Идиот не сладкая греза в стиле Psycho

«Идиот»: не сладкая греза в стиле «Psycho»
Опера Мечислава Вайнберга, 24 ноября, Концертный зал Мариинского театра
В пятницу, 24 ноября, я занялась музыкальным самообразованием. А для этого всегда нужен повод, поскольку я не люблю ни Достоевского, ни современные оперы. В партии князя Мышкина в «Идиоте» выступал любимый тенор Илья Селиванов, а я давно не была на его спектаклях. Это и сподвигло меня послушать эту оперу. Так сказать, совместить приятное с возможностью расширить кругозор по части современной оперной музыки. По продолжительности – три часа сорок минут – опера Вайнберга вполне может соперничать с классическими русскими и даже вагнеровскими творениями. Не все зрители выдерживали, часть сошла с дистанции после первого действия. Оставшиеся же впечатлились премьерным спектаклем (премьерными считаются первые десять представлений со дня первого исполнения, в июле 2016 года) и активно приветствовали певцов на поклонах. Я тоже оказалась под впечатлением. Прежде всего, от исполнителей: замечательно спето и сыграно! Всегда восхищаюсь способностью солистов блистать в такой нелогичной музыке. И тут им низкий поклон, держали в напряжении, не давали отвлечься от происходящего и звучащего на сцене! И заслуга артистов, представлявших главных героев, Ильи Селиванова, Марии Баянкиной, Юрия Власова здесь несомненна! Очень колоритные персонажи получились! И пение великолепное!
Мои впечатления от таких своеобразных опер, как «Идиот», всегда распадаются на несколько аспектов: исполнение, музыка и сам спектакль, то есть режиссура. И часто они бывают очень противоречивыми. Как и теперь.
Исполнение было замечательным. Не устаю восхищаться, как солисты театра и Академии молодых оперных певцов мастерски справляются с трудными вокальными партиями современных опер. Но без этого у новых творений мало шансов завоевать публику. Если в классических можно «выехать» на красивой музыке, то в современные могут поразить слух и воображение только будучи хорошо исполненными. Как в случае с «Идиотом» Вайнберга. Мощный вокал, хорошо проработанные мизансцены.
Сама опера, в моем понимании, – это Достоевский даже не в квадрате, а в кубе, доведенный до логического конца: мрачные видения в помутненном сознании. Достоевский, помноженный на композитора и режиссера, что сумеречного писателя сделало по-настоящему мрачным, а героев – персонажами театра абсурда. Конечно, в романах Достоевского всегда все действующие лица с сумасшедшинкой, но в каждом есть что-то светлое, наивное, человечное. Бог в них хотя бы теплится. Правда, читать романы писателя без раздражения у меня не получается: «Ну что же они такие рохли? Почему позволяют над собой так измываться? Почему все происходит с надрывом на грани истерики или нервного срыва?» Но потом, познакомившись с опубликованной перепиской Достоевского с женой по поводу его игорных дел в Баден-Бадене, я поняла, что в каждом герое писателя есть частица его самого. И все отношения, которые он описывает, знакомы ему изнутри. Это такое психологическое садо-мазо, когда провинившийся, образно говоря, рвет на себе волосы и кричит пострадавшей стороне: я ужасный, ты не можешь любить меня, я изгой, ты должна презирать меня! Жертва же начинает утешать, говорить, что обвиняющий неправ, он хороший, ну, и так далее, почти без конца, – несколько мучительно надрывных кругов. В советское время подобные отношения называли «достоевщиной», которая, якобы, сидит в каждом русском человеке. Именно поэтому романы писателя были так популярны на западе. Европейцы считали, что, читая их, они постигают загадочную русскую душу. Меня же такой подход всегда напрягал, мне не хотелось походить на его героев ни в чем, особенно, в этих безумных «превратностях любви». Композитор же в музыке оперы довел Достоевского до гротескно-параноидального состояния, фактически лишив всех действующих лиц обаяния и превратив в карикатуру, словно это Салтыков-Щедрин с его беспощадностью к людям, а не писатель, скорбящий о слезинке ребенка и мечтавший о том, что «красота (т.е. Бог) спасет мир». Хотя текст либретто слово в слово совпадает с диалогами из романа «Идиот», интонации их стали иными, а с ними – тональность и сущность действия. Но, как известно, даже слово «Да» можно произнести с пятьюдесятью разными интонациями, которые позволяют изменить его смысл даже на противоположный. От Достоевского в опере «Идиот» осталась «достоевщина»: мрачность, сумасшедшинка и надрыв на грани истерики. Князь Мышкин, правда, исполнен блаженной любви, от которой никому ни холодно, ни жарко, поскольку рождается она из неадекватного, детски-наивного, восприятия мира и болезненной отстраненности от него.
Весь спектакль не могла отделаться от ощущения, что опера «Идиот» – это «Травиата» по-достоевски, с мотивами психологического садо-мазо и при множественном расщеплении личности (по количеству персонажей). Конечно, как я и полагала, и музыка Вайнберга, и сама опера – это не мое. Но постановка Алексея Степанюка мне понравилась. Она, не мудрствуя лукаво, воплощает оперу Мечислава Вайнберга, ничего не усугубляя, ничего не усложняя. Получилось очень стильно. Правда, по духу немного напоминает постановку оперы Шостаковича «Нос», но, по-видимому, это и не удивительно. К этому подталкивает стилистика музыки композиторов, ведь Вайнберг был учеником Шостаковича. А, как известно, яблоко от яблони…