Ловись рыбка

Солнце уже поднялось высоко, и забравшись в окно Петрякиных оно во всю жарило большой домотканый половик и развалившегося на нём кота Мурзика когда Серьга сладко поворочавшись на большой, бабушкиной железной кровати, открыл глаза. Совсем по взрослому, подражая старшему брату, потянувшись всем телом, он окончательно  спустился на грешную землю с безоблачных высот своих сновидений. В комнате никого не было. Мама Серьги уже давно ушла на дежурство. Она работала стрелочницей на железнодорожной станции  и в пять часов утра заступила в дневную смену на первой стрелке. Теперь её можно  было ждать домой не раньше шести часов вечера. Старший братишка, Сашка, ещё на прошлой неделе уехал к своим друзьям, чеченцам, у которых он всё лето и отдыхал и работал подпаском. Сестрёнка Светланка, воспользовавшись моментом пока Серьга, постоянный Светкин хвост, мирно спал, убежала к подругам и лишь бабушка Федора тихо постукивая посудой убиралась на веранде приспособленной на лето и под кухню и под семейную столовую одновременно. Вставать не хотелось, и, скинув простыню, забросив за голову ручонки, Серьга стал с упоением вспоминать и мысленно представлять свой любимый сон. Ему сегодня опять снилось, что он летал. Вот так просто разбежавшись, он оторвался от земли и полетел как в чудесных сапогах скороходах над родным посёлком. Зажмурившись и представляя во всех деталях картину, Серьга едва слышным шепотом  с упоением проговаривал.
- Казарма Андрюхи Мелька.
- Самый большой в Приканальном дом, Полтора Ивана. Так, дальше дежурный магазин. А вот и сельмаг.
Серьга стремительно летел дальше. Вот и ужасный Клинцевский сад, где с самой большой и ветвистой  яблони жалобно смотрел на него глаз Васьки Маркея, который ему вот на этой яблони, года три назад выбил метким выстрелом из берданки хозяин  окаянного сада дед Макар Клинцев. Серьга аж вздрогнул  всем телом от привидевшейся чертовой яблони. На полном ходу, не чуть не боясь машин, маленький скороход вылетел на оживлённую ростовскую трассу, проходившую по краю посёлка и хорошо наблюдаемую с бабушкиной кухни и сестрёнкиной комнаты на втором этаже петрякинской двухэтажки.
- Чудеса, думал Серьга, машины внизу пробегают как муравьи под ногами. Он даже немного приостановился, то ли считая их, то ли упиваясь своей недосягаемостью. А считать Серьга, уже умел до пяти без ошибок, и дальше знал много разных чисел, в разноброд, так, что, по мнению соседа дяди Вити Томарева, считать он точно умел. Не случайно же, дядя Витя, при встрече не упускал случая заметить – «Ну, что ж, товарищ Петрякин, счёт Маланин вы уже выучили. Пора за каракулеписание браться». Только почему счёт маланин, Серьга понять не мог. То ли его в стародавние времена какая  то Маланья придумала?
Хохоча  от восторга наш «маленький Мук» легко помчался почти по самым крышам спешащих по своим делам машин, приговаривая:- «Вот я какой! И вы меня не задавите как нашего пса Валета». К всеобщему семейному горю, немецкая овчарка Петрякиных, верный Серьгин четвероногий друг Валет уж недели две как сорвавшись с цепи был насмерть сбит проходящим калачёвским рейсовым автобусом под самыми окнами дома, на глазах у всей семьи. Вот он по трассе вновь мчится  этот злополучный автобус. Серьга узнал его, и едва касаясь ногами, быстро пробежался по крыше железного обидчика размышляя о том как ему отомстить  за бедного Валета. Тут, автобус резко повернул на право, выезжая к железнодорожному переезду, а Серьга, на полной своей скороходской скорости полетел прямо, всё дальше уходя к двенадцатому шлюзу Волгодонского судоходного канала. Вот уже и ворота показались с белыми торжественными  пилонами по краям.
- Стоп! Ёкнуло сердце Серьги. Мы же утром с ребятами собирались на Сазанье озеро ловить рыбу! И все сладкие воспоминания о сне моментально исчезли, будто свет  выключили. Серьга решительно открыл глаза, и как ошпаренный вскочив с кровати  пулей вылетел из кухни.
- Надо же собраться, надо же собраться занозой застряла в маленькой белобрысой голове мысль.
В одних, бывших чёрных, но от «пережитого» изрядно полинявших и выцветших трусах он нёся как на пожар по длинному узкому коридору соединявшему небольшую, но светлую и уютную кухню, в которой жила бабушка Федора и любил спать Серьга, с огромной стеклянной верандой, куда на лето перебиралась вся семья Петрякиных.
Бабушка с головой  погруженная в свои кухонные дела краем глаза заметив пролетавшего мимо внука машинально, не отрываясь от  ведёрка с картошкой, проговорила:
- Надо же, доспался, Горе луковое. Ещё пару минут, и в постели можно было б рыбу ловить.
Но путь Серьгин лежал совсем не к деревенским удобствам, а туда, куда он  ещё сам,  впопыхах,  не успел определиться. Его белая, как отцветший одуванчик, голова да тёмно мышиного цвета трусы мелькали то там, то там.
Он бегал и приговаривал:
-Удочка! Удочка!
Серьгины удочки стояли мирно в ряд у задней стены погреба. Он ещё загодя смастерил их из всех подручных материалов. Здесь были две удочки из камыша. Они хороши для ловли разной речной мелочи и бычков на канале. Правда, ими нужно было уметь рыбачить. Резко дёрнешь – сломается. Чуть покрупнее рыбка, тащить придётся за лесочку осторожненько, осторожненько. Зато они были ровненькие, блестящие. Серьга их лаком вскрыл. Ему сей дивный продукт от брата перепал, когда он вскрывал лаком приклад своей новенькой двустволки. Новенькой, в смысле недавно подаренной ему друзьями чеченцами  за работу. Да, но, вернёмся к удочкам. Рядом с камышовыми стояла не очень длинная, но добротная, основательная удочка выструганная Серьгой из ветки карагача. Пусть она немного корявенькая и не очень длинная, за то прочная. Братец с некоторым ехидством называл Серьгино творение сома-ловкой. Этой удочкой удобно было на шлюзу, с окна дамбы ловить серьёзную, с точки зрения профессионала, рыбу. Ей можно было классно подсекать, рвать рыбу из воды так, чтоб она улетала в акурат к  насыпи канала. Это ж самый смак.  Но самой  большой гордостью юного рыбака была сборная двухметровая бамбуковая удочка (мадэ ин «С. Петрякин и К»). Сборной она была не потому, что могла разбираться и собираться, а потому, что Серьга её сам собрал из найденных им на берегу канала различных обломков бамбуковых удилищ. Конечно, некоторым везло больше, и они целые удочки вылавливали. Так, например, Сашке Силкину, в прошлое лето повезло. Прямо на им примеченное для рыбалки место, с противоположенного берега, из затона от зазевавшегося рыбака притащил лещ новенькую заводскую бамбуковую удочку. Сам он, конечно же, уже почти  сдох, и плыл кверху брюхом вяло подёргиваясь рядом с удилищем. Течение  прибило этот подарок судьбы прямо к Санькиным ногам, всем приканальновским мальчишкам на зависть. Серьге так широко, во весь рот, счастье не улыбалось никогда, но были и у него удачные моменты. Бывало  то на берегу, в камнях найдёт он поломанное удилище, то с речной тиной принесёт какой хороший кусок бамбука. Удивляться не приходилось, так как вместе с кораблями и связками плотов по каналу не плавали пожалуй только крокодилы. Довольно большие острова из тины, выброшенного с кораблей, и смытого с берега мусора теченьем гоняло от шлюза к шлюзу. В этой плавучей мусорке можно было найти даже Чёрта в юбке, как говорили старшие мальчишки. Чёрта, Серьга, там не находил, а вот полезные, с точки зрения деревенского мальчишки предметы, находились. В том числе и разнообразные обломки удилищ, и обрывки рыбацких снастей. Вот так, из различных обломков и была собрана Серьгина гордость, большая бамбуковая удочка. Стыковать обломки алюминиевыми трубочками предложил ему старший брат Саша. Вместе они трудились над этой конструкцией целый день. За то, ей  теперь можно было ловить всё и везде. Например, прямо с берега канала брать  не глупых бычков, а крупненьких окушат, и иную, более мене серьёзную рыбу. Жаль, только счастье это рыбацкое, при переноске не разбиралось, и Серьга, идя с ней на рыбалку, выглядел почти как Пятачёк с зонтиком из его любимого мультика о Винипухе.
Немного постояв в раздумье перед своим рыбацким арсеналом, Серьга, схватил бамбуковую удочку, и выскочил с ней во двор. В пять секунд  юный рыболов, преодолев открытое для обозрения пространство двора, исчез за высокой изгородью скотских базов. Именно отсюда удобнее было, Серьге, уходить от преследования бабушки Федоры. Стремительным броском к навозной куче за сараем, он заготовил наживку, застав врасплох самых жирных и, по его мнению, аппетитных червей.
Вопрос о том, что одеть и  обуть в дорогу Петрякина младшего вообще не  волновал, он привык,  считать голыми пятками камни на канале и ощущать босыми ногами  глубину прогретой  солнцем дорожной пыли. Цыпок у Серьги на ногах никогда не было. Да и откуда им было взяться. Шутка ли, ведь приканнальновские мальчишки целыми днями мокли то на канале, то на речке Мариновке, то на 125 насосной станции, или на нескончаемых озёрах, ручьях, ручейках и болотцах вокруг посёлка. Так, что скорее перепонки меж пальцами могли вырасти у Серьги, чем цыпки на ногах от грязи, не смотря на то, что всё лето он как и все бегал босяком. Его  парадный «костюм» состоял из  клетчатых шорт и нескольких с небольшими рукавчиками футболок. Повседневная же форма ограничивалась чаще всего только  одной рубашкой, и то  по тому, что, завязав её двойным узлом на пузе, Серьга получал, совершенно безразмерный, карман для всякой садово-огородной  добычи. Головных уборов он категорически не признавал, и одевал их только по настоянию взрослых да деда Мороза и то, исключительно зимой. Так, что ни сам хозяин, ни даже его мама, кажется, уже и не помнили какого же цвета у Серьги волосы. Ведь они настолько выгорали за лето, что короткой южной зимой, видимо так и не успевали приобрести свой естественный цвет.
Серьга бочком, бочком едва слышно ступая, чтоб не  привлекать внимание бабушки пробрался в зал, где рядом с печкой на стуле лежала в  творческом беспорядке, то есть,  как попало, его любимая кремового цвета в мелкую коричневую клеточку рубашка.  Привычным движением накинув её Серьга принял самый походный, по его мнению, вид, размашистым движением завязав длинные полы рубашки солидным двойным узлом на животе.
Завершив скорополительные сборы, Серьга готов был немедленно выдвинуться в поход за сазанами. Теперь самое важное было как то выскользнуть из дома, чтоб бабушка Федора не заметила. Нет, не подумайте, что Серьгу не пускали на улицу. Наоборот, он можно сказать рос на улице, пропадая целыми днями  то с мальчишками на болотах в избушке Дуськи татарки, то в развалинах подземного цементного завода строителей Волго-Дона, то на импровизированном футбольном поле у канала, то ещё где либо, ну на худой конец у мамы на железнодорожной стрелке.
Отца у Серьги не было. Верне, он был, конечно, и Серьга его прекрасно помнил и даже по детски, неосознанно любил, но жил отец вот уже третий год далеко-далеко на Урале.  Брат Саша и сестра Светланка были намного старше Серьги, и при первой возможности старались отделаться от него, как от назойливой мухи. Мама, целыми сутками несла неусыпное дежурство на стрелочном переходе. В её ведении было четыре больших ручных железнодорожных стрелки. По этому, Серьга был передан под неусыпный надзор бабушки Федоры. Именно ей приходилось изо дня в день вылавливать Серьгу по всем самым глухим местам Приканального, а так же получать «благодарности» от соседей, за его непрошенные визиты  в хозяйские сады и огороды. Чтоб обезопасить себя от нежданных и негаданных неприятностей, баба Федора старалась держать Серьгу в поле своего зрения, то есть исключительно во дворе, а если отпускала за калитку, то только со старшими. Серьга об этом неписаном правиле бабушки знал хорошо, и по этому, умудрялся исчезнуть со двора не хуже всякого фокусника иллюзиониста. Вот и сейчас нужно было в очередной раз утечь из под самого носа бдительного семейного стража порядка, да ещё утянуть рыбачьи снасти, наживку и что либо съестное. Идти с мальчишками собирались на целый день к одному из заливных озёр в устье речки Карповки. Небольшая степная речушка ранее впадала в Дон в районе хутора Платонов, но с пуском Волго-донского судоходного канала имени Ленина  хутора Платонов,  Советский и ещё несколько населённых пунктов были затоплены водохранилищем, в которое теперь впадала Карповка, подарив водохранилищу не только свои воды, но и своё название. Каждую весну воды водохранилища затопляли все низменные места в пойме реки, куда в большом количестве заходила всевозможная донская рыба. Летом, особенно в июльскую жару, уровень воды падал и на сплошной водной глади сначала появлялись  едва различимые желтовато коричневые пятна отмелей. За тем, они становились всё ярче и чётче. К середине июля на их месте из под воды как в сказке вырастали песчаные острова и косы. Русло Карповки начинало проявляться среди усеянного высохшими водорослями и ракушками песка. Справа и слева от него образовывались неглубокие, прогретые жарким южным солнцем и кишащие рыбой озёра. Взрослые приканальновские рыбаки утверждали, что в этих огромных естественных аквариумах водились даже большущие сазаны. Одно из озёр так и называлось – Сазанье. Вот к этому рыбьему раю за огромными сазанами и собирались отправиться мальчишки, а точнее закадычные друзья, Вовка Васильченко по прозвищу Кум, Лёшка Сорокин, по прозвищу Чека и Серьга Петрякин, по уличному Химик. Путь не близкий. В одну сторону, до озера километра четыре будет, так что рыбалка была задумана друзьями на весь день. Обед мальчишки как всегда договорились взять с собой. Кто что сможет.
Не смотря на то, что товарищи Серьги на год его старше и учась в первом классе, были, по местным уличным меркам, людьми самостоятельными, родители их одних в столь дальнее путешествие так же не пустили. А значит, им, как и Серьги надо было, проявив чудеса сообразительности, улизнуть из дома. Договорились, по случаю такой конспирации, заходить друг за другом не будут, а встретятся в полной готовности на старой железнодорожной насыпи  у заброшенного входа в один из подземных бетонных заводов строителей Волго-Дона, что между посёлком и каналом. От Петрякиных, огородами, до заветного места встречи не было и километра.
Приготовив в исходной точке «Х», за сараями, весь свой нехитрый походный скарб, Серьга, с беззаботным видом, всячески демонстрируя  бабушке и  соседям своё присутствие отправился прохаживаться по двору. Так, думал про себя Серьга, ещё кружочек по двору, пару камешков в  соседскую собаку, чтоб громче  лаяла, большой привет гусям Тети Сони Утешевой, чтоб взбили крыльями пыль под самую крышу их саманной кухни. И на последок, надо сыграть  любимую «песню кузнеца», изо всех сил выбивая молотком по куску рельсы,  мелодию  знакомую каждому  кузницу, и просто жителям ближайших к Петрякиным  домов,  «Дон, дзынь – дзынь. Дон, дзынь – дзынь». Пусть знают – Серьга дома, куёт из аллюминевой проволоки свой новый перочинный нож. И как только все вокруг  начнут мечтать, о перерыве  в «Кузнице» Петрякиных, можно будет улизнуть со двора, к всеобщему облегчению. Этот трюк известный и неоднократно проверенный Серьгой  срабатывал безотказно. Солнце упрямо лезло вверх. Скоро девять часов, а встретится в заветном месте рыбаки договорились на половину десятого, с первым гудком пригородного поезда. Нужно было торопиться, и Серьга с воодушевлением героя первых пятилеток вдарил изо всех сил по импровизированной  наковальне. По всему двору разнёсся ритмичный перестук. Залилась в нескончаемом лае собака Коршуновых, взметнулись гуси Утешевых. И…., тут же всё перекрыла не менее ритмично, но более протяжно издаваемая мелодия бабушкиного столового клича – «Серёжка а а а. Иди есть! Серёжка а а а. Иди есть!»
Даже ни Серьга, а скорее всего его желудок очень обрадовался, услышав знакомые позывные исходящие из летней кухни. Нет, голова то же обрадовалась, только по своему. Серьга вспомнил, что как было и раньше, мальчишки договорились взять с собой на обед чего-нибудь вкусненького. Но, тут же радость сменилась досадой.
Поспешно шагая к столу, Серьга лихорадочно размышлял, что взять вкусненького? Что-нибудь с огорода? Глупо. Редиска отошла, арбузы и дыни на оборот зелёные, а помидорами да огурцами все уже давно объелись. Что ж, мне как старому деду яичек с собой брать? Нет, это то же не выход. Их же варить  надо. Бабушку просить – спалишся сам и ребят выдашь. Свежие свиные колбаски подойдут. Мы их всей  семьёй позавчера делали из бывшей нашей свинки Хавроньи. Но, рискованно. Они под бдительным присмотром бабушки Федоры в стенном шкафу на веранде. Сало ещё не просолилось. Просто хлеба, по сиротски взять – ребята засмеют. Серьга лопал за обе щеки рисовую молочную кашу и с грустью размышлял: « Хорошо Вовке, Куму, у него отец рыбак известный. К  тому же дядя Коля Васильченко работает на Волгодонском канале и у него всегда в изобилии вяленой рыбы. Вовка без вяленого подлещика в кармане на улицу гулять не выходит. У Серьги отца не было. У Лёшки Сорокина бабушка умелица была вкуснячую пастилу готовить из яблок и цукаты из стеблей ревеня. Чека наверняка их нагребет в карманы. У Петрякиных был свой большой сад, но толку в нем Серьга не видел. Мама ещё с отцом, когда закладывали сад посадили в нём яблони, яблоки на которых всё лето, к Сергиной досаде висели зелёные, твёрдые и кислые настолько, что после первого укуса видно было мамину родину Сибирь, не выходя из сада. Родители  засыпали осенью эти зелёные комочки в ящик, пересыпали их мелкой сухой соломой и убирали в погреб. Что с ними происходили за чудеса, Серьга, понять не мог, но к новогоднему столу отец всегда доставал из этого ящика с соломой вдоволь жёлтых, вкусных и сладких яблок. Мама их спрячет до нового года и в этот раз. А значит, Серьга будет удивлять друзей, и угощать их душистыми яблоками аж только зимой. И тут Серьга вспомнил, стоп, так у нас же на сеновале пять большущих лещей вялятся. Мама их уже давненько купила живьём у рыбаков, посолила и вот уже дней пять как они, такие аппетитные висят на чердаке коровника, в котором на зиму складывают сено, а летом он  проветривается, просыхает и как говорит мама: «Готовится к зиме». Решено, один лещик, что поменьше всех сегодня сходит с Серьгой на рыбалку. Серьга, кажется, весь засеял от этой неожиданной мысли.
- Мама и не заметит, а если и заметит пропажу – так-то кошки съели. Зато я угощу ребят настоящей рыбой. Ну и пусть, у меня нет папы. У меня мама за отца. Она и леща поймает и завялит его не хуже чем Вовкин папа – размышлял Серьга, уже шагая к коровнику, к которому с внешней стороны были пристроены все деревенские удобства, то есть душ и туалет. Лаз на чердак коровника  зиял огромной дырой с торца постройки. Он был  похож на открытый в диком изумлении рот великана, лежащего на сарае. Именно через него мама и бабушка забрасывали в сенник заготавливаемое на зиму для коровы Январьки сено. Без Серьги эта процедура не обходилась ни когда. Он любил вместе с сестрой Светланой, прыгая по свежему, ароматному сену утрамбовывать и плотнее забивать его под самую крышу. Пол сенника, а соответственно потолок коровника был просто застлан не прибитыми досками. Это было очень удобно, так как зимой несколько досок вынималось, и в образовавшийся люк, не выходя на улицу, прямо в коровник крюком можно  было стягивать сена, сколько коровьей  душе угодно. Серьгины брат с сестрой   частенько использовали этот ложный потолок, когда заводили во дворе игру в догонялки или прятки. Сейчас сенник проветривался, и его открытая настежь массивная дверь была крепко прикручена проволокой к большому металлическому крюку. Наверх,  к  лазу вела  сколоченная из жердей и не менее массивная лестница. Вот к ней и направлялся Серьга. Выбрав момент, когда, по его мнению, в сторону сарая перестала смотреть даже соседская кошка  Маркиза,  лениво развалившаяся на крыше веранды Петрякиных, Серьга шустро, как  обезьянка вскарабкался по лестнице и исчез в  чреве  сенника-великана. Едва он ступил на скрипучие и застланные оставшимся старым сеном  полы чердака, как в лицо пахнуло знакомым приятным, чуть горьковатым полынным запахом степей междуречья двух великих русских рек Волги и Дона. Так пахнет Серьгина  Родина, но он, по малости лет своих, пока этого не осознавал. Из открытого центрального лаза свет проникал довольно таки далеко вглубь сенника, в прощелины  на коньке и кровле сарая то же струились в разные стороны, яркие лучики света, прорезая как маленькими сказочными прожекторами полумрак чердака. Зрение сорванца после яркого дневного света ещё не привыкло к сумраку, и он по памяти, выставив вперёд ручонки и нащупывая босыми ногами доски, как робот, зашагал к натянутой в центре сенника под самым коньком тюковой проволоке, на которой прикрытые марлей висели и вялились  пять аппетитных лещей. Ещё шаг и Серьга ощутил в руках упругое тело самой крупной рыбищи. От предвкушения, кажется, вот-вот потекут слюньки.
- Нет, если уж без спросу, то брать самую маленькую:- где то там, в глубине детской души слабо возразила совесть. И, Серьга, приняв её доводы,  уже было собрался потянуться за висевшем чуть поотдаль  подлещиком, переступил на шаг вперёд, и…, случилось непоправимое. Доска, чуть сдвинувшись под ним, соскочила с балки. В образовавшуюся дыру, отчаянно сжимая в руках леща, зажмурившись и боясь закричать, полетел вниз белобрысый проказник. Серьга с грохотом приземлился на пятую точку в акурат по центру коровника. Хорошо, что Январька, корова Петрякиных, в это самое время мирно паслась в одном из ближайших кутов вдоль речки Мариновки. Едва малец сообразил, что же с ним произошло, как сверху на него спикировала, та самая пропащая доска. Крепко грохнув Серьгу плашмя по голове, она мирно улеглась на почти бездыханном теле.
Отведя завтрак в дому, бабушка Федора, аккуратно собрав все Серьгины недоедки, смахнув в них  крошки со стола, отправилась потчевать завтраком трёхмесячного, но грозного и крепкого дворового сторожа Вулкана. Щенка породы ньюфаундлен, заменившего на боевом посту трагически погибшего пса Валета. Вулкан был привязан во внутреннем дворе усадьбы Петрякиных, между домом и сараем. В тот самый момент, когда Серьга боролся с совестью, выбирая какую рыбу дюбнуть с общей вывески, бабушка нагнулась к чашке Вулкана, одной рукой отгоняя ещё глупого щенка, другой выкладывая ему, как и положено англосаксу, второй завтрак. Вдруг, грохот падающих досок и ещё чего-то тяжёлого разлетелся по всему двору и тут же затих. Из сарая на баз во главе с красавцем петухом пулей вылетели и с любопытством застыли куры. Только петух, с встревоженным и деловым видом, прохаживался перед  притихшим  куриным гаремом, изредка стараясь заглянуть внутрь сарая.
- Ах, ты Господи! Всплескнула руками старушка.
- Вот, коты то какие пошли нынче жирные да ленивые. Воробьёв да мышей их гонять не заставишь, всё рыбку, да сметанку им подавай, лихоимцы, ворчала бабушка Федора, направляясь к сараю. Она искренне полагала, что кроме соседского, невообразимых размеров кота Петровича, известного на всю округу пакостника, покусится на хозяйских лещей, да ещё так смачно грохнуться, было просто некому.
Серьга уже открыл глаза, но ещё лежал, крепко сжимая в руках и прижимая к груди огромного леща, когда дверь сарая со скрипом отворилась и во вспыхнувшем ярким солнечным светом дверном проёме, как апостол Пётр в воротах Рая, показалась бабушка.
Рассмотрев довольно невесёлую картину, она с криком, - «Убился окаянный!», бросилась к Серьге. Ведь, при всех его шалостях, и при своём,  весьма сложном характере бабушка Федора, всё-таки, очень сильно любила сорванца. Подхватив его на руки, она почти бегом скрылась в веранде.
Половина десятого утра, словно бой курантов отбивая время, огласил станцию Мариновка и весь посёлок Прикональный протяжный гудок пригородного поезда с необычным названием «Донской». Серьга, как раненый боец перевязанный мокрыми полотенцами, словно бинтами, лежал на бабушкиной кровати. На его белобрысой голове, кажется даже слегка торчала из под повязки громадная розовая шишка. Голова гудела.  Рассматривая узоры трещинок на бабушкиной печке, Серьга с тоской и досадой думал о том, что вот так здорово разворачивавшаяся операция,  под кодовым названием «Поход на Сазанье озеро», была  напрочь им провалена,  из за какой то плохо закреплённой доски.  Друзья Серьги, не дождавшись товарища, решили сходить к нему. Оставив в укромном месте снасти и припасы они отправились к Петрякиным, разведать обстановку.
- Баба Федора! Прокричал Вовка Васильченко, по прозвищу Кум, через забор Петрякиных.
- Баба Федора! Вторил ему Лёшка Сорокин, по прозвищу Чека.
- С чем пожаловали друзья, товарищи, с крыльца дома отозвалась бабушка.
- А Серёжка дома? Продолжал Вовка
- Дома, с некоторой ехидцей ответила бабушка Федора.
- А  он на улицу выйдет? Не унимались мальчишки.
- Боюсь, что нет. Он только, что с рыбалки прилетел, леща поймал, отдыхает, серьёзно, важно так, с едва заметной улыбкой проговорила бабушка Федора и пошла в дом.