Принц и бродяга. Часть седьмая

***
Конечно же, юный читатель или ещё более юный слушатель, ты уже догадался, что у лап кота лежал не Серый. Фердинанд снизошел в такой ситуации до того, что спустился в подвал мясной лавки, где мышей водилось видимо и невидимо. Там-то он и поохотился славно и довольно скоро. В обычной жизни подвал кота не интересовал. Раз «подвальные» мыши хозяина мясной лавки не беспокоят, то Фердинанд «закрывал глаза» на «подвальное мышиное соседство». Потому подвальные мыши жили припеваючи, потеряв за многие годы мирного существования с грозными соседями всякую предусмотрительность и осторожность. Питались они исключительно в ночное время суток из мусорных баков на заднем дворе мясной лавки. Мусорные баки были полны деликатесов, ведь эти баки и этот мусор принадлежали исключительно хозяину мясной лавки. Если бы мусорные баки принадлежали сапожнику или плотнику, подвальным мышам жилось не так славно. Потому подвальные мыши мясной лавки не наведывались в саму мясную лавку: еды им хватало на заднем дворе.

Можно и дальше повествовать о жизни мышей городских подвалов, зная наперед – какой вопрос мучит пытливого читателя и не менее пытливого слушателя. А где же Серый? Куда он запропастился? И смилостивится, наконец, над ним судьба?

Итак, вернёмся к нашему герою. Пока, конечно, он никакой не герой, а несчастный персонаж повести. Серый, уверовав, что кот ему теперь не причинит вреда, отдышался и побрёл по вентиляционному тоннелю в поисках выхода. Есть хотелось невыносимо! Хоть краюху хлебной корочки, хоть огарочек сальной свечки… Вот что беспрестанно занимало голову бедолаги, когда он продвигался в поисках выхода по темным коридорам лабиринта. И вот за очередным углом забрезжил свет… Послышались какие-то голоса и запахи… Шатаясь, он приблизился к решётке на боковой стенке короба и осторожно выглянул.

То, что он увидел, поразило его до глубины его мышиной души. Посреди комнаты с розовыми обоями, в розовой колыбельке на розовых перинках лежала невероятно белый зверёк с розовым хвостом. Зверёк не шевелился, не подавал никаких признаков жизни. Лишь его белые-пребелые усища едва вздрагивали. Зверёк похож был на собратьев мышиного рода. Но его окрас?! Рядом с клеткой, в которой и была мышиная колыбелька, на кушетке лежал белоснежный котёнок ангорских пород с бархатными лапками, с розовым бантом на шее. Котёнок мурлыкал в такт мазурки. Девочка в розовом платьице музицировала за роялем. На столе и на самом рояле стояли тарелки, и на тарелках в превеликом количестве лежало всякой превкусной снеди.

Серый никогда в жизни не видывал этакой снеди, но даже на таком расстоянии от тарелок, он безошибочно определил по запаху, что ничего вкуснее на свете нет и быть не может. Мазурка плавно перетекла в менуэт, затем – в полонез. Но Серый к этому времени заснул мертвецким сном у самой решетки. Во сне проплывали, то появляясь, то исчезая, харя Фердинанда, морды уличной шпаны, белый зверёк мышиной породы с розовым-розовым хвостом. Вот пролетели тарелки со снедью, а вслед за тарелками пролетел хозяйский башмак, а вот над ухом ласково заговорила матушка: «Иди в город, сынок, здесь пропадешь совсем, сгинешь с голоду».

Должно быть, Серый что-то ответил матушке, так как резко проснулся от вопроса:
- Эй, кто здесь? – спросил кто-то с сильным акцентом.
Серый очнулся и уставился на говорившего. Комната приобрела другие очертания. Свет сделался приглушённым, девочки в комнате уже не было. Белого котёнка с бантом тоже. Спрашивал Серого белый зверёк мышиной породы, спрашивал с испугом, замешенным на любопытстве.
- Не гони меня, - жалобно пропищал Серый. – Некуда мне податься. Насилу убежал от вашего свирепого кота.
- От Фердинанда? – любопытство Белого росло. – Ты смог удрать от Фердинанда?
- Сущий зверь! Я ещё ничего не сделал…
- Тебе и не надо ничего делать. С мышами у Фердинанда разговор короткий…
- Ты тоже мышь, но тебя коты не трогают!
- Да, Фердинанд и Белый Пушистик не смеют меня трогать! У меня привилегии! У меня статус!
- Не понимаю.
- Я – принц Ральф! Королевских голубых кровей!
- Позволь мне съесть краюху хлебушка, принц, - пропищал Серый. - Мочи нет! Три дня ничего не ел.
- Изволь, - разрешил Белый принц, - Спускайся к столу.

***
Если у тебя, милый читатель или не менее милый слушатель, интерес к этой истории ещё не пропал, читай и слушай дальше. Однако минут на пять может отвлечься от книжки, – мышонок набросился на еду, и пока он не набьёт свой желудок, история никуда дальше не двинется. Меня, добросовестного пересказчика этой истории, очень беспокоит эта невоздержанность к еде. Надо вовремя остановиться, даже если перед тобой сто тысяч вкуснятин. Если ты, юный читатель и юный слушатель, не знаешь, что бывает после обжорства, спроси у старших. Уж им-то хорошо известны последствия чревоугодия!

Вот и мышонок, утолив голод, опьянел от изобилия еды и потерял всякую бдительность и боеготовность. Одурманенный едок осоловел, повалился набок и захрапел.
Белый принц был уязвлён: рамки приличия не позволяли в гостях есть в три горла. И те же рамки приличия диктовали хвалебные благодарные речи хлебосольным хозяевам. И уж совсем невежливо в чужом доме храпеть. Но мышонок крепко спал и во сне улыбался. У каждого жизнь чередуется белыми и чёрными полосками. Серый, кажется, прошёл череду чёрных, и с появлением в его жизни Белого принца вступил на белую полоску свой жизни.

Так что у тебя, милый читатель или не менее милый слушатель, появилось ещё пять минут на то, чтобы выпить с мамой чашечку чаю. Можно даже с плюшками, только не увлекайся. А то потеряешь самоконтроль и боеготовность! Знаешь, в нашем мире эти качества нельзя ни в коем случае терять! Каждый в своей жизни может повстречать Фердинанда или что-то в этом роде!

***
- А что это такое – принц? – наконец поинтересовался Серый. Он уже отошёл от сна и теперь без остановки уплетал новую порцию вкусной снеди. Белый принц не мешал этому мероприятию, терпеливо ждал. И, наконец, дождался вопроса, который поможет нежданному гостю осознать, с какой важной особой королевских кровей его свела судьба.
- У нас, белых мышей – особая порода. Нас мало и потому нас покупают за большие деньги. Люди любят и ценят нас. Им приятно с нами играть, гладить нашу шерстку, баловать вкусностями. За нами ухаживают. Коты не смеют нас обижать.
- А нас гонят отовсюду. Почему ты говоришь, коверкая слова?
- Я не местный, - ответил Ральф.
- Я тоже не местный, - сказал Серый. – Я живу за городом.
- А мои предки живут за горами, за лесами, за морями. В Гималаях. На этой земле мы - чужестранцы, потому мы говорим с акцентом.
- Я так и не понял, почему коты и люди вас не обижают? Объясни мне – в чём разница между нами?
- Принцы – наследники королевских династий. Мы – избранные. Нас мало – и потому нас любят. А вы – народ. Вас много – поэтому вас не любят.
- Ничего не понимаю!
- Видишь, на лицо первая разница! Ты не блещешь умственными способностями!
- Неправда! – обиделся Серый. – Просто устал – последние деньки выдались такими напряженными.
- Есть еще отличие. Вы прогрызаете пол, портите мебель. Питаетесь с помойки. А мы брезгливы к помойкам. Мы никогда не опустимся до ваших помоек. У нас королевский рацион.
- Это ты ещё не понюхал, что такое Засуха. Ведь могут наступить такие времена, когда последняя помойка – станет подарком судьбы! – возразил Серый.
- Типун тебе на язык! – испуганно заверещал Ральф. – Никогда! Никогда не бывать этому! Но есть и видимое отличие! Ты не только тупоглуп, но ещё и слеп!
- Ты хочешь, сказать, что люди тебя холят и лелеют, потому что ты белый?
- А разве это не очевидно? – искренно удивился принц.
- То есть, если завтра все серые мыши перекрасят свои шерстки в белый цвет, то их жизнь сделается королевской?
- Как это перекрасят? – возмутился Ральф.
- Так же, как это делают люди. Я два дня прожил у своего дядьки в цирюльне. И самолично видел, как одну брюнетку превратили в блондинку.
- Мы белые от природы! Так природой заведено – мы голубых кровей, а вы – плебеи. Мы – аристократы, а вы – народ. Вам не положены привилегии, какие есть у нас. Так заведено!
- А разве это справедливо?
- А кто тебе сказал, что в мире есть справедливость? – торжественно и назидательно изрёк Белый принц.

Серый приуныл. В его голове вследствие некоторого опыта созрела очевидная мысль, что белая полоска в его жизни, скорее всего, будет узенькой. И сегодняшнее чревоугодие – это маленькая передышка перед новыми жизненными испытаниями, которые преследуют всех серых мышей. И вот казалось, его должны переполнять всяческие благодарности к хлебосольному хозяину. Ан, нет, в душе росло глухое раздражение: как это так – одним всё и без особых усилий, другим – вечные испытания.

Принц почуял, что перегнул палку. И чтобы загладить неловкость, образовавшуюся между ними, примирительно сказал: «У тебя милый серебристо-серый окрас. Может быть, тебя тоже кто-то полюбит и приютит».
- Меня уже любят!
- Кто? – ехидно оживился Белый.
- Маменька и папенька, сестрица-хромоножка. Мне другой любви не надо.
- Даже если найдётся покровитель, как у меня? – ехидство Белого возрастало. Надо пришельца всё-таки поставить на место. – Отчего же ты бросил тех, кто тебя любит, и торчишь здесь, у меня время крадёшь пустыми разговорами?
- Если бы не Засуха, я бы ни за что не покинул свою семью.
- Эта ваша Засуха страшнее нашего Фердинанда?
- Страшнее намного. Она убивает людей, убивает наши колонии. Многие покинули свои каморки и отправились в город. Если бы ни эта проклятая Засуха, я ни за что не покинул бы свою семью!
- Расскажи мне о своей семье. Малышом меня подарили девочке. Я ни знаю, как это иметь семью. Я принадлежу девочке. И за то, что я благородных кровей – у меня золотая клетка, розовые перинки, и куча привилегий, коих у вас нет и, никогда не будет.
- Я расскажу, но давай позже. Меня опять клонит в сон.
- Спи - сколько влезет, и никого не бойся.
- И даже девочку, и даже Белого Пушистика?
- Вот что, - деловито распорядился Белый. – Лезь под мою колыбельку. Клетку я закрою. Никому не позволено дотрагиваться до моей клетки. Пушистку особенно.

И Серый полез под колыбельку. С колыбельки свисал подол розовой перинки. Здесь было тепло, уютно, хорошо. И Серый тут же провалился в сон.


Продолжение следует...

Принц и бродяга. Часть восьмая
http://www.proza.ru/2017/11/29/1725