От Гозова Вовы

                Памяти одноклассника посвящаю

      В далёком 1960 году, как только я закончила второй класс, а жили мы тогда на Алтае, мои родители, вместе со мной и мамой отца, переехали на новое место жительства, на небольшую станцию Тинская, в Красноярский край.  Купили маленький  домик на улице Садовой, в самом её начале. Была в новом жилище всего одна комната, разделённая с кухней большой русской печью, застеклённая веранда и высокое крыльцо. Отец, Николай, сразу устроился работать на лесовоз, мама, Мария, продавцом в магазин, а мы с бабой Шурой хлопотали по дому. Бабушка готовила еду, пекла хлеб в печи, румяные шаньги и заварные калачи, вкуснее которых нет на всем белом свете. Потихоньку благоустраивала новое жильё, а я больше путалась у неё под ногами, чем помогала, и поэтому она отправляла меня на улицу гулять, знакомиться с местностью.

      Я - девочка неполных девяти лет по имени Таня, худенькая и длинноногая, как тростинка, с двумя длинными и толстыми косами, в которые вплетены разноцветные атласные ленты. Длинные волосы были гордостью всей семьи, и считалось, что я пошла в отцову породу. На улице никого из ребятишек я пока не знала, поэтому вертелась всё больше возле своих ворот и в палисаднике, где завязывались кисти недавно отцветшей черёмухи. На улице у других дворов бегали, играли  мальчишки и девчонки, а ко мне никто не подходил,
и я стеснялась к ним приблизиться. Так прошла первая неделя жизни на новом месте.
      Однажды бабушка Шура  заглянула в почтовый ящик, висевший у самой калитки, со словами:
- А вдруг  нам кто письмо прислал? – И неожиданно достала из ящика три открытки. Это были открытки советской эпохи, ещё до полёта в космос Юрия Гагарина и денежной реформы 1961 г. На них были изображены нарисованные цветы, какие-то детские картинки. С удивлением бабушка рассматривала эти открытки, и на вопрос мамы: - Что там? – ответила:
- Так у нашей Танюшки-то, видать,  жених появился! Смотри, что тут написано! И они начали изучать обратную сторону открыток.

      В верхнем левом уголке каждой открытки детским, но почти каллиграфическим почерком, без единой помарочки, чернильной ручкой были выведены три слова: от Гозова Вовы.  Я ничего не понимала, даже подумать не могла, что эти открытки действительно предназначаются мне. Никакого Гозова Вовы я не знала.  А бабушка и мама, улыбаясь, говорят, что у меня появился жених! Это было стыдно и обидно. Обидно ещё и потому, что своим женихом я по-детски наивно считала соседского парня, только-только вернувшегося из армии  в нашем прежнем посёлке. Я частенько забегала  к соседям, мне так нравился взрослый, статный и красивый Костя, а он любил играть с маленькой соседкой пяти лет от роду, катал на мотоцикле, фотографировал, баловал сладостями и умилялся моей непосредственности и привязанности к нему. Счастью моему не было предела! Иногда я слышала, как по вечерам, в кругу молодёжи, Костя  играл на гитаре и пел.  Парень в шутку представлял меня своим друзьям:
 - Моя невеста! Жду, когда вырастет!
      Ещё тогда, в пять лет, я заявила дома, что выйду замуж только за того, кто умеет ездить на мотоцикле, играть на гитаре и фотографировать, а тут вдруг мне про какого – то нового жениха говорят взрослые, да ещё и посмеиваются. Мне это совершенно не понравилось.
А через несколько дней бабушка узнала, что напротив нас, чуть-чуть наискосок, живёт семья Гозовых: бабушка, мама, мальчик по имени Вова и его младшая сестрёнка Люда. Вскоре и я увидела этого Вову. Это был очень красивый мальчик, аккуратно постриженный, чистенько одетый, розовощёкий как ангел. Но это я теперь понимаю, а тогда я была полна возмущения: - Зачем он прислал мне открытки? Почему надо мной смеются, что он мой жених?! И невзлюбила я Вову, наверное, с такой же пылкой страстью, с которой, вообще-то, принято любить.
      В конце концов, я потом подружилась с соседскими ребятишками, и все вместе мы бегали по улице, гоняя мяч, прыгали с девочками на скакалках, играли в «классики», начерченные на песке, толпой ходили в лес за земляникой и черникой.
        Так прошло незаметно лето, а первого сентября мы с Вовой оказались вместе в 3 классе маленькой начальной школы, находившейся на соседней улице.  Вова был очень старательным мальчиком, он хорошо учился, слушался учителя, не баловался на уроках и переменках как другие мальчишки. Но не лежала моя  душа к этому мальчику. Всё  помнились эти открытки. И, при каждом удобном случае, я так и норовила его обидеть – стукала портфелем  по спине, а в уличной потасовке с мальчишками больше всего от меня доставалось Вове, хотя он никогда не дразнил меня, как другие одноклассники, ни разу не ударил, и не дёрнул за косы. Но больше всего мне не нравилось в Вове, что он уже к четвёртому классу великолепно вышивал гладью на уроках труда. Даже мы, девочки, этого не умели, а Вова умел. Видимо, чёрная зависть во мне говорила. До сих пор не умею вышивать гладью.

      Однажды я увидела в окно своего дома, что к нашим воротам направляется мама Вовы, тётя Тамара. Почуяв неладное, я спряталась под стол и затаилась, уже догадываясь, о чём пойдёт разговор. Стол, под который я проворно юркнула, почти до пола был накрыт модной в то время плюшевой скатертью с длинными кистями. Меня не было видно из-под стола.  Поздоровавшись, тётя Тамара сказала моей маме:
 - Маша, а ведь твоя Танюшка бьёт моего Вовку, а за что, понять не могу. Ты бы повлияла не неё.
 Мама заглянула в комнату, сразу всё поняла, и  ответила:
- Вот негодяйка, придёт домой, я ей всыплю хорошенько! Ты не волнуйся, Тамара, Танька больше твоего Вову обижать не будет.
      Досталось мне тогда крепко, и больше я не рисковала плохо обращаться с мальчишкой. Так, будто бы и не было между нами никакой вражды прежде, мы учились в одном классе несколько лет, и повод, по которому я недолюбливала Вову, мной совсем забылся.

      Будучи уже ученицей 9 класса, однажды я листала домашний альбом с фотографиями. И вдруг из него выпали три открытки, пожелтевшие от времени, но на них по-прежнему была не выцветшая  надпись: от Гозова Вовы. Что мне взбрело в дурную голову, до сих пор не знаю, зачем я это сделала, но назавтра я притащила эти открытки в школу. Пошептавшись с моей подружкой Людой, на перемене мы выложили  эти открытки Вове на парту…. Когда прозвенел звонок,  все уселись на свои места, учитель уже начал урок, как вдруг Вова увидел открытки перед собой. Лицо его покрылось пунцовыми пятнами, он разорвал открытки в мелкие кусочки и, бросив нам в лицо, тут же выбежал из класса. Урок был сорван, а мы с подругой были изгнаны с него. Только на улице я поняла, какую подлость совершила. Но ничего нельзя было вернуть…. Почему я не подумала, как чувствует себя оскорблённый парень? Почему не побежала следом и не попросила прощения сразу?
      
      Учебный год заканчивался. А в 10-ый класс Вова не пришёл. Поступил в речное училище. Больше я его никогда не видела. После школы я поступила в техникум, в сентябре уехала на занятия, а родители, продав домик, переехали в Иркутскую область. Родственников в посёлке у нас никого не было. Первые годы после школы, я приезжала на денёк-другой к соседям по улице, друзьям детства, одноклассницам. Сильно тянуло в родные места.  Тогда я и узнала, что Вова Гозов стал речником, ходил на каком-то пароходике по Енисею, женился и жил в Северо - Енисейске. И очень неожиданным было для меня откровение одноклассницы Марины, что он, оказывается, был её первой любовью…. Все новости о Гозове я узнавала от неё.

      Все приезды в родной посёлок обязательно были с тайной надеждой встретить Вову и попросить у него прощения за свой необдуманный поступок, за глупый юношеский максимализм. Но наши пути не пересекались. Намного позже я узнала, что семейная жизнь у него не сложилась, они вместе с женой-учительницей начали выпивать. А ещё в один из приездов я узнала, что ни Вовы, ни его жены уже нет в живых…

     Прошло более полувека, но чувство стыда и досады не покидало меня. Мысленно я много раз просила у него прощения. А совсем недавно я снова побывала в родном посёлке. Пришла на свою улицу, где уже нет многих домов, остались только почерневшие, покосившиеся заборы. Давно нет и моего дома, и дома Гозовых. От домика моего детства сохранился только обшитый кем-то не стругаными досками палисадник, в котором возвышается и венчает начало улицы красавец кедр, посаженный небольшим росточком мной, ещё 9 летней девочкой. Он давно уже радует моих бывших соседей спелыми орехами. Со временем на месте самого дома разрослись молодые сосёнки, берёзки, бурьян.  Черёмушник, когда-то стучавшийся в окно цветущими ветвями, стал непролазным. Только часть ворот с железной щеколдой и  остатки забора сиротливо стоят на месте моего детства. Да сложенные кем-то аккуратные поленницы дров.
             Постояла, повспоминала уже ушедших из жизни родителей, соседей, всех, кто был свидетелем моей счастливой жизни в маленьком домике в начале улицы Садовой. Не знаю, доведётся ли ещё приехать сюда. На прощанье я повернулась в сторону того места, где когда-то жил мой одноклассник, и вслух сказала:
- Прости меня, Володя Гозов…! Хоть оттуда, с небес, прости! - И у меня, наконец-то, стало легче на душе. Значит, он услышал, и я прощена…

 PS. А замуж я всё-таки вышла, как и обещала в пять лет, за парня, который только что пришёл из армии весной 1973 года, в первый же день я с ним познакомилась и оказалось, что он умеет играть на гитаре, прекрасно поёт, водит мотоцикл и автомобиль, а главное фотографирует. Этим он и занимается уже 45 лет совместной нашей счастливой жизни...               
                25 ноября 2017г.