Утерянное счастье

   Лето было в разгаре. Деревня поздно  и не спокойно засыпала, медленно успокаиваясь после полевых работ и сенокоса, рано просыпаясь. Медовый аромат трав и цветов дурманил и пьянил, наполняя всё вокруг и тревожа. Ласточки жизнерадостными зигзагами-молниями чертили воздушный простор, «камнем» падая под козырьки фронтонов домов и навесы сараев, где прилепились их гнёзда. Довольные, они без устали кормили и обучали подрастающее потомство, готовя к дальним странствиям и поиску своего счастья. Сила природы брала своё – молодёжь, родившуюся в предвоенные годы и с началом войны, не могли загнать по домам. Звуки гармошки, песни и задорные частушки были слышны до утра.

   Напряжённая работа, бурлящая молодая кровь - требовали разгрузки. Пока не началась уборочная страда, инициативная группа приступила к подготовке «игрища» (праздничные танцы под гармошку на улице), спланированного на очередной выходной. Весть о нём, к великой радости не только молодёжи, но и более пожилых жителей, да и детворы, быстро разнеслась по деревне и соседним посёлкам. Чтобы не сорвать танцы и веселье в этот день, наняли двух лучших в округе гармонистов. Девчата с удовольствием готовили участок улицы к мероприятию, убирая мусор. При этом с любопытством, скромно опуская глаза,  интересовались друг у друга: «Сколько и кто из парней придёт на «игрище»?»
   - Все придут! Только ленивые и безногие останутся дома, а нам такие – только помеха, - бойко заметила, острая на язычок, Прасковья.
   - Наши, которых ждём, – придут, а чужие – нам и не нужны! – добавила с тонким намёком шустрая, с точёной фигуркой  Катерина, задорно тряхнув густыми, чернявыми волосами, охваченными розовой косынкой.

   Воскресное утро было наполнено тонкими звуками природы, нежным шёпотом листвы, мягким золотом солнца и звенящей радостью нового дня. К десяти часам площадка была полностью готова. На парадном месте стояла скамейка для гармонистов, застеленная рушником. Стайками подлетали девчата, разнаряженные в узорчатые платья и юбки с блузками. Медленно, кучкуясь, подходили ребята. Через час стала прибывать молодёжь с соседних деревень, доброжелательно здороваясь с местными. Площадка запестрела яркими цветами красок одеяния девушек, белыми и цветными рубашками ребят. Все ждали главных кудесников – гармонистов.

   - Кто играть то будет? – поинтересовались прибывшие с Новодубровки.
   - Ковалёв Михаил из села Перелазы и наш Горбачёв Василий, - пояснили местные. – Лихие виртуозы!

   Алексей вместе с парнями, прибывшими из села Перелазы, стоял в сторонке, осваиваясь. Невысокого роста, но подвижный и озорной, с постоянной весёлой полуулыбкой, он заражал окружающих своей энергией. Танцевать он был не мастак, хотя ему и нравился быстрый танец »Барыня», поэтому, как и большинство зрителей, пощёлкивая семечки, зубоскалил с друзьями в сторонке. У него было много знакомых в посёлке, образованном жителями села Перелазы, но невысокого роста Катю, как белка, мелькавшую розовым пятном  среди девчат, он видел впервые.

   Лёгкий одобрительный вздох пробежал по участникам – гармонисты заняли свои почётные места. Контрольный перебор по клавишам гармошки сверху вниз и обратно, который сопровождался рассыпавшимся перезвоном металлических тонких шайб, навешенных на обод барабана, и его низкими гулкими звуками были сигналом к началу настоящего веселья.

   Музыкальные переливы любимого всеми танца «Страдания» с внезапным переходом от нежного и задумчивого звучания аккордов к  высоким тонам и резкому взлёту, набиравшему ускорение, не оставили равнодушных. Девушки парами в вихре танца закружились по кругу. Не отстали от них и наиболее развитые ребята, подхватив счастливых девчат, они смешались в общей весёлой карусели. Праздник набирал темп и задор. Трава-мурава покорно укладывалась, уминаемая неутомимыми ногами танцоров, обозначая всё более расширяющуюся площадку.  Зазвенели частушки:

Что ж Вы, девушки, стоите,
Что ж Вы ротозеете?
Вы бы сами бы сплясали-
Разве не умеете?
   Почин был тут же  подхвачен:
Мой милёнок, как телёнок -
Только веники жевать,
Проводил меня до дому,
И не смог поцеловать!

   Потихоньку подходило и старшее поколение, с интересом наблюдая и обмениваясь мнениями.
   - Филипп, а сын то твой - орёл! Красиво и лихо танцует! Вырос, скоро и жениться  запроситься.
   - Спасибо! Да он и работает неплохо. А жениться захочет – что ж, божье дело, женим. Вон девчат сколько – одна другой красивей!

   Круг танцующих ширился, толпа зевак, грызущих семечки, тоже. Кое-кто уже успел взбодриться местным самогоном. Пожилые мужчины в сторонке, раскинув карты, играли в «подкидного».

   Зазвенели бодрящие, с наигрышем, переборы «Сербиянки». Ритм барабана набирал ускорение и стал резче. Все любили этот задорный и озорной танец, раскрывающий индивидуальность каждого как в танце, так и в песне. Алексей невольно вздрогнул, почувствовав дерзкий и жгучий взгляд Кати, брошенный на него. Она, как красуясь, положив руки на тонкую талию, гордо и на носочках выскочила в центр. Под хватающие за душу взлёты и падения музыкальных аккордов, пронзительные переборы нот, её ноги замелькали в стремительном танце, отбивая невероятные фигуры, подчёркнутые красивыми движениями рук и стремительным кружением. Задорный перестук каблуков её туфель, озорно взвившаяся колоколом ситцевая в цветах юбка, волновали кровь Алексея и гнали её бурным потоком по всему телу. На круг вышли и более пожилые, и опытные танцоры – настоящие мастера народного танца. Их задорные частушки брали «за живое», притягивали любопытных приобщиться к народному гулянию:

Ты не стой, не стой,
Да у ворот моих,
Я не пойду с тобой –
Ты провожал других.
   После перепляса новый голос выводил:
Не ругайте меня дома –
Меня не за что ругать,
Моё дело молодое –
Мне охота погулять!

   Веселье «набирало обороты». Даже детвора, довольная, металась меж парами танцующих и зрителей, тоже участвуя в общем празднике.

   Завораживающая, богатая плавными, но жгучими переборами мелодия «Семёновны» закружила девчат в ярком соревновании плавных и чувственных движений, воедино увязанных с динамичной и лихой пляской.

   Улица бурлила, как речка в половодье. Танцы шли чередой, с лёгкой паузой, сменяя разновидность. «Игрище» шумело и колобродило, смех и веселье были повсюду.

   - Алексей, а «Барыню» не слабо сбацать? – с подначкой обратился к нему Фёдор. - Что стоишь в растерянности – столько девчат! Ты же видный парень, да и ноги не медвежьи. Пойдём в круг – кто кого?
   Алексей, уловив очередной шальной и вороватый взгляд Кати, почувствовал зуд в коленках и внезапно, как бросаясь в прорубь, ответил:
   - А что, давай попробуем!

   - «Барыню», давай «Барыню»! – раздались громкие крики из толпы.

   Гармонь, басовито вздохнув, замерла, После незначительной паузы её меха в артистичном изгибе выдали лёгкие, таинственные по непредсказуемости, вкрадчиво набирающие силу звуки. Вздохнув и слегка замерев, они щедро бросили затем мощный аккорд, как вступление и вдохновенный импульс, предшествующий основной музыке.

   Не чувствуя ног, а ощущая только любознательный и тревожный взгляд Кати, Алексей вместе с Фёдором вышел на круг. Раздались одобрительные возгласы:
   - Перелазцы вышли. Сейчас «дадут жару»!
   - Слабо! Иван, выходи – покажи им «где раки зимуют»!

   Алексей с выходом исполнил приветственные танцевальные движения в знак уважения к публике, а затем в присядке изобразил первые коленца. Рядом вился Фёдор, перебирая ногами и прихлопывая руками.  Музыка плавно набирала темп, подстёгивая танцоров. Меха гармошки мелькали, извиваясь, как зигзаги змеи. Ноги Алексея выписывали замысловатые кренделя, следуя нарастающему ускорению ритма «Барыни».

   Довольная публика, заражённая огневой пляской, эмоционально сопереживая, стала поддерживать главных героев:
   - Молодцы! Дай жару!
   - Не жалей подмёток!
   - Колесом, колесом пройдись!

   Не выдержав, молодежь бросилась поддержать. Теперь площадка, примятая до земли, гудела от топота десятков ног, залихватского свиста болельщиков и новых частушек:

Эх, какая темнотища,
Эх, какая тёмна ночь!
Одна мать искала сына,
А другая – свою дочь!
   Тут же звонкий, рвущий барабанные перепонки, голос продолжил:
По дороге босиком,
А потом обуемся.
Нас за что ребята любят?
Хорошо целуемся!

   Алексей с Фёдором розовощёкие после танца, отойдя в сторонку, уже более раскованно посматривали вокруг. Мелодия вальса позвала в круг даже слабо подготовленных участников. Алексей, как во сне, боясь отказа, подошёл к Кате и пригласил на танец. Её жгучие, цыганские глаза внезапно доверчиво и признательно заглянули ему вглубь, а протянутая рука не оставила сомнений. Мягкое тепло девичьего стана, вздрагивавшего от прикосновения его рук, и её призывный взгляд пронзали, как стрелы, насквозь. Впечатление от танца осталось лучшим подарком на долгие годы.

   Вечерние проводы Кати до её дома вылились в гуляние по притихшему посёлку и к речке Дубрежь. Тихое дыхание ветерка волнами перебирало рассыпавшиеся по её плечам волосы. Они оба излучали здоровую энергию молодости и были безмерно счастливы – новизна чистых и светлых чувств, как ясное небо, увлекла, а лёгкий серебристый звон от испытываемых ощущений переполнял их. Обострившееся восприятие окружающего впервые позволило им по-новому увидеть и остро почувствовать красоту родной природы. Как прекрасен был яркий куст калины, склонившейся под тяжестью увесистых гроздьев зардевшихся и налитых соком ягод. А по соседству, поникшая ивушка, что-то мягко и нежно нашёптывала молодому и статному дубу. Заводь болота на окраине посёлка долго исполняла им лягушачью мелодию любви. Алексей был полон радужных надежд. В Кате он всё более открывал кладезь самобытной красоты и прелести, озорства и скромности.  Её смелый, но мимолётный поцелуй на прощание, был ожидаемым и желанным, обострив его чувства.

   Вскорости Алексей получил повестку для призыва в армию. Перед убытием удалось мимолётно, но тепло встретиться с Катей, пообещав друг другу писать и ждать.

   Служба проходила в ГДР водителем автомобиля командира полка, которому Алексей понравился своим весёлым и открытым характером. Периодические письма от Кати, наполненные нежными чувствами, помогали «коротать время». В ответных письмах он писал о  службе и ожидании счастливой встречи с любимой.

   Катя, быстро прильнувшая душой к Алексею, который понравился ей сразу, тяжело переживала его отсутствие, выплёскивая теперь свои чувства в письмах к нему, а также делясь ими с подружкой Прасковьей. Пропал интерес и к танцам – она стала редко выходить из дома.

   - Катя, кино хорошее привезли. А затем будут танцы в клубе. Сходим - проветришься, - предложила Паша, обеспокоенная затворничеством подруги.
   - Хорошо, пойдём, - не стала спорить Катя, к удивлению Прасковьи. Её живая натура требовала общения и не терпела длительного одиночества.

   После окончания фильма Катя собралась уходить, но подошедший Николай предложил задержаться и станцевать хотя бы один танец с ним. Он нравился многим девушкам, красивый и статный – Катя согласилась. Танцуя, думала об Алексее и представляла себя рядом с ним. После танцев Николай проводил её до дома.

   Шёл второй год службы. Алексей освоился и привык к воинскому укладу жизни. Ему было присвоено звание младшего сержанта. Беспокоило только редкое получение писем от Кати, которые стали сухими и краткими. Когда они совсем перестали приходить, это его сильно обеспокоило и встревожило.

   Кате всё более нравились мягкие, не натянутые и внимательные ухаживания Николая. Привыкая к ним, она видела, что приглянулась ему, а завистливые взгляды подруг льстили её самолюбию. Внутренние угрызения совести и чувства к Алексею пыталась загнать вглубь, убегая от них. Неожиданное, но закономерное предложение Николая, по-настоящему полюбившего Катерину, сначала вызвало раздвоенные чувства, но окончательно определиться помогла и убедила Паша, посоветовав и разогнав глубокую неопределённость:
   - Катюша, не сомневайся – выходи. Надёжный парень - лучшего не найти. Он тебя любит!

   Свадьбу сыграли зимой. Порывы злого ветра бросали острые, колючие снежинки в лицо. По мрачному небу плыли уродливые очертания изменяющихся облаков. Празднично убранные сани с запряжёнными лошадьми, под перезвон колокольчиков и залихватские переборы гармошки,  тронулись от дома невесты. Дуги были украшены цветными лентами и самодельными цветами. В санях невесты стояла «скрыня» (большой сундук), в которой находилось приданное. На ней важно восседала Катерина в накинутом на голову и плечи большом, шерстяном платке, разукрашенном цветастыми узорами. Застоявшиеся кони, под свист кнута в воздухе, понесли с места, выбрасывая комья снега из-под копыт. На развороте сани невесты занесло, ударило о намёт снега у обочины и опрокинуло. «Скрыня» слетела с саней, открыв крышку, и приданное (подушки, бельё, одежда) рассыпалось по снегу. Невеста, как снегурка, барахталась в сугробе, а подвыпившие сопровождающие ползали, собирая её добро.
   - Святый Боже! Святый Крепкий! Прости и сохрани! Плохая примета, - крестилась проходящая старушка...

   Алексей, отслужив два года, с нетерпением рвался домой и хотел увидеть Катю. Он знал от друзей, что она вышла замуж, но на что-то ещё надеялся. Стояла осень, сменяя дивную окраску, бледнея, и на изломе жизненных сил природы. Встретились они в посёлке у магазина, около которого собралось много народа – ожидали привоза хлеба, поэтому поговорить не удалось. Катя была беременна, увидев Алексея, невольно вздрогнула и опустила лицо, чтобы он не увидел в её глазах мелькнувшую радость и одновременно слёзы.

   После отстранённой встречи с той, в мыслях о которой прожил два года, он был душевно разбит и не мог долго находиться в родных краях, а сразу же уехал осваивать просторы Урала. Была одна надежда – забыться и начать всё с начала.
   Николай оказался заботливым и внимательным мужем. Работал шофёром. Сам построил дом, быстро обустроил семейный быт. Был нежен и чуток, но каждое его проявление чувств вызывало у Кати обратную реакцию, возвращая её в светлые дни желанного общения с Алексеем.

   На завершающем этапе зимы, когда запуржило и ветер, как дьявол,  завыл в печных трубах, Катя родила дочь, которую назвали Наташа. Теперь она, отгородившись от мужа, всё внимание уделяла ребёнку. Николай в надежде, что её поведение обусловлено родами, пытался наладить теплоту взаимоотношений, чутко реагируя на любые её желания, но все его попытки были напрасны...

   Прошло несколько лет. Наташа пошла в школу. Катя, уставшая от серых и нерадостных будней, находила утешение у подружки Прасковьи, которая так и не вышла замуж, но зато стала специалистом по изготовлению самогона, который и сама с удовольствием употребляла.

   - Катюша, проходи, - обрадованно встретила её Паша. – Расслабься, давай по рюмочке, и жизнь веселее пойдёт.
   - Не поможет, - ответила Катя.
   - Понимаю – забыть не можешь! Давай по чуть-чуть.
   - Да, не могу выбросить из головы прошлое, но ничего изменить уже нельзя. Интересовалась – женился, имеет приёмную дочь.

   В сомнении, но поддержав подругу, Катерина равнодушно опрокинула налитый самогон. Через некоторое время, приятно удивившись, почувствовала себя легче, как будто тучка уползла с пасмурного неба. Так потихоньку, она пристрастилась снимать внутреннее напряжение у верной Прасковьи. Теперь величина счастья определялась величиной принимаемой дозы спиртного.

   Николай, мучаясь в бесцельных попытках обратить на себя внимание жены, продолжал её любить и верить. Дочь радовала его детской шаловливостью и нежностью. Её чернявые и пышные волосы, тёмные и  глубокие  глаза, да и вся она - была поразительно схожа с обликом матери.

   В очередной раз, поздно придя домой с работы, Николай удивился темноте окон своего дома и голодному мычанию коровы в сарае. Жену нашёл пьяной, лежащей на полу. С состраданием отнёс её в постель, не понимая причин и отложив воспитание на завтра, а затем накормил скот и пришедшую от соседей дочь.

   Воспитательная работа и стоявшая рядом с мольбой в глазах дочь не изменили Катерину – она продолжала пить, находя спиртное в любой ситуации и в самых не предсказуемых местах. Николай «терял голову» от постоянных переживаний и, сорвавшись, впервые избил жену.

   Несколько дней, залечивая синяки, Катерина, пообещав больше не употреблять, держалась. Затем всё повторилось – пьянка до потери сознания и побои.

   Николай был измучен бесполезной борьбой и перестал даже себя уважать за бессилие, что-то изменить и применение системных побоев. Находясь за рулём грузового автомобиля, он глубоко ушёл в тяжёлые размышления, не замечая ничего вокруг…

   Пришёл он в себя только через пару дней в  реанимационном отделении районной больницы. Прямое столкновение с придорожным столбом разнесло переднюю часть его машины в клочья. Сам получил перелом руки, двух рёбер и тяжёлую травму головы. Через пять дней был переведён из реанимационного в терапевтическое отделение. Приехавшая навестить его сестра, плакала и как могла, успокаивала брата. Пролежал он в больнице ещё три недели – жена так и не появилась.
 
   Возвращение домой было тяжёлым – ещё болела голова и безрадостным – ни жены, ни дочки дома не было. Наташа оказалась у сестры, а жену нашёл пьяной у подруги.

   Через несколько дней Николай, чтобы немного развеяться от жизненного сумбура, предложил Григорию - товарищу по работе, съездить на утиную охоту в Муравчье. Он любил с молодости охоту не за добычу, привозимую с неё, а за общение с красотой природы, просторами родного края. Григорий с удовольствием согласился – поехали на его автомобиле.

   Шелест камыша и осоки, утиное кряканье и посвист их крыльев при посадке на воду заворожили Николая, соединив его в единое целое с окружающим таинственным миром Матушки природы. Такого успокоения и блаженства он не испытывал уже давно, забыв даже о заряженном ружье. Дуплет выстрелов Григория заставил его вздрогнуть. По окончании охоты оба были довольны результатами.

   - Почему не стрелял? – удивлённо спросил Григорий, держа в руке трёх уток.
   - Видно отстрелялся, - ответил тихо Николай и поздравил друга с удачной охотой.
   - Тогда давай грузимся и - домой.

   Задумчивый и отрешённый, с лёгкой тоской поглядывая на окружающий простор  и сосновый подлесок, Николай, держа ружьё за ствол, укладывал его в машину. От гулкого выстрела, внезапно прогремевшего рядом, Григорий уронил добычу, и мертвенная бледность покрыла его лицо – Николай лежал у машины, держась за живот, из которого хлестала кровь...

   Через сутки он умер в районной больнице, не приходя в сознание.

   Потеря мужа встряхнула Катерину и вернула к жизни, но ненадолго – она, как умерла вместе с ним, полностью погрузившись в беспробудное пьянство, блуждая по посёлкам с «протянутой рукой», выпрашивая хоть каплю спиртного. Её лицо опухло и посинело, а сама быстро состарилась и сгорбилась.

   Дочь Наташа, рано познавшая горечь семейных неурядиц, связанных с поведением матери, училась плохо и тяготилась дальнейшим пребыванием в родном доме. После смерти любимого отца, закончив 8 классов, она уехала из деревни. Затем училась в ПТУ. Ей хотелось верить людям и получать тепло от общения с ними, чего не хватало в детстве. Первая любовь была и первой надеждой на её будущее счастье. Не искушённая Наташа не понимала красивой игры в своё удовольствие симпатичного городского парня. Беременность отрезвила её и открыла глаза – любимый мгновенно пропал. Обратиться было не к кому. Рождение дочери и не возможность её содержания вынудили вернуться в родные места. Слабый, обделённый ещё до рождения, ребёнок только тихо всхлипывал и судорожно корчился. Последние пять километров Наташа шла пешком. Дочь давно смолкла и перестала её тревожить. Распеленав, она увидела похолодевшее тельце. Для Наташи это было очередное трагичное звено в цепи зловещих событий её детства. Находясь, как в тумане, свёрток ею был оставлен в кустах у болота.

   Через несколько дней милицией Наташа была забрана у матери и решением суда отправлена в колонию.

   Катерина недолго прожила после этого. Её нашли замёрзшей в поле на маршруте очередного поиска спиртного. Она лежала, прижав к груди пустую бутылку от единственного «лекарства», которое спасало её от действительности.