Не на Майями

Когда ехали по пустому мосту с правого на левый берег, стрелка скорости прыгнула на панели приборов и показала цифру девяносто. Вместе со спидометром заработали электронные часы, а под ними высветился датчик температуры. Тридцать два градуса. Город плавился в середине будничного дня, и мы, в солидарность с ним, залезли в эту разогретую духовку. В «восьмёрке» Арслана не было кондиционера, задние окна не опускались. Только передние запускали в салон порции горячего воздуха. С характерным шумом, напоминающим работу фена, он обдувал наши смуглые лица и сушил выступающий со лбов пот. Знойный ветер особенно ощущался в момент разгона, при торможении где-нибудь перед светофором он переставал залетать, и наши капризы слышались гораздо громче и отчётливее.

Нас было четверо: за рулём - Арслан, рядом с ним сидел Кирюха, мы с Русланом на задних сиденьях, с поджатыми ногами, тёрлись друг об друга коленями. Предварительно скинувшись на бензин, мы держали курс на смотровую площадку - главную достопримечательность города.

Отвлекались от июльского зноя как умели: под играющий в магнитоле шансон матерились, вызывали икоту у бывших девушек, угорали друг над другом, подпевали своим музыкальным кумирам, несдержанно смеялись - главное, не молчали.

— Я возьму тебя и прижму, как родную дочь…
А теперь всем хором застонали.
Или, например, лирические песни Аркадия Кобякова:
— Моё пиво разлито, моё сердце разбито…

И снова пацанский смех, отпугивающий, с демонстрацией передних зубов. В том гуле я окончательно убедился, что с настоящими друзьями я могу так ржать до конца жизни, и даже когда меня будут хоронить вместе с ними, кто-то из нас успеет крикнуть из могилы какую-нибудь дикость. Все пацаны в один миг откроют глаза, подхватят шутку, которую никто из плачущих сверху не сможет понять, пока куски земли будут залетать в распахнутый рот.

К моменту въезда в промзону, на светофоре, у меня в запасе уже было припасено одно уязвимое место про Арслана с Кириллом. Они, как вылитые китайцы, щурились без солнцезащитного козырька над головой. Пока фантазировал, вытянул голову вперёд, прямо под коробку передач. Глядя в лобовое стекло, я спросил:
— Ну че, скоро приедем? 
— Да скоро уже – нервным голосом последовал ответ.

Вот и стрелка скорости пропала, опять электроника заглючила. В это время Руслан нарыл в багажнике ковбойскую соломенную шляпу. Ни у кого из нас даже не возникло вопроса, откуда эта шляпа. Он надел её на голову без всяких ноток стеснения и прикинулся мексиканцем. Мы уже проезжали мимо первой проходной. От неё берёт своё начало длинный четырёхметровый забор - Великая Китайская стена, только сделана она из шлакоблока вместо известняка, с колючей проволокой. Над воротами стоял огромный агитационный щит: «Первичная профсоюзная организация». Напротив щита – вывеска с синей эмблемой «ММК». Пока смотрел в окно, пацаны подхватили новую идею. Руслан хаотично махал руками под песню «Остановите, остановите, Вите надо выйти…». Солома сыпалась мне на шорты. В этом адском котле было безумно весело.
Сатана, подлей кипятка.

Проходные завода перелистывались глазами одна за другой и фиксировались в памяти. Мы ехали вдоль них ещё около двадцати пяти минут. Башни с электричеством, пустые левобережные тротуары, безлюдные перекрёстки и трамвайный остановки, плакаты «Используй средства индивидуальной защиты!» сопровождали наш путь. Дым всех цветов радуги выходил из труб, смешивался в безоблачном небе и закрашивал его прямо на синем полотне. Всё это напоминало мне промышленную мегатонну из компьютерной игры «Фэлаут». Шляпа полетела в Кирюху, прикрепляющего крышку бардачка на супер – клей. 

Мы приехали на место. Арслан припарковался возле заброшенного, покосившегося здания. Сначала вылезли те, кто сидел спереди, откинули спинки сидений и выпустили сидящих сзади. Последние скрутились колесом, как эмбрионы, которые вот – вот выйдут из утробья матери. Для наших ног была выстелена дорожка из бетонных плит. Почти ковровая, только цвета светло-серого. Я попробовал в один шаг перейти с одной плиты на другую, но мне не удалось. Затрачивалось два шага. В ногах прыгали больные кузнечики, некоторые из них врезались в нас, укалывали и отпрыгивали. Через мокрые футболки солнце не прекращало облизывать наши спины.

Началась щебёнка. Притоптав камушки, мы поднялись на гору. На задней части площадки видна высохшая трава, одинокие зелёные кусты по – сиротливому разбросаны, ржавая будка с диагональным окном и небольшая телевышка. Концептуальные надписи на внутренней части железного подмостка: «Оля, прости меня», «Улыбнись», номера асек для знакомств. Дальше идёт новая возвышенность, на которую поднимаешься, как по винтовой лестнице - с таким же поворотом, только радиусом шире в несколько раз.
Железные перегородки были раскалены, мы не могли облокотиться на них. Нам некуда было девать руки и вместе с руками всё свободное время лета. Мы не строили планов, не надеялись, не мечтали, ни к чему не стремились и ничего не ждали. У нас был только смех. Больше ничего не было. Вот мы и уцепились за него. Повиснув и сильно закашляв, мы уставились друг на друга, и каждому из нас хотелось жить дальше. Я захотел закричать от радости того, что происходило вокруг меня. Кирилл полез к Арслану бороться, а Руслан разговаривал с девушкой по телефону. Я просто не мог поверить, что это случилось со мной. Иметь друзей было моим единственным счастьем, и я держал его на своих вспотевших ладонях, как хрустальную вазу – радовался тому, что оно у меня есть и в то же время боялся, что всё это останется осколками, лежащими под моими волосатыми ногами. Я понимал, что больше никогда не смогу собрать, только прыгать на них босыми ногами смогу. В знак памяти.

Я тогда не побоялся признаться себе в том, что без этих пацанов я не смогу жить.
Казалось, этот город повесил на нас невидимые кандалы. С задней части смотровой площадке были видны крыши первых домов - настоящих памятников градостроительства, а за ними – дорога; с передней – панорама обновлённого города, центр - миниатюрная крепость со средневековым флажком, церковь, торговые центры, ледовая арена, девятиэтажки, девятиэтажки и опять девятиэтажки, плетущиеся до самого цирка, где река перестаёт течь самостоятельно и уходит в подводные трубы; слева от меня – посёлок, за берегом – безмолвная степь, которая скоро не будет степью. Там торчат неподвижные строительные краны, свидетельствующие о расширении новостроек – разноцветных панельных домов, натыканных друг на друга, как сорняки, при всей ухоженности. Новостройки скоро подойдут к самому берегу, и чьи-то окна будут выходить прямо на реку. Почти Венеция. Я вспомнил фотографию из семейного архива, когда мама держала меня совсем маленького на руках на улице "50 лет Магнитки": за нами было голое поле с жёлтой травой, расстелена просёлочная дорога, пустая, не подавала признаков жизни, существовала сама по себе. Прошло пятнадцать лет. Мы взрослели и росли вместе с этими разноцветными панельными домами – понял я. Что же касается комбината по правой стороне моего взгляда, то он выглядел изумительно. Гораздо масштабнее: Аглофабрика, десятки цехов километровых размеров, железная дорога шумела, многочисленные карьеры и ослепительно яркое солнце. Да, это был приговор с самого рождения – выплюнуть здесь свои лёгкие.    
Вот я и успел быстренько осмотреться по сторонам, пока пацаны сделали по глотку газировки. Под предлогом сфотографироваться я подозвал Кирилла, Арслана, Руслана к себе. Друзья поддержали мою инициативу.
 
— Хотите реального «движа»? Смотрите, пацаны. – говорю сквозь невротическое хихиканье.

Мы образовали мистический круг, взвалили руки друг другу на плечи, находясь в каком-то приятном предвкушении, замкнули его. Каждый ощущал твёрдый уголок лба другого. Мы упёрлись взглядами вниз. У меня возникло непреодолимое желание заявить всему миру о такой дружбе, настоящей дружбе. Я собрал слюну в горле. Вот он – сигнал в космос, на кончике моего языка. 
—  Ты чё задумала, обезьяна?
Недолгая пауза.
—  Пацаны, просто поднимите головы наверх.
—  Зачем?
—  Руся, просто подними. Не обламывай. 
Теперь все смотрели наверх.
Приготовились.
Под характерный звук я согнул колени, надавив на плечи пацанов, подпрыгнул, достигнув высшей точки взлёта, -  плюнул в открытый космос, прямо над нашими головами. Последовал одичалый смех.  В один миг мы отцепились и отпрыгнули друг от друга. Никто так и не увидел, где приземлилась слюна. Скорее всего, сигнал испарился в душном воздухе, либо достиг запланированной точки и остался в нём. Пока искренне веселились, как маленькие дети, у Арслана зазвонил телефон. Сначала прозвучало короткое вступление, сопровождающееся вибрацией в кармане, а затем последовал сиплый вокал:
— «Не на Майами пока, не на Майями…»   
— Музыка прикольная у тебя. – говорю ему.
— Это «Честный». Тимурка. Ты ж такое не слушаешь. – пытается достать из сеточки кармана.   
— Почему? Слушаю. Нормальную тему двигает. – говорю и улыбаюсь.