26. Школьный хор. Мамины женихи

Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2017/11/24/129

             В школе почти всех девчонок, не считаясь с нашими желаниями, отправляли в школьный хор: всё равно, умела или не умела петь, если уж только медведь совсем на ухо кому-то наступил. Мальчишки, как правило, избегали этой повинности: от них отступались, когда понимали, что они всё равно незаметно улизнут из школы после уроков, в то время, как девчонки обречённо шли в актовый зал.

            Хор, собранный из школьников разных классов, по-моему, с четвёртого класса по седьмой, а это значит - пионеров, должен был защищать честь школы на городском уровне. Обычно весной проводились общешкольные смотры художественной самодеятельности. Победители шли затем на общегородской смотр, а уж потом на областной или  Республиканский. Самые-самые лучшие могли попасть и на  Всесоюзный смотр.

            Мы так далеко не заглядывали, мало кто хотел идти на хор, потому что были уже уставшие после занятий и голодные. На голодный желудок оно как-то и не поётся. Меня иногда ставили ко вторым голосам, но чаще я пела первым голосом. Партию первого голоса я всегда легко запоминала, но напрягать голосовые связки приходилось больше. Зато, когда я пела вторым голосом, то, с одной стороны, было легче для горла, не надо было напрягаться на высоких нотах, но, с другой стороны, я хуже запоминала партию второго голоса и иногда "плавала" в нотах, уходя к первым голосам. Петь третьим голосом меня никогда не ставили, конечно, но иногда я сама, ради эксперимента, пела с ними - это напоминало мне однообразное перетаптывание с ноги на ногу, я быстренько "убегала" к первым голосам и, как птица, взмывала вверх на высокие ноты. Но все голоса вместе выдавали иногда такое красивое многоголосие, что у меня не пойми от чего начинало пощипывать в носу, а глаза заволакивала пелена из слёз.

            Песни, разумеется, были, по большей части, патриотические, про Ленина и про партию, про революцию, про наше счастливое детство, слова в таких песнях были достаточно привычными штампами, уже набившими всем оскому, и не вызывали в наших сердцах горячего отклика. Редкий случай, когда выбиралась душевная песня, которую мы с удовольствием пели, например, "Песенка про тараканов и сверчка" или "Песня о Щорсе".

            Хотя помню одну патриотическую "Отважную песню", которая нам всем нравилась, поэтому, наверно, наш хор так громко, дружно и слаженно её пел. Вперёд выступала солистка Ольга, уверенная в себе девочка из пятого класса, с сильным, звонким, но немного в нос голосом, и запевала:
   
    Дорогой героев, дорогой отцов
    Шагают бесстрашные люди,
    И в час испытания каждый готов
    Закрыть свою Родину грудью.

 И тут мы все вместе бодро подхватывали припев:

    По нашей армии всегда,
    Всегда равняются отряды.
    Пятиконечная звезда
    И красный галстук рядом.

По взмаху руки нашей руководительницы мы замолкали, а Ольга звонко продолжала :

    Летят самолеты, идут корабли,
    Грохочут могучие танки.
    Сквозь годы мы в нашем строю пронесли
    Романтику первой тачанки.

             В чём заключается романтика первой тачанки я, честно сказать, и до сих пор не понимаю, но в то время мы уже хорошо усвоили, что не надо задавать лишних вопросов.
И опять несколько десятков голосов запевали припев. А вот заключительный куплет мы  пели разухабисто уже все вместе:

    Отважная песня, смелей улетай —
    Напишут о нас еще книжки.
    Пусть помнят враги — легендарный Чапай
    Был тоже когда-то мальчишкой.

             Последний припев мы начинали петь немного тише, постепепенно наращивая мощь, а затем ещё раз поторяли его, но уже во всю силу своих лёгких. С такой дружной песней как-то забывалось обо всём: и о том, что голодно, что хотелось глотнуть свежего воздуха, что хотелось поскорее попасть домой.

             А дома всё было без особых изменений. Мама постоянно вспоминала отца, его Пипиду, и, если мы что-то не так делали, она раздражённо говорила:"Ну, это надо же было так в папашу уродиться!", как будто в этом была наша личная вина. Вера иногда потихоньку, чтобы мама не слышала, ворчала:"Мы же её не уговаривали  выходить за него замуж!"

              По воскресеньям мама обычно гладила накопившееся выстиранное бельё, так как это был единственный её выходной день. При этом мама всегда пела песни "Хаз Булат удалой", или "Белым снегом", или "За рекой, за лесом солнышко садится" и другие похожие песни. Пела мама мелодично, от души, но все эти песни были такие заунывные, что мне всегда хотелось спрятать голову под подушку или, вообще, убежать из дома. Только через годы я смогла прочувствовать всю глубину, красоту и напевность этих прекрасных песен.

             Иногда на маму находило миролюбивое настроение, могла и пошутить с нами, по-человечески поговорить. Однажды она предложила нам:"А давайте сошьём  маленькие распашонку и ползунки и пошлём папаше с Тонной. Там где-то я приносила с завода пушистый розовый трикотаж, найдите-ка". "А зачем? - спросили мы. "А это намёк им, что пора потомством обзаводиться!" - задорно сказала мама. Мы нашли новые пушистые лоскутки, сшили требуемое - по размеру, как на маленького пупсика, написали письмо с какими-то общими фразами, вложили одёжки с письмом в конверт и отправили.

             Сама идея мне не очень-то понравилась, хоть я маме и ничего не сказала. Я себя чувствовала немножко предательницей по отношению к отцу, когда шила эту распашонку. Я считала, что если уж разошлись, то разошлись, жизнь продолжается, надо идти дальше, а не шпынять и укорять друг друга в случившемся. Кстати, позже никогда отец не упоминал об этом письме, да и мы тоже помалкивали в тряпочку. А, может, и не получил он вовсе этого письма, хотя, надо отдать должное, советская почта была не такая "принципиальная" и безответственная, как постсоветская, и старалась все письма и открытки доставить по адресу!

              Мне от всего сердца хотелось, чтобы мама тоже нашла себе хорошего достойного мужчину, который будет любить её и заботиться о ней. И когда мама сетовала, что, мол, кому она нужна с "хвостом" (это имелись в виду мы), что, мол, нужно, чтобы и нам этот кандидат понравился, мы с Верой убеждали её горячо:"А ты на нас не смотри, ищи для себя!" Кандитаты в "женихи" у мамы всегда были, но она, "невеста" глазастая да переборчивая, после одной-двух встреч всем им давала от ворот поворот. А, скорее всего, никаких особых чувств в душе не возникало, вот и не торопилась с выбором.

               Помню, кто-то из знакомых хотел свести маму с одним мужичком из села неподалёку от Салавата. Мужичок зажиточный, имел своё большое крестьянское хозяйство. Приехав к маме свататься, он увлечённо рассказывал об успехах на своём подворье. Был чем-то похож на Шукшина из "Калины красной" - худенький, напористый, в сапогах. Он прошёлся по квартире, остановился перед книжным шкафом и удивился:"А зачем столько книг? Книжки будем в библиОтеке брать!" От него веяло такой уверенностью, что сватовство уже состоялось, видимо, он не допускал мысли, что нищая разведёнка с двумя детьми может ему отказать.
 
               Мама была очень любезна и вежлива с ним, а потом, проводив его за порог, просто прыснула со смеху. И мы смеялись тоже, потому что слишком уж этот дядя был колоритным. Больше мы его никогда не видели, а к нему прилепилось прозвище "БиблиОтека". Мама же нам сказала назидательно:"Будьте нищими, но гордыми!" Честно сказать, мне не хотелось ни того, ни другого, но тогда эта фраза показалась такой умной, что я её, на всякий случай, запомнила.

            Другой кандидат в женихи - дядя Ваня Копылов - нам с Верой очень понравился. Был он неутомимым шутником и баламутом, показывал какие-то фокусы, всё время что-то рассказывал весёлое, что-то вспоминал из своего детства, что-то, наверное, и придумывал - врал весело и складно. Короче, без особого труда завоевал наши сердца.

            По его рассказам, он был москвич, и это придавало ему ещё больше веса в наших глазах. В советское время люди с периферии относились к москвичам и ленинградцам с особым пиететом. Казалось, что они слеплены из другого, так сказать, теста, живут в таких особенных местах, наделены какими-то особыми качествами и имеют неизмеримо бОльшие возможности по сравнению с теми, кого угораздило родиться в маленьких захолустных городках, поселках и деревнях огромной советской страны!

            Нам с Верой так хотелось, чтобы у них с мамой всё сложилось. Иногда мы с сестрёнкой принимались осторожно мечтать:
-"Представляешь, вдруг мама выйдет замуж за дядю Ваню! Вот было бы здорово!"
- "Ну да! Мы бы в Москву переехали! В московскую школу пошли бы учиться!"
 От таких перспектив у нас с Верой даже дух захватывало! Страстно хотелось перемен в нашей жизни и, разумеется, в лучшую сторону! О плохих переменах разве кто мечтает? Только если мазохист какой-нибудь.

             Дядя Ваня в Москве жил со своей матерью, а в Салавате был в командировке, на заработках. Уезжая в Москву, он пообещал привезти нам пупсиков с одёжками, красивые платья, ещё что-то дефицитное - мы ничего у него не просили, за язык его никто не тянул, сам наобещал нам с три короба. Но вернулся из Москвы с пустыми руками, опять весело трепался ни о чём, мы же ему больше не верили, воспринимали его как пустомелю и несерьёзного, ненадёжного человека. А вскоре он и вовсе исчез с нашего горизонта, видать, получил полную отставку от мамы.

Продолжение:http://proza.ru/2017/11/29/156