Принц и бродяга. Часть первая

***
- Зима предстоит тяжелая, - вздохнул отец. - Не знаю, как протянем до весны. Амбары у наших кормильцев пусты – неурожай.
- Когда на полях пусто, всем худо: и кормильцам и нам, - сказала мать.
- Но перебираться в амбары все равно придется. Там хоть и пусто, зато зимой тепло и сухо.

На этом семейном сходе одним осенним вечером приняли непростое решение касаемо старшего сына.
- Иди, сынок, в город за лучшей долей. Всем нам до города не дойти. Сам знаешь, сестрица твоя больна. А ты попытай свое счастье. Авось при хороших людях пристроишься, не прогонят. Городские харчи – дармовые: не надо спозаранку вставать на зиму запасы делать, не надо охранять эти запасы, выгадывать-выкраивать каждое зёрнышко зимой, считать денечки до тепла. В городе едят сколько влезет и не думают о завтрашнем дне. Так говорят бывалые. Мы с твоей матерью отродясь в городе не бывали, но вот дед Матвей отъедался на городских харчах, его брат, дед Ануфрий тоже гостевал на городских помойках. И потом, как говорят бывалые, на городских ярмарках нашему брату раздолье, пиршество.

- Сынок, может, сыщется там твой дядька, он еще на позапрошлой неделе в город подался. Ступай, не думай о нас. Зима грядёт порожняя, стылая – переживём, как бог даст.
- А ежели не переживём, тебе думать надо о себе – спасайся, уходи. Не дели с нами нашей участи. Не казни себя и не вини. Ты молод – тебе жить. Нам ты здесь ничем не поможешь. И сестрице своей ничем не поможешь. Утешь себя этой мыслью и ступай с богом!

Вот так и оказался маленький крохотный мышонок ранним осенним погожим утром один на один с огромным и неведомым миром, который простирался перед ним. Там, впереди, за холмами – город. Позади – милая и родимая сторонушка, где всё лето резвились мыши-малыши на лугу, спали в стогах сена, грызли молодой овёс, охотились на кузнечиков, спасались бегством, бросаясь врассыпную, от зоркого орла с могучими крылами и крючковатыми острыми когтями, прятались в густой ржи от ласки и хорька. Каждая кочка, каждый овражек – хожены-перехожены, лазаны-перелазаны. Сыпались, конечно же, на голову Серому тумаки от старших собратьев по играм – не без этого! Все равно – милый дом, милый край, милые матушки и батюшка, бедная милая сестрица! Жаль терять все это даже взамен на сто тысяч помоек! Если бы не Засуха…

Кто знал, что на землю с середины лета обрушится Засуха – воинствующая старуха, отводящая стороной спасительные грозовые тучи, поднимающая столбом пыль по земле, опустошающая поля. Травы увяли, колоски пожухли, ручьи усохли, землю избороздили трещины. Человек схватился за голову и заплакал – он разорен. В своих закутках заплакали мыши. Всех страшила голодная зима.

***
Кончилось беззаботное лето – кончилось детство. Ни мамки, ни папки рядом, ни сестрёнки-хромоножки, ещё весной подвернувшей в играх лапку... Не будет впредь забав, впереди – опасный тревожный мир, и пугающий и манящий одновременно.

На прощание мать посоветовала Серому заглянуть в церквушку у реки.
- Там живёт старая Изида. Она бедна как все церковные мыши, но авось у нее найдётся для тебя краюха хлеба в дорогу, да пара советов: она из городских – знает, что к чему. Там же у реки амбар, куда мы переберемся к зиме. Вот думаю, не приютит ли старая Изида твою сестрёнку у себя?
- Что ты! Она сама бедствует, перебивается кое-как. Церковь – не амбар, - возразил отец.
- Зато там огарочков много от сальных свечек. Мы и не мечтаем о разносолах.
- Приход охраняет кот Тимофей. Уж кот известен в округе своей свирепостью насчёт любителей сальных огарочков. Так что огарочки еще добыть надо, - ворчал отец, - И ты под бок этакому извергу дочь подсунуть хочешь?

Позади остались браниться родители. Впереди – пустая пыльная дорога, которая, как утверждали бывалые, путника приведёт в город. Добрёл Серый до церквушки. Потоптался у приоткрытой двери, и двинулся дальше. Уж больно страшен в его воображении рисовался церковный кот. Котов в своей жизни Серому еще не доводилось видеть. Поэтому рисовал Серый в своем воображении этого изверга с орлиным хищным клювом, с огромными острыми когтями и мощными крылами.

Однако не успел Серый сделать несколько шагов прочь от епархии кота Тимофея - его окликнула старая Изида. Должно быть, она грелась на солнышке где-то неподалеку.
- Ты чего хотел? – спросила она Серого.
Серый растерялся – его молчание можно было расценить как неуважение к старшим. Когда старшие спрашивают – надо отвечать. Но старая Изида – мудрая, и к манерам юного мышонка не стала цепляться. Она, убеленная сединой, разбиралась в мышах.
- Что, подался в город?
- Да, и матушка сказала, матушка…
- Догадываюсь, что твоя матушка сказала тебе. Чтобы ты навестил старую Изиду? Она даст тебе дельных советов и краюху хлеба в дорогу?
- Верно! – опешил Серый. Он уставился с неподдельным интересом на старую Изиду. Откуда ей известно то, о чем говорилось на семейном совете. Семейный совет не для чужих ушей. Неужели старая Изида подслушивала?! Неужели пожилая мышь способна на такое?!
Но старая Изида усмехнулась в свои усища и лениво сказала:
- Ты на этой неделе третий. И всем дай дельный совет и краюху хлеба. Миграция принимает угрожающий характер. Где я напасу на вас на всех столько краюх хлеба? А совет один: думай головой, но слушай интуицию. Если не дурак, то выплывешь. А дураку советы не пригодятся: дурак на то и дурак, чтоб сгинуть и пропасть. Жизнь – тяжелая штука. Это вам – не в салочки играть. Ну, иди с богом!
- Спасибо, - промямлил Серый и пошел прочь.
- Эй, - окликнула старая Изида мышонка. – Ты забыл взять краюху хлеба в дорогу. Бери, пока добрая.

***
Брёл Серый по дороге, пока сумерки не накатили на землю. Уставший голодный путник забрался в трухлявый пень, улегся на сырую землю и стал смотреть в изрешеченный трухлявый потолок пня на звездное небо. Небо блистало огнями звезд, однако не так сильно, как блистает ночью. Но вот подкатила глубокая ночь, проглотив без остатка сумерки, и звёзды на небе засияли в полную силу.

И чем больше Серый смотрел на небо, тем более света прибавлялось: словно все новые и новые звезды зажигались в небе. Не удержался мышонок и покинул убежище, сгораемый от любопытства. Такого сияния в своих пенатах он никогда не наблюдал. И это были огни не звездного неба: лился поток света откуда-то сбоку. Серый позабыл наказ матери не покидать без надобности безопасный приют, и выполз из укрытия. Взобрался на пригорок и его тут же ослепили тысячи огней: в долине мерцал тысячами огнями ночной город. Можно было подумать, что в долину на какую-то важную ассамблею слетелось тысячи светлячков! Завороженный зрелищем, мышонок остолбенел как суслик. Но затылком почуяв опасность, обернулся и в ту же секунду увернулся от проносящейся в полете со свистом, совы с тяжелыми крылами. Серый «нырнул» в ближайшие заросли травы. Крылатое чудовище, сделав вираж, вернулось, чтобы повторить таран. Мышонок на время притаился в траве – пусть сова думает, что его след простыл. Надо отсидеться в укрытии. Серый помнил наказ отца не терять ни при каких обстоятельствах самоконтроль и боеготовность. Но кто, положа руку на сердце, слушает наказы взрослых. Мир полон опасностей. Но этот же мир манит и завораживает, заставляет познавать его, удивляться ему.

Однако более любоваться ночным городом охота пропала.
Серый осторожно выглянул из укрытия: совы по близости, кажется, нет. Он по-пластунски дополз до своего безопасного приюта: здесь надо отлежаться до утра, и спозаранку «брать город штурмом». Краюха хлеба, милостиво данная старой Изидой, уже изгрызла. Чтобы не думать о еде, Серый стал думать о сестрице. Жалость к сестрице щемила сердце Серого и разрывала сердца мамочки и папочки. Еще весной она подвернула лапку. Всё лето сестрица чахла день ото дня. Мышь Лукерья из соседней норы поила болящую отварами на травах и кореньях, но ничего не помогало. Вот тогда она и сказала ее родным: «Зиму ей не пережить». Серый и не помнил, как забылся сном. Проснулся - в потолке трухлявого пня блистает солнце. Пора в дорогу!


Продолжение следует...

Принц и бродяга. Часть вторая
http://www.proza.ru/2017/11/29/1712