – с горечью обронил Радан, – насколько это возможно в данном случае. – и он задал следующий вопрос: – А тебе известно великое предназначение твоего сына?
          – В общих чертах, – ответил Рений, – в виде туманных намёков того же старца. Да мне и не важно это. Важно, чтобы Май жил долго и достойно… Если хочешь… и можешь, расскажи мне то, что тебе ведомо.
          Повесть Радана была на удивление короткой и связной. Всё самое главное, касающееся рока, разделившего его жену с братом, и надежд, возлагаемых на его новорождённого сына, Рений понял и в своём комментарии снова помянул недобрым словом адептов – как в прошлую встречу. Однако вместо ответа на логичный вопрос шурина из какого рода его корни Рений поднялся и предложил вернуться в пещеру.
          – Пора собираться в дорогу, парни… – охрипшим голосом сказала Аласуфь и по её покрасневшим глазам Радан понял, что она уже оплакала свою девочку. – Прощайся с сестрой, сынок. Малыша я уже покормила из твоего чудо-тюбика. Съел всё и спит, как ангелочек… – и она протянула ему гривну: – Не забудь надеть свой оберег.
          Рений направился к ребёнку и в полуметре от него застыл в созерцании. А Радан склонился над обряженной в его чистый балахон, причёсанной и подготовленной к последнему пути  Суверой, чтобы запомнить её образ в мельчайших деталях: ведь ему предстоит рассказывать племяннику о его матери. А он так мало знает о ней! Правда, теперь ему известны её имя и названия городов, где она жила, и есть надежда, что демиурги помогут ему найти нужную информацию, или научат получать её из Хранилища Крады… В размышления Радана вплелись прощальные слова Рения:
          – Сыночек мой… Тебе столько предстоит свершить! Но я верю, ты со всем справишься. Потому что в тебе так много любви, что хватило бы на целую армию! И наша с твоей мамой, и родов наших и всех, кто дарил им и нам свою огромную, как океан, любовь. Ничего не бойся, Май, шагай по своему Пути и знай, что мы с мамой будем охранять тебя.
          Тем временем Аласуфь уложила рюкзак Радана и напомнила:
          – Рений, ты обещал показать нам короткую тропу в Кельму.
          – Да, я провожу вас до самого Зазеркалья. А оттуда вас проведёт Радан. Он знает куда и как переселиться.
          – Знаю? – изумился Радан, цепляя на плечи рюкзак.
          – Конечно! Тебе достаточно будет назвать адрес и сказать Заветное Слово.
          – Тогда почему мы не сделаем это прямо сейчас?
          – Потому, что есть такие места, откуда выбраться может посвящённый или, вообще, никто, – пояснил Рений. – Например, это место, куда мог добраться только ты, а ещё Гикома и Гиката. Чаще всего эти места просто голограммы, космические или рукотворные, и они могут теряться, исчезать и меняться.
          – И болото, которое я перешёл, тоже было таким? – смекнул Радан.
          – Да. И болото, и все окрестности Новоявленска всего лишь голограмма! – начал терять терпение Рений. – Матушка, берите моего сына и пойдёмте. Нам всем пора в путь.
         
         
          Путь до Кельмы занял не более десяти минут и прощание было предельно коротким, но напоследок Рений ещё раз удивил своего шурина:
          – Может быть ты хочешь что-то передать своей женщине? Я имею ввиду Нору…
          Радан вскинул на него смятенные очи и, слегка запинаясь, попросил:
          – Передай ей, пусть не волнуется за сына. Я его не брошу. И пусть простит меня за то, что я не понял её, не поверил в её любовь… И Сувере не забудь рассказать, почему я не разыскивал её. Всё ей обо мне расскажи, всё, что знаешь. Мы ведь так не объяснились…
          Рений кивнул и завеса миров разделила их. Шагов двадцать по Зазеркалью Радан прошёл по инерции, пытаясь сообразить, по какому адресу ему отправиться, и, не успев принять какое-либо решение, угодил в крепкие, как тиски, объятия Надара.
          – О, светлейший наш победитель! – завопил тот, хищно глядя на ребёнка в руках старухи. – Я ни капли не сомневался, что ты отыщешь этого чудо-младенца. А я обыскался тебя! – Радан попытался вырваться, но тщетно. И это ему совсем не понравилось. Да и Надар был совсем не тот безвредный балагур, что прежде. Он был напряжён и взгляд его пугал горячечным блеском. – Худо мне без тебя, брат, ой как худо! – играл непонятную роль клон Избранника. – Ведь ты не оставишь меня здесь? Возьмёшь меня с собой?
          Радан, наконец-то, вырвался из цепких рук своего отражения и инстинктивно прикрыл собой Аласуфь с ребёнком:
          – Как ты тут оказался, болтун?
          – Как, как… Шёл следом за тобой, а, точнее, с тобой, – Надар нервно захохотал, – ведь я – это ты! Разве мы не одно целое? Разве наша победа не одна на двоих? Дай мне его подержать! Дай! Я ведь тоже причастен к успеху!
          – Не верь ему, Радан! – выкрикнула Аласуфь. – Он предаст тебя! Он задумал недоброе!
          Надар вдруг налетел на Радана и, чуть не сбив того с ног, вцепился в старуху. Радан резко оттолкнул его, но Надар потянул его за собой и оба они свалились наземь. Через секунду Надар оказался сверху и, придавив собой Радана, принялся страстно того уговаривать:
          – Отдай мне ребёнка, Радан! Я же для тебя стараюсь! Разве ты не устал слоняться как неприкаянный? Разве не надоело тебе исполнять чужие прихоти? Тебе навязали чужого дитя и ты собираешься с ним нянчиться?! Я этого не хочу! Пора выбрать между удовольствиями жизни и аскетизмом долга. Этот младенец, который был докукой и наказанием для нас обоих, станет нашим освобождением! Мы продадим его Предикторату за миллионы и будем как сыр в масле кататься! Купим себе кусочек рая. Ты будешь наслаждаться покоем со своей инфантильной жёнушкой, а я буду безумствовать с Кирой. Она пьянит меня, волнует кровь! Ведь она страстная как Нора и нежная как Дара! Она воплощение нашей мечты. Если тебе надоест твоя малышка – я поделюсь с тобой Кирой – я знаю, ты хочешь её…
          Радан рассвирепел и, извернувшись, оседлал своё отражение во Тьме:
          – Заткнись, чудовище!!! За кого ты меня принимаешь?! Кто ты такой, чтобы доставать меня?! Ты всего лишь моя тень!
          Теперь в гнев впал Надар:
          – А вот мы сейчас посмотрим кто из нас чья тень! Как только твоя сила и колдовские чары станут моими! – и, подмяв под себя врага, он попытался снять с него оберег.
          Но Надара ждало разочарование: поскольку гривна не была ему предназначена, едва схватив её, он обжёгся, как об огонь, и завопил, слабея. Радан не упустил момент и вновь оседлал взбунтовавшуюся половину:
          – Как же ты мне насточертел Надар! Хочу, чтобы ты оставил меня в покое! Чтобы навсегда исчез из моей жизни! – и тут же крикнул: – Атара!!!
          И уже через секунду сидел на тропе один. Отдышавшись он с радостной улыбкой посмотрел на онемевшую от увиденного шоу Аласуфь:
          – Я поборол сам себя, матушка! Теперь мы можем отправляться домой.
          – И ты знаешь куда именно? – очнувшись, поинтересовалась старуха и подошла к нему.
          Радан поднялся и, отряхнувшись, подхватил слетевший рюкзак.
          – Естественно! Хочу туда, где ждёт меня моя жена Дара! – он обнял Аласуфь за плечи и внятно произнёс Заветное Слово.
          Тело его стало невесомым, в ушах засвистел ветер – и он, в обнимку, со спутницей приземлился в до визга знакомый двор.
         
         
          Двор дома его детства был вполне обжитым и выглядел так, словно тут только что топтались люди. Так и есть: вон идут двое и сияют влажными глазами и умильными улыбками. Осип и Мария!!! Какое счастье!! Неужели всё позади?! Он дома, среди своих надёжных друзей и с чистой совестью победителя…
          – А Дара здесь, с вами? – спросил он непослушными губами, не осознавая, что плачет.
          – С нами, сынок, – ласково ответила Мария, положив обе ладони на его щёки и вытирая  слёзы, – спит твой зяблик. Она сегодня с утра была сама не своя, чувствовала, что ты скоро вернёшься. Мне пришлось напоить её успокоительным чаем… – Мария посмотрела на стоящую рядом с избранником молчаливую Аласуфь и, не сводя глаз с ребёнка, вспомнила об отведённой ей роди хозяйки дома: – Что ж мы тут все топчемся! У матушки измученный вид, да и ребёнку нужна забота! Проходите в дом, там и познакомимся и поговорим! – и обняв за плечи Аласуфь, Мария направилась к открытой настежь двери.
          Осип, получивший, наконец-то, доступ к Избраннику, взволнованно обнял его:
          – Я горжусь тобой, сынок! У тебя всё получилось! И слава Богу, что всё позади! Я, безусловно, верил в тебя, но всё же здорово переволновался… Особенно, когда узнал, что ты попал в ловушку. В Гикату…
          – Спасибо, Осип… – вконец растрогался Радан. – Вы, как никто причастны к моему успеху. Я всё время чувствовал вашу поддержку… А главное, не волновался за жену. Знал, что она под надёжной защитой: вашей и остальных… – он отстранился от Блажного и заглянул в его лицо. – А вы знаете, что этот ребёнок мой родной племянник? – глаза Осипа были подёрнуты слёзами, скрывающими насколько он поражён. – А что адепт Кир каялся предо мной? О, мне есть, что вам всем рассказать!
          – Потом, сынок, потом всё расскажешь! Пойдём в дом.
          – Да, пойдёмте. Я очень соскучился по Даре. – Радан шагнул и остановился. – Не могу идти! Ноги не слушаются… – с несоответствующей словам блаженной улыбкой сообщил он.
          – Это от потрясения, сынок, – успокоил его Осип, – так бывает. Сейчас я тебе помогу. Обопрись об меня.
          Он подставил Радану плечо и в этот момент в дверях дома показалась Дара: она стояла, ухватившись за боковины проёма и уподобившись освещённому солнцем распятию, – и тоже не могла сдвинутся с места, вложив все свои силы в радостно заполошный вскрик:
          – Радичка!!!
          И ноги Радана ожили: он полетел к жене, позабыв обо всём на свете, кроме того, что надо успеть подхватить её на руки прежде, чем она упадёт без чувств…
         
          Глава 6
         
          Магистр не знал зачем его призвали в Чертоги, но, входя в Круглый Зал, ожидал услышать нечто чрезвычайно важное. Предчувствия редко обманывали его и, увидев нахохлившегося Аксиму, он весь съёжился.
          Патриарх вперил в него тяжёлый взор и замер. Феорд почувствовал себя нашкодившим мальчишкой и, заранее винясь неведомо в чём, склонил свою седую голову:
          – Здравствуйте, отче. Вот явился, как велено. Ровно в девять.
          – И ты здравствуй, Феорд. Догадываешься, зачем ты мне понадобился?
          – Возможно, в связи со свершением Судьбоносного События? Мне ведомо, что Тот, Кого всё ждут уже явился на свет Божий, – несмело предположил магистр, сердясь за себя на робость, недостойную его солидного чина и возраста.
          – В какой-то мере ты прав, сын мой, – загадочно протянул Аксима, – но только частично… – он выдержал интригующую паузу и сменил позу в кресле, отчего то жалобно заскрипело. – В сущности, я хочу тебя проинформировать до чего докопался в своих Хранилищах… Помнишь, я обещал тебе разузнать о житие твоего сына? – Феорд заметно вытянул шею, выказывая тем повышенное внимание, и патриарх ободряюще улыбнулся. Эта улыбка ещё больше встревожила магистра, поскольку авансом успокаивала – а это намекало на обжигающие новости. – Так вот, сын мой, мне есть что тебе поведать. Ты был прав, когда сказал, что твой сын сменил имя. Покинув тебя, Феорд, он взял себе имя Кей.
          – Божественное одиночество… – прошептал магистр.
          – Да, так. Но не перебивай меня, слушай дальше. Под именем Кей он четыре года провёл в песках Сквамы, затем уехал в Ясиру и обосновался в клане странников…
          – Видимо, в нём сказались древние ясирские корни нашего рода. В седьмом колене… – снова перебил патриарха Феорд и, столкнувшись с его взглядом, виновато опустил глаза: – Простите, отче. Продолжайте, прошу вас…
          – Так вот. Прибившись к странникам, Кей по большой любви женился на ясирке Лере, но счастье их было недолгим: сквамская лихорадка догнала твоего сына через восемь лет…
          – Он умер!!! Я погубил своего мальчика! – воскликнул Феорд и кадык его заходил от едва сдерживаемых рыданий.
          Аксима выдержал паузу, дав магистру время, чтобы тот справился с потрясением, и со вздохом продолжил:
          – Мне жаль, Феорд, но это так. Однако любовь твоего сына и Леры дала плоды, вернее, плод: у них родился мальчик, наречённый Рением…
          Второе потрясение магистра было настолько сильным, что пришлось напоить его водой, прежде чем он с робкой надеждой уставился на Аксиму:
          – Значит, у меня есть внук, отче?
          Патриарх снова тяжко вздохнул:
          – И да и нет. Рений обитает в Гикоме. Совсем недавно он принял обет Служения Милосердию. На Краде он объявляется чрезвычайно редко, в исключительных случаях. – Феорд застонал и Аксима повысил голос: – Крепись, сын мой! Это ещё всё! Есть нечто более значительное, чем твоя личная трагедия, нечто, что оправдает твои страдания, хотя и не облегчит их.
          – И что же это?.. – прошелестел магистр.
          – Однажды твой внук встретился с девушкой, похожей на мадонну, и они полюбили друг друга… но им пришлось бежать от тех, кому это очень не нравилось, поскольку девушку собирались, прости, продать какому-то олигарху. За ними организовали погоню. Рений мужественно защищался и был покалечен… фактически, убит… К счастью, его подобрал Тавен и дал ему вторую жизнь. Но в Гикоме.
          – А девушка? – слабо выдохнул Феорд.
          – А к девушке, которая была на восьмом месяце беременности, и к её воспитательнице подоспела помощь свыше. Она и старуха-колдунья были спрятаны ото всех, да так, что те, кто открыл охоту на неё и её богоизбранного ребёнка, потеряли её. Среди них были и твои оголтелые адепты…
          В затуманенных очах магистра сверкнула убийственная догадка и он стал оседать на пол. Пришлось патриарху позвать двух факельщиков, и те привели Феорда в чувство. Когда лицо его сделалось более или менее осмысленным, Аксима скорбным голосом подвёл итог:
          – Ты понял, Феорд, что зло всегда возвращается к сотворившим его? – магистр смолчал и услышал продолжение: – Ребёнка, твоего правнука, спас учитель, которого ты и твои адепты по науськиванию своих хозяев травили с полным тщанием. Но это только начало его Миссии. Впереди полная опасности забота о детстве и юности малыша. И его враги не успокоятся и станут ещё хитрее. Ты должен перехитрить их, Феорд! А для этого тебе нужно отставить все переживания постфактум и собраться с силами. Ты в состоянии вернуться к себе, чтобы сделать это и крепко подумать обо всём?
          – Да, отче, – твёрдо ответил магистр и, слегка пошатываясь, без лишних слов отправился к выходу.
          Патриарх проводил его взглядом и горестно вздохнул: что-то теперь будет! Выдержит Феорд это Знание? А если он задумает заполучить правнука и усилит охоту? Не лучше ли было оставить его в неведении? Ведь он,  Аксима, клялся себе держать нейтралитет в соперничестве магистра и демиурга! Но никак не получается оставаться бесстрастным миротворцем, никак… Уж слишком запутаны нити судеб в появлении этого ребёнка… Такого даже он не мог предположить, не смотря на то, что немало всего перевидал за свою долгую жизнь, многих примирил с обстоятельствами, ещё больше тех, кому помог мудрыми советами. Но вся эта история с Избранником и ребёнком ни в какие каноны не входит! Воистину неисповедимы ЕГО пути, воистину…
          Послышались энергичные шаги иерарха и Аксима сосредоточился на предстоящем разговоре. Андра выглядел куда как бодрее магистра – да и не удивительно: он сегодня победитель. Но вот как он будет смотреться через полчаса, после того, как выслушает его?
          Иерарх с должным почтением поздоровался и приготовился слушать.
          Поздравив его с удачным завершением миссии, Аксима без всяких вступлений и разогревов приступил к сути аудиенции:
          – Хочу рассказать тебе одну историю, сын мой.
          – Я вас внимательно слушаю, отче! – с достоинством выпрямился иерарх.
          – Много, достаточно много лет назад один талантливый выпускник Академии метафилософии влюбился в юную девушку по имени Нина, называемую многими ещё и Радугой. – Андра вздрогнул и напрягся. Патриарх спокойно ответил на его смятенный взор и продолжил: – После нескольких месяцев пылкой любви этот юноша заявил любимой, что намерен принять обет безбрачия и она, дабы не обременять его, исчезла в никому не ведомом направлении. Юноша, конечно, скоро отказался от глупой затеи и принялся искать единственную свою любовь – но тщетно. Наверное, он чересчур быстро успокоился, потому что, если бы он был понастойчивее, то нашёл бы свою солнечную Радугу в Зорянске, правда, уже замужем за неким Никосом – славным и честным парнем из клана словесников, которому и в голову не пришло упрекать молодую жену в том, что их единственный ребёнок родился всего через шесть с половиной месяцев после знакомства и скоропалительной свадьбы. Мальчика назвали Расуном…
          – Не надо, отче, не продолжайте, – прохрипел Андра, расстегивая ставший вдруг тугим белый воротничок. – Дальше эта история мне известна. И я всё понял…
          – Надеюсь, ты действительно понял ВСЁ, – заметил утомлённый сегодняшними откровениями Аксима, – включая и то, что это твоё знание должно храниться в глубочайшей тайне. Всё до мельчайших подробностей.
          – Да, отче… – иерарх, наконец, смог дышать и осмелился на вопрос: – Скажите, отче: а тот адепт, из рода которого произошёл отец Того, Кого мы ждём… как его имя? – Аксима сурово свёл брови и Андра понял, что перешёл грань допустимого. Тем не менее, он не отступил и задал следующий вопрос: – И ещё… Пожалуйста, отче… Мой внук знает обо мне? Он о чём-либо догадался?
          – Ты меня удивляешь, Андра! – с некоторым скепсисом воскликнул патриарх. – Разве ты не всё знаешь об этом славном мальчике? Не все его грехи, смятенные мысли и надежды? Разве ты не знаешь, какая тяжкая ноша взвалена на его плечи? Ведь твои демиурги докладывали тебе о каждом его шаге, о каждом вздохе, о каждой слезинке! Они похвально старались – настолько, что догадались, что Радан одной с тобой крови ещё до того, как тот спас младенца, рождённого его несчастной сестрой…
          – Кто они? – встревожился Андра.
          – Те кто умеет улавливать малейшие вибрации и их резонанс, кто присутствовал на твоей встрече с Избранником. Не буду называть имён, поскольку вижу, что ты уже вычислил их. Ты должен предупредить обоих о молчании. – Андра согласно кивнул. – И советую тебе не контачить с Раданом, так как он тоже многому научился и, сдаётся мне, что он близок к догадке. – Андра опустил глаза, чтобы патриарх не прочёл его истинные намерения, и тот усмехнулся: – Иди уж, сын мой… И храни тебя Бог от соблазнов…
          Покинув Чертоги, иерарх позволил себе дать волю чувствам. Давно никем невиданные слёзы застили его взор, а дрожащие губы зашептали слова раскаяния и благодарности: о, любимая! Я заставил тебя страдать а ты подарила мне такое счастье! У меня есть два правнука и внук! И вот-вот появится на свет правнучка! О, Боже! Я недостоин такого щедрого дара! Спасибо Тебе! – Андра вспомнил напутствие патриарха и лицо его украсилось мальчишеской улыбкой: простите, отче, но я не смогу устоять от соблазна – я должен обнять их! Жди меня, мой мальчик… Как всё-таки дивно звучит: мой внук Радан!
         
         
          Радан сжимал руку мечущейся по постели жены и неведомо кого вопрошал: да что же вы там такое вытворяете?! Вторые роды за какие-то сутки! Я же не железный, чёрт побери!
          Схватки начались, едва он прикоснулся к Даре – там у входа в дом. Он даже не успел прижать своего зяблика к истосковавшемуся сердцу, как она заохала так, что прибежали и Мария и Аласуфь. И все засуетились вокруг его малышки. А он стоял столбом и с ужасом осознавал, что у него не осталось ни капли сил, чтобы помочь жене – просто иссяк запас прочности лишь только он расслабился, ступив на свою территорию.
          Поначалу Мария была напугана не меньше будущего папаши, но узнав, что Аласуфь повитуха, обрела второе дыхание и засуетилась, готовя постель для роженицы и выполняя короткие приказы старухи. А та вмиг собралась и принялась всеми командовать будто была многожильной и без нервов молодухой, а не престарелой женщиной, много часов подряд пребывающей в стрессе и ни на минутку не сомкнувшей глаз в течение суток.
          Вот и сейчас она твёрдой рукой сжала плечо Радана и выдаёт строгие указания:
          – Нечего тебе тут сидеть, сынок! Ей трудиться никак не меньше трёх часов. Роды проходят нормально, ребёночек живой и подвижный, мы и без тебя справимся. Иди лучше покорми племянника своим чудо-нектаром и приготовь нам с Дарой бульону из калорийных кубиков. Нам тоже надо подкрепиться. Иди, мы с Марией управимся сами…
          – Иди, Радичка, иди, – сдерживая стоны, поддакнула Дара, – тебе надо отдохнуть.
          Никого не заставляя повторяться, Радан снялся с места и направился в кухню, где Блажной, выполняя заказ женщин на кипячёную воду, громыхал кастрюлями. Досадуя на себя за то, что поддался панике и не в силах побороть страх, «герой» пожаловался, что из-за слабости не видит кокона жены.
          – Я смотрел: он у неё в полном порядке. Не волнуйся, Радан, я взял это дело под свой контроль, в случае чего призову демиургов на помощь. – Осип принял из трясущихся рук Радана кубики и приготовил бульон для роженицы и повитухи. – Посиди здесь, я сам отнесу.
          Должно быть, это Блажной прислал Марию, потому что та пришла через несколько минут после его ухода и заявила, что сама покормит младенца. Оставшись один, Радан уронил руки и голову на стол и впал в тяжёлый сон, похожий на обморок.
          Проснулся он от звонкого плача новорожденной и, резко вскочив с места, чуть не сбил с ног Блажного. Тот придержал его похлопыванием по плечу и улыбкой:
          – С дочкой тебя, папаша. Твоя хрупкая жена оказалась молодчиной: так быстро управилась, что даже опытная повитуха диву даётся.
          Радан промямлил слова благодарности вперемешку с извинениями и помчался к жене.
          Усталое лицо зяблика сияло счастьем и гордостью:
          – Радичка, я стала совсем взрослой женщиной! Посмотри какую доченьку я тебе родила! Точь-в-точь такую, какую хотела: похожую на тебя.
          – Она будет похожа на мою Верочку, – пробормотала Аласуфь, кутая крохотное существо в её первое одеяние, – на синеглазую мадонну. Взгляни, сынок, какая она у тебя красавица…
          Но Радан уже обнимал жену и осыпал её лицо частыми лихорадочными поцелуями:
          – Радость моя!.. Любимая!.. Как же я боялся за тебя! Если бы и ты тоже… Я бы умер…
          Возбуждённая Дара умудрялась отвечать на ласку мужа и болтать одновременно:
          – Чего же ты боялся, Радичка? Ты же знал, что я не подведу тебя! Никогда, никогда… Только я не поняла… что значит тоже? И почему ты не взглянул на нашу девочку?
          – Успею.. Успею насмотреться на своих зябликов. Теперь мы всегда будем вместе… Большой дружной семьёй…
          – О чём ты?.. – пик возбуждения спал и Дара быстро слабела.
          Радан бережно уложил её в подушки:
          – Потом расскажу, зяблик… Не сейчас. Ты устала. Отдыхай, родная, поспи…
          – Рано ей пока спать, – проворчала в усмерть измученная Аласуфь, подкладывая молодой маме спелёнатое дитя, – надо покормить ребёнка.
          – Не уходи, Радичка, – попросила Дара, – посмотри, как я буду кормить нашу девочку.
          – Что же ты имя-то ребёнку не дашь, мамаша? – продолжала бурчать повитуха. – Вон Сувера наша, едва дышала, а имя сыну дала сразу. Имя оно так: свыше к матери приходит с первым криком ребёнка…
          – Какая Сувера? – растерялась Дара.
          – Сестра его… – ответила Аласуфь и покачнулась.
          Радан успел подхватить её и позвал на помощь:
          – Мария! Уложите, пожалуйста, матушку спать! Она уже больше суток на ногах!
          Оставшись с мужем наедине, Дара повторила вопрос о сестре и Радан, поняв, что не в силах поведать о пережитых потрясениях, тяжело вздохнул:
          – Я нашёл свою сестру. И тут же потерял её навсегда… Но давай не сегодня, родная. Давай, поговорим обо всём завтра. Мне надо очень многое тебе рассказать… Столько всего случилось… Разного… – он осторожно коснулся пальцем щёчки усердно сосущей дочери и удивился: – Надо же: не успела появиться на свет, а уже такая голодная! Доченька… Наша любовь, наша душа…
          – Сона. Мы назовём её Сона, – обрадовалась подсказке Дара, – это значит наша душа.
          – Да. Сона. – Радан склонился к жене с благодарным поцелуем. – Ты у меня умница!
          Дара счастливо улыбнулась и они молча любовались своим дитяти, пока оно, насытившись, не отлепилось от материнской груди и не окунулось в первый в жизни сон.
          В комнату вошла Мария с полотенцем через плечо и с тазом, полным парящей воды:
          – Матушка Аласуфь мгновенно уснула. И ты, Радан, иди отдыхать. Но сначала отнеси в детскую ребёнка. Там Осип дежурит. А мы тут с Дарой займёмся водными процедурами и переодеваниями. Это не для мужских глаз. А потом ей обязательно надо поспать. И ты, сынок, постарайся вздремнуть.
         
         
          Вздремнуть Радану не удалось: от перевозбуждения. Он долго ворочался на диване в отцовском кабинете и, поняв, что ему не заснуть, поднялся и принялся бродить по дому.
          Это была дача его родителей, но всё же что-то в ней было не так. Он не мог определить точно, что именно, но безотчётно уверился, что прав. Заглянув в детскую, где в одной кроватке сладко спали Сона и Май и беспокойно ворочался в кресле задремавший Осип, Радан вышел во двор и, усевшись прямо на траву, стал перебирать в памяти удивительные события, произошедшие с ним всего за двадцать шесть весенних дней – за неполный месяц перелопативший всю его жизнь. Всколыхнувшаяся мозаика эпизодов и мизансцен дробилась недоумениями и вопросами, которые хотелось немедленно кому-то задать – но кому?
          Как по заказу, из дома вышел освобождённый от дежурства Блажной и присел рядом:
          – Не спится, сынок? – вместо ответа Радан скептически хмыкнул. – Понятно… Хорошо, что ты не уселся на той лужайке за калиткой…
          Радан посмотрел в направлении его руки и задал логичный вопрос:
          – А то что бы было?
          – Не скажу точно, что именно, но мы бы тебя потеряли во времени … – прочитав немой вопрос в синих очах молодого друга, Блажной хохотнул: – Вообще-то, сейчас и здесь, где мы сидим, тебя быть не должно, потому что ты ещё не родился. Ты родишься только через две недели. В эти дни твои родители в Зорянске, ждут с нетерпением появления своего первенца и очень волнуются. А на даче они собираются провести лето, чтобы ты рос на свежем воздухе. Потому-то и оборудовали здесь детскую, которая нам так пригодилась.
          – Остроумно… – апатично заметил Радан. – И чья это была идея?
          – Всё придумал Авест, – ответил Блажной, – он у нас парень с фантазией. Но согласись, это действительно великолепная идея: поместить тебя в отражение прошлого! Во-первых, ты в своей среде, во-вторых, тебя никто не ищет, поскольку тебя ещё нет, в-третьих, те, которые за тобой гоняются, даже не подозревают ни о тебе, ни о ребёнке…
          – Достаточно, Осип! Вы меня убедили! Особенно насчёт отражения… Умно, я бы даже сказал заумно. И запредельно. Кстати, насчёт «отражений»: у меня есть для вас интересная история… – и Радан поведал о своих последних встречах с Надаром.
          – Значит ты поборол своё отражение во Тьме… – протянул Блажной и после раздумчивой паузы воскликнул: – Кажется, я кое-что понял насчёт твоего Надара! И Норы…
          – Норы?!!
          – Да, сынок! Помнишь, ты говорил, что впервые столкнулся с Надаром в день, когда встретился в подземке с Норой?
          – Помню. Ну и что?
          – А то! В тот день Надар появился только в твоём воображении! Это была тебе подсказка, что Нора – женщина Тьмы! Да, да! Не спеши отрицать, дослушай меня до конца! Как и у каждого из нас есть отражение во Тьме, так и в созданиях Тьмы, есть светлые блики! И они пытаются уравновесить тёмное, ищут Свет. Таким Светом для Норы оказался ты – потому она и потянулась к тебе. И ты сделал ей подарок: подарил маленькое солнце – сына, подобие тебя. Тогда-то она и познала светлую сторону любви! И стала мучиться от раздвоения. Тот, который внутри тебя – Надар – понимал это… Но он был лишь твоим отражением…
          – Погодите, Осип! – взмолился Радан. – Я пока не в состоянии переварить сказанное вами! Слишком всё это сложно… Вы мне ответьте всего на два вопроса: Надар ещё существует? И мой сын, Рон: он тоже человек Тьмы?
          Блажной уставился в небо, словно там искал ответ на нелёгкие вопросы и через минуту удивлённо уставился на Избранника:
          – А ты знаешь: у меня нет однозначного ответа! Думаю, Надар не покинул тебя окончательно и в минуты смятения и духовной слабости ещё напомнит о себе. А насчёт Ронни… По-моему он всё же светлый ребёнок. По-крайней мере, он дитя рассвета. Как, кстати, и Кира…
          Напоминание о Кире и Роне не вдохновило Радана на продолжение беседы, а, напротив подтолкнуло в тупик, из которого он подсознательно не переставал искать выход.
          – И Кира и Рон – моя головная и сердечная боль… – после довольно длинной паузы признался Радан. – Кира меня пугает своей… преданностью. И я боюсь, что она также неистова, как и её отец. А Ронни… Я не собираюсь от него отказываться, но не представляю, как я расскажу о нём Даре. Да и, вообще, о том, что я, вольно или невольно, сделал её матерью троих детей! В свои неполные девятнадцать лет она уже многодетная мать…
          – Не думай сейчас об этом, Радан. Утро вечера мудренее. Всё ляжет на круги своя! Ведь ты уже знаешь, что ничего случайного нет в наших судьбах. А это значит, что и эти два «создания рассвета» предназначены тебе для твоего Пути. А Дара любит тебя и поймёт. И примет обоих мальчиков. Ведь ты говорил, что у вас с ней одна душа… И судьба тоже…
          Они снова замолчали, но это не угнетало их и не мешало взаимопониманию. И потому Блажной не удивился новым словам и вопросам Радана:
          – Наверное, мне придётся обосновываться на новом месте… Так вот, передайте демиургам, что жить без Рона я не согласен. И ещё… Скажите, Осип: вы что-нибудь знаете о планах иерарха? Где я буду обретаться после своих официальных похорон?
          – Немного я в курсе. Вам с Дарой приготовили дом в одном из инкубаторов. Дом просторный, с садом. Там есть школа, где ты будешь работать, учить детей до двенадцати лет. Уверен, что Ронни у тебя никто не отнимет, отправят его с тобой.
          – А как? – заволновался подневольный Избранник. – Демиурги пришлют мне его сюда ценной бандеролью? Или уже прямо туда? Разве я игрушка в их руках, что они собираются транспортировать меня в чужую, неведомую мне среду, не дав мне проститься с теми, кого я люблю, кого даже не отблагодарил за помощь?!
          Осип с чувством сжал плечо Радана:
          – Успокойся, сынок! Я попробую всё решить! Завтра с утра отправлюсь к ним и разберусь со всеми проблемами!
          – Вы знаете, где они обитают?
          – А как же! Ведь я водил тебя в Контору иерарха! Разве ты не помнишь?
          – Что-то такое помню. Это тоже Зазеркалье? – Осип кивнул. – И как оно называется?
          – О, оно называется светло и красиво: «божественное подобие солнца». И звучит соответственно: Ракайя!
         
         
          Ракайя, где обитали демиурги, сияла куполами храмов и навершиями теремов, в одном из которых располагалась Контора иерарха. Луч солнца пробился через шёлк завесы и высветил серебряные нити на его русой голове. Андра очнулся от глубокой задумчивости и обратил свой лучащийся счастьем взор на заждавшихся речей демиургов:
          – Друзья, верные товарищи мои! Я собрал вас, чтобы поздравить со спасением Того, Кого все мы так долго ждали, а ещё, чтобы приоткрыть вам завесу тайны избранничества на роль спасителя ребёнка простого ясирского учителя. Впрочем, кое-кто из вас уже связал в целое отдельные факты и эпизоды этого Дела, но попрошу своими догадками не делиться, а выслушать меня вместе с остальными… Чтобы донести до вас сокровенный смысл Слова, я не буду называть наречённых имён героев событий минувшего месяца, но оглашу их суть, поскольку каждый из нас знает, что всякое Слово живое и его мера и порядок созвучны истинному назначению. Итак, начну. У некой женщины, призванной соединять сущности, и мужчины, олицетворяющего начало Божьей сути, родятся сын, изначально предназначенный Богу, и дочь, ведающая божественную суть. Происходит трагедия, не только оставившая детей сиротами, но и разбросавшая их по жизни. Мальчик становится учителем словесности, а девочка в юные лета встречается с прекрасным юношей, умеющим изрекать божественную энергию, и ими зачат ребёнок с величайшим предназначением вернуть Краде утраченное. Об этом узнаём мы и те, кто не желает вернуть украденное. Ребёнку угрожает смертельная опасность и мы включаемся в его спасение. Мы находим кандидата в Избранники и терпим неудачу, потому что ОН, – Андра многозначительно поднял палец и все потянулись за ним взглядами, – ОН давно знал, кому именно уготована Миссия Избранника – и даёт об этом знать нам, через мастера Гарана… – иерарх сделал паузу и улыбнулся: – Ну что? Кто-нибудь из вас может коротко сформулировать главное из моей пространной речи?
          – Позвольте мне, иерарх! – вызвался Авест и поднялся. – Все прямые участники Судьбоносного События произошли от союза НАЧАЛА и ЕДИНСТВА сущностей, а значит обладают животворящей силой и способны предотвратить надвигающий Хаос, уравновесить противоборствующие силы и обновить Краду, вернуть ей Душу.
          Некоторое время демиурги молчали, осознавая столь простой и глубокий вывод, пока тишину не нарушил вопрос мастера Беды:
          – А как же кармические связи Избранника? Насколько я помню, в самых истоках дела речь шла о неких далёких и глубоких кармических связях и узлах?
          – Вы правы, мастер Беда. Уж чего-чего, а узлов и связей в судьбах наших героев предостаточно! И их ещё долго придётся распутывать и избранникам, и их попутчикам, да и всем нам… – с грустной улыбкой ответил Андра и мастера Авест и Гаран незаметно переглянулись. – Потому что охота на ребёнка не прекратилась и нам надлежит беречь и его и других, предназначенных ему в воспитатели и единомышленники. И помогать им.
          
          Глава 7
         
          Никогда раньше магистр не пребывал в таком смятении.
          Как и обещал Стратегическому Совету Предиктората, он обосновался в апартаментах лучшей гостиницы Росанска и третий день вёл своё дознание, умудрившись запутать всех и самого себя. По сути, ему было неинтересно, садовник ли или кто другой уничтожил магов, жив ли Зосима и кто помогал учителю. Он профессионально запоминал имена и связи подозреваемых в содействии человеку, который спас его правнука, не испытывая к тому ни благодарности, ни ненависти. Ненависть в его всё ещё напоминающем о своей изношенности сердце была лишь к одному человеку – к иерарху.
          Это он, Андра, снова отнял у него бесконечно дорогого ему человека, а заодно и покой и смысл жизни. Он где-то прячет правнука магистра, он любуется на его лик и, наверняка, злорадствует по поводу поражения адептов в схватке за ребёнка. Хотя, конечно, иерарх понимает, что им выигран бой, но далеко не битва.
          Даже не верится, что когда-то, будучи однокурсниками, они были друзьями и разногласия в мировоззрении не мешали им вместе наслаждаться молодостью – пока на их горизонте не появилась солнечная Радуга в образе первокурсницы с лучезарными янтарными глазами и такой же золотистой косой. Они оба выписывали вокруг неё круги, но она предпочла жизнерадостного Андру вдумчивому и высокомерному Феорду. А тот вскружил девчонке голову, а удержать не сумел – и она исчезла из Ясируса и из их жизней…
          Уверенный в том, что никто не сможет вытеснить Нину из его сердца, Феорд женился на девушке своего круга, не испытывая к ней даже нежности, и, благодаря мудрости своей избранницы, прожил с ней в согласии почти двадцать лет. Но однажды закружила его страсть к молодой актрисе и жена его заболела от того так тяжко, что сгорела в считанные месяцы. Тут-то сын его и проклял – и его и дело, которому много поколений их рода посвятили свои жизни… Беспощадная память воспроизвела выражение лица Косты, его юношеский гнев и все обвинения в адрес циничного отца, не имеющего за душой ничего святого, кроме денег и жажды власти, – да и души, собственно, тоже…
          Феорд рассеянно смотрел в окно на живописный пейзаж Зелёной Косы Росанска и удивлялся: зачем он ещё здесь? Почему не скрылся где-нибудь на диком бреге Лазурного или Танайского моря, чтобы принять главное для него решение: биться или нет за своего правнука? За то, чтобы отнять его у демиургов и учителя и воспитать себе преемника родового дела. По сути, это было единственно приемлемое для его истерзанного сердца решение, но было два больших «но»…
          Во-первых, в правнуке текла бунтарская кровь его сына, что обещало повторение трагедии с Костой: рано или поздно этот малыш отречётся от магистра и Ордена и перейдёт в стан врага. Во-вторых, Феорд был уверен, что как едва он отвоюет ребёнка у Андры Предикторат отберёт его у него, прадеда, потому что у них, уж точно, нет ничего святого: ни любви, ни ненависти… Одни лишь спесь, фанатизм и алчность. Они используют его наследника для завоевания мира любой ценой. А если дед умрёт раньше, чем малыш окрепнет? Даже страшно подумать, что его ждёт! Хотя не так давно ещё могущественный и уверенный в себе магистр нынче ни так, ни этак не в состоянии его защитить.
          А может быть Аксима прав, и он должен перейти на сторону Андры?!
          Феорд задрал бороду и вскинул вверх сжатые в кулаки руки:
          – Да что же Ты со мной творишь?! Молю Тебя: сделай так, чтобы я хоть одним глазком, хоть издали, увидел своего дорогого мальчика!
         
         
          Мальчика в это время интересовало только одно: дадут ему, наконец, поесть или нет? Он уже несколько минут горланит в руках у растерянной Марии, а та, у которой есть всё, что ему нужно, никак не может прийти в себя от шока. Эта юная мама сытой малышки, что прикорнула у неё под боком…
          Отдохнувшая и еще пять минут назад бесконечно счастливая Дара пребывала в прострации, поскольку появление в доме ещё одного младенца, притязающего на то, что предназначено одной лишь любимой и желанной доченьке, было для неё полной неожиданностью. Уж так получилось, что срочные роды, а затем общее нежелание волновать роженицу и редкое спокойствие приёмыша оставили Дару в полном неведении.
          Закаменевший возле жены и дочери Радан, терзаемый чувством вины и перед странно поведшей себя женой, и перед голодным ребёнком, и перед его родителями, которым поклялся заботиться о мальчике, пребывал в ещё большей растерянности, чем Мария. Не менее красноречиво выглядел и Осип, застывший с недоумённо разведенными руками…
          В ситуацию вмешалась прибежавшая на крик Аласуфь: выспавшаяся и полная решимости сражаться за своего любимца. Она выхватила его из рук Марии и сердито уставилась на Дару:
          – Не думала я, что ты такая бессердечная! Малыш так и не успел узнать, что такое грудь матери, а тебе жалко молока для родного племянника! У тебя же полно молока! Но раз ты такая жадная, пойду накормлю его из тюбика! Ему, сиротке, не привыкать…
          – Нет!! Я не жадная! – в отчаянии вскрикнула Дара. – Я просто ничего не понимаю! Я же не знала, что это мой племянник и что он тут! Я, вообще, ничего не знаю, мне никто ничего не рассказывает! – горячие слёзы обиды горошинами выкатились из её глаз прямо на личико Соны и та скуксилась.
          Мария поспешила забрать малышку у рыдающей матери, Радан кинулся в ноги к жене с виноватыми объятиями, а Аласуфь умудрилась подсунуть орущего мальчишку под выпростанную грудь – всё произошло в считанные секунды и больше всех доволен был Май. Он мгновенно вцепился в сосок Дары – и та ахнула от неожиданности:
          – Вот это да! Вот это мужичок! – щёки её мигом высохли и она радостно воскликнула: – Радичка, он совсем как ты! Такой же нетерпеливый!
          Раздался сдержанный смешок повеселевшего Осипа, Мария смущённо хихикнула, а Радан спрятал лицо в одеяло. Сообразив, что нечаянно открыла страшную семейную тайну, Дара зарделась и опустила мокрые ещё ресницы. Одна Аласуфь оставалась невозмутимой и ревниво наблюдала за кормлением. Наконец, малыш оторвался от соска, но не откинул головку, а приткнувшись к груди кормилицы, благодарно зачмокал белую кожу.
          – А он тебя признал, Дарёна, – благосклонно, но с проскользнувшей ноткой разочарования  констатировала повитуха, – за мамку посчитал...
          – Так и должно быть! – тоном победительницы отчеканила Дара. – В нём ведь та же кровь, что и в моём Радичке! А это значит, что я его уже люблю. Он это почувствовал.
          – Вот и славно. – Аласуфь вздохнула, предчувствуя скорую разлуку с сыночком её Верочки, но приняла эту данность. – И позволь мне дать совет, детка: ты корми его после дочки. Он паренёк крепкий, пусть трудится, отсасывает остатки. А то ить он всю грудь может выпростать и твоей малышке ничего не достанется… – она взяла уснувшего Мая на руки. – Ну вот, внучок, пришла пора прощаться. Ты остаёшься у родных людей и теперь я за тебя спокойна. А мне пора уходить, я своё дело сделала…
          – Куда вы, матушка? – обеспокоился Радан. – Оставайтесь с нами!
          – Нет, сынок. Мне нужно в Росанск. Должок мне надо отдать, зло своё исправить… Да и сестра там у меня одна кукует. Лет десять, как не виделись. Вот сейчас уложу Мая и отправлюсь. Она повернулась к Блажному: – Ты поможешь мне, Осип?
          – Да. Я вас доставлю, куда скажете. Пойдёмте, матушка.
          Аласуфь коротко пожелала молодым счастья и пошла за Осипом, Радан метнулся вослед. Минут через десять он вернулся один и наткнулся на строгий взгляд жены:
          – Ну, муж мой, рассказывай про свою важную командировку! Всё до капельки!
         
         
          – Всё до капельки? – с неестественной весёлостью переспросил Радан.
          – Всё, любимый, всё. Я не хочу больше попадать в глупое положение и быть виноватой неизвестно за что! Я уже не маленькая девочка, а взрослая женщина, и хочу быть тебе помощницей, а не обузой.
          Радан притянул свою неумолимую помощницу к груди и умилился:
          – Ты и вправду повзрослела за эти полмесяца!
          – Не отвлекайся, Радичка! У нас не так много времени пока наши дети спят!
          – Ну ладно, зяблик, слушай… – и Радан поведал почти обо всём произошедшем с ним после видения ребёнка – кроме встреч и объяснений с Норой, разумеется.
          Дара выслушала его не перебивая вопросами, не причитая и не плача, а только бледнела,  краснела и цеплялась за рубашку мужа или судорожно обвивалась вокруг его шеи.
          – Ты у меня настоящий герой, Радичка… – жарко выдохнула она после объявления о том, что повесть закончена. – А я чувствовала, что тебе трудно и плохо. И даже болела…
          – Я знаю, родная, – вставил своё слово Радан, – и тоже переживал за тебя… Очень. Но не мог ничего изменить или сказать… Тебя спрятали даже от меня.
          – Да. Они думали, что я перестану видеть тебя… наяву… И я на время потеряла тебя, а потом мне передали твою записку и я снова стала тебя чувствовать и успокоилась. Просто ждала… – Дара отстранилась от мужа и внимательно посмотрела в его глаза: – Радичка, я вижу, что ты не обо всём мне рассказал… Случилось что-то ещё… Важное. Пожалуйста, расскажи мне всё. Я знаю, та женщина, которую я ненавижу с детства, появилась вновь. Я поняла это по твоим глазам… Давно. А после видела её возле нашего дома. Она смотрела, как мы с Марией гуляли. Потом повернулась и ушла. Я сразу догадалась, что это она…
          – Ты видела Нору?!
          – Значит её зовут Нора? – жалко воскликнула Дара. 
          От этого боль и вина Радана удвоились, но он решил закрыть эту тему раз и навсегда.
          – Звали, зяблик. Её так звали. Норы больше нет. Она умерла.
          – Умерла?!! Когда?
          – Как раз в тот день, как меня ранили. Она хотела защитить меня от одного адепта, подсунула ему яд, но тот догадался и успел убить её перед своим концом… Он задушил Нору… – Дара в ужасе ахнула и Радан дал ей отдышаться. – Прости, зяблик, но и это не всё.
          – А что же может быть ещё, если её уже нет?!
          – Наш сын. Я не знал о нём, но после смерти Норы его ко мне привела какая-то старуха с её письмом, где было написано, что это наш ребёнок… Его зовут Рон. Ему почти четыре года.
          Руки Дары безвольно соскользнули с шеи мужа, она упала лицом в подушку и плечи её затряслись. Сострадание и раскаяние захлестнули Радана и он, сжав вздрагивающие плечи жены, зачастил горячо, виновато и сбивчиво:
          – Прости, прости меня! Хотя я и не виноват перед тобой… Ведь во время моего романа с Норой, ты была малышкой и я ничего не обещал тебе. А потом я выгнал её и стал ждать, пока ты вырастешь… Зяблик! С тех пор у меня не было ни одной женщины кроме тебя! Я не изменял тебе и никогда не изменю! Потому что люблю. Ты слышишь! У меня есть только ты!.. Дара! В конце концов, если ты не в силах принять Ронни, я оставлю его в приюте… и буду навещать его!.. В приюте о нём будут заботиться матушка Лина и Кира…
          Радан уже начал сердиться и собирался было уйти, но Дара вдруг резко села в постели:
          – В приюте?! Ты оставишь своего сына в приюте?!! – глаза её заполыхали гневом. –Радан! Ты понимаешь, что ты сказал?! Это ужасно и мне дико думать, что ты можешь быть таким жестоким!
          С силой притянув жену, Радан бросился целовать её очи, пытаясь растопить их холод:
          – Зяблик! Любимая! Какая же ты красивая, когда сердишься! Да разве я хочу оставить Рона в приюте? Нет, нет и нет! Просто я люблю тебя и готов на всё, чтобы тебе было хорошо! Как ты решишь, так и будет!
          Истратившись во вспышке гнева, Дара сникла:
          – Чего тут решать? Он твой сын и я не позволю тебе держать его в приюте… – она не сопротивлялась ласке мужа и, отогревшись, спросила: – А на кого он похож?
          – На меня! – поспешил с ответом Радан. – Копия я, разве что тёмненький…
          Дара устало обняла своего Радичку и удивилась:
          – Значит, у меня теперь будет аж трое детей?! Ой, а вдруг я не справлюсь?
          – Справишься, любимая! Ты стала сильной. Да и я у тебя есть. Вместе мы всё одолеем.
          – Обещаю тебе, что буду любить нашего Ронни…
         
         
          Ронни заявился в дом отца через четыре дня. Да не один, а с целой оравой гостей.
          Пока Радан обнимался со Жданом и Азусом и прятал глаза от взволнованной Киры, Рон, вырвавшись из ласковых рук Марии, отправился прямиком в детскую.
          К тому времени Дара перебралась из спальни поближе к детям и со смешанными чувствами испуга, оторопелости и умиления наблюдала, как малыш деловито проследовал к кроватке и с любопытством уставился на младенцев. Затем обратил синие глазёнки на Дару:
          – Деда Осип сказал, что у меня есть братик и сестрёнка. Они совсем одинаковые. Кто из них братик, а кто сестрёнка? – Дара подошла к кроватке и, показав кто есть кто, назвала имена детей. – Рон кивнул и пытливо сощурился: – А ты кто?
          – Я их мама… – Дара растерянно улыбнулась и замолкла, не зная, как ей быть дальше.
          Однако Рона такая незавершённость не устраивала. Он задумчиво потёр переносицу и выдал продукт недетских размышлений:
          – Раз они мои братик и сестрёнка и папины дети, значит я тоже твой сын? Или ты не хочешь быть моей мамой? – из глаз Дары побежали слёзы и она порывисто обняла и поцеловала юного мыслителя. Рон вытер ладошками её щёки и нахмурился: – Тогда чего ты ревёшь, как маленькая? Не бойся, я послушный. И буду помогать тебе смотреть за малышами. Вместе с папой.
          Дара опустилась на колени и, не переставая плакать, принялась нацеловывать синие глазки послушного старшего сына. В эти минуты в детскую вошёл Радан со товарищи:
          – Ронни! Ты почему убежал? Я даже не успел обнять тебя!
          – Я познакомился с братишкой и сестрёнкой. И с мамой. А она ревёт и ревёт. Я уже весь мокрый. Ох, и намучаемся мы с ней, папа! – раздался дружный смех и Рон обиделся: – И ничего смешного тут нет! Разве весело, когда кто-нибудь плачет?
          – Это она от счастья плачет, сынок. Оттого, что мы, наконец, все вместе…
          Радан поднял жену с полу, но она, вырвавшись, упала на грудь Марии. И та потянула её из детской, бросая на ходу:
          – Мы пойдём займёмся чаем. Вы уж тут по-мужски…
          – Я с вами! – метнулась вслед Кира.
          Кинув обеспокоенный взгляд за дверь, где скрылись женщины, Радан вздохнул и,  подхватив Рона, на руки, предложил:
          – Может быть ты пойдёшь поможешь маме? А то она у нас совсем расклеилась… – Рон молча кивнул и отец, спустив его на пол, проводил сынишку взглядом. И улыбнулся друзьям: – Не привык я ещё быть многодетным папой. Теряюсь… – мужчины понятливо похмыкали и получили приглашение к беседе: – Ну, а теперь расскажите мне: как вы там выкручивались? Вас никто не преследовал?
          Первым отчитался Ждан:
          – Вроде бы никто. Мы с Надаром, как только доехали до Невидного, сразу же вскочили на встречный поезд, там я скинул «клопа» в сумку одной дамочке и вышел за две остановки до Росанска, а Надар покатил дальше. Домой я приехал на автобусе, за своей квартирой слежки не заметил… Эти дни было тихо. А послезавтра я и вовсе уезжаю в Мернику. На год, не меньше... вот уговариваю ехать со мной Киру, чтоб она там поступила в университет и училась информатике – а она ни в какую! – глаза друга погрустнели. – Может быть ты уговоришь её поехать? Тебя она послушается.
          Радан смутился:
          – Я попробую… А у тебя, Азус, что новенького?
          – Меня попытались прижать, но я отбоярился: мол, ничего не знаю, меня наняли и я работал. Договор им подходящий показал… В общем дураком прикинулся. А домик тот в Маргино, где ты обретал, на продажу выставил. После того, как там лопнуло зеркало…
          – Какое зеркало? – оживился Радан.
          – Твоё. Ни с того, ни с сего как жахнет! И вдребезги. Ну, думаю, плохая примета. Волновался поначалу, не с тобой ли что случилось, но Осип нам поведал про твои похождения и про то, что всё обошлось.
          – Значит, мне не надо вам ничего рассказывать? – спросил Радан, решивший после некоторых колебаний не связывать лопнувшее зеркало с исчезновением Надара. 
          Ответа он не дождался, поскольку заглянула Кира и позвала всех на чаепитие.
         
         
          Чаепитие было бурным и весёлым. Дара успокоилась и охотно болтала с приютскими приятелями, пока не послышался плач проголодавшихся «двойняшек». Едва жена, прихватив с собой Ронни, ушла в детскую, Радан вызвал Киру на беседу во двор.
          Они уселись на приспособленное Осипом вместо лавочки бревно у калитки и некоторое время напряжённо молчали. Ёжась в излучаемом девушкой жаре чувств, после звенящей паузы Радан произнёс первую фразу:
          – Так получилось, Кира, что в своём путешествии я встретился с твоим отцом.
          – С моим отцом?!!
          – Да. С адептом Киром. Я попал в ловушку магов, в Гикому, и твой отец спас меня…
          – Мой отец?! Спас?!!
          – Послушай меня спокойно, Кира! Не перебивай и ничему не удивляйся. Твой отец покаялся мне в содеянном против моей семьи зле и я простил его…
          Кира схватила Радана за грудки и с не девичьей силой развернула к себе, чтобы видеть его лицо. Из-за расширенных от ужаса зрачков глаза её казались чёрными и глубокими.
          – Не хочешь ли ты сказать, – грудным низким голосом выдохнула она, позабыв о негласно установленной между ними дистанции, – что это он… твоих родителей… Мой отец убил твою мать?.. – прочитав в его глазах ответ, она издала стон раненой волчицы и уронила руки. Затем вскочила, но Радан рывком вернул её на место. Слёз у неё не было, но мертвенно белое лицо и закушенные в кровь губы пугали.
          Радан взял в руки её застывшие пальцы и силой сжал их:
          – Успокойся, милая! Я давно догадался об этой страшной правде, но это никак не изменило моего отношения к тебе! Кира, я очень тепло к тебе отношусь и желаю тебе счастья!
          Она выпустила на волю губы и горько усмехнулась:
          – Тепло?.. И на том спасибо. А я тебя… Всем сердцем… – она судорожно вдохнула воздуха. – Но это неважно. Теперь я о тебе и мечтать не смею…
          – И не надо обо мне мечтать! – вдруг вдохновился Радан. – Ну зачем тебе, такой умнице и красавице мечтать о женатом и многодетном мужчине? Лучше поезжай учиться! Со Жданом, в Мернику. Выучишься, выйдешь замуж и будешь счастлива…
          Кира выдернула из его ладоней свои руки и с приглушённой страстью выкрикнула:
          – Никогда!!! Никогда ни один мужчина не прикоснётся ко мне! Только ты!!
          Ошарашенный силой её чувств, Радан поперхнулся было, но сделал ещё одну попытку:
          – Кира, твой отец передал, что просит у тебя прощения… И понадеялся, что ты не повторишь его ошибок…
          Она вздрогнула и посмотрела на него с недоумением:
          – Ты боишься, что я убью твою жену?! Ты так обо мне думаешь?!! –закрыв лицо руками, она застонала. Затем с вызовом заглянула в его в глаза: – Не бойся, Радан! Этого не случится. Я не способна на убийство. Чтобы ты обо мне ни думал, я никогда не сделаю тебе больно! Если ты хочешь, чтобы я училась – я выучусь. Надеюсь, мне передались способности отца и я стану лучшим на всей Краде специалистом по информатике. Но учиться я буду только в Ясире. А потом всю жизнь верно служить тебе…
          – К чему такие жертвы, Кира?! – начал терять терпение Радан. – Живи для себя! Живи и радуйся жизни!
          И Кира сорвалась. Она обвила руками его шею и самозабвенно зашептала:
          – О чём ты говоришь?!! Какая жизнь без тебя?! Радан! Без тебя мне ничто не в радость! Видеть тебя каждый день, слушать тебя – вот всё что мне надо! Я ни на что не надеюсь и не буду осложнять тебе жизнь! А если я тебе в тягость, то я исчезну. Об одном молю тебя: подари мне сына, как Норе! Иметь твоего сына – вот всё, о чём я мечтаю!
          – Ну, что ты несёшь, Кира?! Ты же совсем ещё девчонка! Забудь об этих глупостях!
          – О глупостях?! – взвилась она и сдерживаемые доселе слёзы рекой хлынули из её глаз. – Выходит, моя любовь для тебя глупости?!! – она рванулась было к дому, но увидев в дверях Осипа, выскочила за калитку.
          Блажной подошёл к понурившемуся Избраннику и присел рядом:
          – Что-то, сынок, твои женщины сегодня обрыдались…
          – Да вот… действительно… – Радан поднял с земли камешек и стал пристально рассматривать его, словно там были ответы на его недоумения. – И представьте себе: обе из-за детей. Дара не может опомниться, что я наградил её нежданным сыночком, а Кира как раз наоборот – оттого, что я отказался подарить ей сына. Она хочет от меня ребёнка…
          – Вот это поворот! – присвистнул Блажной. – Так и сказала? – Радан кивнул и развёл руками. – Ну и девчонка! Какая сила характера! И столько страсти… – он тронул молодого друга за плечо: – Тебя влечёт к ней? Как к Норе?
          Радан вздохнул:
          – В том то и дело! А я её обидел… И куда её понесло?!
          – Там она, в дубраве мечется. Не волнуйся, сынок, побегает, побегает и вернётся… Кстати, о Норе…
          – Кстати?!
          – Ну может и не совсем кстати, – хохотнул Осип, – но есть одна вещь, которую тебе нужно знать… Вместе с Роном Нора передала Марии пакет. С бриллиантами. Будто наследство Рона. Чтобы ты вырастил и выучил его.
          – Бриллианты, заработанные в постели с олигархами?! – вскинулся Радан. – Не нужны они мне! Я в состоянии и сам обеспечить сына!
          – Ты не кипятись, Радан! Не заработанные, а подаренные. Это разные вещи. И ты не вправе отказываться от наследства Рона. Нора его мать и это её воля.
          – Ладно. Пусть останутся. Только вы сами распоряжайтесь ими, Осип. – Блажной согласно кивнул. – Вы и Мария. Ведь там, где собираются прятать меня с семьёй, наверняка, нет банков.
          – Ты прав, Радан, банков там нет. Там община.
          – А куда, простите, нас переправят?
          – В Затонь. Это инкубатор. И таковых на Краде немало. Понимаешь, когда в мире нарушено равновесие, когда он становится однополярным, надо выращивать противовес. Пока такое возможно лишь в инкубаторах. Там ты будешь заниматься своим делом и растить детей. За тобой придёт Фрол, ты с ним знаком. Завтра. Так что сегодня надо собраться. Проверь всё, чтобы не забыть важное. Особенно Книгу – ту, которую тебе принесли перед покушением. Между прочим, она не пустая и Дара легко читала её…
          – Да? Может быть и мне теперь откроются те письмена?
          – Обязательно откроются. Я не сомневаюсь в этом. И ещё Радан: свой оберег, тот, который гривна от Рения, не снимай. Хотя в Затони и надёжная защита, а всё ж в этом обереге сила особая. А возможно и связь с Гикомой.
          Из дома во двор вывалили остальные гости и хозяева. Дара внимательно взглянула на мужа и поискала глазами объект своей тревоги:
          – А Кира где?
          – Там, в дубраве, – ответил Блажной, переглянувшись с Марией, – гуляет. Давайте-ка, друзья, прощайтесь. А я пойду за Кирой. Пора уже нам двигаться обратно…
          Дара едва успела попрощаться со Жданом и Азусом, как карауливший малышей Рон позвал её в дом. Радан обнялся с друзьями:
          – Не будем горевать, парни! Не на всю жизнь расстаёмся. Осип обещал устраивать нам праздники в Зазеркальях.
          Вовремя упомянутый Блажной привёл Киру и та совершенно безумными глазами уставилась на Радана. Похлопав парней по плечам, он подошёл к девушке:
          – Прости меня, милая, если чем обидел. И постарайся быть счастливой. Я не…
          Не дав ему договорить, Кира со стоном припала к его губам – и Радан ответил на поцелуй, удивляясь и этому факту, и той силе, с какой прижал её к себе. Опомнившись, он резко отстранился и Мария поспешила обнять пошатывающуюся девушку:
          – Пойдём, пойдём отсюда, детка… Вам пора. Сейчас к нам пожалуют другие гости…
          – Вот чёрт, а не девка! – пылающими от поцелуя губами пробормотал Радан, глядя вслед удаляющейся группе, и спохватился: «О ком это сказала Мария? Какие такие гости?»
          
         
          Гости явились примерно через час после возвращения Блажного. Ими оказались демиурги Авест и Гаран, ведомые иерархом. Столь высокая делегация привела хозяев в замешательство, включая осведомлённых о предстоящем визите Осипа и Марию.
          После короткой церемонии обоюдного представления, трое маститых и седовласых, похожих на апостолов, красавцев прошествовали за смущёнными родителями в детскую и остановились у кроватки.
          – Так вот он каков… Май… – обронил Андра и взял мальчика на руки. Дара насторожённо следила за ним, всем своим видом показывая готовность отнять ребёнка у чужого человека. Иерарх улыбнулся: – Не бойся, милая, мы не обидим малыша. – он положил мальчика на место и погладил тыльной стороной ладони щёчки Соны: – Красавица.
          Поглощённые созерцанием демиургов хозяева не заметили, когда и как исчез Рон, зато его возвращение не осталось без внимания, поскольку тот дал знать о себе незабываемо ярко – Ронни ткнул Андру пальцем и звонким голоском заявил:
          – А ты не мой дедушка! Мой дедушка молодой! Вот он, посмотри! – и он протянул улыбающемуся иерарху фотографию. Тот подхватил Рона на руки и с величайшим вниманием уставился на снимок, слушая комментарии своего старшего правнука: – Это мой дедушка Расун, это бабушка Сима. А это дедушкина мама… – он запнулся, вспоминая имя, и взволнованный Андра чуть было не выпалил: «Нина!». Но Ронни и сам вспомнил: – Её звали Радуга! А на ручках у неё мой папа Радан – совсем ещё малыш! Меньше меня! Только они все уже на небе, там, где моя мама. Теперь у меня другая мама. Она тоже меня любит!
          Чтобы скрыть своё смятение, Андра, передав фотографию Даре, подхватил Рона подмышки и поднял на вытянутых руках под самый потолок:
          – Это я-то не молодой дед?! – засмеялся он. – Посмотри, какой я сильный! Такого большого мальчишку подкинул!
          Рон довольно усмехнулся и запустил ручонки в гриву иерарха:
          – Немолодой, немолодой! Разве молодые бывают седыми?
          Очнувшийся от шока Радан потянул сына за ногу:
          – Ронни! Ты не в меру расшалился! Простите его, иерарх… И нас…
          Андра спустил непоседу на пол и того сразу подхватила испуганная Мария, мучимая сомнениями предложить демиургам чаю или нет. Иерарх, словно прочёл её мысли:
          – Не заботьтесь об угощении, хозяюшки! Мы зашли на минутку: посмотреть на героя и пожелать ему и его семье счастливого пути…
          Однако Рон, которому большой гость явно понравился, и не думал угомониться:
          – А у нас сегодня сладкая каша! Только мои сестрёнка и братишка сосут мамину сисю. Сона потом спит, а Майку, обжору, снова кормят! Молочком демиургов.
          Демиурги усмехнулись в бороды и Андра, сдерживая смех, спросил у сотоварищей:
          – Это кто же там у нас своё молочко для младенцев сдаивает?
          После этого вопроса смеялись все, включая бойкого отпрыска героя. В конце концов, Марии пришлось унести неугомонного мальчишку из комнаты и, попрощавшись с Дарой, мужчины вышли во двор.
          Осип с демиургами задержались у порога и наблюдали, как иерарх, положив руку на плечо Радана, давал тому своё напутствие. Затем вопреки всем правилам Андра обнял Избранника и слегка похлопал по спине. Наконец, он отпустил внука к Осипу и со светлой грустью на лице дождался Авеста и Гарана.
          Помахав хозяевам руками, демиурги вышли за калитку и направились к лужайке – к выходу из Зазеркалья. Через несколько минут они уже шагали по Ракайе.
          Переглянувшись с Гараном, Авест осмелился на высказывание:
          – Простите меня за дерзость, иерарх, но, по-моему, сегодня вы были не осмотрительны…
          Андра с отстранённой улыбкой взглянул на небо и обратил ясные очи на своего соратника:
          – Скорее всего, вы правы, Авест. Но вдумайтесь: если бы я всегда был осмотрительным, разве бы мы имели счастье соприкоснуться с чудом явления этого ребёнка?
          Смех демиургов незримыми волнами расплескался по Зазеркальям.