Прости, Наташа! Часть семнадцатая

***
– Ты где пропадал? – удивилась Жанна, с утра застав на рабочем месте за соседним столом Илью. – Мы уже тебя потеряли.
– В отпуске был.
– А почему не загорелый? Что это за отпуск без загара? Или ты провёл отпуск в катакомбах?
– Нет, в вятских болотах.
– Илья, ну хватит разыгрывать. В отпуск в болота? На тебя не похоже! Колись! Или тут что-то личное?
– Говорю как есть: в болота по собственной инициативе, и что-то личное... Извини, Жанна, хохмить на эту тему не буду. И потом, дай мне письмо дописать.
– Письмо тоже личное?
– И письмо личное! Жанна, отвали, умоляю.
– Ещё минутку можно? Я сейчас побегу обходной лист подписывать. А в обед организую прощальный фуршет. Придёшь? – спросила Жанна.
– Не понял! – удивился Илья. – Ты отчаливаешь? И куда? В глянец? В рекламу? Или, постой... На телевидение? Будешь теперь лапшу на уши населению вешать визуально?
– Я вообще сваливаю.
– Поясни, не томи.
– Из журналистики сваливаю, из Москвы сваливаю. Всё, надоело! С чистого листа начинаю.
– Что случилось? Тебя обидели? Ну же, колись. Чего натворила, пока меня отсутствовали...
– Илюш, ты парень хоть куда! Но колоться не стану. Ухожу с высоко поднятой головой и с незапятнанной репутацией оторвы. Ни в Москве, ни у меня на родине не любят неудачников. Поэтому уход обставила пышно и помпезно. Тебе, так уж и быть, на ушко по секрету, только никому... Я сложила о себе легенду, что еду в провинцию, в глушь, книжку писать по заданию одного издательства. Эта легенда мне поможет защититься от злорадства.
– Но причину говорить не станешь?
– Не стану. Ты пацан московский, тебе не понять нас девок провинциальных...
– И куда ты теперь, к родителям?
– Мать живёт с сожителем, туда ни-ни. Отец спился и в прошлом году отдал богу вначале печень, потом – душу. Мне обещали койко-место в общежитии при школе в соседнем районе. Будут учить детей литературе. Вот уж не думала – не гадала, что стану учительницей. Чего только в жизни не случается! Ну, придёшь на фуршет? Ты какой-то странный из отпуска прибыл... Сам не свой...
– Нет, Жанночка, – с расстановкой ответил Илья, – это теперь я сам себе свой, а раньше на мне была маска. Раньше я сам себе не свой был. Надоело гримасничать.
– Совет бывалого: не заявляй всенародно, о том, что ты сбросил маску – заклюют. Это всё равно, что голым ходить – сразу становишься уязвимым.
– Зато легче стало, будто от гнёта освободился. Глаза, уши открылись. Я слышу и вижу мир по-другому, в реальном свете. Не знаю, как это объяснить...
– И у меня тоже самое. Как только сказала сама себе правду, словно освободилась от химеры пудовой! Чудеса! Сегодня что – полнолуние? У нас с тобой что – весеннее обострение? Что это на нас синхронно наехало-напёрло?
– И у обоих есть на это причины и оба шифруются.
– И этому можно дать объяснение. Когда ты сам по себе и сам с собой – ты уязвим. Ладно, Илья, приходи на фуршет. Только никому не проболтайся о нашей уязвимости! Мы по-прежнему бодры, веселы, и громко идём по жизни!
– Конечно, Жанна, приду. Знаешь, отговаривать не стану. Ты в правильном направлении. Хотя жаль, только расшифровались и расстаёмся навеки.
– Если появится желание, чиркни пару строк. Интернета в моей деревне пока нет, так что пиши классическим макаром. Буду рада от тебя получить весточку. Сейчас запишу тебе адрес. А в обед приходи в буфет прощеваться, – она положила на стол Ильи листок с адресом и повернулась к выходу.
– Постой! – окликнул Илья. – Тебя зовут Наташа?
– По паспорту Наташа.
– А причём тогда Жанна?
– Так ведь шифруемся... Кого в Москве Наташами удивить? Наташа – что-то провинциальное, трепетное, толстовское. Вот теперь у себя на родине я снова стану Наташей, вернее... Натальей Ивановной.
– Как! – растерялся Илья.
– Ты чего? – Жанна внимательно посмотрела на Илью и подошла ближе, – Да что с тобой случилось?
– Ничего, потом поболтаем...

***
Здравствуй, Вася!

Наконец, сел за письмо. Понимаю, что не смогу письмом всё рассказать, журналистика тут бессильна. Поэтому всенепременно нам нужно встретиться. Приезжай сам и привози тётю Полю. Если она заупрямится – тащи силой. Твоя тётя просто обязана научить мою маму печь пироги. Мама взамен обещалась, что по выходным у нас в доме теперь всегда будет пахнуть пирогами.
Для тёти Поли мы организуем сногсшибательные экскурсии по Москве. Ну, и ты тоже можешь присоединиться... Шутка!
Только уехал от вас, а уже скучаю. Не думал, что провинция может так затянуть... Только и думаю: о Наташе, о тебе, о твоей тётушке (Дай Бог ей здоровья!). О всяких «нехороших» людях тоже думаю...
Кирилл уехал на Валаам искать себя. Его матушка ко мне примчалась домой и подняла ор, что это всё моё влияние. Так что теперь я в Москве остался один. Ну, есть ещё мама. Но не хватает Кирилла и тебя, Вася.
А больше никаких новостей.
Жму руку, товарищ сержант. Тёте Поле привет! Катерине и Саше, если увидишь, от меня привет передавай!

***
Фуршет Жанна-Наташа организовала в буфете редакции. Много хохмили, много жевали, никому вообще-то не было никакого дела, куда и почему уходит коллега. В этом сегменте рынка большая текучесть кадров – каждый день кто-то уходит, кто-то приходит...
Жанна шифровалась как полагается – громко смеялась, непринужденно легко болтала, подшучивала над ЭСЭС, – всё как полагается в мегаполисе. Не к чему демонстрировать свои проблемы, они никому не интересны. Однако видимая легкость давалась ей нелегко – она была натянута как струна. Это читалось по «взбрыкивающим» рукам, дрожащему голосу...
Позже, вытряхивая из ящиков стола своё «барахло», она неожиданно расплакалась.
– Ей! Ей! Ты чего? – испугался Илья.
– Сейчас успокоюсь... Расслабилась, – начала оправдываться Жанна.
– Выговорись, полегчает! Честное слово, я никому не проболтаюсь! Ты не думай, я не трепач! Могу, если надо молчать в тряпочку! – пообещал Илья.
– Пойдём покурим, – в ответ предложила Жанна Илье.

***
В курилке никого не было. Это было на руку Жанне. Она увела Илью, как он понял, от посторонних ушей.
– Ты не думай, ничего страшного не произошло. Просто устала. Нелегко мне далось это решение – бросить всё в Москве и вернуться назад. И одно дело – решиться на что-то, другое – приступить к реализации этого решения. Я же не железная. Сил нет претворяться сильной.
– Ну, так оставайся!
– Так ещё хуже. Давно надо было решиться. Я понимала, что иду в некуда, но остановиться и развернуться и хотя бы вернуться в исходное положение, чтобы понять, куда же на самом деле двигаться, не было сил. И еще... жила иллюзиями, что завтра будет лучше. Удобно было так думать, тогда в душе не так гадко.
– Жанна, но ведь что-то явилось толчком?
– Если скажу тебе – не поверишь, или подумаешь, что я сошла с ума!
– Заинтриговала! Говори!
– Липкие детские ладошки.
– Что?
– Что слышал!
– Да, маленько ты сошла с ума. Какие, липкие детские ладошки?
– Две недели назад летала к себе домой, ну, туда, где мать живёт с сожителем. Меня позвала на свадьбу одноклассница. И я на три дня рванула. Ну, как полагается, предстать перед своими земляками надо пафасно, ни хухры-мухры, с Москвы всё-таки... Я начупорилась, вырядилась во всё брендовое, чтоб все полопались от зависти... Обо мне там мифы сложены, что Наташка в Москве сделала карьеру: учится на журналиста, работает в известной газете, печатается. Господи, знали бы они все, чем приходится расплачиваться за эти басни!
– Чем? – испугался Илья.
– Чем я занимаюсь последние три года? Бульварными сплетнями? Помоями? Меня тошнит уже от всего этого! Где я живу? Снимаю комнату в квартире, где ещё помимо меня одиннадцать съемщиков. Гастробайтеры со всех уголков СССР. И каждый вечер поножовщина, матерщина. Моя учительница по литературе мне завидует. Говорит, ты, Наташенька, ближе всех нас к Москве – очагу культуры. У тебя, говорит, счастливый шанс прикоснуться к наследию мирового искусства. Вот я и наматываю километры по очагу культуры, чтобы как можно позже приходить «домой» и завалиться сразу спать, чтоб не видеть и не слышать соседей. А ещё надо изо всех сил сдирать с себя всё провинциальное – рядиться под пофигистку, оторву, столичную штучку. Каждый день маскарад – это не для слабонервных! А ещё надо замуж удачно выскочить в Москве. Самой-то нереально заработать на квартиру даже в Подмосковье. Вот и стервенеешь потихонечку...
– Но причём тут липкие ладошки? – спросил Илья.
– Липкие ладошки... – опомнилась Жанна. – Это не в Москве липкие ладошки, это у меня на родине. Ну, так вот, приезжаю я по приглашению одноклассницы на свадьбу вся такая расфуфыренная... В воскресенье – свадьба, а в субботу я потусовалась с одноклассницами, школу навестила, повыпендривалась перед учителями – какая я крутая! И вот уже ближе к вечеру сидим мы кружком с одноклассницами во дворе дома невесты, картошку чистим к завтрашнему застолью, сидим – косточки перебираем всем знакомым: кто где и как устроился. Ну, я вне конкурса. Все считают, у меня всё тип-топ! И я поддерживаю общее мнение: рассказываю, у кого брала интервью, с кем фуршетилась, кто у меня соседи по лестничной клетке. Вру, не остановить... И сама себя уговариваю: не хуже чем у людей. Вот, Ленку, взять: после школы успела выскочить замуж и развестись будучи беременной... Нет, такого счастья мне не надо! Или взять к примеру Петку Колокольцева: за драку сидит. А что ещё в нашей глухомани делать молодым горячим парням? Или Лариску взять для примера. Вообще учудила: сразу после школы вышла замуж за нашего же одноклассника Кольку, родила и опять на сносях. Куда они эту голытьбу размножают? Колька – тракторист, деньги неплохие по местным меркам, да жильё-то они снимают. Сегодня он работает, а как завтра без работы останется? И два голопузика на шее? Чем их кормить? Сидит Лариска рядышком – корова коровой. После первого её разнесло, а сейчас – пуще прежнего. А она довольная, улыбается, морковку грызёт. Спрашиваю у неё – где твоя дочка? Отвечает: «Да здесь где-то, в огороде пасётся». Сидим дальше, чистим второе ведро картошки, перемываем косточки всем кому ни попадя... И тут из дома к нам несётся чудо! В сарафане, гольфы спущены, бант на голове съехал на бок, с липкими от варенья ладошками... И бросается это чудо на колени Ларискины, и обхватывает это чудо Ларискину шею. Лариска жмурится от счастья. А я замираю. Всё ушло. Остались только эти липкие ладошки. Дочка прильнула к матери. Они обе такие счастливые! Я не могла оторвать взгляда от Лариски и её дочки: заворожили будто! У меня дыхание перехватило. Сижу, чуть не реву! Понимаешь, сама себе вру, другим вру – ради чего? А вот реальная жизнь: женятся, рожают... Они позволили быть себе уже сегодня счастливыми. У меня это понятие запрятано так далеко, где-то на перспективу я себе заложила, что будет это самое счастье, обязательно будет, но потом, потом... А они, голытьба окаянная, позволили себе уже сейчас быть счастливыми! После этого как отрезало: я поняла, что не могу больше врать и жить во лжи!
– И что ты теперь собираешься делать? – осторожно спросил Илья.
– Я поняла, чего я больше всего хочу на свете. Чтобы меня любили, чтобы во мне нуждались, и чтобы я любила, и чтобы тоже нуждалась в ком-то. Я как зачарованная смотрела на мать и дитя... Какая-то безмятежность веяла от них. Ну, прямо, мадонна с ребёнком. Про них всё стало сразу понятно: в семье нет насилия, деспотизма, ора... Гармония. Они прямо источали гармонию. Так захотелось ребёнка. И уже не пугают трудности. В моей семье не было гармонии: отец сколько себя помню – пил, мать сколько себя помню – его пилила, на мне срывала зло... Неуютно у нас было. Вот и мечтала по ночам, как уеду в Москву, стану знаменитой, удачно выйду замуж за дипломата...
– А когда ты уезжаешь? – неожиданно спросил Илья.
– Сегодня вечером.
– А вокзал?
– Казанский. Захотел проводить?
– Да. Приеду. Только сейчас мне надо заскочить в одно место... На вокзале встретимся, – засуетился Илья и заспешил к выходу.

***
... А больше никаких новостей.
Жму руку, товарищ сержант. Тёте Поле привет! Катерине и Саше, если увидишь, от меня привет передавай!

PS. Да, чуть было не позабыл! Болван! Новость есть – я женюсь. Правда невеста ещё ничего не знает. И мама не знает. Надо забежать к маме – подготовить её к новости. Думаю, обрадуется: она давно мечтает о внуках. А затем надо торопиться на вокзал за невестой!

***
На Казанском вокзале яблоку негде упасть: беззаботные туристы, озабоченные дачники, суетливые отпускники, бдительные милиционеры, азартные цыгане, несчастные призывники, деловые челноки, раздражительные жители ближнего и очень раздражительные дальнего Подмосковья... Илья продирался сквозь толпу к поезду «Москва-Ростов-на-Дону».
– Странно, ты пришёл! – обрадовалась Наташа. – Я думала, ты пошутил! Тебя ведь не поймёшь, когда ты шутишь, когда всерьёз...
– Я боялся опоздать – кругом пробки. Наташа, выходи за меня замуж! Я, конечно, не дипломат! Но обещаю: у нас будет трое детей. Обещаю: все трое будут с липкими ладошками! Мама не возражает, если мы будем жить у нас. Если свекровь и невестка не поладят – уйдём на квартиру. Как тебе моё предложение?
– Соглашайся, дурёха! Не упусти шанс! – сказала проводница вагона.
– Конечно, не принц на белом коне... Но жить будете долго и счастливо! – добавила цыганка. – Тут и гадать нечего!

1998-2006