Возникновение теории государства и права

Лекция. Возникновение и развитие теории государства и права в России

 
Теоретические знания о праве и государстве складывались в России непросто и имеют свою собственную судьбу.
В начале формирования русской правовой культуры для нее не было никаких социальных условий. Россия формировалась как православное государство, в котором не было места западноевропейской концепции естественного права. Идея права поглощалась идеей закона, который понимался как внешнее авторитетное предписание, имеющее и юридический, и моральный характер и подчиненное ценности абсолютного начала – Бога. Наиболее ярко подобная правовая идея была сформулирована в трактате киевского митрополита Иллариона «Слово о законе и благодати» (XI в.).
      Впервые некоторые либеральные идеи естественного права проникли в Россию вместе с ранними ересями (ересью стригольников, ересью Матвея Башкина и др.), но не получили общественного признания как чуждый элемент православной системе ценностей.
       Второе и более серьезное пришествие естественного права состоялось в эпоху Петра I, когда начали переводиться многочисленные естественно-правовые трактаты западноевропейских мыслителей. Однако это имело место лишь вследствие «огосударствления» естественно-правовой мысли, которая использовалась для обоснования абсолютизма царской власти (например, Ф. Прокоповичем в «Правде воли монаршей»).
      Первые теоретические знания о праве и государстве начали складываться в России лишь в XVIII в., когда были учреждены Российская академия наук и университеты, где начали преподавать юридические дисциплины.      Русское правоведение первоначально ограничивалось усвоением того, что уже было разработано философско-правовой мыслью Запада. Учения Г. де Г. Гроция, Т. Гоббса, С. Пуфендорфа, Х. Вольфа, Ш.Л. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта преподавались с университетских кафедр.
       Однако собственно теории права и государства России тогда еще не было. Все теоретическое знание о праве и государстве формировалось в рамках самостоятельной дисциплины – философии права. Последняя исследовала не столько теоретические основы позитивного права, сколько право, каким оно должно быть с точки зрения тех или иных правоприменительных критериев государства, т.е. имело своим предметом то, что сейчас называется естественным правом.
      Позднее, в связи с естественным правом, начинает развиваться энциклопедия права – дисциплина, под которой первоначально понимался краткий курс юридических наук в виде совокупности разрозненных сведений о праве. Энциклопедия права получила со временем значение самостоятельной юридической дисциплины, теоретически обобщающей выводы других юридических наук. В этой своей роли энциклопедия права в XIX в. зачастую отождествлялась с общей теорией права и способствовала развитию юридического позитивизма.
       Но возникновение отечественной теории государства и права как самостоятельной науки и учебной дисциплины относится лишь ко второй половине XIX в., когда общее учение о праве в качестве самостоятельного объекта изучения сначала излагается в сочинении М.Н. Капустина «Теория права. Общая догматика», а затем и Н.М. Коркунова в «Лекциях по общей теории права», в трудах «Общественное значение права», «История философии права».        В работе М.Н. Капустина вопросы права рассматривались с позиции юридического позитивизма, в соответствии с которым исследователя должна интересовать лишь формально-логическая обработка нормативного материала путем его систематизации и обобщения. Причины возникновения права при этом игнорировались.   
       Исправить эти недостатки было призвано социологическое направление, ярким представителем которого был Н.М. Коркунов.
       В своей теории Н.М. Коркунов доказывал, что право – это не просто защита интересов, но и их разграничение. Юридические нормы разграничивают интересы различных субъектов в отличие от норм технических, указывающих средства достижения определенной цели, и правовых правил, дающих сравнительную оценку разных интересов одного и того же лица.
       Государство же, по его мнению, - это не лицо, а юридическое отношение, в котором субъектами права являются все участники государственного общения, а объектом служит государственная власть как предмет пользования и распоряжения.
       Он возражал против формального подхода к государственной власти, единой, как воля. Подобная концепция, рассуждал Н.М. Коркунов, не объясняет, чья воля осуществляется в отношениях между государственными органами, каждый из которых имеет свою волю.
        Само понятие власти, по его мнению, не связано необходимо с понятием властвующей воли. Не всякая воля властвует – она может быть бессильна, безвластна. Вместе с тем воля всегда стремится к власти, приобретает, теряет ее, т.е. власть является объектом помыслов и действий воли. В то же время власть не предполагает обязательно волю. Властвуют иногда божества, представления о болезнях и грозящей беде.
       Взаимное сдерживание органов власти, обеспечивающее свободу граждан, достигается не только обособлением разных функций государственной власти, но и вообще «совместностью властвования», которая находит проявление в трех формах: в осуществлении одной и той же функции несколькими независимыми друг от друга органами; в распределении между несколькими органами различных, но взаимно обусловленных функций; в осуществлении различных функций одним органом, но в разном порядке. Эти формы могут образовывать всевозможные комбинации государственных органов.
       Рассуждая о государстве, Н.М. Коркунов неоднократно высказывался против ограничений избирательного права, поскольку «государство по самому существу своему призвано служить не отдельным классам, а быть организацией всего народа, как одного целого». При ограниченном представительстве, утверждал он, неизбежны противоречия между государством и теми слоями народа, которые не представлены в государственных органах, возникает опасность розни, недоверия между государством и обществом. Особенные его возражения вызывали цензовые избирательные системы.
       Характеризуя государственный строй самодержавной России, он отмечал устарелость российских законов о правах гражданской свободы, противоречие между гласным судом и местным самоуправлением, с одной стороны, и «странным анахронизмом», каким является бесправие личности перед административным произволом, и полное отсутствие хотя бы малейшей свободы общественной деятельности – с другой.
       По его мнению, упорядочение издания законов, наделение судов правом разрешать противоречия между указами и законами, учреждение административной юстиции в виде самостоятельной системы судов, предоставление им права отмены незаконных распоряжений, обеспечение гражданских прав (неприкосновенность собственности, право граждан на подачу петиций) в России не требуют наделения подданных политическими правами и создания представительства, ограничивающего власть самодержца: «Государь сосредоточивает в своих руках всю полноту верховной власти безраздельно, но осуществляет ее правомерно».
       Значительный вклад в развитие теории права и государства России внес профессор Московского университета А.С. Муромцев.
       В своих трудах («Определение и основное разделение права», «Что такое догма права» и др.) он придавал главное значение правовым отношениям. В основе права лежат интересы индивидов, общественных групп, союзов и т.д. На базе интересов в обществе возникают различные отношения, регулирование которых осуществляется, отмечал ученый, с помощью различных санкций: юридической, моральной, религиозной и др. При этом каждое отношение может быть предметом нескольких санкций одновременно.
       Он различал правовое отношение (отношение «защищаемое») и юридическое отношение (отношение «вынужденное, или защищающее»).
       Различая юридическое и правовое, он оговаривал отсутствие между ними четкой границы, особенно в периоды «развитого государственного быта» (по существу, гражданского общества), когда в обществе действует и получает государственное закрепление особый, частный и групповой, не зависимый от государства интерес.
       Юридические нормы, которые создают государство, заявлял ученый, не всегда соответствуют существующему в данном обществе правопорядку. Встречаются случаи некоторых противоречий между предписаниями нормы и правопорядком, но бывает и так, что правопорядок идет наперекор юридическим нормам. В результате «не только не будет защищаться то, что предписано в норме, но напротив, будет защищаться нечто, совершенно тому враждебное».
       Большие надежды на преодоление противоречий между юридическими нормами и правовым порядком С.А. Муромцев возлагал на судебные и другие правоприменительные органы, которые, по его мнению, должны быть способны постоянно приводить действующий правопорядок в соответствие со справедливостью.
       По утверждению ученого, «законодательная реформа – единственное верное средство для осуществления справедливости». Однако нельзя, замечал он, полагаться только на законодательный орган, реформы которого «могут слишком задерживаться».
       Мыслитель защищал право как систему правоотношений, возникающих на основе конкретных интересов людей внутри гражданского общества. Право, по его убеждению, создается не только «велениями государства», «сверху», но и в процессе развития общественных отношений, т.е. «снизу». Созданное таким образом право нуждается в гарантиях государства от нарушений с помощью «организованной защиты».
      Важную роль в развитии социологического направления в русской теории государства и права сыграл также М.М. Ковальский.
       Одним из магистральных направлений в его исторических исследованиях стало изучение процесса развития европейского государства. «От прямого народоправства к представительному правлению» – так назывался его трехтомный труд, к сожалению, оставшийся незавершенным. В нем была представлена параллельная история государственных учреждений и политико-правовых идей. Новизна этого вида анализа и обобщений состояла в показе более тесной связи и зависимости политической мысли от течения общественной и политической жизни.
       В упомянутом труде М.М. Ковалевский, в частности, доказывал, что многие варианты доктрины ограниченной монархии и городского республиканского правления нашли себе место в Средние века в памфлетах, проповедях, дидактических виршах и в текстах поспешных манифестов и разного рода деклараций гораздо раньше, нежели в доминирующих течениях политической мысли и ее классических произведениях.
       Исследователь не оставлял без внимания и духовную культуру, ее памятники и комментарии к ним. Нередко в обсуждении государственных порядков и политического быта он обращался к авторитетному мнению В. Шекспира, Л. де Вега и более поздних европейских авторов.
       Свое «второе дыхание» юридический позитивизм обрел в трудах Г.Ф. Шершеневича – выдающегося теоретика государства и права дореволюционной России.
       В своих работах («Общая теория права», «Общее учение о праве и государстве» и др.) он обосновал положение отцом, что понятие права включает в себя положительное, действующее право, объективное право – совокупность правовых норм и субъективное право – «возможность осуществления своих интересов субъектом права».
       При этом объективное и субъективное право – это не две стороны одного понятия, а самостоятельные и совершенно различные понятия. Если субъективному праву всегда соответствует объективное право, то последнее может вполне существовать без субъективного права. По Г.Ф. Шершеневичу, объективное право – основное понятие права, субъективное право – производное.
       К сущностным чертам права он относил следующие: право предполагает поведение лица; право обладает принудительным характером; право всегда связано с государственной властью. Эти неотъемлемые элементы права образуют представление о его понятии. Право – это норма должного поведения человека, неисполнение которой влечет за собой принуждение со стороны государственных органов.
       Г.Ф. Шершеневич полагал, что принудительный характер права не позволяет относить к нормам права конституционное, каноническое и международное право.
       Нормы права выражают требования, обращенные государственной властью к подчиненным ей лицам, поэтому, отмечал он, правила, определяющие устройство и деятельность самой государственной власти, т.е. конституция, не могут иметь правового характера.
       Государственная же власть не может быть подчинена праву, потому что «требование, обращенное к самому себе под угрозою, не имеет никакого значения». Действия государственной власти находятся всецело под санкцией общественного мнения, т.е. в сфере морали.
       Г.Ф. Шершеневич также писал, что государство является источником права. Согласно его концепции, государство есть явление первичное, а право – вторичное. На этом основании он выступал с критикой идеи правовой связанности государства им же самим созданным правом. Теория правового государства, утверждал он, не имеет теоретического обоснования и практического значения.
      Он доказывал также, что «право есть хорошо понимаемая политика силы». Эту идею самоограничения власти он развивал как противовес теории правового государства и говорил о политике фактического самоограничения государственной власти, которая в своих же собственных интересах устанавливает границы возможному произволу со стороны должностных лиц и государственных органов. При этом граница между правом и произволом заключается в том, что «право есть правило поведения и должно быть соблюдаемо самой властью, его устанавливающей». Если же государственная власть, установившая правило, не считает нужным его соблюдать, а действует в каждом конкретном случае по своему усмотрению, то право сменяется произволом.
       Ученый призывал исследовать социальную направленность деятельности современного ему государства. Государство в связи с этим само заинтересовано в благосостоянии своих граждан и, как результат, в стабильности государственной власти, поэтому оно «спешит содействовать экономической деятельности частных хозяйств организацией кредита, страхования, улучшением путей сообщения, отысканием новых рынков».
       Вместе с тем государство «стремится развить в гражданах свободную инициативу», которая предполагает чувство свободы, законность и доверие к общественным и государственным силам. Для этого, утверждал он, государство должно пойти по пути оказания помощи слабейшему посредством социального законодательства и демократизации государства.
     Позднее в России вновь происходит повальное увлечение естественным правом, и некоторые ученые даже говорят и пишут о «возрождении естественного права». К числу этих ученых относятся В.С. Соловьев, П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский, Е.И. Трубецкой и др.
      В.С. Соловьев в своем труде «Оправдание Добра. Нравственная философия» смысл человеческой жизни видит в осуществлении человеком, различными институтами, человечеством в целом идеи Добра. При этом Добро онтологически, как некая высшая сущность, получает воплощение в различном индивидуальном бытии человека, в религии и церкви, в истории человечества. Добро связывается со следующими внутренними свойствами: чистотой, или самозаконностью (ничем внешним не обусловлена); полнотой, или всеединством (она все обусловливает); силой, или действительностью (она через все проходит). Воплощение Добра в человеческой природе проявляется прежде всего в том, что является первичными данными нравственности. Это – чувства стыда, жалости, благоговения. Человек испытывает стыд по отношению к низшему, он из животной природы своей порабощенностью к грубому материальному миру. По сути, свидетельство человеческого достоинства: «Я стыжусь, следовательно, существую, не только наяву, но и нравственно».
       В этом смысле важный аспект политической организации и жизни составляет, как считает мыслитель, сам характер взаимоотношений государства и церкви. Здесь у В.С. Соловьева прослеживаются контуры концепции, которая впоследствии получит название концепции социального государства. Именно государство должно, по его мнению, стать главным гарантом в обеспечении права каждого человека на достойное существование.
       Нормальная связь церкви и государства находит свое выражение в «постоянном согласии их высших представителей – первосвятителя и государя». Рядом с этими носителями безусловного авторитета и безусловной власти должен быть в обществе и носитель безусловной свободы – человек. Эта свобода не может принадлежать толпе, она не может быть «атрибутом демократии» – настоящую свободу человек должен «заслужить внутренним подвигом».
       В.С. Соловьев утверждает, что право свободы основано на самом существе человека и должно быть обеспечено извне государством. Правда, степень осуществления этого права есть нечто такое, что всецело зависит от внутренних условий, от степени достигнутого нравственного сознания.
       Для правопонимания, помимо общего уважительного отношения к идее права (праву как ценности), характерно еще стремление выделить и оттенить нравственную ценность права, правовых институтов и принципов. Такая позиция отражена у В.С. Соловьева и в самом определении права, согласно которому право является прежде всего «низшим пределом или некоторым минимумом нравственности, равно для всех обязательным».
       Естественное право для него не есть некое обособленное натуральное право, предшествующее исторически праву положительному. Не составляет оно и нравственного критерия для последнего. Естественное право – формальная идея права, рационально выведенная из общих принципов философии. Естественное право и положительное право – лишь две различные точки зрения на один и тот же предмет.
       При этом естественное право воплощает «рациональную сущность права», а право положительное олицетворяет историческую явленность права. Последнее является правом, реализованным в зависимости «от состояния нравственного сознания в данном обществе и от других исторических условий». Понятно, что эти условия предопределяют особенности постоянного дополнения естественного права правом положительным.
       Право положительное имеет целью общее благо. Оно лишь воплощает и реализует (иногда не вполне совершенно) в конкретные формы эту общую тенденцию. Право (справедливость) пребывает в таком соотношении с религиозной моралью (любовью), в каком пребывают государство и церковь. При этом любовь есть нравственный принцип церкви, а справедливость есть нравственный принцип государства. Право в отличие от «норм любви, религии» предполагает принудительное требование реализации минимального добра.
       «Понятие права по самой своей природе заключает в себе элемент объективный или требование реализации». Необходимо, чтобы право всегда имело силу осуществиться, т.е. чтобы свобода других «независимо от моей личной справедливости всегда могла на деле ограничивать мою свободу в равных пределах со всеми». Право в его историческом измерении предстает «исторически-подвижным определением необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага».
       П.И. Новгородцев в своих работах «Введение в философию права. Кризис современного правосознания», «Об общественном идеале» по-своему развивал понятие естественного права с изменяющимся содержанием.        Мораль столь же неизменна, рассуждал он, сколь постоянна сущность человека: то, что нравственно для одного человека, не может (не должно) быть этически безразличным для другого.
       Право же подвижно и изменчиво, вплоть до того, что право может противоречить само себе или идее справедливости. Проблема заключается в том, чтобы в процессе совершенствования права не выходить за пределы моральных критериев и осуществлять правотворчество в соответствии с этическим идеалом в такой степени, в какой это возможно в данном исторически определенном обществе. То, что неосуществимо в одном обществе, может быть реализовано в другом.
       Результат не мог быть иным, чем идея «естественного права с изменяющимся содержанием», выражающая идею прогресса в правосознании (и в праве) при незыблемости принципов нравственности, основанных на признании ценности и достоинства личности всех времен и народов.
       П.И. Новгородцев писал, что цель права – охрана свободы, однако пользование этой свободой может быть совершенно парализовано недостатком средств. Вот почему, несмотря на то что задачей и сущностью права является охрана личной свободы, не менее важна и возможность осуществления этой задачи – забота о материальных условиях свободы. Решение данной проблемы, заключал ученый, должно взять на себя государство.
       Мыслитель обосновал понятие «право на достойное человеческое существование». Обладая нравственной природой, это право, рассуждал он, должно иметь юридическое значение: «В этом случае на наших глазах совершается один из обычных переходов нравственного сознания в правовое, которыми отмечено прогрессивное развитие права». Ученый обосновывал необходимость «обеспечить для каждого возможность человеческого существования и освободить от гнета таких условий жизни, которые убивают человека физически и нравственно».
      Наука о праве должна строиться, как показал в своем труде «Социальные науки и право: очерки по методологии социальных наук и общей теории права» Б.А. Кистяковский, на основе множественности понятий. Коль скоро «право входит в различные сферы человеческой жизни и деятельности, которые могут составлять предмет различных отраслей гуманитарных наук», то понятие права сводится к четырем основным определениям: государственно-организационному, социологическому, психологическому, нормативному. Все эти понимания права, отмечал он, равноценны, а потому подлежат самостоятельному изучению и разработке.
       Государственно-организационное, или государственно-повелительное, понятие права состоит в «совокупности норм, исполнение которых вынуждается, защищается и гарантируется государством». Право согласно этому подходу «есть то, что государство приказывает считать правом». Большое значение этого понимания права несомненно, отмечал Б.А. Кистяковский, так как оно содержит «государственно-организационный элемент в праве», но и крайне ограниченно в силу того, что за рамками права остаются обычное право, часть государственного права и международное право.
       Социологическое понятие права обращает внимание на право как на совокупность осуществляющихся в жизни правовых отношений. Согласно этому подходу право представляет собой социальное явление, заключающее в себе широкий круг национальных, бытовых, экономических и других отношений. Во взаимодействии с ними право вырабатывается, изменяется, развивается.
       Психологическое понятие права, выдвинутое Л.И. Петражицким, представляет собой «совокупность тех психических переживаний долга или обязанности, которые обладают императивно-атрибутивным характером». В итоге, заявлял Б.А. Кистяковский, создалось такое широкое понятие, «что объектом его оказалось не само право, а правовая психика». Вместе с тем за рамками этого правопонимания осталось содержание объективного права.
       Нормативное понятие права признает право как «совокупность норм, заключающих в себе идеи о должном, которые определяют внешние отношения людей между собой». Это понятие права обладает большой познавательной ценностью, считал он, поскольку указывает на устойчивый характер права (долженствование), который не определяется исчерпывающим образом ни одним другим правопониманием.
       Кроме указанных «теоретических понятий» права ученый определил «технические понятия», к которым относил юридико-догматическое и юридико-политическое понятия. Назначение этих понятий, по его мнению, заключается в определении и систематизации правовых явлений для решения чисто практических задач догматической юриспруденции.
       Все эти понятия права не должны быть сводимы друг к другу. Между ними нет логической подчиненности, и поэтому они должны изучаться параллельно. Но, несмотря на множественность научных понятий права, утверждал Б.А. Кистяковский, право как явление едино. Применяя различные методы изучения одного явления социальной жизни – права, в правоведении нельзя создать единого научного понятия права – таких понятий будет несколько. Разработкой этих понятий должна заняться общая теория права.
       Как ориентир для развития государства Б.А. Кистяковский предлагал идею правового и социально-справедливого государства. В России, отмечал он, несмотря на то что в обществе по большей части «не встречается правильного понимания истинной сущности права, тем не менее создаются формальные предпосылки (государственные реформы), которые необходимы для того, чтобы авторитет права был незыблемо утвержден в нашей государственной, общественной и частной жизни».       Право, по глубокому убеждению Б.А. Кистяковского, должно быть «совершенно независимо от того, какие политические направления господствуют в стране и правительстве. Оно, по самому своему существу, стоит над партиями...».

 
       «Наши юристы прежде всего должны настаивать на признании за правом самостоятельного значения, так как право должно быть правом, а не каким-то придатком к экономической, политической и другим сторонам общественно-государственной жизни», – писал Б.А. Кистяковский. Долг российских юристов – «способствовать всеми силами повышению авторитета права, а это повышение возможно только при неуклонном осуществлении правовых норм».
       «Высшее благо для России, – заявлял ученый о современном ему праве, – это определенность, прочность и устойчивость права».
В основе книги Е.Н. Трубецкого «Энциклопедия права» лежит учение о праве. Так как государство – это правовой союз, включающий в себя власть, население и территорию, то оно обусловлено правом.
      Право не является «низшей ступенью» нравственности (возражение В.С. Соловьеву) – оно «есть внешняя свобода, предоставленная и ограниченная нормой», т.е. «организованное принуждение». Такое определение страдает недостатком. Так как всякое государство или власть сами обусловлены правом, то они не принимают в расчет те разновидности права, которые существуют независимо от признания или непризнания их тем или иным государством, – таково право церковное, право международное или некоторые юридические обычаи, предшествующие возникновению государства.
       Схожие несовершенства имеют, согласно Е.Н. Трубецкому, теории права как «силы» и права как «интереса».
       Особого внимания заслуживают теории права как части нравственности (как минимум, добра). Однако и они смешивают право, какое оно есть в действительности, с той нравственной целью, которую оно должно обеспечивать.
       А между тем есть множество правовых норм, которые не только не представляют собою минимума нравственности, но даже в высшей степени безнравственны (нормы крепостного права, нормы, устанавливающие пытки, стесняющие религиозную свободу, и др.). Нормы нравственные и правовые не исключают друг друга: поскольку внешнее поведение обусловлено внутренним настроением, последнее далеко не безразлично для права.
       Е.Н. Трубецкой различает право позитивное и право естественное. Однако он не был сторонником признания вечных и неизменных истин и норм – основы классической теории естественного права. Наоборот, естественное право «не заключает в себе никаких раз и навсегда данных, неизменных юридических норм», не является кодексом «вечных заповедей», но есть «совокупность нравственных и правовых требований для разных эпох и народов». Оно меняется вместе с изменением общества.
       Впоследствии такой подход получил название естественного права с изменяющимся содержанием. В его обосновании больше логики, чем в классических теориях естественного права прошлых веков. Однако их практически-политическая значимость схожи. Она проявляется в том, что концепция естественного права и вкладываемое ею содержание в основные права личности составляют критерий, которым определяется справедливость и обоснованность законодательной деятельности государства и действующего позитивного права.
       Огромную роль в развитии теории государства и права как науки в России сыграли также Н.Н. Алексеев и И.А. Ильин.
       В ряде произведений Н.Н. Алексеева (основной труд – «Введение в изучение права») проявляется желание преодолеть «европейский эгоцентризм», уйти от юридизма и правового монизма в исследовании этих явлений.
       Русский народ, считал он, имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне схожую с воззрениями народов чисто восточных.
          У России – особое лицо, и это факт, с которым необходимо считаться, если «мы говорим о русской государственности и путях ее будущего развития».                Конструируя идеальную модель будущего евразийского государства, Н.Н. Алексеев стремился исходить из реального состояния России после большевистской революции. Освобождение России от коммунизма, считал он, будет не полным отрицанием Советского государства, а дальнейшим развитием содержащихся в нем положительных элементов, соединенных с еще более высокими потенциями государственно-правового развития, заложенными в историческом опыте России.
        В государственно-правовой доктрине евразийства Н.Н. Алексеев пытался синтезировать различные политические традиции России – начиная со времен Московской Руси и заканчивая Россией советской. Характерной особенностью этой доктрины явилось ее сознательное противопоставление западной либеральной правовой парадигме.
          Н.Н. Алексеев считал, что организующим принципом русской государственности выступала идея самодержавной монархии, получившая последовательное обоснование в концепции Иосифа Волоцкого и его последователей (иосифлян) в конце XV – начале XVI вв. Иосифлянство развило и отстаивало идею о государстве как о проекции небесного, божественного порядка на земной. Этот взгляд, как считал Н.Н. Алексеев, восходил к традициям древневосточного деспотизма.   
        Хотя иосифлянские воззрения были довольно распространены в средневековой России, не следует думать, будто весь народ их разделял. Русская политическая традиция была весьма разнообразна.
         Альтернативу иосифлянству составляло современное ему нестяжательство – учение Нила Сорского и других заволжских старцев. В нем Н.Н. Алексеев усматривал идею «православной правовой монархии».
        Еще одним направлением политической мысли была идея диктатуры, воплощенная в писаниях Ивана Пересветова (середина XVI в.) и политической практике Ивана Грозного.
         Четвертым политическим направлением было казачество. Казацкий идеал, по оценке Н.Н. Алексеева, как раз и возобладал в России в ходе революции 1917 г.           Наконец, пятым направлением русской политической традиции были анархические учения некоторых сект русского Раскола. Государство, служащее неправой вере, переставало, в сознании людей Московского царства, быть государством и становилось царством Антихриста. Отсюда отдельные секты пришли к выводу, что государство есть вообще институт дьявольской природы.
        Несмотря на различия, все традиционные направления русской политической мысли, по мнению Н.Н. Алексеева, объединялись попыткой сформулировать общественный идеал, основанный на «правде». Это самое «громадное напряжение русского народа в искании политической и социальной правды», составляющее главнейшую черту русской национальной психологии, с особой силой проявилось в российской революции. Она выбросила на поверхность тот идейный «примитив», который русский народ вынашивал и которым духовно жил на протяжении веков.
          В 1917 г., по мнению ученого, возобладали: идея вольницы, идея диктатуры, идея социального устроения на земле на началах коммунизма». В большевизме народ воспринял не новую «интеллигентскую», а старую русскую «правду». Но большевизм добавил и нечто новое, что позволило создать государственный порядок. Большевизм «на место непосредственной казацкой демократии поставил своеобразно построенное народное государство, опирающееся на сочетание диктатуры с народным представительством».
         Н.Н. Алексеев был убежден, что большевистский строй обречен на гибель: «Не может быть никакого сомнения, что рано или поздно русский народ придет к полному сознанию, что «правда» советского государства превратилась в «кривду» коммунистической системы». Но победить коммунизм окажется способна только такая политическая сила, которая сумела бы предложить народу иной, не коммунистический и не капиталистический идеал «государства правды»
         Мыслитель считал, что после падения большевизма возвращение к капитализму может на какое-то время показаться лучшей альтернативой, но даже в этом случае «русский народ примет капиталистическую систему условно, не веря в нее и не считая ее праведной... Русский народ по-прежнему будет бороться с эксплуатацией и рабством во имя человеческой свободы. Но уже не в коммунистических целях и не коммунистическими средствами».
         Он также предсказал и возможность распада СССР в результате курса на искусственное «нациестроительство»: «Коммунистическая политика словно всеми силами стремится сделать реальною ту невероятную возможность, что... отдельные, входящие в состав России народы, разрушат и Россию и интернационализм и, так как они сами едва ли способны к самостоятельному государственному бытию, то придет некто третий, не русский и не интернационалист, который и превратит их землю в свою колонию».
          Как считал Н.Н. Алексеев, «возобладавшие в 1917 году идеи демократии, диктатуры и социальной справедливости как-то должны остаться и стать основами будущего периода русской истории. Но они должны быть исправлены и преображены. Должны быть освобождены от материализма и преображены в смысле религиозном... Будущее принадлежит православному правовому государству, которое сумеет сочетать твердую власть (начало диктатуры) с народоправством (начало вольницы) и со служением социальной правде».
          В качестве основной формулы будущей российской государственности Н.Н. Алексеев предложил следующую: «Россия с Советами, но без коммунизма».
           Важное место в политико-правовой доктрине евразийства заняло обоснование демократического государства, которое, как считали евразийцы, есть «искусственно-анархический порядок представительства отдельных лиц и партий» и он должен быть заменен «органическим порядком представительства потребностей, знаний и идей».
            Техническая сложность состоит в том, как организовать такое представительство. Народное голосование не может иметь здесь решающего значения, ибо государство должно быть основано на постоянстве «народной воли», ее «константе». Выразителем же такой «константы» может стать только стабилизированный правящий слой, проникнутый евразийской идеологией. Такому правящему слою мыслитель нашел определение «партия-орден». При этом евразийцы неизменно подчеркивали, что они стремятся не к запрещению, а к созданию таких условий, при которых партии как мнимые выразители народной воли стали бы ненужными.
      Евразийцы характеризовали свое идеальное государство как идеократическое, отличая его от государства доктринального, каковым является СССР. Доктринальное государство, по их мнению, «руководствуется определенным, стремящимся к совершенной цельности философским или религиозным миросозерцанием, насильно внушает это миросозерцание гражданам и принуждает их к исповеданию известного рода системы идей всеми доступными государству средствами».
        В противоположность ему евразийское государство предлагает такую социально-политическую программу, «которая может рассчитывать на всеобщее признание со стороны людей весьма различных философских, научных и религиозных убеждений».
          С учениями о демотии и идеократии тесно связана разработка еще одного аспекта политико-правовой доктрины евразийства – гарантийного государства. Такое государство «обеспечивает осуществление некоторых постоянных целей и задач… является государством с положительной миссией». Гарантийное государство противопоставлялось государству релятивистическому, т.е. не ставящему перед собой никаких положительных задач. К последнему типу принадлежит большинство современных демократий.
       Н.Н. Алексеев разработал евразийское учение о правообязанности как форме органического сочетания права и обязанности, выработанного на русской почве. Строй, проникнутый началом правообязанности, «мог бы быть осуществлен в том случае, если бы ведущий слой государства проникся бы мыслью, что власть его не есть право, а и обязанность; и если в то же время управляемые не были бы простыми объектами власти, не были бы только носителями обязанностей... но и носителями правомочий. При том правомочия эти они не считали бы «правами»... но как... соединенные с свободным усмотрением обязанности по участию в государственной власти».
      И.А. Ильин своими произведениями («Понятие права и силы: опыт методологического анализа», «Учение о правосознании», «Пути духовного обновления» и др.) развил идеи Н.Н. Алексеева.
        И.А. Ильин не раз спрашивал себя, почему русская интеллигенция тянулась прежде к социализму. И отвечал: «потому, что она, почти утратив христианскую веру (под влиянием западного рассудочного «просвещения») (а также иосифлянских методов «воспитания» иерархов и прихожан, культивируемых с 17-го века, удержала христианскую мораль и хотела социального строя; т.е. свободы, справедливости и братства (к коим она по недоразумению пристегивала и равенство). Ей внушали и она воображала, что социализм есть единственно-верный путь к социальному строю. …пропаганда социализма велась слишком долго; из социализма сделали какой-то суррогат религии…
Но возникновение отечественной теории государства и права как самостоятельной науки и учебной дисциплины относится лишь ко второй половине XIX в., когда общее учение о праве в качестве самостоятельного объекта изучения

Государство же, по его мнению, это не лицо, а юридическое отношение, в котором субъектами права являются все участники государственного общения, а объектом служит государственная власть как предмет пользования и распоряжения. Он возражал против формального подхода к государственной власти, единой, как воля. Подобная концепция, рассуждал Н.М. Коркунов, не объясняет, чья воля осуществляется в отношениях между государственными органами, каждый из которых имеет свою волю. Само понятие власти, по его мнению, не связано необходимо с понятием властвующей воли. Не всякая воля властвует – она может быть бессильна, безвластна. Вместе с тем воля всегда стремится к власти, приобретает, теряет ее, т.е. власть является объектом помыслов и действий воли. В то же время власть не предполагает обязательно волю. Властвуют иногда божества, представления о болезнях и грозящей беде.

Взаимное сдерживание органов власти, обеспечивающее свободу граждан, достигается не только обособлением разных функций государственной власти, но и вообще «совместностью властвования», которая находит проявление в трех формах: в осуществлении одной и той же функции несколькими независимыми друг от друга органами; в распределении между несколькими органами различных, но взаимно обусловленных функций; в осуществлении различных функций одним органом, но в разном порядке. Эти формы могут образовывать всевозможные комбинации государственных органов.

Рассуждая о государстве, Н.М. Коркунов неоднократно высказывался против ограничений избирательного права, поскольку «государство по самому существу своему призвано служить не отдельным классам, а быть организацией всего народа, как одного целого». При ограниченном представительстве, утверждал он, неизбежны противоречия между государством и теми слоями народа, которые не представлены в государственных органах, возникает опасность розни, недоверия между государством и обществом. Особенные его возражения вызывали цензовые избирательные системы.

Характеризуя государственный строй самодержавной России, он отмечал устарелость российских законов о правах гражданской свободы, противоречие между гласным судом и местным самоуправлением, с одной стороны, и «странным анахронизмом», каким является бесправие личности перед административным произволом, и полное отсутствие хотя бы малейшей свободы общественной деятельности – с другой.

По его мнению, упорядочение издания законов, наделение судов правом разрешать противоречия между указами и законами, учреждение административной юстиции в виде самостоятельной системы судов, предоставление им права отмены незаконных распоряжений, обеспечение гражданских прав (неприкосновенность собственности, право граждан на подачу петиций) в России не требуют наделения подданных политическими правами и создания представительства, ограничивающего власть самодержца: «Государь сосредоточивает в своих руках всю полноту верховной власти безраздельно, но осуществляет ее правомерно».

Значительный вклад в развитие теории права и государства России внес профессор Московского университета А.С. Муромцев.

В своих трудах («Определение и основное разделение права», «Что такое догма права» и др.) он придавал главное значение правовым отношениям. В основе права лежат интересы индивидов, общественных групп, союзов и т.д. На базе интересов в обществе возникают различные отношения, регулирование которых осуществляется, отмечал ученый, с помощью различных санкций: юридической, моральной, религиозной и др. При этом каждое отношение может быть предметом нескольких санкций одновременно.

Он различал правовое отношение (отношение «защищаемое») и юридическое отношение (отношение «вынужденное, или защищающее»).

Различая юридическое и правовое, он оговаривал отсутствие между ними четкой границы, особенно в периоды «развитого государственного быта» (по существу, гражданского общества), когда в обществе действует и получает государственное закрепление особый, частный и групповой, не зависимый от государства интерес.

Юридические нормы, которые создают государство, заявлял ученый, не всегда соответствуют существующему в данном обществе правопорядку. Встречаются случаи некоторых противоречий между предписаниями нормы и правопорядком, но бывает так, что правопорядок идет наперекор юридическим нормам. В результате «не только не будет защищаться то, что предписано в норме, но напротив, будет защищаться нечто, совершенно тому враждебное».

Большие надежды на преодоление противоречий между юридическими нормами и правовым порядком С.А. Муромцев возлагал на судебные и другие правоприменительные органы, которые, по его мнению, должны быть способны постоянно приводить действующий правопорядок в соответствие со справедливостью. По утверждению ученого, «законодательная реформа – единственное верное средство для осуществления справедливости». Однако нельзя, замечал он, полагаться только на законодательный орган, реформы которого «могут слишком задерживаться».

Мыслитель защищал право как систему правоотношений, возникающих на основе конкретных интересов людей внутри гражданского общества. Право, по его убеждению, создается не только «велениями государства», «сверху», но и в процессе развития общественных отношений, т.е. «снизу». Созданное таким образом право нуждается в гарантиях государства от нарушений с помощью «организованной защиты».

Важную роль в развитии социологического направления в русской теории государства и права сыграл также М.М. Ковальский.

Одним из магистральных направлений в его исторических исследованиях стало изучение процесса развития европейского государства. «От прямого народоправства к представительному правлению» – так назывался его трехтомный труд, к сожалению, оставшийся незавершенным. В нем была представлена параллельная история государственных учреждений и политико-правовых идей. Новизна этого вида анализа и обобщений состояла в показе более тесной связи и зависимости политической мысли от течения общественной и политической жизни.

В упомянутом труде М.М. Ковалевский, в частности, доказывал, что многие варианты доктрины ограниченной монархии и городского республиканского правления нашли себе место в Средние века в памфлетах, проповедях, дидактических виршах и в текстах поспешных манифестов и разного рода деклараций гораздо раньше, нежели в доминирующих течениях политической мысли и ее классических произведениях. Исследователь не оставлял без внимания и духовную культуру, ее памятники и комментарии к ним. Нередко в обсуждении государственных порядков и политического быта он обращался к авторитетному мнению В. Шекспира, Л. де Вега и более поздних авторов.

Свое «второе дыхание» юридический позитивизм обрел в трудах Г.Ф. Шершеневича – выдающегося теоретика государства и права дореволюционной России.

В своих работах («Общая теория права», «Общее учение о праве и государстве» и др.) он обосновал, что понятие права включает в себя положительное, действующее право, объективное право – совокупность правовых норм и субъективное право – «возможность осуществления своих интересов субъектом права». При этом объективное и субъективное право – это не две стороны одного понятия, а самостоятельные и совершенно различные понятия. Если субъективному праву всегда соответствует объективное право, то последнее может вполне существовать без субъективного права. По Г.Ф. Шершеневичу, объективное право – основное понятие права, субъективное право – производное.

К сущностным чертам права он относил следующие: право предполагает поведение лица; право обладает принудительным характером; право всегда связано с государственной властью. Эти неотъемлемые элементы права образуют представление о его понятии. Право – это норма должного поведения человека, неисполнение которой влечет за собой принуждение со стороны государственных органов.

Г.Ф. Шершеневич полагал, что принудительный характер права не позволяет относить к нормам права конституционное, каноническое и международное право.

Нормы права выражают требования, обращенные государственной властью к подчиненным ей лицам, поэтому, отмечал он, правила, определяющие устройство и деятельность самой государственной власти, т.е. конституция, не могут иметь правового характера.

Государственная же власть не может быть подчинена праву, потому что «требование, обращенное к самому себе под угрозою, не имеет никакого значения». Действия государственной власти находятся всецело под санкцией общественного мнения, т.е. в сфере морали.

Г.Ф. Шершеневич также писал, что государство является источником права. Согласно его концепции, государство есть явление первичное, а право – вторичное. На этом основании он выступал с критикой идеи правовой связанности государства им же самим созданным правом. Теория правового государства, утверждал он, не имеет теоретического обоснования и практического значения.

Он доказывал также, что «право есть хорошо понимаемая политика силы». Эту идею самоограничения власти он развивал как противовес теории правового государства и говорил о политике фактического самоограничения государственной власти, которая в своих же собственных интересах устанавливает границы возможному произволу со стороны должностных лиц и государственных органов. При этом граница между правом и произволом заключается в том, что «право есть правило поведения и должно быть соблюдаемо самой властью, его устанавливающей». Если же государственная власть, установившая правило, не считает нужным его соблюдать, а действует в каждом конкретном случае по своему усмотрению, то право сменяется произволом.

Ученый призывал исследовать социальную направленность деятельности современного ему государства. Государство в связи с этим само заинтересовано в благосостоянии своих граждан и, как результат, в стабильности государственной власти, поэтому оно «спешит содействовать экономической деятельности частных хозяйств организацией кредита, страхования, улучшением путей сообщения, отысканием новых рынков». Вместе с тем государство «стремится развить в гражданах свободную инициативу», которая предполагает чувство свободы, законность и доверие к общественным и государственным силам. Для этого, утверждал он, государство должно пойти по пути оказания помощи слабейшему посредством социального законодательства и демократизации государства.

Позднее в России вновь происходит повальное увлечение естественным правом, и некоторые ученые даже говорят и пишут о «возрождении естественного права». К числу этих ученых относятся В.С. Соловьев, П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский, Е.И. Трубецкой и др.

В.С. Соловьев в своем труде «Оправдание Добра. Нравственная философия» смысл человеческой жизни видит в осуществлении человеком, различными институтами, человечеством в целом идеи Добра. При этом Добро онтологически, как некая высшая сущность, получает воплощение в различном индивидуальном бытии человека, в религии и церкви, в истории человечества. Добро связывается со следующими внутренними свойствами: чистотой, или самозаконностью (ничем внешним не обусловлена); полнотой, или всеединством (она все обусловливает); силой, или действительностью (она через все проходит). Воплощение Добра в человеческой природе проявляется прежде всего в том, что является первичными данными нравственности. Это – чувства стыда, жалости, благоговения. Человек испытывает стыд по отношению к низшему, он из животной природы своей порабощенностью к грубому материальному миру. По сути, свидетельство человеческого достоинства: «Я стыжусь, следовательно, существую, не только наяву, но и нравственно».

В этом смысле важный аспект политической организации и жизни составляет, как считает мыслитель, сам характер взаимоотношений государства и церкви. Здесь у В.С. Соловьева прослеживаются контуры концепции, которая впоследствии получит название концепции социального государства. Именно государство должно, по его мнению, стать главным гарантом в обеспечении права каждого человека на достойное существование. Нормальная связь церкви и государства находит свое выражение в «постоянном согласии их высших представителей – первосвятителя и государя». Рядом с этими носителями безусловного авторитета и безусловной власти должен быть в обществе и носитель безусловной свободы – человек. Эта свобода не может принадлежать толпе, она не может быть «атрибутом демократии» – настоящую свободу человек должен «заслужить внутренним подвигом».

В.С. Соловьев утверждает, что право свободы основано на самом существе человека и должно быть обеспечено извне государством. Правда, степень осуществления этого права есть нечто такое, что всецело зависит от внутренних условий, от степени достигнутого нравственного сознания.

Для правопонимания, помимо общего уважительного отношения к идее права (праву как ценности), характерно еще стремление выделить и оттенить нравственную ценность права, правовых институтов и принципов. Такая позиция отражена у В.С. Соловьева и в самом определении права, согласно которому право является прежде всего «низшим пределом или некоторым минимумом нравственности, равно для всех обязательным».

Естественное право для него не есть некое обособленное натуральное право, предшествующее исторически праву положительному. Не составляет оно и нравственного критерия для последнего. Естественное право – формальная идея права, рационально выведенная из общих принципов философии. Естественное право и положительное право – лишь две различные точки зрения на один и тот же предмет.

При этом естественное право воплощает «рациональную сущность права», а право положительное олицетворяет историческую явленность права. Последнее является правом, реализованным в зависимости «от состояния нравственного сознания в данном обществе и от других исторических условий». Понятно, что эти условия предопределяют особенности постоянного дополнения естественного права правом положительным.

Право положительное имеет целью общее благо. Оно лишь воплощает и реализует (иногда не вполне совершенно) в конкретные формы эту общую тенденцию. Право (справедливость) пребывает в таком соотношении с религиозной моралью (любовью), в каком пребывают государство и церковь. При этом любовь есть нравственный принцип церкви, а справедливость есть нравственный принцип государства. Право в отличие от «норм любви, религии» предполагает принудительное требование реализации минимального добра.

«Понятие права по самой своей природе заключает в себе элемент объективный или требование реализации». Необходимо, чтобы право всегда имело силу осуществиться, т.е. чтобы свобода других «независимо от моей личной справедливости всегда могла на деле ограничивать мою свободу в равных пределах со всеми». Право в его историческом измерении предстает «исторически-подвижным определением необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага».

П.И. Новгородцев в своих работах «Введение в философию права. Кризис современного правосознания», «Об общественном идеале» по-своему развивал понятие естественного права с изменяющимся содержанием. Мораль столь же неизменна, рассуждал он, сколь постоянна сущность человека: то, что нравственно для одного человека, не может (не должно) быть этически безразличным для другого. Право же подвижно и изменчиво, вплоть до того, что право может противоречить само себе или идее справедливости. Проблема заключается в том, чтобы в процессе совершенствования права не выходить за пределы моральных критериев и осуществлять правотворчество в соответствии с этическим идеалом в такой степени, в какой это возможно в данном исторически определенном обществе. То, что неосуществимо в одном обществе, может быть реализовано в другом.

Результат не мог быть иным, чем идея «естественного права с изменяющимся содержанием», выражающая идею прогресса в правосознании (и в праве) при незыблемости принципов нравственности, основанных на признании ценности и достоинства личности всех времен и народов.

П.И. Новгородцев писал, что цель права – охрана свободы, однако пользование этой свободой может быть совершенно парализовано недостатком средств. Вот почему, несмотря на то что задачей и сущностью права является охрана личной свободы, не менее важна и возможность осуществления этой задачи – забота о материальных условиях свободы. Решение данной проблемы, заключал ученый, должно взять на себя государство.

Мыслитель обосновал понятие «право на достойное человеческое существование». Обладая нравственной природой, это право, рассуждал он, должно иметь юридическое значение: «В этом случае на наших глазах совершается один из обычных переходов нравственного сознания в правовое, которыми отмечено прогрессивное развитие права». Ученый обосновывал необходимость «обеспечить для каждого возможность человеческого существования и освободить от гнета таких условий жизни, которые убивают человека физически и нравственно».

Наука о праве должна строиться, как показал в своем труде «Социальные науки и право: очерки по методологии социальных наук и общей теории права» Б.А. Кистяковский, на основе множественности понятий. Коль скоро «право входит в различные сферы человеческой жизни и деятельности, которые могут составлять предмет различных отраслей гуманитарных наук», то понятие права сводится к четырем основным определениям: государственно-организационному, социологическому, психологическому, нормативному. Все эти понимания права, отмечал он, равноценны, а потому подлежат самостоятельному изучению и разработке.

Государственно-организационное, или государственно-повелительное, понятие права состоит в «совокупности норм, исполнение которых вынуждается, защищается и гарантируется государством». Право согласно этому подходу «есть то, что государство приказывает считать правом». Большое значение этого понимания права несомненно, отмечал Б.А. Кистяковский, так как оно содержит «государственно-организационный элемент в праве», но и крайне ограниченно в силу того, что за рамками права остаются обычное право, часть государственного права и международное право.

Социологическое понятие права обращает внимание на право как на совокупность осуществляющихся в жизни правовых отношений. Согласно этому подходу право представляет собой социальное явление, заключающее в себе широкий круг национальных, бытовых, экономических и других отношений. Во взаимодействии с ними право вырабатывается, изменяется, развивается.

Психологическое понятие права, выдвинутое Л.И. Петражицким, представляет собой «совокупность тех психических переживаний долга или обязанности, которые обладают императивно-атрибутивным характером». В итоге, заявлял Б.А. Кистяковский, создалось такое широкое понятие, «что объектом его оказалось не само право, а правовая психика». Вместе с тем за рамками этого правопонимания осталось содержание объективного права.

Нормативное понятие права признает право как «совокупность норм, заключающих в себе идеи о должном, которые определяют внешние отношения людей между собой». Это понятие права обладает большой познавательной ценностью, считал он, поскольку указывает на устойчивый характер права (долженствование), который не определяется исчерпывающим образом ни одним другим правопониманием.

Кроме указанных «теоретических понятий» права ученый определил «технические понятия», к которым относил юридико-догматическое и юридико-политическое понятия. Назначение этих понятий, по его мнению, заключается в определении и систематизации правовых явлений для решения чисто практических задач догматической юриспруденции.

Все эти понятия права не должны быть сводимы друг к другу. Между ними нет логической подчиненности, и поэтому они должны изучаться параллельно. Но, несмотря на множественность научных понятий права, утверждал Б.А. Кистяковский, право как явление едино. Применяя различные методы изучения одного явления социальной жизни – права, в правоведении нельзя создать единого научного понятия права – таких понятий будет несколько. Разработкой этих понятий должна заняться общая теория права.

Как ориентир для развития государства Б.А. Кистяковский предлагал идею правового и социально-справедливого государства. В России, отмечал он, несмотря на то что в обществе по большей части «не встречается правильного понимания истинной сущности права, тем не менее создаются формальные предпосылки (государственные реформы), которые необходимы для того, чтобы авторитет права был незыблемо утвержден в нашей государственной, общественной и частной жизни». Право, по глубокому убеждению Б.А. Кистяковского, должно быть «совершенно независимо от того, какие политические направления господствуют в стране и правительстве. Оно, по самому своему существу, стоит над партиями...».


 

Огромную роль в развитии теории государства и права как науки в России сыграли также Н.Н. Алексеев и И.А. Ильин.

В ряде произведений Н.Н. Алексеева (основной труд – «Введение в изучение права») проявляется желание преодолеть «европейский эгоцентризм», уйти от юридизма и правового монизма в исследовании этих явлений.

Русский народ, считал он, имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне схожую с воззрениями народов чисто восточных. У России – особое лицо, и это факт, с которым необходимо считаться, если «мы говорим о русской государственности и путях ее будущего развития». Конструируя идеальную модель будущего евразийского государства, Н.Н. Алексеев стремился исходить из реального состояния России после большевистской революции. Освобождение России от коммунизма, считал он, будет не полным отрицанием Советского государства, а дальнейшим развитием содержащихся в нем положительных элементов, соединенных с еще более высокими потенциями государственно-правового развития, заложенными в историческом опыте России. В государственно-правовой доктрине евразийства Н.Н. Алексеев пытался синтезировать различные политические традиции России – начиная со времен Московской Руси и заканчивая Россией советской. Характерной особенностью этой доктрины явилось ее сознательное противопоставление западной либеральной правовой парадигме.

Н.Н. Алексеев считал, что организующим принципом русской государственности выступала идея самодержавной монархии, получившая последовательное обоснование в концепции Иосифа Волоцкого и его последователей (иосифлян) в конце XV – начале XVI вв. Иосифлянство развило и отстаивало идею о государстве как о проекции небесного, божественного порядка на земной. Этот взгляд, как считал Н.Н. Алексеев, восходил к традициям древневосточного деспотизма. Хотя иосифлянские воззрения были довольно распространены в средневековой России, не следует думать, будто весь народ их разделял. Русская политическая традиция была весьма разнообразна.

Альтернативу иосифлянству составляло современное ему нестяжательство – учение Нила Сорского и других заволжских старцев. В нем Н.Н. Алексеев усматривал идею «православной правовой монархии». Еще одним направлением политической мысли была идея диктатуры, воплощенная в писаниях Ивана Пересветова (середина XVI в.) и политической практике Ивана Грозного. Четвертым политическим направлением было казачество. Казацкий идеал, по оценке Н.Н. Алексеева, как раз и возобладал в России в ходе революции 1917 г. Наконец, пятым направлением русской политической традиции были анархические учения некоторых сект русского Раскола. Государство, служащее неправой вере, переставало, в сознании людей Московского царства, быть государством и становилось царством Антихриста. Отсюда отдельные секты пришли к выводу, что государство есть вообще институт дьявольской природы.

Несмотря на различия, все традиционные направления русской политической мысли, по мнению Н.Н. Алексеева, объединялись попыткой сформулировать общественный идеал, основанный на «правде». Это самое «громадное напряжение русского народа в искании политической и социальной правды», составляющее главнейшую черту русской национальной психологии, с особой силой проявилось в российской революции. Она выбросила на поверхность тот идейный «примитив», который русский народ вынашивал и которым духовно жил на протяжении веков.

В 1917 г., по мнению ученого, возобладали: идея вольницы, идея диктатуры, идея социального устроения на земле на началах коммунизма». В большевизме народ воспринял не новую «интеллигентскую», а старую русскую «правду». Но большевизм добавил и нечто новое, что позволило создать государственный порядок. Большевизм «на место непосредственной казацкой демократии поставил своеобразно построенное народное государство, опирающееся на сочетание диктатуры с народным представительством».

Н.Н. Алексеев был убежден, что большевистский строй обречен на гибель: «Не может быть никакого сомнения, что рано или поздно русский народ придет к полному сознанию, что «правда» советского государства превратилась в «кривду» коммунистической системы». Но победить коммунизм окажется способна только такая политическая сила, которая сумела бы предложить народу иной, не коммунистический и не капиталистический идеал «государства правды»

Мыслитель считал, что после падения большевизма возвращение к капитализму может на какое-то время показаться лучшей альтернативой, но даже в этом случае «русский народ примет капиталистическую систему условно, не веря в нее и не считая ее праведной... Русский народ по-прежнему будет бороться с эксплуатацией и рабством во имя человеческой свободы. Но уже не в коммунистических целях и не коммунистическими средствами».

Он также предсказал и возможность распада СССР в результате курса на искусственное «нациестроительство»: «Коммунистическая политика словно всеми силами стремится сделать реальною ту невероятную возможность, что... отдельные, входящие в состав России народы, разрушат и Россию и интернационализм и, так как они сами едва ли способны к самостоятельному государственному бытию, то придет некто третий, не русский и не интернационалист, который и превратит их землю в свою колонию».

Как считал Н.Н. Алексеев, «возобладавшие в 1917 году идеи демократии, диктатуры и социальной справедливости как-то должны остаться и стать основами будущего периода русской истории. Но они должны быть исправлены и преображены. Должны быть освобождены от материализма и преображены в смысле религиозном... Будущее принадлежит православному правовому государству, которое сумеет сочетать твердую власть (начало диктатуры) с народоправством (начало вольницы) и со служением социальной правде». В качестве основной формулы будущей российской государственности Н.Н. Алексеев предложил следующую: «Россия с Советами, но без коммунизма».

Важное место в политико-правовой доктрине евразийства заняло обоснование демократического государства, которое, как считали евразийцы, есть «искусственно-анархический порядок представительства отдельных лиц и партий» и он должен быть заменен «органическим порядком представительства потребностей, знаний и идей». Техническая сложность состоит в том, как организовать такое представительство. Народное голосование не может иметь здесь решающего значения, ибо государство должно быть основано на постоянстве «народной воли», ее «константе». Выразителем же такой «константы» может стать только стабилизированный правящий слой, проникнутый евразийской идеологией. Такому правящему слою мыслитель нашел определение «партия-орден». При этом евразийцы неизменно подчеркивали, что они стремятся не к запрещению, а к созданию таких условий, при которых партии как мнимые выразители народной воли стали бы ненужными.

Евразийцы характеризовали свое идеальное государство как идеократическое, отличая его от государства доктринального, каковым является СССР. Доктринальное государство, по их мнению, «руководствуется определенным, стремящимся к совершенной цельности философским или религиозным миросозерцанием, насильно внушает это миросозерцание гражданам и принуждает их к исповеданию известного рода системы идей всеми доступными государству средствами». В противоположность ему евразийское государство предлагает такую социально-политическую программу, «которая может рассчитывать на всеобщее признание со стороны людей весьма различных философских, научных и религиозных убеждений».

С учениями о демотии и идеократии тесно связана разработка еще одного аспекта политико-правовой доктрины евразийства – гарантийного государства. Такое государство «обеспечивает осуществление некоторых постоянных целей и задач… является государством с положительной миссией». Гарантийное государство противопоставлялось государству релятивистическому, т.е. не ставящему перед собой никаких положительных задач. К последнему типу принадлежит большинство современных демократий.

Н.Н. Алексеев разработал евразийское учение о правообязанности как форме органического сочетания права и обязанности, выработанного на русской почве. Строй, проникнутый началом правообязанности, «мог бы быть осуществлен в том случае, если бы ведущий слой государства проникся бы мыслью, что власть его не есть право, а и обязанность; и если в то же время управляемые не были бы простыми объектами власти, не были бы только носителями обязанностей... но и носителями правомочий. При том правомочия эти они не считали бы «правами»... но как... соединенные с свободным усмотрением обязанности по участию в государственной власти».

И.А. Ильин своими произведениями («Понятие права и силы: опыт методологического анализа», «Учение о правосознании», «Пути духовного обновления» и др.) развил идеи Н.Н. Алексеева. И.А. Ильин не раз спрашивал себя, почему русская интеллигенция тянулась прежде к социализму. И отвечал: «потому, что она, почти утратив христианскую веру (под влиянием западного рассудочного «просвещения») (а также иосифлянских методов «воспитания» иерархов и прихожан, культивируемых с 17-го века, удержала христианскую мораль и хотела социального строя; т.е. свободы, справедливости и братства (к коим она по недоразумению пристегивала и равенство). Ей внушали и она воображала, что социализм есть единственно-верный путь к социальному строю. …пропаганда социализма велась слишком долго; из социализма сделали какой-то суррогат религии…».

Поэтому, замечает И.А. Ильин, надо вывести русский народ из революции. И вывести его из этого состояния сумеет лишь тот, кто вернется к первоначальным поискам справедливости и восстановит эту старую традицию русской души и русской истории.

Русский народ должен быть возвращен к этим поискам. Он должен покаянно осознать выстраданное им заблуждение, – свою беду, свою кару и свой грех. Он должен увидеть впереди иные, новые творческие пути, действительно ведущие к справедливости, пути, указанные христианством, но доселе не найденные и не пройденные человечеством.

Он должен понять, что именно дурные страсти подготовили его порабощение, ибо они ожесточили его сердце, разложили его ум, подорвали его государственную волю и обессилили его инстинкт государственного самосохранения. Ожесточившись, русский народ пошел за безбожием, бессовестностью и бесправием, а они только и могли привести его к вящей несправедливости. Так мы должны осмыслить и русскую историю. Освободить крестьян от крепостного права надо было не потому, что «все люди равны», а потому, что привилегия душевладения была несправедлива, жизненно вредна и для обеих сторон унизительна.

И.А. Ильин считает, что один Бог владеет всем и Он ожидает от неправедных домоправителей покаяния и добровольной жертвы любви. Но ни княжеская, ни императорская Россия, «окормляемая» иосифлянами, оказалась неспособной внять духовной совести и Евангелию любви и мира, которое проповедовала старческая, благодатная церковь, гонимая институционалами. И последовали неизбежные целительные скорби, ангельская хирургия промыслительных скорбей и вразумлений.

Церковь в этом свете призвана молиться, совершать таинства, очищать души, беречь откровение и возжигать сердца. Но она отнюдь не призвана отнимать у людей свободу самостоятельного созерцания, выбора, решения и творчества. «Оцерковление» не сводимо к «ритуализации». Оно есть больше всего и прежде всего христианское одухотворение человеческого сердца; а потом уже – все остальное. Церковь как носительница и хранительница Христова откровения есть живое огнилище, а не властное водительство; она есть источник любви и благодатного совета, а не педантичный нажим на человеческую жизнь; она есть зов, а не приказ. Она не призвана отвращать людей от мира, но, напротив, отпускать их в мир как носителей преподанного им Духа для того, чтобы мир не «обмирщал» их, а чтобы они его одухотворяли. И в этом главное.

Рассуждая о праве, И.А. Ильин утверждает, что авторитет положительного права и создающей его власти покоится на общественном договоре («на общественном сговоре»), на признанных полномочиях законодателя, на «внушительном воздействии приказа и угрозы» и прежде всего на духовной правоте, или, что то же самое, на «содержательной верности издаваемых повелений и норм». В отличие от всякой физической силы государственная власть есть волевая сила. Это означает, что способ ее действия духовный. Власть есть сила воли, и назначение власти в том, чтобы создавать в душах людей настроение определенности, завершенности, импульсивности и исполнительности. Властвующий должен не только хотеть и решать, но и других систематически приводить к согласному хотению и решению.

Далее исследователь формулирует «аксиомы власти» (требования к организации власти): государственная власть должна принадлежать и применяться только на основе правового полномочия; она должна быть единой в пределах каждого политического союза («как один Дух и его правота»); она должна осуществляться лучшими людьми, удовлетворяющими этическому и политическому цензу; политические программы могут включать в себя только такие меры, которые преследуют общий интерес. Эти меры должны быть внеклассовыми и включать в себя только осуществимые меры и формы.

Власть же должна быть связана с распределяющей справедливостью, но иногда и отступать, когда этого требует «поддержание национально-духовного бытия народа». При этом справедливость, по И.А. Ильину, состоит в «беспристрастном, предметном учете, признании и отражении каждого индивидуального субъекта во всех его существенных свойствах и основательных притязаниях». Для реализации «распределяющей» справедливости необходимо «чувство собственного достоинства». Воспитательную роль чувства достоинства выполняет частная собственность как естественное право человека, которое должно защищаться законами, правопорядком и государственной властью. К тому же частная собственность пробуждает и воспитывает в человеке правосознание, научая его строго различать «мое» и «твое», приучая его к правовой взаимности и к уважению чувства полномочий, взращивая в нем верное чувство гражданского порядка и гражданской самостоятельности, верный подход к политической свободе.

Что касается государства, то в его основе – духовный союз людей, оно есть нечто от духа и нечто для души. Оно есть духовное единство души. Оно есть духовное единство людей, ибо в основе его лежит духовная связь, предназначенная для того, чтобы жить в душах и создавать в них мотивы для правильного внешнего поведения.

Мыслитель выделяет тоталитарное и правовое государства. Правовое государство основывается всецело на признании человеческой личности, духовной, свободной, правомочной, управляющей собою в душе и в делах, т.е. оно покоится на лояльном правосознании. Тоталитарный режим, напротив, покоится на террористическом внушении. Сама сущность тоталитаризма состоит не столько в особой форме государственного устройства (демократической, республиканской или авторитарной), сколько в объеме управления; этот объем становится всеохватывающим. Право и государство жизненны только там, где на высоте пребывает живое правосознание людей.

Анализируя достоинства и недостатки двух основных форм устройства власти в государстве – монархии и республики – И.А. Ильин в основу оценок брал меру их содействия росту духовности и свободного правосознания. Правопорядок складывается в обществе лишь тогда, когда каждого из нас признают главным, самоуправляющимся духовным центром, личностью, которая имеет свободное правосознание и призвана беречь, воспитывать и укреплять в себе это правосознание и эту свободу. И поэтому идеальная форма для России – единовластие, монархия.

История как бы вслух произнесла некий закон: в России возможны или единовластие, или хаос; к республиканскому строю Россия неспособна. А еще точнее, бытие России требует единовластия – или религиозного и национально укрепленного единовластия чести, верности и служения, т.е. монархии; или же единовластия безбожного, бессовестного, бесчестного и притом антинационального и интернационального, т.е. тирании.

После октябрьской революции 1917 г. в нашей стране установилось, и надолго, марксистско-ленинское понимание государства и права, при этом почти все прочие идеи о государстве и праве отвергались либо замалчивались. А за инакомыслие отдельные ученые и преследовались.

Заметную роль в становлении марксистского правоведения в советской России сыграл П.И. Стучка. Вот его определение права, сформулированное им от лица Наркомюста РСФСР еще в 1919 г.: «Право – это система (или порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной силой его (т.е. классовым государством)». Теоретическая проблема заключалась в определении того, что следует понимать под правом – саму «систему (или порядок)» общественных отношений или ту «систему норм или законов», которая «устанавливает, регулирует и охраняет этот порядок общественных отношений». Последний вариант, к которому склонялся сам П.И. Стучка, более всего подходил к трактовке права как средства классового господства.

Иную позицию занимал Е.Б. Пашуканис, автор своеобразной «меновой» теории права. В своей книге «Общая теория права и марксизм» он обосновывает понятие товарного фетишизма и показывает, как этот товарный фетишизм неминуемо создает фетишизм права.

Право, по Е.Б. Пашуканису, возникает там и тогда, где имеет место общение (коммуникация) отдельных обособленных субъектов, связанных между собой посредством эквивалентного обмена. В последнем «получает свое материальное основание юридическая форма в ее простейшем, наиболее чистом виде. Акт обмена... сосредоточивает в себе, как в фокусе, самые существенные моменты, как для политической экономии, так и для права». Эквивалентный обмен, дающий жизнь праву, возникает и упрочивается во взаимоотношениях товаровладельцев – носителей автономного (частного) интереса. Поэтому условия для расцвета юридической формы общественных отношений, по мнению исследователя, в полной мере создает лишь капитализм. Несмотря на свою марксистскую методологию, Е.Б. Пашуканису удалось описать многие важные элементы правовой структуры и показать их взаимосвязь.

Неотъемлемым свойством права он считал правосубъектность. Это означает следующее: «Субъект как носитель и адресат всех возможных требований, цепь субъектов, связанных требованиями, обращенными друг к другу, – вот основная юридическая ткань, отвечающая экономической ткани, т.е. производственным отношениям общества, покоящегося на разделении труда и обмене». И далее: «Норма права получает свою differencia specifica, выделяющую ее из общей массы регулирующих правил – нравственных, эстетических, утилитарных и т.д., именно тем, что... предполагает лицо, наделяемое правом и при этом активно притязающее».

В конце 30-х гг. в СССР возобладала этатистская точка зрения на право, одним из основных идеологов которой явился «рупор» И.В. Сталина А.Я. Вышинский, в то время прокурор СССР. Согласно его определению право – это «совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего класса, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государственной властью, применение которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу». Все правоведы, чьи теории не вписывались в эту концепцию, причислялись к «троцкистско-бухаринской банде» и были репрессированы.

С середины 50-х гг. в советской науке предпринимались попытки «узконормативному» пониманию права противопоставить его «широкую» концепцию – как единства правовой нормы и правоотношения (С.Ф. Кечекьян, А.А. Пионтковский), единства объективного и субъективного права (Л.С. Явич), правовой нормы, правоотношения и правосознания (А.К. Стальгевич, Я.Ф. Миколенко). Однако эта дискуссия оказалась неплодотворной, хотя право трактовались с разных позиций: как юридическое выражение производственных отношений в господствующих отношениях собственности; как специфическая форма экономических отношений, образующая юридическую надстройку над базисом классового общества; как средство упрочения общественных отношений, способ эмансипации производства от случая и произвола; как абстрактные правовые отношения, вне зависимости от того, как они поддерживаются организованной силой принуждения (государством) и др.

Подобные тенденции правопонимания получили развитие в последние годы существования советского права

   В современной российской правовой теории сосуществуют различные направления.

   Наряду с модернизированным нормативистско-этатистским подходом (С.С. Алексеев, М.И. Бaйтин, В.В. Лазарев и др.) развивается традиционное социологическое правоведение (В.П. Казимирчук, В.Н. Кудрявцев) и нетрадиционное, постнеклассическое (Д.А. Керимов).

     На самостоятельное место претендует либертарно-юридическая концепция права, основывающаяся на различении права и закона и трактующая право как всеобщую форму и равную меру свободы индивидов (В.С. Нерсесянц). Своеобразную «социократическую» правовую концепцию разрабатывает Г.В. Мальцев.

       При этом в российском правоведении имеет место сближение теоретических позиций представителей разных направлений, насколько это возможно сделать, находясь в границах определенного типа правопонимания. Некоторые авторы пытаются активно эксплуатировать и идею естественного права (В.К. Бабаев). Однако выход за границы этатистского правопонимания, не подкрепленного современной методологией, неизбежно порождает эклектизм в теории права.