Чужой петушок

Зима только начиналась, земля только недавно покрылась мокрым снегом. В воздухе чувствовался запах горящих дров. Это хуторяне отапливали свои хаты в преддверие ночи. А ночь уже не заставляла себя ждать, быстро наползала она из черного леса, покрывая своей мрачной тенью огороды и посадки. Куры уже сидели на насесте, лишь петух ходил взад-вперед, клевал остатки зерна и тряс бородкой, словно, предчувствуя что-то. Его суровый зоркий взгляд присматривался к шуму, всматривался в погружающуюся темноту, цеплялся за все подозрительное. Ни звон цепи соседской собаки, ни приглушенные удары колуна где-то через дорогу, ставшие уже обыденным, не отвлекали его. Он смотрел в сторону леса. Там среди голых зарослей бузины что-то двигалось, ярко-оранжевое. Это не была лиса, уж очень спокойно приближалось это пятно к курятнику. Наконец, можно было разглядеть очертания, и петух захлопал угрожающе крыльями. Он признал в незваном госте сородича, такого же как он ярко рыжего петуха. Откуда он взялся, что заставило этого чужого петуха покинуть своих кур, свой курятник, оставить свой двор, оставалось загадкой. Но этот чужой шел, словно, к себе домой прямо к курятнику. Радушный прием был непродолжительным. Чужого погнали, он едва успел забежать в сенник и забиться под сено. А на утро он снова ходил по двору, пытался затесаться среди кур и даже делал попытки ухаживания.
Хозяин хаты, седой старик за седьмой десяток лет, с удивительным спокойствием наблюдал за пришельцем. Он не гнал его, а даже подсыпал на его пути пшеницу, пытался приласкать. Первые два дня чужак дичился, не подпускал к себе и ночевал на сеннике, но на третий день уже изрядно освоился на птичьем дворе, стал прогонять наглых индюшек от куриного стада и даже подружился с хозяйским петухом. Вот почему на четвертую ночь сенник уже пустовал, а курятник пополнился еще одной птицей.
Наступило утро пятого дня. Во дворе гуляли куры, шел легкий снежок. Старик вышел на крыльцо и забил старую, но искусно сделанную из красного дерева трубку обычной махоркой. От первой затяжки старик прищурил от удовольствия глаза и крякнул. Подпоясав тулуп, он спустился вниз. Снег приятно скрипел под ногами, птица по привычке побежала к хозяину в надежде получить корм. Куры ходили вокруг старика, показывая свои красивые перья.
- Что же с тобой делать? - качал седой головой старик, глядя на нового петушка, топчущего зазевавшуюся курицу. - Пришел гостем, а ведешь себя неподобающе.
Новый петушок словно понял укор старика и отошел в сторону.
- Уж больно ты хорош! - похвалил старик его. - Но стадо мне перепортишь.
Затем старик вышел за калитку и пошел к соседям, поспрашивать, может, у кого пропал петух. Но соседи говорили, что петухов не теряли, лишь Гришка пьяница бил себя в грудь и стал утверждать, что как раз накануне от него ушел петух. Но верить Гришке было нельзя, тем более никакой живности, кроме хромой собаки, у него уже лет пять не было. Зашел старик и в самую крайнюю хату к известной во всей округе знахарке.
- А, Миколыч, - обрадовалась знахарка. Была она молодой бедовой девкой с черными, как смоль, волосами. Старик знал ее еще ребенком, знавал ее мать.
- Привет, Аленушка.
Старик присел за стол и оглянулся. На стенах висели связки и пучки разных растений, отчего в хате приятно пахло скошенным лугом, сеном, цветами.
- Какими судьбами? - спросила девушка. На ней было красивое из белого льна русское платье, словно она ждала кого-то в гости. На столе стояла бутылка чистого самогона и тарелка с маринованными огурцами.
- Я тебе не помешал? - ухмыльнулся старик.- Да я на минуточку.
Он погладил свою бороду, когда Алена склонилась над столом и налила полный стакан самогона пожилому гостью. Она уважала его, считала в какой-то степенью обязанной старику. Несколько лет назад, он помог ей похоронить ее мать. Когда она склонялась над столом, то в открытом вырезе ее сарафанного платья сидящий мог увидеть спелые наливные словно яблоки груди, вишневые сладкие соски, и старик на минуту вспомнил свою молодость и про себя подумал, что хороша девка да жаль одна.
Он выпил без закуски стакан самогона, занюхал свой рукав и наконец сказал причину своего прихода.
- Я, Аленушка, уж четвертый день голову ломаю, пришел ко мне из леса красавец-петух, таких я еще не видывал, яркий как огонь, пришел и живет у меня в курятнике. Старый петух его принял. Ну дело не в этом... Смотрю я на этого чужака, а у самого чувство, будто не петух это, а человек, то есть душа в нем человеческая. И ведет себя так, словно, знает меня, все ему знакомо в этом месте, и что делать с ним, я не знаю. Два петуха это много для моих курей, попортит стадо, ты возьми его себе, будет тебе он как собачонка, ручной он и добрый.
- Да, зачем мне петух, Миколыч? - засмеялась Алена. - Мне бы мужика найти нормального, крепкого, сильного да непьющего.
Улыбка у нее была широкая, завораживающая и старик тоже заулыбался, а затем и стал смеяться до кашля. Пришлось ему еще налить стакан самогону.
По дороге домой он шел уже покачиваясь. Местные жители здоровались с ним, посмеивались, а он лишь махал рукой, "мол знаю, принял лишку".
Во дворе к нему опять подбежали куры уже с изрядно пощипанными боками, и старый и новый петух важно ходили вокруг.
- Эх.. черти! Что ж мне с Вами делать, двух я Вас оставить не могу. Вот, ты, Петя, мне верой и правдой уж три года служишь, да и ты пришлый, уж больно красив и умен. Ходил я тебя сватать за хорошую девку, и она вроде не против, но вот только не петух ей нужен, а мужик во го-го!
И старик сжал свой кулак и показал на птицу. Все инстинктивно разбежались, а вот новый петушок остался, смотрит так понимающе, клюет для вида что-то под валенками старика.
Когда старик ложился спать, он еще раз подумал об Алене и ее матери. Мать ее была ткачиха, не такая заметная как Алена, серая такая мышка, скромная, ни разу от нее никто грубого слова не слышал. Она-то и всю жизнь прожила одной, а как она Алену родила оставалось загадкой для всех жителей хутора. Поговаривали даже в шутку о непорочном зачатии и о каких-то беглых зэках, которых она, якобы, приютила и прятала от советской власти. Но все это так и осталось слухами, а вот Алена, и вправду, выросла очень красивой девушкой, не похожей на деревенских и станом и умом, словно из другого теста сделана. Ее не очень любили местные, обижали, а когда мать померла, вообще затравили, и пришлось Миколычу взять ее под опеку, устыжать местных жителей, просить проявлять милосердие. И вот сейчас он по-отечески думал, когда особенно болело в правом боку, что помрет и он, и ей туго придется, затравят завистники да еще того худого и хату спалят. А уходить ей некуда.
И приснился старику сон, будто петух его новый говорит с ним человеческим голосом, что пришел он к старику неслучайно, а по воле неба.
- Послал, - говорит петух, - меня Создатель, чтобы через меня и тебя спасти девушку.
- Да, как же мы с тобой спасать ее будем? - удивляется старик во сне, а сам бороду свою седую гладит.
- А все просто, возьми меня и заруби и свари бульон, выпей его и станешь молодым двадцатилетним парнем, а там уж сам знаешь, что делать...
Проснулся старик, а пред глазами сон стоит, словно наяву все это было. За окном еще ночь стоит, темно, а старик уже к курятнику подошел, тусклым фонарем светит, нащупал задвижку и вошел внутрь. Спят куры, в воздухе туман стоит. Взял старик петуха и понес к пеньку, взмахнул топором и отсек голову. Да руки уже не те, ослабили хватку, петух обезглавленный вырвался и в темноту полетел. Еще долго старик искал его в потемках, пока наконец не нашел.
Бульон, действительно, оказался вкусным, наваристым. Когда старик пил его, то старался ни о чем не думать. Да, ему было жаль пришлого петуха, но сон накануне так тронул его старческую душу, да еще стояла перед глазами молодая девичья грудь со сладкими вишневыми сосками, что стал он даже причмокивать от удовольствия и невольно смотрел на свои руки, с глубокими синими жилами, не молодеют ли. Но руки не молодели, да и видно, простыл он этой ночью, когда петуха искал на снегу. Кашель начался, жар, а под утро Миколычу едва хватило сил отпереть курятник и выпустить птицу. Да вот беда...
Увидел он среди выбегающих на снежную волю кур ярко оранжевое пятно и признал в нем своего пришлого петуха. Видно сегодня ночью зарубил он по ошибке старого.
- Эх... - пожалел старик. - Эх, старый я дурень...
А под вечер жар усилился, и он пролежал в бреду всю ночь. Хорошо, что приходила Алена и заботилась о нем, чай с медом и травами горячий подавала, спину стариковскую мяла да масла и мази втирала.
- Спасибо, Аленушка, - вымолвил он и попытался встать, но сил еще не было.
- Полно, Миколыч, полно, - подбежала к нему девушка-знахарка. - Тебе вставать еще рано. Где тебя продуло-то?
Она положила свою прохладную ладонь ему на лоб, и он невольно закрыл глаза.
- Алена, - вымолвил он, тяжело дыша. - Тебе уезжать нужно из этой глухомани. В большом городе и работа и мужчину найдешь. Ты девка завидная...
- Миколыч, не говори ничего... Береги силы..., - успокаивала его Алена. - Вот попей еще чай с малиной.
Она помогла ему приподняться и дала горячий чай.
Он пил чай жадно, глубокими глотками, а сам любовался девушкой. За окном, вдруг, закукарекал петух.
- А куры-то, куры..? - вдруг вспомнил он...
- Покормила я твоих кур, Миколыч, - успокаивала его Алена, улыбаясь. - Будь покоен. А петух пришлый у тебя и вправду красавец, мы  с ним подружились.
И она снова стала смеяться тем здоровым заразительным смехом, что старик невольно улыбнулся и про себя подумал... "хороша девка".