Доброволец

- Я не был избран, я не посланник провидения. Высшим силам плевать на меня, и на каждого из нас в отдельности. Не тешьте свое самолюбие химерами, как позволяете своему умишку искажать отражение в зеркале. Поодиночке люди безлики, безопасны, ибо являют собой ничто. Лишь вместе, соединенные неведомой субстанцией в массу, мы приобретаем подобие лица. Но чем такое лицо, лучше не иметь его вовсе. Оно настолько ужасно, что даже высшие силы объяты страхом. Не задумывались, откуда принцип «разделяй и властвуй»? Легче победить тысячи мелких «ничто», чем столкнуться с оскалом всего людского рода. Но кто здесь прав? Какая сторона? Стирающая границы в угоду объединения в монстра, или же границы возводящая, чтобы мы оставались чистыми листами бумаги? Вторая проигрывает, хоть за ней и стоят высшие силы, породившие нас. Явно проигрывает – вы ведь смотрите телевизор, и можете наблюдать слияние во всей красе. И потому идет на справедливый, по убеждению создателей, шаг. Они хотят уничтожить до основания олицетворение скверны и порока, коим мы становимся вместе. И считают, что вправе, ведь они же сотворили нас для своего эксперимента. Но нет. Я так не считаю. Мы не картонный макет, не гоголевская писанина, которую можно просто так взять и сжечь. Разве вправе мать убить свое дитя? Я не знаю, в чем там наш высший смысл – называть себя пророком не стремлюсь. Просто убежден – мы не потеряны. Да, наверное, в этом и есть моя ненормальность – убежденность ничем не подкреплена – я тоже смотрю телевизор. Но только я ни той, ни другой стороны не принимаю. Нам нужно дать шанс, и третий путь найдется.

- Я правильно понимаю, вы не посланник и не пророк. А кем же вы себя позиционируете? – Доктор устало вздохнул и поправил сползшие с носа очки. В самом начале разговора ему было ясно, что писать в карте, но правила требовали разобраться с формой и содержанием бреда. Вечер раскрашивал окно синей гуашью, дома ждала кастрюля борща, и от этого становилось еще более досадно слушать очередного пациента, рассуждающего о близости конца света.
- Меня никто не просил о помощи. Значит, я – доброволец. Я хочу дать людям шанс, но как можно дать то, чего у тебя нет? Придется получить его, завоевать, а потом отдать, чего бы мне это не стоило.
- И чего же это, по-вашему, может вам стоить?
- Я вижу ваш скепсис. Знаю, что не оцените, ни на секунду не поймете, насколько все серьезно и ужасно. Но я не затаю обиды – мне не нужна оценка, почести и прочий мусор. Ведь не для меня это нужно – мне вряд ли пережить то, что надвигается. Страшно, конечно, только никуда не деться. Кто я такой? Жизнь моя была бесполезной, как и у подавляющего большинства. Изменить мир мне не под силу, значит, остается просто спасти. Потому что есть другие, которым под силу, только им нужен шанс. Может, хоть смерть моя пойдет на пользу – я свято на это надеюсь… С другой стороны – что вам стоит мне поверить? Нет, слишком дорогого. Не меня вы боитесь увидеть спасителем, а поверить в близость вашего конца. Узреть собственную ничтожность в сравнении с его величием.
- Так от чего именно вы собираетесь всех спасти? Что конкретно нам угрожает?
- Вам будет разница, от чего умрет ваш близкий – от ножа или удавки? Главное – умрет. Так вот, я желаю остановить смерть. И если нужно, я сердце свое отдам, чтобы помешать этому.

За долгое время своей практики доктор повидал немало таких вот «философов», и даже подумал сейчас – с пациентом можно запросто согласиться. Действительно, какая разница, что тебя преследует – инопланетное вторжение или агенты спецслужб. Возможно удивительное многообразие проявлений одной и той же болезни. «Параноидная шизофрения» - такое заключение и появилось в карте.
Пациенту было тридцать три – вполне подходящий возраст для развития болезни. Вначале она разрушила его социальную жизнь – из-за странных идей люди стали смотреть на мужчину с опаской, пренебрежением, некоторым подобием жалости, как обычно и принято смотреть на сумасшедших. Из-за собственной тревоги и экзистенциальных переживаний он и сам предпочел отгородиться от людей. Так что, почва для перехода в разряд изолированных и отверженных, была подготовлена с обеих сторон.
Опаска, пренебрежение, жалость… Как поразительно отличался от всего этого его взгляд, адресованный людям. Вместо опасения покровительство, вместо пренебрежения всепрощение, вместо жалости – понимание. Черты, вроде бы, положительные, если не брать в расчет того, что все они – порождение душевной болезни. Нет худа без добра, или же на самом деле нет ни того, ни другого? А ведь в этой поговорке заложено куда больше, чем кажется. Как разглядеть добро не видящему зла? Никак, ведь первого без второго не существует.

Телевизор наполнил квартиру приглушенной болтовней, а борщ – желудок сытостью. На улице накрапывало, и тем приятнее было находиться в тепле, под защитой надежных стен, и наблюдать в окно за прохожими, согнувшимися от ветра. «Хорошо, что я не там, а здесь». – Лениво поднимая тяжелые веки, думал доктор, видя в стекольном прямоугольнике очередную маленькую фигурку. И мысль о том, что завтра придется оказаться на месте этого человека, под шквалами дождя и под прицелом чьего-то взгляда из уютного укрытия, не приходила, подавленная и вытесненная на задворки сознания, никогда не знавшие света.

***
Предварительная причина смерти – обширный инфаркт. Для доктора утро началось не лучшим образом. Но для скончавшегося сегодня «добровольца» оно явно выдалось хуже. Поразительно – ведь физически он был абсолютно здоров. Санитары, наблюдавшие за пациентами, сообщали одно и то же. К завтраку он не притронулся. Во время утренней прогулки в парке больницы странностей в поведении сначала не демонстрировал. Долго стоял особняком, глядя в небо. Потом вскинул руки вверх, повторяя что-то бессвязное. Удивительно, но никто не запомнил, что именно, или же значения не придал. А потом «доброволец» вдруг упал, будто срезанный невидимым серпом. Смерть наступила мгновенно, в 10 часов 30 минут.
Оставалось ждать результатов вскрытия и думать, на кого бы переложить возню с документами. Близких родственников у больного не было, потому пункт с сообщением им дурной вести автоматически отпадал.
Больше происшествий сегодня не случилось – вероятно, лимит исчерпался. И хоть доктор в силу профессии сталкивался со смертью не впервые, необъяснимое гнетущее чувство не отпускало до конца дня. Вот существовал себе человек. Странно жил и странно умер, никем не понятый и не оплаканный, хоть он, если верить его словам, не ждал ни того, ни другого.
Но еще более сильно отозвалось где-то внутри короткое сообщение в ленте новостей, увиденное уже по дороге к дому: «Сегодня, в 10.30 по московскому времени крупный метеорит взорвался в верхних слоях атмосферы».