Среди миров, в мерцании светил

А потом наступил Новый год. И я, по традиции, встречал его у Галины Ивановны, вместе с другими танцорами из «Ва-банка». И были устроены традиционные гадания. Почему-то Г.И. больше всего их любит. Девушки выбегали во двор, обнимали штакетник, и считали, сколько жердин удалось обнять – столько месяцев осталось до встречи с суженым. Закрыв глаза, вытаскивали из поленницы полено, потом считали сколько на нём сучков – столько детей и будет.

В бокалы из-под шампанского клались/насыпались/наливались, раздельно, сахар, соль, вода и кольцо. Гадающему завязывали глаза. Бокалы меняли местами. Гадающий протягивал руку и, какого бокала касался, то ему и предначертано, значит, судьбой на будущий год: кому горести, кому сладкая жизнь, кому слезы, а кому и встреча с суженым/суженой. За несколько лет, в которые я встречал Новый год в компании Г.И., мне этот ритуал порядком поднадоел. И, когда очередь дошла до меня, я долго отказывался, но присутствующие настаивали, тогда я смешал содержимое всех четырех бокалов в одном, добавил туда водки, и выпил залпом за здоровье присутствующих.

Пролетели рождественские концерты. Сидел я дома – бирюк бирюком и никого видеть не хотел. Читал журнал. Я вообще тогда все время в руках держал какую-нибудь книгу или журнал. Перед сном, за столом, во время отдыха. В конце года республиканская библиотека даже подарила мне книгу, как одному из самых активных читателей в прошедшем году. Причем, почему-то фантастику, которая к тому времени отошла в моих предпочтениях куда-то на план третий-четвертый. Вообще-то, книга - награда за третье место. Удивительно, но кто-то в Горно-Алтайске читал в тот год больше меня.

Каждый месяц я брал новые номера всех толстых журналов. Каждый журнал словно галактика, а там свои обитаемые миры. Вот галактика «Иностранная литература»: тут я открываю миры Итало Кальвино, Джулиана Барнса, Джона Фаулза, Чарлза Буковски, при этом читаю всё подряд и критику и статьи. Хотя это очень трудно соединить, как-то связать Горно-Алтайск, заснеженный город в Западной Сибири и Итало Кальвино. Но мы все из одной вселенной. А профессор философии Муриан говорил: «Всё связано со всем». И я ему верил. Но опять же я забегаю вперёд, профессор будет в моей жизни только четыре года спустя.

Иногда я не сразу понимаю тексты, которые читаю. Можно подумать, что это написал какой-то наркоман. Мне совершенно непонятен смысл. Он ускользал, утекал. Но я упорно возвращался, перечитывал ещё и ещё раз, словно шахтер вгрызался в твёрдую, неизвестную породу, ломая инструмент. И вот, на какой-то стопятсотый раз, что-то начинает проявляться, как на фотобумаге при красном свете в ванночке, в детстве, чудо: появляется смысл, и тебя от него может быть коробит, или ты сказал бы не так, но смысл есть, и ты его улавливаешь, и это кажется самой важной победой на сегодняшний день.

А вот галактика «Октябрь», миры Санаева, Буйды, Мелихова – кто эти люди? Как они делают то, что они делают? На чьи-то планеты, как, например, в мир Петрушевской хотелось приземлиться и остаться навсегда, ну или прилетать туда в отпуск. Какие-то астроидами стремительно проносились мимо слегка зацепив, но навсегда оставив царапину на корабле моего воображения.

Как, например, Ольга Арефьева: На ночном перроне Продавали боль - Девять граммов пачка И впридачу соль. Я купила десять, Чтобы про запас, В очереди долгой Простоявши час. А вот несется комета Алина Витухновкая: Медленно время длится или оно прошло. Все, что будет, случится не вовремя и назло.

Где ещё я мог узнать эти имена, да ещё и найти критику на них и от них? Вот галактика «Знамя» Вячеслав Пьецух, Татьяна Бек, Михаил Бутов, Дмитрий Быков, Леонид Зорин, Александр Кабаков, Николай Климонтович, Анатолий Курчаткин, Владимир Леонович, Израиль Меттер, Олег Павлов, Евгений Попов, Феликс Светов. Кто они? У меня нет телевизора. Ещё нет интернета. Но есть тексты.

Иногда критика и рецензии были даже интереснее самих произведений. При этом я верил всему, всему, что было написано, считая всякую напечатанную личную точку зрения истиной. Сомнительная позиция. Сейчас я матер и недоверчив. Сейчас я смотрю с прищуром на написанное и напечатанное слово, а тогда всякая фраза была не «словесной рудой» а красивым камушком, и я насобирал этих камушков не то, что карманы, полный подвал подсознания.

Иногда, правда, доходило до смешного. В детстве я путал дуб и тополь, они мне казались одним деревом. Потому что тополей я видел предостаточно, а дубы – никогда. Ну, путал и путал. Читал «Златая цепь на дубе том», и в голове моей был образ тополя, а не дуба. Сейчас это вспоминать забавно. А вот в середине 90-ых я путал Вячеслава Пьецуха и Вячеслава Курицина, почему-то мне казалось, что фамилия у этих достойных людей одинаковая. Бред скажете? Ваша правда, только сделайте скидку на то, что этих людей я никогда в глаза не видел.

Так вот лежу я, значит, дома, каникулы. Читаю журнал. Слезы на глазах. Жёсткие строки будущего нобелевского лауреата: «Выйду из палаты в коридор... И иду на стенку, на диван, потому что я их не вижу. Говорю дежурной медсестре: "Он умирает". Она мне отвечает: "А что ты хочешь? Он получил тысячу шестьсот рентген, а смертельная доза четыреста. Ты сидишь возле реактора". И думаю, как мне ещё повезло, и как не повезло Чернобыльцам десять лет назад. А тут звонок в дверь.

Мама открывает. Слышу, в прихожей её уже кто-то поздравляет. Выхожу и я из своей комнаты. Леха С. и две неизвестные дамы. Карина и Марта. Две красивые женщины. Веселые такие, посленовогодние. Оказалось Леха теперь тоже работает в школе. Информатиком. И у них для меня важное деловое предложение. Ох, уж эти деловые предложения Алексея. Карина преподавала музыку, а Марта была учительницей начальных классов. Втроем они дружили уже давно. С сентября. Без усмешки, потому что тот год, когда учителям не платили зарплату, шел сразу за пять лет, а кому-то и за все десять, как для меня.

Кстати, о возрасте. Лёха младше меня на год. Карина и Марта старше нас лет на десять. Муза заметалась по комнате и спряталась под кровать. Литература быстро прыгнула на полку с книгами. На стол встал ледяной столбик с крышечкой. Я принес стопки. Гости потребовали музыку. Я засомневался, что среди моих кассет найдется что-то подходящее для нашей компании. Если что-то и крутилось в моей голове, то это рок-баллады, ну, в крайнем случае, Кашин. Веселые песни нашлись на кассетах у мамы. Кай Метов, Казаченко, Комбинация, Муромов, Серов. Господи, мамочка, что ты слушаешь? Кто это такие?

Леха и Карина наперебой начали хвалить меня. Я и то, я и сё, и в космос летал, и в цирке выступал. Короче, сплошное враньё. Как будто сватали меня за Марту. От этого я немного напрягся. Да и вообще раскачать на кутёж в таком состоянии меня непросто. Хотя, после первого тоста и я поддался всеобщей игре. В конце концов, если у тебя плохое настроение, чего его другим-то портить?

В моей маленькой комнате, начались танцы. И естественно через какое-то время в магнитофоне завелись медляки. Ну, понятно, кто с кем танцевал. Марта невысокого роста, скромных и приятных форм, с очень красивым лицом, стрижечкой каре. Голубые глаза, словно подсвеченные изнутри, смотрели смеясь и испытывая одновременно. А потом Марта вдруг оказалась у меня на коленях. Пьем за знакомство. А потом я вдруг срывающимся голосом читаю стихи: На ночном перроне Продавали боль - Девять граммов пачка И впридачу соль. Я купила десять, Чтобы про запас, В очереди долгой Простоявши час. А потом нас несет метель, подталкивает в спину к неизвестному. Неизвестным оказывается квартира Марты. Мы сидим на кухне Марты, и странным образом, колдовскими чарами, не иначе, бутылка, которую мы выпили у меня в комнате, здесь стоит на столе полна и цела.

И снова звучит музыка, а потом танцы. И снова стол. И снова какие-то истории из наших четырех жизней плетутся, сплетаются, завязываются в теплый свитер-разговор вечера. Ах, уже ночь. Пора по домам. Я стаю качаясь, белая береза, как бы мне… Карина и Алексей шмыгают в дверь, быстро попрощавшись, а потом слышен на лестничной площадке смех нашкодивших детей. «Что же, - говорю в дверь. – вы меня не подождали?» А где мои ботинки? «А я их почистила и поставила сушиться?» - говорит Марта. Я же спросил «где», а «не что с ними».

-Оставайся, - говорит Марта, - поздно. Не дойдешь, а я тебя не доведу. Метель, да и маму твою пугать не надо, - говорит, а сама уже раскладывает диван, застилает его чистым бельём.

Я не готов. Я не могу. Я обещал сам себе. Строжайшее воздержание. Только литература. Я иду в туалет. В шапке и в куртке. Ах, как жаль, что у красивых женщин в туалетах нет такой небольшой дверочки, чтобы можно было спокойно выбраться через неё на улицу. Сколько бы проблем тогда решалось, еще не начавшись. «Медленно время длится или оно прошло. Все, что будет, случится не вовремя и назло».

Сергей Решетнев ©