Всё было как обычно

                (из цикла «Суровые законы жизни)

     Однажды в выходной, заполдень, отец приехал в гости к сыну, захватив с собой две бутылки вина. Жили они недалеко друг от друга – каких-нибудь десять минут езды на пригородной электричке, или, если напрямую и удастся подцепить проходящую машину – то пять километров по серому асфальтовому шоссе, тянущемуся меж низеньких косогорчиков с вылинявшими пучками травы и реденькими кустиками.
     Но виделись редко. Иногда лишь один-два раза в год, иногда чаще. Впрочем, куда чаще? – у каждого свои заботы. Дела.
     Сын как раз сидел дома один – семья, пользуясь воскресным днём, ушла сообща в кино, а он остался – походил мелкими шажками по комнате, время от времени приотодвигая руки за спину, потом присел на потёртый диван, раскрыв мягко зашуршавшую газету, которая, смятая, лежала рядом; и, зевнув, поглядел на бледное небо. «Хорошо всё-таки, когда выходной, - вяло подумал он, машинально прислушиваясь к тиканью часов, поскрипыванью чьих-то шагов за стеной, гомону детей, донёсшемуся внезапно откуда-то с верхнего этажа, - ко всем тем звукам, которые составляют обычную мелодию выходного дня. – Только каждый выходной как-то незаметно и очень быстро проходит», - продолжал думать он. Потом пробежал глазами несколько статей в газете, отложил её в сторону, потянулся, и несколько мгновений поза его выражала раздумье – что делать: поспать часок или посмотреть телевизор?
     Наконец, он, видимо, решил совместить эти два занятия, урезав каждое наполовину – то есть, один глаз в телевизор, другой дремлет, и стал приподниматься с дивана, чтобы нажать кнопку под экраном, но тут зазвенел звонок.
     -А…отец…- протянул он радостным голосом, которым сразу же словно заключал пришедшего в объятия своими протяжными и хрипловатыми звуками прежде даже настоящих коротких и крепких объятий. Сын был весьма рад и доволен и от вида отца, и от бутылок, торчащих прямо из кармана пальто.
     -Молодец, что приехал, догадался…давно пора. На чём добирался-то – на электричке?.. Как здоровье? Ну, молодец, молодец, что приехал, - продолжал сын разговор в то время, когда отец стаскивал верхнюю одежду, вынимая припасённое вино. – Ого, хорошее, - произнёс сын, взглянув на этикетки.
     -А как же, у меня плохого не бывает, - довольно гудел отец.
     Сын усмехнулся этой фразе, узнав в ней обычную манеру отца разговаривать, и сказал в ответ тоже что-то такое же обычное, шутливое, чем всегда отвечал отцу на хвастовство.
     Из темноватого коридорчика прошли в залитую ровным дневным светом комнату.
     -Ну, как у тебя? – спросил отец, оглядывая квартиру, которую он давно уже не видел. Мебель оставалась вроде та же, что и прежде, на тех же местах, обои были того же цвета, однако, нет, обои были новые, с другим цветом и узором, но это ничего не меняло, как, впрочем, ничего не изменилось бы в знакомой согнувшейся спине отца, расставлявшего бутылки на столе, пейзаже двора и в деревьях за окном, если бы вся обстановка была переставлена или заменена новой.
     - У буфета дверца покорябана, а на потолке, вон там, в углу, извёстка осыпалась, - механически отметил про себя отец. И снова спросил у звеневшего стаканами сына. – Ну, как у тебя?
     - Да по-прежнему, - ответил тот. Обернулся, улыбнулся ещё раз, произвёл короткий деловой взмах рукой – готово, присаживайся.
     Включили негромко телевизор, сели напротив друг друга, и полилась беседа. Говорили, подливали вино в рюмки и взглядывали друг на друга.
     Они похожи, может и не очень, но когда вот так сидят лицом к лицу, то кажется, что и по ту, и по другую сторону стола сидит, в общем-то, один человек, только один моложе, а другой – он же, только двадцать лет спустя.
     Итак, начали пить, разговаривать. О том, что сын сейчас делает, что отец.
     - Гараж достраиваю, - булькает отец, - хороший будет гараж. Рядом гараж полковника стоит, так с моим никакого сравнения. Я и говорю ему, что это, дескать, у тебя? – непорядок, - и тут на конце фразы отец издал своё обычное весёлое хмыканье, на этот раз означавшее пренебреженье к полковнику и самодовольство.
     Сын заговорил о том о сём. о работе, но больше слушал и смотрел на отца, который, выпив, по обыкновению, шумно и обильно разговорился. Перешли на родственников, знакомых, и долго толковали о том, как там они сейчас, где они сейчас. Перебрали, с той или иной стороны, практически всех, одному пособолезновали – жена плохая, другого между собой осудили – пьёт буянит, линию поведенья третьего одобрили, вспомнили, наконец, даже каких-то, десятая вода на киселе, Вареньку с Иринкой.
     - А как там Варенька с Иринкой, дружно живут? Не разъехались?
     Опрокинули ещё несколько стопок, и с заметным похуденьем бутылок и, наоборот, повышением уровнем вина в желудках, повысился и уровень обсуждаемых вопросов: перешли на историю, международное положение, общефилософские темы.
     Сын излагал порою более оптимистические прогнозы, чем отец, и отец, ровно и часто гудя, и хмыкая временами, опровергал сына. Вот на несколько минут оба выдохлись, журчанье речей прекратилось, и повисла пауза, нарушаемая только скрипом передвигаемой рюмки, - сын водил ею по скатерти. В конце концов, оба сошлись на следующем.
     Да, жизнь есть жизнь. Она диктует свои суровые законы.
     Большая часть вина была выпита. Перед глазами заплясал весёлый хмельной туман, мешая глядеть друг на друга, впрочем, зачем это и нужно – глядеть друг на друга? Они уже и не глядели, но всем существом – нервами, затылком, натянутыми скулами – чувствовали присутствие соседа, и чувствовали постепенно разгоравшуюся неприязнь. Вот снова подул ветер, оцепенение прошло, и пламя костра отшатнулось к земле, увлекая дым и сажу… Неприязнь, изредка мелькавшая и в прежних разговорах, поднялась теперь душной волной.
     Начали говорить о своих взаимоотношениях, делах, с которыми были оба связаны. Искали подспудно сочувствие и уважение и, не находя, горячились.
     Однако взаимопонимание было. Оно не улавливалось умом, помрачённым алкоголем, но улавливалось обострёнными лихорадочно напряжёнными нервами. Это чувство, очевидно, становилось тягостным. В понятном до дна мутном взгляде противника, вызывавшем в ответ такой же неприязненный взгляд, в подрагивании руки, в голосе, во всём ощущалось похожее мелочное раздраженье. Подобно двум одинаковым зарядам, отец и сын стремились оттолкнуться один от другого, отмахнуться от своего подобия, подводившего гнусавым голосом мелочные счёты. И не могли, накрепко спаянные, накрепко посаженные вот так – рядом за стол.
     - Ты мне отроду копейки не дал, не помог, - кричал сын, - всё мать помогала.
     - Да я тебе каждый год пятьдесят рублей присылаю, - врал отец, - а.., - но сын перебивал, продолжая перечислять свои обиды.
     - Я вот тебе вина купил сегодня на десять рублей, а ты мне – хрен, я думал, тоже чем угостишь…
     -Ах так, - окончательно разозлился сын и мягкими прямыми руками в золотистых волосках пытался нашарить деньги в кармане брюк, - вот тебе десять рублей и …
     Сын на своей работе обогнал отца на ступеньку служебной лестницы, и это сейчас почему-то весьма раздражало отца-пенсионера.
     -Ничтожество…Дурак… Ничего у тебя нет, как жена только с таким дураком живёт… - начал отец. – Да я, если захочу, тебя с этой квартиры сгоню…
     И тут оба вскочили, сцепившись за грудки, и постояли в этой позе над столом. Сын глядел на отца маленькими округлившимися и ставшими похожими на пуговицы собственной рубашки глазами; у отца съехали набок очки, взъерошились волосы, и приоткрылся рот.
     Сели, допили остатки вина.
     -Только вякни ещё, - произнёс сын, - уничтожу.
     -Что-о-о?! Как уничтожишь?
     -Физически.
     Выпили, и ещё долго ругались, но отрывисто, отдельными словами и междометиями, так что посторонний человек почти ничего и не понял бы.
     Вскоре приехали жена и дети и, как обычно, отправили отца с сыном спать.
     Наутро они купили ещё бутылку, культурно опохмелились и ещё с часок мирно побеседовали.
     Извинялся за «что-то» вчерашнее, которое он сам толком не помнил и не хотел припоминать подробнее; отец добродушно гудел: «Ну ладно, ладно, однако, хм, ты порою ловок вчера бывал…»
     Потом, после дружеских прощаний и взаимных приглашений, отец уехал.
     Всё было как обычно.
23-24 февр. 1981 г.