Окаянная Гл. 2, 3

Гл.2

Следующие три дня Степанида прибиралась в доме. Каждый уголок вычистила, все перестирала, окна вымыла, самовар натерла до блеска, хоть, кроме травок да цветочков с веточками – земляники, малины, груши, больше нечем чай-то тот заварить.

Но это женщину не огорчало, лишь бы Андрей вернулся, а там как-нибудь все устроится. «Раз в войну выжили, теперь уж не пропадем», - так думала, и огромная радость захлестывала, что услышал Господь людские молитвы, прекратил это безжалостное кровопролитие.

К концу мая в поселок стали возвращаться мужчины. Каждый день по счастливому поводу то в одном доме, то в другом допоздна горел свет и слышались голоса, с песнями и гармонью.

Всеобщая радость, веселье, надежда на счастливое будущее, можно сказать, преобладали,  но и слез выплакано немало за черными глазницами окон,  где не дождались кормильца или любимого. Женщины, чьи мужья, либо сыновья не могли уже вернуться, ибо доподлинно было известно, где и в каком бою сложили они свои буйные головы, прятали скорбь свою от всех, украдкой вытирая слезы.

Лукерья, в отличие от других, не горевала, слепо веря в возвращение своего Семена. Она глаз не сводила с проселочной дороги, ведущей в город. Когда в клубах пыли показывалась полуторка, женщина выбегала к самой обочине и стояла до тех пор, пока с предельной ясностью не видела, что кроме Николая, местного шофера, в машине никого нет.
 
 А когда в кузове или кабине желтела чья-либо гимнастерка, сердце замирало, пропуская удары. Вглядывалась в незнакомые черты, пытаясь найти свое родное, снимала с головы косынку и радостно махала проезжавшим,  до тех пор, пока не скрывались они за поворотом.
 
«Значит, не сегодня, - успокаивала себя, потому что доехать до станции можно было единственным поездом, который проходил здесь ранним утром, и радовалась все равно. - Еще к кому-то заглянет счастье в дом».
 
Андрей тоже пока не вернулся. Степанида каждый день что-то готовила из съестного, чтобы в кастрюлях была еда на случай долгожданной встречи. Запасы муки и круп стремительно уменьшались, и пополнить их никакой возможности пока не было. Зато в огороде, пригретая теплым весенним солнышком, поднималась зелень, взошел щавель, укроп, лук.

«Курицу зарублю, - решила женщина, забирая яйца из-под единственной несушки, - старая квочка хорошо сидит, через две недели цыплята выведутся, даст Бог, к зиме опять будем с молодыми курочками».

С возвращением мужчин, ожил и поселок. То тут, то там люди собирались по несколько человек вокруг фронтовика, пытаясь хоть что-то узнать о своих. Выясняли, кто на каком фронте воевал, не встречал ли «моего Ванюшу… Николая… Макара… Лидочку…?»

Эта долгожданная радость, со слезами на глазах, перемешивалась болью потерь, но, в то же время, люди объединились в едином порыве, чтобы откликнуться на призыв партии и правительства – восстановить страну в короткие сроки.

Здесь, в западных предгорьях Среднего Урала, была совсем другая война, без бомбежек и боев, но тоже полная жертв, страданий и разрушений. Тяжелый, изнуряющий труд в тылу помогли приблизить Великую Победу и одержать ее с триумфом.

Люди, измученные непосильным трудом хотели передышки, ведь на время войны были отменены все отпуска, рабочий день длился двенадцать часов, единственный выходной не позволял восстановить растраченные силы. Но до спокойной и размеренной жизни было еще далеко.
 
- Мам, - Маша держала в руках газету «Уральская кочегарка», - на шахту «Капитальную» требуются девушки-навалообойщицы. Я пойду после школы.

- В шахту? Мария, ты в своем уме? – Степанида взялась за сердце. – Это чисто мужская работа, девочка. Тяжелый труд под землей на глубине восемьсот метров!
 
- Там зарплата три тысячи, мам! Комнату дадут в общежитии, не за горами и квартира. Здесь написано, что уже к сентябрю два дома для семей шахтеров начнут строить.

- Доченька, читай внимательно – для семей.

- Мам, но я же не век буду одна. Тоже замуж выйду.

- Маша, какой замуж? Тебе только пятнадцать лет.

- Подумаешь, два-три года осталось, - не унималась дочь.

Степанида считала этот разговор преждевременным. Вот вернется Андрей, тогда и решится, как жить дальше. До войны ведь всей семьей собирались в Кизел переехать, да вот не успели…

Женщина сама тяжело работала с ранних лет, не о такой доле она мечтала для своих детей. Хотела Машку в горный техникум отправить или в медицинское училище, с образованием – оно всегда полегче, не угольную пыль глотать под землей, света белого не видя. Но ничего говорить не стала, отложила разговор до поры…

В поселке Шахтинском тоже жили семьи горняков, а с августа сорок первого почти в каждой семье еще и эвакуированные, в основном рабочие Киевского станкостроительного завода.

Только выпускали они уже не станки. Разместившись в зданиях недостроенной обогатительной фабрики, пришлось переквалифицироваться на изготовление минометов, а с апреля 1942 - танковых узлов для Нижне-Тагильского завода, выпускавшего Т-34.

Хотела Степанида туда податься за заработком, да дети ее удержали. Алешке в начале войны только пять лет, Машке двенадцать, как оставить детей на хуторе на целые сутки? Ведь смены длинные, плюс дорога до шахты. Да и там – каторжный труд. А беглые ЗЭКи? В округе несколько учреждений системы ГУЛАГа. Побеги – частое дело среди заключенных.

А с собой детей забрать – тоже не выход, эвакуированным жилья не хватало. Цены на все аховские, ведро картошки стоило 300 рублей, да и той было не купить. А здесь, как-никак, своей земли кусок. Хоть и не богатый урожай снимали, климат-то суровый, лето холодное, но на семью вполне хватало, ягоды и грибы очень выручали, так и продержались. Ягоды в том же поселке на детскую одежду выменивала, деньгами тоже брала, чтобы муки да соли купить.

В сорок третьем Лешку в школу определили, а Степанида пошла работать в прачечную при госпитале. Хоть и тяжелая работа, в воде, в кипятке, но женщину график устраивал, успевала и сына в школу отвести, и выходные дни выпадали в субботу и воскресенье. Платили, правда, сущие копейки, но это лучше, чем ничего.

Мария, сама того не ведая, подтолкнула Степаниду к размышлениям. Женщина понимала – эвакуированный завод скоро уедет, как только восстановят разрушенные цеха в Киеве. Уедут и люди, возможно, даже свои потянутся в теплый край за лучшей жизнью. Достроят обогатительную фабрику, появятся новые рабочие места, жилье тоже построят. Ведь война закончилась, все станет на свои места, и мечты, отодвинутые лихолетьями, начнут осуществляться.

Гл.3

Мечту свою Стешка хранила глубоко в сердце. Здесь, на хуторах, построенных когда-то старообрядцами, семья девушки жила не всегда. Отец ее Прокопий родом с Алтая, во время Гражданской войны отступал с Колчаком в Сибирь, был ранен. Бросили его на произвол судьбы, а простая крестьянская женщина, жившая на этом хуторе, выходила мужчину.
 
Пока раны лечил, присмотрелся к местности. Узнал, что совсем рядом и находятся известные Лазаревские рудники, князь держал когда-то в своих руках более семидесяти процентов угледобычи.
 
Залежи из земли никуда не денутся сами по себе. Понимал это отец Степаниды. При любой власти разработка месторождений продолжится, по сути, в этом деле с приходом Советской власти ничего не менялось. А это значит, что будет работа, будут средства для жизни и помощи детям.

Вернулся он на Алтай, забрал семью и переехал сюда. Выбрал одну из заколоченных изб, впоследствии срубил новый терем, чтобы места хватило всем детям, коих у него родилось четверо. Место красивое, речка Вильва, ее притоки Усьва и Косьва, рядом тайга, горная гряда. Богатств лесных не мерено, тишина и покой.  Правда, холодное время длится почти полгода, но ко всему люди приспосабливаются.
 
Лукерья как раз и была дочерью той, спасшей Прокопия, женщины. Девочки, Стешка и Луша, с малых лет росли вместе, в поселковую школу ходили, а когда детство закончилось, вместе о женихах мечтали.
 
До шахт в то время было еще далеко, это потом уже появились новые выработки, и продвинулась промышленность почти к хуторам, до поселка проселочной дорогой километра три оставалось, не больше.
 
Окончив ремесленное училище, Степанида пошла работать учетчицей на шахту, на самый трудный и опасный ее участок – «Владимировка», где работы велись с помощью отбойных молотков, уступами. Здесь люди рисковали жизнью, часто случались обвалы, техники никакой не использовали из-за тонкого угольного пласта.

Здесь Стешка впервые и встретила Андрея. Парень оказался приезжим, как и многие молодые люди, работающие в той шахте. Местные лучше ориентировались, с трудного участка старались перевестись туда, где труд более механизирован и не столь опасен.

Когда после выхода горняков из забоя Степанида выдавала им документ на оплату труда, она подсмотрела фамилию парня – Кудрявцев. «Красивая русская фамилия, - подумала девушка. – Вот бы мне такую!» Свою фамилию Ныробцева девушка считала неблагозвучной.

Как и в какой момент крылатый ангел пускает свои стрелы, людям неведомо, но с того дня Стешка глаз не спускала с Кудрявцева. Да и он, нет-нет, да и призывно улыбнется, встретившись с красавицей взглядом.

Это Стешке исполнилось только семнадцать, а парень армию отслужил, готовый жених, можно сказать. Только на первый взгляд он казался стеснительным и скромным, а на самом деле мужская сила и напористость являлись его отличительными чертами.
 
На первом же свидании Андрей поцеловал девушку, чем окончательно ее покорил. А спустя три месяца, из которых половину времени парень работал под землей, он попросил у Прокопия отдать за него свою младшую дочку.
 
Жить молодые стали на хуторе, с родителями Степаниды. К тому времени остальные дети Прокопия уже покинули отчий дом. В большой избе всем хватало места, а вскоре Стеша забеременела. Андрей сразу настоял, чтобы молодая женщина ушла с вредной работы.

В восемнадцать Степанида родила девочку, которую нарекли Марией в честь Пресвятой Девы. Верочка родилась через три года, а спустя еще четыре  на свет появился Алексей.

Андрей работал, содержал семью, да и Прокопий еще был не старый, без дела не сидел, служил охранником на зоне. Фактически на хуторе находились только женщины и дети. Держали огород, скотину, кур. Для жизни всего хватало.

История умалчивает, какие счеты были у Прокопия с заключенными, но беглые однажды пожаловали на хутор. Возможно, они просто жаждали крови за те лишения, которые выпали на их долю, или не согласны были с той властью, которая вынесла им обвинительный приговор, но явились они отнюдь не с добрыми намерениями.

Сначала они зашли в соседский дом, ограбили и расстреляли в собственной хате родителей Лушки. Та же участь постигла и мать Степаниды, Авдотью. Услышав выстрелы, она выбежала на улицу с маленькой Верочкой на руках. Даже дитя малое не пощадили…

Сам Прокопий в это время находился в сарае, он только явился с ночного дежурства и управлялся по хозяйству. При попытке дать отпор бандитам, был насмерть заколот вилами.

Маленький Алеша беззаботно спал в это время в люльке, а Степанида с Машенькой пошла в лес за ягодой. Андрей находился в штольне.

После похорон убитая горем женщина и завела разговор с мужем о переезде в город. Все-таки среди людей спокойнее жить, чем в лесу. Расплодившиеся, как грибы, в 1938-1939 годах исправительно-трудовые лагеря, в которых содержалось более двадцати тысяч заключенных, стали угрозой местным жителям. Только в ближайшем к ним городе Кизеле из шестидесяти тысяч жителей, более двенадцати тысяч находились по ту сторону колючей проволоки.

- Обязательно, Стешенька, обещаю тебе, - сказал тогда Андрей.
 
Прошло какое-то время, относительно спокойно все было в округе. Вернулась из города в свой дом Лукерья, и Степаниде стало веселее. Боль утраты со временем утихла.
 
Однажды Андрей пришел с работы в приподнятом настроении. Шел 1940 год. Он с порога объявил, что начальство обещало его за хорошую работу перевести на строящуюся обогатительную фабрику. Там и заработки хорошие, и условия совсем другие, и будет жилье в городе. Ждать оставалось совсем не долго.

Но тем планам не суждено было осуществиться, грянула война…

Продолжение следует http://www.proza.ru/2017/11/30/1221