Буффпротест. Глава 5. Часть Первая. Как съели волк

Как съели волка...

Несмотря на склонность к разгульной светской жизни, Милена никогда не нарушала данных ею обещаний. Ну, может быть иногда, когда особо навязчивый поклонник, который встречался ей в шумных, пропитанных табачным дымом и запахом крепкого рома, заведениях пытался вызвать её на повторное свидание.
Заигрывать, не проявлять искренних чувств, это была, конечно же, вторая натура Милены. Но вот пообещать и не выполнить, чего-либо, она могла позволить себе только с подобными местными ловеласами.
Сначала она абсолютно не испытывала никаких угрызений совести перед своими неудачливыми ухажерами, но после, стала замечать, что былая резвость прошла, стали появляться морщинки вокруг глаз, и прочие симптомы разгульного образа жизни. Она, увы, не молодела.
В итоге все эти неисполняемые обещания давались ей все тяжелее и тяжелее. Вот и сегодня, когда ей нужно было сходить в парикмахерскую, перед приемом у мэра, она назначила пару таких свиданий, и сейчас чувства девушки разрывались между поручениями по службе и желанием личного счастья.
«Эх, сорваться бы сейчас на месяц в амурные похождения, -думала Милена,- Ничего, скоро у меня будет возможность снова увидеть его…Ну а не получится, найду кого-нибудь, хотелось бы конечно быть обеспеченной, но этого я могу и другими путями добиваться, буду потихоньку шантажировать, плести интриги, ну и получать за это плоды деятельности в виде домика, денежных купюр, драгоценностей»
Естественно, девушка понимала, что перебарщивать в этом деле опасно, но обеспечить свою старость она безусловно хотела, учитывая, что, кроме природного обаяния, никакими другими навыками не обладала. Вот и старалась улучить момент и оторвать кусок побольше.
Ревность к этому самому «кусочку», а лучше разным «кусочкам», возникала у нее на подсознательном уровне.Как, впрочем, и желание оффициально оформить отношения, что, естественным образом мешало первому желанию.
Вот так и металась она между двух альтернатив, пока не встретила его. Встреча их была абсолютно случайной, но в то же время довольно-таки необычной. В конце недели она обычно заходила в булочную, брала крепкий фруктовый чай, или чай с женьшенем, в зависимости от настроения. Калачик со сдобой, старая почерневшая ложка, все это стало таким родным за три месяца их встреч.
Заработать симпатию девушки художник смог, когда, сидя за соседним столиком набросал её портрет, и передал вместе с цветочком Милене через оффицианта.
Он постоянно пропадал на улице, что не было проблемой, она ведь тоже постоянно занималась своим кафе. Постоянно пребывая в пьяном состоянии, художник встречал её иногда вечером во взлохмаченном состоянии, с белым полотенцем на шее. И, пожалуй, она никогда в своей прошлой жизни не подошла бы к такому «ощетинившемуся» типу, а в этой…в этой всё было возможно. И даже она стала ловить себя на мысли, что она уже даже внутренне не противится его миру, она почувствовала в этом ходячем недоразумении теплоту, почувствовала реальность. Тут не было хитрых предвыборных схем, не было уверток, ухмылок за спиной. С ним она могла хоть иногда расслабиться, расстегнуть корсет, побыть в реальности.
Хотя, если посмотреть с другой стороны, этот мир откровенно диссонировал с тем миром, который постоянно являлся им за окном, мир унылых черных фабричных труб и облупленных серых стен, мир кроваво красного заката, который возвещал всем бренным телам этого города, что мир погружается в свое тихое безумие, агонизирующий сон, который наполняет его своим холодом, как холод клинка, который пронзает живот японского самурая, который раскрашивает свой живот кровью, совершая сеппуку. Это был тот параллельный мир, который был только и доступен им, всем, кто ввязался в политические аферы.
Милена училась новым чувствам, хотя и понимала, что ей в этом мире они только мешают. И он, нарушитель всех законов её вселенной, был таким притягательным для нее. Хотя, как ей показалось последние несколько недель он был несколько подавлен, и все её попытки выяснить, в чем причина подобного его поведения не увенчались успехом.
И вот, буквально недавно он снова постучался к ней, и в его руке прямо перед её лицом появился букет из розовых лилий, её любимых цветов, словно сошедших с картины неизвестного автора.
Пунцово-пурпурная краска на её лице была символом её смущения, тот пурпурный оттенок, которым расписали её лицо чувства влюбленности, ей был безусловно к лицу.
"Необычно"- подумала она, и прильнула к нему щекой. Цвет её лица стал напоминать красный закат на небе над Лантивией.
Уже вечером, после ужина с острой рыбой и спагетти, после страстных ласк, он встал с серъезным выражением лица перед ней, и сказал
- Тебя скоро ждет подарочек…
Она по-детски улыбнулась, и спросила:
- А что такое?
-Мне достался крупный заказ.
- Поздравляю, любимый,- обрадовалась Милена и поцеловала художника в щеку.
А вечером они отправились на берег. Шум прибоя и красный закат. Они сидели на остром выступе серого валуна, и она интересовалась у него
- Как ты можешь радоваться, когда в ночи утопает город?
- Когда город уходит в ночь, он скрывает от нас все несовершенное, открывая нам дорогу в мечты. Скрывает от нас жерла топок и пожар облетающей листвы, заменяя его на чудестный сад, на сказочный, такой недоступный для нас днем, остров снов. Вечер дарит нам иллюзию, что все может измениться…
- Но, погоди, все может измениться и так. В мире может произойти что-то грандиозное…
- Мир — это как человеческий организм, чтобы повзрослеть и начать смотреть вокруг без предубеждения и фальши самомнения правящих, ему необходимо много, чудовищно много времени. Это, конечно, неизбежный процесс, но пока он не достиг нужной фазы, мы можем довольствоваться уходом в свой мир. Мир на холсте, мир в тишине, тишине, предполагающей те слова, которые мы должны услышать. И когда весь мир почувствует для чего ему эта пустота и тишина, только тогда мы сможем его наполнить новыми красками.
- Ну это ты конечно красиво сказал, но…Холодает,- Милена поёжилась - Вечерами не очень-то комфортно.
- Ну это как в жизни любого человека, только раздражители вызывают у человека бурную реакцию, красота и тепло плохо им воспринимаются, ибо человек сейчас плоть от плоти зла, добро- инородный, несвойственный ему символ, который ещё надо разгадать. Немногим этот шаг под силу…
Милена укоризненно посмотрела на него.
- Держи плед,- спокойно продолжил малер,- я специально его припас для такого случая.
Милена смягчилась, и закуталась в теплую уютную шкуру.
-
А теперь расскажи мне, что за заказ тебе дали, и кто этот счастливчик?
- Знаешь, такого крупного заказчика у меня еще не было. Тем более, -он улыбнулся, показав Милене свои белые зубы, которые так красиво смотрелись на фоне загорелой темной кожи,- рыбка сама приплыла в мои сети…
Его улыбка тогда показалась Милене странной и загадочной, но она быстро выбросила все эти тонкости из головы.

И вот однажды, её друг повел её в свою творческую студию. Ужасный, творческий бардак на столе, чашка с недопитым чаем, художник никогда не любил кофе, и сотни набросков, покрывавших всю плоскость стола. Художник никогда не пользовался обычными листами ватмана, он предпочитал тонкую кальку, которую расстилал на столе, и срывал по завершению своей очередной работы. Милена игриво расположилась, усевшись на столике. Художник, как бы в порыве страсти приобнял её и снял со стола. После объятий и сопровождающей их страсти он закурил, и небрежным движением опустил окурок сигары в чашку с чаем. Потом спохватился.

-Милена, ты же понимаешь, я сейчас на грани нервного истощения. Делаю серъезную работу для важного человека…
-Покажешь?- хитро улыбнулась светловолосая бестия.

-Покажу, конечно. Но давай вначале угощу тебя тем, что я припас.
Из дорогого испанского серванта, который, пожалуй, был самой драгоценной вещью в квартире были выставлены несколько бокалов, запыленных и тусклых, сразу было видно, что Милене достался нетипичный художник мало склонный к выпивке.
Потом из буфета он достал белую коробочку, перевязанную бечевкой, и на старинную вазу, украшенную сюжетами древнегреческой мифологии, перекочевали 6 булочек, приправленных аппетитным кремом, который так соблазнительно выглядывал из круглых отверстий на концах.

-Конечно, ты мне не поверишь, но я стремлюсь достичь того уровня благополучия, при котором наша семья будет жить в достатке…
При слове «семья» Милена чуть не подпрыгнула от радости. Несмотря на сотни знаков внимания, которые исходили от множества мужчин, прибывающих на аудиенцию «при дворе» Милена никогда не чувствовала той искренности, той неприкрытой теплоты, которая пронзала её с каждым словом художника.
- Мне очень приятно это слышать…Уголки её рта дернулись в улыбке. И всё-же, дорогой…
Кто твой новый клиент?
- Я уже пообещал, что никогда не расскажу никому. Впрочем…Хитро улыбнулся художник своей древнегреческой улыбкой. Курчавый, черноголовый, он иногда напоминал ей бога из эпосов. Хотя она с детства не любила богов, потому как считала, что она сама достойна статуса богини.
-Впрочем… Я не обещал, что не покажу. Но попрошу вас за это об одной услуге…
Милена  улыбнулась и заинтересованно проследовала в маленькую комнатку, где художник расположил свой мольберт.
Но мастер даже не позволил ей приблизиться к полотну.
-Не сегодня, Милена, -ласково положив руку ей на плечо выдавил художник. По его лицу было заметно, что работа его самого не устраивает.
В итоге оба договорились, что Милена, как бы случайно, заглянет к художнику в момент написания картины в один из ближайших выходных.
И действительно, через неделю, в четверг ей пришла весточка с посыльным. Всего несколько слов на мелованной бумаге
«В субботу предоставится случай. Жду тебя в 11.00 на моей веранде. Люблю. Твой В.»
И вот она уже спешно меняла свои планы. Был отменен поход в оперу, занятия в танцевальном клубе, вобщем то, чем она забивала свою скуку ещё до Него.
 Кто бы мог подумать ещё год назад, что она вот так сорвется ради какого-то мужчины.
Заглянув через полотняную ткань, которой была завешена дверь, она увидела одну суетящуюся фигуру, в которой быстро признала своего друга. Вторая фигура была несколько более грузной, при этом она показалась чем-то неуловимо знакомой.
Художник сказал Милене тихо на ушко:
-Представься, как будто мы не знакомы, а то ещё клиент подумает обо мне невесть что, а ведь это мой хлеб…
-То есть наш хлеб,- через секунду поправил себя Художник.
После этих слов он удалился к мольберту.
Любопытство подтолкнуло Милену к тому, чтобы вплотную подойти к легкой светложелтой зановесочке, который был отделен основной зал от так называемого «художественного угла».
В углу в кресле, как всегда элегантный, с французким шарфиком и белым шелковым платочком в кармане сидел Бейто.
Художник меж тем отошел от мольберта и улыбнулся Милене.
- Извините, я вас не заметил, я сейчас к сожалению, занят, но, если вы меня немного подождете, я готов написать с вас неплохой портрет.
- Конечно же…-, Милена конечно же вошла в роль и согласилась. Потом она перевела взгляд на Бейто. Она конечно знала, что Бейто, как и все крупные купцы самовлюбленный до чертиков, однако всё-же не думала, что он встать в очередь из династических портретов.
- Доброго дня вам! Как же давно мы не виделись. Бейто подошел и поцеловал ей ручку.
Потом приблизился вплотную к её раскошному торсу и на ухо сказал:
-Я всё ещё жду вашей помощи…Все, надеюсь, остается в силе?
-Да, естественно, -ухмыльнулась Милена, - я не забыла.
-Помнится ты мне говорила о какой-то важной встрече, ты не могла бы положить в карман дражайшим гостям мои визитки, возможно их заинтересует, а мне так нужны сейчас деньги…- прошептал В.
В этот момент раздался странный звук, как будто каблучки женских туфель торопливо удалялись по досчатому полу, и Бейто повернулся к двери, но смог разглядеть только белоснежный лоскут ткани, который выскользнул на мгновение из-за желтых штор.
Никто, конечно, ничего не понял, Милена развела руки.
- Странно, ты кого-то ждал? - обратилась она к художнику.
-Вроде нет, - покачал головой В.
Действительно, так просто было сейчас, в чехарде встреч и событий, подумать, что это творческая забывчивость помешала В. закрыть двери после прихода Милены.
Белое вино и фрукты и приятная беседа помогли скоротать вечер. Портрет же остался лишь наброском…
В. снял с веточки пару виноградин, прожевал и обратился к Бейто.
-У меня почти все готово…Ну кроме обстановки. Может быть можно будет как-нибудь выбрать день и довести дело до конца уже у вас в кабинете. Так сказать, порисовать на натуре…
Бейто кивнул:
-Без проблем, друг.
Он уже представлял, как будет хвастаться перед своими друзьями.

Прошло всего три дня после встречи в студии, и вот уже к желтым оштукатуренным арочным воротам дома Бейто подъехал извозчик. В омнибусе сидело двое солидного вида парней. Один из них держал в зубах соломинку, и поглядывал не без интереса на владения короля охранного ведомства. Он имел явно избыточный вес, и постоянно потел, чем вызывал явное неудовольствие второго. Кроме того, он имел довольно раздражающую привычку каждые десять-пятнадцать минут лезть в карман за очередной порцией жвачки.
Второй же пассажир отличался менее плотным сложением, он был скорее жилистым, темная шевелюра и бегающие темные глаза выдавали в нем то ли индуса, то ли араба.
Из омнибуса они выгрузили массивный сверток.
Толстый неумело перевернул его и, запыхавшись, понес в сторону двери. Второй грузчик, менее плотный подхватил картину явно неумело, в итоге она обрушилась на землю, благо тот успел подставить носок ботинка под падающую ношу. Конечно же после удара о ногу толи индус, толи араб произнес набор из нескольких слов, которые, впрочем, никто из присутствующих не понял. Потому как ругался он на родном языке, что придавало его словам даже некоторую солидность.
В итоге, ещё несколько раз остановившись на ступеньках, они дотянули тяжелую ношу до кабинета Бейто.
Чуть позже, когда грузчики уже разложили мольберт, пришел сам Бейто, а потом к нему, появившись как тень, в беретке и темном костюме из-за колонн нефа заглянул и художник.
Светложёлтый деревянный чемоданчик в руках художника стал медленно, но верно превращаться в раскладной переносной художественный центр.
Художник неторопливо вынимал колбу за колбой, тюбик за тюбиком.
Когда все будующие компоненты полотна были расставлены на плотном листе ватмана, художник достал большой кусок доски с выемкой для пальца, и три дюжины кисточек и скребков, замаслянных, похожих на ветки эбенового дерва, с еле заметными пятнами разных цветов.  Взяв в руки инструменты, он начал протирать желтоватые в одних случаях, и темные в других, концы кисточек.
Бейто смотрел на этот длительный процесс подготовки к созданию настоящего шедевра, и думал, как ему порой не хватает такого вот, отвлекающего и успокаивающего хобби, как рисование.
Но, во-первых, бизнесмен обладал «итальянским» типом характера, настолько же реактивным, насколько и неспокойным. Про таких обычно говорят «шило в заднице».
Куда уж ему муторно и монотонно следить за перетиркой компонентов, разводить краску, делать грунт, подготавливать холсты, выбирать бумагу, замерять расстояние от точки до точки.
У него, правда, тоже точки были, и расстояние между ними тоже приходилось в последнее время замерять почти что с точностью до метра. Хоть он и избавился от основных конкурентов, но…Кто знал, какую свинью подсунет ему негодяйка судьба, которую он так часто обманывал. Какая засада может ожидать его роскошную повозку по дороге из одной связной забегаловки в другую.
Вот и сейчас, он нервно стряхивал пепел от сигареты в свою серебряную пепельницу, на краешке которой был выгравирована лошадь. Бейто обожал лошадей, хотя и выездкой заняться не было времени. Самое смешное, что у жены был любимый жеребец, которого он ей купил, но после размолвки она в порыве истерики отдала его на колбасу. Не мудрено, шикарные игрушки — это всего-лишь шикарные игрушки для солидных господ.
Впрочем, по злой иронии судьбы после этого случая и Бейто завел себе «игрушку». И теперь он периодически был вынужден выкраивать несколько часов в день для общения со своим питомцем. Точнее со своей. Лошадь Бейто звали Корни.
Это была черная кобыла с белыми пятнами у копыт, её доставили Бейто специально из Англии, что обошлось дельцу в кругленькую сумму.
Но, несмотря на траты и нервный характер лошади, Бейто любил теребить свою подопечную за холку, арендовал ей лучший павильон для выгула и нанял человека, который постоянно убирал, кормил и мыл лошадку.
Правда, со временем делец решил и на этом сэкономить, и увеличил количество рабочих часов для уборщика, а когда тот стал протестовать, просто нанял иностранца, который был готов за меньшую сумму ухаживать за лошадью, при этом проживая в гостевом домике при конюшне.

Как раз такое трепетное отношение к лошадям и привело Бейто к катастрофе. Иногда в жизни крупнейшую роль играют сущие мелочи. Но об этом после, а пока художник продолжал раскладывать кисточки, разводить краски, которые маслянистой массой ложились на округлую форму палитры.
Пока готовились краски, художник взял карандаши, и зажав в зубах один, помягче, приготовился наносить последние линии, после чего осталось только уточнить контурные линии другим карандашом, и приняться за работу с маслом.
После того, как инструменты были подготовлены, художник кивнул Бейто и указал на кресло. Бейто приготовился позировать, размял суставы рук, сел на мягкую кожанную поверхность и упер свой взгляд немного выше верхнего края картины, как посоветовал ему художник.
Художник размахивал кисточкой, и нанося острые, выверенные годами мазки продвигался к намеченной цели.
Бейто постоянно перебегал глазами от стола, где находился его ежедневник к мольберту и обратно. Сегодня он был особенно нервозен, так как время их встречи было лимитировано. Вечером должен был прийти солидный круг участников и нервишки уже начинали пошаливать.
Прошел уже час, потом полтора, Бейто попросил художника прерваться, подошел к столу, отхлебнул из белой маленькой французской чашечки с синей окантовкой чай с лимоном, которой осмотрительно принесла ему его секретарша, и тут же был буквально оглушен вбежавшим посыльным, которого по-видимому не могла сдержать секретарша.
Посыльный запыхавшись стоял перед Бейто сжимая в руках свой картуз, и наконец, собравшись с духом произнес:
- Господин Бейто, по-видимому горит ваша конюшня…
- Чёрт побери, - бросил Бейто, в спешном порядке поставив, а точнее, почти швырнув, кружку на стол, от чего черный чай расплескался в опасной близости от его бумаг.
Бейто схватил свою шляпу и ринулся к выходу. В дверях он, правда, опомнился и посмотрев на художника сказал:
- Мне надо срочно отлучиться, я предупрежу охрану, вы побудьте пока здесь.
- Хорошо, г-н Бейто, я пока закончу рисовать антураж…
После этих слов Бейто выскочил в дверь, и скорым шагом засеменил к парадной двери, на ходу приказав дворецкому подать экипаж.
Выбежав на двор, он сильно удивил грузчиков, которые ожидали окончания работ, чтобы водрузить шедевр на стенку. Худой посмотрел на полного, тот развел руки, в одной из которых до сих пор держал кусок недоеденной халвы, который вытащил из свертка, припасенного заранее, и покоившегося до времени в левом кармане его синей рабочей блузы.

В гостях у Авгия…

По сельской дороге, петлявшей словно серпантин, тут и там словно оспинами, разрезанной лужами, полными после утреннего дождика, ехал экипаж не жалея колес.
На пассажирском сидении сидел Бейто и сжимал в руках посеребренную трость, с набалдашником, выполнененным в виде головы орла.
Время от времени Бейто высовывался и прикрикивал на извозчика, постукивая медным наконечником трости по двери кареты.
Извозчик, поворачиваясь, лишь с неудовольствием мотал головой. Как объяснить всбесившемуся барину, что он и так делает свою работу на пределе сил, и быстрее заставить скакать лошадей уже не может?
Между тем вот на пути показались заросли орешника, потом большой серый камень, экипаж стремительно приближался к точке назначения.
Около усадьбы, сероватого здания продолговатой формы вышел смуглый мальчик лет пятнадцати в серой одежке, и направился в сторону кареты.
-Господин Бейто, вы приехали, мы вас ждем…Папа уже отправился на место.
Бейто открыл дверь и вышел из своей брички. В мальчике он сразу же опознал сына своего управляющего Абдула Ибрагами.
Серая галька под ногами Бейто не давала бежать быстро, к тому-же Бейто в последнее время изрядно потолстел. Постоянные ужины и банкеты не обещали в этом плане ничего хорошего.
Чаща, через которую пробирались, чтобы сократить путь была вся задымлена от пожара. Дымок щекотал ноздри. Под ногами хлюпал мох, и ноги Бейто быстро промокли, по телу пошел холодок. Выбравшись из леса Бейто смог разглядеть красную крышу ангара, сзади действительно было видно солидный столб дыма.
Мальчик подбежал к дереву и стал с остервенением отламывать у того белую изогнутую ветку. Бейто даже на минутку остановился, и замер в изумлении, стоял, наблюдая за этой сценой.
Мальчишка меж тем прилагал усилия, напрягал все мускулы своего тщедушного тела, раскачивая большую ветку, Бейто же подошел и спросил:
- Ты чего тут устраиваешь? – голос Бейто уже почти что срывался на крик – Иди, ты должен спасти моих лошадей…
- Я не должен,- огорошил его тонкий голос темноглазого мальчонки, - я знаю, что мне делать.
- Чего ты хочешь? Я тебя умоляю, не будь дураком…Твой отец служит мне уже не один год, и именно из-за этого он ещё не подох от голода на темных вонючих улицах старого города, рядом с помойками.
- Я знаю, но я вам не должен. Вам служит мой отец, а не я. И я отлично понимаю, что по-своему обязан вам своей жизнью, потому что вы вывели нас из трущоб, где я наверняка заразился бы какой-нибудь тропической болезнью и умер бы. Но в эти трущебы мы пришли не по своему желанию. И то, что вы стали моим спасителем, это всего-лишь делает вас в моих глазах хорошим господином и не больше. Я помню свой голод, и те улицы, они и так со мной, в моем сердце. Мы с отцом любим эту природу, любим лошадей, и именно поэтому мы сейчас здесь, и мы знаем, что делаем…
Бейто развернулся, сплюнул в сердцах на землю и пошел обратно в направлении леса. Мальчик доломал ветку и поспешил к дверям конюшни.
Из копоти, вырывавшйся в дверь конюшни волнами, показался силуэт прикрывавший рот белой тряпкой.
Мальчишка бросился вперед, а мужчина обнял его и вывел из дыма. После того, как рука с тряпкой опустилась, Бейто узнал в нем своего конюшенного.
Весь измазанный сажей, с красными глазами, усталый он присел на завалинке, а мальчик взял в этот момент тряпку и, не отпуская той дубины, которая была у него в руке, ринулся в дым. Уже через несколько минут Бейто увидел, как вслед за огромным клубом дыма из конюшни выскочили, переходя на аллюр в спешке несколько лошадей, последней из которых скакала ошалевшая Корни.
Вслед за животными вышли уставшие люди, мальчик с красными, слезящимися глазами и его папа.
Бей то спросил есть ли у них что-нибудь, чтобы потушить пожар, на что Абдула ответил, что держит всегда большой плассмасовый жбан с другой стороны конюшни, чтобы кормить лошадей и мыть их, оно должно пригодиться в тушении пожара.
В итоге мальчика послали за водой в ближайший пруд, благо тот распологался недалеко, буквально за соседним холмом.
Мальчик скоро прибежал, правда долго не мог отдышаться и принес полный жбан холодной ключевой воды.
Абдула пошел тушить. Поначалу пар стал ещё гуще и кучнее, зато уже минуты через три   из-за двери послышалось шипение, и клубы пара, валящего из стойла стали редеть, а воздух внутри постепенно стал чище. Пар рассеивался. Мальчик бегал за водой раза три, пока наконец пар не рассеялся, и в конюшню уже можно было возможно войти без осложнений.
Бейто держал за узду свою лошадь, неторопливо топтался на месте, в нем постоянно сменялись желания закурить, желание присесть на завалинку, и отвести своего любимца подальше от опасного места.
Между тем Абдула взял отброшенную мальчиком палку, зашел внутрь, и ещё через минуту вышел и махнул рукой, мол все в порядке, можно заходить. Мальчик пошел к испуганному табуну, который, словно солдаты в окружении, стоял поотдаль, почти у самого подлеска.
Заходя внутрь, Бейто вел под уздцы свою подопечную, а сзади уже сын управляющего пытался загнать непослушный и громко ржащий табун.
Внутри пахло как в бане, прелое сено, хмельной запах поджареного зерна, запах костра.
Стойла стояли, оскалившись своими незакрытыми металлическими дверцами. Где-то ещё капала вода. Бейто переступал от лужи к луже, под ногами виднелись темные островки пожженого сена.
-Теперь необходимо разгрести тут все,- с явным неудовольствием заметил Абдула  –Амир, поставишь лошадок, займись…
Бейто подвел свою лошадь к своему стойлу, крайнему слева, а потом обернулся,
и понял, что увидел источник возгорания. Сверху была некая обгорелая выемка, в которой с трудом угадывались очертания обгоревшей полочки, а снизу был земетен резко очерченный полукруг обгорелого пола, который был резко отделен от остального грунта прочерченной вокруг, и зиявшей словно коричневый ров, выемкой, вокруг обожженного тела земли.
Бейто почесал лоб, достал платок, промокнул лоб.
«Как этот отважный паренек смог попасть сюда? Наверняка это было одно из самых труднодоступных мест во всем этом смраде!»

Но долго рассуждать он не стал. Впрочем, сегодня был слишком трудный день, и он должен был ещё успеть на встречу.
Если бы он не был так отвлечен своими мыслями о предстоящем визите, возможно он обратил бы внимание на большой чугунный чан в противоположном темном углу конюшни, под которым уместилась довольно массивная горелка, а низ данной посудины был явно закопчен.

Возвращение домой, которое с первого взгляда сулило успоконие.

На обратной дороге Бейто был радостным, ведь по сути ничего серъезного не случилось. Он разговаривал, рассказывал анекдоты, улыбался. На одной из улиц, по дороге к своему уютному жилищу он вышел, купил себе булочку, откусил, скорчил гримассу от вкуса, ведь он с детства не любил капусту, после выбросил булочку в лужу. Бабушка, продавшая ему еду долго грозила ему вслед своим кулачком тщедушным. А он продолжил путь.
Уже добравшись до дома Бейто подумал, что, возможно, после всех этих заморочек стоит выехать на лоно природы и провести несколько дней рядом со своими лошадками.
Буквально в дверях его встретила охрана. Он даже панибратски похлопал охранника по плечу, поинтересовавшись
- Ну что, как там наш невольный пленник? Надеюсь вы догадались его запереть в кабинете, чтобы он не шатался туда-сюда?
-Да, конечно же, мы все зделали как надо – начал кивать охранник,- все на месте, художник и носа не высовывал из комнаты. Мы наблюдали за ним все это время. Нуу…подглядывали. Вот эти,- широким жестом руки он указал на такелажников,- тут слоняются, вот беда, почти все ваши яблочки объели, пока вас ждали. Ну а мы чего сделаем? Вольные птицы они, им бы только поесть и поспать…
- Понятно, -удовлетворенно мурлыкнул Бейто, направляясь в свой кабинет.

В кабинете меж тем вокруг своего произведения, как птица вокруг гнезда хлопотал художник, мольберт стоял сейчас прямо напротив рабочего стола Бейто, и тот удивился, как это художник, при всей его подвижности, так и не напоролся на тяжелые металлические наконечники, которые венчали столовые ножки.
Красивые абстракционистские разводы на ватмане сигнализировали, что работа в его отсутствие велась, и велась довольно интенсивно. Преобладали темные цвета палитры, а это говорило о том, что не только сам портрет, но и антураж уже был прорисован, и картина была в статусе если не готового продукта, то близко к тому.
Слова художника только подтвердили эту мысль.
-Я уже почти закончил,- улыбнулся В. протирая кисть. Теперь все было готово к тому, чтобы водрузить портрет на его законное место.
Бейто оглядел картину. Величавый, с горящими глазами, все выдавало величие охранного короля. Казалось, даже седину художник ему подкрасил так, что она выглядела особенно привлекательно.
Картина представляла из себя основательное и торжественное полотно. Бейто восседал на фоне библиотеки с темно-коричневыми и черными корешками фолиантов давно ушедших веков, которые и взаправду присутствовали в библиотеке богатого торговца.

Бейто заранее выбрал стену в зале торжественных приемов, как раз в торце, где стояла небольшой комод, там можно было бы красиво расставить свечи, или серебрянные безделушки. Художник одобрил его выбор, но посоветовал всё-же перенести картину на боковую стену, мол так все сидящие за столом увидят величественный профиль.
Бейто, немного подумав, согласился. И вот уже художник через окно свистнул такелажникам, и они лениво, вразвалочку, двинулись ко входу.

Бейто подвел обоих к необходиму месту, и показал, где примерно весить картину.
Когда они с художником смогли растолковать немного туповатым помошникам, как правильно повесить полотно, Бейто предложил отпраздновать столь эпичный момент, и повел художника в небольшую комнатку при кухне.
Там полная повариха принесла им фрукты, ножку барана на тонком вертеле и хорошего вина на подставке в запыленной от времени бутылке. Бейто гордился своим, хоть и небольшим, но внушающим доверия, складом вина, хранившемся прямо под ними, в темном подземелье замка.
Правда, стоит заметить, что туда Бейто не водил ни одну живую душу, потому как недавно там в очередной раз испортилось освещение, и можно было легко затеряться среди всех этих арок и колонн.

Толстый как обычно стоял и ждал, пока его темноволосый друг начнет работу. Сам он работать не любил до омерзения. Что и понятно, за такую работу обычно платили сущие гроши. И, хотя в этот раз куш был куда солиднее, всё же начинать работу было трудно. Поэтому он взялся спуститься за раскладной лестницей, которую они заранее запреметили у садовника за гаражом.
По дороге он наверняка намеревался передохнуть, съесть ещё парочку яблок, плюс прогуляться по саду, изображая из себя человека, который тщетно выискивает садовника, желая испросить у того разрешения на то, чтобы арендовать у него его садовый инструмент.
Но все надежды оборвались, лишь только он услышал свист в спину. Повернувшись, он понял, что немного не рассчитал, и из окна, которое находилось в длинном коридоре, вполне можно было выглянуть в сад. Чем и воспользовался его напарник, решив поторопить беднягу.
-Ладно, ладно, - откликнулся недовольный такелажник,- уже иду…
И громко охнув, он направился в сторону небольшого деревянного домика, который служил одновременно и хозяйственным домиком для инструментов, и раздевалкой, и душем и комнатой отдыха для рабочих.
Через пару минут садовник, дружелюбный малый в крепких роговых очках, с такой несвойственной очкарикам копной длинных рыжих, похожих на солому, волос, кивнул ему, и на его просьбу предоставить инструмент удалился куда-то вглубь своей темной бытовки.
Вскоре уже тяжелая, крепко сбитая лесница давила на плечо такелажника, тот периодически вздыхал, и его дыхание напоминало в этот момент дыхание лошади-тяжеловоза, которая из последних сил везет повозку с отсыревшими пряностями.
Дотащив свою ношу до черного входа, он ещё раз посмотрел на своего напарника, и увидев того, присевшим на подоконник, и взирающим на него с высоты, сплюнул, недовольно щурясь, и продолжил путь.
Впрочем, все невзгоды таяли перед обещанием солидного куша.
В то же время его жилистый напарник уже восседал в кресле, обитом кожей. Нечасто ему приходилось восседать в такой обстановке.
Повеселев, он предложил наконец запыхавшемуся другу помощь. Вместе они установили лестницу, предварительно осторожно отодвинув комод, и установив лестницу на подставки, чтобы не повредить пол.
И полный и жилистый такелажники знали, что им предстоит довольно таки щепетильная миссия, поэтому кареглазый отстегнул свой пояс с множеством карманов и начал копаться в них. Извлек из одного карманчика сверло, он передал его полному, который, раскрыв чемоданчик, достал небольшую ручную дрель.
Помимо того на свет появились гвозди большие, с толстой шляпкой и маленькие, почтовые, с мелкой шляпкой, тесемка, молоток…Последним кареглазый достал из чемоданчика нож с тонким, словно лист бумаги лезкием.
Зачем им нужен нож, знали только они вдвоем.
Принесенная из другой комнаты картина еще пахла краской, они решили пока не рисковать, и подождать ещё минут двадцать. Темноглазый, посмотрел на полотно чуть склонив голову, прищурил глаз, и выдал свой вердикт:
-Мне кажется, господин наш уважаемый немного мелковат…
- Тссс…-приложил палец к губам толстый, -как ты можешь говорить так о мудром и знатном господине.
Уже после, когда они вешали картину, очень осторожно, очень бережно, кареглазый ещё раз пошутил над полным.
- Тебе не кажется, что Бейто немного косой?
-Да,ладно, Бейто никогда не пьянеет…
Кареглазый только ухмыльнулся на это, и они продолжили работу.

                ***
В это же время в небольшой комнатке, на простых, таких нескладных, белых, угловатых обшарпанных стульях, впрочем, таких свойственных для прислуги, сидели олигарх и художник.
Бейто, в свойственной ему манере, попросил пепельницу, и сейчас дымил почти что в лицо художнику. Развалив ноги, он держал в руках полненький, с толстой ножкой, бокал из плотного стекла.
-Ну, что, давай выпьем друг,- весело произнес он, обнажая свои золотые зубы,-
Я бы хотел произнести тост. Вот ты, художник, - зыркнул он на художника своими хитрыми, быстрыми, как у змеи, и такими же плотоядными глазами, - ты представляешь из себя свободного человека. Ты думаешь, что на своих картинах ты воплощаешь тот мир, который не зависит он нас, от богатых людей. А между тем именно мы, богачи, всегда, с античных времен и до сего дня платим тебе, чтобы ты не сдох, как последняя собака, в углу своей, залитой маслом и краской, мастерской. Так вот, я скажу тебе. Именно мы смотрим с твоих великих шедевров, именно мы остаемся в вечности, а ты…Да, фактически твое искуство, как считается, принадлежит народу, но ведь мы, именно мы, пусть и втайне, но ведем эту толпу, придаем силу тому или другому движению, ставим на пьедестал, или наоборот устраняем партийных лидеров. Мы, именно мы, по-настоящему свободные люди. Мы не ищем пропитания, не зависим от денег, не пытаемся пробиться, живем спокойно и размерянно. А вы, простые люди, постоянно мечетесь, по пути из ваших рваных карманов сыпется свободное время. А мы его подбираем и используем. Именно мы живем, именно у нас есть все права на жизнь, на свою мечту, которую мы исполняем, а у вас же подобной возможности нет. Впрочем, что бы вы сделали со своей свободой? Какие проекты вы бы воплотили? Хаос и мрак заполнял ваши мозги сотнями лет, и вот, протяни вам свободу в ладони, вы же откусите вместе со свободой и живую плоть. Вы не умеете мечтать, не умеете сдерживать свои порывы, свой бунт против бытия, вы не можете посмотреть на картину этого мира выйдя из него. И это право тоже принадлежит нам.
Так давай выпьем за свободу, пусть она и принадлежит нам, но мы используем её грамотно, мы умеем сглаживать углы. Мы умеем разрешать ситуации, с которыми вы бы сами не справились. Да, мы даем вам иллюзию свободы, свободных и независимых выборов, но вы-то и этой иллюзией довольны, так стоит ли что-то менять?
Давай выпьем за свободу, дорогой мой гость, свободу которой причастен я, и отчасти ты, мой друг, ты же знаешь, что будешь всегда выше того быдла, которое возиться за городом, на своих огородиках, при этом выплачивая нам свою часть дохода за воздух. Да, именно за это, за свободный лантивийский воздух они сейчас платят, а со временем будут платить ещё больше. Но вы, люди творчества, всегда будете мало страдать от этого, дружба с нами -это ваша страховка от неудач, и имено поэтому вы всегда поддержите нас, получив в обмен частичку той свободы, за которую мне сейчас хотелось бы поднять свой бокал.
- Да, Бейто, ты прав. Вы владеете свободой сейчас, но подгоняете её плеткой, как упрямого мула. Вы не даете жизни идти своим чередом. Да и посмотреть вам извне картины не удастся никогда, вы накрепко связаны сотней ниточек с тем миром рабов, землепашцев, нищих, сталеваров, каменщиков, и он, этот мир диктует вам угол обзора, с которого вы наблюдаете мировое полотно. Возьмем к примеру нищих. Не будь самой грязной, самой недостойной их прослойки, портовых нищих, которые сидят, скрывая кровоточащие болячки, которые постоянно гнояться, которые они выскребают старыми черепками, постоянно крича от боли. Не стань вдруг их, и вся ваша стройная система, ваша иерархия общественных возрений канет в тартарары. Потому, что те ремесленники и землепашцы, которые хоть немного поднялись над миром нищих, они, сравнивая себя с этими бедолагами, понимают, их ноша ещё не так тяжела, их чаша ещё не так горька. Для этого, именно для этого вы постоянно выживаете часть общества на улицы, создавая тяжкие условия для всех остальных, и им никуда не деться. Именно вы назначаете цены на рынке для ремесленников, диктуя им, сколько им нужно продать, чтобы обеспечить свою семью. Неважно, что их товар надолго будет упрятан под бамбуковыми крышами складов на городском рынке.
Вы не будете свободны и от страха, который гнетет вас при мысли, что вся эта горячая, разномастная толпа, которая иногда появляется на площадях города, может один раз запросто смести не только ваших марионеток, но и вас.
И в этом вы не свободны. Да, ты говоришь, что мы пишем картины на заказ, рисуем вас, и за это получаем плату?
Да, мы описываем этот мир, и вас, как представителей, пусть не самых лучших этого мира, другие поколения должны вас запомнить, но запомнят они вас как класс, как ту структуру, которая всегда давлела над ними, и со временем они поймут истинную природу понятия свобода. А ты меж тем её упомянул. Эта свобода, единственная, которая ценна и естественна среди упомянутых тобой вещей.
Свобода осуществлять свою мечту. Почему же ты решил, что у толпы, у того самого быдла, которое ты так ненавидишь, нет своей мечты? Может быть просто пока тысяча дум, тысяча желаний собрались в одном порыве, как стая птиц во время перелета, спасаясь от холодов?
Может быть она есть, эта мечта, от которой разгораются, как от сущой щепы костры свободы?
Я выпью за эту свободу…
Бейто усмехнулся
- Пей за что хочешь, художник, я уверен в своих словах и в своей свободе…
Позже им принесли большое блюдо с поджаренным картофелем и луком.
Они плотно поели, и продолжали винные возлияния. Бейто всё же старался ограничить себя, помня, что сегодня вечером ему предстоит встретиться со своими товарищами по опасному делу ростовщичества и купеческого дела.
После обеда, торговец и художник обтерли рты мягкими шелковыми салфетками, Бейто взял спелую, желтую с красноватым боком, грушу и впился в её сочную плоть своими зубами.
Художник ограничился виноградом, взял гроздь и стал срывать налитые темные ягоды.
- Ну что, пора? Проверим, как эти лентяи справляются?
- Да, конечно, стоит проверить их работу.
Они вышли в коридор, первым грузной, тяжелой походкой, обусловленной, несомненно, плотным ужином, шел Бейто.
За ним шел художник, его фигура, прямо свободно, скользила по дорогому дубовому полу. Казалось он только что избавил свою спину от тяжелого неподъемного груза.

Скрипнула дверь, и спутники вошли в длинную широкую комнату, где уже собирали свои инструменты нескладные грузчики.
Как и предполагалось, картина висела ровно и основательно. Её верхняя часть немного нависала над камодом, создавая иллюзию, что Бейто на полотне немного прищурился и наблюдает за происходящим.
Такелажники в это время успели собрать свои инструменты в чемоданчик, и обмениваясь сальными шуточками удалились.
Бейто оценил работу, пожал руку художнику, и вручил ему конвертик с суммой, которая предварительно была обговорена.
 Делец постоянно скашивал взгляд на часы. Буквально полчаса оставалось до важнейшей встречи, от которой могло зависеть не только их дело, но и будущая жизнь в достатке, ведь прибыли были уже не те.
Бейто позволил художнику собрать свой чемоданчик, постоянно сдерживая себя от того, чтобы поторопить его. Времени для того, чтобы художник и его товарищи разминулись, почти не оставалось.
В итоге за художником скрипнула дверь, и Бейто буквально выдохнул.
В дом постучались робко и чуть-слышно. Было понятно, что за металлический массивный круг взялась женская рука. Слуга распахнул двери, и довольно таки быстрой, но в то же время грациозной походкой пантеры внутрь проследовала Милена. Руки, закрытые черным бархатом перчаток, быстро скинули песцовую накидку, и прошла по коридору, почти до самой двери для торжественных заседаний.
Бейто и предположить не мог, что за несколько минут до этого происходило в саду.
Миновав охрану, которая уже кучковалась около входа, художник удалился в глубину сада, и начал наблюдать за оградой, которая отделяла домик Бейто от живого, кишащего сродни муравейника, города, несмотря на то, что усадьба находилась на отшибе клецанье от копыт проезжающих лошадей, гудки заводов, крики птиц, кружащих в поисках пропитанья, долетали и сюда.
Но это не сбивало его с основной мысли. На него обществом была возложена серъезнейшая задача. И от его внимательности сейчас зависел успех всего предприятия в целом.
Он вглядывался в пустоту переулка, пока не заметил её. После чего он встал со скамейки, раскрыл свой тяжелый чемоданчик и достал несколько бумажек.
На бумажках тонким, но размашистым почерком виднелись его имя и фамилия и чуть ниже адрес, приписка под основной надписью гласила «Художник, портреты, пейзажи»
Надпись уже потихоньку стала выцветать, и художник должен был успеть отдать визитки ей, пока надпись не исчезнет окончательно. Он перевернул одну бумажку, и убедился, что на ней нет откровенных вдавленностей, ещё недавно здесь был текст, который должен будет проступить позже. После того, как художник получил возможность попасть в святая святых Бейто - в его кабинет, он уже не переживал о том, как достать образец почерка. Верная отмычка, за которую он успел пострадать в свое время, отсидев несколько лет в городской тюрьме, сослужила ему верную службу и в этот раз. Среди документов в правой шуфлятке стола торговца, кроме тупоствольного массивного Бульдога (который художник так предусмотрительно прихватил) было несколько писем. Художник поразился, насколько некрасив был почерк торговца. Он это называл «как курица лапой». Безвкусные завитки среди резкого истеричного прочерка с нажимом.

Поровнявшись с ней, он поздаровался, и прислонившись почти что к самому её уху произнес:
- Договор в силе? Я на тебя надеюсь, дорогая.
Между тем сам он поспешил к условленному месту встречи. Его уже ждала та, которой предстояло стать одной из решающих фигур в этой шахматной партии.
Он попросит её об одном одолжении, и она наверняка согласиться. Тем более, что настроение её этому вполне способствует, а просьба по-сути пустяковая.

В шикарных апартаментах мэра сегодня намечался небольшой банкет, куда мэр позвал только самых дорогих его сердцу друзей, руководителя охраны, военного провизора, генерала Охму, и, конечно же своего «хранителя тайн» Эга, советника Угра, и некоторых других важных и солидных персон, которые, несмотря на свое элитарное положение в лантивийском обществе очень редко показывались на глаза городской прессе, даже в желтых изданиях о них можно было накопать разве что самые скупые сведения.
Мэр решил сам присутствовать на подготовке торжественного бала, и проконтролировать подготовку праздничного стола, в связи с чем находился в красивом белом зале своей летней резиденции. Посередине зала возвышался фонтан, рядом с ним туда-сюда сновали оффицианты, одетые в белые сорочки с длинными красивыми манжетами и коричневые передники.
Вот уже прислуга разложила приборы и поставила вазочки. По задумке мэра в этих белых вазочках с тонким горлышком должны были расположиться веточки сакуры.
Мэр расплылся в улыбке, ощущая несравнимое ни с чем блаженство от того, что ему хоть сегодня не прийдется волноваться ни за предвыборную кампанию, ни за деньги, которые он ещё планировал вывести из бюджета.
---
Консьерж приблизился к нему быстрым шагом. Мэр между тем подозвал одного из оффициантов, он не мог не насладиться моментом. Взяв изящными пальцами тонкую ножку бокала, он отпил пузыристого холодного напитка.
-Ну вот, я чуть не поперхнулся- возмущенно обратился к консьержу, который, хотя и подошел и картинно кашлянул с целью привлечь внимание мэра к своей персоне и открыть ему некоторые обстоятельства, которые должны были в данный момент выглядеть настолько весомо, насколько весомо вообще могут выглядеть обстоятельства. Минимум перестрелка, максимум бывшая жена, подвернувшая ногу на темных лантивиских улицах.
- Сэр, я смею обратиться…- Мэр при этих словах начал нервно стучать по столику кончиком своего темного мундштука.
-Дело не терпит отлагательств.
- Я на это надеюсь, Джеймс. Иначе твой отпуск откладывается надолго.
-Да, хозяин. Тут пришла одна женщина…
-Да? И чего она хочет? - недовольно фыркнул мэр, поставив недопитый бокал на столик.
-Она говорит, что…хмм…- оффициант явно замялся.
-Ну же, не тяни кота за хвост! –потребовал мэр.
-Она говорит, что против вас готовятся козни.
- Ну надо же…- усмехнулся мэр. Так я и сам это знаю. Взять хотя-бы моего виночерпия. Наверняка попросил конюха, чтобы тот подольше вез ко мне валашское. Наверняка попросил его самой кружной дорогой ехать, лишь бы поспать подольше.
-Все куда хуже…Купеческая палата
Мэр не дал консьержу договорить, и сухо отрезал:
- Приведи её сюда.
Мэр хоть и подозревал, что это все сущие глупости, но накануне выборов не мог пренебрегать любой информацией, которая отражала серъезный расклад сил. А ведь купцы — это его прямая опора на выборах, где деньги, там и симпатии, где симпатии, там и власть. Особенно в Лантивии, где народ обычно голосовал именно так, как подсказывали им денежные мешки, которые, находясь в мнимой оппозиции между тем лишили толпу самостоятельности и ввергли в такую бездну политической апатичности, что, казалось, выборы тут стали этаким необходимым ритуалом, наподобие воскресной мессы. Что по сути и помогало повернуть жернова лантивийской политики в нужную купцам сторону. Мэра эта ситуация вполне устраивала, но вот возникло неожиданное препятствие в лице той системы, которую он, мэр, так целенаправленно простраивал всё это время.
Он поправил галстук, убрал мундштук в левый карман и вышел в фойе.
При входе по темному в светлую лилию, аккуратно и заботливо застеленному паласу нервно вышагивала взад-вперед девушка со светлыми волосами и большими, вдумчивыми глазами. Одета она была просто, белая простая льняная сорочка с короткими рукавами, небольшая заколка в виде виноградной ветки, темнокоричневый сарафан в клеточку. Аша нервничала, она ничего не могла с собой поделать. С одной стороны, она любила его. Но тем более её одолевал неутомимый демон мести, который диктовал ей, что следует отомстить возлюбленному, и за тот, оскорбительный для неё случай на пикнике, и за постоянное нежелание проводить с ней время, и за отклоненные предложения с её стороны о совместном проживании, и конечно…эта измена с неизвестной ей дамой.
-Господин мэр! Я вас жду…-довольно бесцеремонно завела она разговор
-Да, я информирован – произнес мэр, пытаясь по ходу событий напустить на себя тот самый напыщенно-серъезный облик, которым он блистал на предвыборных встречах.
- С прискорбием готова сообщить вам, то, что я сама недавно узнала…Против вас готовится заговор. Сегодня у заговорщиков сходка.
- Откуда вам это стало известно? …- удивился мэр
- Мой…муж там.
Мэр не стал переспрашивать. Он прошел в сторону окна, завешенного широкими, создающими атмосферу торжественного празденства. Их вешали только по особым дням, и мэр всегда вдохновлялся их видом. Ну а сейчас ему надо было собраться с силами, и понять, что же следует предпринять в данной ситуации.
-Хорошо, -сказал мэр, и повел женщину за руку в свою каменную оранжерею, где со стен свисали гроздья винограда. Там были уютные скамеечки, на которых мэр часто отдыхал во время рабочего перерыва, склонившись над интересной книжкой. Правда, стоит заметить книжки он выбирал в последнее время не самые интеллектуальные, в основном это были детективные и любовные романы средней паршивости.
Вот и сейчас на темнокоричневой скамеечке лежал пухлый томик в мягкой обложке.
Мэр улыбнулся, и жестом предложил барышне сесть.
-Займите себя пока что, а я чуть позже вернусь за вами. Когда состоится та самая встреча? Надеюсь не сейчас?
-Через полчаса они будут собираться…
-Ну и отличненько. Это недалеко?
-Нет, совсем нет, - Аша отвечала абсолютно искренне, она потратила на дорогу минут десять. Правда, при этом она шла быстрым шагом.
-Ну ладно, скоро все проясниться. Наслаждайтесь свежим воздухом! – мэр не хотел терять того позитивного настроения, которым зарядился с утра.
Аша кивнула. Мэр же вернулся к столикам и стал ждать, он надеялся на подмогу. С Охмой постоянно гуляет несколько его тотон-макутов, а это гарантирует ему по крайней мере неприкосновенность.
Мэр всё ещё надеялся на то, что, появившись во владениях того подлеца, что бросил тень на его власть, он быстро наведет порядок.
«Есть же хоть какая-то совесть у этих подлецов, им доставались государственные договора, самые лакомые куски, и за всем этим стоял я, никто иной. Сволочи! Расстрелял бы!»
Такие мысли роились в голове мэра, и он сам не заметил, как его руки сжались в кулаки от злости.
Взгляд мэра постоянно скользил по желтой металической пластине циферблата дорогих антикварных часов, которые висели рядом со шкурой медведя, справа от разожженого камина, краснеющего хищной пастью огня.
Прошло буквально пять минут, и в комнату ввалился толстый седовласый старичок с красными белками глаз, из-за чего он напоминал старого и полного кролика. Скупые и непримечательные награды на груди у этого раритета от военной науки могли бы вызвать снисходительную ухмылку иного профана, но не мэра. 
Кто из лантивицев не знал Охму во времена его юности, которая прошла в постоянных походах, в постоянной муштре, когда он спасался от раскаленного песка пустыни, не знал ни отца, ни матери (именно по причине его безотцовщины его отдали в кадеты) тот не поймет его характера.
Но власти Лантивии отлично понимали и оценивали эту его характеристику.
И белки его глаз были красны не от долгого бессонного чтения, а от пыток, которые он учинял в беленом здании у моста, который являлся службой охраны законности, тайной и безмолвной стражей, которую редко видели простые люди.

Мэр поприветствовал его, встав в военную стойку, это был своего рода долг почтения, некий ритуал, который неукоснительно соблюдался при их встрече.
- Рад вас видеть сегодня я с удовольствием выпил бы с вами наливки, но…Мы можем на минутку отлучиться и поговорить?
-Я могу вам чем-то помочь? – Охма немного склонился над мэром, от чего стал похож на некую громадину, которая нависла над гнездом орла. Именно такую позицию он выбрал в течении своей воинской карьеры, быть значимым, куда более значимым, чем он является в реальности.
-Да, давайте я проясню вам ситуацию.
Мэр некоторое время отвел на объяснение ситуации, в итоге уже через пару минут они двинулись в сторону оранжереи.
Девушка сидела на скамеечке, все там же, куда ей указал мэр. Представив друг другу действующих лиц, мэр позвал их в сторону черного выхода, по пути предупредив привратника, чтобы тот отослал курьеров и отменил встречу ввиду вновь сложившихся обстоятельств.
По дороге, уже усевшись в экипаж, где, помимо них, находилось несколько крепко сбитых парней с закрытыми лицами, правда при этом в интеллигентных черных пиджаках, мэр оглядел присутствующих и задал вполне логичный вопрос.
- А как же мы, господа, внутрь попадем? Мы же сегодня неоффициально их навестим!
Охма между тем решил блестнуть тактической смекалкой, что удавалось ему куда хуже, чем пытки и стрельба из револьвера.
- Ну я думаю стоит подстраховаться и подождать их на выходе, избежим кровопролития, ведь у них там повсюду охранники.
- Ага, -заметил не без иронии мэр,- а потом мы угостим каждого большим куском торта, и они сразу признаются во всем. Я уверен, что они, конечно же, признаются, скажут, что были на балу, танцевали, и пили мадеру…При этом ухмылка мэра немного скривилась. По всему было видно, что отмена такого отличнейшего банкета абсолютно не входила в его планы.
Тут уже пришло время вступить в разговор даме. Она спокойно и размерянно вступила в разговор
- Неужели вы подумали, что я не продумала каждую мелочь, переживая свое унижение, коря себя за прошлые ошибки, я не удосужилась подумать о том, как я могу отомстить этому хаму. С задней строрны дома есть небольшой овражек, который местами не охраняется совсем, а в другой части бродит одинокий Митни, он, правда, хороший стрелок, но я думаю, при необходимости вы сможете с ним справиться, а если повезёт, так и вообще шумиха не потребуется, проскользнем через черный ход,
-Действительно, -заметил мэр. Это будет самое резонное. Ну а что дальше? Мы же не можем просто ворваться к ним, пусть даже имея кххм…-тут мэр перевел взгляд на Охму,- некие секретные полномочия от Сатарпа.
- Я и об этом подумала. Предварительно я заказала некому художнику рисовать портрет Бейто, ну как подарок к его дню рождения. В итоге он предложил мне некую дельную мысль. У Бейто есть широкая приемная для гостей, туда он повесит свою картину, а сразу за приемной есть небольшая комната, там Бейто держит всяческие свои трофеи и подарки. Она немного пыльная, но, надеюсь, это нам не сильно помешает. Так вот, в картине, в одном из черных переплетов книг, которые на картине занимают полку рядом с Бейто, когда её вешали на стенку прорезали отверстие, а в стенке предварительно проделали дырочку, и теперь мы сможем наблюдать за всем, что случится.
- Да, отлично. Хороший план,- крякнул Охма, уже не пытавшийся гнуть из себя «управителя бала».
Проехав мимо особняка Бейто, карета свернула на тихую улицу, которая утопала в зелени деревьев. Проехав ещё метров сто, бричка остановилась. Из двери выбежали три наемника, а за ними неспеша (иначе он и не мог, наверное) вышел Охма, а за ним мэр и девушка.