Луна

— Ни хрена себе! Смотри, какая луна! 
— Реально здоровая! Проглотит и не поперхнётся.
Она уже слепила глаза своей яркостью, хоть на улице только начинало темнеть. На ней можно было разглядеть даже кратеры. Ничего подобного мы с Кириллом раньше не видели, ни вдвоём, ни по отдельности, картинки в виде серых пятен не в счёт, потому что они никогда не радовали; теперь мы обрадовались – наблюдали прямо здесь и сейчас, на середине дороги, когда зелёный человечек поторапливал нас своим миганием. Предпраздничное волнение. Вечерний сценарий пятницы больше нельзя назвать избитым, луна внесла в него свои коррективы, и мы шли в ларёк за стаканчиками и штучными сигаретами с совершенно новыми впечатлениями. За нашими спинами проехали машины, одна из них посвятила нам песню, слишком знакомая улица улыбалась, и мы улыбались ей в ответ. Кирилл обменивался со мной эмоциями. В его правой руке качался, как маятник, белый пакет.
— Если сейчас будет конец света, мне будет не в падлу встретить его именно так. – сказал он задорным голосом.   

Мы прошли мимо цветочного, киоска «Роспечати» и зашли в ларёк. В узкое фойе залетел ветер, позавывал, поскулил и замолчал, над головой торчала лампочка, на стене висел жёлтый плакат семечек «Джин». Кирилл наклонился к маленькому окошечку, постучался. Окошечко открылось. Из него высунулась рука, ознакомилась с заказом, взяла купюру, следом выдала товар и сдачу. Теперь были в полной экипировке.

Свернув с тротуара, мы зашли в тёмную арку. Мы проверили её на эхо, запустив по стенам звуковую волну, а затем дальний свет фар выезжающей машины окончательно обнаружил нас. Никто не потерялся.

Возле детского клуба «Галактика» я остановился, чтобы переложить кошелёк из наружного кармана во внутренний. Радостно расстегнул ветровку, пока перекладывал, успел испугаться преждевременного старения кожи, подумал, что проснусь однажды утром и пойму, что больше не милый одуванчик. Я посмотрел на бордюр и принялся себя успокаивать: свежий, красивый, особенно в этой шапке, обтекающей голову, румянятся на холоде щёчки, и пар выходит изо рта, - не зацепиться, не подколоть, почти неуязвимый, разве только заикаюсь, да и это компенсируется. Я перевёл взгляд на трансформаторную будку, продолжив рассуждение:

— Вот потом, когда припрёт, страшно станет на себя старого смотреть, буду думать, что да как. А Илья вообще говорил, что у меня биберовская внешность. По-хорошему, надо танцевать, пока красивый, а когда перестанешь быть красивым, можно умирать, дальше жизнь будет ещё бесполезнее. К тому же, вряд ли кто-то выдержит нас, некрасивых. Может, повезёт, конечно, не отрицаю. Боюсь отрицать.
Мне удалось засунуть в выдвижной ящик шифоньера очередное переживание. Я успокоился, закрыл на липучку внутренний карман и застегнул ветровку. Варианта было два: знакомая пятиэтажка возле первого подъезда, с высокими кудрявыми деревьями, крыльцом без освещения, лавочкой, возле которой была смастерена урна из ведра, и беседки детского садика, расположенного напротив соседнего девятиэтажного дома. Выбор пал на первый вариант, меньше окон – меньше глаз.

— Давай здесь сядем.

Наблюдая, как друг проверяет почту в телефоне, я пришёл к выводу, что лучше умирать самым последним из всех родственников. Собрав слюну на кончике языка, я опустил голову и плюнул между раздвинутых ног. Плевок упал на асфальт. Я подумал: 
— Так никому не сделаешь больно, они просто-напросто не узнают о такой разновидности боли.

От этого умозаключения мне стало немного легче. Небольшая заминка прошла. Закрыв аккаунт «Вконтакте», Кирилл отдал мне приказ тоном самого доброго в мире офицера:   
— Доставай. Будут менты проезжать, сразу в пакет, чтобы не докопались.
— Понял. – отвечаю.   
Пакет зашуршал. Взявшись за обтекаемое горлышко, я вытащил медовуху, открутил пробку и разлил по половинке.
— Первую без «запивона»? Или как?   
— Без. Она мягко заходит. – передаю стакан.
— Ну, рожай, братан. 
— За погоду. Хорошая погода. Последние тёплые дни.
Выпили, не морщась. Я поместил стаканчик между дощечек.
Хорошо, что не показал свою тревогу Кириллу. Хотя мог бы, знал, что он поймет меня, поддержит, начнёт переживать вместе со мной. Зачем-то вспомнил праздник, поход в сочинский океанариум с мамой, с папой, со старшим братом, большой рот акулы, удовольствие, салют…
Звук домофона. Из подъезда вышли люди. Я сложил руки в замок. Вместо того, чтобы угробить вечер, я бодрым голосом сказал:
— Между первой и в второй… пе-ре-рыв-чик небольшой. Давай стакан, чё завис?
Я обратил ладонь левой руки в сторону себя, большой палец оттопырил вперёд, остальные плотно прижал друг к другу, как будто здороваюсь с самим собой. Так я старался убедить в лёгкости и беззаботности сказанного нас обоих. Не буду обманывать об убийстве двух зайцев: вряд ли бы произнёс «перерывчик» без запинок, если бы не разбил его на слоги. Пальцами, по форме похожими на пистолет, я тыкал в ключицу. На каждый произнесённый слог по одному тычку. Итого, вышло 4 выстрела.
— На. Ты сегодня бармен. Только поменьше наливай, чтобы растянуть. Одна ведь всего.
— Знаю. Чисто посмеяться. Тебе на работу, мне - на олимпиаду по русскому языку. Блин, а ещё «научку» дописывать. 
Каким бы эгоистом я тогда себя не признавал, но сдёргивать в унитаз клетки мозга гораздо утешительнее вдвоём, в приговоре на саморазрушение мы поставили две подписи. Я уже почти забылся, мне стало почти плевать. Мы просто разговаривали, матерились, ржали, душещипательно взвешивали руки на плечи, отматывали плёнку назад и резко врывались в туманное будущее, вскакивали с лавки, бесились, а потом садились и утихомиривались, на все великие вопросы искали великие решения и, в конце концов, находили их.

                ***
— Да надо было тогда попробовать с мягкими игрушками! Шкуру заказываем на «Алиэкспресс», перину отдельно забиваем, встали бы с тобой толкать на новых кварталах. Там много молодых родителей. Они бы всяко купили.
— А если не купят, всегда можно объявить себя банкротом.
Где-то мы уже об этом говорили, но в тот момент казалось, что я слышу о таких грандиозных и к тому же неосуществлённых планах впервые.   

                ***

Зашипела кока - кола.               

— Хочешь сказать, девушка бы просто расписалась с тобой?
— Сейчас так практикуют… Она бы просто… как бы… не любила веселиться, чувствовала бы себя немного некомфортно что ли. Зайти в загс вместе, вместе кольца надеть, как ни в чём не бывало пойти в гипермаркет «Магнит», купить печенья к чаю и вместе пойти домой. Клятву слышим только мы... тема реальная, говорю тебе!
— Ну... не знаю, мне кажется, одно из немногих событий, которое должно типа там запомниться.

                ***
— Всё, погнали до меня. В спину дует, жесть. 
— А если спалишься?
— Мама уже в кровати. Спит. Зайду по-быстрому, переоденусь в куртку и выйду. 
— Ну, давай допьём уже и пойдём. Осталось максимум на 2 раза.
— У меня на этаже допьём, иначе совсем окоченею. – сказал я слегка проседающим, сбивчивым голосом. 
Мы направились в сторону моего дома – гармошки. Дошли на одном дыхании: задержали воздух в квартале, прошли детскую площадку, парковку, пешеходный переход, школу, футбольное поле, и выдохнули только на угловом подъезде. Лифт был сломан, пришлось подниматься пешком на седьмой этаж.
— Я быстро. Разливай пока. –  вытащив из кармана пластиковый сосуд, говорю.
— Блин, быстро отпускает, да? В темпе, Лёх. 
Я зашёл в квартиру. Дверь в зал была прикрыта. Мама уже спала. Почти бесшумно я положил ветровку на кресло, молниеносно сменил верхнюю одежду, закрыл входную и тамбурную двери. На этаже мы допили медовуху, поставили её возле мусоропровода. Мы вопрошающе посмотрели друг на друга. В душном подъездном воздухе созрело предложение:
— Уже не торкает. Давай ещё по банке пива возьмём.
Спустившись по ступенькам обшарпанной лестнице, мы вышли из подъезда и направились в магазин со светящейся вывеской «Элинка». При нашем входе в бакалейную лавку зазвенели китайские колокольчики, расстояние между холодильником и прилавком – шаг, невозмутимый голос женщины в синем фартуке:
 — Заказывайте, молодые люди.
В тёплом помещении нас тут же сморило, захотелось спать и забыть этот день. Я уставился на полки с дешёвым пивом: верх - жестяные банки, середина – стекло, низ –  большие тары, пролистывал их глазами, наклонился телом немного вперёд, опустил голову, подумал про себя:
— Может, не всё так просто, как казалось с самого начала? Не такая уж я и милая скульптура. Мои бывшие одноклассники говорили мне про горб, интересно, они до сих пор не верят, что это такое строение спины? Это, возможно, связано с сутулостью, но я сейчас слежу за осанкой, часто думаю о ней. Тут вроде бы всё в порядке, люди с выпрямленной спиной – уверенны в себе, ничто не выдаст меня. Или за мной никто не следит, потому что им плевать на меня? Или опять придумал всякую ерунду. Зачем я вообще об этом думаю? Какой смысл был всего веселья?
Висели жёлтые ценники и белые ценники, стоял прямо, без покачиваний, стопы ног параллельны кафельному полу. Чёрные линии между плиток. Я понял, что переоценил себя. Хотелось прийти домой, скорее забыть этот день и больше ни о чём не думать. 
— Ну, чё брать будем? – проявил инициативу Кирилл. 
Молчу.
—  А будет лучше, если все за мной следят?  - думаю про себя.
— Лёх, харош втыкать. У меня уже спина мокрая.
Я набрался решимости и сделал свой выбор, указав на него пальцем:   
— Давай по мельнику тогда. Как раз по акции. - произнёс неловко, не слышно, с чувством вины.
Продавщица нажала на пульт. Холодильная установка запищала.
Звуки «Пип – пип – пип».
Почему я так много думаю о себе?   
— Берите.
Кирилл открыл холодильник и вытащил из него две бутылки пива. Я попросил его заплатить за меня, потому что кошелёк намеренно оставил дома, в той ветровке. Он передал бутылки мне и пошёл в сторону кассы. Я стоял за спиной лучшего друга, как преданный придворный. 
— Спаси меня, братан, своей беззаботностью, без твоей радости не смогу жить. Надо срочно зафорсить какую-нибудь пошлую тему. Мне нужно понять, что жить не так уж и сложно.

Кирилл рылся в карманах слишком долго. 
— Я, получается, потерял связь с миром наигранно? Значит, не милая ходячая скульптура. Каждый хочет сфотографироваться, но каждый стесняется подойти. Ну что за выдумки? Ненавижу то, о чём думаю. Всё же проще. Не всё так страшно, зато поговорили о всяком разном. Кто бы залез в мою голову в больших резиновых сапогах, взял лопату и вытряхнул бы из неё весь навоз? 
Про себя я умолял Кирилла, чтобы он скорее расплатился, пока эта карусель не раскрутилась окончательно.
Мы вышли из магазина.
— Открывай, пока холодное. – говорит лучший друг.
— Боюсь заболеть.
— Всё за ангину печёшься? – недоумевающе спросил Кирилл.
— Да и по улице как-то не хочется идти. Вдруг знакомые, не хочу о себе портить впечатления.
 — С каких пор ты стал идеальным человеком?
Я ничего не ответил. В моём случае лучше было согласиться. Виртуозное движение зажигалкой, подбросил крышку, попробовал поймать её в воздухе и пнуть с навеса. Не получилось. Возле парикмахерского «Дива» отхлебнул пива, подержал эссенцию в горле, подогрел и сглотнул.
Мы шли по тротуару прогулочным шагом. Избавился от бутылки прежде чем прийти на остановку. Там много машин, вдруг бы увидели, тыкнули пальцем на меня, разоблачив обречённого маленького ребёнка. 
— Спасибо за вечер, друг. Хорошей олимпиады! 
— И тебе. Пока.
 Мы пожали друг другу руки. Кирилл остался на перекрёстке ждать зелёного сигнала. Я отдалился от него на несколько метров и начал распутывал наушники. Решил проверить зубы на кариес. Провёл языком – верхние – на месте, нижние – на месте, есть только небольшие дырочки сбоку.
Кирилл развернулся на месте и окликнул меня:
— Луна вообще беспонтовая какая-то! Не то, что была.
Луна была действительно маленькой: едва выглядывала из-за рекламного щита, на котором висел ведущий передачи «Галилео», без проблем поместилась в моё колечко, сложенное большим и указательным пальцами левой руки. Я приставил его к глазу, защурился, крикнув Кириллу в ответ:   
— Согласен, на зубную пломбу похожа.