Подслушанный разговор

          Мой итальянский плох. Но не настолько, чтобы пропустить занятную беседу. За соседним столом старик и мальчишка допили кофе. Говорил тот, что постарше. Второй слушал внимательно и молча.
          – Утренний латте – сладкий поцелуй женщины! – обещает всё и ничего не гарантирует. Манит и настораживает, противоречив, как её каприз, сладок возбуждением и подобен вуали, сквозь которую угадываешь прелесть черт, но не можешь понять, кому именно они принадлежат. Короче говоря, с ним повнимательнее.
          Старик достал из кармана пальто увесистый серебряный портсигар, наподобие того, что держал в руке Воланд и вынул сигарету яркого коричневого цвета. Закурил и продолжил:
          – Поэтому сахар без горки не бери. Если понадобился, то черпай обязательно с горкой. Иначе получается что-то несуразное, вроде как у верблюда украли горб. Это не значит: «Мне, пожалуйста, три ложки, и чтоб я видел!» Отнюдь. Просто так лучше смотрится.
          Тон его голоса выглядел серьёзным. Да и сам старик – настоящий итальянец. Породистый, с глубоко посаженными по краям точёного носа миндальными глазами, весь отглаженный, в кожаных штиблетах ручной работы и с тёмно-красным кашне на шее.
          – И высыпай не сразу. И не в середину молочной пены, а постепенно, спиралью. Кучка, что в центре, обязательно провалится и утонет. Если, конечно, повар не добавил в эту самую пену каплю «фейри». Тогда на неё можно напильник положить, как на причёску Анжелы Дэвис – даже не прогнётся.
          Потом аккуратно размешивай. Да так, чтобы несколько сахарных зёрен застряли по краям. Потом пробуй. Вот тут-то они и пригодятся. Если всё сделано по уму, немного кофе останется в пене, а вместе с ним и сахар. Первый горчит, второй хрустит. Одно другому не мешает. Распивать латте по-иному – ошибка. Точнее, грех. Впрочем, это одно и то же.
          Меня, кстати, – хитро глянул итальянец, – никто не учил. Как и умению ласкать женское тело, кататься на велосипеде и плавать. Учат курить и арифметике. А кофе на них не похож. Он вообще ни на что не похож. Вот и пить его надо по-своему.
          Сахар, чуть не забыл, лучше коричневый…
          – Почему? – впервые прервав собеседника, спросил паренёк и выпучил на него огромные карие глаза. Сам, кстати, вылитый старик, только лет семьдесят назад.
          – Со многих точек зрения, – не меняя позы, продолжал тот. – Оттеняет цвет пены – становится белее. Идёт в тон самому кофе – одноцветные. Не такой рафинированный – естества больше. Продолжать?
          – Нет.
          – За ложкой надо следить. Латте наливают в высокий стакан. Если ручка коротка – пальцами заедешь в пену! – баста, карапузик. Только если пятки помыть. Говорят, от мозолей помогает. Но пить – ни-ни! И форма. Ложка обязана быть изящной…
          – Почему? – опять нарушил монолог большеглазый, прилежно шмыгнув носом.
Старик с усмешкой откинулся на спинку стула, поправил крахмальную манжету и выразительно произнёс:
          – Объяснять нечего. Изящная и всё. Дружище Борн говорил, что если формула красива, значит она верна. Тут такая же история. Если ложка изящна, ею можно и сахар в латте размешать. Точка.
По тому, как прозвучали «карапузики» и «дружище Борн» стало не ясно – рассказчик шутит или говорит всерьёз.
          – Мы уходим, – позвал он. – Пей кофе в тишине. Форма твоего внимания должна совпадать с очертаниями стакана, в который он налит. Этого можно добиться, если тебя ничто не отвлекает. И главное. Пей кофе в Риме. Нигде больше. Даже время не трать, – старик бросил по сторонам рассеянный взгляд и поднялся. – Зря.
          Его юный спутник уже забрасывал на плечо красный рюкзак. Через минуту пара удалилась в сторону площади и продолжение поучительного рассказа исчезло в шуме автомобильных клаксонов.
          Я остался сидеть не то, чтобы ошарашенный, но удивлённый очень. Это... кофейный Хогвардс у них тут где-то поблизости? Откуда про Анжелу Дэвис знает старик? И про Борна. Или меня итальянский подвёл?
          Наконец, вспомнил про свой латте. Он уже остыл, пена осела, да и стакан был не высок, но я, усмехаясь в усы, аккуратно зачерпнул сахар горкой, высыпал спиралью и стал усердно размешивать.