Осенний этюд

      Осенний этюд о веселом и грустном дне из жизни Глафиры Степановны Кошкиной.

                1.

        Когда у мужа зазвонил телефон, Глафира Степановна поначалу и внимания не обратила, пока не услышала в словах мужа оборот «приношу соболезнования». При этом голос супруга был спокоен, интонация – искренняя и прочувствованная. Стало понятно, что звонит его друг и общий одноклассник Константин Сергеевич,  и что его мама, Зоя Харитоновна, скончалась, не дожив четырёх дней до своего восьмидесятипятилетнего юбилея.


                2.
       
        В траурном зале народу было немного, только самые близкие друзья и родственники. Как только закончилось отпевание, Зою Харитоновну вынесли в машину и повезли на кладбище. Глафира Степановна мало её знала, Константин Сергеевич был одноклассником её и мужа только до третьего класса. Но слышала, что муж оставил её и Костю, уехал с новой женой в другой город, где и скончался лет десять назад. Сама Зоя Харитоновна была неплохим детским врачом, и весьма жестковатой матерью. Костя поздно женился, его единственной дочери было всего двенадцать лет.

        Да Глафире ли Степановне говорить о жесткости матерей уходящего поколения? Её мать была завучем по учебной части, грозой всех учащихся и учителей. Мать мужа, учительница русского языка и литературы, тоже не баловала своих Васю и Ирину нежностью и любовью. Что теперь об этом вздыхать.

        Но слёзы почему-то лились и лились, и Глафира Степановна не могла понять, почему. Чего-то было жалко. С Зоей Харитоновной уходил отрезок жизни, где они были Васькой, Глашкой, Костькой, где ходили в одноэтажную деревенскую школу, учили стихи про Ленина, ездили на олимпиады в район… Глафира Степановна так часто доставала из косметички пудреницу с  зеркальцем, что пришлось переложить её в карман куртки вместе с носовым платком.


                3.

        На кладбище было холодно. Иностранцы кавказских кровей в лёгких курточках ждали их возле выкопанной ямы. А всего таких свежевыкопанных ям поблизости Глафира Степановна насчитала четыре, стало быть, сегодня  еще четыре человека закончили свой путь на этой земле.

        Кто-то опускал гроб в могилу, кто-то уже кидал глину, кто-то рыдал, кто-то возлагал цветы и заботливо поправлял ленточки на искусственных венках.

        Глафиру Степановну впечатлил рыдающий крик мужчины с соседнего ряда могил:

        - Ну и с кого мне теперь спросить?!! Ну и как мне теперь с этим жить?!!

        Да, трагедия. Это Зоя Харитоновна прожила долгую жизнь, а сейчас, судя по надгробным надписям, люди живут немного. И с кого за это спрашивать?


                4.

        Константин Сергеевич поцеловал маму в лоб, кивнул иностранцам, те быстро и ловко закрыли крышку гроба, так же быстро и ловко положили гроб на два полотенца и стали опускать его в яму.

        Глафира Степановна знала, что, когда православного человека опускают в яму и засыпают землей, нужно петь «Трисвятое». Но здесь никто не собирался этого делать, сама же Глафира Степановна не рискнула петь вслух, только тихо шептала: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас».

        Потом все подходили, возлагали венки и живые цветы, кое-кто крестился. Василий Павлович оглянулся на жену и попросил её прочесть краткую заупокойную молитву.

        Глафира Степановна подошла к могиле, перекрестилась и тихо прочитала:
 
        - Упокой, Господи, душу новопреставленной рабы Твоей Зои и прости ей вся её согрешения, вольная и невольная, и даруй ей Царствие небесное.

        На неё никто не оглянулся и никто не окатил осуждающим взором. Ну и славно.

        После этого поехали на поминальный обед.

 
                5.

        Она не планировала оставаться на обед, но народу так немного,  каждый на виду, уйти как-то неудобно.

        Материальное положение Константина Сергеевича позволяло заказать поминки в крутом ресторане между кладбищем и городом. Зал был маленьким и уютным, две серьезные официантки с безупречными фигурами, прическами, отточенными движениями сервировали ритуальный стол. Рядом стоял еще один. Видимо, когда закончится время поминок, для следующих посетителей начнется время праздника. Что ж, это – жизнь.


                6.
 
        Из поминальных выступлений следовало, что Зоя Харитоновна остаётся в памяти человеческой, как любящая мать, гостеприимная хозяйка, отличный специалист в сфере детского здравоохранения.

        Напротив сидел Леонид Мстиславович, офицер ГИБДД, земляк сына усопшей, а, следовательно, и Глафиры Степановны с Василием Павловичем. Завязалась беседа о дорогах к их малой Родине, ведь последние несколько десятков лет все сидящие здесь живут в городе.
 
        Леонид Мстиславович обменивался с Василием Павловичем впечатлениями о школьных вечерах встреч с выпускниками. Глафира Степановна подкладывала обоим рыбный пирог, блины, кутью. Жена Леонида Мстиславовича, яркая полная блондинка, сидела рядом с супругой Константина Сергеевича и щебетала о чем-то своем.


                7.

        Наконец пришло время уходить. Официантка постарше деликатно напомнила, что сейчас придут следующие посетители. Все встали, пошли на выход. Коридор с гардеробом был узким. Василий Павлович снял пуховик и надел на Глафиру Степановну. Она сунула руки в карман и не обнаружила пудреницы с зеркальцем.

        - Наверное, это не мой пуховик, - произнесла она. – У меня в кармане было зеркальце.

        Народ клубился, и никто не заметил, как Глафира Степановна шарилась в карманах не своего пуховика. Наконец Василию Павловичу удалось найти пуховик жены, но вторично он её одеть не смог, потому что его унесло с волной уходящих и освобождающих дорогу входящим.

        Когда Глафира Степановна подняла глаза, вместо мужа увидела перед собой улыбающегося блондина лет сорока пяти-пятидесяти, в ладном костюмчике, в облаке дорогого мужского парфюма. А ботинки его были такими чистыми, лёгкими, что электрический свет играл на них, как на поверхности тихого озера. Глафира Степановна снова подняла на него глаза и столкнулась с веселым доброжелательным взглядом.

        Он взял из её рук пуховик и сказал весело:

        - А ну-ка я помогу девушке одеться!
 
        Глафире Степановне было пятьдесят девять лет, и её старение никак не походило на старение Эдиты Пьехи и Людмилы Гурченко. Она вежливо улыбнулась, но красавчик-блондин так же весело повторил, что сейчас поможет очаровательной девушке одеться и ловко засунул Глафиру Степановну в пуховик. Довольный своей работой, он еще слегка хлопнул Глафиру Степановну по попе. Ошеломленная, она сказала своё «спасибо», улыбнулась улыбкой, которой никому не улыбалась уже, наверное, лет тридцать как, после чего выпорхнула на улицу, подошла к мужу и громко похвасталась, что её не только одели, но и два раза назвали девушкой, да еще и по попе похлопали. Стоявший рядом с мужем Леонид Мстиславович засмеялся, засмеялся и муж.

        Рядом с машинами, на которых приехали провожавшие Зою Харитоновну в последний путь, стояли иномарки высшего класса. Они привезли к праздничному столу людей из другого мира, к которому принадлежал одевавший Глафиру Степановну мужчина.


                8.

        Придя домой, Глафира Степановна посмотрела на себя в зеркало. «Сколько нам с Васей осталось жить?» - подумала она. «Хорошо бы, хоть десяточек лет пожить еще, и обязательно вместе. Если первой уйду я, он не сможет жить один, даже утреннюю кашу сварить себе не сумеет, как он без меня. Конечно, лучше бы уйти вместе, чтоб не тосковать друг без друга».

        Тут она вспомнила блондина из ресторана и улыбнулась.

        Ничего, еще поживем.