Неграмотность

   Длительное время в посёлке Дубрежка, оторванном от очагов образования и культуры, замкнутом и обособленном, сохранялась неграмотность женщин, родившихся в начале 20 века. В условиях натурального обмена и в окружении грамотными членами семей, она практически не ощущалась и не мешала им вести хозяйство и растить детей. Хуже было одиноким, без мужской опоры и поддержки, особенно  в период высокой динамики жизни, насыщенной экономикой и денежным эквивалентом. Неграмотность для них становилась жизненной проблемой, заставляя приспосабливаться, искать опору и бороться хотя бы за минимальное познание таинственной силы цифр и букв.

   Среди таких женщин ярким представителем была Евдокия Поленок – в простонародье «Дунечка». Муж Степан погиб в годы войны, оставив ей троих детей. Сын умер, а двух дочерей она смогла вырастить. Среднего роста, чистоплотная и аккуратно одетая, подвижная и сметливая она с ранней зорьки не сидела на месте, а шустро двигалась, чтобы успеть везде – истопить печь, собранным сухостоем кустарников, подправить ветхое хозяйство, накормить скот, а затем детей. В промежутках с тревогой посматривала через небольшое окошко старенькой избы на улицу – не опоздать бы на колхозную работу…

   - Дуня, получи пенсию, - задорный голос поселкового почтальона порадовал хозяйку.
   - Проходи Анна, не стой у калитки.
   Склонив голову немного набок, «Дунечка» внимательно и с интересом, как умная курица, с удовольствием взирающая на выкопанное зерно, смотрела на медленно открывавшуюся объёмную сумку, набитую газетами и почтой. Процесс получения пенсии всегда радовал и в тоже время вызывал тревогу – вдруг, как в старые времена, опять перестанут выдавать. Для успокоения, не выдержав томительного ожидания, тревожно перебирая беспокойными руками подол сарафана, переспрашивала:
   - Сколько в этом месяце начислили?
   - Как всегда, - спокойно отвечала почтальон, - 28 рублей 85 копеек по случаю потери кормильца.
   «Дунечка» вздыхала и с благодарностью кивала головой:
   - Слава Богу – жить можно! Спасибо государству, что помнит и не забывает нас вдов. Хлебнули горя и в войну без мужей и после.

   Шелест бумажных денег и звон отсчитываемых монет радовали. Настороженность хозяйки выдавали зашторенное окно и беглые взгляды по сторонам. После отъезда выросших дочерей, проживая в одиночестве, побаивалась  неприятных неожиданностей, особенно после получения денег. Перебирая купюры в руках, с хитринкой всматривалась, что нарисовано и какие значки стоят на них, каждый раз что-то уточняя для себя:
   - В эту получку бумажки другие стали и меньше их. А вот эта сиреневая совсем не понятная, хотя цифры двойку и пятёрку я вижу. Герб с Лениным наши, а деньги, как и не наши, - с сомнением произнесла Евдокия.
   - Это выдали новенькие двадцати пяти рублёвые. В одной такой бумажке - пять пятирублёвок. Это большие деньги – внимательно смотри при расчёте ими, – поясняла почтальон.

   «Дунечка» напряжённо слушала, прикидывая, что можно купить за каждую бумажку, переспрашивала. После ухода почтальона долго и старательно укладывала в глубину памяти ценность купюр, переведённых на реальные продукты и вещи. Посаженный в палисаднике куст сирени, пышно разметав в буйном убранстве цветов ветки, с интересом заглядывал в окно…

   - Дуня, куры гряды разрывают! Пропадут огурцы. Ря-я-туйте, люди добрые!
   Соседка Мария, выпучив глаза, с хворостиной в руках гоняла по огороду нарушителей. Её надрывный крик всполошил и бедных кур во главе с петухом, которые, оставляя перья, улепётывали к изгороди, и их хозяйку. Петух пытался сохранить достоинство перед подчинённым слабым полом. Быстро перебирая ногами и размашисто крыльями, он гордо, задрав голову, всё же пытался на бегу, рвущимся от волнения голосом, прекратить панику своих подопечных. Это его и подвело. По пути их отхода, барски развалясь в мягкой, шелковистой травке, изнеженная щедрым теплом солнца, задремала довольная Мурка. Удар жёсткой ноги и впившаяся в её бок шпора петуха мгновенно подбросили ошалевшую кошку. Её выброшенные, как ножи, когти полоснули по петуху, который потеряв часть огненного хвостового оперения, мгновенно забыл и о чести и о достоинстве.

   - Мария, прости за потраву! Я этих холер сегодня поуменьшу – петуху дурную голову обстригу. Развелось их – 9 кур и 3 петуха.
   - Оно и видно – целый табун, аж 12 голов, - с досадой произнесла Мария.
   - Каких двенадцать? Девять кур и три петуха, - ответила Дунечка, считавшая до десятка.
   - Ха-ха-ха! – довольная засмеялась Мария, – с неграмотным говорить – только время терять, сам дураком станешь!   Не совсем поняв друг друга, но довольные собой, соседки разошлись…

   Очередное появление Дуни в доме Ульяны не удивило – та часто наведывалась по различным хозяйственным вопросам и совершенствованию первичных навыков образования, да и жила по соседству – через дом. Ульяна была младше на 16 лет, и ей удалось закончить 3 класса.
   - Уля, почитай письмо – от дочки Гали пришло. Как они там, в Саратове поживают? Вдруг что-то произошло – сон плохой приснился. – Её небольшая и худощавая фигура выражала нетерпеливое ожидание и немой вопрос.

   Ульяна уже давно привыкла к чтению и написанию ответных писем, но в это раз не удержалась и произнесла:
   - Дуня, уже не первый год ходишь, пора и самой потихоньку читать, да и писать - надо пробовать. Буквы ведь уже все знаешь.
   - Правду говоришь, правильно! Буквы знаю – на память не в обиде, но слова не складываются.
   - Начинай по слогам, с простых слов.

   Ульяна, прочитав письмо, на примере фраз из него опять начала пояснять. Дунечка слушала с понятием, задавая по ходу вопросы:
   - А как же поскорее научиться письмо написать?
   - Да просто – бери за пример полученное от дочки, смотри и учись, как надо писать.

   Дуня напряжённо морщила лоб, согласно кивала головой, что-то соображая, а затем, поблагодарив, довольная собралась уходить. В это время во двор зашла Наталья Бурцева – её ровесница, тоже неграмотная и потерявшая мужа Николая в годы войны – пропал без вести. Три десятка лет жила с Василием, который вернулся инвалидом после высылки в Магадан. Детей не имела. Высокая, худощавая, но широкой кости, с палкой в руке она размашисто вышагивала не только по посёлку, но и по соседним деревням. Простое, немного удивлённое лицо, было измазано, как и руки, печной сажей. Голова, обмотанная двумя платками - ситцевым снизу, а затем шерстяным, с торчащим треугольником поверх лба, выглядела странно. Выцветший саян, с пятнами налипшей грязи, и измочаленная кофтёнка подчёркивали общую неряшливость. Жила она тихо, безобидно и упрощённо, как вольная птица, не утруждая себя заботами о завтрашнем дне.

   - Уля, в магазин рыбу привезли. Сходи – хорошая рыбка, вкусная. Я попросила Машу, говорю: «Доченька, дай селёдочку пожирнее». Так она молодка – и селёдочку выбрала, и хлебушка дала, да и денег вернула целый карман. – С простецким выражением довольного лица, без мыслей и переживаний, как чистый лист бумаги, Наталья достала из потайного кармана семь смятых бумажек по рублю каждая.
   - А сколько ты денег дала? – спросила Ульяна.
   - Одна бумажка всего была, осталась от последней пенсии, таких раньше не давали.
   - Так это же 25 рублей, - не выдержала опытная уже Дунечка. – Дура ты, дура – довбня старая! – по-доброму, мягко и с сожалением подвела она итог. - За такие деньги и всего рыбий хвост и булка хлеба?! Полмесяца можно было питаться!
   - Так она всегда - выложит на прилавок деньги и говорит: «Бери сколько надо. Смотри сама». Вот каждый и смотрит – но не мимо лежащих денег! – добавила Ульяна.
- Не понимает ни цифр, ни букв. Зато любит и частенько бегает за разливным винцом в магазин. Наталья, а ты ведь в школу ходила!
   - Да, да ходила, но не помню ничего.
   - Танцы любила и погулять, поэтому и не помнишь, - заметила Ульяна.
   - Любила, очень любила с детства вытанцовывать под гармошку. Как услышу заливистые переборы, да дробь барабана на месте не могла усидеть – ноги сами в пляс шли. Книжки из рук вываливались, а об уроках и думать не хотелось. Учитель меня на танцах увидел и говорит: «Наташа, хорошо танцуешь – подмётки отлетают, а букв не знаешь, первый класс, который уж год закончить не можешь».
   - Учёба не шла, а на язычок остра была – такие хлёсткие и озорные частушки, танцуя «Сербиянку», распевала, что «мёртвого из гроба подымут», – заметила Дуня. – Пойду, надо дочке что-то собрать, да помочь.

   После ухода «Дунечки» засобиралась и Наталья, но вспомнив, зачем пришла, проговорила:
   - Уля, я хотела попросить у тебя безмен. Надо долг отдать – 2 фунта сала.
   - Бери пружинные весы. Они лёгкие и с ясными делениями в килограммах.
   - Не понимаю я этих делений, да и брала в фунтах.
   - А деления безмена понимаешь?
   Наталья задумалась, как-бы соображая, при этом немного смутилась, а фигура её была жалкой и растерянной  – было видно, что и с безменом она не справится.
   - Приноси ко мне – взвешу, - с сочувствием предложила обрадовавшейся Наталье Ульяна…

   Через пару недель к Ульяне заглянула чем-то встревоженная Дуня, которая с порога произнесла:
   - Не могу понять, что тут такое? – В руках она держала раскрытый конверт письма. – По адресу вижу, что из Саратова, от дочки. Пробовала читать – не разберусь, кто и что пишет?
   - Давай посмотрим. – Ульяна вытащила письмо из конверта и увидела лист бумаги, испещрённый снизу доверху каракулями очень похожими на буквы. На обратной стороне почерком Гали было написано: «Мама, срочно сообщи, что случилось? Мы не понимаем смысла этой писанины и переживаем за тебя…» Ульяна тоже не могла понять, кто автор письма, пришедшего из Саратова. – Кто писал? – спросила она у Дуни.
   - Я сама, как ты и учила – взяла письмо от дочки и, глядя в него, писала ответ. Какая буква или крючок были в её в письме - так я и выводила. Адрес на конверте подписала дочка соседа - школьница.

   Стало понятно, что пришедшее письмо было переписано и отправлено обратно. Слова были не связаны друг с другом, искажены и пропущены, но к удивлению Ульяны, видны были успехи пожилой ученицы и её огромное желание писать. Учёба продолжилась.

   Дуня, осознав ошибки,  быстро набирала опыт и уже через несколько месяцев сама писала заскорузлые, изорванные по смыслу, но понятные письма любимой дочке.

   В конце восьмидесятых годов в ходе поселковой переписи «Дунечка» в очередной раз была отмечена, как неграмотная. Узнав об этом, грамотный и пробивной «Хамей» (простонародная кличка), возмущённый, как будто Дуня получила медаль, не сдержался:
- Как же неграмотная?!  Считает и пишет лучше нас грамотных. Соловьём поёт. Даже письма строчит через неделю! Убрать её надо из списков неграмотных.

   Так, с лёгкой руки «Хамея», на одну неграмотную в посёлке стало меньше.