169. О гонке за недостижимом

169.

О ГОНКЕ ЗА НЕДОСТИЖИМОМ

Старик Накамура, владелец небольшой гостиницы «рёкан», где я жил, был очень начитанным и интеллигентным человеком. Он сочинял китайские стихи, и когда узнал, что я владею древнекитайским письменным языком «вэньянь», то поспешил со мной подружиться. Я сказал ему, что некоторые древние тексты я перевожу в стихах. Это его развеселило, и мы часто по вечерам беседовали о китайской поэзии и философии. Он тоже увлекался даосизмом, и у нас часто возникали темы, где мы делились своим мнением. У Накамура было три дочери, но все они были некрасивыми, помогали отцу вести дела в гостинице. Однажды Накамура спросил меня, как я переношу японскую кухню, и чем я питался на родине. Я сказал, что могу приготовить какое-нибудь блюдо, и старик с нетерпением ждал вечера, когда я угощу его чем-нибудь из русской кухни. Я приготовил пельмени, которые, к моему удивлению, получились вкусными. Дочери старика пригласили на ужин красавицу Ханако из цветочного магазина, от взгляда на которую у меня начинало сильно биться сердце. Она сказала мне: «Я видела, что вы остановились в этой гостинице, но я полагала, что вы приехали из Рисовой Страны (бэйкоку - Америка)». «Ну что вы, - воскликнул я, - в Рисовой Стране я даже не был! Я приехал из Страны Росы (росия-куни), из самой одухотворённой страны мира, где осталась на земле единственная живая религия - Православие, способная своей духовность сохранить и спасти весь мир. Риса и разных злаков я не ем, а питаюсь только росой и вдыхаю ветер». «Так вы – даос? – рассмеявшись, спросила Ханако. «А как вы догадались»? – попытался я сделать удивлённое лицо. «Только даосы не едят злаков, питаются росой и вдыхают ветер, - смеясь сказала она, - нам здесь, на Востоке, это известно. А как же ваше приготовленное блюдо»?  «Это я сделал, чтобы угостить вас». – сказал я. Мы разговорились, и Ханако показала блестящие знания китайской поэзии и философии. Она заметила, что сама сочиняет стихи, и что как-нибудь она мне их почитает. Наблюдая за наши разговором, старик улыбался и спросил меня, знаю ли я тексты из цикла «Великое в Малом». Я сказал, что иногда перевожу эти тексты в стихах. Тогда он предложил мне такой текст:   

 
И вот как я его перевёл:

ПРЕКРАСНОЕ НАВАЖДЕНИЕ
 
Пань Бань из Цаньчжоу искусным был в правописанье,
Труды его по живописи не имели спроса,
Жил бедно, денег же хватало лишь на пропитанье, 
Однако совершенствовал себя путём даоса.

Он называл себя «Даос Хунь-е» и тем гордился,
Считая самым выдающимся себя на свете.
Раз как-то у приятеля в гостях остановился,
Где и пришлось ему спать ночью в его кабинете.

Вдруг слышит, за стеной кто-то негромко произносит:
- «Раз господин не оставляет ночевать с собою
Сегодня ночью ту, кто имя девичье всё носит,
Я к вам приду, и можете располагать вы мною».

Испуганный Пань Бань из спальни выскочил пугливо,
И рассказал приятелю, кто там его пугает.
Сказал тот: «Верно, водится давно тут это диво -
Дева прелестная, зла никому не причиняет».

Потом приятель рассказал друзьям всем по секрету:
- «Учёным бедным Пань всю жизнь не будет оставаться,
А это диво - не лиса, не бес, что встретишь где-то,
Оно не может каждому мужчине открываться.

Я, правда, не доискивался, что оно такое,
Но знаю, что к простым не выйдет, и к богатым – тоже,   
И только лишь талантливым лицо своё откроет,
К ним только может выйти, и разделит с ними ложе».

Потом Пань Бань терпел все жизненные неудачи,
И обленился, перестал делами заниматься,
Лет через десять он услышал, в спальне кто-то плачет,
И с этой ночи дева перестала появляться.

В ту ночь к тому же ветром дерево в саду сломало,
И с этого момента чудеса все прекратились,
Прекрасное виденье в его доме вдруг пропало,
И жизнь его, как у людей обычных всех, сложилась.

Мудрец, узнав об этом, высказал своё сужденье:
- «Он помыслы оставил и красавицей увлёкся,
Какое же прекрасное то было наважденье!
Но потерял он дар, от предназначенья отвлёкся».

Примечание

1. Пань Бань – художник, каллиграф XVIII в.

Когда я прочитал всем свои стихи, никто их не понял, потому что никто не знал русского языка, однако Ханако заметила: «Какой благозвучный язык! Звучит как музыка. Я думаю в ваших стихах есть и гармония и строй. Китайские стихи я не перевожу на японский, потому что это бесполезно и всё теряется. А в ваших стихах чувствуется одухотворённость. Я слышала, что вы знаете много языков». - «Свободно я говорю только по-японски и по-французски, - сказал я, - но, учась в вашей школе, я остаюсь иностранцем «гайдзин», хоть я и говорю лучше многих ваших учеников». «Это потому что вы не похожи на нас» - сказала одна из дочерей старика. Ханако посмотрела на меня и улыбнулась, спросив: «А почему одни языки вы знаете лучше, а другие хуже»? «Язык – это как душа, - сказал я, - какие-то языки нравятся, а к каким-то душа не лежит. Язык можно освоить только тогда, когда ты его одухотворяешь, тогда он и становится живым. Английский язык я не люблю, уж очень он бездуховен. Немецкий язык хоть и очень духовный, но очень сложный и несколько занудный». «А китайский»? – спросила меня вдруг Ханако. «Китайский язык проще японского, но иногда он на меня нагоняет страх, как будто он проник к нам из космоса, и содержит в себе такие тайны, которые могут перевернуть всё наше представление о мире. Мне нравится очень китайский язык, но говоря на нём, я чувствую себя пришельцем из другого мира». - «Но разве вам можно этого страшится, - опять рассмеялась Ханако, - вы же даос, который странствует между мирами. А даос может бывать в прошлом и улетать в будущее. И я тоже могу это делать. Я даже не знаю, кто – я? Иногда мне кажется, что меня даже нет на этом свете, и, разговаривая с вами, я как бы соприкасаюсь с другим временем. Может быть, я просто умерла, и кажусь вам проявившемся духом. Вы на меня так странно смотрите». - «А знаете, что? – вдруг сказал я, повинуясь какому-то необузданному чувству, - чтобы узнать, жив ты или умер, нужно просто предаться любви, и тогда всё станет ясно». Девушка, услышав эти слова, слегка покраснела и ответила мне так: «А знаете, что? Я тоже знаю цикл «Великое в малом». И тоже хотела бы дать вам один текст для перевода».

Я перевёл и её текст:
 

ПОСМЕРТНАЯ РЕПУТАЦИЯ
 
Один учащийся как-то училища в Фэнцзине
За городом гулял, любуясь видом гор далёких,
Срывал трав стебли для гаданья позже на «И-цзине» (1),
Плиту, разбитую, нашёл вдруг в зарослях высоких.

На камне том иероглифов с десяток сохранилось,
Чтоб их прочесть, расчистил место, не жалея силы,
О смерти юной девушки в двух фразах говорилось,
Плита это была с её разрушенной могилы.

Студент, добро желая сделать, низко поклонился,
На камень положил цветы и травы полевые,
И, помолясь, о тщете жизни думая, забылся.
Затем побрёл прочь, напевая арии простые.

Вдруг видит, девушка идёт, красивая, с букетом,
Как видно, в одиночестве средь трав она гуляла,
Его увидев, улыбнулась, как будто, с приветом,
В руках им сорванные ранее цветы держала.

Тогда студент к ней поспешил и, обменявшись взглядом,
Увлёк её с собою в заросли между холмами,
На скошенного сена стог, что был с опушкой рядом,
Она смотрела на него застывшими глазами,

Как будто бы задумалась, и слов не говорила,
Но вдруг пощёчину дала ему, воскликнув гневно:
- «Я более сто лет уже на свет не выходила,
Сегодня ж отнеслись вы к памяти моей душевно,

Как высохший колодец, с сердцем дух мой оставался,
Но вот сейчас, как будто, пелена с моих глаз спала,
Развратником же тот, кто меня тронул, оказался».
И в гневе она топнула ногою и вдруг пропала.

Он понял, что дух девушки пришёл из той могилы,
Которая считалась образцом для поведенья.
Цай Цзи прокомментировал, что там происходило:
- «Ведь в древности все мудрецы сходились в одном мненье:

Людей вся репутация зависела от быта,
Давать оценку всем при жизни ведь всегда напрасно,
Какой был в жизни человек, тогда стаёт всем ясно,
Когда он мёртв, и крышка гробовая уж закрыта.

Но в этом случае из-за нелепого желанья,
Когда душа её достоинства небес добилась,
Того, чего достигла, девушка чуть не лишилась».
Поэт Хой-ань в стихах как-то сказал в своём посланье:

«Прискорбно знать, что в этом безнадёжном мире,
Таком блестящем, страстном и неудержимом,
Людей так много, что свой славных век сгубили
В своей извечной гонке за недостижимым».

Применение

1. И-цзин – «Книга перемен», служит часто китайцам для гаданий.

2. Хой-ань – прозвище Чжу Си (1130 – 1200) – глава сунских неоконфуцианцев, один из крупных представителей мировой рационалистической философии, который свёл в единую систему идеи своих предшественников. Его учение с элементами диалектики и теории познания стало господствующей государственной идеологией.

Переведя этот текст, я понял свою ошибку, и от этого Ханако мне понравилась ещё больше, и ещё я подумал, что, добиваясь её, я совершаю гонку за недостижимым.

(продолжение следует)

Власов Владимир Фёдорович