Пять минут полет нормальный!

 

Над нашим городом давно не летают самолеты. От этого люди меньше общаются и меньше мечтают.

Остается только фантазировать.

Еще когда моя Даша была совсем крошечной, я называла ее ласково – Гагарин. Впрочем, как только я ее не называла, но звание Гагарина она получила заслуженно.

Вот как обычно у людей бывает, положишь младенчика на спину – он еще ни ползать, ни сидеть не умеет и знай себе, лежит в манежике, кроватке, в коляске… Но не Даша. Еще трех месяцев отроду, а локтями упрется, приподнимается на них, шею в себя втянет, чтобы голову держать удобнее, и пыхтит, тужится, как будто взлететь пытается. И только бы не лежать! Уж какие тут коляски, когда ребенок силится из них выпрыгнуть.

Ходишь, носишь ее на руках, убаюкиваешь и вроде спит, а только присел, как на тебе – глазенами луп-луп и давай всем корпусом поступательные движения вверх делать да ногами упираться – отталкиваться от меня же, мол, вставай, мама! Полетели! И мама – вперед! Продолжает укачивания. А Даша все не унимается, подпрыгивает в руках. И вот мы с ней уже пританцовываем, а потом, была ни была, по всем комнатам летаем.
– Даша, внимание, пролетам над стулом, креслом… Позади нас диван. Пять минут: полет нормальный!
А она что? А она улыбается до ушей. Соображает там себе что-то. И попробуй снова остановиться! Вот и говорю я ей: «Гагарин ты мой, Гагарин!».

А то бывало усадишь в коляску, уже постарше была, месяцев 6-7, а Даша каааак раскричится, хоть прячься. Что делать, достаю, беру на руки и подношу ее к коляске с другой стороны. Уже ведь знаю, чего хочет. И она, на правах капитана, берет в руки «штурвал» и сама катит коляску. Я несу летящего ребенка, ребенок везет коляску… репка за репку и – летим!
– Эх ты, мой полетун неугомонный. – Улыбаюсь я.
Теперь, конечно, времена иные. Уже считай, взрослая барышня. Не жестами изъясняется, а что надо словами вытребует и расскажет. А танцевать-то как любит, не остановишь! Да знай себе все кружится и прыгает. Но прыгать – это одна история, а вот кружится, совсем другая. Дети очевидно любят этот легкий эффект головокружения. Вот так навернет и моя юла кругов 12-15, приостановится, вижу, что вот-вот сойдет с дистанции и думаю, что хватит, а она, нет: «Исе кючи музику, цивать буду!». Включаю. Танцует.

А тут остановилась как-то раз, пошатывается, смотрит в потолок и вдруг выдает: «Небо… смоти, мама, небо…»
Говорю, какое ж это небо, потолок. Небо на улице, а в доме – потолок. «Нет, – отвечает она, – небо! Смоти, я литю…»
А сама стоит с запрокинутой назад головой и не шелохнется. Только руки расправила как птица и что-то видимо особенное чувствует. Я замерла. Не мешаю. Боюсь нарушить в процесс. Отползаю и себе начинаю пялится в потолок. Вижу старенькие, но еще неплохие обои. Понимаю, что мне в этой жизни видимо многое уже не дано. И пока я размышляю о вечном, ребенок вдруг резко меняет планы, начинает махать руками и с криками «Я уетела!» убегает в другую комнату. Только ее и видели, как говорится.

Ловить Дашу по разным углам да комнатам приходится часто. Особенно перед прогулкой. По себе помню эту пытку с раннего детства. А ну ка, сколько элементов одежды надо нарядить на ребенка перед выходом в сугроб! Не соскучишься! А над каждой деталью ведь еще и поколдовать приходится, потому как ребенок – то не буду, это «не хотю», «касий не одену, дай атий!». И я бегаю оголтелая ищу ей этот самый оранжевый шарф, или «утети» синие варежки.

И вот очередная победа. Я ликую! Едем в лифте. Выходим во двор. Даша валкой походкой осторожно ступает в снег.
– Ну ты прямо космонавт у меня!
– Камомант. – Подхватывает Даша.
Не упуская шанса рассказать ребенку что-то новое, я тут же начинаю жужжать ей на ухо о том, что первое приходит на ум о космонавтах.

– Космонавты – это такие люди, которые могут улетать на луну, подняться выше неба до самых звезд. Они летают на ракете, ничего не бояться, ходят в скафандрах, похожих твой зимний наряд…

А Даша, делая вид что ей совершенно неинтересна моя болтовня, периодически все же пытается выговорить: «Камомант…канавт…камавт».

Вечером с работы пришел папа. Ребенок радуется, носится вокруг него, как спутник вокруг Земли. Потом хватает зимнюю шапку и резким жестом, словно скафандр, натягивает ее себе на голову, так, что глаз почти и не видно. Потом набирает скорость и давай снова нарезать круги вокруг папы.
– Даша, ты что это делаешь? – Вопросительно смотрит он на нее.
– Я итаю па следам. Я каманавт. – Неожиданно для меня выдает Даша выученный во время дневной прогулки урок.
– Летаешь по следам?.. ты космонавт?
– Все, устала. Упала. – Набегавшись, делает Даша привал.
– Куда ты упала? – Продолжает любопытствовать папа.
– А луну.
– На лунуууу….. Ого. А на чем же ты летела? На самолете?
– Нет!
– На ракете?
– Нет!
Тут уж и я начинаюсь теряться в догадках. Кроме самолетов и ракет и мне в голову больше ничего не приходит. И я повторяюсь.
– Дашенька, так на чем ты летела на луну? На ракете… на самолете… на шарике…
Выдержав долгую паузу и всем своим довольным видом демонстрируя какую-то легкую усталость после космического полета Даша подняла на меня взгляд и наконец ответила.
– … итела на Панете.

Мой задор в одно мгновение сник. Я даже немного впала в уныние: ах, как сильно, должно быть, я повзрослела.
А ведь и вправду, какие там самолеты, ракеты. В нас давно пропал дух авантюризма… И вообще многое ушло безвозвратно. А ведь так все просто в этой жизни – и самолеты, и мечты, и люди... – все в одной упряжке. Надо только немного проще смотреть на жизнь. И ценить главное – ощущение полета, независимо от возраста, времени и взглядов. Ведь оно, ощущение это, всегда совсем близко, внутри, и даже, оказывается, на каждом потолке в каждом доме.
Вот так, одел «сяпу» на голову и – полетел…