Сатурн

   - Следующий! — послышалась команда из-за двери, и очередной допризывник развязно вошел в кабинет хирурга.

   - Здрасьте! — панибратски поприветствовал он, пристально глядя на конопатую медсестру, и встал как вкопанный у двери, привалившись к косяку.

   -Что встал как истукан? Подходи к столу, не стесняйся. Фамилия? — хирург, отдавший в свое время флоту лучшие свои годы и много видевший на своем жизненном пути, был слегка ошарашен происходящим.

   - Челенский! А что? — он подтянул сползшие трусы.

   - Карту давай и ложись на кушетку. Жалобы есть?

   - Есть.

   - И какие?

   - В армию не хочу идти.

   - И все? — удивился хирург.

   - И все!

   - Не густо.

   - Вот и я о том же.

   - А на здоровье жалуешься?

   -- На здоровье не жалуюсь, — заулыбался Челенский, обнажив кариозные зубы.

   - Уже хорошо. Спусти трусы и согни в коленях  ноги.

   Когда команда была исполнена, доктор от умиления ахнул. Такого он точно еще не видел.

   - Едри ее в дышло, — простонал он, покатываясь со смеху, — Вот это резьба!.. (на флоте татуировки называли резьбой по дубу).

   Доктор, сам обладая природным юмором, умел ценить его и в других.

   - Люся, а ну иди сюда. На эту диковинку стоит взглянуть, — позвал он конопатую медсестру, — А то проживешь свой век, а такого чуда никогда и не увидишь. И внукам нечего будет рассказать. Иди, иди, не стесняйся. Тут кроме резьбы больше не на что смотреть.

   Сестра робко подошла к кушетке. Под пупком у допризывника огромными буквами было написано: «Сатурн». А над лобком «Клен!.

   - Плохо, что нет войны. Этот парень явно просится на агитплакат. Супостат увидел бы такое и сразу сдался. Это я тебе точно говорю, Люсьен. Можешь даже потрогать героя. Я разрешаю.

   - И я разрешаю. Трогай, рыжая. Я это дело люблю, — заржал Челенский.

Медсестра покраснела.

   - Трогай, трогай, я дозволяю, — и он расставил ноги еще шире.

   - А теперь, говорун, — хирург снова заразительно рассмеялся, — просвети нас сирых, что все это обозначает. Может и мне на старости лет захочется такое наколоть где-нибудь у себя. Люся, тебе хочется иметь эдакое у себя на теле? — доктор уже начал икать от хохота. Медицинская сестра покраснела еще больше.

   - Погоди, друг, дай я сам вначале покумекаю. Ты с галлюциногенами не дружишь? Может под  их  влиянием ты проникся мечтой о космосе и решил претворить в жизнь великие идеи Циолковского, а на Марсе рассадить сады и воткнуть там где-то свой клен? Не тянет тебя после портвейна или, скажем, конопли в космические галактики, а? Может мы с Люсей потом гордиться будем, что трогали своими грязными руками будущего покорителя Пятого океана. Ты про такой слышал? Хотя, друг, вижу по твоему лицу, что я перегружаю твой мозг, задавая слишком сложные вопросы. Извини. Просто вырвалось случайно. Бывает так, скажешь, не подумавши, а потом клянешь себя за это всю жизнь. Как тебя зовут, человек?

   - Вася.

   - Вася, это звучит гордо! — доктор поднял вверх указательный палец, — А слышал ты, Вася, песню, что на Марсе будут яблони цвести? По-моему я опять тебе задаю слишком сложные вопросы. Но почему Сатурн и клен? Хочется послушать твою версию. Давай, Вася, колись! Только как на исповеди. Правду, и только правду. А мы послушаем.

   - «Сатурн», доктор, расшифровывается так: «Слышишь, а тебя уже разлюбить невозможно».

   - А «Клен»? — хирург отвернулся, подавливая очередной приступ смеха.

   - «Клен» — это «Клянусь любить ее навеки».

   - Как, повтори, — он упал на стол и просто рыдал, — я хочу запомнить.

   Челенский был в восторге от собственной значимости, — Клянусь любить ее навеки, — повторил он.

   - Люсьен, я советую завести тебе с этим парнем переписку, — хирург вытер катящиеся слезы, — Ты ему письмо. Он тебе два. Потом любовь. Следом за ней пойдут дети. Такие же талантливые, как их отец. Вася, любимый ты мой, тебе просто необходимо на флоте послужить. Пусть замполиты порадуются привалившему им счастью. Не все же им в вечной горести и печали пребывать. Люсенька, а ты не желаешь себе такое же наколоть? Соприкасаясь телами ваша обоюдная страсть будет необузданной, — он снова залился клокочущем  смехом.

   - Она мне не нравится, — резюмировал  Челенский.

   - Кто, Люся? Вот как? Почему? — удивился доктор, — А кому же ты посвятил эти великие слова?

   - Это твои подруги.

   - Были. Я с ними расстался.

   - Что так? Трусы не натягивай. Встань на колени и раздвинь ягодицы. Они-то себе что-то написали на теле?

   - Нет.

   - Это почему? Значит, они тебя не любили. Одевайся. На флоте, Вася, не останавливайся на достигнутом. Места у тебя на теле, ой как много! Работы — непочатый край. Иди уже! Дерзай! В жизни всегда есть место подвигу! Порадовал ты меня сегодня. Давно я так не веселился. И позови следующего.