Посреди океана. Глава 45
же встречного снять маску, за которой он прячет от всех свои мысли?
Возможно, художник-абстракционист и справился бы с этой задачей, но художнику-
реалисту вряд ли такое оказалось бы под силу.
Может быть, кто-то надеется увидеть мыслишки, рассортированные, словно отдельные
краски, упрятанные в тюбики с надписями на боку и закрученные крышечками?
Ничуть не бывало!
Но тогда, что же это за картина получится?
Палитра сумасшедшего. Да, да. Не больше, не меньше.
Независимо даже от того, приличные это будут мысли или не очень; тихого и
незаметного человека, отпетого хулигана или всем известного, уважаемого лица.
Вы выражаете сомнение?
Взгляните в зеркало. Не улыбайтесь снисходительно. Попробуйте отследить свои
собственные мысли. Уж будьте уверены, они не будут течь последовательным ручейком.
Они будут хаотичными, обрывочными, скачущими, мечущимися, противоречивыми...
Если уж наши диалоги, разговоры, беседы - обыкновенный театр абсурда, когда
каждый говорит о своём, никто никого не слушает и не понимает... То мысли - поток
сознания, бессознательного, неосознанного, несознательного - это обыкновенная палитра
сумасшедшего.
МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.
А на собрании в это время было довольно жарко.
Капитан категорически заявил всем, что никуда из этого рейса он не уйдёт; объявил
во всеуслышание, что Анзор обыкновенный симулянт, мол, он врачу взятку предлагал,
чтобы его признали больным и списали; заверил всех, что списан с "Лазурита" никто,
ни единый человек, не будет. А если кто-то захочет уволиться из тралфлота, пусть
пишет заявление, отработает положенные две недели и потом пусть катается на
"Лазурите" до конца рейса: и за питание, и за катание на берегу по приходу всё
высчитается.
Все эти новости я услышала от матросов, сидевших в салоне в ожидании ужина, пока
накрывала на столы.
Это были рыбообработчики Венька Риткин, Боря Худой и ещё двое из той же бригады,
о которых выше пока что не упоминалось. Один из них прозывался Хиппак: длинный,
тощий парень с чёрными волосами до плеч. А второй по имени Саня, широкоплечий
дюжий малый с огромными ручищами, толстой шеей и длинным, узким лицом.
- Как говорится, вход бесплатный, а за выход надо очень много заплатить, - подвёл
итог изложенным новостям Венька.
- Всякий работяга имеет такое начальство, которое его имеет, - многозначительно
произнёс Боря Худой, подняв кверху указательный палец.
- Против лома нет приёма, если нет другого лома, - сделал свой вывод Саня.
- А я предлагаю Кепа смайнать за борт, корабль захватить и заняться в здешних
водах пиратством. Пошкерим капиталистов, которые вокруг нас рыбку ловят. А потом
завалимся в какой-нибудь порт посимпатичней, пошляемся по кабакам и борделям,
как все нормальные матросы, - предложил Хиппак то ли в шутку, то ли всерьёз.
Произнёс он это злой скороговоркой, встряхивая волосами и презрительно кривя губы.
Вообще-то, он всегда так говорил, у него манера такая.
- Вот из-за таких, как ты, погибли Чапаев и Му-му, - с шутливым осуждением
произнёс Венька.
- А что, неплохая идея! - оживился Боря Худой, и глаза его предвкушающе
засверкали. - Мечта моего детства кругосветное путешествие! Вот возьмём и устроим
себе хорошенький круиз. Старпома и первого нужно будет отправить вслед за капитаном.
- А кого вместо капитана поставим? - поинтересовался Саня.
- Кого-кого... Да кого угодно! Вот, хоть Пашу, к примеру, - предложил Боря Худой.
- Почему это Пашу? - скривился Хиппак.
- Как почему? У нас в стране каждая кухарка может государством управлять, а тут
всего лишь какое-то корыто! - воскликнул Боря, с дурашливым недоумением вылупив глаза.
В этот момент в салон заявились дядька Юрка Сидоров, Тявкала и Сивая Чёлка.
- Что, опять наверно ведете грязные разговоры о деньгах? - спросил дядька Юрка
полушутливо-полупрезрительно, окинув всех собравшихся долгим подозрительным
взглядом.
- Что значит, грязные разговоры? - возмутился Саня. - Это о грязных деньгах
разговоры грязные. А о нормальных деньгах, нормальные разговоры. Мы свои деньги зарабатываем трудом и потом. И в том нет ничего плохого!
- Труд создал из обезьяны человека, - непонятно к чему сказал Сивая Чёлка.
- А человек отомстил, взял и придумал мартышкин труд, - заметил, усмехнувшись
Венька.
Я поставила на стол кастрюлю с супом. И матросы отвлеклись от разговоров,
занявшись наполнением своих тарелок.
- Ты чего такая вредная? - опять прицепился ко мне Тявкала, ожидая, когда
подойдёт его очередь завладеть половником. - Ты чего такая склочная, я тебя
спрашиваю?
- Отстань, дурак! - разозлилась я.
- Видите, как она мне грубит?! - возвысил он возмущенно голос, намеренно
привлекая к себе всеобщее внимание.
- Нехорошо, грубость - такое же уродство, как и горб. Сказал писатель Горький, -
назидательно произнёс дядька Юрка.
- Он не дурак, а человек с ограниченными умственными возможностями, - поправил
меня Боря Худой. - Или человек, которому в умственном отношении природа бросила
вызов. Понятно?
- Инга, а сколько ты классов закончила? - спросил Сивая Чёлка.
- Десять.
- Наверное на тройки училась? - предположил он.
- А почему это тебя интересует? - удивилась я.
- Ну, раз в море пошла, - ухмыльнулся он.
- Инга, хоть ты и троечница, хоть ты и вредина, хоть ты и грубиянка! Но всё равно
мне очень нравишься, - заявил вдруг Тявкала. - Я знаю, почему ты вредничаешь.
Потому что никого не любишь. Вот полюби меня, и сразу добреть начнёшь. Вот
увидишь!
- Правда, полюби его, - неожиданно поддержал его Боря. - Это он только с виду
идиот, а так, человек вполне нормальный.
Не желая больше слушать этот дурацкий трёп, я удалилась на камбуз и принялась
наливать в чайники компот. Увлёкшись, не заметила торчавшую из духовки длинную
сковородную ручку и каким-то непонятным образом напоролась на неё, порвав чулок
и поранив ногу.
Пока я возилась с бинтами, слышала, что в салон пришли какие-то матросы и
застучали ложками - ели первое. Я разнервничалась.
Мне вдруг показалось, что кто-то закричал: "Второго!"
- Кто спрашивал? Кому второго? - примчалась я с порциями в салон.
На меня все вытаращились, как на привидение.
- У тебя уже слуховые галлюцинации начались? - осторожно поинтересовался Венька.
- Смотри, как бы мозги набекрень не съехали, - проворчал дядька Юрка.
- Ой, и не говорите, - произнесла я, оправдываясь. - Уже и во сне тарелки снятся,
и крики слышу: "Второго! Второго!"
- А кто тебе кричит во сне? - поспешил выяснить Венька.
- Я уже не помню.
- Другой раз рассмотри хорошенько, потом нам скажешь, - наказал Боря Худой.
- Ладно, - пообещала я.
Тем временем, одни, поужинав покидали салон, другие приходили.
Добытчики, в отличие от рыбообработчиков, были в более приподнятом настроении.
- А ты почему на собрании не был? - спросил у Румына Руслан.
- Знаешь ли, я собрался. Галстучек завязал, белую рубашечку надел, ботинки почистил.
И пошёл на собрание.
- Да будет врать-то! - осадил тралмастера Вова Большой.
- Вот и я подумал: будет врать капитан. И вернулся назад, в каюту. Решил лучше
поспать.
- А днём говорил, что списываться собрался, - напомнила я Румыну. - Передумал уже?
- Передумал, - он сокрушённо вздохнул. - Неудобно как-то. Корячились, старались.
И вдруг всё бросить? Мне даже хочется закончить этот рейс. Зачем? А просто так, для
смеха! - псевдосерьёзно заявил он. - Да и тебя с Анютой жалко. Где вам двоим тут
управиться!
- Значит, домой уже передумал досрочно возвращаться? - уточнила я.
- Это всё дурная советская привычка - работу на дом тащить, - воскликнул он с
шутливым раскаянием.
- Ишак - это работающий осёл, - многозначительно произнес Коряга.
- Дураки. Хотели денег лёгких срубить, - сказал Руслан, покрутив пальцем у виска. -
Разве такое возможно в КаБэТээФ?
- Случилось стра-а-ашное! - запел тонким голоском тралмастер.
- Обидели юро-о-одивых! - подхватил Коряга.
- Отняли копе-е-ечку! - пропели они слаженным дуэтом, стараясь тянуть, как можно
дольше и как можно тоньше.
Чувствовалось, что исполнялась эта ария не впервые. Очень уж уверенно и
отрепетированно звучало.
- Ну как? - спросил у меня Румын, раздуваясь от гордости.
- Здорово мы пели в унисон? - поинтересовался Коряга, довольный собою не менее
тралмастера.
- В унисон? В какой унисон? Вы в воздух пели, - сказал Вова Большой.
Все добытчики рассмеялись.
- Ударим смехом по безнадёжью! - провозгласил Коряга.
- Да. На черта нам какие-то там деньги? Главное, мы здесь в хорошую компанию
подобрались, - заявил Румын. - А деньги? Тьфу! Зачем нам деньги? Да и что такое
деньги? Мусор. Живём здесь без денег, и ничего, нормально.
- Деньги - это слабительное. Пурген. Остап Бендер говорил:"Утром деньги, вечером
стул. Вечером деньги, утром стул, - сказал Коряга.
- Это не Остап Бендер говорил, - возразила я. - Это, наоборот, ему говорили.
- Да какая разница, - отмахнулся лебедчик. - Главное, что мысль правильная.
Когда бригада Румына ушла, заявились "котовцы".
Этих, кажется, вообще не волновало ни собрание, ни то, что на нём говорилось. Они отработали свою вахту, устали, проголодались.
- Инга, садись, посиди с нами, отдохни, - подозвал меня Вася.
Я присела за их стол на минутку.
- Я тебе опять билеты взял, - сказал Лёха Молдова, улыбаясь одной половинкой
рта. - Самые дорогие.
- Спасибо. Но... - Я развела руками.
- Кум май трэешть? - спросил он.
- Бине.
Он ещё что-то спросил, но я не поняла.
- Ну ынцелег.
На этом наш разговор закончился, так как в салон заявились новые посетители, среди
которых был Дима-электрик, Спартак и Черный.
Последний был мрачнее тучи и угрюмо молчал.
- Вот, Инга, ты наверное думаешь, что на нормальном рыболовном траулере
находишься? Нет. Ты глубоко ошибаешься. Ты находишься на плавучем
дурдомешнике, - заявил Дима, наливая себе суп. - Думаешь, это траулер? Это
плавучий комбинат полнейшего абсурда.
- Ну ты и выдал! - восхитилась я.
- А что, не так? Тогда объясни мне, почему Фирку списали, когда он об этом совсем
не просил, а Анзора не списывают, хотя он весь наизнанку вывернулся, чтобы
списаться? Почему? - спросил он меня.
- Почему? - в свою очередь поинтересовалась я, подозревая, что он знает ответ.
И не ошиблась.
- А вот почему, - торжественно провозгласил Дима. - Сидят две коровы и вяжут.
А над ними летит стая напильников. "Скажите, как лететь на юг?" - спрашивают они
коров. "Сюда, пожалуйста!" - показала дорогу одна из них. Летит другая стая
напильников. "Скажите, где юг?"- "Туда, пожалуйста!" - отвечает корова. "Что с
тобой?- спрашивает её подруга.-Почему ты одну стаю отправила в одну сторону, а
другую - в другую?"-"А на кой ляд там столько напильников?"
- Такова селявуха, - мрачно заключил Чёрный.
Я, между тем, слушала их трепотню в пол-уха, ибо ломала голову над тем, как бы
так поделикатнее подъехать к Спартаку и выяснить, что у него случилось в тот
злополучный день, когда он пришёл на ужин пьяный, с босым лицом и ел вилкой суп?
Почему он тогда сказал, что у него душа почернела? Почему он на следующий день
вообще в салоне не появлялся? Почему никто про него ничего не знал? Все эти
вопросы давно волновали меня, но не могла же я вот так запросто вылепить их ему
прямо в лоб. А как подъехать поделикатнее, я не знала. Очень уж он выглядел высокомерным и неприступным. Трудно было выбрать верный тон, чтобы заговорить
с этим парнем, тем более, что сам он не только не заговаривал со мной, но даже внимания никакого не обращал.
Наконец я набралась наглости и с осторожной нейтральностью в голосе спросила:
- Антон, я всё хочу спросить тебя... Ты зачем сбрил усы?
- Что-что? - не понял он и поднял на меня обалделые глаза.
- Ты зачем усы сбрил, дурик? - подхватил Чёрный мой вопрос, лихо переведя его в
шуточную плоскость недавно просмотренного фильма.
- Кому? - спросил Спартак в заданном тоне.
- Быстро объясни товарищу, почему Володька сбрил усы. У нас очень мало времени,
Сеня, - шпарил Дима дальше строго по сценарию "Бриллиантовой руки".
Матросы столько раз смотрели полюбившиеся им фильмы, что уже знали их наизусть
и сыпали запомнившимися фразами на каждом шагу.
- А бороду? - спросила я вразрез с навязываемыми киноманскими импровизациями,
желая увести разговор в сторону от киношных цитат.
- Не в бороде честь, борода и у козла есть, - долго не думая, сказал электрик и
дальше опять посыпал мешаниной шуток, надёрганных из любимых кинокомедий.
В общем, эти киноманы заморочили голову и мне, и Спартаку, которого Дима, в
конечном итоге в спешном порядке утащил из салона, так и не дав ему рта раскрыть.
Самым последним оставался ужинать Чёрный.
И есть толком не ел, и уходить не уходил.
Я принялась потихоньку убирать со стола, так как в салоне уже начали собираться
кинозрители, ожидавшие момента, когда можно будет закрутить фильм.
И вот на столе перед Чёрным уже почти ничего не оставалось, кроме миски с хлебом
и солонки. Но как-то так траектории движений наших рук пересеклись, и я уронила на
пол хлеб, а он рассыпал на стол соль.
Старый рыбмастер, сидевший в этот момент на диванчике в ожидании кино, заявил
с видом знатока:
- Неприятность большая будет. Верная примета. Соль рассыпать - к ссоре. А тут
столько много соли просыпалось! Ссора будет, что надо. Крупная ссора будет...
- Не слушай его, Инга, - резко оборвал рыбмастера Чёрный. - Одновременно хлеб с
солью уронить, это к добру. К радости, к перемене погоды. Это нормально.
Неизвестно кому верить. По мне, конечно, лучше бы сбылись вторые пророчества, чем
первые.
Убрав салон и вынеся помои, я зашла в мойку снять с себя косынку и фартук, как
вдруг услышала за дверью звонкий голос Васи-добытчика:
- Мойву скоро доедим. Баб китайцам отдадим. Встань-ка, Ленин, встань-ка, дедка,
зае... нас пятилетка!
Надо же, и не заикался даже.
- Нет уж, Владимир Ильич, спи спокойно, - возразил голос Валерки-повара. - Как-то
народ уже привык видеть тебя в гробу.
Я вышла из посудомойки.
Вася стоял, прислонившись к дверному косяку, на пороге салона и камбуза.
- Ой, тут Инга! - воскликнул он, выпрямившись. И покраснел, как маков цвет. -
А я тут Валерке стих такой похабный читал! Извини, Бога ради.
- Да я не слышала ничего, - успокоила я его.
- Честно не слышала? - он испытующе посмотрел на меня, всё ещё заливаясь краской.
- Честно, Вася, честно!
- Ну и слава Богу, - вздохнул он, облегченно.
Выскочила в салон, а там уже собрался весь цвет общества кинолюбителей.
- Баптистки! - заорал мне вслед Боря Худой своим комическим голосом. - Чего в
кино не ходите?!
Свидетельство о публикации №217112701598