Я умываюсь

Я умываюсь, собираюсь с духом, надеваю лучшее, что у меня есть перед встречей с тобой. Чтобы в грязь лицом не ударить. Это осталось с тех времен, когда ты, выпускница художки, жестко могла пройтись по моему внешнему виду, диссонирующему с твоим и с твоими эстетическими воззрениями.

Я всегда изо всех сил при тебе подавлял внутреннего мальчишку, которого никогда не любила мать, и отец считал балластом, я хочу хотя бы казаться уверенным в себе. Я же вижу, что ты не сдалась даже после того, как у нас все полетело к чертям. Я чуть не сломался, чуть не залетел в тюрьму, а ты стала еще сильнее, еще правильнее. Не так все надо было сделать. Я ждал, что ты придешь, пустишь слезу, скажешь, что любишь меня, что на волоске от гибели. На крайний случай ждал, что позвонит твой отец и сухо, как обычно, позовет меня на чашку кофе. Я бы примчался за 10 минут, я бы смог объяснить, я бы схватил несколько ободряющих слов и приехал бы к тебе, к вам, к малой. Отец не позвонил. Ты играла в сильную и независимую, а я думал, что меня не существует. Телефон молчал. Все молчало. А я выл от безысходности, от собственной несостоятельности. Хотя ты не верила в это ни тогда, ни потом. Ты вбила в голову себе, что я тебя просто не люблю. Идиотская мысль, правда. Мужчина, сделавший предложение, забиравший жену из роддома, не может разлюбить ее хотя бы потому, что все это делал по собственной инициативе. Я ждал от тебя сраной слабости. А ты ждала от меня несуществующей силы. И мы оба лоханулись.

Вот и ты, запуталась как всегда в шарфе, деловая, серьезная, с кучей документов. Какая ты красивая. Как ты так умеешь? Как в голливудских боевиках, когда сзади все рушится, горит и взрывается, а главный герой уходит вразвалку и в идеальном костюме. Вот такая и ты у меня. Моя первая жена. Самая честная на свете женщина. Верная. Любящая. Безапелляционная.
Я помню, что когда я рассказал тебе про детство, ты ответила, что за такое детство любить невозможно, что родители меня сделали моральным калекой. Ты считала и работу неподходящей. И друзей недолюбливала. И во многом ты была права, если не во всем, только не учла одного - что как бы я ни хорохорился, я в разы слабее тебя оказался. И мне оставалось либо следовать твоим урокам, либо пытаться стать собой.

Ты всегда умела развернуться и уйти, все бросить, всем показать средний палец, всем доказать, что они все говно. Но рядом с тобой и я себя говном чувствовал. Всегда ты была умнее, лучше, сильнее, добрее. Я всю жизнь, наверное, буду пытаться допрыгнуть до тебя и когда добьюсь этого, я приду. Я тогда стану настоящим мужчиной, я дорасту до твоей отметки на моих обоях, которые ты ставила карандашом от нечего делать. Я приду и заберу тебя, вас заберу, с кем бы ты ни была. Я поступлю, как конченный эгоист, хорошо. Но или я стану тем, кого ты так любила, кому отдавала все надежды, или не заслужил вообще ничего. Ни такой тебя, ни нашего ребенка.

Суровый Джо.
Карина Соловьёва/Доронина